Свита Мертвого бога Гончаров Владислав

— Погоди чуть-чуть. Теперь моя очередь, — твердо произнес Джарвис.

Когда он извлек из укладки чистую рубашку и нарядный камзол, у Тай прямо-таки отвалилась челюсть. До сей поры роскошные вещи на своем бывшем телохранителе она видела лишь тогда, когда надевала их на него сама — в Замке или на Сейя-ранга…

Джарвис и сам считал этот камзол слишком уж вычурным для себя — его тоже шили на восстание из летхи. Плотный шелк цвета «рассвет над зимним морем», как изысканно именовался на его родине грязный розовато-серый, серебряное шитье, планка застежки и манжеты из тонкой черной кожи, меховые валики по плечевому окату, граненые пуговицы… Но что поделать — другого одеяния с манжетом на все предплечье у него не было. Он никогда прежде не пользовался своими Оковами Силы, а потому не нуждался в одежде, с которой их удобно носить.

Что ж, все когда-нибудь происходит впервые…

Остекленевшими глазами Тай смотрела, как Джарвис выпускает волосы поверх венца из знаменитого «черного серебра» — искрящегося сплава, секрет которого долгоживущие не раскрывали никому и который обладал свойством помогать концентрации рассеянного потока личной энергии. Причудливой ковки украшение закрыло весь лоб принца, острым концом спускаясь ему почти до переносицы. За диадемой последовало массивное ожерелье, легшее аккурат в вырез камзола, поверх рубашки, и наконец, браслеты, змеями обвившие руки от локтя до запястья.

Чем больше была сила долгоживущего, тем более массивные «оковы» ему полагались. Кто же мог предположить, что наследник престола не будет обладать и четвертью той мощи, на удержание которой рассчитан подобный комплект! Джарвис чувствовал себя предельно неловко, надевая все эти артефакты — но пути назад не было. Если уж ты задумал церемонию, изволь проводить ее по всем правилам.

— Зачем… это? — прошептала Тай, когда Джарвис выпрямился перед ней в полном блеске. Прежде она так мечтала увидеть его в облике, достойном лорда долгоживущих — и вот теперь, когда это произошло, сама устрашилась своего желания.

— Сейчас узнаешь, зачем, — даже улыбка его в этом обрамлении, казалось, сверкает как-то по-новому, с непонятным величием. — Пойдем.

— Куда?

— На улицу. Тут недалеко.

— Что… прямо вот так? — Тай окончательно перестала что-либо понимать.

— А ты боишься замерзнуть? Снаружи довольно тепло, кроме того, ты можешь накинуть анатаорминский плащ. Не сомневаюсь, что он у тебя цел. Или ты боишься, что нас увидит кто-то из деревни и неправильно поймет?

— Вот уж чего не боюсь, — Тай, словно очнувшись, откинула крышку стоящего в углу сундука и начала шарить в нем. — Скоро стемнеет. В это время года, когда урожай убран, почтенные селяне по вечерам поголовно сидят дома и рассказывают детям сказки. Или, если кто грамотный, читают житие блаженного Мешнека. То есть смотреть на нас совершенно некому.

Когда странная пара в роскошном убранстве взошла на соседний холм, еще более высокий, чем тот, на котором стояла усадьба, солнце уже почти докатилось до черты горизонта. Впрочем, ветер, не утихавший целый день, нагнал рваных туч, так что солнце все равно нельзя было видеть. Уже несколько дней не случалось дождя, поле высохло, и подол Тай шуршал по земле без всякого страха намокнуть.

Холм порос редким кустарником — сейчас, когда листья облетели, определить его породу не представлялось возможным, — но в том месте, которое выбрал Джарвис, не было ничего, кроме сухой поникшей травы да припозднившегося кустика диких хризантем.

— Здесь? — спросила Тай, ничего не понимая.

— Именно здесь, — уверенно кивнул Джарвис. — По-моему, здесь достаточно близко к небу.

Он взял Тай за руку, вместе с ней повернулся лицом к скрытому тучами закату и заговорил негромко, но отчетливо:

— Слушай меня, Мертвый бог, если ты можешь слышать. Здесь, рядом со мной стоит женщина, которую ты избрал себе в наместницы, женщина, которая сказала, что любит меня, мать моего ребенка. Нигде, ни на ее, ни на моей родине, ни где-то еще, нет такого закона, по которому мы могли бы быть вместе. Но что тебе до людских законов, когда у тебя есть свои? Я не властен быть с этой женщиной днем и ночью, в радости и печали, поскольку для этого одному из нас пришлось бы отказаться от той жизни, в которой весь его смысл. Я не властен быть верен ей до конца дней своих, ибо лишь я могу продолжить род королей своей земли, и когда-нибудь мне придется это сделать. Но я обещаю и клянусь, что покуда она жива, никакой другой женщине не будет места в моем сердце. Пока она жива, я не отступлюсь от нее ни в старости, ни в болезни, ни в горе. Пока она жива, на земле у меня не будет другого дома, кроме усадьбы Герейнет. Под твоей рукой заключаю я этот союз, и да будет он нерушим так же, как скрепленный любым жрецом на любом алтаре. Принимаешь ли ты этот союз, Тайбэллин?

— Принимаю, — с замиранием сердца выговорила Тай, глядя на бегущие в небе облака. Клятва в Оковах Силы — единственная, которую долгоживущий не вправе нарушить ни при каких обстоятельствах. Могла ли она хоть на миг помыслить, хоть увидеть во сне, что однажды такая клятва будет предложена ей, простой смертной, даже незнатного происхождения?!

Стоило ей произнести это слово, как плотный пласт туч, стянувшийся к закату, словно разрезала ножом чья-то невидимая рука. Жаркий луч прорвался сквозь толщу облачного свинца, озарил лица Тай и Джарвису и лег на сухую траву у их ног.

Налетел порыв ветра — или этот только показалось Джарвису, так закружилась у него голова… Мир понесся вокруг стремительным круговоротом, словно во время танца в бальном зале Замка, в ушах зазвенело, и сквозь этот звон принцу почудился далекий счастливый возглас: «Наконец-то один из этого народа вспомнил дорогу сюда!»

А вслед за тем накатила удушливая волна жара, и вдруг стало так хорошо и светло, что Джарвис рассмеялся во весь голос — и не услышал себя. Снова, как некогда на «Деве-птице» перед храмовой галерой, он ощутил себя над неким источником, переполняющим его силой. Только теперь этот источник был во сто крат мощнее, а главное, не мог иссякнуть никогда. Не веря себе, Джарвис взмахнул рукой — и тучи на горизонте окончательно разошлись, открывая вечернее светило во всем его великолепии.

— Джарвис, что с тобой? — воскликнула Тай почти в ужасе. — У тебя мерцают твои Оковы Силы… и горят глаза! Как у нас, Ювелиров, только днем!

— Кажется, получилось… — как во сне, выдавил Джарвис. — Ко мне все-таки пришла сила… Смотри, это же я разогнал тучи! — тут он осекся. — Как горят глаза?!

— Ярко-фиолетовым, — Тай вскинула кружевной рукав. — Гляди, свет отражается в серебряных нитях! Видишь фиолетовые блики на кружеве?

И Джарвис увидел. Ошеломленный, оглушенный, он поспешно опустил глаза, словно не смея лицезреть недозволенное — и увидел кое-что еще.

— А это что такое? Тай, я прекрасно помню — когда мы взошли на холм, здесь была только хризантема!

— Крокодил ее раздери, медуница! — Тай опустилась на корточки и осторожно коснулась нежного лилового цветка. — С ума сойти можно… Это же ты!

— Почему я? — не понял ее Джарвис.

— По Замковой системе, — пояснила Тай безжалостно. — Мой характер именуется «хризантема», а твой — «медуница». И вот они рядом, как ты и я.

— Но ведь медуница — весенний цветок, — Джарвис тоже присел, внимательно разглядывая крохотные лепестки. — Весна и осень, начало и конец… Значит, иногда даже Мертвый бог нарушает свои же законы, чтобы дать знамение?

— А вот и нет, — с усмешкой возразила Тай. — Давно известно: если осень столь теплая, как в этом году, весенние цветы могут зацвести по второму разу.

Они снова выпрямились — и стояли так молча, пока солнце окончательно не скатилось за горизонт.

— Знаешь, — наконец еле слышно произнесла Тай, — только сейчас я и поверила, что это не было концом — тогда, в прошлом году, у ворот…

— Ты что? — рассмеялся Джарвис. — Какой конец? Мы ведь, если вдуматься, еще столького не знаем и о себе, и о том, кто послал нам это чудо! Нет, продолжение определенно следует!

1999, 2002–2006 гг.