Свита Мертвого бога Гончаров Владислав
— Я и не говорю, что он хочет какого-то соглашения с ней, — еще нахальнее произнес молодой алмьярец. — Он всего лишь хочет, чтобы она оставалась в живых. А то, что соглашение с ней невозможно, он понял куда раньше вас. Если уж на то пошло, ему она попортила крови ничуть не меньше, чем любому из стоящих здесь.
— Что, и ему тоже? — вырвалось у Йахелле. Взгляд, который он бросил в сторону Тай, был исполнен невольного уважения.
— Да и вы, досточтимая Файял, на самом деле не хотите ее смерти, — Горицвет, не слушая более черного жреца, повернулся к меналийской настоятельнице. — Вы хотите только одного — процветания вашего монастыря. И это правильно. Поэтому никогда не позволяйте уговорить себя тем, для кого вы — лишь разменная фигура на доске.
— Она все равно не смирится, — произнесла Файял несколько менее уверенно, чем прежде. — Пусть уж лучше умрет, чем будет жить где-то еще и станет нашим конкурентом вместо того, чтобы умножать наши богатства.
— Серьезный довод, — Горицвет уже откровенно улыбался. — Даю вам три минуты, очаровательная Тайах, чтобы опровергнуть его. Только думайте лучше, от этого зависит ваша жизнь.
Когда алмьярец сказал про процветание монастыря, Тай мгновенно поняла, что эти слова обращены не столько к матери Файял, сколько к ней самой. В конце концов, она провела в Замке тринадцать лет и прекрасно владела тамошним языком утонченных намеков и непрямой речи. Поняла она и другое — Файял, прекрасная хозяйка, но никакой мистик, дала уговорить себя двум посредникам богов Порядка, своего же мнения не имеет. Поэтому, когда Горицвет обратился уже лично к ней, ответ у нее был готов.
— Что вы скажете, мать Файял, если я сама подготовлю себе замену? — произнесла она раздумчиво. — Среди молодых есть трое очень способных… неважно, кто, но дайте мне любую из этих троих, и за пять лет я сделаю из нее новую главу лаборатории. Смею думать, пять лет сестра Рогрет еще протянет? — она искательно заглянула в глаза бывшей настоятельнице. Да, теперь уже бесповоротно бывшей — после случившегося дороги назад больше нет. Может, мать Файял и приняла бы ее… вот только сама она никогда в жизни не сможет повернуться спиной к женщине, которую так легко склонить на свою сторону любому хорошо подвешенному языку.
— Ваша очередь думать, досточтимая Файял, — Горицвет осторожно переступил с ноги на ногу — его ступни явно начали застывать на холодном каменном полу. — Отправите Тайах на смерть — не получите ничего. Сохраните ей жизнь — и отделаетесь лишь небольшим убытком. Что вам больше нравится — преумножить свое или не позволить подняться чужому?
Эрдан завороженно следил за легчайшей игрой «черного цветка». Сейчас он воочию видел то, о чем знал лишь отголосками, из рассказов таких доверенных лиц, как Лувес. Позволь убедить себя, меналийка! Ко всему прочему, он такой же подданный Хаоса, как и ты, послушавшись его, тебе не придется идти против своих убеждений!
Тем временем Йахелле напряженно размышлял. То, что алмьярец вынудит посредницу Белой Леди отступиться от своих слов, мог не понимать только такой ограниченный человек, как Лаймарт. Значит, надо срочно обеспечивать себе возможность маневра. Армия и флот — конечно, аргументы… вот только поди подними их! Сейчас не древние времена, когда дважды по девять кораблей по слову правителя двинулись в Герийское царство за прекрасной Истеанерой — никто просто так не начнет войну из-за какой-то женщины. И если он сам еще худо-бедно вправе приказать «людям кораблей», то у Лаймарта подобной власти, скорее всего, нет.
Что ему надо, если вдуматься? Во-первых, чтобы эта женщина больше не ступала на землю Анатаормины, подрывая устои его власти. Ну так обеспечить это нетрудно — она не анатао, а кроме его островов, на свете есть масса других мест. Во-вторых, рассчитаться с ней за то, что она учинила в самом средоточии мощи Черного Лорда. Но великую ли плату подобает с нее требовать? Аметистовая книга не являлась реликвией храма, а что до Урано, то он лучше всех знал, насколько та была бессовестна и бездарна. К тому же новая Супруга Смерти, темноликая красотка с Ретни, пока проявляла себя с самой лучшей стороны, так что жалеть об Урано и вовсе не стоило. Значит, возмещение за оскорбление, не более того. И кажется, он даже знает, чем эта Миндаль могла бы возместить свою вину…
«Просто ты ищешь повод не лишать жизни доказавшую», — сказал он сам себе. И сам же себе и ответил: «А что в этом плохого? Я анатао, у нас в крови ценить таких женщин. Подобное побуждение скорее к моей чести, чем наоборот.»
— Ладно, если так, я отзываю свой приговор, — наконец произнесла мать Файял. — Неролин учит, что любая жизнь ценна, не к лицу мне переступать заветы своей богини.
— Я знал, что от женщины-клирика не будет никакого толку! — взвился Лаймарт. — О, если бы мы могли без всяких разговоров заманить сюда эту ведьму и прямо здесь же убить!
— Убийство в нейтральном месте повлечет за собой разрушение этого места, — ровно отозвался Йахелле. — Не будь идиотом, Серый. Эти правила установлены не нами, не нам их и менять.
— И ладно бы просто разрушение, а то еще и гибель всех в нем находящихся, — невинно заметил Горицвет. — Причем меньше всех от этой выходки пострадал бы мой хозяин. А вот за остальных… хм… не поручусь.
— Итак, из пяти собравшихся трое против, — счел нужным вмешаться Эрдан. — Вы в меньшинстве, Серый и Черный.
— Это ничего не меняет, — бросил Лаймарт. — Развязать войну против тебя мы сможем и без поддержки Хаоса.
— Давай, развязывай, — Эрдан снова почувствовал себя уверенно. — Кроме причины, нужен предлог, а предлога-то у тебя и нет. Не говоря уже о том, что если даже ты уломаешь патриарха, приказы войскам отдает не он, а король. Ты в самом деле уверен, что есть средство заставить Вороную Кобылицу отдать такой приказ?
Лаймарт застонал сквозь зубы. Ему как никому было известно, до какой степени Зивакут решает все за Ансейра и насколько малым авторитетом пользуется у нее церковь.
— А если все так, как говорит владыка Эрдан, то вам, мой господин, без поддержки нечего ловить, — Горицвет снова повернулся к черному жрецу. — Знаете такую детскую загадку: если слон да на кита влезет, кто кого сборет? Так вот, сдается мне, что на воде кит слона одолеет, а вот на суше как бы не наоборот, — и подмигнул лукаво. Тай поняла, что угадала — проводник воли Элори в самом деле подслушивал в тумане до того, как объявиться у каменного гонга.
«И это понимает, стервец! — пронеслось в голове Йахелле. — Откуда? Совсем ведь еще мальчишка!» Что ж, проиграть достойному противнику не так обидно, как какому-нибудь Лаймарту…
— То есть ты хочешь сказать, что лгал мне про возможность поднять армию? — напустился он на Серого. — Выходит, ты не только идиот, но и меня решил выставить таковым?
— Про армию сказал ты сам! — Лаймарт окончательно взбесился. — И изволь выбирать выражения, когда разговариваешь с предстоятелем старшего бога!
Йахелле лишь смерил его с ног до головы уничтожающим взглядом и повернулся к Тай.
— Как я уже говорил, мне очень жаль убивать столь совершенное создание, как ты. Поэтому я готов оставить тебе жизнь, но на двух условиях. Первое: ты никогда не ступишь на землю Анатаормины, будь то любой из островов или фактории на континенте. И второе… поскольку ты алхимик, то наверняка владеешь в том числе и знаниями о ядах…
— Не без этого, — кивнула Тай.
— Так вот, ты обучишь всему, что знаешь, человека, которого я тебе пришлю. Обмен знаниями между странами Порядка и Хаоса всегда был затруднен, и ты, скорее всего, умеешь какие-то тонкости, неизвестные даже у нас в храме…
— Ты договариваешься с ней?! — у Лаймарта глаза на лоб полезли. — Ты, который полчаса назад орал, что договор с людьми Мертвого бога невозможен в принципе?
— Уймись, Серый, — тон Йахелле стал совсем ледяным. — В данном случае я договариваюсь с ней не как клирик с клириком, а как человек с человеком. Ничего из того, что я требую, не связано с какими-то сверхъестественными проявлениями.
— Я не сомневался, что умные люди всегда найдут способ решить свои дела ко всеобщему удовольствию, — Горицвет обворожительно улыбнулся сначала Файял, потом Йахелле. — А дураков можно не принимать во внимание, не так ли?
— Вы все еще поплатитесь за этот фарс! — прошипел Лаймарт. — Особенно ты, алмьярский фигляр! А ты, еретичка, знай, что стоит твоей ноге ступить на землю Вайлэзии, как тебя ждет немедленная смерть! — с этими словами он повернулся и почти бегом удалился в туман.
— Нашел, чем пугать, — презрительно уронил Эрдан. — Уж я-то знаю, что Единый не обладает всеведением даже в пределах собственной страны.
Йахелле подошел к базальтовому кругу и непонятно откуда извлеченным ножом перерезал путы Тай.
— Что ж, Красный, если ты желаешь покровительствовать этой женщине, тебе и следить за соблюдением нашего соглашения. А ты, Миндаль, дай знать сразу же, как только будешь готова исполнить второе условие. Поскольку ты тоже в своем роде клирик, у тебя есть право вызвать любого из нас к этому камню. Остальное пусть поведает тебе Красный, — он смотал аркан и тоже отступил под туманную завесу.
— Пойду, наверное, и я, — произнесла Файял, неожиданно сделавшись похожей на простую салнирскую крестьянку, невзирая даже на свое облачение. — Назови только имена тех троих, чтоб я знала, кого тебе прислать.
— Руннед, Крислин и младшая Атаэл, — безучастно произнесла Тай. — Лучше всех схватывает Крислин, но у нее же, увы, самые косые руки.
— Ладно, я еще посоветуюсь с сестрой Рогрет, и тогда уж решу, — Файял в последний раз взглянула на бывшую подчиненную — как показалось Тай, с укоризной — и последовала в туман за Серым и Черным. И только тогда Тай осознала, что ее платье отлипло от черного камня.
— А ну-ка, стой! — соскочив с круга, она в два прыжка догнала Горицвета, который, поклонившись, тоже сделал попытку ускользнуть в туман. — С тобой я еще не закончила!
— Всецело к вашим услугам, звезда очей моих, — алмьярец отработанным движением опустился на одно колено, касаясь губами руки Тай.
— Ты эти Замковые уловки брось, я их не хуже тебя знаю, — проворчала девушка, пытаясь не показать, что ей приятно такое обращение. — Скажи лучше, почему ты два раза назвал меня ночным именем и откуда вообще оно тебе известно?
— Значит, ты меня так и не помнишь? — неожиданно без всякой рисовки негромко произнес Горицвет. — Даже сейчас? Я потому и употребил ночное имя, что хотел, чтобы ты вспомнила. Два стилета и фиалки…
— Погоди-погоди… — Тай начала что-то припоминать. — Алмьярские фиалки… желтые, да?
И тут словно открылись шлюзы памяти, и она, как наяву, увидела картинку из тех времен, когда была вынуждена пребывать подле Элори. Бальный зал, возвышение у лестницы… а на возвышении — гибкий юноша в алмьярской одежде из коричневого шелка, но не в расшитой куртке «черного цветка», а в облегающей блузе без рукавов, с воротником-стойкой, какие носят мужчины воинского сословия. Он изгибается кольцом, босые ноги касаются рукоятей двух тонких стилетов, воткнутых в его прическу… Один за другим стилеты, зажатые между пальцами ног, покидают узел волос и падают по обе стороны от юноши. И вдруг мгновенный перекат — и он уже на ногах, и в каждой руке его сверкает по тонкому клинку. Зал ахает, музыка словно взмывает к небесам…
Через час он подошел, чтобы пригласить ее на танец. Теперь вместо клинков его волосы украшали три крупные алмьярские фиалки — желтые, с бархатной коричневой сердцевиной, любимая разновидность Тай. Вот только сама она никогда не решилась бы вставить в волосы такой цветок, даже в Замке — слишком хорошо знала, как быстро он вянет, будучи сорван…
— Вижу, вспомнила, — чуть улыбнулся «черный цветок», скорее глазами, чем губами.
— Да, — прошептала Тай, глядя прямо в темно-карие глаза, окруженные небрежной тенью. — Тогда была совсем другая раскраска… полная, по схеме… По жизни у тебя лицо куда мягче. И голос вроде поставленный — значит, такие сложные вещи, как с теми стилетами, ты можешь только в Замке? Или не только?
— Не только, — подтвердил Горицвет, тряхнув волосами. — Неудобно хвалиться, но у меня с самого начала шел полный набор умений. А что до того дня… именно тогда я стал избранником Повелителя Снов и в ознаменование сего был приведен в Замок во плоти. Элори сам велел мне пригласить тебя на танец, чтобы лучше рассмотреть вблизи — а потом долго объяснял, кто ты такая и почему тебя надо опасаться. Так что я всегда знал про тебя все, Тайах — даже тогда, когда ты сама этого не знала.
— Вот даже как… — выговорила Тай, окончательно растеряв весь свой напор.
— Элори же и прислал мне сегодняшний вызов, — продолжил Горицвет, делая вид, что не замечает ее смущения. — Не то чтобы он что-то знал — просто почувствовал, что у гонга скопилось непривычно много народу, и велел разобраться. Из Замка вполне возможно отслеживать такие вещи — он ведь соединен с этим местом каким-то проходом, во всяком случае, лежит с ним в одном пласте реальности.
«Интересно, какая у него базовая схема раскраски?» — ни с того ни с сего подумалось Тай. Там, в Замке, вроде бы был Таинственный Помощник, но чувствуется, что это не его амплуа — слишком открыт. И не Юный Любовник, хотя черты лица мягкие — слишком умен, точнее, не просто умен — дураков Элори подле себя не держит, — а еще и абсолютно вменяем. Редкое качество для «черного цветка», скажем прямо. Значит, Благородный Соперник, больше некому.
— Тогда скажи, почему Элори невыгодно, чтобы меня убили, — внезапно потребовала она.
Лицо Горицвета снова озарилось чарующей улыбкой.
— А надо ли тебе это знать, наместница? Почему бы не предположить, что мой повелитель до сих пор пылает к тебе безответной страстью?
— Значит, не скажешь, — сделала вывод Тай. — Ладно, ты и без того спас меня, стоит ли выяснять, с какой целью? Так или иначе, спасибо тебе за все, что ты тут сделал. Спасибо…
Вместо ответа он обвил ее руками и легко коснулся губами ее губ. Но сделать поцелуй дежурным не получилось — Тай уверенно перехватила инициативу, раздвигая его губы своими, властно втягивая его язык — до изнеможения, до остановки дыхания, почти так, как когда-то с Тиндаллом…
— Это все, что у меня для тебя есть, — наконец выдохнула она. — А теперь иди домой и спи. И пусть в твоем сне будет что угодно, кроме Замка.
— Прощай, Тайах, — Горицвет отступил на шаг, приложив руку к сердцу. — А может быть, всего лишь до свидания.
Тай смотрела ему вслед, пока блеск стразов на его куртке окончательно не померк в тумане, и только тогда повернулась к архиепископу, все это время терпеливо ждавшему ее.
— Пойдем домой, что ли, — уронила она устало, с наигранной небрежностью. — А то Джарвис небось уже с ума сходит.
— Что ты за женщина, высокие небеса! — Эрдан взглянул на нее с каким-то боязливым почтением. — Пережить такое, по сути, потерять дом — и вести себя, словно ничего не произошло. Словно есть только то, что в этот миг, и неважно, что будет в следующий.
— А как еще мне себя вести? — невесело усмехнулась Тай. — Плакать? Крыть последними словами мать Файял? Набить кому-нибудь морду? Так все морды, достойные битья, разбежались раньше, чем я оказалась способна до них дотянуться.
— Идем, — Эрдан чуть приобнял ее за плечи — совсем так, как это делал Джарвис, а до него — Тиндалл. — Может быть, у меня получится подарить тебе новый дом в своих владениях.
Глава двадцать седьмая,
в которой Тай расстается с Джарвисом
Олег Медведев
- Мерседес бенц — а мы еще нет!
Октябрь вступил в свои права, как наемник-завоеватель, содрав с земли, словно с покоренной женщины, все ее покровы и шаря ледяными пальцами ветра в самых укромных местах. В день, когда Тай и Джарвис во главе людей, выделенных им в помощь архиепископом, подъехали к усадьбе Герейнет, ветер без помехи гулял по ее заброшенным комнатам, где уже лет пять никто не жил.
— Вот и мой новый дом, — невесело произнесла Тай, соскакивая с лошади и кутаясь в плащ. Не в старый выцветший плащ неролики — он полетел в огонь на следующую ночь после судилища, ибо Тай решила, что отныне не вправе носить его, — а в новый, из плотного сукна, отороченного мехом, подарок Эрдана. — Кто бы мог подумать, что мои странствия закончатся на этом голом холме!
— Зато архиепископ рад безмерно, — столь же невесело откликнулся Джарвис. — Теперь ты никуда от него не денешься, и он может ждать своего знамения до бесконечности…
Что правда, то правда: Эрдан, как ни пытался он это скрыть, был весьма доволен тем, что заполучил Тай в полное свое распоряжение, но в то же время понимал, что нехорошо испытывать удовлетворение от чужого несчастья. Поэтому он, как подобает честному человеку и могущественному правителю, выказал готовность обустроить бывшую монахиню наилучшим из возможных образов — и было бы глупо не воспользоваться этим.
От предложения купить дом в Кильседе Тай отказалась сразу же — помимо лаборатории и разных снадобий, для обучения преемницы ей позарез требовались грядки с растениями, хотя бы с теми, какие растут в лаумарском климате. Потом Эрдан и Джарвис долго водили пальцами по карте, перебирая и отвергая разные варианты, пока в конце концов не остановились на усадьбе, когда-то принадлежавшей вайлэзскому семейству Герейнет.
Когда в Вайлэзии окончательно поняли, что отныне им предстоит иметь дело не с одним из имперских доменов, а с совершенно независимой страной, границу между двумя владениями провели недолго думая — все деревни, где жили лаумарцы, отошли Народному собранию, те же, где жили вайлэзцы — королю. С точки зрения энергетического обмена с богами это было не просто разумно, а единственно возможно.
Вот только в приграничной полосе эти два народа всегда жили вперемешку, а потому линия границы вышла невероятно причудливой. В одних местах языки Лаумара глубоко вдавались в Вайлэзию, в других к вайлэзскому селу вела узенькая перемычка дороги, со всех сторон окруженная землями Лаумара. Нечего и говорить, что такое положение постоянно служило поводом для мелких пограничных раздоров и бесконечных выяснений, чьи предки первый раз пасли скот на данном лугу. За прошедших полвека пресловутые Межевые земли сделались притчей во языцех в обеих странах, однако трогать эту застарелую язву не решался даже архиепископ, не говоря уже о вайлэзских монархах — приемлемого решения здесь, похоже, просто не существовало.
В свое время Эрдану хватило головной боли с вайлэзской знатью, чьи усадьбы были расположены в тех самых лаумарских выступах и кормились от деревень, населенных лаумарцами. Кого-то повыбили в войну, кому-то хватило благоразумия, бросив все, переселиться в более южные владения или хотя бы к родне — своя шкура дороже. Некоторые пытались напоследок продать земли местной общине, самым ушлым это даже удалось. Но были и такие, кому совсем некуда деваться — и в их числе вдова анта Герейнет, еще не старая женщина, у которой война забрала мужа и всех сыновей. В то время, как иные покинутые усадьбы разрушались временем, а все ценное из них расхищалось окрестными селянами, одинокая женщина еще целых сорок лет коротала век в родовом поместье, не пользуясь особой любовью крестьян, но и не вызывая их ненависти. Потому-то ее усадьба и сохранилась куда лучше, чем многие и многие из подобных ей — если господские земли тут же распахивались крестьянами, то сами дома оказались не нужными никому…
Вторым достоинством этого места было то, что всего в нескольких часах пути к северу — куда меньше, чем от монастыря Тай до Даны Меналийской — находился Индол, самый северный из крупных вайлэзских городов, где можно было по мере необходимости заказывать оборудование, например, стеклянную посуду, и снадобья, не растущие на огороде. Угрозой же Лаймарта Эрдан с ходу посоветовал пренебречь — «это в столице он что-то может, а дотянуться до Индола у него руки коротки».
За пять лет дом, некогда весьма изысканный и уютный, приобрел отчетливо нежилой вид. Двери стояли распахнутыми настежь, во многих местах с полу был ободран паркет, почти вся обстановка вынесена — осталось лишь то, от чего не было бы проку в крестьянских домишках. Над левым флигелем провалилась крыша, печи, многие из которых не топились куда больше пяти лет, пришли в нерабочее состояние, кроме чудом уцелевшего камина в небольшой комнате на втором этаже. (Тай тут же постановила, что будет жить в этой комнате, пока дом не приведут в достойное состояние.) Даже деревья в саду были поломаны, а от ограждавшей его стены не осталось и следа.
— Стену-то как могли растащить? — недоумевал Джарвис, глядя на пару бесприютных столбов, между которыми некогда были ворота. Только они и обозначали сейчас черту владений семейства Герейнет.
— Очень просто — по камешку, — с обычной мрачноватой насмешливостью отозвалась Тай. — Ты даже не представляешь, на что бывает способен народ, предоставленный самому себе. Боюсь, что и я сама представляю это не в полной мере…
Потянулись дни, с утра до вечера наполненные тяжелой работой. Тай носилась по усадьбе, как заведенная, уча лаумарский на ходу, пытаясь лично вникнуть во все и не гнушаясь стоять на подхвате. Рабочие и солдаты грелись в саду у костров, на которых варилась каша и жарилась баранина из выделенного архиепископом небольшого стада. Спали они вповалку на полу центральной залы, укрываясь одеялами и шкурами — в свою кое-как отапливаемую комнату Тай пускала только Джарвиса. Крестьяне из села под холмом, поначалу сильно возмущавшиеся возрождением усадьбы, притихли, едва услышали имя Эрдана, а вскоре, присмотревшись к тому, как Тай не боится замарать руки, смирились и с ней — по крайней мере, не еще одна знатная бездельница.
Правый флигель было решено полностью отвести под лабораторию, с ремонтом же левого пока повременить — даже при такой напряженной работе явно не получалось управиться до снега. Там же, с правой стороны, предполагалось отделать комнаты для учеников — Белой и Черного. «А драться они не будут?» — то и дело полушутливо опасался Джарвис, на что Тай своим обычным тоном отвечала: «У меня не подерешься».
На фоне всеобщей суеты один Джарвис маялся бездельем. То, что в ремонте особого толку от него нет, он понял сразу же — его участью всю жизнь были меч и книги, мало кто из долгоживущих унизился бы до выполнения какой-то физической работы без помощи магии или рабов. К тому же и люди, работавшие в усадьбе, сторонились его — порождение Хаоса есть порождение Хаоса, даже если оно состоит в дружбе с самим владыкой Кильседским.
День за днем принц бродил по окрестностям и все сильнее понимал, что он здесь лишний. Теперь у Тай начнется новая жизнь, где она будет сама себе госпожа — и к чему выделять в этой жизни место для того, кто все равно не имеет права встать с нею рядом?
Свобода… Вот как, оказывается, она выглядит — ты один на виду у всех ветров, и негде укрыться и согреться, и некому помочь или пожалеть — выживай один, как дикий зверь, если силен, то выживешь, а если слаб, не взыщи… Зачем же люди порой так стремятся в это состояние разреженности и одиночества? Или жизнь их обычно организована так, что нет ни малейшей возможности ощутить весь неуют свободы?
Ты один — и небеса над тобой. Высокие небеса… слава небесам… Сколько раз он слышал эти выражения от самых разных людей, даже от Тай, сколько раз произносил их сам, не задумываясь… Почему люди из самых разных стран говорят так, хотя куда логичнее было бы призывать каждому своего бога?
Не потому ли, что небеса эти — не пусты? Может быть, говоря так, любой человек каким-то уголком сознания понимает, что там, за пределами уютной клетки или лужайки — не только ветер, но еще и ослепительный свет? Разве не с небес падает на землю солнечный луч, дающий жизнь всему живому?
Вечером, приходя греться в комнату Тай, он пытался поделиться с ней этими размышлениями, как когда-то в дороге. Однако теперь ее мысли были поглощены совсем другим. Она отвечала односложно и вскоре переводила разговор на куда более приземленные вещи — что посадить в саду, чтобы от этого был хотя бы небольшой доход, можно ли вывести в старый дымоход флигеля вытяжку от лабораторной печи, понадобится ли нанимать в усадьбу каких-то слуг и сколько именно… Тай по-прежнему была рядом — живая, теплая, даже здесь пахнущая какими-то еле уловимыми ароматами, искусная на ложе — и все-таки бесконечно далеко, всматриваясь в контуры своей новой жизни и пытаясь понять — будет ли она лучше той, что осталась на выжженных солнцем новоменалийских склонах?
— Завтра я уезжаю, — произнес Джарвис как-то за ужином, состоявшим из уже надоевшей ячневой каши и мягкого творога с вареньем, купленным у одной из сельских кумушек. — Ты меня прости, но мне кажется, здесь от меня нет ни малейшей пользы. Твой путь закончен, телохранитель тебе без надобности, а в работе я, сама видишь, ничего не смыслю…
— Твое право, — только и сказала Тай, подбрасывая дрова в камин. На дрова распилили три самых старых, давно засохших яблони из сада, и поленья в огне издавали нежный сладковатый аромат. Джарвис в бессчетный раз поразился, как удается простолюдинке Тай притягивать в свою жизнь многие вещи, доступные лишь высшим из высших…
— То есть, если ты скажешь, я, конечно, останусь, — начал оправдываться он, почувствовав холодок в голосе девушки. — Но ты пойми, все-таки моя родина — Драконьи острова, и я — наследник тамошнего трона… Мало ли какие дела требуют моего наличия? Если уж тебя после столь долгого отсутствия начали искать с собаками, то меня начнут тем более…
— Да что я, не понимаю, что ли? — столь же спокойно произнесла Тай. — Или не вижу, как ты здесь томишься? У смертных с долгоживущими разные дороги, и наша в самом деле подошла к концу. Уезжай и не печалься.
Этой ночью Джарвис долго не мог заснуть. Тай, как всегда, ровно дышала рядом, пребывая в Замке и ничего не чувствуя. Может быть, так и надо. Может быть, только так и надо. В конце концов, потерять родину — куда большее несчастье, чем расстаться с любовником. Тем более, что вряд ли кто-то в целом мире способен заменить ей потерянного Тиндалла. За все эти месяцы она так ни разу и не сказала Джарвису, что любит его…
Он не мог знать, что в это время Тай точно так же лежит на ложе, застланном покрывалом цвета мха, бездумно уставя глаза в потолок. Свидетелей этому не было — Берри и Нисада ушли в бальный зал.
Ну и пусть уезжает. Мы и так провели вместе больше, чем я заслужила. Он мог покинуть меня еще в Сейя-ранга, однако не сделал этого — так какие у меня могут быть претензии? Однажды он женится на какой-нибудь прекрасной леди с глазами цвета нефрита и мало-помалу забудет все свои приключения со смертными… Его путь — за утраченной силой, и тут я ничем не могу ему помочь — сказал же Черный, что мы, Ювелиры, стоим по ту сторону каких бы то ни было сил…
И все-таки почему, почему же Элори велел Горицвету заступиться за меня? Только не рассказывайте мне сказок про неутолимую безответную любовь. Не верю я в такие сказки, кто бы мне их ни рассказывал!
На следующее утро Тай вышла проводить Джарвиса до воротных столбов. Ветер рвал ее волосы, не скрытые капюшоном плаща, надувал, как парус, клетчатую юбку. Посмотреть со стороны — обычная лаумарская женщина, правда, из образованных, а не из простонародья, но мало ли…
Между столбами, перед тем, как вскочить в седло, Джарвис прижал Тай к себе и поцеловал на прощание. Не в губы — ни в коем случае, она сама бы не позволила, покусись он на это, — а в высокий лоб.
— Счастливо оставаться, Тай. Когда-нибудь я еще навещу тебя, — сказал он и, решив, что это прозвучало неубедительно, повторил уже тверже: — Я еще вернусь.
Он и сам не слишком верил в сказанное — но чувствовал, что не имеет права прощаться так, словно прощается навеки.
— Я буду ждать тебя, — ответила она с упорством, похожим на ожесточение. Ни единой зеленой искорки в ее глазах так и не промелькнуло.
Спустившись с холма, Джарвис обернулся. Тай все так же стояла у одного из столбов, застыв, как статуя, и только ветер по-прежнему рвал ее волосы, плащ и лаумарское платье.
Больше он не оборачивался.
Тай продолжала стоять и смотреть. Вот он выехал на дорогу, несколько секунд поразмыслил — и направил коня в сторону Индола. Значит, все-таки решил возвращаться через Алмьяр. Ну и правильно, нечего лишний раз связываться с этим ублюдком Лаймартом.
Вскоре дорога повернула за соседний холм. В последний раз мелькнула на ветру прядь снежно-белых волос — и все.
Только тогда она, тяжело вздохнув, развернулась и пошла в свой новый дом. По-вайлэзски ее полное имя теперь было бы Альманда анта Герейнет… Тай невольно усмехнулась. Впереди ее, как всегда, ждало много дел. Сегодня рабочие заканчивают отделку той верхней комнаты, у которой окна выходят на выродившийся смородинник — значит, опять мыть полы. Только бы голова не закружилась, как позавчера, когда она упала на лестнице, напугав печника… хорошо хоть Джарвис бродил в полях и этого не видел.
«Может, я все-таки зря не сказала ему, что у меня нет женской крови с самого замка Лорш?» — на миг задумалась она. Да нет, не зря. Ни к чему отягощать его еще и такой подробностью.
Эпилог,
который одновременно служит первой главой совсем другого повествования
Михаил Щербаков
- Что изменилось в эти двенадцать месяцев, угадай с налета!
- Правильно — ничего, или очень мало, пустой был срок…
Из Индола Джарвис выехал затемно, сгорая от нетерпения, так что достиг усадьбы Герейнет до полудня. Когда он подъехал к холму, на котором высилась усадьба, дул точно такой же ветер, как и год назад. Правда, эта осень, в отличие от прошлой, выдалась куда теплее — в полях еще доцветали последние цветы, а временами солнце припекало так, что хотелось расстегнуть куртку.
Между двумя столбами по-прежнему не было и намека на ворота, но сад обнесли легкой деревянной оградой. Да и сам дом на холме издали привлекал внимание свежим голубовато-серым цветом.
Наверняка это не единственные изменения, которые ждут его здесь. Помнит ли еще его Тай, или с головой ушла в занятия с учениками и хозяйственные хлопоты?
Поначалу он тоже надеялся, что забудет ее. Всю зиму провел на Драконьих островах, где уже привыкли к его отсутствию и почти не заметили возвращения — копался в библиотеке, благо пара рукописей из коллекции Эрдана подтолкнула его мысли в новом направлении, беседовал с Сехеджем, честно пытался флиртовать с красавицами своей крови… И в начале марта, взвыв от тоски, бросил все и снова уплыл на континент.
Розыски пресловутого летхи в горах Новой Меналии ничего не дали. То есть оно там даже имелось — ложная гробница с тремя характерными фресками на трех стенах и возвышением из местного красноватого гранита, — но силой в этом месте и не пахло. Зачем, спрашивается, искал? К тому же на обратном пути внезапная гроза снова загнала его в монастырь, где некогда обитала Тай, хотя он всей душой стремился избежать этого. Разумеется, мать Файял высказала ему все, что думает о непорядочных молодых людях, которые, прикрываясь брошью со Звездным Змеем, врут в глаза. То есть настоятельница не отрицала, что инициатива побега полностью принадлежит Тай, однако и Джарвиса полностью невиновным считать отказывалась.
Если до того принц еще испытывал иллюзии, что время заровняет память, как прибой следы на песке, то теперь они развеялись окончательно. Он смотрел, как расцветают маки в Герийской пустыне, целовал точеных алмьярских красавиц, выходил на ночной лов с салнирскими рыбаками — и везде перед его внутренним взором неотступно стояла Тай. В анатаорминской рубашке и роскошном плаще, в дорожном костюме цвета песка, в Замковой парче, но чаще всего — в клетчатом лаумарском платье, у ворот, такая беззащитная на бешеном ветру…
Зачем вообще что-то искать, если и так все понятно, и никому от этого не легче? Если весь дневной мир — по сути, тот же Замок, чье население состоит из демонов, их приближенных и искренне заблуждающихся, и весь обмен энергией в нем сводится к одному — первым выкачать побольше из третьих, чтобы иметь возможность кинуть подачку вторым? Как и в Замке, здесь почти любой — не то, чем кажется, а броских личин, скрывающих пустоту, днем ничуть не меньше, чем ночью… И лишь она — стержень, опора, предел, единственное настоящее среди поддельного. Сердцевина плода, из которой можно добыть и молоко для вскармливания, и яд, убивающий за три вдоха. Единственный критерий, к которому ему суждено возвращаться всю свою жизнь. Тайбэллин, Тайах, просто Тай…
В конце концов он принял решение. Пусть так. Он скажет ей все, что накипело у него на душе, а там будь что будет. Если он ей не нужен, то имеет право услышать об этом открытым текстом.
Он снова заглянул на родные острова, буквально на четыре дня — и с тем же кораблем вернулся на континент.
У двух столбов Джарвис спешился и вошел в сад, ведя коня в поводу. Сад тоже изменился — все погибшие и поломанные деревья были удалены, а вместо перепутанной вьюнком чащобы, в которую превратился давно заглохший ягодник, теперь ровными рядами росли молодые кусты. Среди кустов возился невысокий молодой человек в теплом крестьянском свитере, сгребая опавшие листья. Садовник, наверное… Светловолосый, как большая часть лаумарцев, однако волосы достаточно длинные и на вайлэзский манер связаны шнурком на затылке. На каком языке к нему обращаться?
— Извините, не могли бы вы сказать, где сейчас находится госпожа Альманда? — наконец произнес принц по-лаумарски.
Садовник выпрямился, смерил Джарвиса взглядом — и вдруг выпалил на чистейшем меналийском:
— Так вы и есть тот долгоживущий, который сделал ребенка Тайбэллин и потом смылся? Поздновато спохватились, нечего сказать!
— Ка… какого ребенка?! — похолодел Джарвис.
— Того самого, которого я полгода назад достал из чрева, мною же и взрезанного! — с неприкрытой враждебностью отчеканил светловолосый. — Благодарение небесам, что именно в тот день я решил навестить ее в усадьбе! А взбрело бы мне это в голову сутками позже — и в ответ на ваш вопрос пришлось бы показывать холмик с цветами!
— Я ничего не знал ни про какого ребенка… — пересохшими губами произнес Джарвис.
— А то, что смертные от долгоживущих не рожают, вы знали? Что на последнем месяце срока ваши отродья выделяют какую-то гадость, которой отравляют кровь своим матерям?
— Еще бы мне этого не знать, — на лбу принца проступила испарина. — Ребенка в таких случаях, как правило, можно спасти, но вот женщину…
— Так какого же демона было использовать одного из величайших алхимиков современности, как подстилку в борделе? — яростно прошипел молодой человек с граблями. — Или в самом деле правду говорят, что у долгоживущих нет ни чести, ни совести, а прочие люди для вас — лишь дойное стадо?
— И что же тогда с Тай? — только и смог выдавить Джарвис после того, как протолкнул в легкие немного воздуха. Страх за нее настолько оглушил его, что он даже не услышал оскорбления, за которое в другое время потянул бы из ножен меч.
— Тайбэллин жива и здорова, — видимо, светловолосому понравилось поведение принца, ибо тон его стал чуть менее неприязненным. — Но обязана этим она даже не мне, а исключительно чуду. Прежде я никогда в жизни не делал кесарева сечения живой женщине и уж тем более не был уверен, что извлечение ребенка сразу же остановит интоксикацию организма.
— Не знаю, как вас благодарить, — у Джарвиса разом отлегло от сердца, остался лишь горячий шум в ушах. — Значит, вы врач?
— О да, — светловолосый отряхнул ладонь о холщовые штаны и протянул руку Джарвису. — Альгрен Жеди из Индола, медик в третьем поколении.
— Джарвис Меналиэ, — принц пожал протянутую руку, как всегда, воздерживаясь от сообщения иных сведений о себе. — Как-то странно — практикующий врач, хирург, и вдруг сгребает листья в чужом саду…
— Для меня этот сад уже не чужой, — похоже, Альгрен был из той породы людей, которые при всей внешней жесткости совершенно не умеют злиться подолгу. — А я сейчас — единственный, у кого нет других дел. Почему бы и не мне?
От такой логики Джарвис окончательно оторопел.
— Скорее всего, Тайбэллин сейчас в комнате с камином, — продолжил вайлэзский врач. — А если не там, значит, в правом флигеле, в лаборатории.
Эту комнату он тоже запомнил совсем иной — только камин, да их постель в углу, прямо на голом полу, да крышка от старой бочки, заменяющая стол, на которой стоят глиняные миски с кашей и жареным мясом. Теперь тут имелось все, что нужно для жизни, стены были обиты розоватой тканью, из-за которой казалось, что в комнату заглянуло утреннее солнце, а рядом с камином стояло нечто вроде огромной плетеной корзины.
Он гадал, как она встретит его — но и предположить не мог, что…
— А, это ты, — озабоченно бросила она, едва повернув голову к дверям. — Погоди, я сейчас закончу со своей мелкой дрянью, и тогда… Тайза, я кому сказала — держи ей ногу! Сейчас ведь опять все сбросит!
Маленькая пухленькая девушка, стоявшая рядом с Тай, с готовностью ухватилось за что-то, невидимое за кучей тряпок, наваленных на кровать.
— Вот так, — мелькнуло что-то красное, из-за тряпок донесся требовательный писк. — И попробуй только сними еще раз, мерзкий детеныш! Одерни ей свитер, Тайза, и можешь сажать назад в логово.
— Ах ты, моя маленькая, — заворковала Тайза по-лаумарски, наклоняясь к кровати. — Ах ты, моя девочка глазастая!
— Вот теперь привет, — Тай махнула рукой Джарвису, приглашая пройти поглубже в комнату. — А я тут без тебя размножилась, как видишь. Надеюсь, ты еще не успел пообещать ее какому-нибудь лешему?
— Какому лешему? — Джарвис в очередной раз за сегодняшний день пришел в полнейшее недоумение.
— Ну как же! Это во всех меналийских сказках так: едет князь по лесу, и тут хватает его мохнатая лапа, за что достанет, и говорит жутким голосом: «Отдай мне то, чего дома не ведаешь, у-у-у!»
— Тай, я тебя когда-нибудь убью! — не выдержав, Джарвис от души расхохотался. — Только ты можешь так встретить отца своего ребенка после того, как не виделась с ним год!
— Дай хоть ему посмотреть на свою доченьку! — снова промурлыкала Тайза.
— Да чего на нее смотреть, на добро такое? — тоже по-лаумарски ответила Тай. Она протянула руки за ворох тряпок — и на Джарвиса глянули два огромных зеленых глаза столь насыщенного оттенка, какого никогда не бывает у простых смертных, два изумруда чистейшей воды. Короткие волосики, пушившиеся вокруг головки, имели такой же снежно-белый цвет, как и у самого принца — рядом с ними белый вязаный свитерок малышки, больше похожий на короткое платьице, казался желтоватым, давно не стиранным…
— Ы! — недовольно заявила малышка и уставилась на Джарвиса с чрезвычайно серьезным видом.
— Гляди, какой суровый котенок, — Тай слегка подкинула девочку на руках. — Уже полгода. Вчера первый раз села в своем логовище, — она кивнула в сторону странной корзины. — Как лаумарцы растят детей в таком климате, ума не приложу! Я ей вязаные чулки надеваю, а они с нее сваливаются, прихожу — пятки голые и холодные, как у покойника. А ниткой привязывать — ножка передавливается, долго так не продержишь…
— Получается, мы зачали ее еще в августе?! — Джарвис кое-что подсчитал в уме.
— Именно так, — кивнула Тай. — Причем похоже, что не где-нибудь, а у того лесного озера, в ночь перед исцелением Нисады. Уж прости, что так тебе и не сказала. Сначала сама не верила, а потом как началось — арест, Эрдан, Мертвый бог, судилище, усадьба, ремонт… До своих ли ощущений тут было?
— Как хоть ты ее назвала? — Джарвис смотрел на маленькое создание почти со страхом, даже не подозревая, что всего лишь повторяет в этом миллионы молодых отцов, бывших до него.
— Джайрдис, — так же невозмутимо произнесла Тай. — Сокращенно Джай.
— Джайрдис? Молния? Почему так странно? — удивился принц. — Она что, родилась в грозу?
— Понятия не имею, в какую погоду она родилась, — махнула рукой Тай. — Когда мне ее отрава в голову ударила, я как сознание потеряла, так и очнулась только через двое суток, со швом на брюхе и с лихорадкой. А назвала так потому, что это имя женского рода, наиболее созвучное с твоим.
В который раз за сегодняшний день Джарвис не знал, что сказать в ответ на такое.
— Все, поглядела на папу, и иди в берлогу, — Тай опустила Джай в «корзину». — Если не уснет, Тайза, покорми ее через час, да кашкой, а не из груди, пусть привыкает. Идем ко мне, — снова перешла она на родной язык, поворачиваясь к Джарвису.
— Разве это не твоя комната? — поинтересовался тот.
— Конечно же, не моя. Тайза эту пакость грудью кормит, ей с ней рядом и спать. А у меня молока с самого начала ни капли не было, после такого-то…
В ее комнате стены были обиты серовато-зеленым, как ивовый лист — Джарвис помнил, что Тай весьма неравнодушна к этому оттенку. Кивком указав ему на единственный стул, придвинутый к письменному столу, сама она опустилась на неубранную постель и выжидательно глянула ему в глаза.
Такая же, как прежде — рождение дочери не оставило на ее фигуре ни малейшего следа, кроме шрама на животе, но под одеждой его не видно. Так же по-мужски связаны в хвост пепельные волосы до плеч; даже платье почти такое же, только клетки по серому фону не темно-красные, а зеленые и более крупные. А умения дразниться и нежелания показывать свои чувства еще и прибавилось — даже для дочери, явно любимой, у нее не находилось более ласкового слова, чем «зверь с глазами».
— Альгрен тебя в саду за ноги не покусал? — неожиданно поинтересовалась она.
— Тот парень с граблями? — уточнил Джарвис.
— Какой он парень, ему уже под тридцать, — усмехнулась Тай. — Просто мелкий и тощий. Как говорится, маленький котишка всю жизнь котенок. Вдобавок «лотос», а их ни одна зараза не берет, включая время. Полгода тебя без ругани упоминать не мог после того, как меня откачивал. Но я его знаю — он вроде меня, злой, но справедливый. И отходчивый — погрызет для порядка и тут же простит. Кому как, а мне с ним легко.
— Где ты его подобрала? — Джарвис откинулся на стуле, вытягивая затекшие ноги. — И почему он говорит, что ваш сад ему не чужой?
— Да все потому же. Я с ним в Индоле познакомилась, у тамошнего аптекаря. Ну, разговорились о разных лекарственных средствах, вижу, человек умный и понимающий. Ему интересно стало, мне тоже — с одной стороны моря на другую знания в самом деле ходят очень плохо, почему бы не обменяться, раз случай выпал? В следующие разы, когда бывала в городе, уже специально к нему заходила. Потом, когда совсем тяжелая сделалась и в город вместо меня ученики мотаться начали, он стал сюда приезжать. И в один из приездов… — она снова усмехнулась, — обрел уникальный случай в своей практике. Считай, от Черного Лорда за волосы вытащил, нас обеих. И потом тут застрял — я же дней восемь вообще не вставала, так он сам в деревне кормилицу нашел, вот эту Тайзу, меня выхаживал, да еще с Джай возиться успевал. Мне ведь ее два месяца даже на руки нельзя было брать, чтобы шов не разошелся. А тут весна, в саду срочно все сажать надо, от Эрдана подводы пришли с ореховыми кустами и шиповником — а я еле ноги таскаю! Так и вышло, что они с моей частичной тезкой весь дом на себя взяли, я только с ребятками занималась и указания давала, что и в какую землю втыкать. И сажал он тоже вместе со всеми — слуг-то я нанять не успела, да и не очень стремилась, все-таки лучше, когда в доме только свои. Четыре месяца тут провел, пока я совсем не выровнялась, а потом начал на два дома жить — дня три побудет в Индоле, примет больных, потом опять сюда. Говорит, другого случая понаблюдать за развитием полукровки ему может никогда не выпасть. Да только дело не в Джай, точнее, не в ней одной, — Тай заговорщицки понизила голос. — Таким, как он, часто не везет с женщинами. Вся жизнь ушла в работу, жениться некогда было, даже любовницу не завел. И тут его Тайза пригрела, причем во всех отношениях. Она девчонка простая, деревенская, жизнь у нее не сложилась, свой ребенок родился да тут же помер. А для нее жить означает — о ком-то заботиться, и лучше всего, чтобы объектом заботы еще и гордиться можно было. Вот и нашли друг друга два одиночества, пока дом на них держался… — Тай умолкла.
— Приятно узнать, что на свете еще есть такие хорошие люди, — произнес Джарвис после некоторой паузы, и в комнате опять воцарилось молчание. Тай явно отдыхала от своего рассказа, принц же хотел и не смел приступить к главному…
— Ладно, теперь ты выкладывай, как жил и зачем приехал, — в конце концов снова заговорила Тай. — Не то чтобы у меня было время особо скучать по тебе — у нас тут, сам видишь, ни у кого лишнего времени не бывает, — но увидеться, если честно, хотелось.
И тогда Джарвис окончательно решился.
— Вот что, Тай… Я тут думал целый год и пришел к выводу: может быть, любовь не обязательно должна быть, как в романах, когда сердце в груди томится и все такое? Сами же учили меня, что все люди разные, и с «тюльпана» нельзя требовать того же, что с «мимозы»… Так может быть, у тех, кто живет головой, а не сердцем, как мы с тобой, и любовь помещается в голове? Никаких особых страстей, охов-вздохов — просто отчетливо знаешь, что если поблизости нет этого человека, то жизнь превращается в простое выживание. Не так ли?
— Может быть, и так, — Тай низко склонила голову, в ее голосе послышались знакомые глуховатые нотки.
— Тогда, если это так… скажи, наконец, что любишь меня! А если это не так…
— Я люблю тебя, — выговорила Тай, не поднимая головы. — Люблю, морда ты долгоживущая, зараза, которая приехала ниоткуда и уедет в никуда, и плевать мне на это, и на то, чей ты наследник, тоже плевать!
— И я тебя тоже люблю, колба ты с синильной кислотой, язва моровая, ходячий ужас всех на свете клириков! — Джарвис присел рядом и крепко обнял ее за плечи. Теперь ему ничего не было страшно.
— Можешь полюбоваться, — Тай пропустила Джарвиса вперед себя в лабораторию. — Конечно, не наш монастырь, размах не тот, но все самое необходимое Эрдан мне обеспечил. Даже крокодила, — она горделиво указала под потолок, где и в самом деле болталось чучело устрашающего вида.
— А он-то тебе зачем? — изумился Джарвис.
— Без крокодила никак, — Тай усмехнулась особенно ехидно. — Знаешь, как мать Лореммин говорила, пока жива была? Алхимик без крокодила, что генерал без мундира: может быть, и стоящий, да кто ему поверит?
— Так, значит, вот каким крокодилом ты все время ругаешься! — вдруг понял Джарвис. — А я-то гадал — откуда взяться крокодилам в верховьях Скодера?
— Им самым, — довольно подтвердила Тай. — Алхимическим. В монастыре с детства приучали, что чертей да демонов поминать нехорошо, а эта тварюга почище иного демона будет! Одно жаль — хороших учебных текстов мало, приходится половину теории на словах объяснять. Мать Файял в этом ни хрена не разбирается: я ей перечисляю названия, без которых мне как без рук, а она, жадина — ни одного оригинала не отдам, снимем копии, их и перешлем. Только этим летом получила, что требовала — и куда ни ткни, сплошные ошибки! Допустим, в оригинале на круге с крестом была какая-то крапинка, может, просто грязь прилипла, так переписчица уже специально поставила в этом месте жирную точку — и вот вам серная кислота вместо серы! Как так можно работать?
— Кстати, госпожа Альманда, я не понял одно выражение из тетради, которую вы мне велели изучить, — неожиданно подал голос кто-то из учеников. — Что такое «фиолетовая эссенция»? Может быть, имелась в виду фиалковая… не знаю, бывает ли такая?
Джарвис уже обратил внимание, что у маленьких горелок возятся над посудинами не двое, а трое. Помимо юной меналийки с короткой, как у мальчика, прической и эффектного анатао с широким лицом и темно-кофейной кожей чистого южанина, там был еще сероглазый и белобрысый паренек-лаумарец. Он-то и задал вопрос Тай.
— Это дословный перевод с алмьярского, Эстхор, — пояснила та. — Меналийские алхимики много переняли от соседей с запада, поэтому у нас такие обозначения знакомы каждому, но тебя алмьярская привычка называть все вокруг изящными иносказаниями явно сбивает с толку. Запоминай с одного раза, больше повторять не буду: «зеленые» эссенции и вообще снадобья — бодрящие, «красные» — возбуждающие, «фиолетовые» — расслабляющие, «синие» — успокаивающие. Ничего сложного. Еще иногда встречается понятие «золотые», то есть восстанавливающие равновесие, оптимизирующие, но в отличие от первых четырех, оно не является общепринятым.
— О да, народам Хаоса свойственно называть вещи не своими именами, — с невинным видом заметил анатао, склонившись над своей горелкой.
— Народам Порядка это еще больше свойственно, — отрезала Тай. — И вообще данная тема обсуждению на занятии не подлежит.
— Кое-кто, кажется, забыл, что на территории усадьбы Герейнет не существует ни Порядка, ни Хаоса, — неожиданно со значением ввернула меналийка, одновременно с этим заправляя южанину под кожаную косынку выбившуюся прядь волос. Конечно, великолепные кудри, подобающие жрецу Черного Лорда, мешали ему при работе, в то время как его стриженые товарищи могли не заботиться о головных уборах. Однако Джарвису этот невинный жест сразу же сказал очень много.
— Смотрю, ты их не очень-то держишь в строгости, — заметил он шепотом.
— Пусть имеют, что имеют, — так же тихо отозвалась она. — Не прошло и месяца с начала занятий, как Крислин перебралась в комнату Импаля, а Эстхор выселился на ее место в отдельную. Так с той поры и живут. Кто я такая, чтобы им мешать?
— Кстати, откуда вообще взялся этот Эстхор? — полюбопытствовал Джарвис. — Ты вроде бралась обучать только двоих.
— От Эрдана, как и все прочее, — Тай снова бросила взгляд в сторону учеников. — Вдруг решил, что и ему не повредит человек, который умеет распознавать яды и готовить целебные составы. Поначалу я думала — приставил своего парня для наблюдения, их же у него полно, молодых да ранних. Потом смотрю, мальчишка действительно занимается с увлечением, и Импаля, и Крис обгоняет. А хорошего ученика и учить приятно, кем бы он ни был. Ладно, ребятки, — она снова повысила голос. — Сегодня у меня гость, можете считать, что вам повезло. До обеда — самостоятельная работа, а после обеда, когда ваше варево остынет, взгляну, что у вас получилось. И очень хотелось бы надеяться, что все три результата не будут плодом совместных усилий с преобладающей долей Эстхора!
Обедали в этом доме все вместе, без различия званий, за большим столом в той самой парадной зале, где год назад спали на полу рабочие. Тайза сокрушалась, что не рассчитывала на нежданный визит, а потому пришлось урезать всем порции. Альгрен совсем оттаял и оживленно расспрашивал Джарвиса о том, о сем, причем к медицине ничто из этого не имело отношения. Принц убедился, что новый друг Тай обладает не только цепким аналитическим умом, понятным для врача, но и весьма широким кругозором. Импаль, Крислин и Эстхор, все в лаумарских свитерах ручной вязки, разве что разных цветов, толкались локтями, фыркали в тарелки и болтали с набитыми ртами. Большая, дружная, счастливая семья, невзирая на все различие языков и тем более вер… Джарвису остро, до слез захотелось ощутить себя ее полноправным членом.
Когда после обеда Тай вернулась в свою комнату, бормоча под нос: «В кои-то веки эти бездельники поставили опыт почти так, как надо! Могут же, если захотят!» — он уже был готов к выполнению второй части своего плана.
— А я, между прочим, с подарками, — произнес он, расстегивая пряжку на кожаной укладке. — Полюбуйся.
Тай осторожно приняла в руки странную конструкцию из черепахового панциря — длинный стержень, несколько коронок разного размера с зубьями, как у маленького гребешка, и десяток шпилек с крупными жемчужинами на концах…
— Это же каркас для вашей прически «спиральная башня», — наконец выговорила она. — Спасибо, конечно, но только куда мне тут, в глуши, носить это парадное сооружение? Не говоря уже о том, что волосы для этого нужны раза в два длиннее, чем мои.
— Волосы, положим, я тебе и отрастить могу. Забыла уже, как это делалось? — улыбнулся Джарвис. — А что до повода… в честь меня — повод недостаточный?
— Достаточный, — уголки губ Тай чуть дрогнули, обозначая ответную улыбку. — Ладно, так и быть, отращивай. Хоть раз в жизни выйду в таком виде днем.
Джарвис привычно («когда только успел привыкнуть?») возложил руки на голову Тай, мысленно произнес десять слогов — и снова наклонился к укладке.
— И еще вот это, — он протянул Тай сверток шелка. — А то как-то неловко носить парадную прическу с платьем в клеточку.
— Ох… — Тай задохнулась, когда из ее рук водопадом стекло платье классического покроя, любимого долгоживущими — неотрезное по талии, но с многочисленными клиньями из черного атласа и черно-серебряного кружева, взрезающими серо-серебристую юбку. Узкие рукава тоже были из черного атласа, а поверх необыкновенными крыльями ниспадали вторые, кружевные. — Крокодил задери вас всех, как на меня шилось!
— Ты высокая, и грудь у тебя небольшая — вот и подходит, — Джарвис благоразумно умолчал, что данную вещь сшили его родственнице Зелиттар на восстание из летхи, но той так и не довелось надеть ее.
Как завороженная, Тай начала расстегивать крючки на лифе клетчатого платья. К тому моменту, когда она закончила переодеваться, ее волосы как раз отросли до длины, пригодной для создания «спиральной башни».
— Вот, — с непривычной для нее дрожью в голосе произнесла она, завершив свое преображение. — Можешь любоваться, наследник меналийской короны.