На верхней границе фанерозоя (о нашем поколении исследователей недр) Ампилов Юрий

– Я, право, не знаю, это слишком неожиданно. Я даже не могу себе этого представить.

– Ну хорошо, подумайте, Вам 24 часа на это.

Я не мог отделаться от мысли, что все это мне снится в полуболезненном бреду.

И сразу целый ворох мыслей и сомнений одолел меня. Я? Но с какой стати и почему? Я всю жизнь «бегаю» от серьезных руководящих должностей, позиционируясь, как сейчас говорят, в качестве серьезного исследователя в прикладной науке. И опять меня эти должности «догоняют». Странно, но почему они мне это предложили? Я что, похож на карьериста? Да и нынешняя ситуация с огромным объемом научной и практической работы над конкретными проектами меня устраивает как с материальной точки зрения (хороший оклад и регулярные существенные премии по окончании крупных проектов), так и в плане самореализации как человека, уважаемого среди ученых и специалистов, а не какого-нибудь функционера. В моих мыслях чаша весов склонялась к отказу. Но с другой стороны, вдруг я потом буду всю жизнь казнить себя: «Был шанс, а ты отказался. Эх, ты, растяпа. Нечего теперь гундеть, что жизнь не так прошла». Далее мысль моя развивалась примерно так: «А с чего я взял, что меня утвердят? Кудряшов стоит в самом низу цепочки людей, принимающих решения. Выше еще много инстанций, на любой из которых меня «задробят». Пусть уж они меня не утвердят, чем я сам откажусь и потом буду жалеть». Я был уверен, что так и будет. Тут мои размышления прервал новый звонок. На этот раз уже мягкий голос начальника Управления Кувшинова произнес:

– Юрий Петрович, а не могли бы Вы сейчас подъехать и переговорить с одним человеком?

– Позвольте, но Кудряшов сказал, что сутками на размышления я располагаю, и к тому же у меня температура приличная: надо бы отлежаться.

– Если все совсем серьезно, вопросов нет, но если Вы по квартире перемещаетесь, то этого достаточно, и я мог бы прислать за Вами машину. Она потом Вас опять доставит прямо к постели.

– Ну, хорошо, давайте.

Собственно, чего тянуть? Пусть все решится быстрее. Авось, на ногах могу держаться. Глотнув аспирина и анальгина, я начал собираться. Довольно быстро подошла машина – большой черный и «навороченный» «Лэндкрузер», и я покатил к министерству, что располагалось на Красной Пресне.

Несмотря на то, что после многочисленных преобразований ГКЗ оказалась в системе МПР, бывший председатель Олег Заборин игнорировал этот факт и вел абсолютно независимую политику. Благо, ему это позволял довольно парадоксальный Устав ГКЗ, утвержденный еще министром Орловым в 1996 году. С одной стороны ГКЗ являлась государственным учреждением, а с другой стороны – хозяйствующим субъектом, который из бюджета не получал ни копейки, а существовал на средства, полученные от недропользователей, оплачивающих экспертизу запасов полезных ископаемых.

В министерстве я встретился с Левоном Аратяном, доверенным лицом тогдашнего министра Тюхова – бывшего автодорожника, про которого среди геологов ходили многочисленные байки и анекдоты. Якобы, выслушав однажды доклад о перспективных отложениях пермского возраста на Сахалине (геологи пермские отложения называют «верхняя пермь», «нижняя пермь» и т. п.), он воскликнул: «Я был на Сахалине, там нет Перми». Другой анекдот касался гравиразведки – геофизического метода, основанного на изучении аномалий гравитационного поля Земли. Ему приписывают слова: «Зачем нам гравиразведка? У нас что, в стране гравия не хватает?». Конечно, скорее всего, это выдумки. Но почва для этих анекдотов очевидна – полная некомпетентность в том деле, которым руководишь, К сожалению, это относится не только к Тюхову, а и к абсолютному большинству представителей современного топ-менеджмента. Наравне с коррупцией это настоящая беда современной России. Модное среди управленцев новой волны утверждение, что, изучив основы науки об управлении, можно управлять чем угодно, поскольку законы управления универсальны, на поверку оказывается мыльным пузырем.

Левону Аратяну, которого раньше абсолютно не знал, я подарил s начале беседы свою последнюю монографию, благодаря которой меня и узнали в министерстве. После непродолжительной беседы я в принципе дал согласие занять пост председателя ГКЗ. Из беседы я понял, что вопрос еще будет рассматриваться выше и потому втайне надеялся на мое неутверждение. При этом Аратян мне поведал о нескольких небольших трудностях и проблемах в отношениях между министерством и ГКЗ, о которых я в принципе знал и относил это на личный неконтакт тогдашнего председателя с министерским руководством. А чтобы я больше сосредоточился на научно-производственной деятельности, для хозяйственных и организационных вопросов мне дадут заместителя – Виталия Цинидзе, которого я уже немного знал по совместной работе над проектом методических рекомендаций. Между делом было сказано, что ГКЗ предстоит плановый переезд в другое здание с лучшими условиями для работы, но это уже забота министерства, и оно все организует самостоятельно, Я тогда не придал этому значения, тем более, что ни старого, ни нового здания, ни их месторасположения в глаза не видел. А зря. Как потом оказалось, это было одним из ключевых моментов. Но я тогда все еще был уверен, что мое назначение не состоится, т. к. должность Аратяна (начальник департамента управления Госимуществом, как я прочел на табличке при входе), по моему разумению, никак не была определяющей при моем назначении. И тут я тоже ошибался. Оказывается, была, да еще как. Профильного заместителя министра по данному направлению Петра Садовника даже не спросили об этом, и приказ министра о моем назначении выпустили, даже не поставив его в известность.

Меня очень тепло проводили во ВНИИГАЗе на новую должность, а генеральный директор Рудольф Михайлович Тер-Саркисов сказал: «Если будут проблемы, всегда можешь вернуться. Мы тебя ждем». Эти слова помогли мне сохранить самообладание и уверенность в критические минуты, за что я ему очень благодарен.

Итак, я приступил к обязанностям председателя ГКЗ. Суть дела мне была хорошо знакома: в процессе предыдущей работы я вник в проблемы подсчета запасов месторождений нефти и газа, хотя к моей специальности геофизика это отношения не имело. «Жизнь научила», как принято выражаться. Однако подсчет запасов месторождений твердых полезных ископаемых: золота, серебра, железных и полиметаллических руд и т. п. был для меня в новинку, но привычка разобраться в деле, которым занимаешься, позволила мне понять в общих чертах и этот процесс, благодаря помощи Ю.Ю. Воробьева. В принципе работа на первых порах мне нравилась, и все складывалось весьма неплохо. Можно было отстаивать объективную точку зрения, противостоять конъюнктурному давлению свыше и выносить в целом справедливые решения. Это импонировало, поскольку в головах большинства обывателей сложился стереотип, что честно работать в таких структурах нельзя. Оказалось, что очень даже можно. Система была неплохо продумана. Представленные материалы по одному месторождению рассматривали пять-семь экспертов из числа уважаемых и авторитетных специалистов, привлекаемых по трудовым соглашениям. Они в течение нескольких недель изучали материалы, делали замечания, которые авторы либо исправляли, либо аргументированно отстаивали свою позицию. Затем эксперты собирались на рабочее заседание, где обсуждали работу и вырабатывали проект решения. Наконец, когда основные вопросы были сняты, запасы того или иного месторождения рассматривались на пленарном заседании в присутствии всех авторов и экспертов, где и выносилось решение. Правом голоса обладали на тот момент четыре человека: мои заместители М.Я. Зыкин и В.И. Воропаев, старейший член ГКЗ Ю.Ю. Воробьев и я. На основании этого решения утвержденная величина запасов ставилась на государственный баланс. Такой процесс фактически исключал какие-либо манипуляции. Я вел эти пленарные заседания. В большинстве случаев все проходило нормально, поскольку «сырые» работы не доходили до «пленарки» и возвращались на доработку. Хотя изъяны и в этой системе, бесспорно, тоже были, как и в любой другой. Одновременно с этим рабочим процессом на мне лежали и обычные обязанности руководителя, связанные с функционированием организации и решением хозяйственных вопросов. Заместителя Виталия Цинидзе мне так и не дали, поскольку, как выяснилось, вопрос с переездом в другое здание отпал и, казалось, навсегда. Некоторые осложнения возникали из-за разногласий между отдельными группами в коллективе. Буквально накануне моего прихода в ГКЗ В.И. Воропаев уволил женщину – главного бухгалтера, фактически проработавшую здесь несколько лет по поддельному диплому, и принял на работу нового главбуха и Юрисконсульта, Тут, видимо, и началась борьба за влияние. Я не стал никого трогать и приводить «своих», а решил осмотреться. Однако приходилось ежедневно выслушивать жалобы друг на друга и в конце концов все это пресечь. Тем более, что надвигались весьма серьезные события, которые отодвинули на второй план эти мелкие неурядицы.

Я традиционно участвовал в научно-практической конференции «Геомодель», проводимой ежегодно в середине сентября в Геленджике. Не стал изменять этой традиции и на посту председателя ГКЗ. Все было весьма неплохо – «в плановом режиме»: интересные доклады, научные дискуссии, встречи со старыми знакомыми в бархатный сезон и т. п., когда вдруг в один из дней на мой мобильный телефон поступил звонок Владимира Кудряшова из министерства:

– Юрий Петрович, Вас срочно разыскивает руководство в связи с переездом ГКЗ в другое здание и оформлением с Вашей стороны соответствующих документов.

– Как так? Кувшинов еще два месяца назад сказал, что вопрос закрыт.

– Появились новые обстоятельства, и он снова на повестке дня.

Стало ясно, что тучи сгущаются. Я к тому времени понял смысл этой истории, которой первоначально, при заступлении на пост председателя ГКЗ не придал значения и рассматривал как обычное хозяйственное мероприятие. Однако замысел этой «камарильи» состоял в другом. Уже всем известно, что недвижимость в центре Москвы стоит сумасшедших денег и всевозможные фирмы и банки нуворишей пытаются завладеть ею любыми способами. Еще бы! При ежегодном удвоении цены это отличное вложение средств, и здание ГКЗ на Большой Полянке – очень лакомый кусок для них. Очевидны и мотивы министерского руководства во всей этой истории. Однако все это они намеревались сделать моими руками: никто другой ничего подписывать не будет, и все «концы в воду». После того, как неизбежно поднялся бы шум, крайним был бы только я. Такой «статус Герострата» – человека, который «продал ГКЗ» и на этом прославился, меня явно не устраивал.

При первом заходе у них ничего не вышло, т. к. здание находилось в оперативном управлении (а не в собственности или хозяйственном ведении), поскольку ГКЗ формально имела статус государственного учреждения. Риэлторы не брались за оформление такой сделки, поскольку юридический статус «оперативное управление» фактически не позволял этого сделать. Потому у них и не получилось, и ситуация по первому кругу успокоилась. Однако, если бы здание находилось в «хозяйственном ведении», то ситуация для оформления сделки значительно упрощалась. Тогда и был придуман следующий ход. Здание должно было быть передано на баланс другой организации, входящей в состав МПР и имеющей статус ФГУП – федерального государственного унитарного предприятия. Тогда она могла получить здание в «хозяйственное ведение», и сделке по продаже здания была бы открыта зеленая улица.

Весь этот механизм был тихонько согласован двумя министрами – Тюховым и Зизулиным (Минимущество). Все это было возможно при вседозволенности и молчаливой поддержке со стороны премьера Касьяна, который по жизни много пересекался с Тюховым и с которым они в свое время были дружбанами.

Мне по новому замыслу была отведена участь сделать первый шаг – передать здание на баланс ФГУП «XYZ». Название опустим, но посвященные люди знают, о ком речь. Уже был доставлен готовый акт передачи, а трус-директор этого ФГУП ежедневно звонил мне и спрашивал, когда же я подпишу его, т. к. на него сильно давит министерство. Уж как оно давило на меня – не описать словами. Мне стало понятно, что сходу отказывать нельзя, иначе они предпримут экстраординарные меры, а надо выигрывать время, По всем признакам казалось, что эта «камарилья» долго не протянет. Андрей Караулов в передаче «Момент истины» буквально изничтожал министра Тюхова неопровержимыми фактами чуть ли не еженедельно, а тому «хоть бы хны».

Я быстро воспользовался поводом и уехал в командировку в Саратов на геолого-экономическую конференцию, организованную Нижневолжским НИИ геологии и геофизики, чтобы не подписывать этот акт. Однако и там меня догоняет телеграмма из министерства о том, что я нарушил какой-то приказ о согласовании командировок с руководством министерства, хотя раньше ничего не надо было согласовывать. Напомню, что министерство не финансировало в те годы ГКЗ абсолютно, а по странному уставу, утвержденному самим же министерством ранее, ГКЗ фактически была самостоятельным и независимым хозяйствующим субъектом.

Теперь непосредственным моим раздражителем стала некая экзальтированная дама Галина Ягненкова, севшая в кресло Аратяна и возглавившая департамент по управлению госимуществом. Сам же Аратян пошел «на повышение» и занял пост начальника «Департамента науки» в МПР. Это выглядело совершенно комично. Наукой в министерстве управлял человек с непонятной специальностью, до этого занимавшийся каким-то бизнесом в автосервисе. Все деньги на научные исследования распределял также он, несмотря на видимость конкурсов с заранее известным результатом.

После возвращения из Саратова стало понятно, что таким примитивным способом скрыться от них не удастся и отсидеться где-нибудь в тиши – тоже. Надо было как-то по-иному выигрывать время. Тем не менее, просто избегать встреч и контактов было невозможно, и я приехал к ним в министерство «на серьезный разговор». В кабинете было четыре человека. Против меня в нападении играли три министерских начальника, «особо приближенные к императору»: Аратян, Кувшинов и Ягненкова. Они чувствовали за собой мощь системы, усиленной многократно безнаказанностью и круговой порукой. Я «защищал ворота» один, по крайней мере, в этот период игры. Для подтягивания резервов требовалось применять нестандартные ходы и создать у противника видимость близкой победы. Но «оставлять Москву», чтобы сохранить армию, «Кутузов» не собирался.

– Вы будете подписывать акт?

– Пока Вы не подберете достойное здание взамен и не оформите его в оперативное управление ГКЗ – нет.

– Мы подберем Вам здание, вернее, уже подобрали два хороших варианта.

– Давайте посмотрим, и в случае, если подойдет, я подпишу акт.

– Акт надо оформлять сейчас, но Вы можете не переезжать еще три месяца или даже больше, и за это время мы все устроим.

– Нет, так нельзя, давайте все оформим, а потом акт.

– Тогда министр Вам назначит приказом заместителя – Виталия Цинидзе, и если Вы боитесь сами, он подпишет акт. Вам следует лишь взять больничный, уехать в командировку или отпуск.

– Пусть назначает, это его право (по Уставу ГКЗ это было так).

Так закончился первый раунд игры. С момента ее начала прошел месяц. Появилась краткосрочная передышка. Надо было затягивать вступление Цинидзе в права заместителя, и за это время выводить на поле новых игроков. Один вратарь игры не сделает.

Один из игроков нашелся быстро. Некая компания «Кеникс-холдинг», арендовавшая один этаж уже два года и имевшая официальный долгосрочный договор аренды, не собиралась в одночасье покидать здание в случае его перехода к новому хозяину. Фирма была серьезная, имела «ноги» в Санкт-Петербурге и строила в Москве новый офис. Она занималась различными видами бизнеса, в том числе и будущими проектами добычи железо-марганцевых конкреций в Финском заливе и даже опробовала опытную технологию извлечения марганца из этого сырья. Как выяснилось, по Питерской линии у кого-то из руководителей компании были дружеские связи с руководителем администрации президента – Дмитрием Казаченко. Информация была «запущена», и содействие в решении проблемы было обещано вполне определенное с положительным результатом. Однако время шло, а результата все не было.

Тут, как нельзя кстати, руководителем аппарата правительства Касьяна был назначен выпускник нашей кафедры геофизики Александр Фигим. Он до этого был заместителем министра Тюхова довольно долго, и казалось, что они устраивают друг друга. Но неожиданно для всех он был уволен с поста заместителя министра, причем довольно демонстративно. Это было похоже на специально режиссированный спектакль. А когда Фигим всплыл в новой, весьма высокой, должности при Касьяне, эти догадки в глазах большинства фактически подтвердились. Мы же помним о тесной связи по жизни Касьяна и Тюхова. Но не в этом дело. Я, выходя на него, надеялся на силу нашего университетского братства. Но куда там. Секретарь ни разу не соединила меня с ним, но суть проблемы ему была передана и не только через секретаря, это я знаю точно. Во время учебы в МГУ он отнюдь не был толковым студентом, а выдвинулся благодаря комсомольской работе. К сожалению, понятие геологической солидарности таким людям незнакомо.

Далее я стал искать поддержки в среде бывших министров геологии СССР и России, и с четырьмя из них удалось встретиться. В.П. Орлов, являвшийся членом Совета Федерации, сказал: «Ты, парень, держись и действуй осторожно. Главное, сохранить ГКЗ, а то они могут ведь и расформировать ее».

Еще два бывших министра в силу их тогдашних возможностей мало что могли сделать и только посочувствовали. Активность как всегда проявил Евгений Александрович Козловский, сохранивший до сих пор жизненную энергию и здоровый заряд духа. Он нещадно и жестко критиковал Тюхова во всех средствах массовой информации. После телепередач с его интервью на эту тему приходилось только удивляться, как Тюхов еще на свободе. Козловский вместе с питерским Ректором был членом Президентского совета и, по разумению обывателя, мог вполне справиться с ситуацией. Ректор обладал еще большим влиянием. Мало того, что в его вузе защищали диссертации олигархи, сам Президент успешно стал кандидатом наук в стенах его Университета. При мне Козловский многократно пытался связаться с Ректором, набирая номер его мобильного телефона, но безуспешно. «Ладно, я найду его, свяжись со мной через пару дней, и я надеюсь, что мы решим вопрос», – сказал он. Но ни через пару дней, ни через неделю ничего не произошло.

Далее я пошел по уровню бывших заместителей министра, которые были еще в силе. Наибольшее желание решить проблему и сохранить ГКЗ вместе со своим зданием проявил Александр Егорович Наленко. Он при мне дозвонился на мобильник не только тому же Ректору, но и Виктору Христенко, находившемуся тогда в должности первого вице-премьера. Оба проблему уяснили по телефону, обещали посодействовать, но, в конечном счете, вмешиваться не стали. Объяснения были таковы, что надо подождать до выборов в Думу 7 декабря, а до этого не делать резких движений. Ректор, кроме того, был в тот момент активно задействован в компании по выборам Валентины Матвиенко на пост мэра С.-Петербурга. Поговаривали также, что он возглавит избирательный штаб Путина на Президентских выборах 2004 года, но этого, как мы помним, не произошло. А по поводу нашей проблемы общий смысл высказываний был тот же самый: «Пусть парень держится, потом мы разрубим этот узел».

Ситуация складывалась, как в сказке «Мальчиш-Кибальчиш» Аркадия Гайдара: «Нам бы ночь простоять да день продержаться». Парень держался, но сил оставалось все меньше. А топота копыт «Красной Армии», спешащей на помощь, слышно все не было.

В это время «Мальчиш-плохиш» – Виталий Цинидзе, к которому сразу приклеилась кличка Ликвидатор, – заступал на пост моего заместителя с целевой установкой – разгромить ГКЗ и взять здание. Время катастрофически сокращалось. До выборов в Госдуму оставался месяц. Я отдавал себе отчет в том, что после выборов начнется борьба за портфели и всем им снова будет не до ГКЗ, но надежда оставалась. Неделя ушла на оформление приказа министра о назначении Ликвидатора. Потом надо было оформить ему право подписи документов. Слава богу, что эта процедура оказалась столь забюрократизированной, что удалось выиграть еще неделю. О том, чтобы открыто противостоять министерству, речи не было. Этим можно было только спровоцировать ускорение нежелательных событий. Нынешний результат других сделок с недвижимостью в центре Москвы только подтверждает это: несмотря на телевизионный и газетный шум, всем удалось достичь своей цели. Поэтому надо было хитрить дальше, убеждая их, что дело движется, пусть и не так быстро, как хотелось бы, а самим дожидаться действий высокопоставленных персон. К сожалению, взбудораженный коллектив начал писать письма во все высокие инстанции. Я не мог им этого запретить, но реально эти действия очень мешали. Письма возвращались к тому же Тюхову с резолюцией свыше: «Разобраться!». И они разбирались. Хватка противника усиливалась, а время сжималось в точку. До заветной ожидаемой даты контрнаступления – 7 декабря – было все еще долго.

А что, собственно, могли предъявить Тюхову в то время всевозможные «проверяльщики?» А ничего: ведь формально не было никакого приказа или распоряжения, подписанного им по этому поводу. Он как бы вообще ничего не знал об этом. На мою просьбу дать какое-то официальное письмо, хотя бы от зам. министра, с предложением о переезде, отвечали отказом: «Вам это не надо. Достаточно акта, который мы оформим и утвердим в Минимуществе». Надо было сделать так, чтобы какой-то официальный документ от них появился.

Мне пришлось написать министру Тюхову официальное, почти «нейтральное» письмо о том, что департамент имущества МПР предлагает ГКЗ переехать в другое здание. Мы не считаем это целесообразным, однако если министерство на этом настаивает, мы подчинимся, но просим учесть специфику: возможности размещения тяжелых сейфов с архивами, что требует мощных межэтажных перекрытий, место для 1-го отдела с решетками и защитой и т. д. Министр был обязан поставить на этом какую-то резолюцию, Иначе получалось, что ГКЗ по своей инициативе переезжает, а министерство любезно ему в этом помогает. Чтобы письмо никуда не делось, я собственноручно сдал его в экспедицию МПР и получил входящий номер и штамп на копии письма, которая у меня осталась. Дня через три шум среди своры поднялся неимоверный. Они наверняка изъяли письмо из документооборота, но копия-то у меня осталась.

Далее в условиях жесткого прессинга мы стали подбирать помещение. Этаж в одном из зданий ВИИГЕОСИСТЕМ во дворе на Варшавке более или менее подходил. Ясно, что находящиеся там в кабинетах люди, в том числе сотрудники Евроазиатского геофизического общества (ЕАГО), не жаждали выселения. Тем не менее, я дал согласие, однако требовал оформления его официально в оперативное управление ГКЗ, после чего я подпишу акт. На это ушло бы несколько месяцев, что мне и требовалось. Ясно, что это абсолютно не устраивало команду Тюхова: они понимали, что время их заканчивается и надо успеть. Их предложения сводились к безвозмездной аренде по договору с ВНИИ ГЕОСИСТЕМ. Почва для компромисса и возможность дальнейшего затягивания времени были практически исчерпаны.

В это время Ликвидатор уже оформился на работу в ГКЗ в качестве моего первого заместителя. На второй день он зашел в кабинет Королькова – сотрудника, занимавшегося подготовкой экспертизы запасов угольных месторождений. Тот разговаривал по телефону с представителем МПР, курировавшим этот вопрос. Ликвидатор, не дожидаясь окончания разговора, потребовал предоставить ему какие-то бумаги. В ответ Корольков знаками показал, что сейчас закончит разговор и все сделает. Ликвидатор, возомнивший себя большим начальником, посчитал это оскорблением, все в нем закипело, глаза его вспыхнули, и он в состоянии аффекта нанес удар острым концом ботинка прямо в колено Королькову и выскочил за дверь. Спустя минуту он позвонил мне на мобильник (я был по делам в ВИЭМСе) и сообщил, что Корольков напал на него и пытался избить. Представить себе, что флегматичный пожилой пенсионер Корольков пытается избить крепкого 40-летнего Ликвидатора, было просто невозможно. Я сообщил, что сейчас подъеду.

Тем временем на колене у Королькова вздулась гематома величиной с футбольный мяч. Сотрудники вызвали скорую. Королькову в больнице прооперировали колено, и он два месяца еще был на больничном. Все это было официально зафиксировано в больнице, и заявление в милицию было подано.

А Ликвидатор сразу после случившегося уехал в министерство, зашел в кабинет к Кувшинову и радостно объявил: «Одного вырубил, завтра займусь другим», – и они оба рассмеялись. Об этом нам сообщил сотрудник, выходивший от Кувшинова и еще не знавший тогда, в чем дело. Коллектив ГКЗ тут же письменно проинформировал министра о случившемся и потребовал снять Ликвидатора, поскольку открыто следствие. Думаю, письмо до Тюхова не дошло, потому что кандидатура Ликвидатора была предложена теми же Аратяном и Кувшиновым, а значит, это был их очередной прокол перед Хозяином. В следующие дни заявление Королькова чудесным образом исчезло из милиции, а сам он надолго замолчал и на вопросы коллег отвечал что-то невнятное вплоть до момента увольнения Ликвидатора, которое случилось еще нескоро. Да, великолепные кадры подобрал себе Тюхов, ничего не скажешь.

Тем временем тройка опричников Тюхова продолжала наращивать давление на меня. Ведь Ликвидатор мог подписать акт передачи здания на баланс ФГУП «XYZ» лишь в случае, если я на время болезни, командировки или отпуска официально, по приказу, оставлю его исполнять обязанности первого руководителя. Разумеется, я не собирался этого делать. Когда же действительно простудился, видимо, в результате этого постоянного стресса, я тайно уехал на три дня в ближайшее Подмосковье к своему другу Сергею Бухарину, а домашним велел отключить все телефоны. Дочь Анюта – студентка филфака МГУ, привыкшая к общению со своими подружками и не получившая от меня внятных объяснений, – была очень напугана и плакала вечерами, чувствуя опасность. Ничего, кроме слов «так надо», я ей сказать не мог.

Вскоре я получил на мобильный телефон СМС-сообщение с прямыми угрозами, отправленное, как потом выяснилось, из случайного интернет-кафе в Сокольниках. Жизнь превращалась в сущий кошмар.

Тем временем выборы в Госдуму прошли, а никакие поборники справедливости ничего путного не сделали. Все оставалось, как и было, а ситуация вокруг ГКЗ ухудшалась с каждым днем. Надеяться было уже не на кого. Ведущие эксперты ГКЗ, правда, предлагали в прессе опубликовать открытое письмо. Я не возражал, но они так и не смогли организоваться.

Я собрал все бумаги, подготовил официальные письма в правительство и профильный комитет Госдумы нового состава, позаботился о том, чтобы они были переданы через надежных людей и зарегистрированы. После этого 15 декабря подал министру заявление об увольнении по собственному желанию, которое было немедленно удовлетворено. Я понимал, что Ликвидатор, вступив в права, тут же подпишет акт передачи здания. Однако процесс регистрации и утверждения в Минимуществе (здание находилось в федеральной собственности) неизбежно займет не меньше месяца, а за это время мои расставленные «красные флажки» сработают и сделка не состоится. Так все и произошло. После пришедших в Минимущество и МПР запросов акт был положен под сукно, и больше оттуда его не доставали, разве что затем, чтобы выбросить в корзину.

Вы спросите: «А почему этого нельзя было сделать раньше?» Отвечаю: раньше не было ни единого документа, подтверждающего эти намерения, и потому Тюхов легко отмахивался от всех запросов, инициированных коллективом ГКЗ. Мол, ничего такого нет, и я ничего не знаю. Атеперь появился акт, который надо было утвердить и зарегистрировать.

Ликвидатор за три месяца пребывания на посту исполняющего обязанности председателя ГКЗ не провел ни одной комиссии по экспертизе запасов, хотя в конце года скопились материалы по многим десяткам месторождений. Зато вместе с тюховскими опричниками он «спустил» с расчетного счета ГКЗ примерно миллион долларов в рублевом эквиваленте через всевозможные сомнительные операции и был таков. Нагрянувшие было по сигналам коллектива представители районного ОБЭПа (отдел по борьбе с экономическими преступлениями) таинственным образом исчезли через пару дней, так и не приступив к проверке.

Одно радует: здание ГКЗ на Большой Полянке как стояло, так и стоит на своем месте, и в нем находится именно ГКЗ.

Анализируя свои действия в тот период, думаю, что почти все было сделано правильно. Вряд ли у меня был другой путь, чтобы сохранить то, что люди с таким трудом организовывали и создавали до меня. Из всего этого можно извлечь по крайней мере два урока.

Первый урок. Нынешняя власть, как бы ни была она многогранна и противоречива изнутри, не в состоянии себя изменить. Ведь многие влиятельные люди, которые могли бы решить этот вопрос, не стали ввязываться в эту частность, поскольку или они сами, или через своих партнеров «завязаны» с тем же ненавистным им Тюховым, который, наверняка, способствовал получению каких-то лицензий на привлекательные месторождения или лесные угодья и т. п. К нашему большому сожалению и разочарованию, к власти стремятся в большинстве своем весьма посредственные люди, которые не смогли реализовать себя в конкретном деле из-за своей ограниченности. Получение любого поста и возможность командовать другими, гораздо более способными и порядочными людьми, для них единственный шанс не чувствовать себя ущербными. «Раз я ими руковожу, значит я умнее и способнее их», – это и есть ход их примитивной мысли. Увы, с такими людьми нам светлое будущее «не светит».

Второй урок лично для меня: никогда и ни при каких обстоятельствах я больше не буду занимать руководящих постов. В наших современных российских условиях это означает одно: поставить себя в один ряд с ними, а значит перестать себя уважать.

Еще много есть, что делать в науке и производстве. Еще многому надо научить молодое поколение, чтобы оно смогло вывести нашу многострадальную страну из того ужасного состояния, в котором она до сих пор находится. А времени на все это у меня не так уж и много. Надо «поспешать».

…А сам-то Тюхов чистенький. До чего же хитер! Меня пытались разорвать его цепные псы. Слава богу, в последний момент удалось накинуть им намордники. После того как правительство Касьяна «скинули», вся стая «залегла на дно». Однако через пару лет Тюхов вернулся на госслужбу, хоть и не на такой шумный пост, и вновь призвал их к себе. Сейчас они снова успешно опустошают государственный бюджет уже через другую дырку. Бедная Россия…

ВОЗВРАЩЕНИЕ ВО ВНИИГАЗ

Подав министру заявление об уходе, я сразу же позвонил Рудольфу Михайловичу Тер-Саркисову – генеральному директору ВНИИГАЗа, памятуя о его словах при моем переходе в ГКЗ, что я в любой момент могу вернуться. Более того, в эти несколько месяцев я продолжал курировать своих ребят в лаборатории по поводу завершения работ, которые мы начинали вместе. Все же опыта у них еще было недостаточно. Молодой и перспективный научный сотрудник, кандидат наук Ян Штейн, оставшийся без меня исполнять обязанности начальника лаборатории, периодически приходил ко мне в ГКЗ с материалами, и мы вместе решали, что делать и куда двигаться дальше.

В последние две недели я вел также переговоры о своем трудоустройстве и с некоторыми нефтяными компаниями и в двух весьма известных получил очень заманчивые в материальном плане предложения. Однако они предлагали занять должность управленца довольно высокого уровня, а я, следуя своему второму уроку, был не готов прежде всего психологически занимать такие посты и начинать заново выстраивать цепочку непростых взаимоотношений в новом коллективе. Меня больше тянуло на «созидание» – выполнение конкретных работ с получением ценных практических результатов, а не на руководящую работу с последующей неизбежной и довольно быстрой научной деградацией, Я знал все плюсы и минусы ВНИИГАЗа (неизвестно, чего больше) и потому в конце концов решил вернуться в ту же обстановку, откуда вышел несколько месяцев назад.

– Да, Юра, конечно, приходи и работай, – сказал мне по телефону Рудольф Михайлович, – с радостью возьмем тебя, и готовься возглавить серьезное направление.

К последнему предложению я готов не был, но решил, что потом посмотрим, а пока надо забыть, как страшный сон, то, что со мной произошло за эти восемь месяцев.

Я вернулся и вновь возглавил свою родную лабораторию во ВНИИГАЗе. Работы было через край, да я и не успел за этот небольшой срок, продолжая шефствовать над своими ребятами, потерять из виду наши актуальные прикладные проблемы. Однако состояние сильнейшего стресса, которое я испытывал еще какое-то время после ухода с поста председателя ГКЗ, давало о себе знать. Тем более, что Ликвидатор, выстраивая свою схему увода средств с расчетного счета ГКЗ, постоянно выдергивал меня, шантажируя мнимыми финансовыми нарушениями, которые, по его разумению, я обязательно должен был допускать в целях личного обогащения. Видимо, он мерил все по себе. Все это кончилось лишь тогда, когда через три месяца его самого с треском выгнали.

Дав мне «отдышаться» несколько недель в составе своей лаборатории, Рудольф Михайлович вызвал меня и предложил через некоторое время занять должность директора центра «Газовые ресурсы», где работало около 130 ученых и специалистов. Работой этого центра он был крайне недоволен и пытался внести «свежую струю» в его деятельность с моей помощью. При этом он предполагал, что из состава нашего морского центра туда кроме моей лаборатории перейдут еще две, во главе с моими коллегами Александром Тимониным и Павлом Никитиным. Логика была такова, что профиль деятельности наших лабораторий не имеет четко выраженной морской направленности, и мы можем заниматься как сушей, так и морем.

Я, памятуя о данном себе слове не занимать более по жизни руководящих постов, в то же время не мог с порога отказать ему, понимая, что человек искренне оказывает мне большое доверие. Мой отказ мог бы незаслуженно обидеть его. А согласие было полностью для меня исключено. Надо было действовать убеждением, на что требовалось время. Заместитель P.M. Тер-Саркисова Павел Цыбульский методично и настойчиво, день за днем проводил со мной работу, чтобы я готовился приступить к обязанностям директора центра. Неожиданную помощь оказал один из ветеранов ВНИИГАЗа и старинный приятель Рудольфа Михайловича – Владимир Минасович Мурадян. «Оставь ты парня, – говорил он Тер-Саркисову. – Он на своем месте еще успеет что-то полезное в науке сделать». И это оказалось единственно правильным решением.

Фронт работ нашей лаборатории существенно расширялся. В поле нашего внимания оказались почти все перспективные проекты Газпрома на акваториях мира: от Арктики и Сахалина до Вьетнама и Венесуэлы. И, наконец, мы были самым непосредственным образом вовлечены в «проект века» – подготовку освоения уникального Штокмановского газоконденсатного месторождения на шельфе Баренцева моря, к которому приковано внимание всех крупнейших мировых нефтегазодобывающих компаний. Под тщательным контролем ведущих зарубежных специалистов нами создавалась компьютерная геологическая модель, которая, в конечном счете, была всеми высоко оценена и одобрена.

Так постепенно и незаметно, набирая научный и практический опыт, мы оказались в центре важнейших работ «Газпрома», связанных с подготовкой ресурсной базы газодобычи на ближайшие десятилетия.

«ЛИЦО ГАЗПРОМА»

Так в шутку стали называть в буквальном смысле мою собственную физиономию некоторые близкие знакомые после одного любопытного случая.

В сентябре 2005 года во ВНИИГАЗ пришел новый генеральный директор – Роман Самсонов, работавший ранее здесь в течение нескольких лет в качестве начальника отдела внешнеэкономической деятельности, а затем отправившийся «на вольные хлеба» на несколько лет в другие организации. Его приход неоднозначно был воспринят коллективом. Однако очевидно то, что публичность работы ВНИИГАЗа существенно возросла уже в первые месяцы. Для этих целей специально приняли на работу Татьяну Климову, окончившую в свое время факультет журналистики нашего родного Московского университета им. М.В. Ломоносова.

Бригада телекомпании НТВ, принадлежащей Газпрому, намеревалась подготовить очередную телерекламу о том, «какой Газпром хороший», и пыталась найти какой-то сюжет, в том числе и в нашем институте – головном научном центре Газпрома, где работает больше тысячи человек. Они с Татьяной Климовой ходили по различным подразделениям, пытаясь найти что-то интересное. Видимо, показанная в нашем «суперсовременном» визуализационном центре виртуальная модель Штокмановского месторождения, над которой мы работали, произвела на них впечатление. Чтобы было понятно тем, кто не знаком с этими технологиями, представьте себе, что вы в стереокинотеатре, но только вместо художественного фильма вы изучаете модель месторождения «изнутри», находясь в продуктивном пласте или рядом с забоем скважины. Это достигается с помощью компьютерного программного обеспечения, специальной проекционной аппаратуры и очков со стереоэффектом. Однако как это сделать на плоском экране и одновременно приспособить к смысловой рекламе, им было неясно. Тем не менее, по их замыслу необходимы были реальные персонажи. Благо, ребята в нашей лаборатории видные, а симпатичных девчат – Марину и Женю – мы «взяли взаймы» в соседних лабораториях, «Кастинг» мы прошли, и в назначенный день, в конце февраля 2006 года, нас привезли в нечто похожее на съемочный павильон, собранный временно и наспех в заброшенном огромном цеху какого-то завода в районе Шаболовки. Цех не отапливался, и после каждого дубля мы одевались в теплую уличную одежду. Снимали нас долго – почти целый день – и по многочисленным отдельным эпизодам. Получалось, что мы сидим в какой-то современной «футуристической» лаборатории не совсем понятного профиля и обсуждаем будущую схему газификации. За окном современный городской пейзаж с небоскребами. Режиссер постоянно руководил нашими действиями и требовал, чтобы мы разговаривали все равно о чем, но чтобы губы шевелились. Марина должна нам вносить материалы, а мы в этот момент – отвлечься от карты и смотреть в эти материалы, что-то обсуждая. В качестве «материалов» в руках у Марины кроме наших рулонов были листки из школьного учебника природоведения для 3-го класса. Снимали нас и общим планом, и вблизи, по отдельным эпизодам. Когда мы с Сергеем Шаровым изображали дискуссию, то я, памятуя о том, что надо шевелить губами, глядя на эти листочки из учебника природоведения, повторил слова Сергея, сказанные на репетиции без съемки: «Смотри, какую чепуху Марина принесла». Это было отчетливо запечатлено на камеру. В результате этих многочасовых съемок родился рекламный ролик «Газпрома» продолжительностью всего секунд 12–15. Если вы не видели его, то ниже привожу сюжет по кадрам:

Кадр 1 На пол перед печкой бросают несколько поленьев дров. При этом внизу кадра надпись: «Дрова».

Кадр 2. Со скрипом открывается заржавевшая чугунная дверка деревенской печки, и на лопате туда бросают уголь. Внизу экрана надпись; «Уголь».

Кадр 3. На плите деревенской печки стоит абсолютно черный от копоти чайник.

Кадр 4. На газовой плите, на голубом пламени конфорки греется чистенький и блестящий никелированный чайник. Надпись внизу кадра: «Газ».

Кадр 5. Звучит ритмическая музыка в техностиле. На экране появляется группа людей за столом, что-то обсуждающих, – это мы. За окном модернистский пейзаж с небоскребами. Надпись внизу кадра; «НИИ Газпрома».

Кадр 6. Крупным планом задумчивое лицо Сергея Валькоаского, затем во весь экран мое лицо с шевелящимися губами, устремленное в изучение каких-то схем. Поскольку я знаю, что мы тогда говорили, по губам угадывается фраза «чепуху Марина принесла». Звучание футуристической техномузыки продолжается.

Кадр 7. На экране компьютера вращается структурный каркас модели Штокмановского месторождения, и голос диктора за кадром: «Свой век – сбои технологии. Тепло придет в ваш дом. Газпром». Пока диктор заканчивает эту фразу, появляется следующий кадр 8.

Кадр 8. Горящая голубым пламенем газовая конфорка и быстрая смена кадра плакатом с надписью: «Газпром: программа газификации регионов России».

Понять смысл этой «видеокакофонии» невозможно. Ни мы с нашей работой, как и ни один кадр рекламы не имели отношения к газификации, тем более, что прочесть эту фразу на последнем кадре никто не успевал.

Этот ролик крутили пять-шесть раз в день на первом канале и на НТВ в период с 1 марта до 1 октября 2006 года.

Вскоре я начал получать восторженные и шутливые отклики моих многочисленных знакомых. Смысла этого клипа никто не понял, но тот факт, что мою физиономию увидели во весь экран в рекламе Газпрома на двух ведущих российских телеканалах, их впечатлил. Первым откликнулся Сергей Михайленко из далекого Вьетнама, приславший на следующий день по электронной почте сообщение: «Петрович – звезда первого канала!». Легко объясняется тот факт, что именно Сергей первым увидел рекламу. Дело в том, что все нормальные люди привыкли сразу переключать телевизор на другой канал, как только появляется реклама. А во Вьетнаме лишь один русскоязычный канал – первый, и наши специалисты в часы отдыха смотрят по нему все подряд, включая и рекламу.

Второй откликнулась в тот же день на это событие консьержка из нашего подъезда, которая, сидя на своем посту, также смотрит по телевизору все подряд. Обращаясь к моей супруге Людмиле, возвращавшейся с работы, она спросила: «Это не Вашего мужа показывают там, где дрова?»

Мой приятель из города Апатиты Виктор Глазнев так написал в своем электронном сообщении через несколько дней: «Вы довольно доходчиво показываете роль различных источников энергии в приготовлении традиционного русского напитка – чая».

А Владимир Алекперович Сулейманов, с юмором воспринявший все происходящее, подтрунивая, говорил: «Спасибо Сергею Вальковскому и Вам, Юрий Петрович, что вы открыли человеческой цивилизации такой замечательный источник энергии, как природный газ».

Мой сосед по подъезду, один из ведущих ученых ВНИИГАЗа Анатолий Александрович Клюсов, каждый раз, встречаясь со мной в лифте, шутя, спрашивал:

– Юра, и куда ты денешь столько денег от рекламы?

– И не говорите, Анатолий Александрович. Все комнаты до потолка забил. Не найдется ли у Вас хотя бы лишней кладовочки? – в том же тоне отвечал я.

После этого на несколько месяцев ко мне «приклеилась» кличка «лицо Газпрома».

БЕСПЛАТНЫЙ АВТОСЕРВИС

Оказывается, и такой автосервис бывает. Смотря какие услуги ты желаешь получить. Один такой комичный случай случился и со мной, Я уже писал раньше, что автомобилистом стал сравнительно поздно – в 34 года. Главная причина в том, что, глядя на наших советских автолюбителей, большинство из которых полжизни проводили в гаражах, я думал, что и меня ждет такая же участь, если я куплю машину. Однако все же в конце 80-х я переступил этот психологический барьер, и оказалось, что все не так уж плохо. Если ездить на новой машине не больше четырех-пяти лет, то она практически ничего не просит, кроме бензина, и исправно тебе служит. Надо лишь раз в год приезжать на сервисный центр для плановых работ.

И вот однажды, отъездив на новеньком «Рено» один год и пройдя в срок плановое обслуживание, я выехал в морозное январское утро на работу. Мороз в 30 с лишним градусов пришел как-то совсем неожиданно, и многие автолюбители «не завелись» с утра, что для меня создало дополнительный комфорт благодаря отсутствию изнурительных московских пробок. Однако благостное настроение исчезло на первом же перекрестке. Притормозив на красный свет, я почувствовал отчетливый глухой стук где-то под днищем. Перспектива оказаться на сильном морозе в неисправном автомобиле как-то не добавляла оптимизма. Пока я стоял в ожидании зеленого светофора, стука не было, двигатель работал ровно и чуть слышно. Но как только на зеленый я тронулся, стук послышался опять. Я припарковался, вышел на трескучий мороз, стал на колени, будучи одетым в отглаженный рабочий костюм и теплую светлую куртку. Как ни пытался не испачкаться песком и антигололедны ми реагентами, в избытке рассыпанными дорожными службами, это не удалось. Выпачканный, сел обратно в салон. Под днищем ничего интересного и необычного я не увидел. В напряженном ожидании худшего я доехал до работы, стараясь сильно не разгоняться. Стук то появлялся, то прекращался.

На работе на мои вопросы бывалые автомобилисты лишь пожимали плечами. Позвонил в автосервис, изложил проблему. Меня записали лишь на срок через три дня, т. к. до этого все было занято.

Вечером по пути заехал на работу за женой. Как только тронулись, я спрашиваю:

– Слышишь глухой стук?

– Да, вроде что-то стукнуло один раз, когда тронулись.

Я резко затормозил. «Да, вот теперь стукнуло опять», – сказала она. С большой осторожностью, потихоньку мы доехали домой. Пришлось в следующие два дня, до субботы, на работу ездить на транспорте.

Приехав в назначенное время в сервис «Автомир», что на улице Перерва, я прошел у девушек-приемщиц достаточно строгую процедуру оформления с занесением в компьютер всех данных и сведений о характере неисправности. В соответствующей графе указали: «При наступлении сильных морозов появился глухой стук снизу при трогании и торможении». Я загнал автомобиль в длинный ремонтный ангар с многочисленными подъемниками и приспособлениями. Одновременно здесь ремонтировали больше десятка машин. Подошел мастер с нарядом на работы в руках и спросил, в чем дело. Я повторил ровно то, что было записано в наряде. «Сейчас попробуем разобраться», – сказал он и сел в автомобиль. Затем резко тронулся с места, проехал внутри ангара около 50 м и резко затормозил. Дальше наблюдаю такую картину. Открывается передняя дверь, выходит мастер. Затем он открывает заднюю дверь, наклоняется и достает оттуда бутылку с замерзшей минеральной водой, которая, видать, осталась там со времени осенних пикников. Как только наступили морозы, вода замерзла и бутылка превратилась в твердую ледышку, которая и стала, перекатываясь по полу между сиденьями, стучать при разгоне и торможении. «Ну, мужик, ты даешь, – сказал мастер, подшучивая. – Чтобы бутылку вытащить, на автосервис приезжаешь. Совсем ленивый стал, что ли? Это ж почти как в том анекдоте про нового русского, который приехал новую машину покупать, потому что в предыдущей за неделю пепельница доверху заполнилась». Тут рассмеялись все, что находились поодаль. Несмотря на столь быстрое устранение «неисправности», все формальности должны были быть соблюдены. Я не мог просто так сесть и уехать – не выпустила бы охрана на воротах без оформления через базу данных.

Девушка-приемщица, что отдавала мне документы и ключи, напротив слов «причина неисправности» занесла в компьютер: «бутылка со льдом позади сиденья водителя». Все три девушки, оформлявшие заказы, тоже развеселились. Потом, видать, эту историю еще несколько дней обсуждали работники автосервиса. Надо отдать им должное – денег с меня за это обслуживание не взяли, но запись в базе данных осталась. Так что бывают еще бесплатные услуги и в наше время.

УРА. МЫ – ЛАУРЕАТЫ!

Наша лаборатория геолого-геофизического моделирования на шельфе постепенно стала играть заметную роль не только в деятельности ВНИИГАЗа, но, пожалуй, и Газпрома в целом. Поэтому, когда возникла критическая ситуация с выполнением корпоративного плана прироста разведанных запасов промышленных категорий, к нам за помощью обратились начальник Управления геологоразведки и лицензирования Александр Иосифович Райкевич и его заместитель Виктор Сазонович Парасына. Речь шла о том, чтобы, основываясь только на результатах сейсморазведочных работ 3Д, перевести предполагаемые запасы категории С2 в неразбуренной части уникального Штокмановского месторождения на шельфе Баренцева моря в категорию С1, относящуюся к промышленным (доказанным). Именно эта категория запасов влияет на величину капитализации компании, а следовательно, и на рыночный курс ее акций. Что и говорить: вопрос для Газпрома крайне важный, равно как и для любой другой акционерной компании.

Процедура предусматривала перед постановкой промышленных запасов на государственный баланс их тщательную экспертизу в Государственной комиссии по запасам (ГКЗ), которую я возглавлял непродолжительное время за два года до этого (см. историю «Хождение во власть»). Кому, как не мне, было ясно, что, согласно действующим нормативным документам, сделать это было невозможно: требовалось разведочное бурение, подтверждающее промышленную продуктивность в западной части этого уникального месторождения. Поэтому пришлось сообщить коллегам из Управления о бесперспективности этой идеи. В то же время не оставляла в покое мысль о том, что следует проверить оценку запасов газа с использованием новых данных объемной сейсмики на уже изученной шестью скважинами части месторождения, где они относились к промышленной категории С1. Мы занялись тщательной работой по построению детальной компьютерной геологической модели этого месторождения с использованием всех возможных средств, разрабатывая по ходу новые оригинальные методические приемы. Первые прикидки показали, что с учетом новых структурных построений запасы месторождения явно недооценены даже в зоне со скважинами. Я сообщил об этом в Управление, Виктор Сазонович сказал: «Петрович, на Вас вся надежда. Если Вы защитите прирост запасов в ГКЗ, премия Газпрома в области науки и техники Вам обеспечена». Это нас здорово воодушевило, и мы, забыв об отпусках и выходных, принялись за работу. Все тщательные расчеты по модели показывали, что запасы действительно заметно выше тех, что стояли на государственном балансе. Оставалось самое трудное – убедить в этом экспертов госкомиссии. В ГКЗ и Министерстве природных ресурсов все были уверены, что Газпром в конъюнктурных целях хочет увеличить запасы. Мы-то знали, что это не так, но никто из экспертов не хотел браться за экспертизу Штокмановского месторождения, которое, по большому счету, «на слуху» у всего мира. Скорее всего, в какой-то степени помог мой имидж «борца за справедливость» в той самой истории со зданием ГКЗ, о которой шла речь выше. Наверное, после того случая специалисты-эксперты из числа авторитетных и уважаемых ученых поверили, что я не пойду на сделку с совестью и все здесь «чисто». Тем не менее, пришлось каждому эксперту доказывать нашу правоту, убеждать их все посмотреть своими глазами и «пощупать» детали модели, сидя за монитором рабочей станции – мощного компьютера, на котором эта модель была загружена. В результате все наши цифры запасов были приняты без замечаний в авторском варианте. И это был действительно первый случай в практике ГКЗ: прирост запасов промышленных категорий принят без дополнительного бурения. (Пробуренная через год в зоне категории С2 скважина № 7 полностью подтвердила правильность наших построений и оценок).

В результате прирост запасов по нашей работе составил более 70 % от всего объема прироста по Газпрому за 2005 год. Впервые за последние 15 лет объем разведанных запасов газа за год превысил объем добычи. Информация широко прошла в средствах массовой информации, и акции Газпрома в течение нескольких дней резко выросли в цене на зарубежных торговых площадках.

На следующий день после успешной и почти блестящей защиты в ГКЗ звоню в Газпром B.C. Парасыне:

– Виктор Сазонович, так когда нам приходить за премией и дипломами лауреатов? Мы уже готовы все это получить.

– Э, брат. Надо оформить все в виде какой-то научно-исследовательской работы или методики и представить в конкурсную комиссию Газпрома.

– Да Вы что? Ведь уже все детально рассмотрено независимыми экспертами и принято. Я-то думал, что премия будет за результат по приросту запасов Газпрома, который теперь достигнут нашими общими стараниями.

– Нет, Петрович, не все так просто – читайте положение о премии и дерзайте. Тут я уже ничем помочь не смогу.

Этс разочаровало. Но останавливаться на полпути не хотелось. Прочитав положение, я понял, что оформить все документы не легче, чем сделать еще одну диссертацию. Пришлось «наводить наукообразие»: обосновывать актуальность, выделять научную новизну и т. д. Это заняло несколько месяцев, и в результате появились две огромные толстые папки с описанием самой работы и десятками сопутствующих документов. Назвали мы сей труд так: «Технология подготовки запасов углеводородов промышленных категорий на примере Штокмановского газоконденсатного месторождения». А дальше пошли многочисленные формальные процедуры, включая тайное голосование на ученом совете ВНИИГАЗа, как представляющей организации, причем как за саму работу, так и за включение каждого автора в авторский коллектив. После передачи всех протоколов и материалов в конкурсную комиссию Газпрома работа была разослана двадцати пяти специально назначенным экспертам, фамилии которых мы так и не узнали. Вся эта история продолжалась больше полугода, но закончилась для нас вполне успешно: из 16 работ, поданных на конкурс от различных организаций, наша безоговорочно была признана лучшей и удостоена первой премии. Премия сама по себе оказалась довольно внушительной и в несколько раз превышала аналогичную премию Правительства РФ в области науки и техники. Однако поскольку, как у нас водится, в авторский коллектив пришлось включить несколько начальников, сумма разделилась поровну между всеми. А пару наших ребят из-за ограниченности списка так и не вошли в него, поэтому мы поделились с ними по-братски, в то время как с начальников просить квоту в общий котел показалось неудобным.

Процедура награждения проходила на заседании Правления ОАО «Газпром» в конце декабря 2006 года и была весьма торжественной. Председатель правления Алексей Миллер каждому вручал памятный диплом и медаль лауреата с удостоверением. Кроме того, нашему генеральному директору Роману Самсонову вручили особый большой диплом для ВНИИГАЗа как представляющей организации, а также специально изготовленный знак за первое место из хрусталя и металла в форме эмблемы Газпрома.

Надо отдать должное нашему директору: он организовал предновогодние торжества по этому поводу, назвав нас героями года. Действительно, за всю без малого 60-летнюю историю ВНИИГАЗа такая премия была получена коллективом впервые.

Моя жена, работающая учителем информатики в школе и постоянно заботящаяся о своем 6-м «Д», где она является классным руководителем, сказала: «Не жмитесь, сбросьтесь со своей премии и назначьте нашим лучшим ученикам стипендии». Ну разве против этого можно возразить? Так мы и сделали – учредили три ежемесячных стипендии лучшим шестиклассникам пока сроком на один год, две из которых по результатам полугодия достались ученикам ее класса.

Теперь нам рекомендуют подать эту работу на соискание премии Правительства Российской Федерации. Логика простая: Газпром сейчас – это фактически становой хребет России, формирующий своими налоговыми отчислениями основную часть государственного бюджета. Поскольку именно Газпром присудил первое место данной работе, значит, это событие государственного масштаба. Мы-то сами, конечно, лучше других понимаем все имеющиеся условности и недостатки выполненных исследований и нерешенные проблемы, но, пожалуй, с такой выгодной для нас логикой спорить не будем. Постараемся кое-что доделать, скорректировать и, может быть, действительно «выдвинемся» на эту премию. Хорошо бы, нашлось время для этого в бесконечной ежедневной суматохе с многочисленными срочными и сверхсрочными проектами, которые, как обычно, надо было закончить еще вчера.

НЕ ЗАБЫВАЕМ РОДНУЮ «АЛЬМА-МАТЕРЬ»

Да простят меня латинисты за вольную транскрипцию «Альма-матэр» на русский народный лад.

Действительно, спустя годы, все больше понимаешь, что университет дал нам вторую жизнь и потому недаром еще в далекой древности родилось это сравнение его с матерью.

Немного раньше, повествуя о мурманском периоде своей жизни, я писал, что, став по совместительству преподавать в тамошнем госуниверситете и ощущая большую заинтересованность благодарных слушателей факультета переподготовки, я подумал: «А может быть, это самое полезное, что я сделал в своей жизни?». И когда при встрече декан геологического факультета нашего Московского университета Дмитрий Юрьевич Пущаровский как-то попросил меня организовать учебный курс для студентов старших курсов и магистрантов с примерным названием «Экономическая геология», я, немного подумав, согласился. Я, правда, рассчитывал, что мой коллега по ВНИИГАЗу Павел Никитин, для которого эта область намного ближе, согласится тоже вместе со мной разделить эти хлопоты. Но Павел, ссылаясь на сильную занятость, отказался. Моя занятость тоже превышала все разумные пределы, да и дорога от ВНИИГАЗа до МГУ, мягко говоря, занимает немало времени даже по московским меркам. Однако отказать в этом родной «Альма-матер» было невозможно. Глядя, как многие наши выпускники, ставшие успешными бизнесменами, зачастую по серьезному спонсируют учебный процесс, я рассматривал этот курс как свою собственную форму спонсорской помощи, собираясь в том числе оставлять всю причитающуюся мне зарплату полставки профессора на текущие нужды кафедры, что и делаю по сию пору. Но не только в деньгах дело. Главная проблема современной высшей школы в том, что преподавать там почти некому. Остались по преимуществу старые преподаватели с советского времени, посвятившие, как правило, всю жизнь своему вузу. Молодежь весьма неохотно остается на кафедрах и перенимает опыт старших: уж очень скромно оплачивается современный преподавательский труд. И если по общеобразовательным фундаментальным предметам на первых курсах старые кадры еще как-то могут закрыть проблему, то по специальным дисциплинам, требующим быть в курсе изменений и тенденций современных производственных технологий, положение просто катастрофическое. Выпускники соответствующих специальностей, придя на производство, не только должны доучиваться конкретным вещам, а просто учиться заново. Тут фраза из известной интермедии Аркадия Райкина: «Забудьте то, чему вас учили в институте», – реализуется автоматически: в институте современным технологиям учить просто некому, и потому выпускникам забывать попросту нечего.

И хотя наш университет как первое высшее учебное заведение страны находится в привилегированном положении, поскольку имеет специальные дополнительные фонды, проблема комплектования преподавательского состава и здесь стоит очень остро.

Так что каждый на своем уровне должен хоть как-то включиться в решение этой проблемы, и тогда, может быть, постепенно будет что-то меняться к лучшему.

Как я и ожидал, студенты – это совсем не взрослые слушатели, с которыми мне нравилось работать раньше. Реальную заинтересованность проявляет меньшая часть аудитории. Явка на большинство лекций на старших курсах оставляет желать лучшего. Однако средний студент по природе своей старается не делать лишнего. Поскольку он заранее не может знать, что ему в жизни пригодится, необходимо найти какие-то способы, чтобы в интересах того же студента подтолкнуть его к активному включению в учебный процесс. Просто проверять явку на занятия – мера малоэффективная. Большое количество присутствующих незаинтересованных людей будут только мешать занятиям и своим товарищам. Мне своими нехитрыми приемами удалось добиться почти полного «аншлага» на занятиях, и я готов поделиться этим опытом с другими преподавателями.

На моих лекциях должно присутствовать около 100 человек. Я заранее, в самом начале семестра, объявляю о своей системе контроля знаний. Она состоит в следующем. В конце каждой лекции или занятия проводится 15-минутный экспресс-тест из простейших задач или вопросов по материалам, прослушанным в текущей и предыдущей лекции. Любыми конспектами пользоваться можно, но, если ты совсем ничего не знаешь или не слушал, то это не поможет, т. к. время на ответы крайне ограничено. Студенты должны на отдельных листках выполнить тест и тут же сдать мне. В расчет я принимаю только первые 15–20 правильных или лучших работ. Знающие и внимательные на лекции студенты в условиях созданной конкуренции не дают списать правильный ответ товарищу, чтобы самому попасть в это заветное число сдавших первыми. Только потом они начинают помогать им. Те, кто по сумме всех тестов попадут в первые 20–30 % лучших, получат зачет-автомат, если по курсу предусмотрен только зачет. Либо они получают дополнительный балл к экзамену, если по курсу предусмотрен экзамен. Остальные на экзамене или зачете не могут рассчитывать на какое-либо снисхождение. Они должны к ним готовиться серьезно. По моему трехлетнему опыту система работает безотказно, правда, требует дополнительного времени на проверку этих самых тестов. Преподаватели, берите на вооружение!

Кроме преподавания с регулярностью один раз в неделю я примерно раз в квартал появляюсь на своем родном отделении геофизики, поскольку являюсь членом нашего докторского диссертационного совета по специальности «Геофизика и геофизические методы поисков и разведки». Все же, как ни говори, уровень кандидатских, да и докторских диссертаций за последние 15–20 лет снизился заметно. Иногда, правда не часто, в представляемых работах невооруженным глазом видны следы «коммерциализации» процесса защиты диссертаций. Особенно это касается провинциальных диссертационных советов, когда местные начальники, имеющие в своих руках властные и финансовые рычаги, озадачились получением ученой степени, и для них группа специалистов из двух-трех человек под заказ готовит работу за денежное вознаграждение. Хотя даже при существующей системе контроля ВАКа дело это непростое, поскольку диссертант до защиты должен опубликовать несколько научных работ в специально оговоренных изданиях по профилю своего исследования. Тем самым он обязан подтвердить свои притязания, вынеся их на суд широкой научной общественности. То есть, случайный человек при такой системе не должен появиться среди соискателей ученых степеней. Однако находятся способы преодолеть и эти преграды, только требуется больше времени, чтобы за него подготовить и опубликовать эти работы. В итоге происходит катастрофическое обесценивание нынешних ученых степеней. И все больше бездарей появляется среди так называемых ученых. Однажды по электронной почте мой коллега-геофизик и приятель из Кольского научного центра, доктор наук Виктор Глазнев, с горечью говоря об этой ситуации, написал: «С годами все больше убеждаешься, что следует быть более принципиальным. Иначе серость способна породить только черноту («чернуху»), которая потом тебя же попытается и поглотить». Точнее не скажешь. Мы видим на примере нашей многострадальной страны, какая «чернуха» пролезла сейчас практически во все звенья власти и управления и манипулирует нами. А фундаментальная и прикладная наука из-за этой «чернухи» с учеными степенями практически погибла.

Но все же нам ничего не остается, как быть оптимистами. Создается ощущение, хотя пока и не слишком уверенное, что все-таки самая низкая «точка падения» пройдена. И благодаря нашим общим усилиям такие столпы науки и образования, как Московский государственный университет имени Ломоносова, снова постепенно выйдут на передовые мировые рубежи и вытянут за собой, как мощный локомотив, всю нашу науку и передовые технологии. Однако каждый должен бросить свою лопату угля в печку этого паровоза, и только тогда все может стать реальностью. Будем надеяться, что это произойдет.

РАЗБРОСАЛО НАС ПО МИРУ

Пока столько лет бездари управляли государством, лучшие наши выпускники в поисках достойного применения своим знаниям и умениям отправлялись в «дальние страны». А что было им делать, если все это оказалось ненужным в родном отечестве? Идти торговать на рынках и возить «тряпки» из-за рубежа, чтобы, перепродав их, прокормить семью, было унизительно, да и не у каждого хватало коммерческой жилки на это. А тем, кто по случаю оказался близко к общему народному пирогу, «распиливать» его вместе с подозрительными и нечистыми на руку «приватизаторами» не позволяли воспитание и совесть. Мне в некотором смысле повезло, поскольку удалось вполне нормально в материальном плане пережить это время, благодаря расширению сферы своей деятельности. Но это тоже не для каждого. Вот и получилось, что для многих наших выпускников больше работы по специальности нигде и не было, как «за кордоном». В принципе, с нашим хорошим на тот момент образованием вполне можно было устроиться во многих известных зарубежных компаниях, и я на себе это тоже прочувствовал, общаясь с представителями инофирм. Надо было только немного поднапрячься с усовершенствованием своего английского, но эта задача вполне посильна большинству наших студентов.

И очень немало наших образованных соотечественников вообще, а выпускников МГУ в частности выбрали этот путь. Только из наших 40 геофизиков 1978 года выпуска где-то совсем далеко живут и работают Илья Цванкин, Саша Литвин, Наталья Бочарова, Леня Зимаков, Вера Гайдукова и еще несколько человек. Причем только первые двое находятся в «поле видимости»: Илья – профессор Колорадской горной школы в США, а Саша – один из научных топ-менеджеров в Лондонском отделении «Парадайм-геофизикал». С ними, по крайней мере, регулярно видимся и общаемся на международных научных конференциях. Из ребят последующих выпусков, которым мне в свои аспирантские годы удалось немного преподавать сейсморазведку на практике, на виду Сергей Шапиро и Боря Гуревич, также бывающие на конференциях и иногда «залетающие» к нам. Некоторые, такие как Дима Батурин и Андрей Виноградов, поработав продолжительное время в дальнем зарубежье в иностранных компаниях, вернулись в «родные пенаты», когда наступил период, что и в родной стране стало можно зарабатывать нашей специальностью зачастую больше в реальном исчислении, чем за рубежом. А про других так ничего и не слышно со времени их отъезда.

Так что же можно по прошествии двух десятков лет «смуты» сказать о том, «кому на Руси жить хорошо», а кому на чужбине? Пожалуй, ничего внятного и не скажешь. Для каждого ответ индивидуален. Лично для меня, часто посещающего наших коллег-геофизиков в зарубежье, ответ очевиден – я правильно сделал, что не поехал тогда. Здесь, на родине, в конце концов оказалось лучше и материально, и морально, хотя 15 лет назад это было не очевидно. Да я просто и не смог бы надолго уехать из России, как бы постыло здесь временами не было. Не знаю, может быть, я и ошибаюсь, но мне кажется, что наши ребята там, как бы высоко по карьерной лестнице ни забрались, вынуждены постоянно доказывать, что они не являются людьми второго сорта. Они все равно в глазах местного обывателя никогда не станут настоящими американцами, канадцами, англичанами, немцами. Для них они навсегда русские. Я имею в виду, прежде всего, конечно, тех, кто живет в странах большой восьмерки. Не думаю, что видимое благополучие и самовнушение типа «я – человек мира» позволяет им жить в гармонии с самими собой. Наверняка некоторые не прочь и вернуться, глядя на многих весьма благополучных своих сокурсников в России, но уже побаиваются. Они уже другие, и, как говорится, «дважды в одну реку не войдешь». Правда, река эта тоже совсем другая. Нельзя сказать, хуже она или лучше, но точно – другая. А что касается материальной стороны дела, то сейчас эти ребята со своими мозгами могли бы здесь, работая в компаниях топливно-энергетического комплекса или в своих собственных фирмах, зарабатывать в десятки раз больше, чем они имеют там. Но для этого должны были пройти эти 15 трудных лет. Да и впереди тоже непростые годы. Но, судя по всему, мировые тенденции резко изменились за последние несколько лет. Прежде всего, это произошло, опять же, из-за значительно возросших цен на энергоносители. А это, в свою очередь, обусловлено совершенно неуклюжими действиями правителей США. Какую бы кампанию они в последние годы не затевали, рассчитывая на свое безоговорочное мировое лидерство, они ее с треском проваливали. При этом именно в результате таких действий резко поднимались цены на нефть и газ. В результате Россия, дошедшая, казалось бы, «до ручки», вдруг снова сильна. И отнюдь не из-за того, что вдруг у нас появилось умное руководство. При таких ценах на нефть, как сейчас, и СССР никогда бы не развалился. И именно американцы нас так резко усилили в последние годы своей бездарной для себя самих политикой. Это часто бывает в игровом спорте, например, в волейболе. Команда начинает набирать очки и выигрывать не за счет своего возросшего мастерства, а за счет того, что соперник делает много ошибок и приносит очки ей. Конечно, все намного сложнее, но устойчивая тенденция налицо. Кроме неожиданного для запада усиления России, резкий рывок азиатских «тигров» и Китая достаточно быстро меняет ситуацию и расклад сил в мире. Если американцы не найдут новых умных и расчетливых политиков – таких, как те, что без единого выстрела выиграли необъявленную войну и фактически развалили нас 15 лет назад, то они обречены на утрату своего единоличного лидерства в обозримом будущем. А сильная зависимость большинства других развитых стран от импорта энергии не позволит им слишком серьезно повысить эффективность своих национальных экономик, а значит, и благосостояние своих граждан, которое, правда, и без того весьма высокое.

Так что наши мозговитые ребята, выехавшие за рубеж 15–20 лет назад, пожалуй, давно достигли там своего потолка, и им остается крепко держаться за то, что у них уже есть, чтобы не потерять этого. Либо пытаться уже от имени своих работодателей прорываться на развивающийся российский рынок в поисках заказов и доходов для своих компаний, что многие из них и делают.

А что же стало с теми, кто пережил вместе с народом эти непростые годы здесь? Как обычно, у всех по-разному. Абсолютное большинство геофизиков и геологов все же оставили свою специальность. Многие ушли работать в коммерческие структуры, полностью сменив профиль работы, благо, хорошее образование позволило им быстро адаптироваться к новым условиям. Кто-то пошел во властные структуры на большие должности, а некоторые взялись за преподавательскую деятельность в вузах, техникумах и училищах. Очень немало наших выпускников пытались организовать свой бизнес, и у некоторых это получилось настолько успешно, что сейчас они среди самых состоятельных москвичей. Многих из них я уже называл выше, в других повествованиях. Причем большинство наших новоиспеченных бизнесменов заняты в сфере услуг, производства и строительства, а не в спекулятивных операциях. И это тоже радует: ведь надо же кому-то создавать материальные блага, а не только перераспределять их в пользу меньшинства. Кроме того, многие наши «богатенькие» не забывают родной университет и факультет, оказывая ему весьма чувствительную спонсорскую помощь.

Те немногие, что остались в геофизике, тоже по большому счету выиграли. При создавшемся за эти годы остром дефиците квалифицированных кадров за них почти в буквальном смысле борются профильные компании, переманивая друг у друга грамотных специалистов и предлагая им все более высокий уровень заработной платы, сопоставимый с европейским, а то и превышающий его (по крайней мере, в Москве). С геологами, правда, похуже. Пока их востребованность не столь высока, но и среди них есть примеры блестящей профессиональной карьеры: Саша Афанасенков – вице-президент «Юкоса», Костя Соборнов и Саша Обухов – одни из основных геологов в «ТНК-ВР» и «Газпромнефти». А вообще сейчас в России острый дефицит профессионалов. Нет опытных медсестер, рабочих, техников, инженеров и вообще любых специалистов, которые способны делать конкретные дела. Зато выпущено столько менеджеров, экономистов, бухгалтеров, юристов и людей других специальностей, которые только считают, учитывают, регулируют и перераспределяют производимые другими материальные блага, что у них все больше шансов стать безработными. При этом налицо колоссальный разрыв между сытой столицей и прозябающей провинцией, которая, даже несмотря на наметившееся оживление в стране, продолжает испытывать серьезные проблемы буквально во всем. И нашим выпускникам, живущим в далеких «городках и весях», также далеко до благополучия, как и несколько лет назад.

Интересно отметить, что эта «закалка» трудностями на периферии делает людей более целеустремленными и адекватными реальной обстановке. Приезжающие в столицу специалисты (подчеркиваю, специалисты ) очень быстро находят высокооплачиваемую работу. А «рафинированные» москвичи среднего и старшего возраста, выросшие в привилегированной в советское время и закрытой для прописки столице, явно хуже приспособились к этой новой обстановке. Много «гундят» и ворчат на приезжих, вместо того, чтобы бороться за лучшие места, проявлять смекалку и находчивость.

А наши-то мурманчане-геофизики, не ушедшие в бизнес и оставшиеся в специальности, заняли почти все ключевые посты специалистов в основных конкурирующих московских геофизических компаниях. Игорь Керусов и Алик Касимов – ключевые фигуры в «Петроальянсе», где кроме них перебывало еще с десяток наших, перешедших потом в другие компании. Наталья Иванова – ведущий интерпретатор в «Парадайме», а Толя Шулико – один из основных обработчиков там. Володя Данченко, Валерий Левченко и Ирина Рабей определяют всю геофизическую «кухню» в «СМНГ-центр». Да и мурманские геологи не отстают: Александр Симонов – руководитель отдела и один из ведущих специалистов-геологов в «ЛУКОЙЛе», Инга Хромова – тоже ведущий специалист в этом отделе, а ее муж Вадим вообще возглавляет отделение по СНГ известной компании «Фугро-джейсон», а до этого руководил всем «Лэндмарком» тоже по СНГ. В Мурманске он начинал рядовым специалистом треста «Севморнефтегеофизика». Саша Ляндрис основал одну из самых «продвинутых» московских компаний в нашей отрасли – «Геодэйта», которая теперь работает во многих странах мира. Все заработали на дорогие московские квартиры, а некоторые уже успели купить их не только себе, но и своим детям, да еще и коттеджами в ближайшем Подмосковье обзавелись. А стоят они дороже, чем в благополучной Европе с хорошими заработками. В общем, примерно из четырех десятков переехавших в Москву мурманчан-геофизиков и геологов, начавших здесь с «нуля», все до единого устроились. Про наших земляков, ушедших из геофизики в бизнес, тем более говорить не приходится. В то же время большинство никуда не уезжавших моих сокурсников-москвичей как-то подрастерялись, за редким исключением; ушли из отрасли, утратили квалификацию и работают кто где и совсем с другим результатом, если судить по уровню доходов. Хотя, бесспорно, это не единственный критерий и, возможно, не главный. Тем не менее, никто из наших выпускников по большому счету не пропал во времена «смуты». Выдержали, закалились, набрались жизненного опыта, и теперь большинство уверенно стоят на ногах.

Нынешним нашим студентам-выпускникам геофизикам и геологам стоит хорошенько подумать о том, как лучше выстраивать свою профессиональную карьеру. Нужно ли стремиться в именитые зарубежные сервисные и нефтяные компании, которые на первых порах «манят» большими заработками, а реально не предоставят перспектив профессионального роста? Обычно молодые специалисты у них используются лишь в двух основных вариантах: «на подхвате» в российских представительствах либо на полевых работах в потенциально горячих точках или «глухих» пустынях. Как показывает опыт нескольких лет, работа в этих компаниях не дает потом преимуществ при устройстве в наши фирмы. К этому времени наши ребята в ведущих российских добывающих и сервисных геофизических компаниях уже успевают гораздо больше вырасти профессионально, занять ключевые посты и получать при этом приличную зарплату. В инофирмах вы рискуете навсегда остаться полевиками или чрезвычайно узкими специалистами без права на настоящую творческую работу. Так что думайте. И не забывайте о том, что несмотря на на дилетантство и непрофессионализм наших управленцев даже на уровне правительства, экономика России является растущей, а энергетический дефицит ближайших десятилетий никогда не оставит вас без работы, если вы успели чему-то научиться в университете и не прожигали время попусту. В новых условиях жесткой конкуренции на рынке труда это может оказаться для вас решающим.

КОНФЕРЕНЦИИ «ГЕОМОДЕЛЬ»

В тяжелые для геологии и геофизики да и для всей страны 90-е годы ученые и специалисты практически перестали общаться на научных и практических конференциях. Проводимые ранее Центральной геофизической экспедицией (ЦГЭ) ежегодные сентябрьские школы и семинары по различным вопросам сейсморазведки в одном из пансионатов на черноморском побережье, основным энтузиастом которых был Сергей Николаевич Птецов, также прекратились. На международные конференции ввиду недостатка денег ездили лишь единицы наших специалистов. Это неминуемо привело к существенному упадку в уровне научных исследований и ценности получаемых практических результатов.

К концу 90-х, после того, как появилась маленькая надежда на возрождение российской геофизики, надо было преодолеть эту сложившуюся за несколько лет пагубную привычку научного молчания. И такая группа энтузиастов нашлась, причем среди моих близких знакомых и приятелей. Нашедшие друг друга по жизни Игорь Керусов да Миша Токарев, сильно интересовавшиеся тогда проблемами AVO-анализа, объединившись с тем же С.Н. Птецовым, собрали несколько десятков человек в сентябре 1999 года в Геленджике на семинар, чтобы в непринужденной обстановке в бархатный сезон обсудить проблемы и результаты в этой области. Это настолько понравилось участникам, что на следующий год их количество удвоилось.

После этого ребята решили поставить дело на серьезные рельсы и учредили компанию «Геомодель-консалтинг», основной деятельностью которой на первых порах была организация таких конференций. Директором компании стала неутомимая и энергичная Люда Золотая, во многом благодаря которой все это и закрутилось с удвоенной силой. И уже в 2006 году количество участников перевалило далеко за 500 человек. Это мероприятие фактически превратилось в «статусное», и большинство ведущих не только российских, но и зарубежных фирм стали почитать за честь войти в число его спонсоров. Я последние пять лет тоже старался не пропускать этой нашей профессиональной и очень демократичной «тусовки», неизменно посещая ее с докладами по различной тематике: как по сейсморазведке и геологическому моделированию, так и геолого-экономической оценке и анализу рисков. Кстати, по последнему направлению в 2005 году была организована специальная сессия в рамках конференции, ставшая регулярной, и с тех пор мы с А.А. Гертом на ней председательствуем.

Традиционно в течение конференции бывают и два «застольных» мероприятия: в начале, когда все только приехали, и в конце, после ее завершения, когда на следующий день все разъезжаются.

Однажды на товарищеском ужине в прощальный вечер тамадой был Георгий Евгеньевич Яковлев, человек необычайно жизнерадостный и веселый. Предоставляя мне слово для тоста, он, перечислив мои научные увлечения и звания, произнес со здоровой долей всем понятной иронии: «А теперь мы послушаем Юрия Петровича как поэта». И я, набросав перед этим за столом несколько «корявых» четверостиший, взял микрофон и продекламировал:

В работе чтоб достичь успеха

И в жизни чтоб не сесть на мель,

Езжай в восьмое чудо света

И посети « Геомодель».

Здесь море, солнце и наука,

А повезет – и счастья миг.

Не будет долгой и разлука:

Сентябрь – и снова в Геленджик.

За это поднимай бокалы,

Пусть молодеет в жилах кровь,

Чтоб счастья не казалось мало —

За жизнь, удачу и любовь!

Когда произносишь этот тост на застолье, где сидят около 500 чуть-чуть уже пригубивших вино интеллигентных людей, то шероховатость стиля и размера на слух уже не воспринимается, а после последних слов раздается шквал аплодисментов, и все в едином порыве выпивают бокал до дна.

Да, конференции «Геомодель» – это особый дух и особая аура единомышленников.

ГРАНИТ НАУКИ УЖ БОЛЬНО ТВЕРДЫЙ (что же дальше?)

Уже пройден немалый и местами тернистый путь на пути к познанию истины, но до сих пор она кажется все такой же далекой, как и в начале этого пути. Формально, по полученным мною ученым степеням и званиям (доктор наук, профессор, академик РАЕН и т. д.), человеку непосвященному может показаться, что мне многое удалось. Но это далеко не так. Прав был древний философ: чем больше знаешь, тем больше понимаешь, что ты ничего не знаешь. Ведь я потому и «разбрасывался» так много по различным научным дисциплинам, что казалось, будто там истина и реальность ближе и до нее рукой подать. Но в очередной раз оказывалось, что она опять уходит из рук, как вода сквозь пальцы. Я немного завидую людям, которые не задумываются об этом, делая изо дня в день одну и ту же работу и рассматривая ее, в основном, как источник материальных средств для своего существования. А многие научные деятели разрабатывают всю жизнь одну и ту же узкую частную проблему, хотя под конец жизни и им становится понятным никчемность и ошибочность их усилий и результатов. Я не могу допустить, чтобы это случилось и со мной и потому так широко ищу приложение своим знаниям и умениям. Видимо, для меня больше подходит другое известное изречение: «Сомневайся во всем!». И я сомневаюсь до такой степени, что не верю порой даже в собственные полученные результаты. Не раз убеждался в том, что многое из того, что сейчас кажется важным, актуальным и правильным, потом оказывается незначительным или неверным. Видимо, все эти объективные противоречия процесса познания, которые я ежедневно испытываю на себе, ао многом и заставили меня взяться за написание этой книги. Надо остановиться, привести в порядок мысли, осмотреться, задуматься. Может быть, тогда удастся верно определить дальнейший путь?

Но все же, все же… Сейчас появились возможности, которых раньше не было. В нашей лаборатории подобрался великолепный деятельный коллектив из молодых ребят, пожалуй, лучший в Москве в области сейсмической интерпретации и геологического моделирования. Все, несмотря на молодость, кандидаты наук: Ян Штейн, Леша Ахапкин, Саша Барков, Ваня Яковлев. Задержался немного Сергей Шаров, но и он уже на «финишной прямой» со своей диссертацией. Аня Лапо еще слишком молода, но уже, тем не менее, сдала два экзамена кандидатского минимума. У нас уже есть достаточный авторитет и уважение, как в «Газпроме», так и за его пределами. У ребят здоровые научные амбиции и большое желание работать. Еще нам может помочь в решении многих вопросов и оказаться кстати мое недавнее назначение на общественных началах Председателем секции разведочной геофизики Научного совета Российской Академии наук по проблемам физики Земли. Посмотрим.

А процесс познания бесконечен по определению и всегда будет трудным, поскольку «гранит науки» со временем мягче не становится. Скорее, наоборот: природа все труднее и неохотнее открывает свои тайны. Будем учить «уму-разуму» и воспитывать молодежь, которой должно стать под силу идти этими тернистыми путями познания гораздо дальше нас.

Часть 2 ЗЕМНОЙ ШАРИК ОКАЗЫВАЕТСЯ МАЛЕНЬКИЙ

Так уж получилось, что мне пришлось изрядно поездить по миру. Когда я еще неосознанно по окончании школы выбирал будущую профессию между геологом и физиком, то предположение о многочисленных геофизических экспедициях в противовес «сидячей» работе в каком-нибудь физическом НИИ в немалой степени определил мой выбор в пользу геологического факультета МГУ. И пусть в итоге экспедиций было не так уж и много, но все же удалось побывать более чем в четырех десятках стран почти всех частей света. Правда, преимущественно это были научные командировки либо туристические вояжи в период отпусков.

Не могу отделаться от ощущения, что с каждой такой дальней поездкой мне наша родная матушка Земля казалась все меньше и меньше в своих размерах. И действительно, когда я рос в маленьком районном городке в провинции и читал о дальних странах, думалось, что это все где-то очень далеко и что туда никак не добраться. Глядя тогда на карту мира, которая висела у нас на кухне рядом с радио, представлял Землю просто огромной. А сейчас, когда ранним утром можешь проснуться в Москве, а поздним вечером ляжешь спать где-нибудь в Южной Америке, перелетев всю Европу и Атлантический океан, понимаешь, как все же мала наша планета. И в каждом ее уголке люди живут немного по-разному, приспосабливаясь к своей природе, окружению и поклоняясь разным богам. Но в то же время эти различия не так уж и велики, поскольку в своей повседневной жизни они заняты очень похожими проблемами: как лучше устроить свою семью, накормить и вырастить детей, хорошо сделать свою работу, принести пользу себе и другим.

А представьте на миг, что больше во всей огромной Вселенной никого, кроме нас, нет, и только здесь, на Земле, реализовалась бесконечно малая вероятность такого уникального явления, как жизнь. Немного жутковато от того, что когда-нибудь всего этого может и не стать и снова наступит царство вечного безмолвия, как это было всего-то полмиллиарда лет назад, в начале фанерозоя.

По большому счету, мы все как представители рода человеческого очень похожи. И если мы будем любить и стараться понять друг друга, заботиться о нашем общем доме под названием Земля и навсегда забудем о ненависти, то нашим далеким потомкам наверняка удастся достичь всеобщей гармонии и совершенства на нашей планете.

А о том немногом, что нас различает, я постараюсь поведать в этой части моей книжки, передав свои ощущения от общения с нашими собратьями по разуму в разных странах и уголках Земли.

ОТ ШПИЦБЕРГЕНА ДО ЭКВАТОРА И ДАЛЬШЕ

Глядя на карту, пытаюсь мысленно восстановить все то, что видел и слышал в «дальних странствиях», и никак не могу сообразить, как сделать свое повествование интереснее для Вас. Может быть, Вы тоже соберетесь в те края и захотите кроме справочников и путеводителей полистать и эти страницы. То ли мне соблюдать хронологический порядок: что за чем было, – то ли следовать географическому принципу? Пожалуй, первый принцип точно исключается, да и второй в чистом виде не пойдет, но его можно принять в качестве основы. Попробую сделать так, чтобы можно было почитать любой кусочек независимо от другого.

Самая северная точка, достигнутая мной на Земле, – это чудесный архипелаг Шпицберген, не столь уж и далекий от макушки планеты – северного полюса. Я уже писал о своем посещении Шпицбергена в истории «Практика выживания» в первой части. Самая южная точка – это остров Ява в Индонезии. Немного оттуда не «дотянул» до Австралии, где хотелось тоже побывать. Но, может, еще и придется.

Самые западные точки расположены на американском континенте: в Хьюстоне штата Техас, на побережье Мексиканского залива, и в южноамериканской Венесуэле. А самая восточная точка моего пребывания – на нашем Дальнем Востоке, на побережье Тихого океана.

Начнем с самых ближайших наших соседей в Европе,

СТАРУШКА ЕВРОПА ЛУКАВИТ

В нынешнее время цивилизованная Европа претендует на абсолютную истину в вопросах демократии и прав человека. Оспаривать это трудно, поскольку, действительно, в сравнении со всем остальным миром европейцы ушли намного дальше и человеческие ценности здесь не являются пустым звуком. Они определяют и политику, и культуру, и повседневные взаимоотношения людей, всегда предельно уважительных друг к другу, независимо от положения человека в обществе. Честно сказать, нам до европейцев, ох, как далеко в этих вопросах. В России на протяжении столетий при всех режимах человеческая жизнь ценилась невысоко. Впрочем, американцы с их явно выраженными двойными и тройными стандартами так же далеки от настоящей демократии, по крайней мере, когда речь идет о других странах. Но и европейцев нельзя назвать непогрешимыми. Они хоть и в меньшей степени, но подвержены этой же болезни. У нас они заметят абсолютно все и даже больше, чем есть, а свои проблемы не всегда готовы признать, во всяком случае, открыто и публично. Поговорка «В чужом глазу пылинку заметит, а в своем бревна не увидит» в этом случае вполне уместна. Впрочем, нельзя обобщать. Люди настолько различны по характеру, культуре, темпераменту и т. п., что применять к ним общий термин «европейцы», так же, как и выражение «у них на Западе», было бы не вполне корректно. Однако давайте попытаемся по возможности свести к минимуму «околополитические» рассуждения и настроиться на более приятную «волну путешествий».

Наши друзья по «лагерю» вчера и сегодня

Сейчас бытует мнение, что в советские времена вся дружба со странами Восточной Европы держалась на «советских штыках». Во всяком случае, многие нынешние политики, находящиеся там у власти, активно эксплуатируют тезис о том, что все беды тогда были от чрезмерной советской опеки, «душившей свободу», а сейчас эту страшную и непредсказуемую Россию надо тем более бояться и потому скорее вступать а НАТО и Евросоюз. Понятно, что эти настроения активно подогреваются нынешними «благодетелями» мира, преследующими исключительно свои интересы и мало задумывающимися о судьбах людей в этих странах. В итоге вместо желанной независимости и свободы эти государства получают другую, еще более жесткую, зависимость от своих сильных новых партнеров. И не всегда это окажется благом, поскольку фактически их национальные экономики будут зарегулированы и никак не в ущерб сильным европейским государствам, поддерживающим своих собственных производителей. А наши бывшие друзья, скорее всего, навсегда останутся «на задворках Европы», к большому сожалению.

Несмотря на весь этот сложный комплекс вопросов и противоречий как в прошлом, так и сейчас, берусь утверждать, что отношение простых людей к гостям из Советского Союза в те времена было искренним и радушным.

Правда, мой опыт в 80-е годы ограничивался лишь посещением Польши и тогда еще единой Чехословакии, а в нынешнее время несколько раз по делам пришлось побывать только в Болгарии. Наши бывшие советские республики, ставшие самостоятельными государствами, в расчет принимать пока не будем, поскольку это совсем отдельная тема…

В конце марта 1989 года я отправился с группой мурманских туристов в двухнедельную поездку по Польше и Чехословакии. До Бреста доехали на поезде, а там пересаживались на «Икарусы», с которыми потом и колесили по этим странам.

Польшу пересекли с востока на юго-запад, а обратно уже ехали другой дорогой и довольно много успели посмотреть. Из крупных городов посетили Варшаву, Познань, Вроцлав, а небольших городков и поселков проезжали немало. Страна оказалась намного интереснее и самобытнее, чем ожидали. До тех пор в отношении поляков у нас складывался несколько пренебрежительный стереотип «торгашей», вечно недовольных жизнью и окружающими. Однако многое оказалось не так. Они в определенном смысле обгоняли нас и в движении к «рынку» с сопутствующими, в том числе и негативными, последствиями. Уже были налицо признаки разгоняющейся инфляции, которые нас в полном объеме ожидали только через пару лет. Тем не менее, приятно поразили не только интересная и оригинальная архитектура средневековых городов, но и обилие производимой в стране строительной техники, грузовых автомобилей, микроавтобусов и прочей продукции, свидетельствующей о высоком технологическом уровне промышленности. И это при том, что уже прошло много лет со времени начала «бузы», затеянной профсоюзом «Солидарность» во главе с Лехом Валенсой.

Отношение пожилых поляков к нам было уважительным и дружеским. Если ты на улице спросишь что-то по-русски, они улыбнутся и будут долго, терпеливо и с удовольствием тебе растолковывать, как и куда пройти. Даже подозрительного вида молодежь, «тусующаяся» в подземном переходе ночной Варшавы, подскажет и поможет. А о том, что мы делали в этой самой ночной Варшаве, стоит рассказать отдельно.

Руководитель группы, бывший инструктор райкома партии Василий Смоковдин, был человеком бесхитростным и сам предложил желающим мужчинам посетить ночной бар со стриптизом. Большинство согласились, поскольку в то время ничего подобного в России увидеть было невозможно. Каким-то образом об этом узнала и женская половина группы, и в итоге чуть ли не в полном составе мы направились на городском транспорте в такое заведение где-то в центре Варшавы. На руках у нас был только адрес, который мы узнали в отеле. Тут-то и помогли пожилые и молодые жители Варшавы найти в огромном городе нужное место. Им оказался не бар, а весьма дорогой ресторан. Плата за вход была внушительной. Зрелище действительно оказалось интересным и очень необычным. Хотя мы и пытались заказать только кофе и чай, итоговый счет оказался непосильным в основном из-за того, что один из наших кавалеров, «охмурявший» нашу же туристку, сказал официанту, что свет над столом очень яркий. Официант тут же голой рукой вывернул горячую лампочку в абажуре над столом и принес свечи в дорогих антикварных подсвечниках. Пришлось при расчете собрать всю мелочь по всем карманам, чтобы выйти из ресторана без общения с полицией. Однако возникли проблемы в гардеробе при получении верхней одежды. Выдающий одежду гардеробщик был крайне недоволен отсутствием чаевых с такой большой группы посетителей.

До отеля добирались на какой-то ночной электричке «зайцами», а потом около часа пешком. Где садиться, где выходить и куда идти, опять же объясняли попадающиеся по пути в ночном городе приветливые варшавяне. В общем, отношение простых людей к нам было очень хорошим. Не думаю, что на такое радушие мы могли рассчитывать в своей собственной столице.

Поразила исключительная ухоженность могил советских солдат, погибших при освобождении Вроцлава (Бреслау), так же, как и состояние любого кладбища, где не было ни одной заросшей или заброшенной могилы. Во Вроцлаве запомнилось посещение старинного университета со средневековой архитектурой.

Так что почти везде в Польше нас встречали открыто и радушно. Очень жаль, что современные польские политики в угоду нынешним покровителям разыгрывают антироссийскую карту. А те преследуют лишь свои собственные интересы, и их абсолютно не волнует польский народ.

Перебравшись в Чехословакию, заметили разительную разницу укладов этих двух стран прежде всего в сельской местности. Если, проезжая по небольшим польским деревням, мы видели много аккуратненьких домиков, больше похожих на современные коттеджи, вместе с примыкающими к ним земельными участками польских фермеров, то здесь вдоль дорог были поля до самого горизонта, наподобие наших колхозных посевов, правда, более аккуратные и ухоженные. В материальном плане Чехословакия была, пожалуй, самой благополучной из европейских социалистических стран. Здесь мы убедились еще раз, что на свете бывает множество сортов пива, а не только единственное «Жигулевское», которое было у нас на прилавках, да и то не всегда. Запомнилось, как мы по своей инициативе, гуляя по городу Брно в свободное время, зашли в пивбар при заводе по производству пива «Старо Брно», где простая публика за кружкой пива общалась между собой и с любопытством поглядывала на нас. Цены здесь, в отличие от пивных ресторанов и даже магазинов, были просто символическими. Конечно, чистота для дешевой рабочей «пивнушки» была просто идеальная, люди были одеты прилично, и привычных нам для таких мест опухших, красных и небритых мужских физиономий попросту не было. По-русски тогда почти все понимали хорошо и с удовольствием пообщались с нами на общие темы, в том числе и о хоккее, где наши с чехами были постоянными неудобными друг для друга соперниками. Какой-то неприязни к нам в связи с известными событиями 1968 года мы не ощущали. В городских кафе и барах пиво было все равно недорогим, зато разнообразие сортов просто поражало. Но вот с закуской мы поначалу обманулись. Местные кулинары-умельцы так хитро и тоненько резали различные холодные мясные деликатесы и колбасы, делая из них всевозможные розочки и фигурки на тарелках, что те казались почти полными. Но когда начинали есть эту красоту, оказывалось, что ее едва хватало «на зуб». Весь объем этой внушительной на вид мясной конструкции состоял преимущественно из воздуха.

Красавица Прага, раскинувшаяся на берегах Влтавы, оправдала самые лучшие ожидания. Ее исторический центр: Карлов мост, центральная площадь с городскими часами и прилегающие территории с прекрасными видами и городскими пейзажами – действительно можно назвать одним из красивейших мест в Европе.

Жили мы в кемпинге в предместьях Праги рядом с каким-то средневековым замком, где по парку свободно разгуливали павлины, Было непривычно тепло для конца марта: кругом яркая зелень и начинающие распускаться некоторые виды цветов.

На обратном пути ехали через Словакию с остановкой в городе Оломоуц. Здесь тогда стояли советские воинские части, и немало женщин из нашей группы «закадрили» с нашими солдатиками, находившимися в увольнении.

Неизгладимое впечатление произвел природный ландшафтный заповедник «Моравский карст». Здесь в результате современных карстовых геологических процессов в массиве известняков образовались огромные пещеры с многочисленными гротами и залами. Мне не раз приходилось бывать в аналогичных природных объектах: в Крыму, на Кавказе, в Альпах. Но местные показались одними из красивейших, главным образом, по причине того, что удалось совершить запоминающееся путешествие на специальных тихоходных катерах по подземной реке, протекающей через это царство сталактитов и сталагмитов.

В Оломоуце наша поездка заканчивалась, и отсюда мы уже возвращались на поезде в Москву через западную Украину и ее своего рода столицу – город Львов.

По отзывам знакомых и приятелей, в те годы наиболее близкой и комфортной страной для советского человека была Болгария. Да это и неудивительно. Болгары – исторически наиболее близкий нам народ. А знаменитые представители этой нации Кирилл и Мефодий, памятники которым теперь стоят во многих российских городах, были даже у истоков нашей общей письменности. Мне, к сожалению, в советские годы не удалось посетить эту чудесную страну, но зато я с лихвой восполнил это упущение сейчас.

Совместная российско-болгарская компания «Овергаз-инк» (с 50 %-ной долей «Газпрома»), осуществляющая распределение российского газа на территории Болгарии и его транзит дальше в Европу, обратилась через руководство «Газпрома» во ВНИИГАЗ с просьбой оказания технической помощи в обосновании разведки собственных ресурсов углеводородного сырья на шельфе Черного моря и прилегающей суше. В связи с постоянным увеличением цен на энергоносители нашим партнерам хотелось найти хоть какие-то источники собственного углеводородного сырья. А для этого требовалось провести предварительные технико-экономические оценки целесообразности этих работ на выбранных пяти возможных участках с тем, чтобы участвовать в конкурсе на получение лицензий на разведку и разработку. Эти работы в рамках заключенного договора между «Овергазом» и «ВНИИГАЗом» были поручены нашему подразделению. В процессе их выполнения нам в течение 2005–2006 года пришлось несколько раз побывать у наших болгарских коллег в Софии и Варне.

Невозможно словами передать ту дружескую и задушевную обстановку, в которой проходили эти визиты. По рабочим моментам мы понимали друг друга с полуслова: настолько оказался близок наш, как сейчас говорят, «менталитет». Это, в общем-то, и неудивительно. Ведь многие специалисты «Овергаза», включая самого генерального директора Сашо Дончева и его заместителя, очень приятного и интеллигентного человека Георгия Николова, учились в советских вузах, в основном в РГУ нефти и газа им. Губкина.

А руководитель геологического направления Георгий Димов, с которым мы в рамках выполнения работ по договору общались больше всего, был лично знаком едва ли не со всеми ключевыми специалистами нефтегазовой отрасли России по совместной учебе или работе в прошлые годы. Пока вместе с Димовым по направлению нашего сотрудничества работают два специалиста: молодой и подающий надежды геолог Никола Сечкарев и молодая помощница Ралица Кирова, ведущая всю документацию и хорошо владеющая русским языком. Кстати, именно благодаря Ралице мне каждый раз удавалось найти самые удачные подарки для жены и детей. А сделать это было непросто, поскольку хотелось приобрести именно что-то болгарское, в то время как все магазины забиты итальянской второсортицей или турецким ширпотребом. А своя промышленность в упадке. Будет ли спасать ее объединенная Европа, куда Болгария с 2007 года входит на правах полноправного члена? Что-то не верится.

В самый ответственный момент наших рабочих взаимоотношений с болгарскими коллегами к обсуждениям подключался другой заместитель генерального директора Дончева – Пламен Хитев. Именно благодаря его мудрости и такту на окончательной защите нашего отчета удалось найти консенсус и при выработке решения учесть мнение всех участников заключительного заседания научно-технического совета. Дело в том, что в этот совет Сашо Дончев включил всех основных ведущих специалистов Болгарии по этим вопросам, а не только сотрудников «Овергаза». Как мы поняли, между многими из них были непростые взаимоотношения, и это отразилось на ходе заседания, которое продлилось до 19–00, в то время как рабочий день должен был закончиться в 18–00, Тем не менее, все закончилось благополучно, наш отчет был принят с высокой оценкой, и стараниями Георгия Димова заказчик направил благодарственное письмо в адрес ВНИИГАЗа. Вообще-то, такого энтузиаста постановки новых геологоразведочных работ в Болгарии, как Георгий Димов, больше не найти. Есть здесь еще один геолог-романтик, которому уже за восемьдесят. Это Александр Макарович Палий, работавший раньше на Украине и занимавший в советское время ключевые посты в украинской геологии. Под его руководством и на его геологических идеях было открыто крупнейшее месторождение нефти в Болгарии – Тюленово. И сейчас основные направления возможных дальнейших поисков углеводородного сырья в Болгарии основываются на его не реализованных в свое время идеях. Конечно, всем понятно, что большой нефти и газа здесь не будет, но в тех налоговых условиях и при достаточно развитой инфраструктуре Болгарии здесь будет рентабельно почти любое небольшое открытое месторождение. Ясно, что в российских условиях такие открытия были бы нерентабельны в ближайшем будущем, а здесь – вполне вероятно.

Жаль, однако, что перспективы дальнейшего сотрудничества пока не очень ясны. И дело не в нас и не в «Овергазе», которые заинтересованы в этом, а в не очень устойчивой политической ситуации в Болгарии. Дело в том, что в коалиционном правительстве, находящемся сейчас у власти, министр природных ресурсов «поставлен» от партии протурецкой и прозападной ориентации в рамках межпартийных квот. Он всячески затягивал подведение итогов конкурса, в котором по всем параметрам перспективный блок «Галата» должен был выиграть «Овергаз», а потом и вовсе аннулировал результаты тендера. Дело в том, что на этом блоке уже эксплуатируется небольшое газовое месторождение одной из западных фирм, и в ее планы не входит передавать кому-либо права на прилегающие прибрежные акватории, тем более компании с 50 %-ной долей Газрома в уставном капитале.

Картина наших взаимоотношений с болгарскими коллегами была бы неполной без упоминания группы энтузиастов из Варны. Тот же Александр Макарович Палий – давно пенсионер и большую часть времени посвящает уходу за тяжело больной женой. А свои свежие геологические идеи доносит до «Овергаза» в рамках небольших договоров через малое предприятие, возглавляемое Иваном Петковым и объединяющее старые и опытные кадры геофизиков, геологов и других специалистов. Еще с ними работает геофизик Святко Славов. Благодаря им мы имели возможность ознакомиться с такими уникальными материалами прошлых лет, которые не всегда доступны и болгарским специалистам других организаций. Период «разрухи», при котором все это вмиг стало никому не нужным, коснулся и Болгарии и по большому счету еще не закончился.

А какую культурную программу нам каждый раз устраивали наши болгарские друзья! Все эти мероприятия от имени службы протокола нам организовывала приятная и обходительная Марианна и зачастую ездила сама вместе с нами на многие экскурсии. Мало того, что мы узнали и осмотрели основные достопримечательности болгарской столицы. В выходные дни нам показали и лучшие места самой Болгарии с ее богатой историей. Мы побывали и в древней столице Велико Тырново, и в прекрасном Пловдиве, и в солнечной Варне. Посетили прекрасный и неповторимый Рыльский монастырь в горах, любовались дворцом румынской королевы в Балчике и побывали на вершине легендарной Шипки, где за освобождение Болгарии от турецкого ига полегло много наших соотечественников.

А как прекрасна национальная болгарская кухня, которую удалось отведать на многочисленных товарищеских ужинах во время наших рабочих визитов! С удивлением обнаружили, что некоторые болгарские вина, такие, как Мавруд (Асеновград), Черга, Тодоров и другие, не только не уступают многим известным европейским маркам, но зачастую и превосходят их по богатству ароматов и букету вкусовых ощущений. А мы-то еще с советских времен из болгарских напитков помним лишь «Медвежью кровь», «Монастырскую избу» да коньяк «Плиска». Но, увы, после включения Болгарии в Евросоюз вряд ли болгарским виноделам дадут на основе честной конкуренции соперничать с французами, испанцами и итальянцами. Их сориентируют на известные сорта «Каберне» и «Мерло» и антидемпинговыми мерами вынудят поднять цены до среднеевропейских или около того. При таких условиях вряд ли кто будет эти вина брать в Европе, а самим много не выпить, да и денег с этого не выручить. Разве что они вернутся на российский рынок, что потихоньку и происходит после осложнения торговых отношений с Грузией и Молдавией.

К сожалению, пришло в полный упадок и когда-то процветающее сельское хозяйство Болгарии, кормившее своей плодоовощной продукцией чуть ли не половину Советского Союза. Дошло до того, что в некоторые годы болгарам приходится для своих нужд докупать помидоры да болгарский перец в Турции, а картошку – в Польше. Оставляет желать лучшего и внешний вид городов. Состояние улиц, фасадов домов, парков и скверов с выбоинами и ямами на асфальте примерно такое, как было у нас в середине 90-х годов. Так что проблемы переходного периода здесь еще не закончились и неизвестно каким образом и когда закончатся. Хотя цены на нефть и газ в Болгарии уже давно европейские, в отличие от Украины и Белоруссии. Поэтому можно надеяться, что самое тяжелое время все же позади. Но пока не видно того локомотива, который вытащит за собой экономику этой братской страны. Возможно, это туризм и отдых и связанная с ними сфера услуг. Хотелось бы, чтоб это были и традиционные для Болгарии овощеводство и виноделие, но тут членство в Евросоюзе скорее будет тормозом, нежели локомотивом. Однако, посмотрим. Все же хочется от души пожелать этому прекрасному народу счастья и процветания.

Говоря же в целом о станах Восточной Европы, приходится с сожалением наблюдать, что мы все больше отдаляемся друг от друга. Не думаю, что им стало лучше без нас, а нам без них. Скорее, наоборот: разрушенные связи создали проблемы, которые сейчас решаются отнюдь не лучшим образом и для них, и для нас. Два последних десятилетия были временем простых и популистских решений, когда все неудачи и собственные промахи можно было валить на СССР и Россию, зарабатывая на этом политический капитал и получая рычаги власти. Очень жаль, что в период бездарной нашей собственной внутренней и внешней политики мы забыли о наших соседях, а теперь вернуть ситуацию к тому же старту невозможно. Как они, так и мы сейчас уже совершенно другие. Остается надеяться, что сохранившиеся связи и историческая память народов позволят в конце концов восторжествовать разуму, несмотря на корысть и недальновидность политиков, находящихся у власти.