Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия Колотенко Владимир
– И Клеопатрам. Особенно последней, седьмой. Пусть она не красавица, но какой стратег и какая сучка! Определенно! Притвора и хитрище…
– Значит, – сказала Тая, – мы признали-таки: красота спасет мир. Наша женская красота!
– Красота умрет, – сказал на это Жора, – ум же останется с нами до могилы.
Затем были греки, римляне…
И вот уже сам Цезарь спешит к нам на поселение. Рим! Великий Рим! В Цезаре вся его империя. И коль скоро Цезарь нашел у нас свое пристанище, то и Брут должен быть где-то рядом. Формула жизни «У каждого Цезаря есть свой Брут» не должна быть разрушена нашими принципами заселения Пирамиды.
– Ладно, – сказал Жора.
– Не много ли египтян и римлян? А вавилоняне, а шумеры? – заметила Нана, – история ведь начинается в Шумере! А раз так, то я бы предложила нам фараона Снофру. От него ведь мир впервые услышал о пирамидах.
– Но как же без Моцарта?! – воскликнула Дженни. – Нельзя нам без Моцарта, нет, мы без него…
– Угу, – сказал Жора, – без Бетховена мы не выживем. Да!
– Здяка, Здяка, Здяказдя…здя… – заикаясь, пробормотал откуда-то вдруг вынырнувший Валерочка Чергинец, и сняв очки, стал тщательно протирать стекла концом галстука.
– Ты где пропадал? – спросила его Ната.
– Болел, болел… Панкреатит, знаете ли… Срочная операция… Здяка возьмите…
Он стоял перед нами бледный и потный с синими полулуниями под глазами в дорогом белом костюме, прислонив ладонь левой руки к животу, а правой водружая дорогие очки на переносицу.
– Возьмете? – он смотрел на Жору молящим взглядом.
Жора молчал.
– А вы знаете, – вдруг с достоинством произнес Валерочка, – что тетрахлордибензопарадиоксин в шестьдесят семь раз ядовите цианистого калия и потому…
– Как тебе удалось это проверить? – спросила Нана.
– Так что…
– Так что что? – Жора сушил глаза и скальп его уехал на затылок.
– Да нет, я так… – пробормотал Валерочка, – нет, ничего… Просто…
– И… и Переметчика, – робко произнесла Света Ильюшина, – вы просто о нем забыли.
На это все только улыбнулись. Повисла пауза, затем:
– Геометрия жизни, – тихо сказала Юля, – прежде всего. Я – категорична!
– А что это у тебя там, – Жора глазами указал на ее плечо, – на плече?
– Рыбка, – сказала Юля, – Золотая рыбка, Gold fish.
– Почему на английском?
– Потому.
Иногда ее категоричность меня просто пугала. По счастливой случайности Юлина «Геометрия совершенства» ни у кого не вызывала возражений, и вскоре привлекла внимание даже сильных мира сего.
– И вы взяли этого вашего… Здяка, – спрашивает Лена, – Здя, Переметчика, Шуфрича, Шпуя, Авлова… Всех этих… ваших… я их уже помню по фамилиям… мокриц?…
– А как же! Для равновесия! Ведь у каждого Христа должен быть свой Иуда. Иначе мир рухнет.
Часть одиннадцатая
DURA NECESSITAS[44]
Глава 1
Так кого ж мы берем с собой в будущее? Наш ковчег был готов и давно ждал своих совершенных граждан. Раз готов ковчег, значит должен быть где-то рядом и Ной.
– А знаете, – сказал Стае, – кстати… К слову… Дмитрий и Надежда Зима с помощью матанализа еще раз проштудировали катрены Нострадамуса.
Сегодня его потрошат, кто как может.
– Их прогноз неутешен: перед нами снова угроза новой мировой войны.
– Для этого не нужно тащить жилы из Нострадамуса, – сказал Юра.
– Что же будет потом?
– Потом для всех тех, кто выживет, настанет новая эра…
– Ах, скажите-ка, люди! Удивил Нострадамус!
– Это будет совсем новое мировоззрение, мир захлестнет волна новых знаний и технологий…
– Это же будет наша Пирамида! – воскликнула Джессика. – Значит все мы и выживем!
– Немного же нас останется, – сказала Инна.
– Инка, – сказал Стае, – у тебя такой вид, будто ты только что покинула монастырь.
– Мужской, – добавил Джо и хихикнул.
– Да, – сказал Юра, – так и сказано: «земли станут почти необитаемы, и долгое время на них будет царить мир».
– Снова «Золотой век»?
– Да мир будет спасен новой религией…
– Наша Пирамида, я давно вам об этом талдычу, – возмущенно произнесла Рада, – это и есть новая религия.
– Это будет «секта философов, презирающих смерть…». Там так и сказано.
– Это же про нас! – снова воскликнула Ната. – Разве мы не намерены сделать жизнь нашу вечной?!
– Секта – э-это явно про нас, – сыронизировал Вит.
– Презирающих не только смерть, но и «почести и богатства», – заключил Стае.
О нас лучше не скажешь!
– И вот еще фраза: «Это будет такое учение, которое совместит современную науку с таким понятием как Бог!».
– А мы чем занимаемся?! – произнес Жора. – Мы как раз все и совместили. Мы летаем с ангелами нос в нос…
– Ты хотел сказать – крыло в крыло, – заметил Стае.
– Да, – сказал Жора, – тютелька в тютельку.
– Мы должны растанцевать нашу «Геометрию совершенства», – заключила Юлия, – сделать из нее «Танец с саблями» и убежище для всех людей на Земле.
Ее страсть к завершенности мысли и природная острота ума никого не оставляли равнодушными.
– «Геометрия совершенства»! – в который уже раз восхищенно воскликнул Жора, – ай-да Юлия, ай-да Цезарь!.. Какая выверенная и совершенная точность! Юль, я всегда говорил: ты – золото!..
– Так много золота… Почему же не Ной?! – ревниво спросила Ася.
Спорили до хрипоты. Я начинал злиться. Почему бы мне, думал я, не решиться на крайние меры – сделать и свой выбор. В конце концов, я имею на это полное право! Но и Жора, и Юра, и Аня, рассуждал я, имели точно такое же право выбора. А Юлина «Геометрия совершенства» просто выбила у меня почву из-под ног. Как я мог не прийти к этому сам?! Геометрия! Это то, что можно увидеть собственными глазами, ощутить кожей собственных пальцев… Геометрия – это и начало веры в Пирамиду. Веры! Что может быть сильнее веры?
– Об этой «Геометрии» можно где-нибудь прочитать? – спрашивает Лена.
– Набери в адресной строке любой поисковой системы только два слова: «Юлия Елькина!». И все! Ее сайты! Запиши ее сайты: www.julia.multishow.ru, затем – www.jamgroup.ru, вот еще – нет этот не помню, и потом «Начало конца»: www.yelkina.narod.ru и что-то про климат – www.climate.multishow.ru, какие-то еще, но их я уже тоже не припомню.
– Ей можно и письмо написать?
– E-mail: [email protected].
– И позвонить?
– Вот мобилка: +7 (903) 285-21-54.
– Ты звонил?
– Зачем? Мы полчаса как расстались.
Наконец все, казалось, сошлись на том, чтобы решение принимала машина.
Критерии отбора были самые простые: исторический вес личности, возможность изменять судьбу мира, раскрутить маховик истории в сторону совершенства! Тут, конечно, машине не позавидуешь. В конце концов она и назвала Иисуса Христа. Это не было для нас откровением: каждый думал о Христе, но побаивался произносить Его имя вслух.
– Оставьте Иисуса, – сказала Юля, – забудьте о Нем…
Это был приказ. Даже ее роскошная челка содрогнулась в твердой уверенности: сюда нельзя!
– Кто хоть раз прикоснулся к одеждам Иисуса, – сказал Юра, – тот уже не в состоянии Его забыть.
– Верно, – сказала Юля, – от нас этого и не требуется. Но не трогайте вы Его. Забудьте!
Будучи покорной и часто уступчивой по своей природе, на этот счет Юля оказалась неумолима!
Итак, требовалась харизма! Сильная, интересная, внятная, ясная и привлекательная идея. Требовалась личность!
Глава 2
Мы, словно ротные перед атакой, сверили часы: секунда в секунду… И теперь я располагаю свой «Роулинг» на желтом ремешке таким образом, чтобы видеть секундную стрелку, судорожно прыгающую к роковой цифре.
– Почему ты не отвечаешь? – спрашивает Юля.
У меня есть еще целая минута! Минута и семь секунд… И шесть… и пять…
– С такой скоростью мы не успеем не только на этот рейс, но и на следующий… Может быть, поведу я?
– Ровно минута, – произношу я.
– Что «минута»? – спрашивает Юля.
Я сбавляю скорость настолько, чтобы успеть притормозить и не врезаться в какой-нибудь встречный автобус или дерево, или не выскочить на бордюр… Для преследователей наша скорость – не помеха. Еще ни разу они не промахнулись.
– Ты в порядке? – спрашивает Юля.
Тишина длится еще секунд семь… Выстрела, конечно, мы слышать не можем. Я понимаю, что снова рискую не только своей жизнью, но и ее жизнью. Особенно ее жизнью!.. Когда стрелка прыгает на цифру «12», я резко торможу.
– Что?!. – спрашивает Юля.
– Заднее левое колесо, – говорю я.
– Что, опять?!!
Я смотрю в сторону-влево-вверх: они стреляли вон с той горы. Вот когда может понадобиться бинокль!
– Дай мне, пожалуйста, бинокль…
Теперь я вижу сквозь него азиатское смуглое лицо с черными усиками на верхней губе, растянутой в улыбке, эти крупные желтые зубы, и не могу понять, какого цвета у него глаза: черные? Или карие?
– Дай и я посмотрю, – просит Юля.
Я приятельски машу правой рукой тому, кто пристроился на той горе. Но как они могут знать, где я буду сегодня в 17.37?!!
Запаску я ставлю сам, и в ближайшей автомастерской меняю шину.
– Ваша пуля! – говорит на прощание мне автослесарь.
Я только киваю, мол, знаю.
Они знают о каждом моем шаге! Как можно так жить?
Только иногда, забравшись в географический центр какой-нибудь дикой пустыни, скажем, Гоби или Сахары, думаю я, мы с Юлей можем чувствовать себя в безопасности…
Можем?..
– Какие у этого тюрка желтые зубы! – говорит Юля. – А глаза – голубые…
Итак: 17.37! Все сходится: общая сумма цифр – 9. Как я и предполагал…
К счастью и сегодня дождь льет как из ведра.
– Слушай, – говорит Юлия, – такой ливень!..
Я киваю: да, ливень. Вот и повод для долгого разговора.
– Ты обещал рассказать о своих, о Тае, о Нате и ее пупке, об Инне с ее смелыми ногами, о Насте, о Пенелопе с ее родинкой у левого ушка…
– Тебе это интересно?
– Но они все роботы, твои клоны – на одно лицо…Как ты их различаешь?
– Что ты, что ты!.. Они все очень разные, замечательные и очень живые, они просто… Ну, знаешь!..
– Представляю себе…
– Вот видишь!..Что же касается их имен…
– Да, как?! Как ты их отличаешь?
– Хм! Ну, просто! По именам!
– По именам?!. Да, действительно… Но они ведь все…
Что касается их имен, то мне ведь достаточно различать только камни, которые они кладут в основание Пирамиды. Да, только камни…Принадлежность к расе или нации здесь не имеет значения. И никакие имена не нужны!
– Македонский и Сократ – греки, – говорит Юлия, – Цезарь – римлянин, Лео – итальянец, Наполеон – француз, Эйнштейн – еврей, Ленин – русский, Коперник – поляк, Папа Римский – немец…
– Ты забыла Эхнатона и Нефертити, Клеопатру…
– Да, и они! Египтяне!.. Как они понимали друг друга?
– Как мы с тобой.
– Они разговаривали на эсперанто?
– Они не знали, что они греки, римляне и евреи, и говорили на…
– На английском?
– И на английском.
– Какой же язык был для них всех родным?
– Язык мира и язык любви.
– Но они так и не смогли договориться!
– Не смогли… Когда стали говорить языком войны.
– Слушай, – а что ты думаешь об Аненербе? – вдруг спрашивает Юля.
Это для меня неожиданный вопрос!
Глава 3
Это становилось смешным: мы не могли ни на ком остановить свой выбор.
– Мир начинался с Адама, – сказала Анаис, – кто вам нужен еще?
Я знал, что Адама трогать тоже нельзя. Ни Адама, ни Еву. Ни Иисуса.
– Не уверен, – сказал я.
Анаис посмотрела на меня так, словно я стал преградой на ее пути в церковь.
– Гермес Трисмегист, – тихо проговорил Юра. Но все слышали. И промолчали.
Сегодня известно, что Ной, пускаясь на ковчеге в свое спасительное плавание по волнам Мирового потопа, прихватил с собой и останки Адама. И теперь эти останки (может быть, даже его ребро, крохотный обломок кости, который мы еще не успели идентифицировать), с огромным трудом добытые той памятной экспедицией к Ноеву ковчегу, что до сих пор покоится на склоне Арарата, хотя эти самые его останки и были в наших руках, я не решался пустить их в дело. Геном Адама был перенесен в стволовые клетки, жизнеспособностью которых Юра не мог нарадоваться.
– Не зря Бог все-таки создал Адама по своему образу и подобию: клетки светятся божественным светом! Их просто распирает от счастья! – восторгалась Ксения. – Начнем?
Но внутренний голос проорал мне: «стоп!», и я не двинулся с места. Почему? Я даже не пытаюсь искать ответ на этот вопрос. Может быть, потому, что в каждом человеке, жившем и все еще живущем на этой Земле, есть частичка того Адама, нашего пра-пра-прародителя, и Адама, и Евы. Все мы из одного яйца, одной красной человеческой крови и кровь эта священна. Честно признаться – я просто не решался нарушить существующий все эти миллионнолетия порядок вещей. Жора с Юрой тоже были на моей стороне.
– Тогда кто-то из шумерийцев, – произнесла Нана, истолковав мое молчание, как похороны Адама, – Гильгамеш, или кто там еще? Если вам не нравится Хаммурапи.
И снова никто не откликнулся на ее призыв.
Мы шли уже по пятому кругу.
– Вы что ж, боитесь Адама, трусите?! – воскликнула Анаис. Смешно было это слышать: никакого страха мы давно не испытывали. Мы просто перестали бояться.
– Для Адама у нас есть только кусок буро-рыжей глины, – заявила Николь, – из него ничего не получится.
– De nihilo nihil[45], – с ухмылочкой буркнул Вит и добавил: – le mort saisit le vif[46].
Что касается клонирования Адама или Иисуса, интуитивно мы понимали: сюда нельзя. Пока нельзя. До тех пор, пока у нас не появится уверенность в том, что риск наш будет оправдан.
– Риск? – спрашивает Лена.
– Смелость здесь была неуместна.
На этот раз Света ни слова не сказала о своем Переметчике.
Глава 4
Мы, творцы и хозяева новой жизни, могли, конечно, позволить себе выбрать из этой груды имен самое, на наш взгляд, прекрасное, самое незапятнанное, наидостойнейшее, царственное имя, царское и даже божественное, безгрешное, обласканное тысячелетиями, увенчанное любовью веков и всеми известными добродетелями, – мы могли бы себе позволить такую роскошь. Если бы не неумолимый приговор компьютера: «Христос». Из огромного множества имен, собранных нами по крупицам со всего света, чьи гены хранились в наших пробирках и колбочках, в термостатах и сейфах под строжайшим контролем и за всеми семью печатями тест на высшую, так сказать, добродетельность не прошло ни одно. «Христос» – только одно имя высвечивал компьютер. Иисус! Мы и без тестирования знали, что самое подходящее имя для начала нового рода – Иисус. Но разве мы могли себе позволить такое – Иисус! Разве мы могли так рисковать?! Мы снизили требования, поуменыпили, так сказать, добродетельность будущего первенца, и компьютер высветил имя Сократа. Ни Македонский со своим Аристотелем, ни Цезарь со своими Клеопатрой и Брутом, ни Эразм Роттердамский, ни Монтень или Паскаль, или даже Ларошфуко вместе с Жан Жаком Руссо или даже Флобером, или тем же Толстым, или Чеховым, или Лениным, Сталиным, Черчиллем и даже Мерилин Монро со своими братьями Кеннеди не попали в шестерку лучших пар. Рейтинг Иисуса был недостижимо высок. Странно, но самых ярых борцов за мир во всем мире и счастье народов там тоже не было. Компьютер был неумолим и холоден, как лед: Мария Тереза, Ван Гог, Иоанн Павел Второй… Горбачев или Картер? Нет. Какую уж он там применил систему отбора, какие «за» и «против» использовал одному Богу известно. Ясно было одно: он не очень считался с нашими желаниями. Ему, этому бесчувственному, расчетливому и высокомерному куску пластика с прецизионной начинкой было, собственно, наплевать на наши планы и чаяния. Он был неприступен, как средневековая крепость.
– Оставьте на-адежду, – прорек тогда Вит.
– Тупица! – возмущался компьютером Жора.
– Урррод! – шептал Стае, алчно жуя свои любимые неразжевывающиеся ошметья подсоленных сушеных кальмаров.
– Да он просто у вас дебил, – сказала Тая, – чего вы от него хотите?
А я был рад, что все шло по плану. Программа работала так, как ей и предписывалось, и никакая самодеятельность не должна была нарушать ход событий. Сейчас век такой: атом, ген, квант… Расчет!
Мы попробовали еще раз пробежаться по истории в алфавитном порядке:
Анаксагор, Анаксимен, Аристотель, Александр, Аристофан…
Кроме Аристотеля и Александра все остальные для меня ничего не значили, хотя Архимеда я ясно себе представлял: этакий отрешенный, рисующий свои теоремы на песке (как и я свои Пирамиды), пока его не разрубил мечом какой-то тупой вояка-римлянин (а кто разрубит меня?).
Автандилы и Аваакумы, Аристархи и даже Андроповы бродили у нас бесконечными толпами…
– Теперь «Б»! – сказала Юля, – на «Б» я знаю многих…
– «Б» – хорошая буква, – сказал Юра, – скажем, Таис Афинская…
– Она же просто гетера, – сказала Юля.
– Конечно, просто…
– Блез Паскаль, Бебель, Бродский, Боткин, Берия, Бонч-Бруевич, Брежнев…
Потом были и Владимир Мономах и Вячеслав Ушаков и Воланд, Жанна д'Арк! Жан Жак Руссо, Женевьева…
– Зеикаэлэмэнопэрэсэ… – протараторил Стае.
– Соломон, Семирамида, Сократ, Сенека, Спиноза Сен-Симон, Сент Экзюпери, Сталин, Стриндберг, Солоухин… – распинался Кристофер.
– Самуил Маршак, Солженицын… Слава-Ушков, – вяло произнес Дик.
Все упражнялись в знании алфавита.
– Может быть, все-таки Клеопатра? – настаивал Дик. – «Клеопатра» – значит «славная по отцу». Почему мы не можем позволить себе славить род фараонов по женщине? И какой женщине!
Дик встал с табурета, и требуя тишины, обвел всех нас прищуренным взглядом, и вдруг, поднявшись на цыпочки на чистом русском и на одном дыхании произнес:
– Чертог сиял…
Он задрал голову, закатил глаза, размашисто взмахнул правой рукой, словно давая волю своим словам, и сделав два коротких, но очень эмоциональных шажка, продолжал:
- Гремели хором
- Певцы при звуке флейт и лир.
- Царица голосом и взором
- Свой пышный оживляла пир;
- Сердца неслись к ее престолу,
- Но вдруг над чашей золотой
- Она задумалась и долу
- Поникла дивной головой…
Мы, конечно же, были поражены не только тем, что «сердца неслись к ее престолу» или «Клянусь… О матерь наслаждений, тебе неслыханно служу…», но и чистым русским Пушкина, и теперь ни у кого не оставалось сомнений, что Клеопатра попадет в список наших первенцев. Из семи Клеопатр, известных истории, мы выбрали самую-самую – Клеопатру VII Филопатру, ту самую, которая по словам Аврелия Виктора словами Пушкина произнесет свое: «Скажите: кто меж вами купит ценою жизни ночь мою?». Ту, кто стал украшением этой династии фараонов. Разве она так уж и славна добродетелями или небывалыми успехами? Или ее прославил вопиющий грех?
– Зачем тебе это? – вдруг громко спросил Стае, указав пальцем на ухо Вита.
– Что-что? – спросил Вит, выдернув наушники.
– Что там?
– Моцарт, Мо-оцарт, – сказал Вит, – сколько же можно слу-ушать вашу бббб-е-е-либерду!
Безусловно, нам стоило огромного труда из этого битком набитого знаменитостями мешка истории вытащить на свет божий и пустить в мир первую малую дюжину апостолов новой жизни. Мы понимали, что, давая путевку в жизнь, скажем, Александру Македонскому или Гаю Юлию Цезарю и оставляя при этом за порогом жизни Аристотеля или Октавиана, мы возлагали на собственные плечи огромную ответственность за будущее планеты. Поэтому отбор был чрезвычайно жестким, если не сказать жестоким. Суровым!
Естественно, мы бы сами, без помощи машин, никогда бы не пришли к единому мнению. Юра, например, считал, что мир без любви был бы тускл и беспомощен, поэтому даже не мыслил его без Ромео и Джульетты. Почему беспомощен, он не объяснял. Жора из всех женщин, а их набрался добрый десяток, предпочел одну Нефертити. Далась она ему! Ни Клеопатра, ни Семирамида, ни Мерилин Монро ему не подходили. Даже Жанна д'Арк не пришлась ему по вкусу.
– Но если вы выберете и Эхнатона, я убью его на дуэли, – заявил он.
Это была, конечно, шутка, в которой была огромная доля правды. Никогда не выказывающий в себе чувства ревности, Жора по юношески ревновал. Его желание видеть Нефертити собственными глазами было неистребимо. Он с детства был в нее влюблен.
Наша Ната не могла жить без Алена Делона, а Лесик был удивлен тем, что в список претендентов не попали кот Мур и Воланд. И Моби Дик, и Вий, и сирены Сциллы и Харибды, по его мнению, должны были присутствовать в Пирамиде.
Получалась куча мала!
– Гермес Трисмегист, – сказал Юра, – вот начало начал… Этот атлант…
Все разом посмотрели на него и на этот раз тоже промолчали.
Глава 5
– Нам не обойтись без африканца, – заявил Стае, – и черные, и желтые имеют право на жизнь в нашем городе. Тем более, что Адам, говорят теперь, был негром.
– Значит, Конфуций или Мао-Цзе-Дун, или…
– Абу-али-ибн-Сина! – воскликнула Настя. – Авицена, врач нам нужен как воздух.
– Никаких врачей! У нас не будет больных. И жить мы теперь будем тысячу лет, не меньше.
– Тысячу и один год, – заверила Юля.
И ни на день больше.
– А самый известный черный – это кто? – спросила до сих пор молчавшая Тина.
– I am, – просто произнес Джо.