Свита Мертвого бога Гончаров Владислав
— Иными словами, вы меня покупаете, — с нервной усмешкой проронил Тарме.
— Я спасаю вас, болван! — прошипел Лаймарт. — Другие формулировки тут неуместны. А из каких соображений — это уж, простите, мое дело.
— Здесь мы одни, дитя мое, — произнесла Зивакут, едва за тремя женщинами захлопнулась дверь небольшой комнатки, где, судя по пятнам чернил на столах, обычно работали переписчики документов. — Так что же ты хотела мне показать?
Неловко приподняв подол ненавистного «поросячьего» платья, Нисада зажала его между грудью и подбородком, затем распустила завязки еще более ненавистной нижней юбки на обручах, надетой исключительно по необходимости, и позволила ей опасть к ногам.
— Смотрите, ваше величество! — выговорила она, опуская ресницы и жалея, что не способна по своей воле вызвать краску стыда на щеках. — Смотрите на мои несчастные ножки, которые снова ходят, но уже никогда не вырастут до своей настоящей длины! Разве могут так выглядеть ноги женщины, которая всю жизнь свободно ходила ими?
— Боже Единый! — невольно воскликнула дама Аэссет. Зивакут промолчала, но по лицу ее пробежала какая-то дрожь, словно ей хотелось поскорее отвести взгляд от чужого уродства. Джарвис и сам поймал себя на том же чувстве. Действительно, ноги Нисады были словно приставлены ей от совсем другого человеческого существа — короткие, особенно по сравнению с длинными ловкими руками, и тонкие, как веточки. На икрах мускулатура уже более-менее развилась, но бедра были так болезненно худы, особенно с внутренней стороны, что ноги вдобавок казались еще и кривоватыми.
— Анта Аэссет, прикажи срочно послать за доктором Ренном, — наконец выдавила из себя королева-мать. — Я желаю услышать заключение сведущего лица.
— Будет исполнено, ваше величество, — дама Аэссет поклонилась и торопливо выскользнула за дверь. Нисада еще несколько секунд постояла с задранным подолом, затем уронила его и опустилась на один из стульев, не дожидаясь разрешения королевы. Впрочем, Зивакут была так потрясена, что не обратила никакого внимания на это несоблюдение этикета.
— Значит, владетельный Веннан посмел лгать мне в лицо, — выговорила она в пространство, словно не замечая девушки. — А ведь казался таким достойным человеком…
— Не хочу ни о ком говорить плохо, ваше величество, но казаться он умеет прекрасно, — не сдержалась Нисада.
— О да, дитя мое, — вздохнула королева. — Вот что, покуда мы ждем врача, расскажи-ка мне по порядку, как случилось с тобой это чудо.
Нисада откинулась на спинку стула и начала свой рассказ…
Прошло почти три четверти часа, прежде чем дверь комнаты переписчиков снова распахнулась, пропуская даму Аэссет и пожилого толстяка в черном простом камзоле недворянского покроя.
— К вашим услугам, государыня, — поклонился он неожиданно легко для своих лет и комплекции. — Мне сказали, что ничего с собой брать не надо, и я слегка в недоумении…
— Здравствуй, Ренн, — кивнула королева. — Ты прав, на этот раз никого спасать не придется. Надо освидетельствовать вот эту девицу, которая уверяет, что вернула себе способность ходить менее месяца назад. Подними платье еще раз, дитя мое. И не смущайся — врач мужчиной не считается, кроме того, почтенный Ренн уже в летах.
Не вставая со стула, Нисада снова задрала подол — и снова увидела, как меняется в лице человек, увидевший ее ноги.
— Разрешите, сударыня, — врач проворно опустился на колени и начал ощупывать голени девушки. — Так… поднимите-ка юбку еще чуть-чуть повыше… Невероятно!
— Каково твое мнение? — нетерпеливо произнесла королева. — Это врожденное уродство или что-то иное?
— Невероятно! — повторил Ренн, вставая с колен. — Ноги действительно недоразвиты, но при этом костная система в полном порядке. Значит, то, что мы видим — последствия паралича, причем очень давнего, еще детского, иначе конечности успели бы сформироваться должным образом. Однако, судя по обследованию, чувствительность в них имеется в полной мере… Встаньте и пройдитесь немного, госпожа, — приказал он Нисаде.
Та встала со стула и с готовностью пересекла комнату туда и обратно.
— В общем, ваше величество, если вам угодно знать мое мнение, подвижность ног этой девушки действительно восстановилась менее месяца назад. Сложно сказать, из-за чего это произошло — случай редкий, но не невозможный. Иногда чувствительность может вернуться в результате сильного потрясения, например, во время пожара или иного бедствия. Иногда того же удается достичь простой силой внушения, если внушающий достаточно авторитетен для больного — именно так порой совершают свои исцеления неграмотные сельские знахари. Теоретически возможен и третий путь, но только не у нас, в богоспасаемой Вайлэзии, — он быстро провел сложенными в щепоть пятью пальцами от лба до живота. — Воздействие целительской магии школы Солетт… храни нас Единый!
— Не пугайся, Ренн, это явно не наш случай, — чуть улыбнулась королева. — Скорее уж то, что ты сказал о силе внушения. Все, можешь идти. За вознаграждением подойдешь завтра, раньше я вряд ли успею распорядиться. Анта Аэссет, не поможешь ли княжне Нисаде привести платье в порядок, чтобы не звать слуг?
Королева и девушка, назвавшая себя Нисадой Лорш, отсутствовали уже больше часа. Что они там делают так долго? О чем разговаривают? С каждой утекающей минутой Лаймарт, личный секретарь его святейшества патриарха Вайлэзского, находил складывающееся положение все более зыбким.
Едва эта Нисада приблизилась к королевскому возвышению, как он отчетливо уловил лежащий на ней отсвет магии Хаоса — совсем слабый, как запах духов, задержавшийся на плохо выстиранной рубашке, но тем не менее несомненный. Лаймарт не брался даже определить, какого профиля эта магия — впрочем, это у Солетт воздействия четко делятся на группы, сила же чистого Хаоса нерасчлененно едина по самой сути своей, и все зависит лишь от того, кто и куда ее направляет…
Тем временем Тарме Веннан, тоже истомленный ожиданием, подозвал к себе светловолосого юношу по имени Танберн Истье и о чем-то спросил у него. Тот ответил, чуть блеснув улыбкой, после чего лицо Тарме сделалось необыкновенно кислым. Сейчас выразительность черт Веннана явно оказывала ему дурную услугу.
Нет, Тарме винить не в чем — он, Лаймарт, сам дал ему неправильную подсказку. Но в тот миг просто, по-житейски отречься от Нисады показалось удобнее, чем начать долгое малоосмысленное разбирательство о применении запретной магии. Теперь же, судя по всему…
Лаймарт не успел додумать. В зал заседаний вплыла Зивакут, неся перед собой пергамент, на котором пламенела видимая даже издалека капля пурпурного воска. За ней следовала Нисада, и было видно, какого труда ей стоит не расплыться в ухмылке до самых ушей. Замыкала торжественное шествие Аэссет, избранная в свидетельницы. Увидев этих троих, держатели доменов с видом застигнутых врасплох школьников начали поспешно рассаживаться по местам.
— Я, Зиваада Луррагская, королева и мать короля Вайлэзии, своим словом удостоверяю, что сия девица — истинно Нисада, дочь Эллака анта Лорш и наследница Великого Держания юга, исцеленная с попущения Единого жрицей из Новой Меналии, — торжественно произнесла королева.
— Я, Геринда анта Аэссет из владетелей Запада, подтверждаю сие, — с достоинством добавила свидетельница.
— А потому, — продолжила Зивакут, — я прошу его величество короля Ансейра скрепить эту бумагу своей личной печатью, дабы на законных основаниях объявить сию девицу правящей княгиней Лорш.
Молодой король, все это время просидевший в не меньшей растерянности, чем Тарме и Лаймарт, торопливо потянул с пальца кольцо с печатью, радуясь, что может хоть в чем-то проявить свою королевскую власть. Зивакут услужливо придвинула пергамент с каплей разогретого воска…
— Остановитесь! — вскричал Лаймарт. — Не дайте свершиться непоправимому!
Рука Ансейра с печатью застыла в двух пальцах от пурпурной капли.
— Кто знает, истинно ли чудом исцелилась сия девица? — торопливо продолжил Лаймарт, боясь упустить инициативу. — Вы сами сказали, что исцелила ее нечестивая жрица из земель Хаоса, и я чую на ней отсвет этой магии…
— Так почему же вы лишь сейчас заявили об этом, ваше преосвященство? — сурово бросила Зивакут. — Не потому ли, что лишь сейчас услышали из моих уст слова «Новая Меналия»? Мое мнение таково: кем бы ни была та жрица, княжну Лорш исцелила единственно искренняя вера в то, что ничто в мире не творится без руки Единого. Сын мой, делайте, что намеревались, и не слушайте более ничьих слов.
— Вы рискуете впасть в ересь… — начал было Лаймарт — но Ансейр уже вдавил печать в горячий пурпур, оттискивая на нем литеру А, переплетенную с цифрой 3, в венке из дубовых листьев.
— Сим девица Нисада объявляется правящей княгиней Лорш и в таковом качестве приглашается на заседание Генеральных Штатов, кое будет продолжено завтра в десять утра, — провозгласила Зивакут, передавая пергамент Нисаде. — Тебя же, Тарме анта Веннан, прошу покинуть этот зал отныне и навсегда, — глаза ее метнули две молнии, ясно договаривая то, чего не произнесли уста: «И молись о том, чтоб не принять из моих рук никакой дополнительной кары!»
Тарме встал с кресла и бестрепетно встретил взгляд королевы.
— Ваше величество, как бы глубоко я ни чтил вас — вы не облечены священным саном, чтобы обладать непогрешимостью в делах веры. А потому… — неожиданно для всех, кроме Лаймарта, он вскинул руку и возвысил свой хорошо поставленный голос: — Я требую испытания молнией Единого для себя и этой девицы, и пусть Высший Судия скажет, кто из нас лжет!
Теперь зал не смог даже ахнуть. С того дня, как в Вайлэзии в последний раз осмелились вот так воззвать к небесному правосудию, прошло немало лет — это было еще при деде нынешнего короля. И пусть почти не осталось живых свидетелей, но о том, как молния Единого испепелила Сайора анта Медани, пособника Таканы, было известно всем.
Помнила об этом и Нисада — и колени ее невольно подогнулись, так что пришлось вцепиться в спинку королевского трона, дабы не упасть. Она лучше, чем кто бы то ни было, знала, кому и какой магии обязана своим исцелением — как и то, что любому, причастному к искусствам Солетт, на вайлэзской земле полагается костер. Невольно ее глаза в поисках поддержки натолкнулись на Берри, одиноко стоящего у возвышения среди недружелюбной толпы…
И вдруг зал заседаний словно отдалился куда-то в небытие, а в сознании девушки прозвучал отчетливый голос Джарвиса:
— Вспомни, что узнала от Арзаля Тай: на вас, Ювелиров, не действует сила ни одного из богов. Не бойся испытания!
Не задумываясь особо, почудился ей этот голос или нет, Нисада расправила плечи и бросила на дядю хорошо знакомый тому победный взгляд.
— Да будет так! — произнесла она уже своим голосом, больше не пытаясь подражать Калларде. — Я принимаю этот вызов. Если Единому было угодно явить чудо однажды, он явит его и во второй раз!
— Она тебя услышала! — Тай, бледная, как бумага, выронила шаль и вцепилась в рукав Джарвиса. — Услышала! А ты не верил, что получится!
— Вот это меня и смущает, — Джарвис снова надвинул капюшон, упавший с его головы во время судорожной попытки достучаться до Нис. — Каждый раз, когда ты меня просишь, у меня получается то, что я считаю невозможным.
— Не знаю, — скептически протянула Тай. — Когда мы разделались с галерой Урано, ты тоже говорил, что совершил невозможное. А тогда-то я тебя ни о чем не просила — я от страха чуть не померла, где уж мне было соображать! Да и саму Урано ты прочитал без всякой просьбы, по своей инициативе…
— Да, над этим еще надо думать… — протянул Джарвис. — Пока что мне очень интересно, с чего это так взвился Нисадин дядюшка. Держу пари, у него имеется какой-то козырь в рукаве.
— Очень может быть, — кивнула Тай. — Мне интересно другое: каким образом я понимала все, что они там говорили, если почти не знаю вайлэзского? Или перевод как-то шел через твое сознание?
— Во всяком случае, я для этого ничего специально не делал, — развел руками Джарвис. — Загадка природы…
Глава двадцать первая,
в которой у патриарха Вайлэзии заклинивает посох, а у его секретаря — мозги
Фольклор
- Но какая пуля тронет Че Гевару,
- Да тем более — из ржавого нагана?!
В этот час главные врата кафедрального собора, разумеется, были крепко заперты. Заперта была и служебная дверь в заалтарной части, но стоило Лаймарту провести ладонью над замком, как тот с тихим щелчком открылся. Толкнув дверь, секретарь патриарха вошел в комнату для облачения служителей и в изнеможении опустился на низенькую скамеечку у самого входа. Сегодняшний день выжал его досуха, как апельсин под прессом.
Ах, эта Зива… Если бы она хоть раз пошла на открытый конфликт со слугами Единого — тем проще было бы убрать ее! Но эта мужеубийца и узурпаторша не ссорилась с церковью, а просто использовала ее в своих нуждах, как… как, прости Единый, ветошь в нечистые дни, начисто забывая о ней, когда нужда миновала. И совершеннолетие Ансейра ничего не изменит — сегодняшнее заседание Генеральных Штатов показало это ясно, как никогда.
Каких трудов стоило убедить упрямую луррагскую лошадь, что испытание никак нельзя устроить прямо сейчас, не сходя с места! И что до его начала следует взять под стражу не только княжну, но и ее товарища! А то мало ли куда тот пойдет и что устроит за ночь — слишком уж уверенно приняла вызов девица…
Конечно, «под стражу» было не более чем фигурой речи — Нисаде и Танберну просто отвели по комнатке во дворце, обеспечив всеми удобствами, но приставив к дверям охрану. Час назад Лаймарт лично посетил княжну под предлогом того, что перед столь важным испытанием требуется очистить душу исповедью. Должным образом потупившись, девица призналась в том, что была непочтительна с матерью и двоюродным братом, а также в неудержимом плотском влечении к своему спутнику. Но Лаймарта не покидало ощущение, что все это для нее — лишь пустая формальность. Если для королевы церковные установления были тем самым законом, что подобен дышлу, то для княжны Лорш они, похоже, вообще не имели ни малейшего значения.
И в то же время от нее больше не тянуло даже тем слабым отголоском магии Хаоса, который Лаймарт уловил в зале заседаний. Обычная девушка, которую если и можно в чем-то упрекнуть, то лишь в подмене истинной духовной веры мертвым обрядом…
Закрылась?
Глупости! Разве может хоть кто-то, ступивший на эту землю, закрыться от него, облеченного властью, что превыше даже патриаршей тиары?!
Тяжело вздохнув, Лаймарт зажег свечу и вышел из заалтарной комнатки во тьму и дышащую тишину собора. Поставив свечу на алтарь, он не без труда опустился на колени и ясным, отчетливым голосом начал читать молитву, в которой по сравнению с обычной было изменено несколько слов. Когда он умолк, в соборе снова сгустилась тревожная тишина…
— Встань, — разорвал ее ровный голос, невыразительный, как стертая монета. — Так и знал, что сегодня ты меня позовешь.
Из тьмы выступила фигура среднего роста, облаченная в обычную серую монашескую рясу, подпоясанную веревкой. Свет свечи выхватил из тьмы гладко зачесанные волосы над высоким лбом с залысинами, тонкие поджатые губы, идеально прямой нос, но глаза на этом лице так и остались двумя провалами, тонущими в тени.
— Да воссияет мощь твоя над землями, Господи, — Лаймарт торопливо коснулся пола лбом и лишь после этого встал.
— Если тебя интересуют сведения о Нисаде Лорш, то сразу предупреждаю — у меня их нет, — произнес монах, не дожидаясь вопроса. — Эта девица перешла под власть Хаоса еще восемь лет назад и с тех пор выпала из моей компетенции.
— Я так и знал, Господи, что исцелил ее не ты, — только и смог выдохнуть потрясенный Лаймарт. — Восемь лет назад… это ж сколько лет ей было?
— Тринадцать, — спокойно отозвался Господин Порядка, не имеющий имени. — Порок с самого детства свил гнездо в ее душе. Зачем тебе весь этот фарс? Отправил бы ее на костер, и дело с концом. Ты ведь не хуже меня знаешь, что по закону молния обязана поразить обоих.
— Если б все было так просто, Господи! — Лаймарт еще раз тяжело вздохнул. — Как я мотивирую это перед другими иерархами, если от нее не веет Хаосом?
— Что, вообще? — если Господин Порядка и был удивлен, то никак не выразил этого интонационно. — Как же тогда ты ее вычислил?
— Днем в зале заседаний веяло, но совсем чуть-чуть, — пояснил секретарь патриарха. — Другой бы даже не уловил, только я. А теперь и того не осталось. И напарник ее, Танберн Истье, чист как стекло. Кстати, а про него что ты можешь сказать, Господи?
— Ничего, — сухо бросил монах. — Этот человек родился не в Вайлэзии и никогда не отпадал от меня, потому что никогда не был предан в мои руки. Он вне моей юрисдикции.
— Еще того не легче! — простонал Лаймарт. В чем-в чем, а уж в чужеземном происхождении он этого юношу никогда бы не заподозрил. Можно сменить одежду, добиться идеального произношения, усвоить обычаи — и проколоться на одной из сотен мелочей, которые не под силу запомнить даже шпионам. А Танберн, хоть и назвался студентом из Кинтаны, во всех этих мелочах был истинно столичным жителем. Светлые волосы… рожден в Лаумаре, принят в лоно церкви по тамошнему канону и ребенком привезен сюда? Никакой другой комбинации Лаймарту просто не приходило в голову…
— Ладно, — в конце концов устало произнес секретарь патриарха. — С этим Истье я буду разбираться потом, а сейчас надо одним ударом покончить с проблемой Лорша. Поэтому, Господи, прошу у тебя защиты для Тарме анта Веннана.
— Понятно. Уж лучше иметь на держании своего человека, пусть подлеца и интригана, чем не поймешь кого в союзе с еще одной темной лошадкой, — без улыбки произнес монах.
— Веннан — не просто более удобная фигура на юге, Господи, — возразил Лаймарт, глядя в лицо своему повелителю. — Это еще и возможный рычаг влияния на королеву, которая в последнее время позволяет себе лишнее. Смею думать, после того, как не станет Нисады, размолвка между этими двоими быстро сойдет на нет.
— Убедил, — кивнул Господин Порядка. — Однократную защиту я ему дам. Для такого, прямо скажем, не святого человека и этого много, но чего не сделаешь ради государственной необходимости, — впервые за все время разговора он позволил себе дежурную усмешку.
— Благодарю тебя, Господи Единый, — Лаймарт низко склонился перед собеседником, а когда выпрямился, в соборе уже не было никого и ничего, кроме него самого и догорающей свечи на алтаре.
Сделав ритуальный жест в пустоту, он подхватил свечу и побрел прочь, размышляя, почему тем, кому дозволено лично говорить с самим Единым, всегда становится один из влиятельных людей, приближенных к патриарху, но никогда не сам патриарх. Не для того ли, чтобы предоставлять им возможность всегда выходить сухими из воды, если дела пойдут как-то не так? Или наоборот, чтобы в сложных случаях поступаться ими без всякой жалости и потрясения устоев власти?
Что ж, по крайней мере, его господин всегда избирает своим представителем одного из верхушки клира. А вот у Повелителя Хаоса, спаси и сохрани нас тот, с кем Лаймарт только что беседовал, в проводниках воли ходит ТАКОЕ…
На этот раз карета стояла не у церкви — в такой день к кафедральному собору лучше было не приближаться, — а в том месте, где в Имперскую площадь, как река в озеро, впадала Львиная улица.
За ночь слух об испытании успел широко разнестись, и сейчас у собора собралась изрядная толпа. Минут за двадцать до полудня в храм торжественно прошествовали король, королева и патриарх, приветствуемые криками народа, которому, как известно, сгодится любой повод покричать. И почти сразу же с противоположного конца площади появилась процессия.
Впереди, с зажженными свечами в руках, шли десятка два монахов в белом и пели молитвы. Джарвис неожиданно понял, что это даже не раздражает его ушей: хор мужских голосов был стройным и слаженным, а звучащая в нем вера — неподдельной. За ними, тоже в окружении монахов, но уже в бледно-лиловом, шествовал сначала Тарме Веннан, а потом Нисада, рядом с которой, не касаясь ее, двигался Берри. От кающейся грешницы девушку отличал лишь наряд — вместо длинной полотняной рубахи на ней было то же розовое платье, что и вчера. Тарме же оделся в строгий черный камзол без всяких украшений, подобающий человеку, который готовится предать себя в руки Единого — и одновременно выставляющий его внешность в самом выгодном свете. Чистота и юность Нисады по производимому эффекту явно не дотягивали до этой мрачной внушительности. Замыкали процессию несколько церковных иерархов, среди которых был и Лаймарт.
Толпа расступилась, пропуская процессию в собор — и Джарвис снова стиснул в кулаке красновато-коричневую шаль.
Оказавшись в соборе, Нисада, повинуясь указующей руке Лаймарта, отступила налево, Тарме — направо. Обоих по-прежнему плотным кольцом окружали монахи. Берри оттеснили от девушки, но тот с тихим упрямством держался в первом ряду зрителей, не стесняясь отпихивать локтями высокородных держателей доменов.
Патриарх уже стоял у алтаря, и все с замиранием глядели на большой кусок горного хрусталя, венчающий длинный посох, знак его сана. Верховный служитель Единого был стар и, не имея сил возвысить голос над собранием, ждал, когда народ умолкнет сам по себе. К чести собравшихся, ждать ему пришлось недолго.
— Во имя Единого, да воссияет мощь его над землями! — провозгласил патриарх. Казалось, сами стены собора подхватывают его голос, без труда донося сказанное до всех. — Да свершится истинное правосудие над теми, кто воззвал к нему! Тарме, владетель Веннана, ты первый призвал на себя суд Единого Отца — тебе и проходить испытание первым.
— В руки твои предаю себя, Господи, — сильный отчетливый голос Тарме чуть дрогнул, но и это прозвучало ноткой священного трепета. Все взгляды устремились в его сторону, и слишком уж во многих из них было сочувствие. Сделав несколько уверенных шагов, дядя Нисады вышел в центр собора и опустился на колени в круг, выложенный на полу черным мрамором. Сложив руки у лица и опустив голову, он казался олицетворением смиренной мольбы честного человека, просящего оправдания у своего бога.
Патриарх прочитал молитву, приподнял посох и с силой ударил им о мраморный пол. Горный хрусталь в его навершии начал наливаться светом, все ярче, все ослепительнее… и вдруг из камня вырвалась жгучая бесцветно-белая молния и стремительно понеслась к Тарме Веннану. Однако стоило ей достигнуть границы черного круга, как она словно наткнулась на незримую преграду. На несколько секунд замерев у невидимой границы, белое пламя мало-помалу начало растекаться вдоль нее, заключая преклонившего колени в пылающее кольцо. Сомкнувшись, это кольцо почти минуту горело вокруг Тарме, слепя глаза собравшимся — и вдруг, словно обессилев, упало на пол, на миг обвело черный мраморный круг огненной каймой и погасло.
Зрители ахнули.
— Ты знаешь, Господи, что я чист пред тобою, теперь же это ведомо и людям, — снова разнесся по собору голос Тарме, и на этот раз Нисада уловила в нем явное облегчение. Против воли колени ее снова затряслись.
«А ну, смирно! — мысленно прикрикнула она на саму себя. — Можешь сколько угодно подсуживать моему дядюшке, Единый, но надо мной у тебя власти нет!»
— Нужны ли еще доказательства? — меж тем опять зазвучал голос Тарме, поднявшегося с колен и отошедшего на свою сторону собора. — Если Единый подтвердил мою правоту — значит, на девице, назвавшей себя Нисадой Лорш, правоты нет…
— А это мы еще поглядим! — звонко, словно в гонг ударила, воскликнула Нисада. — Теперь моя очередь, ваше святейшество, и знайте, что рука небес была и пребудет надо мной!
Многие посмотрели на нее с неодобрением. Не дожидаясь приглашения, Нисада сама отважно ступила в черный круг. Опустилась на колени — куда менее эффектно, чем дядя, это движение все еще было для нее одним из самых непростых, — но не склонила голову, а устремила бесстрашный взор на патриарха.
И в этот миг Лаймарт опять почуял еле уловимый аромат Хаоса, исходящий от девушки. Он мог поклясться чем угодно, что когда та переступала порог собора, этого аромата и в помине не было!
Патриарх уже снова читал молитву, ничуть не изменившись в лице — сама беспристрастность. Снова приподнялся посох, снова послышался четкий удар о мрамор… Хрусталь опять начал разгораться — но на этот раз как-то неуверенно, и свет в нем имел не то розоватый, не то бледно-сиреневый отлив. Наконец молния все же вырвалась из камня, но, не пролетев и трети расстояния до Нисады, померкла на лету и расточилась в воздухе.
Лаймарта словно кипятком обдало. В три прыжка он оказался рядом с патриархом. Тот, видимо, не поняв, что случилось, снова грянул посохом об пол. На этот раз искра света в хрустале, еще более отчетливо окрашенная пурпуром, затеплилась всего секунд на пять и угасла, так и не вырвавшись на свободу.
— Опять осечка… — растерянно произнес патриарх, глядя на секретаря в поисках поддержки. — Дай-ка попробую еще раз…
— Какая осечка? Это вам что, пушка?! — еле слышно прошипел взбешенный Лаймарт. — Да простит меня Единый, но как были вы в юности наемником, ваше святейшество, так и до сих пор мыслите теми же категориями!
— Так в чем же тогда дело? — еще более растерянно выговорил патриарх, давно уже привыкший к тому, что для секретаря пути Единого несколько более постижимы, чем даже для него, живого оплота веры в глазах людей.
— В том, что мы по-крупному влипли… — одними губами начал Лаймарт, проклиная великолепную акустику собора. Но его так и так никто бы не услышал, ибо неожиданно над изумленной толпой, вдохнувшей и не сумевшей выдохнуть, взлетел еще один мужской голос:
— А теперь скажите, господа, какой случай больше похож на магическую защиту? По-моему, первый! Анта Веннана молния не тронула, а княжну Лорш отказалась трогать!
Выкрик Берри словно прорвал плотину. Людям, не знавшим, что и подумать — если тому, как молния Единого поражает виновного, имелись старики-свидетели, то того, как она милует невинного, даже теоретически никто не представлял, — дали подсказку. И теперь со всех сторон полетели возмущенные возгласы:
— Истинно так!
— Не могла королева ошибиться!
— Девушка невиновна!
Лаймарт понял, что проиграл. Танберн Истье, кем бы он ни был, оказался чертовски умен и успел раньше. В отчаянии он устремился внутренним зрением к Нисаде, желая использовать свой последний шанс — и остолбенел. Отсвет магии Хаоса снова исчез, как не был, видимо, сыграв свою роль.
Личный представитель Господина Порядка понятия не имел, что в этот миг Джарвис и Тай, выронив шаль, на радостях кинулись друг другу в объятия с воплями: «А ведь не соврал Арзаль, сукин сын! Все так и есть!»
— И я даже знаю, в чем дело! — снова воскликнул Берри, окрыленный внезапной идеей. — Это магия, полученная из Таканы! Не иначе, ценой прихода к власти этого человека стало бы негласное разрешение на колдовство в южных землях. А то и, сохрани Единый, переход Лорша под руку короля Синтайо!
Эти его слова предназначались уже непосредственно Зивакут. Зная, что «тюльпаны» плохо умеют оценивать, на что способен тот или иной человек, а потому на всякий случай подозревают всех и каждого, он решил сыграть на этом — и попал прямо в яблочко.
— Взять его! — тут же раскатился по собору громовой голос королевы. — На допросе он ответит, таканская это была магия или чья-то еще!
Только тут до Тарме окончательно дошло, насколько плохи его дела. Настаивать на своем и требовать повторного испытания не имело смысла — Лаймарт предупредил его утром, что защита однократная. Или… или лучше быстрая смерть от молнии, чем медленная — в застенках королевы? Насчет того, как добывают в Вайлэзии правду — или то, что считает правдой Вороная Кобылица, — у Веннана иллюзий не было.
Так требовать нового испытания или нет?
Поздно! На его плечи уже легли руки солдат в ярко-синих мундирах, личной стражи короля Ансейра.
— Предатель! — негромко бросил Тарме подошедшему Лаймарту. — Если бы не ты, я потерял бы только честь, но сохранил жизнь.
— Бог отвернулся от тебя, грешник, — желчно отозвался секретарь патриарха, которого в данный момент заботило совсем другое.
Он не мог понять, как вообще могла случиться эта, выражаясь словами патриарха, осечка! Не бывает такого! Здесь, в кафедральном соборе, не властно ни солеттское чародейство, ни сила Хаоса. Противное означало, что мощь Единого полностью выдохлась, как спирт в плохо закрытой бутыли, и самое время поискать себе другого покровителя.
Выйдя на ступени, ведущие к главным вратам собора, Лаймарт, словно в трансе, наблюдал, как Нисада и Танберн пробиваются сквозь ликующую толпу. Девушка, выдержавшая испытание, представлялась народу чем-то вроде святой, и каждый норовил коснуться ее волос или платья. Танберн пытался расчищать ей дорогу, но в одиночку мало что мог.
Неизвестно, чем бы это закончилось, но тут от Львиной улицы решительным шагом приблизились двое — светловолосая женщина в меналийском платье и вооруженный мечом стройный мужчина в черной кожаной одежде и низко надвинутом солдатском капюшоне с оплечьем. Они уверенно вонзились в толпу, и вскоре невысокая Нисада, словно девчонка, с визгом повисла на шее у рослой крупнокостной меналийки.
Значит, пресловутая жрица из Новой Меналии все это время была в двух шагах от своей подопечной?
Лаймарт торопливо устремил на женщину внутренний взор.
И… ничего. Совсем ничего! Ни малейших следов какой-либо силы, запретной в Вайлэзии — ни хаотической, ни солеттской. Просто человек, разве что рожденный по ту сторону моря… Уже не надеясь ни на что, Лаймарт перевел внутреннее зрение на мужчину в капюшоне — и обомлел в который раз за сегодняшний день.
Долгоживущий!
Защиты у него не было никакой — впрочем, здесь, на ступенях собора, Лаймарт плевать хотел на любую защиту. Торопливо, пока эти четверо не скрылись из виду, он прощупал меченосца и вскоре был вынужден признать, что снова вытянул пустышку. Как и все существа его расы, молодой человек обладал врожденной Силой, являющейся таким же неотъемлемым его свойством, как рост, цвет волос или невероятная скорость реакции… вот только сила эта была весьма и весьма невелика. Неудивительно, что он опустился до того, чтобы пойти в телохранители к простой смертной. С такой силой костер без кресала на разожжешь, не говоря уже о том, чтобы исцелить ноги княжны и тем более прикрыть ее от молнии Единого.
Источник хаотического отсвета на Нисаде стал более-менее понятен, но это лишь породило новую проблему. Отблеск чужой силы, к тому же от существа, для которого эта сила естественна — увы, еще не повод для костра. А значит, исчезла последняя зацепка, позволяющая хоть как-то прибрать к рукам странную девушку.
Загадочная четверка тем временем окончательно растолкала толпу и теперь удалялась в сторону Львиной улицы. Меналийка с пепельными волосами шагала широко, по-мужски, так что Нисада на своих коротких ногах еле поспевала за ней. Невольно на ум Лаймарту пришло, что походка этой женщины выдает куда большую привычку к штанам, чем к женской одежде…
И тут у него в голове словно что-то щелкнуло, молниеносно вставая на свое место. Мгновенно перед глазами возник анатао с незаплетенными волосами, вызвавший к каменному гонгу своего союзника по лагерю Порядка — Йахелле, верховный жрец и проводник воли Черного Лорда.
«Мне донесли, Серый, что эта женщина сошла с корабля в Кинтане. Значит, сейчас она где-то на твоей территории. Срочно оповести своих подчиненных на юге, пусть глядят во все глаза. Запомни: меналийка, высокая, волосы отливают серебром, из тех, кому идет мужская одежда. И телохранитель из морской расы. У нас на островах такую бы не упустили, но вы у себя в Вайлэзии имеете привычку всех стричь под одну гребенку…» — Йахелле усмехнулся. Как и любой из его народа, он не мог спокойно воспринимать женщину, которая делом доказала свое право стоять вровень с мужчинами.
Этот их разговор в месте, расположенном вне времени и пространства, состоялся дней десять тому назад. Тогда Лаймарт не нашел ничего умнее, чем разозлиться на высокомерие младшего союзника. В конце концов, анатаорминский Владыка Смерть — лишь креатура Единого, так какое право имеет этот наглец с серьгами в ушах указывать старшему, каких женщин его народу надо уважать, а каких нет?!
И лишь сейчас он понял, окончательно понял — не мозгами, а какой-то другой частью тела, может быть, печенкой. Слишком уж много совпадений. Особенно если учесть, что светлые от природы волосы в Новой Меналии встречаются не слишком часто — во всяком случае, реже, чем в Вайлэзии…
Женщина, на которую не действует сила Черного Лорда! А теперь выясняется, что и сила Единого тоже, мало того, она как-то умеет распространять эту неуязвимость на других. Он наплевательски отнесся к тому, что она перебежала дорогу Черным — пока вдруг не настала его собственная очередь.
Да, Лаймарт сильно заблуждался, думая, что дела его плохи. Дела его были — хуже некуда. И самое обидное, он даже приблизительно не знал, что предпринять в такой ситуации…
Глава двадцать вторая,
в которой исполняется последнее заветное желание Нисады, а Берри отвечает на вопросы своего отца
Приходит в себя Джульетта и видит: лежит мертвый Ромео, а над ним стоит Николай Цискаридзе в белых штанах.
— Ты… кто?!!
— Я — ВАША — СМЕРТЬ!
— Что ж ты такая… нелепая?!
Фанатский анекдот
На обратном пути Нисада на радостях выпросила у Джарвиса денег — своих у нее было в обрез — и несколько раз приказала Хольрану остановить карету у различных мест, где торговали съестным. Когда друзья вернулись на постоялый двор, и добыча Нис оказалась на столе, шокирована была не только Тай, но даже привычные ко многому Джарвис и Берри. Огромный торт с начинкой из протертых фисташек, шоколадный пудинг, вафельные корзиночки со взбитыми сливками, головка хаусатского сыра, апельсины, оливки и — апофеоз всего — шесть копченых селедок в вощеной бумаге! Ну и, чтобы не скучно было, ящик легкого розового вина.
Сейчас ящик был пуст на две трети, причем большую часть вина уничтожила лично Нис, заявив, что при жизни отца пила и покрепче. Но то ли трехлетний перерыв со спиртным не пошел девушке на пользу, то ли его все-таки оказалось чуточку слишком… А может быть, и не в вине было дело, а в сочетании копченой рыбы со взбитыми сливками, как предположила Тай. Так или иначе, но стошнило новоиспеченную княгиню Лорш аккурат тогда, когда она высунулась в распахнутое окно, оглашая притихшие окрестности раздольными звуками «Возвращения в Такану» — и, судя по донесшейся снизу ругани, прямо кому-то на голову.
Розовое платье, верно служившее хозяйке два дня, валялось на полу, испещренное следами туфелек. Потоптав ненавистное одеяние — теперь полученный статус и без замужества давал ей право на более насыщенные цвета одежды, — Нис уже нацелилась вспороть его ножом, но потом вдруг отвела занесенную руку и заявила, что в общем-то, если отвлечься от цвета, платье вполне ее устраивает, а потому лучше уж она прикажет перекрасить его.
Недоеденная селедка торчала прямо из недоеденного же торта, на полу валялись косточки от оливок, апельсиновая кожура и глиняные черепки, а сама Нис, завернувшись в халат, мелкими глотками пила холодную воду. Привести в чувство ее смогло лишь напоминание Тай о том, что новый статус означает не только права, но и обязанности, а значит, завтра в десять утра ей предстоит явиться в Генеральные Штаты вместо дяди.
Джарвис был потрясен даже не столько разгулом Нисады, сколько тем, как философски отнеслись к нему Тай и Берри. Но те давно уже привыкли к выходкам своей подруги. В Замке она откалывала и не такое, а то, что творилось сейчас, даже дебошем назвать было нельзя — так, милая пьянка в узком кругу.
В конце концов Тай приказала всем спать и выгнала Джарвиса с Берри в их комнату. Нисада умылась, вычесала из волос попавшие туда сливки и свернулась клубочком на постели, предвкушая продолжение в Замке. Вскоре все затихло…
— А теперь пошли на «секретный уровень» Арзаля, — потребовала Нис, едва проявившись на своем ложе рядом с Берри. — Хочу, чтобы ты искупал меня в лунной пыли.
— Нис, имей же совесть, наконец! — вмешалась Тай, подкрашивая глаза у зеркала. — Берри последнюю пару дней вообще не выходил из тела Тано, чтобы не оставлять тебя одну против королевы и всех этих церковников. А у его основного тела тоже есть какие-то потребности. Так что оставь его — пусть ненадолго вернется к себе в заточение и что-нибудь съест.
— Ох, Тай, — протянул Берри, нерешительно садясь на ложе. — В том-то все и дело…
— В чем? — мгновенно вскинулась та.
— Я не могу вернуться в основное тело уже дней семь или восемь. Бьюсь, бьюсь — и никак… Собственно, затруднения начались еще перед тем, как мы прибыли в замок Лорш — то вернуться не получается, то, наоборот, выйти из основного тела… Потом, где-то на полпути от Лорша до Сэ’дили, вроде наладилось — и вдруг как ножом отрезало. Не могу попасть назад, и все тут.
— И ты все это время молчал?! — Тай уронила кисточку с тушью. — Но почему, крокодил тебя задери?!!
— У нас и без того дел хватало, — Берри опустил глаза. — Не хотел загружать Нис своими проблемами, пока все не образуется. Ей надо было не обо мне думать, а о том, как…
— Нет, вы только посмотрите на этого деятеля! — взорвалась Нисада. — Мы тебе друзья или так просто?!
— Проблемами он нас, видите ли, загружать не хотел, — подхватила Тай. — Вот возьму и повешусь…
— А чем бы вы мне помогли? — резонно возразил Берри. — Техникой перемещения сознания не владеет никто из Ювелиров, кроме меня. Сам Элори, и тот не владеет, иначе не мучил бы меня так с проклятым жезлом Ар’тайи.
— Есть у меня нездоровое подозрение, — мрачно протянула Тай, снова берясь за кисточку — не оставлять же второй глаз ненакрашенным. — Помню, в ночь исцеления Нис ты жаловался на головные боли… Они у тебя потом еще бывали?
— Они у меня бывали и до того, — столь же невесело отозвался Берри. — А после этого… лицо слева стало какое-то тяжелое, глаз плохо закрывается. И еще пальцы на левой руке немеют.
Тай непечатно выругалась. При всем ее нарочитом цинизме Берри с Нисадой ни разу не слышали от нее ничего крепче «крокодил задери» и «какого хрена», а потому воззрились на монахиню-алхимика в крайнем изумлении.
— Есть такая очень нехорошая вещь — апоплексический удар, — наконец пояснила Тай. — Молись кому хочешь, чтобы она не имела к тебе никакого отношения…
Наутро, когда Нисада очнулась, ее уже поджидал крепкий травяной отвар, снимающий похмелье — та же смесь, которой Тай пользовала Тано на «Деве-птице». Сжевав единственный апельсин (после вчерашнего о еде даже думать было тошно) и облачившись в винно-красное платье, княгиня Лорш со стоном уселась в карету и отправилась в Генеральные Штаты — на этот раз одна, ибо у Берри имелись какие-то свои планы.
Тай тоже чувствовала себя скверно, ее подташнивало, и она даже не знала, на что из вчерашнего грешить — на пресловутую селедку или на пудинг, показавшийся ей не очень свежим. Поэтому мужчины отправились гулять по Сэ’дили вдвоем. Джарвис уже был в курсе проблем Берри, но поначалу не придал им особого значения, пока…
— Кстати, тут, через две улицы, наш старый особняк, где я родился, — заметил Берри, когда они вышли к башне Леонирры — единственному остатку укреплений полуторатысячелетней давности, самому древнему строению в столице. — Хочешь, сходим, взглянем?
Принц кивнул, прекрасно понимая, что это нужно не столько ему, сколько самому Берри.
Особняк анта Эйеме выделялся издалека не только роскошью, но и тем, с каким вкусом выстроен — двухэтажный, выкрашенный в малахитовую зелень, с белой и золотой отделкой. Однако Джарвис сразу же обратил внимание, что вид у дома несколько запущенный — впрочем, каким еще быть дому человека, удалившегося от двора одиннадцать лет назад?
— Да, тяжко там сейчас отцу, — вздохнул Берри, невольно ускоряя шаг. — Я позавчера в собрании успел перемолвиться кое с кем парой слов… Всю нашу семью Поветрие выкосило — и матушку, и сестру с мужем, и их детей. Только отец и выжил, да и тот не иначе как чудом. Один остался… — и тут он неожиданно умолк, словно подавившись последним словом, и застыл, как вкопанный.
Обе изящные кованые створки ворот были перетянуты сверху вниз узкими полотнищами из черного крепа.
— Д-демоны с рогами, — выдавил Берри сквозь зубы. — До последнего надеялся, что этого не увижу…
— Отец? — Джарвис невольно опустил руку на предплечье друга.
— Если бы отец! — горько усмехнулся Берри. — Будь в доме покойник, все окна завесили бы белым, а сейчас в них обычные шторы. Нет, это траур по тому, кто умер совсем в другом месте.
— Значит, кто-то из родственников?
— Какие родственники? Близких уже три года как нет, а по дальним траура не вешают, — Берри взглянул в глаза Джарвису, что при надвинутом капюшоне было не так просто. — Это ПО МНЕ тряпки натянуты. То есть… то есть ему уже сообщили. Уже есть, о чем сообщать.
Сказать, что Джарвис был потрясен — значит, не сказать ничего. Его пронизал леденящий холод, словно это не Берри, а он сам ходил, ел, разговаривал, целовал любимую женщину, спорил с ее недругами — и вдруг осознал, что уже восемь дней как мертв.
Неожиданно Берри рассмеялся, и от этого смеха принцу стало еще страшнее:
— Нет, только со мной такое и могло случиться — забегаться и помереть в свое собственное отсутствие! Всю жизнь что-то важное происходило за моей спиной, а меня только ставили в известность — но чтоб до такой степени…
Нисада влетела в комнату на постоялом дворе, не чуя под собой ног от счастья.
— Вы знаете, как они все теперь ко мне относятся?! Только и разговоров о том, какой подлец был дядюшка, как мне тяжело жилось под его гнетом и как замечательно, что свершилось правосудие! Скукотища, конечно, сидеть и слушать все эти рассуждения о церковных наделах и ассигнованиях на флот — зато у пажа на тунике лилии уже серебряные, все, как положено! — она рассмеялась. — Даже и не мечтала, чтобы дядюшку вот так, одним ударом! Пусть погниет в Идвэле, а то не одним же честным людям там сидеть, вроде Берри… — в этот миг она подняла взгляд на друзей и осеклась. Лица всех троих были настолько серьезными, что княжне стало по-настоящему жутко.
— Берри уже не сидит в Идвэле, — четко и раздельно выговорил Джарвис, не дожидаясь, пока придется переводить за Тай то же самое. — Королева была столь милостива, что разрешила известить отца о смерти сына. Человек, которого ты любишь — более не человек, а то, что вы между собой называете «пленник Замка». Бесплотный призрак.
— Постойте, я не поняла… — Нисада ошарашенно опустилась на стул. — Почему бесплотный, когда вот же он сидит? — она повела рукой в сторону светловолосого юноши, боявшегося поднять глаза.
— Ты действительно не поняла, — отрезала Тай, услышав перевод. — ЭТО тело принадлежит мальчику по имени Тано Заглар, а Берри лишь временно пользуется им по необходимости. И между прочим, вчера эта необходимость миновала. Ты получила все, чего хотела — здоровье, княжество и дядю за решеткой. А Тано я обязалась вернуть его родителям.
— И какая радость его родителям всю жизнь возиться с ребенком в теле мужчины? Он же никогда не вырастет, а они скоро станут стариками! — воскликнула Нисада. — Берри, ну почему ты не можешь совсем забрать себе это тело?
— Потому что я не позволю, — глаза Тай на миг полыхнули зеленью — наверное, в них отразился колеблющийся свет свечи. — Существуют вещи, противные человеческой природе. Если и есть на свете что-то, заслуживающее названия «грех», то две души в одном теле — как раз из этой области. До недавнего времени ты любила Берри только ночью и была счастлива. Что тебе мешает делать это и впредь?
— А быть пленником Замка, значит, не противно человеческой природе и не грешно? — Нисада вскочила со стула. — Как долго он продержится там, не перерождаясь в демона? Ты же сама знаешь, ЧТО бывает с теми, кого Элори заполучил в полное распоряжение!
— Он Ювелир, — возразила Тай, но в голосе ее не было стопроцентной уверенности — и Нис прекрасно это расслышала. — Над ним не властен ни один из богов.
— При жизни, — упорствовала Нисада. — А что бывает после смерти, нам неизвестно. Откуда ты знаешь, что ни у кого из обслуги Элори не горели когда-то глаза? Не можешь ты этого знать!
— В любом случае тело с двумя душами можно допустить временно и по необходимости, но не навсегда, — Тай тоже не желала уступать. — А если совсем избавиться от Тано — это будет нечто, весьма близкое к понятию «убийство». Ты хочешь, чтобы твой возлюбленный запятнял себя убийством ребенка?!
— Я хочу, чтобы он был со мной! — от крика Нисады зазвенело стекло в окошке. — Я хочу, чтобы он просто — БЫЛ!!! Так же, как ты сама хочешь, чтобы был Тиндалл!
— И ведь мне с самого начала не нравилась затея с умыканием мальчика! — Тай, мрачнее тучи, тоже поднялась со стула. — Так и знала, что из нее не выйдет ровным счетом ничего хорошего. Вот что, Берри, это твоя проблема — ты и объясняй Нис, на каком свете все мы находимся. А у меня уже вот где эта ругань через переводчика! Пойдем, Джарвис, поужинаем в общем зале, — она резко прошла через комнату и вышла, хлопнув дверью.
Джарвис окинул вайлэзских любовников укоризненным взглядом и последовал за Тай. Он не мог не сочувствовать им — и в то же время прекрасно понимал, что сейчас Нисада применила в споре запрещенный прием.
За все это время Берри не проронил ни звука. Он сидел у стола, подперев голову рукой, и по его лицу невозможно было прочесть ничего, кроме тоски, вызванной необходимостью выбирать меньшее из двух зол.
Нисада подошла к любимому и опустилась перед ним на колени, обняв его ноги.
— Берри, — тихонько сказала она. — Тай все говорит правильно, но теперь выслушай меня, Берри, счастье мое…
Он перевел на нее глаза — лишь глаза, голова осталась в прежнем положении.
— Берри, ты помнишь, на каких условиях женщина в нашей стране становится правящей княгиней? Я не могу остаться безбрачницей, как королевские сестры — я обязана выйти замуж и родить наследника. И если в ближайшие два года я не изберу супруга своей волей, за меня это сделает королева. Или король, неважно, — она скрипнула зубами. — Какое-то постороннее рыло, которое будет вмешиваться в дела Лорша — и ради чего тогда была вся наша борьба? И с этим рылом мне придется спать в одной постели, и терпеть его ласки — без любви, и рожать ему детей, в то время как ему будет омерзителен уже один вид моих несчастных ног! Берри, неужели тебе не противна сама мысль о том, чтобы делить меня с другим человеком? Неужели ты так легко отдашь меня?
Берри ничего не ответил, но Нисада почувствовала, как он вздрогнул всем телом.
— А ведь все это может быть твоим! Только решись! Решись — и мы назовем именем Тано нашего первенца! Этот мальчик возродится в нем и проживет нормальную жизнь, которой лишила его солеттская сволочь!
— С чего это ты взяла? — наконец разомкнул губы Берри, слегка удивленный ее доводами.
— Потому что я так хочу! — с жаром произнесла Нис. — Ты же знаешь, как я умею хотеть — так, что рано или поздно все сбывается! Даже невозможное!
«Сбылось же, что ты избавлен от старого некрасивого тела!» — хотела добавить она, но вовремя прикусила язычок.
— Будь ты жив, я бросилась бы королеве в ноги и добилась помилования для тебя, или мы с тобой еще что-нибудь придумали бы, — продолжала она. — Но теперь поздно — твоего прежнего тела больше нет. Ты можешь обладать мной, только окончательно став Танберном Истье, так не отказывайся же от этого! Или я решу, что ты не так уж и любишь меня, — Нисада уткнулась лицом в колени Берри и беззвучно заплакала. Даже в детстве она делала это крайне редко и никогда в жизни не унизилась бы до того, чтобы громко рыдать и причитать, как Калларда — но сейчас слезы сами так и хлынули из ее глаз.
Берри знал, что слезы этой девушки стоят дороже алмазов — она была «сейя», а не какая-то там «мимоза» или «гиацинт». И он не мог спокойно вынести упрек в том, что недостаточно любит ее.
— Ладно, Нис, только не реви, — он осторожно накрыл ладонью ее макушку. — Ночью, когда все уснут, я попытаюсь. Мне самому совершенно не хочется навеки застревать в Замке, но без тебя я, наверное, так и не решился бы… не посмел…