Вся правда о небожителях Соболева Лариса

– Это ее не оправдывает. К нам попала записная книжка Камы с расписанием встреч, одного человека мы выяснили – Покровский…

Эрик кивнул, мол, знаю этого типа, и рассказал:

– В тот день у него состоялся суд, он благополучно развелся, а в «Нэпмане» Кама ему сказала: вернись к жене, тебя простят. А сама приняла кольцо от него, ну, типа согласилась выйти замуж. Хохотала она жутко в моей машине.

Да, теперь понятно, почему мужика увезли из «Нэпмана» на «Скорой». Артем и Вовчик про себя одинаково посочувствовали бедолаге: семью разрушил, наверняка восстановил детей против себя, потратил кучу бабок, а взамен ничего не получил. Безусловно, у него есть мотив замочить Каму, осталось справиться у докторов, как поживает его сердечко. Если даже он лежит в больнице, но сердце в норме, второе место после Рогозина в списке подозреваемых он займет по праву. Артем показал Эрику страницы ежедневника с зачеркнутым расписанием:

– Что произошло? Почему несколько дней зачеркнуты?

– Она боялась Рогозина, – ответил тот. – Ольга Митягина…

– Ты с Митягиной знаком? – перебил его Вовка.

– Знаком. Так вот она приехала к Каме, привезла ее же портреты в качестве доказательства, что Рогозин знает, кто убил жену. На площадке у них камера стоит…

– Понятно, – не захотел слушать дальше Артем. – Ты знаешь, с кем Кама встречалась в кафе «Север»?

– Отвозил ее туда. С жены Хацко Кама получила тридцать штук деревянных за фотографии мужа.

– Хацко однофамилица…

– Нет, та самая, что заведует каким-то отделом в администрации. Говорят, сволочная баба. Ее муж не бросал жену, ну и получил удар ниже пояса. А если б развелся, все равно получил бы удар в то же место.

– Может, на этих снимках он есть?

Артем разложил фото на столе, Эрик указал физиономию Хацко, после и с зашифрованными именами разобрались. Это мужчины, к которым Кама только подбиралась, нагадить им не успела, следовательно, мотива у тех не могло быть. Учитывая ее безбашенность, логичным было задать еще один вопрос. И Артем спросил:

– Больше она ничем не отличилась, никому не навредила?

Всего о своей уникально-маниакальной подружке Эрик, конечно, знать не мог, но Артем не прогадал, точнее, угадал сущность этого странного зверька по имени Камилла, ибо ее друг сомневающимся тоном произнес:

– Как будто нет… Только свадьбу расстроила.

– Ну-ка, ну-ка, подробнее, – заинтересовался майор.

– Дело было за неделю до визита к Алисии, в субботу. Мы ехали мимо Дворца бракосочетания, Кама попросила остановиться. Я припарковался, а там народу тьма, стояли группами, в каждой по жениху и невесте. Кама зашла внутрь…

– Так просто зашла? – спросил Вовчик.

– Во Дворец бракосочетания не выписывают пропуск, – парировал Эрик. – Ее не было минут двадцать. Смотрю – несется, будто за ней гонятся. Упала на сиденье, дала команду отъезжать, сама хохочет как ненормальная. Потом выяснилось, что одна пара распалась не без ее помощи прямо перед регистрацией. Я не стал вдаваться в подробности, наорал на нее, мы чуть не поссорились.

Информации было достаточно, чтобы взяться за нее, засучив рукава. Артем попросил Малюкова оставить контактные телефоны и адрес, засим отпустил его. Но вдруг, когда тот был уже у двери, прищелкнул пальцами, останавливая Эрика:

– Постой! Извини, но таков порядок, мы обязаны знать. Сам-то ты где находился в момент убийства Камы?

– В дороге. Пардон, подтвердить это некому, я перегоняю машину один, выехал в ночь и сюда добирался ночью.

– Может, ты останавливался где-то, например, на заправке? – подсказал Вовчик, где добыть алиби.

– А я днем заправился. М-м-м… – Эрик почесывал затылок в поисках важного свидетельства. – Вы можете позвонить женщине, которой я перегнал тачку, я прибыл туда утром. И гостиница! Я остановился в гостинице «Роза ветров», поспал до вечера, купил билет на автобус – ехал назад с пересадкой.

Артем безмолвно положил лист на стол и авторучку, что означало: пиши телефоны, название города и так далее. Эрик списал номер счастливой обладательницы авто со своего мобильника, а гостиничных номеров не знал, но выяснить их не проблема. После его ухода Артем, потирая ладони, давал задания Вовчику, нагружая его по максимуму, да осекся на полуслове, услышав голос, который мечтал никогда не слышать:

– Можно? – А сама уже стоит в кабинете.

Есть ситуации, когда готов провалиться сквозь землю от стыда, ибо тебя поставили в положение негодяя перед коллективом уже тем, что на обозрение вынесли животик, от этого выпуклого факта не открестишься. Хочется провалиться и пролететь через весь шарик насквозь, чтоб очутиться там, где Лика его не найдет. И от ярости Артем был готов провалиться хоть в преисподнюю, потому что отчетливо слышал другой голос, который никто не слышал, кроме него: она беременна не от тебя. Конечно, ему так хотелось, он принимал отсутствие отцовского инстинкта, а также жгучее желание разоблачения лжи за голос интуиции. Собственно, теперь без разницы, чей это ребенок, отцом общественное мнение будет считать его, даже если Артем получит доказательства ее обмана.

Вовка перепугался за друга, который на глазах побелел и сжал кулаки, он поспешил выставить Лику вон:

– Извини, мы заняты, у нас убийство, тяжелый случай…

– Я на минутку, – улыбнулась ему она. – Артем, с тобой хочет встретиться папа…

– Он не мог позвонить? – процедил тот, практически не разжимая губ, а Лика, как всегда, не замечала его бешенства и вела себя так, будто они мирно расстались утром.

– Я звонила тебе, ты не берешь трубку.

Правильно, не берет. Ее номер он внес в функцию «запрещено», о, если б так же легко было внести и саму Лику в ту же функцию, чтоб за километр не приближалась.

– Можешь идти, – процедил он. – Подлянку ты мне уже сделала, топай-топай, не примешивая папашу.

Вовчик подхватил ее под руку, подталкивая к выходу, лопотал:

– Лика, солнце мое, не до тебя сейчас, правда. Идем, моя золотая, я провожу тебя, поймаю такси, а у Артема будет совещание.

– Но… – Сопротивлялась она слабо, потому что осуществила поставленную задачу, больше делать ей здесь нечего.

В коридоре Вовка убыстрял шаг, держа Лику за локоть, на лестнице заметил, что она покорна, как барашек в отаре, а удовлетворение на красивом личике подстегнуло его поинтересоваться:

– Скажи как другу, зачем ты бесишь Артема? Ты же не дура, так почему не понимаешь, что отталкиваешь его своими выходками?

– Вовик, лучше объясни ему, что так, как люблю его я, никто Артема любить не будет. Чего ему не хватает? Я что, страшилище?

– Ты очень красивая, – сказал он чистую правду.

– Вот! – подхватила она. – И моя семья предоставит ему все, что в этой жизни нужно: дом, машину, работу, деньги. Он же не знает, сколько удобств доставляют те же деньги, не знает и не хочет знать. А теперь у нас и ребенок будет. Нет, я не отпущу его, у ребенка должен быть отец, семья. Артем побесится и вернется к нам, поймет, кого он мог потерять.

Встречая косившихся на них коллег, Вовка убедился в изощренности ее поступка. Безусловно, суд общественности еще никого не заставил жениться, но развел не одну сотню людей. Артем выходил двойным негодяем: все догадываются о романе с Софией, которую многие здесь любят, а тут вот она, Лика, с компроматом впереди себя. И на этом она не успокоится, обязательно притащит сюда коляску, чтобы дать понять: Артем все еще со мной. Кто-то доложит Софии, приукрасит ситуацию или вывернет ее по-своему, в общем, удары по нервам Артему обеспечены.

Втолкнув Лику в такси, Вовка вернулся в кабинет озабоченным, Артема нашел угрюмым и предложил:

– Давай смотаюсь к Софии, поговорю с ней…

– Не лезь, куда тебя не просят, я сам… позже… А сейчас работаем: ты по Покровскому, я ищу жениха с невестой, над которыми посмеялась Кама.

Не повезло ему с Ликой, зато повезло буквально за час с небольшим получить сведения о женихе с невестой. Во-первых, эпизод был редчайший и в обрамлении скандала, естественно, он врезался в память, а во-вторых, имея только скупые анкетные данные, предоставляемые в загсы, человека найти очень просто. Выбор пал на жениха как на наиболее пострадавшую сторону, Артем поехал к нему на работу – в турагентство.

Парень по имени Игорь произвел приятное впечатление, но отпечаток недавнего скандала читался на его пасмурном лице. Для начала Артем показал ему фото Камы и спросил, знаком ли он с этой женщиной.

– Впервые вижу, – ответил Игорь. – Кто она?

– Занимательная личность, о ней позже. Что произошло на бракосочетании?

Игорь предложил выйти покурить, но закурив, не сразу разоткровенничался, да, расстроенная свадьба до сих пор его угнетала. А рассказал немного, но и этого было достаточно, чтобы волосы встали дыбом.

Подходила их очередь, они ждали непосредственно у дверей, за которыми росчерком пера люди добровольно прощаются со свободой. В зале ожидания находились еще две пары со свитами, жаждущие пожениться, а регистрация только началась. Игоря отвлек друг, обсудили ерунду, он даже не запомнил, о чем шла речь, но когда повернулся к невесте, Галочки рядом не было. Мамы с папами загалдели, дескать, куда делась Галка, ведь сейчас их очередь. Подружка невесты ответила, что, скорей всего, в туалет побежала, но в такой нервной атмосфере на нее зашикали, мол, беги за невестой, что она там возится! Не сделала та и нескольких шагов, как все хором облегченно выдохнули: по залу, отражаясь на зеркальном паркете, решительно плыла белая лебедь. Никто и не задумался, почему у нее каменное личико и сведены брови. Невеста подплыла к жениху, в этот момент раскрылись двери и под звуки Мендельсона вышли новоиспеченные муж и жена, настала очередь сочетаться браком Игорю с Галочкой.

И тут произошло нечто! Галка остановила конвейер брачующихся! Все забыли, зачем пришли, включая даму, приглашающую пары в зал бракосочетания! Со всего маху Галочка влепила пощечину жениху, надо ли говорить, где оказались глаза и челюсти у присутствующих? Глаза – на лбу, челюсти – на полу. И тишина наступила, как в бункере Гитлера во время бомбежки советской авиации. А Галочка, срывая надежно прикрепленную к прическе фату, со слезами периодически кидаясь на жениха, которого буквально парализовало, рычала:

«Так ты на мне женишься по расчету? Вот тебе! Катись к своей Ленке! Она там, за дверью прячется, на ней и женись! А мне ты не нужен! Эй, господа, чего вы стоите? Свадьба продолжается, Игорь женится, но не на мне. Всем гуд-бай!»

Ей удалось вырвать из волос фату, она бросила ее к ногам жениха и с гордо поднятым носом убежала.

– Представляете шок? – делился Игорь с Артемом, нервно затягиваясь третьей сигаретой. – Народу полно, морды у всех перекошены – и это у совсем посторонних людей, а что говорить о нашей группе? В общем, мы стали выходить нестройными рядами… А денег сколько выбросили! Ресторан, гостиничный номер для молодоженов, на второй день сняли базу – там уже шла подготовка, путевки на Бали пропали. До сих пор не знаю, что произошло за те пятнадцать минут, о какой Ленке говорила Галка и почему перед регистрацией, а не раньше?

Мотив у него серьезный, да не та порода, не то состояние у Игоря, чтобы совершить самосуд, он более чем подавлен. На этом, конечно, можно было поставить точку и ехать дальше, но личные обстоятельства, связанные с Ликой и такие же идиотские, не позволили Артему пройти мимо, он второй раз показал ему портрет Камы:

– Это и есть Ленка, развалившая твою свадьбу.

– Зачем ей это? Я не знаю эту женщину.

– На самом деле ее зовут Камилла… В общем, стой здесь, я скоро.

Артем сбегал к начальнице Игоря, предупредил, что забирает его для дачи важных показаний, и, вернувшись, велел ему идти с ним…

С одним пунктом Вовчик разделался быстро, позвонил Артему, но тот сказал, что занят, примерно через час подъедет, и напомнил о следующем задании. Однако дела не убегут, а кое-кто может удрать навсегда, поэтому Вовка проявил инициативу и двинул к Софии на разведку. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: Лика оставила здесь свой неизгладимый след, а чтобы оправдать собственный визит, он сказал обычным тоном весельчака:

– Думал, Артем у тебя… Что за настроение? Кто-то обидел? Ты мне скажи, я всех порву на портянки.

– Отстань, Вовка.

София и позы не переменила, сидела, подперев подбородок, только взглянула на него недовольно, дескать, кто это мешает мне наслаждаться тоской-печалью? Он оседлал стул и, отбросив шутливость, принялся выговаривать ей:

– Лика, да? А что, собственно, случилось, чего ты накуксилась? Ну, беременная она, но не факт, что от Артема. Он давно ее бросил, еще до вашего бурного романа.

– Вовка, прости, я хочу побыть одна. Мне надо подумать.

– Ладно, ухожу, – нехотя поднялся он. – Только не руби сплеча. Лика могла переспать с первым встречным, чтобы отравить Артему жизнь, так что не спеши.

Оставшись одна, София уставилась в монитор, но ничего там не видела. Не рабочее состояние у нее было. К счастью, роман почти написан и…

Продолжится так

Венгр ближе подошел к портрету, поводил канделябром, освещая лицо дамы, но то, о чем он сказал немногим ранее, не отражалось на картине.

– Впрочем, – произнес Медьери, – графиня Эржебет не единственная женщина, отличившаяся кровожадностью, две китайские императрицы в свое время истребили множество народа ради забавы, русская помещица Салтыкова…

Марго, полагая, что времени ей отпущено не так уж много из-за гостей, жаждущих видеть хозяина, нетерпеливо перебила:

– Но у графини были особенности в ее жестокости, расскажите о них.

– Жадность, – усмехнулся он, повернувшись к ней. – В извращенном смысле. Эржебет Батори жадна была до крови, мучений, стонов, криков. Ее жертвами становились молодые девицы из крепостных не старше восемнадцати, которые, попав в замок, уже не выходили оттуда никогда. Для каждой жертвы избиралась своя пытка: прачку разглаживали раскаленным утюгом, златошвейку резали ножницами, швею кололи иглами, зашивали рты, обливали на морозе водой, пока девушки не превращались в ледяные статуи, это еще был не предел…

– Неужто женщина способна на такое? – ужаснулась Марго. – И никто не противостоял ей? Во всех странах за меньшие преступления казнят.

– Время было особенное. Единое Венгерское королевство перестало существовать уже в начале пятнадцатого века в результате феодальных войн и захватнических действий Османской империи. Венгрию растащили по частям, а на востоке образовалось Трансильванское княжество, зависимое от Османской империи, но самостоятельное во внутренних делах. Княжеством в конце шестнадцатого века правил Стефан Батори – родной дядя Эржебет, который вел войны и борьбу за трон. Она была безумно богата и могущественна, ее власть не ограничивалась, жила она в глуши, поэтому зверства сходили ей с рук. Но всему приходит конец, как водится. Умер муж, который вместе со Стефаном вел войны, Эржебет исполнилось сорок, красота ее начала увядать, а чужая молодость бесила. Она выдала двух дочерей замуж, сына отдала на воспитание, как было принято в аристократических семьях, своему родственнику Эмерику Медьери…

– И вашему родственнику?! – догадалась Марго.

– Да, – переходя к другому портрету, сказал Медьери. – Вот он.

– Выходит, королевская кровь Батори и ваша кровь?

– Видите ли, родовое древо растет не только вверх, но и в стороны, чем шире крона, тем ветки дальше от ствола, от нашей ветви оба они далеки. Но я продолжу. Эмерик ненавидел Эржебет, отчасти завидуя ее богатству и могуществу, отчасти зная ее истинное лицо. Он поклялся уничтожить эту женщину. Я дошел до самых страшных убийств, совершенных графиней, которую в народе прозвали Волчицей.

Подполковника тоже увлек рассказ о необычных пристрастиях особы королевской крови. Выше-то человек не взлетает, разве что к Богу, а раз он идет следом за Создателем, то обязан блюсти его заповеди. Суров подошел к Марго и венгру, с интересом разглядывал портрет графини, но, покачав головой, высказал недоверие:

– Волчица? Невозможно вообразить, что столь великолепная и благородная дама развлекалась убийствами.

– И предпочитала она убивать исключительно красивых девиц, – сказал Медьери. – Не принимайте мой рассказ за легенду, обросшую вымыслами, Эржебет вела учет убийствам, записывая в тетрадь, когда и сколько девиц извела, а также каким способом. Да и прозвища не даются даром, между прочим, на родовом гербе Баториев были изображены волчьи зубы, а волк в геральдике означает злость и жадность.

Суров бросил взгляд на Марго, она неотрывно смотрела на Волчицу, слегка наклонив голову, словно пыталась слиться с нею и понять, кем та была. По его представлениям, Эржебет отнюдь не божье создание, а вырвавшаяся на волю дьявольская тварь, она не достойна остаться в памяти людской. Но выходило наоборот – не странно ли? – тварь привлекала, как все нечеловеческое, уродливое, омерзительное и запретное. В чем тут секрет? Наверняка и Марго думала о том же и вряд ли находила ответ.

– Что же можно совершить страшней того, что сделала эта женщина? – поинтересовался Суров у Медьери, ибо тот замолчал и тоже наблюдал за Марго.

– Дабы сохранить красоту и омолодиться, Эржебет по совету колдуньи стала принимать ванны из крови девиц, – сказал венгр.

Марго не настолько загипнотизировал портрет кровавой графини, чтобы не услышать венгра, она будто проснулась:

– Что?! Ванны из чего?

– Из крови. Колдунья обещала, что кровь юных и красивых дев способна восстановить ее прежний облик. Для этого графиня убивала три-четыре девицы, предварительно замучив их, а иногда, когда наслаждение муками было слабым, их было девять. В последний миг жизни девушкам резали вены и их кровью наполняли ванну, а Эржебет погружалась в нее.

– И это помогало? – спросил Суров, ослабив воротничок.

– Думаю, нет. Старение естественный процесс, его ничем не остановить. И графиня не останавливалась, она принялась красть дочерей обедневших дворян, и это уже не могло пройти даром, тем более что сменилась власть в княжестве. Новый король Матиаш являлся католиком, а графиня была протестанткой. В свиту короля входил Эмерик Медьери – ее главный враг, который предоставил улики против графини и свидетелей. Поскольку раньше гонения были на католиков, Матиаш решил отплатить протестантам, в этом смысле судебный процесс над Волчицей оказался со всех сторон выгодным и по политическим, и по религиозным мотивам, он стал демонстрацией справедливой власти…

– Сколько же девиц она убила? – осведомилась Марго.

– Более шестисот, – ответил Медьери.

Марго была шокирована совершенно невообразимой цифрой, как и подполковник, который немало повидал смертей, но не столь бессмысленных. Он же и нарушил паузу:

– Но это же… Это невозможно! И каково было наказание?

– Вначале ее приговорили к публичной смертной казни – отсечению головы. Это позорная смерть для дворян, и родственники графини выхлопотали замену казни на пожизненное заточение. По легенде, ее замуровали в собственном замке, заложив кирпичами двери и окна, но оставив маленькую щель для подачи пищи. Она была лишена слуг, света, свежего воздуха и… крови, без которой не видела смысла жить. Через три года лишений Волчица умерла. Прошу простить меня, господа, но не пора ли нам вернуться?

Образ графини Батори произвел на всех неизгладимое впечатление, поэтому обратную дорогу они шли молча. Суров с беспокойством поглядывал на сосредоточенную Марго, то ли она была подавлена, то ли занята мыслями, которые так или иначе все равно связаны с рассказом, но что-то с ней произошло. Попав в залу, где гости заждались хозяина, ее глаза задерживались на каждом в отдельности… И Суров, сопровождавший блуждавшую по гостиной Марго, вынужден был предупредить:

– Маргарита Аристарховна, скоро публика разгневается на вас.

– За что? – встрепенулась она.

– Вы слишком явно, я бы сказал, даже подозрительно разглядываете здешних господ, а они этого не любят.

– У меня, как всегда, на лице написано много лишнего, – вздохнула она. – А знаете, Александр Иванович, поедемте отсюда. Но сначала я хочу кое-что услышать от месье Медьери.

Марго стремительно пересекла гостиную, отозвала венгра в сторону и задала очень важный вопрос:

– Кому еще вы рассказывали эту страшную историю?

Шура сморщила нос, зажала верхними зубами нижнюю губу и, не моргая, следила за ступеньками, издававшими стоны. Немудрено, по ним поднималась Хавронья Архиповна! Как поставит ногу на следующую ступеньку, так та стонет да трещит, казалось, вот-вот переломится, а там и вся лесенка провалится. Хавронью не жалко, она вон какая мягкая, а ступеньки старые, на честном слове держатся.

Аграфена Архиповна благополучно поднялась, отдышалась и вошла в дом к Шабановым, на иконы перекрестилась, поклонилась, насколько могла низко – живот мешал Господу поклоны бить, а ведь без этого нельзя.

Маменька Иллариона сложила губки бантиком, недоумевая, что понадобилось Сережкиной мамаше? Впрочем, раз пришла, сама скажет, и она вымолвила как радушная хозяйка:

– Милости просим, Аграфена Архиповна. Чайку испить уважите?

– Не откажусь, – усевшись на стул, ответила та, тем временем Шура аж за сердце схватилась, потому как стул, бедный, едва не рассыпался.

– Шура, чаю! У нас варенье отменное, с прошлого года осталось… вишневое… и земляничное.

А сама представляла собой один большущий вопрос: чего от нас вам надо-то? Итак, самовар запыхтел, чай задымился в блюдцах, баранки захрустели на зубах, ложечки опустились в розетки с вареньем…

– По делу я к тебе, Дора Климовна. – Сережкина мамаша рот открыла, а маменька Иллариона замерла, не донеся ложечку с вареньем до рта. – Мой-то Сережка чудит, а я не возьму в толк, куда это он чудит.

– А… – протянула хозяйка с пониманием. – А чего ж такого он делает?

– В купеческую гильдию поступил, – пожаловалась мамаша Сергея. – Вот чепец мне купил, сказал, на ночь надевать. И кто ж таковскую красоту на ночь надевает? Я так ношу.

– Дорого небось? – оценила Шура.

– Ой, дорого. Ой, тратит он много. Дом строить задумал. Баржу купить хочет. И коляску приобрел. С лошадью!

Дора Климовна то ли от зависти чуть не подавилась, то ли по другой причине столбняк с ней случился, только застыла она, как морозом прихваченная. Вместо нее Шура встряла:

– Хо! Это ж хорошо! Стало быть, богатство плывет к Сережке.

– Да ничего хорошего, – отрезала Хавронья. – Пошлины плати! Вот так даром отдай деньжищи-то! И на что нам гнаться за богатыми? А намедни, вчерась то есть, привез Сережка в дом дивчину! Ночью. Говорит, поживет у нас.

– А что за дивчина? – осведомилась Шура. – Откудова?

– Да не знаю, – ударила себя в огромную грудь Аграфена. – Как это – поживет у нас, на каком таком основании? А до сего дня где жила? Капку в услужение к ней приставил! Она что, барыня? Я вот что хотела спросить, Дора Климовна, твой Илларион с Сережкой моим вроде как дружен, ничего он про сына мово тебе не сказывал?

– Нет-с, – ответила та, запивая чаем чужое богатство, ставшее поперек горла. Ну и как водится, своими неприятностями поделилась, чтоб не думала Хавронья, будто страдания только у них одних: – У самой беда на носу. Лариосик жениться надумал. Куда ему, а? И попробуй возрази! Может, ты, Аграфена Архиповна, слыхала, на ком?

– Не говорил Сережка… А вдруг и мой на этой… Ой, смотреть-то не на что, тоща как моща. В чужой дом пришла без всего! Заглянула тайком я в комнату, а она сидит и плачет. Да как девица к неженатому в дом согласилась приехать? Как не совестно-то, а? Ох-хо-хо, душа болит.

Так и поговорили, ни до чего не договорившись, пожаловались на сыновей – все легче. Сережкина мамаша ушла – к счастью, ступеньки остались целыми, – а Шура принялась убирать со стола, ворча:

– Ты поглянь, Хавронья Архиповна всю заварку выхлебала… И баранки сгрызла. Куды в нее лезет-то? Чуть лестницу не проломила. А я ведь Лариосика просила плотника позвать! Теперича опосля Хавроньи Архиповны боязно ступать на лестницу.

– Ой-ой-ой… – качала Дора головой, приложив к щеке ладонь. – Мой Илларион столько трудится, а деньги к Сережке плывут. На что им столько-то? А как взаправду женится Илларион?

– Свят, свят, свят! – перекрестилась Шура. – Он же ишо дурак.

– Господи, – взмолилась маменька Иллариона, – отведи от нас женитьбу! А коль не можешь, так хоть приданое пошли назло Хавронье, вон лестницу надобно починить…