На верхней границе фанерозоя (о нашем поколении исследователей недр) Ампилов Юрий
Средиземноморские зарисовки
Впервые я собрался выехать за рубеж осенью 1984 года, причем сразу в Средиземноморский круиз с посещением пяти стран: Турции, Греции, Мальты, Испании и Франции. Это было своего рода наградой, хоть и за собственные деньги, благодаря только что полученной мной премии Мурманского комсомола в области науки и техники. Поездка осуществлялась через бюро международного молодежного туризма «Спутник», и вовсе не каждый желающий, имеющий средства, мог поехать за рубеж, Загранпоездки, как и большинство качественных товаров, относились к разряду дефицитов. Путевки все распределялись по предприятиям. Требовалось по полному кругу проходить собеседования с «правильными» людьми в райкомах и горкомах партии, штудируя перед этим как труды и речи наших генеральных секретарей, так и системы политического устройства предполагаемых стран посещения. А потом еще получать инструктажи о том, как следует вести себя советскому человеку за границей: правильно отвечать на возможные щекотливые вопросы, опасаться провокаций, «гордиться нашим общественным строем» и не сболтнуть лишнего. Глупость, конечно, несусветная, но все советские граждане вне зависимости от членства в КПСС играли в эти игры, понимая, что «неблагонадежных» не выпустят посмотреть мир. Лучше всех в нашей группе на тренировочном инструктаже, проводимом перед выездом представителем КГБ, отвечал журналист молодежной редакции Мурманского радио Леонид Гуревич, с которым я до этого был знаком. Он брал у меня интервью как у лауреата комсомольской премии по науке. Потом, в период перестройки, он оказался а Москве, а в период событий путча был а первых рядах демократов, вошел в состав депутатского корпуса и был «обласкан» самим Борисом Николаевичем. Уж не знаю, на каких высотах власти он сейчас витает и чем занимается.
И вот в начале октября мы прибыли группой из 30 человек под руководством инструктора обкома комсомола Геннадия Полюсова на поезде из Мурманска в Одессу, сделав по пути пересадку в Ленинграде. Переночевали одну ночь в этом прекрасном черноморском городе, в какой-то гостинице вблизи пляжа «Аркадия». Одесса и тогда была очень хороша. Второго такого своеобразного города во всем мире не найти. Ознакомились с достопримечательностями, посетили катакомбы и вечером следующего дня прибыли на морской вокзал. У причала нас ждал огромный океанский лайнер «Дмитрий Шостакович», на борту которого размещалось около тысячи туристов. В этот раз были молодежные группы из 25 областей и республик Советского Союза. Расселились по каютам – по четыре человека в каждой. Сказать по правде, мы были «ошарашены» таким невиданным комфортом, которого никогда раньше встречать не приходилось. Весьма впечатляли четыре ресторана с изысканными блюдами, которые заказываешь себе из предложенных вариантов предварительно на следующий день, многочисленные бары на каждой палубе и особенно бассейн на корме. Здесь во время переходов между портами мы купались и загорали тут же рядом на шезлонгах, держа в руках бутылочку или фирменную жестяную баночку какого-нибудь импортного пива. Двадцать с лишним лет назад обычный советский человек с трудом мог себе такое представить.
Детали круиза стерлись из памяти, но общее первое восторженное впечатление от этого путешествия осталось. Я не собираюсь приводить здесь путевые заметки, утомляя Вас описанием каких-то архитектурных памятников или иных достопримечательностей, про которые Вы сможете при желании прочесть в путеводителях. Просто дам несколько штрихов да упомяну пару любопытных историй с небольшими приключениями.
Первым портом по пути был Стамбул. С нескрываемым интересом на подходе к городу мы разглядывали турецкие домики на берегах Босфора, который скорее напоминал широкую реку с крутым правым берегом, нежели морской пролив. Махали рукой любому встречному теплоходу или каким-нибудь мальчишкам на берегу. Этот громадный город, расположенный одновременно в Европе и Азии, не мог не произвести впечатления. Чего стоит один восточный базар, где можно было купить практически все. Однако имеющиеся 8 нашем распоряжении всего 50 долларов (эта сумма регламентировалась, и больше поменять было нельзя) не позволяли развернуться, да и предстоящие еще во время круиза визиты в пять стран заставляли попридержать денежки на потом. Тем не менее, руководитель нашей мурманской группы Геннадий Полюсов, зная, что в других странах будет все кратно дороже, на все деньги купил своей жене дубленку, которую у нас в стране можно было где-то достать по большому блату и за «очень дорого». Мы ограничились джинсами по 7 долларов, которые в Москве изредка можно было приобрести за 100 советских рублей, давясь в очередях, а с рук – еще раза в два дороже. По тому времени это было сопоставимо с месячным заработком молодого инженера.
Еще в Стамбуле запомнились знаменитый и великолепный Софийский собор и Голубая мечеть. Произвел впечатление громадный мост над Босфором между Европой и Азией, высота которого над водой составляет 64 м.
Потом была Греция: порт Пирей, Афины и поездка к храму Посейдона на крутом берегу Эгейского моря. В Греции понравилось, пожалуй, больше всего из всех пяти стран круиза. И не потому, что «в Греции все есть», как принято выражаться, а прежде всего из-за теплого отношения людей к нам. Остались хорошие воспоминания о греческих тавернах с приятной музыкой и национальными танцами на небольшой сцене. В один из вечеров была организована неформальная встреча с греческой левой молодежью, проходившая в каких-то арендованных тесноватых помещениях из нескольких комнат. Греки привезли своего домашнего вина, фруктов и нас угощали. Пели вместе известные русские песни вроде «Катюши», пытались танцевать греческий танец «Сиртаки» и говорили обо всем, что приходило в голову: о культуре, политике, любви, увлечениях. Расстались далеко за полночь, искренне обнимаясь на прощание и обмениваясь адресами.
На следующий день упросили местного экскурсовода, окончившего в свое время Университет дружбы народов в Москве, вернуться пораньше с тем, чтобы окунуться в ласковые воды Эгейского моря. Хотя была уже середина октября, здесь оказалось еще очень тепло. Расположились прямо на диком берегу среди прибрежных камней, почти в черте города. Тогда впервые увидел морских ежей, да и не только их. Две молоденькие девушки загорали на камнях «топ-лесс», что для нас было совсем в диковинку, и мы «пялились» на них, не отрывая глаз.
Неизгладимое впечатление произвело посещение Афинского акрополя. Бродить у колонн древнего Парфенона, который до этого приходилось видеть лишь на форзаце учебника «История древнего мира» для пятого класса, и представлять, что по этим же каменным ступеням ходили люди 2500 лет назад, было весьма волнующе. Чем жили те люди, чья нога ступала здесь тогда, о чем думали? Разве могли они себе хоть на миг представить, что спустя целые эпохи мы будем приезжать сюда со всего мира, чтобы любоваться их творениями?
Следующий заход был в порт Ла-Валетта – столицу островного государства Мальта, не так давно ставшего самостоятельным после ухода англичан. Конечно, главная достопримечательность здесь – это рыцарские замки времен Мальтийского ордена, о которых писано немало книг и снято фильмов. Действительно, почти на каждом углу вдоль коридоров и залов национального музея – рыцарские доспехи.
Впервые именно здесь, на Мальте, я увидел такое роскошное убранство и яркие росписи католических соборов, в которых было необычно много солнечного света. Это как-то не вязалось с привычной нашей церковной обстановкой, где царствовал полумрак, а здания храмов находились в запустении.
С непривычки было странно наблюдать левостороннее движение на улицах, по которым ходили довольно древние и почти раритетные автобусы, правда, очень чистые и внутри, и снаружи. При посещении рыбацкой деревни удалось увидеть большое количество пойманных морских черепах просто невероятных размеров, которых не приходилось видеть даже в зоопарках.
Наибольшее время мы провели в Испании – четыре дня. Пришвартовались у причала в Барселоне ранним утром в субботу. Говорили, что в выходные дни стоянка в порту стоит в несколько раз дешевле, и потому нам устроили столь длительный визит в эту страну. Достопримечательностей здесь, действительно, было много. Начнем с того, что совсем недалеко от нашего причала стояла каравелла «Санта Мария», на которой Христофор Колумб достиг Америки пятьсот с лишним лет назад. Конечно, это была ее точная копия, но тем не менее. Здесь же, в Барселоне, был крупнейший в то время в Европе музей восковых фигур, сопоставимый разве что с юндонским музеем мадам Тюссо. Разнообразие архитектуры этого огромного южного города просто поражало. Еще в новинку ля нас были великолепные и многочисленные цветные рисунки на асфальте, казавшиеся настоящими художественными произведениями. Рядом с каждым художником, который постоянно что-то дорисовывал и улучшал, стояла коробочка, в которую прохожие бросали мелочь. За неимением «оной» в нашем распоряжении Леонид Гуревич положил пачку советских сигарет.
В какой-то вечер нам на борту теплохода устроили встречу с испанской молодежью наподобие того, как это было в Греции. Но здесь это мероприятие было намного «слабее». Привели каких-то совсем зеленых юнцов, которые что-то обсуждать могли только в пределах темы о футболе.
В один из дней нас повезли искупаться и позагорать в какой-то симпатичный приморский городок на побережье Коста Брава. Здесь же, вблизи пляжа, в ресторане под открытым небом, устроили обед из национальных испанских блюд с дегустацией местных сортов вина.
Впрочем, сейчас этим никого не удивишь, а потому гораздо интереснее поведать Вам две забавных истории, случившихся с нами во время пребывания в Испании. Следует напомнить, что тогда, в 1984 году, мы были совершенно другими, нежели сейчас. Ходить следовало только пятерками, в каждой из которых назначался старший. Нам велено было бояться всего и особенно «вербовок» иностранными агентами и всевозможных провокаций со стороны «буржуазных прихвостней». Сейчас это может показаться смешным, а тогда наша идеологическая машина всерьез занималась этими вопросами. И хотя мы не были такими уж «идейными», но, действительно, под влиянием этих инструктажей постоянно ожидали каких-то неприятностей.
Однажды мы возвращались с какой-то прогулки или экскурсии пешком по Цветочному бульвару в сторону порта. Глазели по сторонам, благо что необычного вокруг было очень много. И не заметили, как Саша из нашей четверки (в этот раз нас было четверо вместо пяти) куда-то запропастился. Оказалось, он просто отстал на сотню метров, засмотревшись на двух проституток, стоявших с сигаретами на углу дома. Действительно, такое мы видели впервые, поскольку ни в Турции, ни в Греции, ни на Мальте наблюдать открыто стоящих на улице жриц любви не доводилось. При этом они держали два пальца вверх. Что это могло означать, мы не поняли. Догадки были самые разные. Нами обсуждались три основных варианта: первый – цена 2000 песет за сеанс (180 песет тогда составляли примерно один американский доллар), второй – цена 20 долларов, третий – они «снимаются» вдвоем. Отставший от нас Саша показал им ради любопытства один палец. Девицы тут же с готовностью направились за ним. Саша, испугавшись, помчался догонять нас, благо он был учителем физкультуры в одной из школ Североморска. Запыхавшись, он, догнав нас, проговорил: «Мужики, спасайте. Никогда еще в жизни так не боялся. Вон те две стервы за мной гонятся, не знаю, что им надо». Оглянувшись, мы показали им кулак. Девицы, глядя на нас, многозначительно покрутили пальцем у виска. Так мы и не узнали, что означают два пальца, поднятые вверх. Любопытно все же.
Как утверждали тогда наши соотечественницы в телемостах с Филом Донахью: «У нас в стране секса нет». Поэтому ничего удивительного нет в том, что эта запретная тема вызывала интерес у молодых парней, каковыми мы тогда являлись. Увидев в одном из кинотеатров большую афишу, недвусмысленно намекающую на эротическое содержание фильма, наша мужская четверка явно заинтересовалась. Поскольку я к тому времени уже потратил все имеющиеся испанские песеты, перспективы заплатить за билет у меня не было.
– Нет, я вам тут не компаньон, – были мои слова.
– Послушай, Юрец, нам разбегаться нельзя, потом донесут, и проблем не оберешься. Поэтому надо всем вместе идти, – произнес тот самый Саша-физкультурник.
– Но у меня даже мелочи не осталось, все истратил на сувениры.
– Не дрейфь, заплатим за тебя, но твоя задача – купить билеты, ты хоть как-то можешь объясниться с кассиром.
– Ладно, попробую. Надеюсь, никто не заложит.
Подошли к кассе и стали внимательно изучать стоимость билетов в зависимости от времени сеанса и расположения мест в зале. Хотя по-испански никто не понимал, числовая информация перевода не требовала. То, что было написано между этими цифрами словами, мы понять не могли, но после консилиума решили, что цена билета 125 песет, т. е. 500 на четверых. Мне вручили эти 500 песет, а сами отошли в сторонку, чтобы не привлекать внимание. Наше советское воспитание подсказывало нам, что мы делали что-то нехорошее, и потому надо это не афишировать – мало ли кто за нами наблюдает. Между тем я подошел к кассе и, протягивая 500 песет, незамысловато произнес: «Фо», – что должно было по-английски означать «четыре». В ответ кассирша что-то забормотала по-испански, и я не понял ни единого слова. Видя, что с английским у нас с ней туговато, я мобилизовал все свои знания в немецком языке и произнес: «Фир». Она опять начала что-то «немовать». Тогда я просто показал ей четыре пальца. Кассирша просияла от озарения и спросила:
– Куадро?
– Куадро, куадро, – обрадовался я, видя, что диалог налаживается.
Но тут опять ситуация вошла в ступор, поскольку из окошка послышалась испанская речь кассирши, сопровождаемая жестами ее указательного пальца в сторону денежной купюры достоинством 500 песет. Мелькнула мысль, что проблема с ценой. Тогда я показал ей на стенд, где стояли несколько чисел, в том числе 125 за один билет, как мы думали, на дневной сеанс. Но кассирша указала на цену 175, тоже имевшуюся в этом списке. Разбираться дальше в причине такой цены было бессмысленно, и я уже безо всякой конспирации прокричал ребятам, стоявшим поодаль: «Серега, давай еще 200 песет».
Фильм давно шел. В здешних кинотеатрах были такие правила, что можно заходить и выходить в любой момент. Служащий с фонариком провел нас к свободным местам в темном зале. Мы сели и начали с интересом вникать в нехитрый сюжет, перемежающийся многочисленными сценами известно какого содержания. Сейчас нечто подобное можно смотреть практически ежедневно в ночное время на каком-либо из частных российских телеканалов, а тогда это было абсолютно запретным и потому еще более интересным. Приглядевшись к публике в темном зале, мы неожиданно обнаружили, что здесь присутствует чуть лине половина туристов с нашего теплохода, включая руководителя нашей группы Геннадия Полюсова да еще зама по воспитательной работе – замполита. Вот так-то…
Наш круиз заканчивался во Франции. В тот раз мы посетили лишь Марсель и его окрестности. Еще должны были побывать в Ницце, но попали на забастовку водителей автобусов и потому лишний день провели в том же Марселе. Леонид Гуревич тут же стал записывать на магнитофон интервью у водителей-забастовщиков, с тем, чтобы, как он выразился, отработать на гонорарах затраты на свою поездку. Думаю, ему это удалось.
В Марселе еще запомнился замок Иф на острове вблизи города, где провел много лет в заточении главный герой романа Дюма «Граф Монте – Кристо». Марсель считался городом-побратимом Одессы. Сравнивать, конечно, эти два города трудно, но с позиции нынешнего времени, когда давно «насытились» заграницей, Одесса кажется намного привлекательнее.
Обратно в Москву летели самолетом, в то время как сменяющей нас группе туристов, прилетевшей из Москвы, предстоял обратный путь по нашему маршруту из Марселя в Одессу. В Москве предстояли ночлег в гостинице и экскурсия по городу, после чего группа отправилась на поезде в Мурманск.
Круиз, конечно, получился замечательным, тем более что это был мой первый выезд в дальнее зарубежье, но один штрих, отражающий специфику советского заграничного туризма, все же следует добавить.
Я задержался ненадолго в Москве, чтобы повидаться с родственниками, друзьями и однокашниками, и лишь через несколько дней отправился в Мурманск на поезде «Арктика». Когда вышел на перрон в Петрозаводске прогуляться и купить мороженого, неожиданно встретил Татьяну – небольшого росточка девушку из Ковдора (райцентр в Мурманской области), которая была в нашей группе в круизе. Она тоже несколько дней провела в Москве и не поехала сразу с группой. Мы искренне обрадовались друг другу и решили поужинать в вагоне-ресторане поезда, чтобы еще раз пережить те приятные воспоминания о прекрасном путешествии. Татьяна была замужем, имела уже маленькую дочку, которую родила, по ее словам, в 17 лет, и работала на Ковдорском ГОКе, оформляя наряды рабочим и собирая табели с разных бригад. При этом, имея довольно посредственную внешность и маленький рост, она держалась так, будто была первой красавицей. За словом в карман не лезла, отвечая иной раз и крепким словцом. Видать, все эти черты характера она приобрела, проводя большую часть времени в мужском рабочем коллективе с соответствующей лексикой и повышенным вниманием к своей особе. Несмотря на молодость (20 лет), она уже была членом партии. А в то время такое сочетание – молодой рабочий да еще член партии – было просто идеальным для того, чтобы быть обласканным властью и постоянно отбиваться от корреспондентов газет, норовящих прославить тебя на всю область или даже страну за любые, пусть даже скромные, производственные успехи. Беспартийных работяг-единоличников, «зашибающих» трудовую копейку для себя пусть даже и в составе бригады, на щит особо не поднимали. Гоняться за длинным рублем считалось зазорным.
В общем, после нескольких фужеров шампанского в вагоне-ресторане Татьяна призналась, что она имела задание КГБ: следить за туристами нашей группы и фиксировать, кто, куда и на сколько отлучается. Понятно, что подобрали ее для такой функции именно по этим признакам: партийная рабочая молодежь. Но не учли главного – она просто женщина, которая никак не сможет держать язык за зубами. Ведь не только же мне она рассказала об этом. На вопрос, кого же она «заложила», она назвала несколько имен своих собственных подружек по каюте, с которыми, скорее всего, не поделила внимания мальчиков. Как мог, я попытался разубедить ее в этих намерениях. Одно успокаивало: ничего существенного этим девчонкам не грозило. Все же это были не сталинские времена. Просто в очередной раз им отказали бы в зарубежной поездке без объяснения причин. Через несколько лет, как мы знаем, разрешительная система выездов за рубеж все равно закончилась. Сейчас путевку может купить любой, были бы деньги.
В страны Средиземноморья мы потом приезжали еще несколько раз на отдых, но уже в совсем другую эпоху. Побывали и в Испании в 1995 году всей семьей, с нашими двумя детьми. Но это было в другой части страны – на побережье Коста-дель-Соль, между Малагой и Гибралтаром. Конечно же, нам очень понравились и море, и чудесные аквапарки, и страна. Из природных достопримечательностей запомнилась огромная пещера к востоку от Малаги, в которой среди многочисленных гротов и залов один, самый большой, был оборудован как концертный. Говорят, здесь любила выступать Майя Плисецкая, прожившая в Испании не один год. Одному из приключений того испанского лета посвящена история «Как я был тореадором», о которой позже.
Но еще один немного комичный случай произошел со мной тогда на испанской таможне при въезде в страну в аэропорту Малаги. В тот раз мы отправились в отпуск по системе клубного отдыха, известной в мире под названием «тайм-шер». При этом вместо гостиничного номера предоставлялись очень хорошие апартаменты, в которых было несколько спален, гостиная, кухня с посудой, стиральная машина и вся необходимая бытовая техника. Но готовить и обслуживать себя надо было самим. Поэтому в целях экономии валюты некоторый минимум непортящихся продуктов мы взяли с собой. В частности, зная, что в Испании гречку и манку в магазинах не найти, того и другого по полкилограмма мы не поленились положить в чемоданы. Я люблю по утрам на завтрак теплую молочную кашу больше, чем тяжелые мясные блюда, и потому остаться совсем без манной крупы не хотелось. Таможенники обычно очень выборочно проверяют личные вещи, но на мне его взгляд задержался, и мне было предложено открыть чемодан. Когда таможенник, наконец, добрался до прозрачного пакетика с манной крупой, глаза его округлились.
– Это не наркотик? – спросил он, принюхиваясь к содержимому.
– Что Вы, это обычная манная крупа. Мы немного взяли с собой, потому что у Вас в магазинах такое найти трудно.
Я не знал испанского, а он почти не знал английского и позвал старшего по смене. Они вдвоем долго изучали нашу манку, о чем-то переговариваясь, растирая щепотку крупы пальцами и поднося к носу. Наконец консилиум решил, что манку ввозить в Испанию можно, и меня пропустили. Так я не стал заниматься наркотрафиком.
…Летом 1997 года мы отправились с супругой Людмилой и дочерью Анютой отдохнуть на Кипре. Самолет летел до Пафоса, откуда на автобусе нас доставили до Лимассола – наиболее популярного тогда курорта на острове Афродиты. Впечатления от отдыха остались очень неплохие. Остров оказался совсем маленьким. В один из первых дней, пока надо было беречься от солнца, мы заказали машину с гидом-водителем и за один день объездили почти всю греческую часть Кипра, посещая основные достопримечательности. На оккупированную турками часть острова доступа не было. От разделительной стены из проволоки открывался вид на город-призрак Фамагуста, оставленный жителями в одно мгновение во время турецкой оккупации. В сильный бинокль видны даже остатки белья на веревках, брошенные автомобили и пустынные улицы, на которых больше 15 лет не было ни единого человека. Вспомнилась из детства сказка Джанни Родари «Палле один на свете». Странное ощущение нереальности.
Впрочем, остров все же больше подходит для отдыха и «релакса», чем для культурно-исторических экскурсий. Видно, что он преображался и хорошел на глазах в 90-х годах не в последнюю очередь за счет российских «нечистых» денег.
Ласковое море, южное солнце, вечерние прогулки и греческие таверны – что еще нужно, чтобы за пару недель прийти в себя?
Все же пару комичных случаев за это время с нами произошло. В нашем клубном отеле отдыхали два сравнительно молодых, крепких русских мужика: Алексей и Василий. Они приехали одни, без женщин, видимо, хорошо усвоив известную русскую поговорку: «Зачем ехать в Тулу со своим самоваром?». Мужики были вполне приличные и довольно спортивные. Пили в меру, как и положено на отдыхе нормальному человеку: исключительно для снятия накопившегося стресса. В прошлом Василий занимался каким-то инженерным трудом, а Алексей был врачом. А в ту пору, после перестройки, занялись бизнесом, какой подвернулся по жизни. Алексей пытался зарабатывать в фармацевтике, а Василий был не последним человеком в каком-то охранном агентстве, о чем свидетельствовала его недюжинная спортивная фигура. Однажды, после каких-то продолжительных развлечений, они совершенно «ухайдокались» и свалились спать «без задних ног» в еще детское время – задолго до полуночи. Их номер располагался на втором этаже, прямо над баром у бассейна.
В этот вечер в баре допоздна засиделась группа отдыхающих молодых немцев. Было уже часа два ночи, а немцы, слегка подвыпив, громко «реготали»: да так, что слышно было далеко в округе. Кондиционеры в номерах почему-то вышли из строя, и их не торопились ремонтировать. Поэтому все отдыхающие спали с распахнутыми на балкон дверями. Часа в два ночи заспанный Алексей спустился в бар и произнес:
– Господа, нельзя ли потише? Мальчика разбудите.
После этого немцы затихли на пару минут, но потом все началось снова. Разве может подвыпивший человек так долго контролировать свое состояние? Веселье с громким хохотом продолжалось с новой силой. Дежурный администратор периодически выходил к ним, пытаясь успокоить, но, как и Алексею, ему удавалось добиться этого не более, чем на минуту. Спустя час Алексей вновь спустился к ним и потребовал прекратить шум более решительно:
– Господа, я же просил вас. Мальчик вот-вот проснется, и тогда могут начаться проблемы. Я не ручаюсь за последствия.
Когда через минуту после очередного напоминания хохот возобновился с новой силой, спустился сам мальчик – «накачанный» мышцами Василий, масса которого была не меньше центнера. Он окинул взглядом компанию сидящих, схватил в охапку самого говорливого и прямо в одежде бросил его в бассейн. После этого немцев как ветром сдуло.
– Я же говорил, мальчика лучше не будить, – произнес Алексей, спустившийся следом, – он очень устал и хотел отдохнуть перед завтрашним трудным днем. У нас на завтра серьезная программа, требующая полного восстановления сил.
Никаких жалоб со стороны немцев на следующий день не последовало. Надо сказать, что после этого случая, находясь на отдыхе, мы стараемся держаться подальше от горластой и бесцеремонной немецкой молодежи. К степенным бюргерам это ни в коей мере не относится. Справедливости ради надо сказать, что наши отдыхающие компании зачастую ведут себя еще хуже. Недаром в Европе сложился негативный образ хамоватого русского туриста, разбрасывающего направо и налево деньги, доставшиеся ему, по их мнению, не иначе, как криминальным путем.
И еще один забавный случай в ту кипрскую поездку. Из-за своего пристрастия к воде и любым водным развлечениям мы никак не могли не посетить недавно отстроенный аквапарк в Ая-Напи. Там были наряду с обычными аттракционами в виде всевозможных закручивающихся спиральных горок и наклонных прямых спусков с водными трамплинами также и несколько новых для того времени. В одном из них надо было сесть на небольшой надувной круг и, крепко держась за него руками, скатываться вниз по водному потоку. Необычность в том, что поток сразу уходил в темный тоннель, где абсолютно ничего не было видно. Скорость набиралась довольно быстро, и в этой темноте невозможно было видеть, куда и как разворачивается траектория трубы, по которой ты летишь с большой скоростью. Тебя бросает то влево, то вправо и по ощущениям иногда чуть ли не переворачивает вниз головой, но ты ничего не видишь и не знаешь, что произойдет в следующий момент. Стоящим наблюдателям внизу, где человека на скорости выбрасывает в бассейн, постоянно слышны крик и визг несущихся по темной трубе. В один из таких разворотов я не удержался на этом круге, и меня сбросило и развернуло вниз головой. В результате в бассейн я вылетел «ласточкой», а следом за мной выскочил и желтый круг. Но успокаиваться на этом было нельзя, несмотря на то, что пару небольших синяков и ссадин уже удалось заработать. В углу аквапарка возвышалась высоченная горка, от которой спускался крутой узкий желоб с потоком воды. Желающих скатиться с нее на «пятой точке» почти не было. Да и назывался аттракцион «Камикадзе». Взобравшись по лестнице на верхнюю площадку, убедился, что сверху ощущение высоты еще больше. В Испании, близ Малаги, в аквапарке аналогичная горка была явно ниже (там даже наша десятилетняя Аня решилась съехать). Но и спускаться по лестнице назад тоже не хотелось. Наверху, как и на всех аттракционах, стоял инструктор и объяснял, как правильно занять исходную позицию. Надо было лечь строго горизонтально и скрестить на груди руки, прижав ладони к плечам. После нескольких мгновений борьбы со страхом все же решил скатиться. Инструктор подтолкнул меня, и я понесся вниз по почти отвесной траектории. Видимо, во время этого стремительного спуска я как-то незаметно переменил позицию, точно не знаю. Но в момент сильного торможения о воду на большой скорости в конце спуска я, оказавшись в туче брызг, почувствовал столь сильное сопротивление воды в пятой точке, что стало понятным: остаток отпуска придется провести стоя или лежа на животе. Посидеть в течение нескольких дней вряд ли удастся, поскольку место, на котором сидят, стало одним большим синяком. А купленные здесь же ненадежные китайские плавки остались в воде. Пришлось покидать аквапарк в аварийном порядке. Не понимаю, почему у других этот спуск не сопровождался такими последствиями? Видать, я неправильно распределил нагрузку и рано начал поднимать туловище при непогашенной еще скорости. Как бы там ни было, но несколько дней принимать пищу приходилось стоя, чувствуя себя если не жирафом, то конем, а скорее всего – ослом.
В этот же двухнедельный отпуск мы совершили трехдневный круиз с Кипра в Израиль, однако об этом отдельно в истории «На земле обетованной».
В июне 2002 года я собрался посетить знаменитую на весь мир средневековую жемчужину Италии – Флоренцию, где в свое время разворачивались известные события, в центре которых были знаменитая Мария Медичи и ее многочисленное окружение. Здесь же творили лучшие художники и скульпторы эпохи Возрождения. Но отнюдь не интерес к истории и культуре в этот раз привел меня во Флоренцию. Здесь проходили ежегодная научная конференция и выставка европейской ассоциации геоисследователей и инженеров (EAGE), где в программе значился мой доклад, а все расходы по моему перелету и проживанию были оплачены организаторами.
При этом заботиться о билетах и визе мне надлежало самостоятельно. В этот раз все хлопоты были ужасными. Запись на визу производилась в посольстве Италии чуть ли не за полтора месяца, а потом и вовсе прекратилась. Мне одновременно нужен был свой загранпаспорт и для оформления визы в США, поскольку командировка туда уже была запланирована и вернуться из нее я должен был за восемь дней до отъезда в Италию. Если учесть, что за две недели перед этим мы только вернулись семьей из отпуска в Египте, можно себе представить, какая предстояла беготня с оформлением документов. Никакие московские фирмы не брались в тот момент даже за вознаграждение за срочное оформление итальянской визы и предлагали оформить любую другую страну Шенгенского соглашения, например, Францию или Австрию. Но в таком случае в Италию надо было лететь через эти страны, а это не входило в мои планы ни по срокам, ни по стоимости авиабилетов, которую мне компенсировали лишь фиксированной суммой на прямой рейс вне зависимости оттого, чем я добирался. Оказавшись фактически в безвыходном положении, я согласился на австрийскую визу и забронировал в турагенстве билеты на поезд через Австрию. Но за восемь часов до выезда, когда билет у меня уже был на руках, позвонила девушка из турагенства и сказала, что, как выяснилось, нужна транзитная виза через промежуточные страны, по территории которых шел поезд. Была суббота, и посольства не работали, а до понедельника ждать было нельзя. И отказаться от поездки тоже было нельзя. По правилам EAGE человек, получивший финансовую поддержку для заказного доклада и не приехавший на конференцию, лишался на три года права выступать и участвовать во всех мероприятиях EAGE, Это понятно, поскольку финансовые средства могли быть использованы для других людей, которым в результате было отказано в поддержке из-за ограниченности бюджета. В общем, это же турагенство приняло билет к возврату, поскольку это была их вина, и предложило мне вылететь самолетом Австрийских авиалиний с пересадкой в Вене. Другого выхода не оставалось, и я с большими убытками для себя принял это предложение.
Прилетел я в Рим один, поскольку никто больше таким сложным образом через Вену и Рим во Флоренцию не добирался. Разыскал нужный скоростной поезд и через несколько часов был уже во Флоренции. Выходя из вагона, увидел, что какая-то пожилая пара с трудом катит по платформе тяжелый чемодан. Лицо мужчины показалось мне знакомым. Я предложил свою помощь, и до стоянки такси мы шли вместе. Оказалось, это был классик советской сейсморазведки Борис Яковлевич Гельчинский, эмигрировавший за рубеж еще в 80-е годы и прибывший на эту же конференцию. Вскоре мы с ним попрощались до встречи на заседаниях (потом так и не встретились среди 3000 человек, работавших в разных секциях). Я с трудом добрался до места регистрации в оргкомитете. Сил после такой нервной дороги и предшествующих ей событий уже не оставалось. Наконец хоть немного повезло, и я встретил здесь Володю Ковалева, приятеля еще по Мурманску, который приехал сюда на своей «Тойоте» с Украины. До этого мы с ним уже не раз встречались на подобных мероприятиях и практически все время только за рубежом. Он доставил меня до гостиницы, где я «упал» и заснул.
Эта моя поездка как-то сразу не задалась, поскольку на следующий день после того, как мы с ним прогулялись пешком по историческому центру Флоренции, у меня сразу поднялась температура по непонятной причине. Доклад я делал, приняв изрядную дозу жаропонижающего. Все мероприятия и встречи со старыми знакомыми в результате были для меня не в радость, и многие из них так и не состоялись.
Я еле дождался окончания срока конференции, чтобы перебраться на пару дней к морю в Римини, откуда у меня был авиабилете фиксированной датой до Москвы. Там, кроме того, я договорился встретиться с Александром Политуч им с Украины, с которым нас познакомил Володя Ковалев еще в Женеве пятью годами раньше, а спустя год мы с Людмилой были у них в гостях в Полтаве, В условленной гостинице Александра с супругой не оказалось, и я спешным образом через справочную на вокзале нашел себе гостиницу для ночлега. Оказалось, Александр попал с сердечным приступом в больницу, откуда его выпустили за день до моего отъезда, и мы хотя бы увиделись.
Поездка в результате оказалась явно неудачной, но я сквозь затуманенное высокой температурой сознание успел заметить, как прекрасна эта страна, и принял решение, что при первой возможности приеду сюда с супругой и детьми. Температура у меня без видимых причин держалась всю неделю и чудесным образом исчезла вскоре по возвращении в Москву. Действительно, это, вероятнее всего, было следствием нервных неурядиц, предшествующих поездке.
Откладывать это дело в долгий ящик я не стал и уже на следующее лето, взяв короткий отпуск, мы с супругой, дочерью и четой Никитиных прибыли в Римини, чтобы просто немного отдохнуть. Всевозможные предлагаемые туры «вся Италия» с почти ежедневными автобусными переездами из города в город мы полностью исключали для себя, поскольку вместо отдыха такие поездки приносят одну усталость и полную «кашу» в голове. Потом мучительно вспоминаешь, где и что видел, а через пару лет большая часть увиденного помнится совсем смутно.
Курортная часть Римини вытянулась на несколько километров вдоль побережья Адриатического моря. Здесь в две-три линии расположились основные отели. Мы предварительно выбрали себе тот же, в котором я останавливался за год до этого. Основная причина в том, что там был хотя бы небольшой бассейн, в то время как в остальных бассейнов не было. Здесь не тот тип отдыха, который принят в большинстве других стран. Завтрак в виде шведского стола был небогат, в то время как ужин вполне соответствовал европейским меркам, и можно было заказывать блюдо по вкусу. Запомнился колоритный итальянский официант Тони, обслуживавший наш столик. Это был высокий, немного полноватый, улыбающийся и всегда любезный и обходительный молодой мужчина. Но, действительно, макароны во всех видах, которые они называли «паста», преобладали во многих блюдах. Мясо при этом готовилось очень хорошо.
Но в то же время, если захочется пообедать в каком-нибудь небольшом ресторанчике у моря и заказать традиционную итальянскую пиццу с любым содержимым, то не факт, что вам удастся отведать вкусное блюдо. Мы с Никитиными пробовали это делать несколько раз, но совершенно очевидно, что лучше всех делает пиццу моя супруга. Никто из местных итальяшек не в силах с ней соперничать, по крайней мере, по этому продукту.
Следует сказать, что морской отдых в Римини весьма посредственный и подходит разве что для мам с малышами. Можно идти вперед по воде метров на 100 от берега и дальше, и тебе все время будет по пояс. А при самой легкой волне вода сразу теряет прозрачность из-за взмученного песка. Пляжи отелям не принадлежат. Они бесплатные и находятся в муниципальном ведении. Но зонтики от солнца с лежаками стоят недешево – 14 евро в день. А когда попытаешься над собой раскрыть свой зонтик, подбегает сотрудник пляжа и предлагает либо занять стационарное место с раскрытым зонтом, либо идти далеко, с полкилометра, на свободный пляж, где можно приносить все свое и им пользоваться.
С самого утра прямо вдоль кромки моря выстраивается широкая вереница пляжных торговцев, продающих турецкий и китайский ширпотреб и всяческие сувениры. Для того, чтобы пройти к воде, следует найти дорожку между их расстеленными на песке временными прилавками. Значит, им расстилать товар на пляже можно, а раскрыть свой зонтик нельзя. Странно.
Немало достопримечательностей и в самом городе Римини, особенно в его исторической части. Сохранились остатки городских ворот времен Юлия Цезаря. На местном городском кладбище похоронен один из самых знаменитых кинорежиссеров XX века – Федерико Феллини. Вблизи города находится чудесный парк «Италия в миниатюре», где вы действительно можете пройти пешком всю Италию от снежных Альп на севере до огнедышащего вулкана Этна на Сицилии или объехать это все на минипоезде по подвесному монорельсу. Причем, все это лучше сделать самим, без всяких экскурсий, вооружившись путеводителем и доехав до места на городских автобусах прямо от отеля либо на такси за умеренную плату. Уж точно не дороже, чем в Москве. Либо взять самим машину напрокат, если Вы хорошо ориентируетесь по плану и указателям в незнакомом городе.
Недалеко от Римини, в часе с небольшим езды на автобусе, находится крошечное государство Сан-Марино. Туда все же лучше заказать экскурсию, хотя можно и самим съездить.
Как выразился Паша Никитин, это государство, перед входом в которое надо вытереть ноги. И действительно, если говорить о его центральной исторической части, находящейся на остроконечной вершине горы и обнесенной крепостной стеной, то занимает она не более километра в длину и несколько сотен метров в ширину. Здесь сплошные замки и дворцы, а между ними множество магазинов беспошлинной торговли. Цены здесь значительно ниже, чем в зонах «дьюти фри» международных аэропортов, в том числе и на алкоголь. Мне удалось купить великолепный кожаный итальянский портфель всего за 50 евро, в то время как в Москве я увидел такой же за 10 тысяч рублей, и не факт, что его московскую копию сделали не в Турции из низкосортной кожи.
Ну и, конечно, находясь в Римини, можно съездить на экскурсию в Венецию, но займет это целый день с раннего утра и до позднего вечера. Однако Венеция того стоит. Мы не отказали себе в удовольствии после плановой экскурсии покататься на нарядных гондолах в ее многочисленных каналах с выходом в Гранд-канал, Гондольеры одеты точно так же, как и в XIX веке, но сейчас они катают в основном туристов, а тогда это было основным городским средством транспорта. Кстати, после этого очень интересно прокатиться по точной копии этого канала масштаба 1:50 в том самом парке «Италия в миниатюре» близ Римини.
Ну, и в завершение впечатлений от итальянского отпуска – маленькая история о несостоявшемся романе нашей Ани с одним итальянцем. В один из дней мы с Пашей, возвращаясь с пляжа в отель, отпустили вперед наших женщин: его супругу Ирину и мою Людмилу с нашей дочерью Анютой, которой тогда, после первого курса, было без малого 18 лет. А сами решили заглянуть в супермаркет и взять несколько бутылочек пива, чтобы посидеть уже спокойно возле бассейна в отеле. Вернувшись в гостиницу, мы услышали интересную историю о том, как всего-то за полчаса нашего отсутствия произошли события, очень разнообразившие оставшиеся два дня отдыха. Пока наши женщины шли от пляжа, к Ане с Людмилой подошел какой-то парень и попросил разрешения познакомиться с нашей дочерью.
– Папа, в 9 вечера к тебе придет итальянец просить разрешения погулять со мной и сходить на дискотеку, – сказала Анюта.
– Еще чего, итальянцев мне не хватало, – был мой ответ.
Но к 9 часам действительно подошел какой-то темненький парень, на вид около 25 лет, и очень вежливо по-английски попросил моего разрешения провести вечер с моей дочерью. Мне ничего не оставалось делать, как согласиться.
– Но Вы не возражаете, если мадам в первый раз прогуляется с Вами? – произнес я, указывая на свою жену.
– Что Вы, конечно. Я Вас понимаю, – ответил он. Ему тоже ничего не оставалось делать.
Наверное, чудно было наблюдать со стороны, как по набережной идет молодая пара, а в десяти шагах позади следует женщина в роли «секьюрити» и по мобильному телефону периодически докладывает мне:
– Прошли кафе «Платан», повернули направо, направляемся к причалу…
Понятно, что при такой тщательной опеке на следующий день никаких итальянцев быть не могло. И, слава богу.
Как я был тореадором
В ту самую поездку всей семьей в Испанию на побережье Коста-дель-Соль летом 1995 года, о которой упоминалось в предыдущем повествовании, случилась одна история, о которой стоило бы рассказать отдельно. Слава богу, закончилась она благополучно, иначе неизвестно, было бы кому писать эту книжку.
В один из дней мы с супругой поехали на очередную экскурсию, широко разрекламированную местными гидами. Она предполагала зрелищные мероприятия в виде корриды с участием туристов и последующий ужин с национальной кухней и национальным фольклором: фламенко с кастаньетами и прочим испанским колоритом. Поскольку все это было недешево, детей мы оставили развлекаться в отеле на бесплатных мероприятиях. Тем более, что от предыдущих экскурсий они уже подустали.
После полутора часов езды в автобусе мы прибыли на некое ранчо, хорошо оборудованное для туристических мероприятий. Поначалу, пока подъезжали многочисленные группы туристов, по всей территории женщины в национальных костюмах разливали «Сангрию» – наиболее популярный слабоалкогольный напиток для местной провинции Испании. Это что-то наподобие полусухого или полусладкого красного вина крепостью 6–7°, в котором в большом количестве плавали нарезанные кусочки натуральных фруктов: апельсинов, грейптфрутов, яблок и т. д. Показалось, что это довольно вкусно, и алкоголь совершенно не ощущался, поэтому несколько фужеров я с удовольствием выпил.
У нашей семьи за несколько прошедших дней отдыха уже сложился имидж активно отдыхающих людей. Поэтому вновь приобретенные на отдыхе знакомые «поручили» нам от имени группы участвовать во всех развлекательных мероприятиях и конкурсах, которые только могли быть придуманы местными «развлекальщиками». Да мы и не отказывались: раз уж приехали на край Европы, надо отдыхать на полную катушку и по максимуму почувствовать национальный колорит.
Наконец всех пригласили занять места вокруг небольшой арены. Было около 600 человек, причем примерно поровну русских, поляков и французов. Все это очень походило на цирк под открытым небом. Тут же ведущий попросил на сцену трех женщин. Все это продублировали на трех языках: русском, французском и польском. Поскольку была анонсирована мини-коррида, да еще вызывали женщин, мы решили, что никакой опасности быть не может, и Людмила направилась на арену. Я пошел сопроводить ее, чтобы подержать сумочку и «поболеть» вблизи бортика. Когда мы подошли, испанец-ведущий что-то пролопотал, призывая пройти и меня. Я пытался объяснить, что лишь подержу сумочку и подожду жену, но он был непреклонен. Сумочку и другие мелкие вещи при нас забрали и велели не беспокоиться. Оказалось, что пока мы шли к арене, пригласили еще и трех мужчин. Кроме меня еще были рослый поляк да Миша из Самары, который тоже ехал в нашем автобусе от отеля и всю дорогу «не просыхал». Но похоже, что он не превысил обычную для себя дозу, поскольку на ногах держался уверенно, и было по всему видно, что он рвется в бой с быком. Но нас пока придержали. Мы вместе с ним и поляком пока стояли за бортиком, а женщин уже вызвали на арену. Кроме моей Людмилы там еще были сравнительно молодая француженка Патрис и полячка средних лет, имени не помню.
Поначалу им предложили из специального стеклянного сосуда с «носиком» наподобие небольшого чайника выпить вино, не прикасаясь к этому сосуду губами: кто первый. Полячка была вне конкуренции. Она влила в себя все содержимое почти сразу, в то время как француженка и моя супруга плохо справились с заданием.
Затем объявили следующий, «самый главный», конкурс. Трех женщин, участниц действа, развернули лицом к большинству зрителей, сидевших «амфитеатром» вокруг арены, а спиной – к небольшому зашторенному выходу с арены и завязали им глаза. Все напряженно ждали появления одного из главных действующих «лиц» корриды – пусть не боевого быка, но хотя бы маленького бычка, например. Женщины, стоявшие спиной к этому входу, явно волновались. И тут они услышали единовременный громкий «ах» всех зрителей и поняли: «Вот оно, началось». Участницы шоу уже хотели со страхом убегать, правда, завязанные глаза мешали ориентироваться в пространстве. Но последующий громкий хохот всех присутствующих их явно озадачил. Наконец им развязали глаза, и взору предстали три крупных осла, на спине каждого из которых была нарядная цветная «попона». Женщинам предлагалось для начала без посторонней помощи взобраться на этих ослов и проехать круг по арене. Патрис сделала это довольно ловко, поскольку была в брюках. На моей супруге было длинное летнее платье, и потому выполнить это действие было проблематично. Но каким-то образом, вращаясь на его довольно широкой спине, и ей удалось это сделать. Полячка так и не смогла взобраться на осла (видать, выпитая в первом конкурсе доза алкоголя лишила ее надлежащей координации) и вынуждена была занять место среди зрителей. Однако за победу в первом «питьевом» конкурсе ей вручили в качестве приза бутылку испанского вина.
Далее ведущий поставил в центр арены бутылку шампанского и предложил оставшимся двум женщинам, не слезая с ослов, попытаться завладеть этой бутылкой. Поскольку на животных никаких специальных «ручек» не было, то, чтобы не упасть, приходилось обнимать шею осла одной рукой, в то время как другой, нагнувшись насколько возможно, пытаться ухватить эту бутылку. Да еще надо было безо всяких навыков управлять упрямым животным и вывести его в центр арены. Получалось это у женщин довольно комично, и публика «укатывалась» от хохота. В одну из попыток Люся коснулась бутылки, и та упала на песок. Тут же один из ведущих подбежал, взял бутылку и попытался отдать ее француженке, посчитав неудачную попытку Людмилы проигрышем. Но второй, что-то лопоча в микрофон по-испански, взял ее у первого и вновь поставил в центр арены. Все продолжалось еще несколько минут. Наконец моей жене удалось сделать невозможное и схватить эту бутылку. Под гром аплодисментов она, важно восседая на этом крупном осле, сделала круг почета по арене, держа в высоко поднятой руке заслуженный приз с таким видом, как будто это был, по меньшей мере, европейский футбольный кубок УЕФА. Эта чудесная фотография, к счастью, сохранилась.
Между тем позвали на арену мужчин: меня, самарского Мишу и поляка. Желающих погонять быка по арене (или побегать от него) среди французских мужчин не нашлось. Но до быков надо было еще повеселить публику. Поначалу нам предложили тот же «питейный» конкурс, что и женщинам, но слегка модифицированный. Прежде чем пить вино, не прикасаясь губами к стеклянной колбе, надо было добежать до противоположного конца арены, где все три колбы находились. По команде мы все бросились каждый к своей, и тут мне удалось опередить соперников. Но дальше дело у меня не заладилось. В то время как мы с поляком, обливаясь вином, пытались его как-то пить, Миша, уже изрядно заряженный алкоголем, подошел не торопясь к своей колбе, взял ее в правую руку, запрокинул голову и вылил все содержимое разом в свой рот, который, наверное, почувствовав знакомый бодрящий напиток, стал таким же большим и емким, как клюв пеликана. Не утруждая себя глотательными движениями, Миша попросту дал вину, немного побулькав в горле, достичь желудка. Мыс поляком к этому времени не справились и с половиной отмеренной порции.
Во втором конкурсе надо было тоже оседлать ослов, но вскочить на них с разбегу, сделав опорный прыжок, как в школьном спортзале на физкультуре через гимнастического коня. Однако вместо коня перед глазами была ослиная «задница». Вспомнив школьные годы, я разбежался. Прыжок, ослиный хвост, задница, спина… А я лечу дальше довольно сильно, и только шея и голова бедного животного остановили мой «полет над ослом»: я с трудом удержался на нем, а животина с трудом устояла на ногах. Шампанского нам в центр арены не поставили, з дали урок верховой езды на ослах. Мы уже было подумали, что никаких быков и не будет и это представление плавно перейдет в ресторанные посиделки с танцами и кастаньетами, – благо, невдалеке, в открытых летних павильонах с навесами, столики уже накрывались.
Но вот наступил решающий момент. На арену вывели бычка килограммов на триста и с приличными рогами. Правда, торчали они у него еще в стороны, а не вперед, и, чтобы серьезно боднуть, ему надо было делать боковое движение головой. Настоящие боевые быки весят 500–600 кг, а то и больше. Поляк, как только увидел нашего совсем не маленького бычка, тут же спрятался за деревянную защитную перегородку. Остались мы с Мишей вдвоем, да еще с нами помощник, как мы думали, из профессиональных тореро, и потому страха не было. Нам дали яркую бордовую ткань, которой дразнят и отвлекают быков для ложного удара в пустоту. В мыслях зазвучала известная мелодия «Тореадор, смелее в бой» из оперы Бизе «Кармен». Но в бой было идти не с чем, поскольку никаких колющих предметов нам не дали, да и бык поначалу вел себя мирно и в бой не стремился. Мы стали перемещаться по арене с этой «тряпкой» и покрикивать вместе с помощником. Наконец быка удалось раздразнить, и он стал обращать внимание на нас, а потом и вовсе «раззадорился». Тут наступил кульминационный момент всего действа. Поскольку держать этот красный плащ в стороне больших навыков не было, то в одно из мгновений, когда плащ наполовину перекрывал меня, бык все же умудрился меня боднуть. Я почувствовал прикосновение бычьего лба к своему животу и попятился назад под его напором. Публика ахнула, и тут я услышал не крик, а срывающийся вопль моей жены: «Юра, отойди от него!!!». Отходить, правда, было особо некуда: все мы были в замкнутом пространстве арены. Но все обошлось, поскольку рога торчали в стороны. Бык действительно входил в раж, а мы за 15 минут беготни по арене изрядно устали и от выпитой «Сайгрии» сильно вспотели. Еще через пару минут и помощники решили завершать шоу. Они дали нам команду уходить за деревянные щиты по бокам арены. И тут мы увидели, что это были отнюдь не профессиональные тореро, а обычные массовики-затейники, веселившие публику. Разошедшийся бык бегал по арене, а им в критический момент ничего не оставалось, как «сигануть» на край бортика. Где-то минут через пять все же удалось быка с арены увести.
Все туристы перешли в огромный открытый зал ресторана под шатровыми навесами от возможного дождя, и началась вторая, не менее интересная, часть вечера с национальными танцами «фламенко». Группы музыкантов выступали не только на сцене, но и ходили с песнями между столами, позволяя фотографироваться с собой. Вскоре в углу собралась большая очередь. Оказалось, что там продавали фотографии нашей корриды по 10 долларов за штуку – сумма по тем временам немалая. Ко мне за столик стали подходить туристы с просьбой оставить автограф на фотографиях, которые они приобрели. Я был уверен, что нам с Мишей, сделавшим огромную прибыль штатному фотографу, лучшие снимки подарят бесплатно. Но не тут-то было. Пришлось выложить 30 долларов за три не самых лучших снимка, поскольку наиболее удачные к тому времени разобрали.
Сейчас я с трудом представляю, как это мы вместе с моей Людмилой из более чем 600 присутствующих туристов разных стран оказались в центре событий? Видимо, этот факт неслучаен и говорит о нашей небывалой активности в то время. Не уверен, что сейчас мы пошли бы на такое. А тогда все происходящее казалось нам естественным. Мы просто отдыхали без комплексов, вырвавшись в первый раз всей семьей в дальнее зарубежье.
Пешком по сугробам через границу с НАТО
В конце 80-х – начале 90-х годов стал понемногу приоткрываться «железный занавес», и начались рабочие контакты между нашими и зарубежными специалистами. Тут мне стало очень не хватать английского языка, поскольку и в школе, и в университете я учил немецкий. И кандидатский минимум тоже сдавал на немецком. Пришлось срочно начать изучать его самостоятельно с помощью пособий и пластинок с записями диалогов.
Чаще других в Мурманск стал наведываться заместитель директора норвежского института IKU, входящего в известную группу SINTEF, Карл Оскар Сандвик. Вскоре при участии нашей НИИМоргеофизики и IKU была организована первая научная конференция по геологии Баренцева моря и прилегающих областей.
Потом в порядке обмена к нам на стажировку прибыла сотрудница IKU аспирантка Марита Гардинг, и шефство над ней по поручению дирекции взяла наша лаборатория. Евгений Федорович, наш директор, сказал: «Обеспечь, чтобы все было нормально, и тогда ты поедешь на стажировку к ним по обмену. Только имей в виду, что денег на командирование переводчиков у нас нет, поэтому на то, чтобы выучить английский язык, у тебя осталось не больше трех-четырех месяцев». Хоть я и начал уже учить его, за три месяца удалось лишь бегло ознакомиться с курсом средней школы. Словарный запас я пополнял довольно быстро с помощью специальных карточек, на одной стороне которой было английское слово, на другой – русский перевод. В любую свободную минуту я «тасовал» эти карточки в ту или другую сторону, где бы ни находился. Все же был серьезный стимул: съездить в Норвегию. В то время еще не наступила пора массовых поездок наших граждан за рубеж. Краткосрочные месячные курсы и общение на конференциях с зарубежными коллегами и с Маритой, ни слова не знающей по-русски, сделали свое дело, и я спустя полгода с момента начала изучения английского языка мог более или менее сносно объясняться и понимать собеседника.
Интересны для того времени некоторые моменты, связанные с пребыванием Мариты в Мурманске. Все же это была первая иностранная гостья, приехавшая к нам общаться на уровне обыкновенных людей, а не официальных делегаций. Среди прочих мероприятий надо было пригласить ее в гости к себе в квартиру на «товарищеский ужин». Моя супруга Людмила превзошла сама себя и приготовила все, что только было возможно при наличии ограниченного продуктового рациона в то время всеобщего дефицита. Для начала надо было провести Мариту в наш обычный подъезд девятиэтажного дома, где, как водится, все стены были исписаны и изрисованы каракулями и непристойностями, а половина лампочек не горела. Несмотря на то, что жена моя, не дожидаясь уборщиц, как могла, вычистила подъезд к приходу Мариты, сделать что-либо кардинальное было невозможно: требовался серьезный ремонт. Пытаясь объяснить причину столь удручающего вида подъезда, который иностранцев должен был приводить в ужас, я не нашел ничего лучшего, как сказать Марите, что в нашем моряцком городе, когда отцы большую часть времени в море, матери не успевают уследить за своими сорванцами и должным образом их воспитывать. Это, конечно, отчасти верно. Однако в пролетарских районах Москвы, где отцы в море не ходят, состояние подъездов тогда было еще хуже. Но Марита оказалась очень воспитанной и, чтобы я не чувствовал неловкость за наших соотечественников, сказала, что и у них в Норвегии такое бывает. (Вот уж неправда! Там, как и во многих европейских городах, даже тротуары с мылом моют).
И вот мы, наконец, миновав подъезд и поднявшись на исцарапанном надписями лифте на седьмой этаж, вошли в дверь нашей квартиры, где, слава богу и моей жене, внутри было все в порядке. Люся уже все накрыла и ждала гостей. Чтобы мне было полегче с моим пока еще «корявым» английским, я позвал приятелей и знакомых, учивших язык в институте, а также их детей, посещавших младшие классы гимназии № 1, где язык углубленно изучали с первого класса. Но все оказалось тщетным. Взрослые язык безнадежно забыли, а дети сильно «комплексовали» и смущались, да и запас знаний был пока мал. В общем, процесс моего интенсивного погружения в языковую среду продолжался с удвоенной скоростью.
На столе у нас были традиционные советские праздничные блюда, начиная от салата «оливье» и куриного холодца и заканчивая необычными закусками, рецепты которых Люся вычитала к этому случаю из многочисленных кулинарных книг. И, конечно, как особая гордость, были приготовленные на зиму по собственным рецептам маринованные помидоры, огурцы, грибы и различные овощные салаты, консервированные и осенью закатанные в банки. Марита, видя такое разнообразие солений, спросила: «А что, обилие кислой пищи характерно для русской кухни?». Я перевел этот вопрос жене. Она подумала и ответила, что для зимнего периода точно характерно. Не будешь ведь объяснять, что, если не сделать заготовок осенью, то особо и полакомиться зимой будет нечем, кроме купленных в магазине стеклянных банок со страшными зелеными, кислыми маринованными помидорами да кабачковой икрой. Еще кильки в томате за 33 копейки тоже было в избытке. А вареную колбасу – извольте только по талонам по 400 г в месяц на человека, да масло по 200 г. Про копчености даже не вспоминайте. Разве что изредка, по случаю, в праздничном наборе с большой нагрузкой из плохо продаваемых недефицитных товаров. В общем, ничего этого объяснить иностранцам, привыкшим к свежим овощам и фруктам круглый год, было невозможно, да и не к чему, поэтому простой ответ: «Да, это характерно для русской кухни», – ставил все на свои места.
И вот наступило, наконец, время моего ответного визита в Норвегию. Чтобы оформить паспорт и визу, надо было тогда лететь в Москву. Все это делалось лишь в одном месте, куда съезжались люди со всей страны. Народу было ужасно много. Но в конце концов паспорт был получен, причем не как сейчас – на пять лет, а всего на одну поездку, после чего его следовало сдать в органы. Дальше начались проблемы с вылетом обратно из Москвы в Мурманск. Из-за сплошных метелей просидел в Шереметьево больше суток, а назначенное «время перехода границы в условленном месте» на Кольском полуострове неумолимо приближалось. В конце концов получилось так, что я вернулся в Мурманск, переночевал дома одну ночь и на следующий день выехал на местном поезде в Никель, в сторону границы.
Несмотря на не слишком большое расстояние, поезд идет очень медленно, преодолевая этот путь за много часов. Он даже считается пассажирским, а не пригородным, хотя за пределы Мурманской области не выезжает. Провел в местной «однозвездочной» гостинице в Никеле ночь, и на следующее утро за мной заехала заказанная нашим начальником «иностранного» отдела Владимиром Удальцовым машина. Ехали примерно час по заснеженной дороге в сумерках еще не закончившейся полярной ночи. Наконец добрались до маленькой постройки, занесенной с одной стороны сугробами, которые еще не успели расчистить. Автомобиль тут же убыл, а я с трудом разыскал дверь в свете раскачивающегося со скрипом под порывами январской вьюги фонаря. Похоже, в этот день пересекать стратегическую границу между Советским Союзом и страной, входившей в североатлантический блок НАТО, я собирался в одиночку. До эпохи массового международного туризма российских граждан еще оставалось несколько лет. Почему-то в этот момент вспомнился Ростислав Плятт в роли пастора Шлага из «Семнадцати мгновений весны», собиравшийся в заснеженных Альпах перейти границу. Но над ним тогда было светлое небо и лыжи на ногах, а вокруг меня – кромешная темнота, завывающая вьюга и ботиночки на «рыбьем меху». Было как-то страшновато одному. Оглянувшись назад в темноту, я надеялся получить оттуда могучую поддержку Родины, Но резкое дуновение холодного ветра в спину и пониже ее только подтолкнуло меня к двери. Родина, видимо, сердилась.
Я постучал, открыл дверь и вошел.
– Здравствуйте, – произнес я.
– Здравствуйте, здравствуйте, – ответил капитан в форме пограничника. – Что, за кордон собрались?
– Ну, в общем, да, по делам.
– Да знаем, уже поджидаем Вас, да и норвежцы недавно интересовались, когда Вы будете, чтобы заказать Вам машину в аэропорт Киркенеса.
«Во как! – подумал я. – Значит, бояться нечего, меня там ждут». Сразу стало полегче на душе. Все же ехать одному, а не в составе группы в неизвестность, да еще плохо владея языком, согласитесь, в первый раз волнительно.
Здесь, в одной маленькой комнатушке, было два человека: таможенник и пограничник. Да, штаты этих служб с тех пор явно выросли, После того, как все формальности с пересечением таможни и границы были позади, за мной зашел застегнутый в форменный полушубок и обутый в теплые унты офицер с раскрасневшимся от ветра и мороза лицом и сказал: «Следуйте за мной». Мы вновь вышли в темноту, но уже с другой стороны домика и пошли вперед по слабо протоптанной тропинке, уже заносимой метелью. Миновали проход в колючей проволоке и вышли, как я понимаю, на нейтральную полосу. Метель только усиливалась. Пройдя еще несколько десятков метров, мы встретились с норвежским пограничником. Они обменялись какими-то фразами, после чего уже норвежец сказал мне по-английски: «Пожалуйста, следуйте за мной». А наш капитан развернулся кругом и пошел назад, в темноту. Все! Родина окончательно осталась за спиной. Мы шли уже по земле викингов.
Приблизились к аккуратному домику, напоминающему современный коттедж. Вокруг все было освещено и расчищено, несмотря на продолжающуюся, но уже начавшую быстро стихать метель. Вошел в уютную просторную комнату с креслами и сел за журнальный столик, начав с любопытством разглядывать красочные журналы на норвежском языке. Такое качество полиграфии в СССР тогда начисто отсутствовало. Быстро заполнил все необходимые при въезде бумаги, после чего мне сказали, что такси за мной придет через несколько минут. Пунктом моего назначения был город Тронхейм, и только там я надеялся на встречу знакомых мне норвежцев из IKU. Но до него еще надо было лететь с пересадкой в Тромсе. При этом у меня не было ни билетов, ни денег. Никаких пунктов обмена валюты тогда еще не было и в помине. Я понимал, что моя встреча здесь будет как-то организована, но не представлял, как именно. Оказалось, сервис в этой стране работал надежно и безотказно. Просто IKU поручила эту услугу местной фирме. Через 10 минут приехал симпатичный таксист, да на такой машине, которую мы могли видеть только на картинках в заграничных журналах. У нас же тогда на дорогах были преимущественно потрепанные «Жигули», «Москвичи» и «Волги». Да еще мурманские морячки привозили на судах всякую иностранную рухлядь, отъездившую по 15–20 лет и приобретаемую тогда ими за 200–300 долларов. При этом она, правда, продолжала ездить не хуже отечественных новеньких машин.
Погода тем временем совсем наладилась. Метель закончилась, и из-за горизонта даже выглядывало низкое полуденное солнышко, может, даже впервые появившееся после полярной ночи. Почти исчезло и мое волнение перед неизвестной дальней дорогой, и улучшалось настроение. Это сейчас мы уже свободно в одиночку можем летать между странами и континентами, а тогда это было впервые, поэтому Вы, надеюсь, меня понимаете.
Таксист вежливо поздоровался, уложил мои вещи в багажник, пригласил в салон и передал мне конверт. Каково же было мое удивление, когда я увидел там 1000 норвежских крон (примерно 150 долларов) и записку: «Это Вам на мелкие расходы в дороге по пути в Тронхейм». По нашим меркам тогда это была половина стоимости подержанной иномарки. Сколько же они мне дадут суточных на две недели пребывания? Как потом выяснилось, это был аванс суммы суточных, которые они строго рассчитывали по своим нормам: 420 крон в сутки (65 долларов). Сейчас это обычная сумма, которую получает любой командировочный, выезжающий за границу, а тогда она казалась фантастической. После двух недель пребывания в командировке я мог на эти деньги в Мурманске купить серьезный капитальный гараж или подержанный иностранный автомобиль в хорошем состоянии.
Киркенес – это небольшой норвежский городок на севере страны с населением примерно 3000 человек, расположенный менее чем в часе езды от границы с Россией. Таксист доставил меня до аэропорта Киркенеса, вышел вместе со мной, подошел к служащей, помог зарегистрировать билет, после чего передал его мне, пожелал счастливого пути и уехал. Вроде бы он сделал совсем простые и обыденные вещи, но советский человек тогда был не готов к такому уровню сервиса, и потому я был просто в восторге. Мое беспокойство исчезло окончательно, а настроение поднялось до заоблачных высот. Погода, словно следуя моему настроению, наладилась окончательно: был легкий приятный морозец при полностью ясном небе. «Надо же, – подумал я, – как у Пушкина в «Сказке о золотой рыбке». Там образ моря является как бы одушевленным и включен в действие. Когда старик приходит просить исполнения первых желаний, «неспокойно синее море», на следующий раз «помутилося синее море» и в конце – «на море сильная буря».
Между тем аэропорт был совершенно пуст. В кассовом зале находился один дежурный кассир, да в соседнем зале ожидания скучали два человека – сотрудники кафе: бармен и официант, с интересом поглядывая на меня в ожидании какого-нибудь заказа. Мой рейс в промежуточный пункт пересадки Тромсё был еще через два с половиной часа. До этого, судя по расписанию, был еще какой-то местный самолет через час. Примерно минут за двадцать до этого времени вдруг почти одна за одной подъехали десятка полтора такси, вышли люди, выстроились в маленькую очередь, прошли через рамку спецконтроля, сели в маленький самолет и улетели. И снова никого. Было похоже, что здесь на самолетах летают, как у нас ездят на пригородных автобусах: подошли по расписанию к остановке на опушке леса, дождались автобуса, сели и уехали. Собственно, почти так все и было. Оказывается, у многих здесь нечто вроде месячных проездных на самолеты.
Погода снова начала портиться, пошла поземка, а потом повалил снег. Я подумал, что, если судить по погоде, опять намечаются какие-то проблемы. Оказалось, что предчувствие меня не обмануло.
Наконец осталось полчаса и до моего вылета. Диктор пролопотал что-то по-норвежски и – ни слова по-английски. Я ничего не понял, но встал в очередь на посадку вместе со всеми. Дежурный по отправлению не глядя собрал у всех посадочные талоны, открыл нажатием кнопки отдвижную стеклянную дверь на поле, мы вышли и направились к стоящему неподалеку маленькому самолету. Уже поднявшись по трапу, я на всякий случай спросил у одного из пассажиров по-английски: «Этот самолет летит в Тромсё?» – «Нет, что Вы, это самолет на Вадсё, – ответил тот, – в Тромсё, вероятно, вот тот». И указал рукой на самолет побольше, одиноко стоявший немного поодаль, метрах в двухстах. Я тут же вернулся по трапу вниз и оказался один в темноте на летном поле под порывами ветра снова начавшейся метели. Короткий январский день продолжительностью не более двух часов быстро закончился. Добрался назад, до стеклянной двери, через которую мы вышли на поле, но дверь была закрыта. Я пытался в нее стучать, кричать, но никто меня не видел и не слышал. «Да, – думаю, – хорошо, не улетел в Вадсе – маленький рыбацкий поселок на берегу Баренцева моря. Вот были бы дела». Но и тут как-то надо было пробраться назад, в здание аэропорта, и не опоздать на свой самолет. Я видел сквозь прозрачную дверь, что народ уже выстроился в очередь к другому выходу. Наконец мои взмахи руками и знаки были замечены кем-то из пассажиров, обративших внимание служащего аэропорта на жесты и ужимки замерзающего человека за стеклом. Тот открыл дверь и из моих сбивчивых объяснений понял, что мне не в Вадсё, а в Тромсё. Отыскал в пачке посадочных талонов на Вадсё мой, отдал в руки и указал на другой выход, куда уже все пассажиры рейса на Тромсё прошли. Я был последним, но на борт успел. Первая заминка благополучно разрешилась. Метель опять разыгралась не на шутку, но норвежские летуны, видно, привыкли к таким условиям. Маленькие «фоккеры» на 50 пассажиров, управляемые полярными летчиками, летали и в такую пургу. Другую погоду здесь среди зимы можно было ждать неделями.
Тем временем мы взлетели. «Болтанка» в полете была ужасная. Временами при резких толчках собственное сидячее место отрывалось от кресла. Поэтому табло «пристегните ремни» не выключалось в течение всего полета, да и командир все время напоминал об этом. В своих многочисленных полетах ни до, ни после этого я таких ощущений не испытывал. Многие пассажиры сидели, вцепившись в кресло от страха. Когда заходили с моря на посадку в Тромсё, видимость была нулевой, а качка при резких порывах ветра и уже небольшой посадочной скорости – максимальной. Скорее всего, эти небольшие самолеты были оборудованы современными приборами. Визуально при ручном управлении посадка в таких условиях была, скорее всего, невозможна.
В аэропорту пересадки Тромсё у меня снова было небольшое замешательство: ничего не объявляли по-английски, и я шарил глазами по мониторам, отыскивая свой выход на посадку по номеру рейса. С большим трудом и помощью персонала мне это удалось, благо, что аэропорт был сравнительно небольшим. Из-за сильной пурги вылет все же задержали. Поскольку снег быстро покрывал фюзеляж самолета, увеличивая его взлетный вес, корпус непосредственно перед взлетом обрабатывали мощной струей антиобледенителя под большим давлением.
Наконец, я прибыл в Тронхейм с опозданием часа на полтора. Здесь погода была спокойнее. Слава богу, меня встретил представитель IKU, державший в руках табличку с моей фамилией, и довез до небольшой и уютной гостиницы «Августин» в центре города.
Мой визит продолжался две недели. Тронхейм мне вполне понравился: очень оригинальный и самобытный. Это третий по количеству населения город Норвегии, насчитывающий около 150 тысяч жителей. Но раскинулся он на довольно большой территории, поскольку абсолютное большинство его граждан живут в собственных красивых и нарядных домах на окраинах, в то время как в центре расположены офисы, магазины, парки и скверы для отдыха и прогулок. В больших домах в квартирах живут по большей части приехавшие на временную работу иностранцы, либо местная молодежь или студенты. При этом, конечно, там все чисто, чинно и благородно – не в пример нашим «многоэтажкам». Я побывал в таких домах в гостях у той самой Мариты, что была у нас в Мурманске, и у Виктора Мележика, о котором шла речь в истории под названием «Хибинские рапсодии».
Поначалу, в первый выходной день, город мне показывал вежливый и обходительный Карл Оскар Сандвик. С ним мы прошлись по центру и вышли на пристань, где стояли небольшие и аккуратные суденышки норвежских рыбаков, торговавших свежим уловом. Удивило то, что самой дешевой рыбой на маленьком базарчике была красная семга, а самой дорогой – только что пойманная свежая треска. У нас в то время все было с точностью до наоборот.
Вечером меня Карл Оскар пригласил в ресторан и предложил отведать специальное мясное блюдо, которое частично надо было готовить самому. Процедура заключалась в следующем. Официант приносил на тарелке каждому тонко нарезанное сырое мясо со специями, а рядом со столом на подставке ставил сильно разогретый камень – серпентинит, способный долго держать тепло. Надо было класть эти кусочки мяса на камень и поджаривать их до той степени готовности, которая тебя устраивала: от полностью «засушенного» до полусырого «с кровью». Поначалу, пока камень был горячий, один кусочек можно было приготовить за минуту. Через полчаса это занимало до пяти минут. Сдабривая готовое мясо имеющимися тут же приправами и соусами, можно было получать различные вкусовые оттенки. Получалось необычно и действительно очень вкусно.
Совершенно неожиданно в этом же ресторане, за другим столиком, я встретил знакомого еще по работе в Апатитах Александра Александровича Предовского, беседующего с норвежскими коллегами. А Карл Оскар хорошо знал коллег, с которыми тот общался. Надо же как бывает! Побывал я и в доме Карла Оскара – довольно большом загородном особняке с шикарным внутренним убранством и красивым интерьером.
В один из вечеров меня пригласил к себе в гости молодой сотрудник IKU Хельга Лёзетт, с которым мы познакомились в обеденный перерыв в столовой. Посмотреть на житье-бытье молодой норвежской семьи было особенно интересно. Ведь такое общение позволяет узнать о людях и стране неизмеримо больше, чем из окна туристического автобуса, пусть даже и в сопровождении самого талантливого гида. Хельга вечером подъехал ко мне в гостиницу на подержанном, но очень приличном автомобиле. В Норвегии «неприличных» автомобилей на улицах просто не было даже тогда – 17 лет назад. Дом у него был значительно скромнее, чем у Карла Оскара, но все равно очень аккуратным и удобным. На нижнем этаже была «прихожая», кухня и столовая и открытый гараж (без передней и задней стены) для двух автомобилей в виде арки, перекрытой вторым этажом. На втором этаже было две спальни, маленькая сауна и просторная ванная, гладильная и постирочная со стиральной машиной-автоматом. На третьем мансардном этаже находилась детская игровая комната, спальня для гостей и небольшая мастерская с подручными домашними инструментами. Молодая семья состояла из четырех человек: самого Хельги, его супруги Анны и двух детей трех и пяти лет. Конечно, этот дом молодая семья не могла купить сразу и практически никто в Норвегии, да и во всем цивилизованном мире не может оплатить такие покупки одномоментно. Все покупают недвижимость в кредит и расплачиваются потом за нее 20–30 лет. Это стимулирует добросовестно трудиться всю жизнь, чтобы регулярно отдавать долг, и позволяет сразу молодой семье жить и растить детей в нормальных условиях и не мыкаться по углам и общежитиям. Но в то же время стесненность этими кредитными обязательствами заставляет большинство граждан быть достаточно экономными в повседневной жизни. Особенно заметна экономия на еде. Пока Анна готовила ужин, мы беседовали с Хельгой с бокалом пива в руках, закусывая солеными орешками. На ужин были разогретая готовая пицца и порезанный салат из свежих овощей с зеленью. (Вспомните, что Мариту в Мурманске мы кормили соленьями. Это сейчас, спустя 17 лет, у нас тоже зимой можно купить что-то свежее). А когда пришла пора пить чай и достали нарядную коробку конфет, я с удивлением услышал нечто хоть отдаленно похожее на нашу действительность. Оказалось, что дядя Анны работает на кондитерской фабрике и потому работникам разрешают приобретать собственную продукцию без торговой наценки. (У нас многие предприятия в 90-е годы вообще всю зарплату выдавали своей продукцией). Видать, Хельга не часто баловал себя лакомствами, потому что за разговором он как-то незаметно стал класть в рот одну конфету за другой, и я перехватил осуждающий взгляд его жены, который он сам заметил лишь с опозданием. Дети были на редкость воспитанными: взяли по одной конфетке и на этом остановились. Вообще их было почти не слышно: они были заняты собой и игрушками. Днем они находились в частном детском садике, поскольку в отличие от американцев, где женщины в семье часто не работают и занимаются детьми, у норвежцев, как правило, работают оба родителя. Мне передали мягкие игрушки и бейсболки для моих детей – Антон и Аня потом были им несказанно рады. Те самые желтые бейсболки с большими козырьками от солнца, по-моему, мы до сих пор иногда надеваем летом. Вообще, норвежцы очень приветливы и доброжелательны.
Марита эти две недели фактически была моим гидом и переводчиком в IKU в том смысле, что я хорошо понимал ее классический английский, очень похожий на тот, который я слышал на учебных пластинках. Русский она не знала абсолютно. Когда мне были непонятны какие-то слова, я ее переспрашивал, и она пыталась подобрать синонимы или делать пояснения. А когда один шотландец в лаборатории, где испытывали образцы керна при высоких давлениях и температурах, пытался рассказать о сути исследований, я вообще не мог понять его шотландского диалекта. И только после «перевода» Мариты на «правильный» английский удавалось хоть что-то прояснить. Лаборатории института были, конечно, оборудованы по последнему слову техники. Нам такого и не снилось даже в лучшие годы. И профиль исследований в институте был значительно более широким, чем в нашей НИИМоргеофизике. По предварительно согласованному графику меня познакомили со всеми основными подразделениями.
Еще один штрих, характеризующий то, что довольно благополучные норвежцы экономят на еде, проявился во время обедов в институтской столовой. Многие старались пойти обедать вместе со мной, поскольку человек, сопровождающий гостя, питался, как и сам гость, бесплатно. При этом он брал специальный талон и отдавал его кассиру в конце линии раздачи. Я отметил, что большинство из них заставляли весь поднос всевозможными блюдами. А когда на следующий день я обедал с кем-то другим, то, обращая внимание на того человека, с кем обедал в предыдущий день, замечал, что на его подносе еды в два-три раза меньше, чем когда он был со мной. Однако ничего удивительного в этом нет. Вспомните себя на отдыхе, когда вы питаетесь по системе «шведский стол». Вы при этом наверняка съедаете в два раза больше, чем ели бы дома.
Две недели пролетели незаметно. Но как бы хорошо и уютно не было в благополучной Норвегии, под конец потянуло домой.
В целом моя первая деловая зарубежная поездка была очень полезной как в профессиональном плане, так и с точки зрения значительного прогресса в понимании английского языка. Когда за две недели почти не слышишь ни слова по-русски, поневоле начнешь понимать других и сам будешь пытаться что-то сказать. Думаю, что с тех пор качество моего английского языка так и не улучшилось. Времени на его совершенствование нет абсолютно, а поскольку для повседневного и научного общения, вроде бы, с натяжкой хватает достигнутого тогда уровня, то заставить себя учить его специально практически невозможно. Всегда находится оправдание для самого себя, что есть, якобы, более важные дела.
Скандинавские миниатюры
Поскольку 15 лет мы прожили на Кольском полуострове, то к нашим ближайшим соседям-скандинавам наведывались неоднократно. О своем первом визите к ним я уже поведал в предыдущей истории. Приоткрывающийся «железный занавес» очень скоро дал возможность нашим согражданам посмотреть на житье-бытье ближайших соседей. К тому же поездки на автобусах в приграничную Финляндию были по карману большинству мурманчан, получавших надбавки за работу в условиях Крайнего Севера. А упрощенный визовый режим, открытый финнами для жителей Мурманской области и Карелии, быстро увеличил поток наших туристов к своим соседям. Однажды в ноябре 1992 года, в период осенних школьных каникул, собрались туда и мы всей семьей на трехдневную автобусную экскурсию в соседнюю финскую Лапландию. Попросту взяли путевку в одном из частных туристических бюро, которые стали плодиться, как грибы после дождя.
Как только пересекли границу, сразу же попали в другой мир. Ну почему даже грунтовая финская дорога лучше любой нашей асфальтовой? А лес с какой стати здесь такой чистый, стройный и ухоженный? Они что, даже в лесу дворников держат? Приграничная маленькая финская деревня Ивало с витринами сельского супермаркета, ломящегося от изобилия, и неоновыми цветными витринами поражала наше советское воображение. Зачем это? Здесь же живут всего несколько сотен человек? В соседней Карелии а аналогичной деревне стоят несколько развалюх с подгнившими бревнами, а весь ассортимент «Сельпо» состоит из водки, кильки, хлеба, завозимого два раза в неделю, да каких-то конфет-подушечек. Да… Никогда мы не научимся так жить, как эти отсталые «чухонцы», которых так называли в царской России. А были они тогда одними из беднейших. Недаром Ленин, давший Финляндии независимость, до сих лор у финнов чуть ли не национальный герой. Если бы Владимир Ильич не пошел навстречу финским социал-демократам в 1918 году, убедившим его, что Финляндия не готова к революции, «бомжевали» бы сейчас у них пьяные мужики по автовокзалам, а у бедных женщин не было бы иного заработка, как продавать пассажирам проходящих поездов собранную клюкву да вареных раков. Это точная картинка нынешней глубинки Карелии, которая в момент отделения ничем не отличалась от Финляндии, разве что в лучшую сторону – за счет построенной в 1916 году железной дороги до нынешнего Мурманска, проходящей по ее территории. Да что там рассуждать, ведь история не терпит сослагательного наклонения: «если бы да кабы…».
В паре часов езды от Ивало – чудный поселок Саариселька – настоящий зимний курорт. И тут, среди заснеженных сосен, находится самый настоящий рай в виде крытой тропической купальни. Нам дали всего-то два с небольшим часа, чтобы, переодевшись в купальные костюмы, наплаваться в бассейне с причудливыми гротами и закоулками, интересными подсветками, водными горками, «джакузи» и саунами. А когда вдруг раздавалась предупреждающая сирена, через полминуты включали настоящую волну, накатывающую на мелководье с плескавшимися ребятишками не хуже морской. И это чудо находилось в маленьком поселке за полярным кругом, с населением пару тысяч человек, в начале 90-х годов, когда даже в нашей столице ничего похожего не было даже в проекте, а простому русскому человеку даже и во сне присниться такого не могло.
После такого насыщенного событиями и впечатлениями дня к вечеру прибыли в столицу Лапландии – город Рованиеми с населением не более 70 тысяч человек. Запомнился великолепный музей Арктики, расположенный в современном здании в модернистском стиле, со стеклянной крышей. Но главные достопримечательности располагались в предместьях города. Прежде всего это деревня Санта Клауса. Как нам рассказали, письма детей всего мира, написанные просто Санта Клаусу без адреса, приходят именно сюда, в Рованиеми, в эту деревню. И действительно, десятки женщин сидели здесь, разбирая эти письма и готовя ответы от имени лапландского Деда Мороза. Средства на все эти мероприятия поступали от таких любопытных экскурсантов, как мы, и от различных международных благотворительных фондов. Венцом этой экскурсии была личная встреча с самим Санта Клаусом, внешне отличавшимся от нашего Деда Мороза разве что тоненькими очками. Он пообщался и с Аней, и с Антоном, и даже со мной. Мы сфотографировались с ним всей семьей и через пять минут получили почтовую открытку и большой круглый значок, где все мы были вместе с ним.
В получасе езды от города находится совершенно необычный по нашим понятиям зоопарк. Звери гуляют в огромных природных вольерах, где оставлен настоящий лес, а люди в зоопарке перемещаются по дорожкам, покрытым защитными клетками. Т. е. в клетках зрители, а звери на свободе.
Недалеко от зоопарка расположена известная на весь мир шоколадная фабрика «Фазер». Здесь можно сквозь прозрачные стеклянные стены наблюдать весь технологический процесс изготовления шоколада. Умеют же они, черт возьми, из обычного производства устроить зрелище и зарабатывать на этом деньги!
На обратном пути мы не удержались и уговорили водителя автобуса заехать опять в сказочную Саарисельку, чтобы еще поплавать в крытом аквапарке и покачаться на искусственных волнах. Водитель долго ворчал (он торопился в Мурманск на день рождения сына), но выполнил нашу просьбу. Мы снова поплескались с удовольствием в теплых и ласковых искусственных волнах, но эта задержка вышла нам «боком». Вспоминая фразу из Булгакова, можно было бы сказать: «Аннушка уже разлила масло». В этот раз нас ожидало несколько другое, но все же весьма нежелательное событие. Пока мы наслаждались купанием, как казалось, в другом чудном мире грез, в нескольких десятках километров по ту сторону границы, в привычной российской реальности по обледенелой и никудышней грунтовой дороге (других здесь отродясь не было), в кромешной темноте, натужно ревя двигателем, шел груженый лесовоз. На одном из поворотов длинный прицеп с бревнами потерял сцепление с дорогой, и его понесло в жутком ледяном танце. Увлекая за собой весь тяжеловесный тягач, прицеп перевернулся, сотня тяжелых бревен рассыпалась по дороге и полностью ее перегородила. Слава богу, водитель отделался парой синяков и смог выбраться из перевернутого грузовика. Но сделать ничего с этой грудой бревен он уже не мог. Вскоре к этому месту подъехал и наш автобус. После того как он остановился, мы вышли, чтобы оценить обстановку, и я тут же упал на ровном месте – настолько скользкой была дорога. Между тем до Колы, откуда могла прийти помощь с техникой, оставалось еще не меньше 150 км, а поскольку случилось это вечером накануне годовщины революции 7 ноября с выходными днями, все дорожные службы распустили штат своих с трудников по домам отмечать праздник. Нам «светило» встретить этот красный день календаря в салоне автобуса, в ночном лесу, на морозе. Глядя на груду бревен и в связи с революционным праздником, при нашем советском менталитете тут же вспомнился Владимир Ильич Ленин на коммунистическом субботнике. Но даже если представить, что силами нескольких мужчин «в галстуках» удастся куда-то переместить к утру эти тяжеленные бревна, то перетащить хвост многотонного прицепа точно не получится. В памяти в критическую минуту вслед за образом великого вождя, который ничем не мог помочь, вдруг всплыл образ подполковника Гавриша, руководившего нашими сборами в саперном батальоне гвардейской Таманской дивизии. До сих пор он вспоминался лишь в связи с хулиганскими строевыми песнями (смотри историю «Мои университеты»). Но тут я увидел, словно наяву, его решительное лицо и услышал приказ:
– Лейтенант Ампилов, выполнить задачу силами отделения.
– Есть.
Мы, шестеро мужчин, стали выполнять задачу: подбирать бревна равного диаметра и перекрывать ими неглубокий кювет слева от дороги примерно так, как нас учил подполковник Гавриш. Часа через полтора настил был готов. Водитель нашей «Скании» включил первую передачу и самым малым ходом по скользким бревнам стал по краю дороги и перекрытому нами кювету объезжать препятствие. Все наши туристы вышли из автобуса и наблюдали за маневром со стороны. В один из моментов, когда ведущее заднее колесо при пробуксовке захватило бревно в колесную арку, погнув обшивку, казалось, что мы действительно теперь застрянем здесь на все три дня. Но после нескольких попыток и подкладывания еловых веток под ведущие колеса препятствие было преодолено, и наш немного пострадавший при этом автобус стоял на чистой обледеневшей дороге. Путь до Мурманска был открыт. Дальше по такой дороге можно было ехать лишь на малой скорости, и мы прибыли домой под утро.
Люся потом еще раз возила по этому маршруту своих учеников из компьютерного кружка, но уже без дорожных приключений. А я в следующий раз посетил эти места уже весной в мае 95-го вместе с моим коллегой по работе Эдуардом Шипиловым. Повод был самый что ни на есть житейский: мы поехали покупать новенькие российские «девятки» – автомобили «Лада-Самара» в Финляндию, в тот самый город Рованиеми. Парадокс, но они там получались дешевле, чем в Москве, даже после дополнительной предпродажной подготовки и «доводки» машины до европейских стандартов. Заказать машины в автосалоне города Рованиеми можно было прямо в Мурманске, куда регулярно приезжали предприимчивые финские парни для сбора заказов. Мы с Эдиком, сделав предварительно за месяц заказ, собрались за машинами. Ехали с опаской. Было очень неуютно ощущать в кармане немалые деньги в валюте и ехать при этом на каком-то коммерческом Икарусе» почти за 500 км по сплошной тайге без населенных пунктов по дороге. Сумма для середины 90-х очень немаленькая, и в воображении все время представлялись грабители то ли из леса, то ли среди ехавших в этом же автобусе незнакомых пассажиров. Да еще границу надо было пересекать и почти на виду у всех предъявлять таможеннику эту пачку вместе со справкой из банка о покупке валюты, а он тщательно пересчитывал все купюры. Когда оказались на финской стороне, стало как-то спокойнее.
На ночь в Рованиеми мы с Эдиком остановились в той же самой частной недорогой гостинице «Аакенус», где мы с супругой и детьми были двумя годами раньше. Мы предварительно забронировали ее, еще находясь в Мурманске.
Наутро прямо из гостиницы нас на автомобиле забрал менеджер автомобильного салона, который принимал у нас заказ в Мурманске месяцем раньше. Привез в салон, показал две новенькие девятки и после нашего одобрения начал оформлять покупку. Это заняло совсем не много времени, и уже через час мы были готовы к обратной дороге в Мурманск. При этом, правда, пришлось поторговаться с продавцом, чтобы он заполнил нам полный бак, что должно было входить в стоимость. После того, как он получил от нас презент в виде бутылки водки, это было сделано без проволочек. На российской стороне нас ждали традиционные проблемы с дефицитом бензина, поэтому на 500 км пути надо было подстраховаться, тем более, что от финской границы до поселка Верхнетуломский, где находилась первая наша российская заправка, было сотни полторы километров. К тому же на ней запросто могло и не быть бензина. Непосредственно перед границей, проехав полпути, мы залили еще литров по двадцать по жутким европейским ценам – на всякий случай.
С большой неуверенностью и опаской мы двинулись назад, держа дистанцию между собой не более 100 м. Пока двигались по Финляндии, было боязно за автомобиль: вдруг что-то выйдет из строя, все же сборка наша, хоть и экспортная. Что мы тогда будем делать? А когда пересекли границу и ехали по грунтовке по безлюдным лесам, где на сотни километров не было ни одного поселения, в памяти возникали сводки криминальных российских новостей начала и середины 90-х, когда бесследно пропадали владельцы автомобилей. Но все обошлось. Лишь километров за сорок до Мурманска я запаниковал. Стрелка бензобака показывала ноль, но автомобиль исправно двигался. Я был уверен, что на грунтовке камнем пробило бак и бензин вытек. Ничего не оставалось делать, как ехать дальше, до полной остановки. Так и добрались до конца. Потом оказалось, что внутри бензобака отвалился поплавок датчика бензина. Все же, как ни крути, это был российский автомобиль, хоть и экспортный. Правда, в последующие пять лет он служил мне исправно и не доставлял много хлопот, а когда начал капризничать по мелочам, я его продал уже в Москве.
Что запомнилось в той поездке, так это разница в животном мире по разные стороны от границы, которая просто поражала. Почему здесь, в Финляндии, по дорогам, не боясь людей и машин, свободно бродят сотни и тысячи оленей, а всего через несколько километров, за колючей проволокой на нашей стороне, не встретишь ни одного? Что, даже эти животины сторонятся русских? Неужели мы такие дикие, что нас боятся не только европейцы, но и их «зверюки»? Вы знаете, как ни печально это признать, видимо, да. Мы, по большому счету, дикари, хоть и «пыжимся» себя оправдать своеобразием русского пути и русского предназначения в качестве культурного «моста» между Европой и Азией. Попробуйте объяснить это оленям, которых с нашей стороны мы давно всех уничтожили в этих местах. А леса, в которых эти олени могли бы привольно гулять, мы нещадно вырубали и продавали десятилетиями тем же «отсталым» финнам, основной бизнес которых состоял в переработке этой древесины в качественную бумагу с последующей ее продажей втридорога нам самим. При этом они умудрились сохранить в неприкосновенности свои собственные леса, в то время как в нашей родной Карелии и на юге Кольского полуострова вырублен самый качественный лес и широкие незарастающие просеки, словно незаживающие раны, тянутся сквозь тайгу на многие сотни километров.
В этой связи вспоминается еще один случай, рассказанный Александром Макаренко – мужем Светланы – сводной сестры моей жены. Он давно служит офицером в одной из приграничных частей на Кольском севере. Как-то в воинской части они завели себе корову, чтобы хоть иногда иметь свежее молоко для солдат, которых в условиях Заполярья сильно не баловали разнообразием рациона. Однако позаботиться о ее кормежке было проблематично: отходы с солдатской кухни не слишком подходили для желудка жвачного травоядного, а накосить достаточно травы в короткое северное лето на склонах скалистых сопок солдатикам не удавалось. Подножный тундровый ягель хорошо подходит оленям, но никак не коровам. Отощавшее животное, на котором оставались кожа да кости, каким-то внутренним чутьем смекнуло, что на «той стороне» сдохнуть не дадут, и в очередной выпас направилось в поисках пропитания на запад по почти голым сопкам, поросшим лишь мелкими кустарниками да лишайниками. Каким-то немыслимым образом она преодолела заграждения и оказалась на стороне потенциального в то время противника из блока НАТО – у норвежцев. Несколько недель о ней не слышали, да и шума не поднимали, чтобы не досталось от начальства: ведь «служила» она в части нелегально. Однако через месяц, когда история стала забываться, норвежцы неожиданно предложили нашим пограничникам забрать свою собственность. Бог ты мой, буренку было не узнать! Она изрядно поправилась, похорошела, и перспектива «депортации» на родину ее явно огорчала. Понуро повесив голову, она, «пройдя пограничный контроль» и жалобно промычав на прощание своим благодетелям и помахав им хвостом, нехотя поплелась в родные пенаты. Сердобольные норвежские служаки на свое солдатское жалование купили ей в дорогу в складчину полторы тонны комбинированного прессованного корма, доставили на границу и проинструктировали наших насчет правильной кормежки.
Вот так-то, дорогие соотечественники. Вправе ли мы себя называть великим народом? Давайте подумаем на досуге.
Как я уже писал в первой части книги в истории «Мурманская закалка», в тяжелый для геологии период начала 90-х годов неожиданная поддержка пришла со стороны норвежского отделения крупнейшей транснациональной компании «Shell», специалисты которой заинтересовались нашей методикой группового анализа сейсмических атрибутов. Они поручили нам выполнить такие расчеты по сейсмическим материалам на поднятии Лоппа в норвежской части Баренцева моря. Благодаря этим заказам мы вполне сносно пережили трудные времена. Норвежцы узнали о нас благодаря моему докладу на одной из международных конференций. Первоначально делегация Norske Shell побывала у нас в Мурманске, чтобы более детально познакомиться с нашими возможностями. Руководителем группы норвежских специалистов был американец Бен Боулин. Он честно признавался, что жить в Норвегии ему намного комфортнее, чем в США, и потому он будет работать здесь с удовольствием до очередной ротации кадров, которая в крупных фирмах происходит примерно раз в пять лет. Хороших специалистов при этом не увольняют, а перемещают в другие филиалы компании, которые разбросаны по всему миру. Судя по всему, это неплохой прием, позволяющий человеку набирать профессиональный опыт и постоянно быть в форме. Другим ведущим специалистом в этой группе был голландец Франк Зайп.
Тогда мне приходилось почти каждый месяц летать из Мурманска на самый юг Норвегии в Ставангер, чтобы сдавать промежуточные результаты и получать новую порцию исходных данных. Они были вполне довольны нашими результатами. Но сейчас речь не об этом. Мне запомнился один из дней, когда, вылетев из Мурманска в понедельник, пришлось сменить в пути пять самолетов, пока я достиг Ставангера. Вместо кратчайшего пути вдоль побережья Норвегии, который был возможен лишь раз в неделю по четвергам, пришлось лететь весьма запутанным маршрутом. Перелеты всегда оплачивались норвежской стороной и не включались в стоимость договора. Билеты также заказывались ими. Мне надлежало лишь явиться с паспортом в международную авиакассу в Мурманске и забрать билет.
Рано утром я вылетел из Мурманска в Москву и через два часа благополучно приземлился в аэропорту «Шереметьево». До следующего рейса было несколько часов, и я быстренько заскочил в Москву сделать попутно несколько неотложных дел. Следующий полет до Хельсинки занял немногим более полутора часов, но промежуток времени между прибытием и следующим рейсом до Стокгольма был всего лишь 35 минут. Я лихорадочно обшаривал глазами всевозможные табло, разыскивая выход на посадку на свой следующий рейс. Наконец это мне удалось, и я среди последних пассажиров заскочил в самолет. В Стокгольме у меня тоже было лишь полчаса между рейсами, однако разыскать нужный выход было сложнее, поскольку аэропорт оказался очень большим. Сделать это пешком было невозможно. Между выходами с интервалом пять минут шли специальные автобусы. Сориентироваться следовало очень оперативно, чтобы правильно и вовремя оказаться в нужном месте в столь короткий промежуток времени. Действовал быстро, как на автопилоте, и в последний момент мне удалось быть в своем самолете, вылетающем по маршруту Стокгольм – Осло.
Аэропорт Осло я знал хорошо, тем более что до рейса в Ставангер оставалось больше часа. Здесь я, немного переведя дух после многочисленных и нервных пересадок, спокойно отыскал нужный выход и сел на свой рейс. Когда уже глубоким вечером в аэропорту Ставангера я увидел встречающего меня Франка Зайпа, я обнял его как родного – настолько перенервничал и устал, метаясь в одиночку в чужих аэропортах и странах. Причем, даже не хотелось думать о том, как осложнилась бы ситуация, если хотя бы на одном звене маршрута случился бы сбой по времени. Ведь почти на каждом отрезке рейс обслуживался разными авиакомпаниями, которые не отвечали за задержку предыдущего рейса. И все это произошло в течение одного дня. После этого самолетный гул еще долго стоял в ушах, а всю следующую ночь спалось очень беспокойно.
Ставангер является четвертым по количеству населения городом Норвегии после Осло, Бергена и Тронхейма. Это фактически столица норвежской нефтедобывающей отрасли. Здесь расположены головные офисы большинства нефтедобывающих компаний, а в порту можно встретить передвижные морские буровые платформы и суда вспомогательного флота. При этом бросается в глаза абсолютная чистота вокруг и отсутствие хоть сколько-нибудь заметных следов столь существенной промышленной деятельности. Требования экологии здесь настолько серьезны, что если их не соблюдать, любой самый прибыльный бизнес вмиг станет убыточным из-за огромных штрафов. Да и не в штрафах только дело. Здесь люди с самого детства живут в гармонии с природой и бережное отношение к ней сидит у них в генетической памяти нескольких поколений. Вот чему у них стоит поучиться. Да и не только этому. Столь социально сориентированного государства не найти во всем мире. Они давно превзошли модель так называемого «шведского социализма». Даже в самые лучшие советские времена нам не удавалось достичь столь явной социальной гармонии в обществе. Здесь попросту нет бедных и никогда не может быть при существующей системе сбора и перераспределения налогов. Пособия по безработице хватит для проживания в таких человеческих условиях, каковые для большинства наших граждан покажутся несбыточной мечтой. И многие из наших попросту бы не работали, имея такие условия. Но здесь быть безработным стыдно, и потому человек, потеряв работу, старается как можно быстрее найти новую, но именно в соответствии со своей квалификацией, а не первую попавшуюся, которую можно найти за несколько дней. На поиск новой, достойной для себя работы уходит обычно до нескольких месяцев. Именно эта ситуация с временно не работающими и создает естественный уровень безработицы в 4–5 % от трудоспособного населения, что можно считать вполне допустимым. Такой уровень был и у нас, даже в эпоху всеобщей занятости. Просто люди, находившиеся во временном интервале поиска новой работы, никак не учитывались.
Ставангер – город очень своеобразный и имеет свое собственное неповторимое лицо. Особенно интересен старый город, очень похожий на иллюстрации к сказкам Андерсена. Все дома, выкрашенные в интересные цветовые сочетания, кажутся просто игрушечными. Стоит совершить водную прогулку и в очень живописный Лиссе-фиорд в окрестностях Ставангера. Темно-синяя водная глубина в сочетании с обрывистыми крутыми скалами, вершины которых покрыты снегом на фоне голубого неба, создает неповторимое зрелище. В один из дней Франк Зайп повозил меня по горным окрестностям на своем автомобиле. Удалось полюбоваться этой красотой.
Обратный путь в тот раз проходил по более короткому маршруту: Ставангер – Осло – Копенгаген – Санкт-Петербург – Мурманск, но назвать его комфортным тоже было нельзя. В следующие визиты я просил своих норвежских коллег стараться организовывать мои перелеты в те дни недели, когда можно было спокойно добраться самолетами одной норвежской авиакомпании «Бразенс Сэйф» по самому прямому маршруту: Мурманск – Тромсё – Осло – Ставангер.
Одна из поездок в Финляндию была очень необычной. В июне 1999 года в Хельсинки проходил очередной крупнейший многотысячный европейский форум геофизиков – конференция и выставка EAGE. Мое участие в этом мероприятии оплачивалось, как и ранее, оргкомитетом. И в очередной раз пришлось оптимизировать транспортную проблему – как лучше и дешевле добраться из Москвы до Хельсинки в рамках ограниченного бюджета. Н.В. Шарое, мой бывший начальник из Апатит, посоветовал присоединиться к группе из центра «Геон» во главе с его директором Леонидом Николаевичем Солодиловым. Они собирались ехать в Хельсинки на «Газели». Я с ним лично знаком не был, но Леонид Николаевич после моего телефонного звонка запросто согласился меня взять.
В один из июньских дней мы выехали утром из Москвы в направлении Санкт-Петербурга. Компания подобралась тесная: Сам Леонид Николаевич с супругой Татьяной, Дмитрий Леонидович Федоров, занимавший ранее в правительстве Силаева пост министра природных ресурсов, вместе со своей супругой, еще два сотрудника центра «Геон» и водитель, Мне было поначалу как-то неловко в компании столь высокопоставленных лиц, и, чтобы немного сблизиться, я достал одну из припасенных для «полубезалкогольной» Финляндии бутылочек горячительного. Поскольку мы сидели на задних сиденьях, женщины в первом ряду не сразу заметили наш маленький междусобойчик. Тут же выяснилось, что мы с Солодиловым земляки. Он оказался курянином. Как водится, сначала мы выпили за это, потом за хорошую дорогу, потом за удачу. К первому привалу, где-то в середине пути между Москвой и Питером, женщины заметили, что мы уже начали отдыхать. Татьяна, супруга Солодилова, крайне неодобрительно посмотрела в мою сторону, заподозрив во мне зачинщика. Я же всего-навсего хотел растопить лед в отношениях с новыми знакомыми. Это вроде бы удалось, но я тут же почувствовал холодок с ее стороны в отношении меня, который исчез только через несколько лет, когда мы оба с Леонидом Николаевичем, будучи руководителями своих организаций, стали жертвами высокопоставленных чиновников, пытавшихся нашими руками продать здания в центре Москвы своим подконтрольным коммерческим структурам.
Поздно вечером прибыли в Санкт-Петербург, где были очень тепло приняты руководством завода «Геологоразведка». Завод выпускал ранее разные приборы и оборудование для различных видов геолого-геофизических исследований и испытывал серьезные трудности в конце 90-х, т. к. из-за отсутствия платежеспособных заказчиков производство фактически было остановлено.
Шикарный, ломящийся от изобилия стол с дефицитными яствами и разной вкуснятиной был лишь дополнением ко всеобщей дружеской атмосфере, царившей за этим столом. Насколько я понимаю, инициатором встречи стал сотрудник министерства Николай Васильевич Милетенко, пытавшийся свести вместе центр «Геон» как потенциального заказчика, оставшегося на плаву в тяжелые для геологии годы, и этот завод, еще способный тогда выпускать конкурирующую продукцию. После таких встреч казалось, что все еще может наладиться и вот-вот снова пойдут в поле отряды, которым нужны будут эти приборы. Но, увы, остановить разрушающую силу тех реформ было невозможно, а созидательные механизмы к тому времени еще не заработали.
После ночлега в ведомственной заводской гостинице на следующий день отправились дальше, через Выборг – в Хельсинки, и к вечеру прибыли в столицу Финляндии.
Город произвел в целом неплохое впечатление: все очень чисто, аккуратно, чинно и благородно. Но для столицы европейского государства он показался несколько простоватым. Все наиболее интересные памятники и исторические здания были построены еще в царской России на деньги русских купцов. Среди них наиболее фундаментальная архитектурная композиция – площадь Александра II с собором и памятником нашему самодержцу. Заслуживающих внимания или вызывающих восхищение современных объектов на глаза не попалось. Можно сказать, ничего особенного по сравнению с первым впечатлением от финской деревни в Лапландии. Но здесь были прекрасные парки и скверы, где прямо на газонах на солнышке расположилась местная молодежь, в непринужденной беседе обсуждавшая свои проблемы. Главное отличие от наших в том, что после того, как они покидали «насиженные» места, не оставалось ни одной бумажки или брошенной бутылки. Интересной оказалась морская прогулка на небольшом теплоходе среди многочисленных прибрежных островов: здесь же, на пристани, играют на дудках, гармошках, гитарах; торговцы в национальных костюмах продают всевозможные сувениры. После этой прогулки посидели с Игорем Керусовым в местном национальном ресторане. Как бывшие мурманчане и теперешние москвичи, вспоминали наших: кто да где, да чем занимается. Некоторые из тех, о ком говорили, оказались и на этой конференции.
В этот раз традиционная европейская конференция и выставка выглядели скромнее, чем обычно. Сказывались низкие мировые цены на нефть в тот период, что отразилось негативно на благополучии ведущих мировых геофизических компаний. Но делегация центра «Геон», с которой я приехал, прибыла расширенным составом и привезла образец новой телеметрической автономной сейсмостанции. Кроме того, у них было три докладчика по разной тематике. У меня был один совместный доклад с голландцем Робом Артсом по проблемам сейсмического мультиатрибутного анализа.
Совершенно неожиданно встретились здесь с другом по аспирантским годам Сосо Гудушаури, о котором уже шла речь в истории «Аспирантский интернационал», и еще с десятками близких знакомых. И вообще, эти конференции являются, прежде всего, прекрасным местом встречи со старыми друзьями и коллегами со всего мира. Да и с некоторыми коллегами-москвичами чаще видимся на таких профессиональных саммитах, нежели в Москве.
Обратный путь на той же самой «Газели» прошел незаметно и без происшествий, и в Санкт-Петербурге я покинул своих приятных и титулованных попутчиков.
В январе 2005 года в период тесного сотрудничества ВНИИГАЗа с норвежской компанией «Гидро» в рамках Штокмановского проекта мы отправились в Норвегию большой делегацией из десяти человек. Основной задачей двухнедельной поездки было наяву ознакомиться с передовыми достижениями норвежцев в области технологий морской нефтегазодобычи. Без особых натяжек следует признать, что здесь они являются первыми в мире. А соответствующие уникальные технологии по объему интеллектуального труда, вложенного в их осуществление, пожалуй, не уступают, а во многом и превосходят передовые космические технологии. К сожалению, в этой области мы безнадежно отстали и самостоятельно освоить какой-то серьезный объект на арктическом шельфе мы не сможем, несмотря на конъюнктурные заявления некоторых управленцев и политиков. Соответствующих кадров, технологий и технического опыта у нас нет. Потребуется десятилетие, чтобы все это научиться делать самим при условии, что уже сейчас мы от разговоров перейдем к делу.
Но инженерная мысль на бытовом уровне у нас по-прежнему работает хорошо. При вылете из международного аэропорта «Шереметьево-2» мы в этом убедились на собственном опыте. По традиции в зоне беспошлинной торговли мы прикупили французский коньячок, и само собой напрашивалось пригубить его на дорожку. Но вот незадача – стаканов взять было негде. Тут я вспомнил, что моя заботливая жена при любых условиях должна мне приготовить «тормозок» в дорогу. Заглянув в сумку, убедился, что вместе с парой бутербродов имеется маленькая пластиковая бутылка с домашним морсом. У кого-то из коллег оказался перочинный нож. С его помощью тут же удалось соорудить два вполне пригодных для мероприятия стаканчика: один из дна бутылки, а другой из верхушки. Второй, в перевернутом виде с закрученной пробкой, снизу очень напоминал настоящую рюмку. Порезав на десять частей каждый из двух бутербродов, получили очень достойный вариант закуски. Выпили за хорошее начало и за здоровье моей Людмилы, так удачно и непроизвольно организовавшей наше стартовое мероприятие. И действительно, дальше в поездке все складывалось очень неплохо.
Сначала нас ждал теплый прием наших коллег в столице Норвегии – Осло. Мы каждый вечер подводили итоги прошедшего дня на шикарном товарищеском ужине в одном из лучших ресторанов. В этой поездке я, пожалуй, попробовал наибольшее количество возможных морских деликатесов, причем не только атлантических, но и тихоокеанских с элементами, в том числе, и японской кухни. Столь обильный выбор морских блюд я встречал лишь во Вьетнаме да еще в Индонезии. С некоторых пор я предпочитаю морскую пищу даже наиболее искусно приготовленным мясным блюдам. Хорошее мясо в различных видах можно попробовать почти в любой точке земного шара, а вот достойную океанскую пищу – далеко не везде.
Наиболее официальные мероприятия вел вице-президент компании «Гидро» БентЛи Хансен. Но особенно близко я сошелся с руководителем норвежской рабочей группы – Пэром Кьярнесом. Человек далеко не заурядный, отличающийся высоким профессионализмом, он по достоинству оценил и наши достижения в области моделирования месторождений, особенно когда мы смогли организовать у себя во ВНИИГАЗе компьютерную информационную комнату, где иностранные партнеры могли знакомиться с моделями месторождений без права копирования. Но Пэр был не только ведущим профи в своем деле. Он вырастил трех прекрасных сыновей, которыми гордился. Кроме того, у него было необычное хобби, по поводу которого мы непрерывно шутили, – он увлекался разведением кроликов. Не раз впоследствии встречались мы с ним и в Норвегии, и в России, и каждый раз испытывали друг к другу искренние дружеские, теплые чувства.
В ту поездку мы посетили очень много интересных объектов в Норвегии, так или иначе связанных со строительством подводных добычных комплексов и морских платформ. Мы переезжали из города в город по подразделениям компании «Гидро» и их партнеров. Но одной из самых незабываемых поездок был перелет на специальном вахтовом вертолете из Бергена на знаменитую платформу в Норвежском море «Тролль – В». После специальной экипировки и инструктажа мы погрузились в комфортабельный 15-местный вертолет и после полуторачасового перелета «приземлились» (если можно назвать приземлением посадку на специальную вертолетную площадку гигантской морской нефтедобывающей платформы). Но ни одной капли нефти мы здесь не увидели. Вся нефть «качалась» из глубоких скважин, рабочая часть которых располагалась горизонтально в нефтенасыщенном пласте глубоко под дном моря. Устья скважин находились на расстоянии десятков километров от платформы и были соединены с ней с помощью специальных, относительно гибких, труб. Платформа представляла собой лишь сборный пункт нефти, которая после минимальной подготовки подавалась затем на берег по специальному подводному трубопроводу. Вся эта сложнейшая система работала автоматически на протяжении многих лет. Люди находились только на центральном пульте управления и следили за исправностью автоматики и показаниями приборов. Здесь же мы поучаствовали в прямом телевизионном сеансе связи с ближайшей небольшой буровой платформой, проводившей бурение дополнительных разведочных и эксплуатационных скважин, а также с головным офисом компании. На огромном экране в полстены отчетливо были видны изображения людей, находившихся на этой телевизионной планерке. Они так же хорошо видели нас, как и мы их. На этой гигантской платформе были не только оборудование, но и достойные жилые блоки, спортзал, ресторан, зимний сад. Между различными уровнями ходили комфортабельные лифты.
Вообще норвежцы оказались очень открытыми людьми, рассказывали и показывали нам все, о чем бы мы их ни спросили. Они, кроме того, с лихвой оплачивали наше обучение и техническое перевооружение. Конечно, делали они это не совсем бескорыстно, а в надежде, что мы допустим их в качестве партнеров к Штокмановскому проекту. Но мы в очередной раз их «кинули», показав свою российскую непредсказуемость и откровенную непорядочность. Руководство послушалось наших академиков-советников-дилетантов да высокопоставленных менеджеров от оборонной промышленности, стучащих себя кулаком в грудь, что мы, мол, сами с усами. О том, как мы «умеем» все это делать, мы уже показали, заложив в начале 90-х на Северодвинском заводе платформу для морского месторождения Приразломное. И всерьез поначалу собирались начать добычу в 1996 году. С тех пор денег истрачено аж на пять платформ по тогдашним ценам, а ее так и нет и, что характерно, не будет. А если бы тогда связались с иностранными профессионалами, то у нас уже выросло бы целое поколение своих морских нефтяников и сейчас мы могли бы всерьез подумывать о самостоятельном освоении некоторых арктических морских месторождений. Но, похоже, мы опять наступили на те же грабли. На условиях подряда без доли в продукции мы вряд ли получим быстрый и качественный результат даже с иностранными подрядчиками. «Головотяпству» нашего менеджмента на всех уровнях и во все времена, видимо, нет предела.
В ту поездку наши норвежские коллеги подготовили нам и серьезную культурную программу. Запомнилась прекрасная экскурсия на судно-музей «Фрам», ставший на вечную стоянку под большим стеклянным ангаром. Было удивительно, как на этом деревянном судне, пусть и обшитом металлическими листами по бортам, совершили несколько ледовых экспедиций в начале века знаменитый на весь мир полярный исследователь Фритьоф Нансен, а также прославленный Руаль Амундсен, первым достигший Южного полюса в 1911 году. Было очень волнующе заглянуть в их каюты, где находились личные вещи великих норвежцев. Казалось, дух этих полярников до сих пор витает в этих тесных судовых переходах. Здесь же, неподалеку, находился и музей плота «Кон-тики», на котором Тур Хейердал пересек южную часть Тихого океана, пройдя 8000 км от Перу до Полинезии, чтобы подтвердить свои этнографические гипотезы о происхождении полинезийцев.
Потом, как мы помним, он совершил переход через Атлантику на папирусной лодке «Ра», которую затем демонстративно сжег в знак протеста против разгорающейся войны на Ближнем Востоке. Три этих романтика-норвежца помогают понять дух этого народа, считающегося потомками древних викингов.
Ну и, конечно, посещение домика великого норвежского композитора Эдварда Г рига в Бергене не могло не оставить неизгладимого впечатления. Много узнали о его заочной дружбе с Чайковским. Послушали прекрасную музыку, исполняемую на его собственном рояле норвежским пианистом. Исполнение сопровождалось рассказами и интересными подробностями из жизни композитора.
Во время пребывания в Бергене нам помогал переводчик Саша, которого компания «Гидро» наняла для помощи нашей делегации. Саша, наш бывший соотечественник из Ленинграда, основал здесь, в Норвегии, небольшую консалтинговую фирму. В один из вечеров он сопровождал нас на ужине в ресторане. Мы начали потихоньку петь за своим столом песни советского периода. Потом попробовали с Эрнестом Вольгемутом исполнить на губах фрагмент первого концерта Грига для фортепиано с оркестром. Получилось, по крайней мере, узнаваемо. Но когда выяснилось, что у Саши в этот день был день рождения, мы попробовали исполнить для него «Город над тихою Невой» да еще «Что тебе снится, крейсер «Аврора», в час, когда утро встает над Невой». Саша растрогался чуть ли не до слез. «Мужики, за все годы жизни здесь я никогда еще так душевно не встречал свой день рождения», – были его слова.
Прощальный вечер с нашими норвежскими друзьями прошел в очень интересном деревянном особняке, где разместился ресторан в национальном стиле. Долго и много фотографировались на память. Нам вместе с памятными сувенирами вручили сертификаты о прослушанных неформальных курсах. Все эти курсы, как и все наше двухнедельное пребывание, они оплатили сами в качестве жеста доброй воли и своего вклада в наше будущее сотрудничество. Норвежцы преподали нам не только урок знаний, поделившись своим бесценным опытом, но и урок интеллигентности и порядочности, чего нам так не хватает в наших нынешних научных, производственных и просто человеческих отношениях.
Красоты Швейцарии
В 1997 году мне повезло. Мой доклад был принят в программу научной конференции EAGE, проходившей в Женеве, и, более того, европейский оргкомитет принял на себя все расходы по моему перелету и проживанию. Побывать в Швейцарии да еще на Женевском озере – кто об этом не мечтает?
Озеро оказалось, действительно, очень живописным. Окруженное белоснежными вершинами Альп, отражающимися в его чистых зеркальных водах, и окаймленное зелеными лугами и остроконечными елями по берегам, оно вытянуто на десятки километров вдоль альпийской гряды. В городской черте самой Женевы на озере прямо из воды бьет огромный фонтан на многие десятки метров, который виден издалека. Это своего рода символ города.
В этот раз для участников конференции организаторы подготовили совершенно необычный товарищеский ужин. Мы вышли на прогулку по озеру на нескольких достаточно вместительных теплоходах. Во время любования красотами озера и его берегами на столах появлялись всевозможные яства, а юркие официанты бодро разливали напитки. Преимущественно это были различные сорта красных вин местного производства. Одновременно на небольшой сцене местные музыканты исполняли фольклорную программу на различных национальных инструментах.
Что обратило на себя внимание в Женеве – это большое количество торговых точек без продавцов, где все основывается на полном доверии. Покупатель берет нужный ему товар из выставленного на улице, смотрит на выставленные ценники и оставляет необходимое количество денег в специальном ящике или коробочке. Поскольку продавцы не разоряются, это говорит о том, что люди ведут себя абсолютно честно. Интересно, а что было бы у нас? По-моему, дорогой читатель, ответ очевиден, и потому у нас таких торговых точек нет.
Весьма интересной была экскурсия в Берн – центр немецкоговорящей части Швейцарии. Мы все пытались найти окно, в котором профессор Плейшнер из «Семнадцати мгновений весны» не заметил условного сигнала опасности в виде выставленного на подоконник цветка.
Швейцария никогда в своей истории не входила в военные блоки и всегда была символом нейтралитета. Удивительно, как на ее территории в рамках единого государства существуют территории, компактно заселенные этническими немцами, французами или итальянцами, и при этом все граждане, разговаривающие на этих непохожих языках, считают себя коренными швейцарцами и не стремятся присоединиться к своим соседям – Франции, Германии или Италии – по национальному признаку. Видать, это уже высшая степень цивилизованности.
Голландцы нам почти что братья
Нидерланды – это страна, значительная часть которой расположена ниже уровня моря, что и нашло отражение в ее названии: буквально в переводе с немецкого – «низкая суша» или «низкая страна». В просторечии мы привыкли называть жителей этой страны голландцами, а страну – Голландией. С чем ассоциируется в нашем сознании это название? Пожалуй, прежде всего, с тюльпанами и голландским сыром. И того, и другого здесь, действительно, очень много. По весне можно наблюдать плантации разноцветных тюльпанов самых причудливых расцветок чуть ли не до самого горизонта. До чего красиво и необычно! Ну, а местных буренок, пасущихся на сочных лугах, каждая из которых дает молока больше, чем десяток наших лучших колхозных коров, тут тоже великое множество. Поскольку такое изобилие молока выпить невозможно, вот и научились местные крестьяне делать самые лучшие в мире сыры.
Но молоко в чистом виде голландцы тоже пьют и очень много. Мне не раз пришлось наблюдать, как они ставят на поднос в столовой в офисе во время обеда пол-литровый пакет и во время обеда с удовольствием его выпивают. Как-то наши российские медицинские корифеи стали вещать, что молоко для взрослого человека вредно. Надо, мол, только кисломолочные продукты употреблять. Посмотрели бы они на высокорослых розовощеких голландцев, которые пьют его литрами и живут на 20–30 лет больше нашего. Тогда, может быть, сами отнесли бы свои пустые диссертации в макулатуру. К своему 65-летнему пенсионному возрасту голландские мужчины подходят бодрыми и жизнерадостным и потом еще лет двадцать живут в свое удовольствие, занимаясь различными хобби и путешествуя по миру со своими бодренькими старушками, которые в среднем живут и того больше – до 88 лет.
В этой своеобразной и самобытной европейской стране приходилось бывать неоднократно. Впервые я посетил ее в июне 1996 года, в последний год своей работы в Мурманске, прибыв с докладом на научную конференцию европейской ассоциации EAGE, проходившую в Амстердаме. Там я встретился и со своим будущим боссом – Евгением Владимировичем Захаровым – директором отделения «Шельф» ВНИИГАЗа. По случайности мы оба оказались знакомы с тем самым норвежцем Карлом Оскаром Сандвиком из института IKU в Тронхейме, где я бывал в самом начале 90-х. Карл Оскар пригласил нас на вечер в индонезийский ресторан в центре Амстердама. Пища была неимоверно острая, хотя мой последующий опыт посещения Индонезии через 10 лет показал, что индонезийцы употребляют не только острые блюда.
Голландцы любят всевозможные шутки. В кулуарах конференции их было очень много. В один из перерывов на кофе я издали заметил очень необычно одетого мужчину. Он подходил с чашкой кофе к различным разговаривающим компаниям, вежливо здоровался, улыбался. Показалась странной расцветка его костюма. Брюки и пиджак примерно до груди были коричневыми, а выше – темно-синими. Причем граница раздела цветов была очень ровной и четкой. Подойдя поближе, я увидел, что коричневый цвет снизу был обусловлен засохшей глиной, насквозь пропитавшей костюм, который при этом оставался почему-то гладким, словно после утюжки. Получалось, что человек находился где-то, стоя по грудь в жидкой глине, а потом вышел оттуда и, немного обсохнув по дороге, пришел прямиком на нашу конференцию. Чувствовался и небольшой характерный запашок. У всех это вызвало неподдельное любопытство и улыбку.
Забавной была и еще одна шутка. Во время традиционного дружеского фуршета в первый день таких выставок участники обычно бродят меаду выставочных боксов компаний с бокалом вина, знакомятся и беседуют. Вина и разнообразные холодные и горячие закуски находятся в нескольких точках большого зала. В любой момент можно подойти и взять, что приглянется, безо всяких ограничений. Такие мероприятия образно называют «Айс брекер», или, в переводе, «раскалывание льда» в отношениях между незнакомыми людьми. Вдруг в самый разгар вечера по проходу, чуть ли не расталкивая беседующих, пробегает очень обеспокоенная невеста в белом подвенечном платье и фате. Прикладывая к глазам руку, как козырек, она смотрит вдаль, в разные стороны, вертя головой и отыскивая потерявшегося жениха, подбегает к разным мужчинам, поворачивая их к себе и заглядывая в глаза. Обнаружив при этом, что обозналась, она бежит дальше. Все эти шутки, конечно, вызывают большой интерес публики.
Видать, страсть к «приколам» в крови у веселых по своему нраву голландцев. Прогуливаясь по многочисленным каналам Амстердама на небольшом теплоходе, мы наблюдали такую сцену. При приближении встречного аналогичного прогулочного теплохода наш капитан сбавил ход до самого малого, выскочил на приступку у фальшборта, выхватил водный пистолет и начал стрелять из него по туристам встречного судна. Те визжали и пищали от холодных брызг и восторга.
После водной прогулки по каналам стало окончательно ясно, что наш великий царь Петр I «слизал» Санкт-Петербург с Амстердама и других городов этой страны, добавив с помощью приглашенных заморских архитекторов некоторого своеобразия нашей северной столице.
Находясь в Амстердаме, мы, конечно, не могли не посетить знаменитый квартал «красных фонарей», расположенный недалеко от центрального железнодорожного вокзала. Каких только женщин здесь не было: блондинки и брюнетки, толстые и худые, молодые и зрелые. Причем ни днем, ни ночью процесс здесь не прекращается, фотографировать и снимать – ни-ни, иначе можешь остаться без фотоаппарата или камеры.
В день окончания конференции за мной заехал немолодой уже голландец Ганс Коттеринк, пригласивший меня в гости к себе на два оставшихся дня. Я с ним уже был до этого знаком. Ганс побывал однажды у нас в Мурманске в НИИ морской геофизики по линии общественной европейской организации (название не помню), налаживающей культурные и научные контакты со странами Восточной Европы. Он изучал темы возможного сотрудничества, и в конце концов все остановились на тематике нашей лаборатории, разрабатывающей тогда новые подходы к многомерному сейсмическому атрибутному анализу. Следует сказать, что Ганс был временно безработным и получал досрочную корпоративную пенсию известной международной геофизической компании «Шлюмберже», сократившей свое присутствие в Нидерландах. Общественная организация, по линии которой он приехал, использовала услуги пенсионеров, которые хотят продолжать быть активными, не имея за это никакого вознаграждения. Им только компенсировались фактические затраты в связи с этой деятельностью: билеты, гостиница, затраты на бензин и т. п. На предложение нашего мурманского руководства работать за вознаграждение с российской стороны Ганс отвечал, что этого никак нельзя делать, т. к. тогда его лишат досрочной пенсии. Наш ответ: «Мы никому не скажем, и они ничего не узнают», – был непонятен для законопослушного европейца. В абсолютном большинстве цивилизованных стран пенсию получают только неработающие граждане, но зато достойную. Они вправе выбирать по достижении пенсионного возраста – работать или быть пенсионером. Мы могли взять Ганса на работу своим представителем в Нидерландах только в случае, если бы были в состоянии платить больше, чем его пенсия. Но такие деньги тогда у нас не мог получать даже генеральный директор.
Ганс в свои 60 с лишним лет занимался у себя в Голландии на курсах русского языка и мог говорить по-русски, хотя совсем немного. Он интересовался русской литературой и пытался в оригинале читать хотя бы небольшие произведения русских классиков. Во всех отношениях интересный и приятный человек.
Последние два дня своего первого пребывания в Нидерландах я проживал у него в доме, в бывшей комнате его взрослого сына, который давно живет отдельно. Дом голландского безработного представлял собой, как сейчас говорят, трехэтажный «таун-хаус». На первом этаже располагались большая и просторная гостиная, кухня, прихожая, подсобные помещения. На втором были две спальни и две ванных комнаты, туалеты. И на третьем мансардном этаже, где я и обитал, были комната сына, кабинет Ганса и небольшая мастерская, где он мастерил всякие поделки, а также иногда писал картины. Ганс увлекался этим, и в доме было несколько его собственных и вполне профессиональных, на взгляд дилетанта, произведений, включая портрет его отца.
Кроме того, поскольку Ганс имел богатое геофизическое прошлое, в доме было много разнообразных сувениров и поделок из многих стран мира. Особенно интересной выглядела коллекция яиц из различных горных пород и даже полудрагоценных камней. Жили они вдвоем со своей супругой Анной в любви и согласии, а их выросшие трое детей, работающие в разных странах, изредка навещали своих родителей. Анна, ныне пенсионерка, а в прошлом учительница английского языка, сделала мне комплимент по поводу моего английского, хотя я понимаю, что это, скорее, было из вежливости. Тем не менее, нам его хватало для довольно непринужденного и приятного общения. Мне очень понравились эти простые, гостеприимные и искренние люди, приютившие русского странника. Самое печальное, что я никак не мог «отплатить им той же монетой», поскольку туристическая поездка в Россию была им не по карману, пока Ганс был безработным «досрочным» пенсионером.
За эти два дня они на своем маленьком «Рено» показали мне чуть ли не четверть страны. Мы посетили несколько маленьких городов, побережье Северного моря, музей истории строительства защитных дамб, благодаря которым трудолюбивые голландцы отвоевали у моря почти треть своей территории. И что особенно интересно, мы совершили двухчасовую водную прогулку по Рейну и одному из крупнейших торговых портов Европы – Роттердаму.
Вскоре после этой поездки благодаря усилиям Ганса и партнерам из голландского института TNO, которых нам подобрали для выполнения совместной исследовательской программы, мои визиты в Нидерланды стали регулярными. Для подписания контракта и согласования программы работ мы поехали втроем: Гриша Кривицкий, Александр Кабанов и я. Причем наши партнеры заказали нам авиабилеты в бизнес-класс компании KLM и оплатили их безналичным путем. Нам это было не очень кстати, поскольку деньги за перелет списывались с наших будущих доходов, а мы вполне могли бы спокойно долететь в том же самолете втрое дешевле в экономическом классе. Но делать было нечего, и Гриша, завсегдатай трансатлантических перелетов, сказал: «Ну что же, в бизнес-классе обязаны наливать без ограничений. Придется их разводить на виски по полной программе».
Поначалу все шло хорошо, и вежливый обходительный стюард-голландец, от которого слегка отдавало «голубизной», на нашу просьбу «дабл виски» безропотно наливал двойную порцию. На третий раз он произнес:
– Извините, виски кончился.
– Это ваши проблемы, – тут же ответил Григорий.
– Может, Вас устроят водка или коньяк?
– Нет, будьте добры, виски.
Стюард исчез и надолго. Другие «брошенные» пассажиры бизнес-класса стали тоже недовольно шарить глазами по сторонам в поисках обслуживающего персонала, поскольку у них долго не забирали использованную посуду, и это стало доставлять им неудобство. Появилась другая стюардесса, собрала подносы, а нашего стюарда все не было. «Наверное, решил отсидеться до конца рейса», – пошучивали мы.
– Мужики, не парьтесь, он все равно не принесет. Хотите хорошей водки? – предложил наш российский бизнесмен монголоидного вида.
– Нет, спасибо, – ответил Григорий, – будем ждать.