Записки на кардиограммах (сборник) Сидоров Михаил
Снова «03».
Обязательный атрибут – неизвестный артист с громкой предъявой.
– Значит, будем врать – говорить «без сознания», если просто температура…
Резюме передачи.
Определимся?
Или на всё подряд, но тогда ждите.
Или фильтровать вызова, но зато пулей.
А то вам и канарейку за рупь, и чтоб ещё басом пела!
Да, вот ещё:
– ИДИТЕ НА Х…Й СО СВОИМ ГИППОКРАТОМ!!!
Уф-ф, гора с плеч!
А то всё стеснялся, откладывал…
В аэропорт?
Под сиреной?
За деньги?
Та нема дурних!
А ДТП словишь – как, спросят, голуба, вы там оказались?
И всё: секир-башка, сыктым, джахен-джахен.
Так что, извините, пурга-с!
Но уж очень её в телевизоре обожают.
– Почему так долго? У вас норматив двадцать минут!
Так точно.
Двадцать.
Не дольше.
От станции до границы района.
Пространство-время, короче.
Ещё б журналистам растолковать, а то ж они как обычно…
«Медленная Скорая».
«Скорой нужна помощь».
«Проблемы страны 03».
Из статьи в статью, из журнала в журнал.
Остроумно, креативно, свежо.
Стрессовые профессии.
Газетный рейтинг.
Первыми – журналисты.
Следом бухгалтеры.
Маркетологи и менеджеры оспаривают друг у друга.
«01», «02», «03»?
А им-то что?
Им лафа: не знают, каково в офисе!
Пекло.
Пресса вопиет о сердечниках, хотя обгадившихся – в разы!
Пьют, собаки, откуда ни попадя, тухлятиной заедая.
Но о дристунах прессе не комильфо.
– Скоро приедут?
– Не могу сказать, все бригады в работе – как освободятся…
Президенту пожаловался.
Телеграммой.
Принимаешь вызов – звонок на вторую трубку.
– Минуту на телефоне.
Запишешь: слушаю, говорите! – а в тебя матом.
Тенденция.
– И чтоб быстро мне…
– Я засекаю время…
– А меня не еб…т!
Примерно так.
Лезут под руку.
– Сердечное! Поставьте ему сердечное! Чё тупишь – сердечное ставь, сердце чтоб задышало…
Восхитительно экспрессивны.
Говорят:
– Они ведь больные!
А если не пациенты:
– Они же волнуются!
И заканчивают:
– Вы не должны…
Чужая мысль, но нравится – спасу нет!
Цитирую:
Темпераментов – пять: меланхолик, флегматик, сангвиник, холерик и уе…ан.
В яблочко.
Деньги суют с наказом:
– на пиво;
– на тортик;
– на конфеты, «марожино», «купите там себе что-нибудь» и «это вам, девочки, на колготки».
Интересно, с кардиохирургами так же?
К слову, о хирургах.
Друган-виртуоз про интернов:
– По нулям, веришь? Стерильны. Аж оторопь: а мне, говорят, не надо – я пластиком буду…
Борзота и гонор улетучиваются в приёмном.
Тихие, безропотные… любо-дорого!
Лапоньками сидят.
– У меня та-а-акая мигрень, така-а-ая…
Симптомов ноль, доводы по…уй, поможет только укол.
– Пенталгин есть? Глотайте.
И физраствор по вене, для видимости.
Отпускает.
Откроешь тайну – нелюдь и изувер!
Воздушная мадемуазель.
Ранима, трепетна, кольнёшь в попку – взвизгнет, соскочит, и по стенам, по потолку, снова по стенам, в слезах и губной помаде…
А родня на тебя – будто ты в храме на икону пописал.
Молодые люди до тридцати.
Начинают со слов:
– Я понервничал и…
По нарастающей.
Acne[9] носогубного треугольника.
– Это опасно – я в Интернете смотрел.
Если не трогать, то нет.
– Бросьте, там в один голос… короче, я настаиваю на больнице.
Охренеть – слепая ночь на дворе!
– Да вам просто западло ехать, я ж вижу.
Ах ты…
Гнойная хирургия в ебенях: свёз.
Курим – выходит.
– О, вы здесь? Подвезите до дома, я…
– ПАШ-Ш-ШЁЛ ТЫ!!!
Слаще мёда во рту.
Открыв, выдыхают, втягивают животы и, распластавшись по косяку, кивают: пр-р-рошу!
Вариант: два шага в глубь коридора, и бригада входит не боком.
Назвать от балды номер подъезда.
Понаблюдать за поиском из окна.
Предъявить претензию на задержку.
Да как нех…й!
А ещё можно с собакой уйти гулять.
И вызвать повторно, устроив встречный пи…дёж:
– Ничего, съездите, не развалитесь! Собаку, ё…анаврот, сутки не выводили – что ей, страдать теперь?
Иной раз звонят – кол в груди, не иначе.
А приезжаешь – панариций.
Повод: без сознания.
Фактически – спит.
Сплошь да рядом, в порядке вещей.
Попробую снова.
Внимательнее, пожалуйста.
Наше – когда дверь настежь и:
– Скорее, доктор, скорее!!! Сюда…
А «наденьте бахилы» и «вы разве рук мыть не будете?» – это к другому врачу, к другой службе.
Надеюсь, допрёт однажды.
Новенькие квартиры.
В них – ветераны ВОВ.
Тридцатых г.р.
Дождь, асфальт, фотографии россыпью.
Жёлтые, блёклые, с обрезанными краями.
Сарафаны, гимнастёрки, височки под полубокс.
Как листья…
Даже на помойку не понесли.
Так выкинули.
Интерьер.
Дизайн.
Углы чёрного дерева.
Позолота.
Хром.
Хитровы…банный подсвет.
И – нежилое, ну хоть убей!
Стерильно.
Безжизненно.
Как музей: шпалеры, бархат, пустота, эхо…
Брызнуло с иглы на обои.
Что началось!
Припали, высматривают, мелкоскоп велели принесть.
Нашли: всё, вы попали – будете за ремонт платить!
И в срыв, фальцетом:
– Да у нас рулон дороже ваших зарплат!!!
С-с-сраных…
– Я тока ва Вта-а-арую пайеду.
Запрашиваю – не дежурит.
– А чё – нет? Да-а-вай, ва Вта-а-арую.
– Друг, она не у меня в кармане. Не принимает сегодня.
Тянет корку, суёт под нос.
Разрешение на волыну.
– И что?
– Ты чё, не по-о-оял? Мне чё – доста-а-ать?
– Валяй, доставай.
Не достал.
Матюгнулся и в Третью истребительную, как простой.
Видел его там мельком, через пару часов – сидел в клетке.
Уже отпи…женный.
Самые первые сутки.
Самая первая жалоба.
Обмочилась – и:
– Вытрите мне пису. Что смотрите – вытирайте мне пису! Вытирайте пису, я вам говорю!! ВЫТРИ МНЕ ПИСУ, ФАШИСТ!!!
И хор близких:
– Вытрите ей пису! Вытирайте-вытирайте!! Вы-ти-рай-те пи-су – мы будем жаловаться!!!
Храни тя Христос, скоропомощник…
Коротко напоследок
Результат выезда
«– Не могу себе представить, чтобы это было вкусно.
– Да и я, пожалуй, уже не знаю, вкусно ли это».
Эрих Мария Ремарк
«– Да вы сами тут больны на всю голову! Как может нравиться такая работа?»
Командированный журналист
Ну и ещё ассоциацию, под занавес.
Старатели.
Речка, течение, грязь в тазике.
Моешь, моешь – терпеливо, внимательно.
Выплёскиваешь, набираешь, снова выплёскиваешь… о! вот оно!
Золото.
Крупинками.
Оно – когда стихают хрипы и уходит муть из зрачков.
Когда розовеет кожа и, под «ф-фу-ты, бля!» фельдшера, ловишь наполнение пульса.
Когда, приняв младенца в машине, натираешь его, скрипучего, подсолнечным маслом, купленным метнувшимся в минимаркет водилой.
Когда, заколов бронебойным коктейлем погибающую онкологию, ощутишь на своей кисти прозрачные, благодарные пальцы.
Когда тебе, при отце-ханыге, дитё говорит «папа».
А вы мне – никто не держит!
Держит.
Ещё как!
«Скорая».
Она ж словно курево:
Знаешь, что вредно.
Тянешь годами.
Бросил, и маешься.
Часть пятая
Остановка в пути
Доработав до лета, пишешь по собственному – отстегнуться месяца на три от узаконенного безумия. Благо найти работу – минута по телефону: родной, вскричат, где ты ходишь?! Давай рысью! Как насчёт в ночь выйти?
Только вот с годами как-то не особо и тянет… ну разве на четверть ставки.