Спасти СССР! «Попаданец» в пенсне Белоусов Валерий
Поэтому, когда люди, одетые в белые халаты, в марлевых повязках на лицах, появились у входа в российский Белый Дом, почти дословно повторилась аналогичная сцена из «Кавказской пленницы»:
— Эпидемия яще… тьфу ты, дизентерии… поголовная вакцинация! Посторонние в доме есть?
— Нет, нет!!
Сделав визит в пищеблок, посетив туалеты, проведя контрольные смывы с рук работников столовых и буфетов, строгие гости степенно удалились…
А спустя еще пару часов Руслан Имранович Хасбулатов вдруг почувствовал, что ему нужно срочно прервать идущее со вчерашнего вечера совещание (на тему «Что это было? Что делать? И кто во всём этом виноват?»), дабы посетить номенклатурный, закрытый на специальный ключик туалет… Но его с топотом обогнал на повороте Руцкой…
Пришлось Руслану Имрановичу направить нетвердые стопы в туалет общий… о!
Такой картины он не видел со времён своей юности, проведённой в хлеву.
Особенно его поразило, что жидкими жёлто-коричневыми брызгами были украшены не только стены, но и даже потолок.
Что любопытно — сей недуг прикинулся только у мужчин, в возрасте от восемнадцати до сорока пяти лет, не затронув ни женщин, ни стариков, ни немногочисленных, но вездесущих детей.
К страдальцам уже мчались машины «Скорой помощи» из инфекционного отделения Боткинской больницы, пробираясь через загодя проделанную ГКЧСовцами брешь у Новинского бульвара (а что вы думаете, спасатели, они зря, что ли, негров давили, из одной лишь любви к искусству?)…
Да. Товарищ Заспанов таки от всей души все же щедро хуякнул по врагам трудового народа — то есть успешно применил специальное средство, разработанное на страх врагам в славном советском научном городке Пущино, что на тихой Оке…
И именно с тех самых пор Защитников Свободной России (ЗаСР) называли в народе не иначе как засранцами.
20 августа 1991 года. Тринадцать часов три минуты. Москва, площадь Свободной России
— А у меня язва! Кислотность повышенная… поэтому я, что попало, не ем — и сегодня только молоко «Можайское» пил, из бутылочки…
Бывший членом Совета безопасности СССР, для массовости баллотировавшийся в июне на пост Президента РСФСР Бакатин Вадим Викторович волею судеб остался единственным представителем власть подержащих на попавшем в шторм корабле власти.
Ему и приходилось отдуваться за всех — давая пояснение очень настойчивому представителю телекомпании Си-эн-эн.
— Вот, пригласил меня Борис Николаевич и говорит, что Крючков подаёт в отставку — не возглавишь ли ты Российский КГБ?
Я говорю ему — что я просто неоднократно выступал за ликвидацию этого ведомства, позора всего прогрессивного человечества!
— Скажите, господин Бакатин, подвергались ли вы преследованиям по политическим мотивам?
— Разумеется! И когда я учился в Академии Общественных Наук при ЦК КПСС, и когда работал Первым секретарём Кемеровского обкома — всегда находился под постоянной слежкой, мои телефоны прослушивались… потому что я всегда был против коммунистов! А уж когда работал Министром Внутренних Дел СССР — то постоянно звучали их грязные обвинения меня во взятках, каких-то немыслимых предательствах…
— Не могли бы вы озвучить, с чего хотели бы вы начать свою деятельность на посту Председателя этой зловещей организации?
— Да, конечно! Карпаген (так в тексте) должен быть разрушен!
Вот, ко мне приходили домой ребята из «Альфы» — и я сказал себе, что надо забрать это подразделение из КГБ, пока не поздно, и передать его в подчинение коменданта Кремля…
— Что это за подразделение?
— А вот приходите ко мне на Лубянку — я всё покажу, и дам всех офицеров заснять! Потому что это позорное порождение «холодной войны» надо уничтожить! Первым делом, командира «Альфы» Карпухина уволить и отдать под суд, под международный трибунал в Гааге!
— Замечательно! Но что же дальше?
— Потом я расформирую принадлежащие КГБ войска — три дивизии и бригаду, а 103-ю воздушно-десантную, в первую! В первую!!! ОЧЕРЕДЬ… (брызжет слюной).
Пьет из стакана воду, стуча зубами о стекло:
— И Пограничные войска. Распустить! Они ни к чему… Спецсвязь с шифровальной службой — на что они? Только четверть бюджета сжирают! А занимаются они там тем, что — ужасно! Ужасно! Они ведь подслушивают и АМЕРИКАНСКОЕ посольство! Там в кабинете посла висит деревянный белоголовый орёл, подаренный московскими пионерами, — так в нём подслушивающее устройство!
— О! А еще есть?
— Узнаю — немедленно нашим друзьям сообщу… также планирую вывести военную контрразведку, передать армии особые отделы… А службу, которая занимается коррупцией в органах МВД, — немедля! Немедля ликвидирую! И все архивы — немедленно в печь! Нечего позорить нашу милицию — пусть милиция сама за себя отвечает и имеет инструменты собственной безопасности…
Уволю генералов Плеханова, Генералова, Беду, Глузченко, Расщепина, Грушко, Агеева…
— Господин Бакатин, так у вас и генералов не останется, — с удовольствием пошутил американец.
— И не надо! Расформирую всю их военизированную систему! И будут у меня такие должности, как инспектор, интендант, комиссар… ой нет, комиссаров тоже не будет…
— А о каких-нибудь новых назначениях вы уже думали?
— О, конечно! Вот Гавриил Попов, который, к сожалению, второй день отсутствует, просил меня назначить новым руководителем Московского Управления Госбезопасности Евгения Вадимовича Савостьянова…
— А кто это?
— Да никто… то есть видный демократ! Борец с тоталитаризмом! Младший научный сотрудник Института Физики Земли… один из активнейших членов избирательной кампании по выдвижению академика Сахарова в народные депутаты, а Гавриила Попова — в мэры… член координационного совета «Демократическая Россия», состоит в «Движении за демократические реформы»…
И я уже встречался с Еленой Боннэр, советовался с ней насчёт создания общественного совета для управления КГБ. Еще думаю привлечь туда правозащитника Григорянца, вот только надо его сперва освободить еще из психушки, где он страдает от карательной психиатрии….
…Когда корреспондент CNN был маленьким, в журнале Time он видел карикатуру — американский турист гуляет по Москве, где у злобных агентов Кей-Джи-Би завязаны глаза, окошки бюро пропусков заколочены, везде стоят указатели — «В ядерный арсенал», «На военный завод»…
Эта безумная мечта начинала с безумной скоростью сбываться!
— А скажите, господин…
— Чем это у вас, ребята, так воняет? Сознавайтесь, откуда здесь взялась эта падаль? — В кабинет Бакатина неторопливо, по-хозяйски вошёл невысокий лысоватый мужчина в старомодном пенсне…
Когда визжащего, хватающегося руками за ножки стульев Бакатина за ноги выволокли из так полюбившегося ему кабинета, человек в пенсне коротко посмотрел на сидевшего на ни жив, ни мёртв корреспондента, потом перевернул спинкой вперёд стул и уселся на него, оседлав, как норовистого коня…
Весело взглянул на американца поверх скрещённых рук, на которые опёрся чуть одутловатым, но моложавым лицом и спросил:
— А вы, собственно говоря, кто будете?
Американец суетливо полез в карман — проклятый паспорт, булл шит, зацепился за что-то!
— Я есть американский гражданин! Вы не имеете права…
— Имею, имею, — успокоил его человек в пенсне. — Но, давайте прежде всего договоримся — я сейчас не буду убивать вас, а вы — меня. Идёт?
— О, е… сётанли… конечно!
— Ну, и ладушки… эк, какая пышная книжка! Это что, в Америке всем дают такие?
— Нет, только консульским работникам… но я есть пресса! Прессу обижать нельзя.
— Почему? — искренне удивился собеседник.
— Ну, я тогда про вас плохо напишу…
— Да и насрать. Больше того, ежели меня буржуи вдруг начнут хвалить — значит, я делаю что-то не так!
От такой дикарской логики корреспондент аж передёрнулся…
— Но, к делу, господин Сэвайр…
— Госпожа…
— Как так?
— Я это… я женщина!
— А почему в мужской одежде? И причёска…
— Э…
— Кобёл, что ли? Бедная ты, бедная…
Госпожа Дайан Сэвайр от такого проявления сексизма вспыхнула румянцем.
— Я не позволю!
— Да ладно, ладно… Это я так просто спросил… ничего. И коблы приличные тоже бывают — вот мне Завенягин рассказывал, у него в БАМЛАГЕ… то есть на одном строительстве — тоже был… то есть была… короче, отличный бригадир! Даже освобождать было жалко. Но пришлось-таки, увы — амнистия… Ну, хорошо — будьте кем хотите, госпожа… гм-гм… Здесь-то вы зачем?
— Я имела поручение от моего…
— Ну-ну…
— Я спросила Бориса Ельцина: вы сможете выстоять?
— И чего же он вам ответил?
— Сказал, что это зависит от того, насколько вы, американцы, поверите в нас, насколько сможете поддержать нас. Путчисты ждут вашего сигнала. Если вы, Запад, воспримете путч как свершившийся факт, как это не раз бывало в прошлом, ТОГДА — НАМ КОНЕЦ.
В это же время, но далеко, далеко от Москвы… Вашингтон, округ Колумбия
Президент Буш, как ни странно, но тоже сейчас беседует с корреспондентом CNN, тоже нетрадиционной ориентации, правда — уже пассивным гомосексуалом…
— Я только что разговаривал по телефону с Ельциным. Я сам позвонил ему по обычной связи. Я спросил его: вам нужно, чтобы мы заявили о своей позиции? Вам поможет это? Вам поможет, если мы скажем, что мы более не поддерживаем Горбачёва?
Ельцин ответил мне: «Да! Да! Да!!»
Поэтому я заявляю, что АМЕРИКАНСКИЙ НАРОД ПРИЗНАЁТ НОВУЮ РУССКУЮ ВЛАСТЬ!
Это выступление тут же прокомментировал Збигнев Бжезинский:
— Мы начинаем понимать, что московская коммунистическая хунта, вероятно, не ожидала твёрдого американского «нет». Она ожидала от Америки, как всегда, реализма и здравого смысла, но получила нечто обратное. Без сомнения, президент играет так, как это ему отнюдь не свойственно, с азартом, ва-банк.
Он играет исключительно на оптимизме. И если не ошибаюсь, он выиграет!
20 августа 1991 года. Тринадцать часов тридцать три минуты. Москва, станция метро «Ждановская»
Серые, уныло — бесконечно длинные «китайские» стены двенадцатиэтажек, которые и нынче можно увидеть в замечательном фильме «Ирония судьбы»…
Площадь с таким родным, таким старомосковским названием — площадь Амилкара Кабрала, без стакана и не выговоришь («А давайте назовём наш колхоз — имени Васко да Гамы! — Зачем?! — Да уж больно на „так твою мать“ похоже…»), круглый островок на пересечении улиц Молдагуловой и Вешняковской…
Кинотеатр «Энтузиаст», куда некогда хаживал и я…
Универмаг «Вешняковский», в котором я работал грузчиком… Универсам номер 209.
А может быть, Читатель и не знает, что такое универсам?
Универсам (сокращение от «универсальный магазин самообслуживания») — это большой, прежде всего, продовольственный магазин, в котором, в отличие от обычного магазина, большинство товаров расположено на витринах в открытом доступе. Покупатель сам выбирает, что ему нужно, и расплачивается на кассе при выходе из магазина.
А как же иначе, спросит молодой Читатель? А так же. В обычном продуктовом сначала надо выстоять очередь к прилавку, там тебе завесят товар. Потом выстоять очередь в кассу, там товар «пробьют» («Касса! За творог не пробивать!»), дадут чек, с которым надо опять выстоять очередь и взять наконец… совершенно не то, что вы завешивали! Да и во время завешивания… Достаточно продавщице было расстегнуть верхнюю пуговку халата — и на каждом завесе она экономила граммов двадцать…
В универсаме — который зачастую неофициально называли «сам-бери» (из-за нехарактерного для советской торговли принципа свободного доступа к товару), не так.
Там товар аккуратно взвесят, красиво в целлофановую плёнку запакуют и обманут вас практически промышленным, культурным способом.
Есть методы… Водички ли плеснуть в замороженную рыбу, переклеить ценники с «Костромского» сыра по 3 рубля 18 копеек на «Российский» по 2 рубля 80 копеек.
Но это что… с приходом Катастройки полки универсамов опустели… то есть на них не было вообще НИЧЕГО…
Совершенно сюрреалистическое зрелище. Огромный зал с пустыми полками — по которому ходят растерянные граждане, сжимая в кулаке бесполезные деньги…
А ведь когда-то, совсем недавно, буквально за год или два… тут тебе и сырок, тут тебе и колбаска варёная, тут тебе и котлеты микояновские, вкуснейшие…
Да в универсаме и пообедать можно было…
Однажды мой товарищ Валера Копыто был пойман здоровенной, злобной старушкой (лет тридцати), когда, укрывшись за стеллажом, поедал ещё горячий московский бублик, запивая его кефиром из треугольного бело-зелёного пакета…
Отвела его злобная продавщица в подсобку да и наказала там бедного, несчастного студентика… раз наказала, два наказала… прежестоко!
На следующее утро пришёл на учёбу Валера в новеньком замшевом пиджаке, джинсах «Левис» и — о ужас — в кроссовках «Адидас»!..
Но всё прекрасное недолговечно… Не выдержал Валера бурного темперамента работника торговли!
И недели с ней не продержался.
А потом и полки магазинные что-то резко истаяли… только стояли на всех полках огромные трехлитровые банки с березовым соком. Впрочем, с мест пишут, что кое-где сок был томатным…
Кстати сказать, в кооперативных магазинах (например, в той же Малаховке) полки в эти дни ломились… вот только мясо вместо 1 рубль 90 копеек стоило от 3 рублей 50 копеек до 8 рублей, а колбаса вместо 2 рубля 90 копеек стоила от 5 рублей за килограмм…
Считалось, что агенты кооператоров покупают продукты на рынках… ага, и продают себе в убыток!
Потому что на Малаховском колхозном рынке мясо стоило около 10 рублей за килограмм…
Горестные дневниковые заметки…
…«Банц!» — низкий каблук дешёвых, стоптанных туфель врезался в застеклённую сверху рифлёным стеклом и окованную понизу жестью дверь, отгораживающую торговый зал «двести девятого» от сакральных глубин фасовочной…
— Сволочи! Долго ещё над рабочим человеком издеваться будете?! — самого пролетарского вида тётка, из тех, что слона на ходу остановит и хобот ему оторвёт, — была настроена резко негативно…
В дверях, за мутным стеклом, на секунду мелькнуло бледное, похожее на брюхо тухлой рыбы, лицо продавца.
Глас народа вопиял вовсе не в пустыне… скоро у роковой двери кипела возмущенная человеческая волна!
— Даёшь сы-ы-ыр! — гремел вокс попули.
И… заскрипев, как ворота капитулирующей крепости, распахнулась заветная дверь, и прямо в алчущие — не сыра, но социальной справедливости — испуганные руки в грязно-белом халате выпихнули тележку с крохотными фасованными кусочками…
— По одному в руки!! — взревела мигом образовавшаяся толпа.
Схватившую заветный кусочек тётку подняло вверх, развернуло спиной вперёд и швырнуло — так, что её худые ноги в капроновых чулках взметнулись к высокому, как в цехе, потолку — в опустевшую за секунды тележку…
Тележка этого не выдержала и сложилась…
— Ой, убили! Убили, сволочи!! — кричала несчастная женщина, пытаясь локтем стереть хлынувшую с исцарапанной проволокой щеки кровь. Второй рукой она в этот миг отбивалась от настырных чужих рук, пытавшихся под шумок вырвать у неё заветный кусочек сыра…
20 августа 1991 года. Тринадцать часов тридцать пять минут. Москва, Карачаровский проезд…
— Додик, а что было раньше — курица или яйцо?
— Мой дедушка, о юный мой друг Фима, говорил мне, что раньше, при Сталине, всё было: и курица, и яйца…
Ведя гносеологические беседы, благо, что по марксистско-ленинской философии были они круглыми отличниками, два слушателя Высшей Комсомольской школы неторопливо продвигались по пропахшим креозотом шпалам в сторону Карачаровской овощной базы (кто не знает — Рязанский проспект, дом два)…
Отчего же они не находятся сейчас в вихре событий, спросите вы?
Да потому что всю прошедшую ночь по настоятельной просьбе компетентных органов они вещали вражескими голосами, удачно пародируя Савика Шустера и Севу Новгородцева… что было зачтено им как производственная практика (факультет контрпропаганды, ага).
Но наступило утро, и закончили они дозволенные речи…
Немного вздремнув в общежитии, два третьекурсника озаботились пищею земною!
Кроме того, Додику были срочно нужны деньги, а именно девять рублей восемьдесят девять копеек, для покупки подарка ко дню рождения некоей рыжей, очкастой, противной, зеленоглазой, наглой, курносой и толстожопой барышни, именуемой в просторечии Мариной Шмыгой, Советский Союз…
Девять восемьдесят девять! Столько стоил набор из ручки с золотым пером и цангового карандаша, в зелёном уральском малахите, под цвет лживых и лукавых, косых и близоруких глаз… Кроме того, ребята хотели жрать.
Ну, а пищу насущную, в виде уворованной картошечки-свеклы-огурчиков (Не надо! Только не надо вот читать морали… каждый товар имеет норму естественной убыли — на бой, розлив, усушку, утруску, угар… наши герои взяли бы себе не больше, чем оно само свалилось бы с поддона!), и требуемые деньги легко можно было получить по хорошо знакомому адресу…
Рубль — тонна!
То есть изотермический вагон разгрузить стоит шестьдесят четыре рубля, а деньги агент Третьей разгрузочно-погрузочной конторы треста «Моспогруз» выплачивает на месте преступле… то есть трудового подвига!
Но вот и пришли — и что за странная картина открылась им?
У решётчатых ворот базы на рельсах стоял длинный хвост из целых трёх «мехпятёрок», сцепок рефрижераторных секций с дизельной вагон-электростанцией посреди… У хвостового вагона с отчаянными лицами заламывали руки механики.
Для того, чтобы Читатель понял всю несообразность увиденного — пусть он на мгновение представит аэродром, над которым на последних каплях топлива кружат и не могут приземлиться три авиалайнера…
Даже отдельный изотермический вагон разгружался на базе практически мгновенно — потому что за простой иначе приходилось платить дороге изрядный штраф… А тут стояли целых три рефрижераторных состава!
И это при том, что в последние месяцы Карачаровская база работала просто с колёс — то есть сразу же отгружала в торговую сеть поступившие продукты, минуя склады…
— Что случилось, отцы? Кому стоим?
— Не принимают! Говорят, работать некому… «грузинов» нет!
— О! А мы тогда на что?
…На грузовой рампе прохаживался лысенький, толстенький семит с большим портфелем в руках… воплощенная мечта академика Абалкина!
— Ггузчики? Отменно, отменно… скольки вы в смену обычно загабатываете? Десять гублей, да? Вот вам по двадцать пять гублей, молодые люди, и сгазу же идите сибе по домам…
Читатель не верит мне? А главному свидетелю, «плачущему большевику», Николаю Рыжкову — вы верите?
…Посмотрев долгим взглядом на фиолетовую бумажку, Додик смял ее в кулаке и швырнул в морду жирного кооператора…
20 августа 1991 года. Четырнадцать часов сорок восемь минут. Москва, Волжский бульвар, 95-й квартал, корпус 11, 33-е отделение милиции…
— А потом этот бандит бгосил деньги! Слышите, деньги! С изобгажением Владимига Ильича — пгямо на землю, и стал их топтать…
— Ну, надо же… да это просто варварство какое-то… Топтать деньги!
— Вагвагство! Именно вагвагство! И надо кгепко дать им по гукам…
Пожилой, с усталым серым лицом, старший лейтенант милиции, сидящий за заваленным бумагами старым письменным столом, на котором громоздилась потёртая «Ятрань», откровенно наслаждался ситуацией — так, что даже висящий в узенькой деревянной рамочке на стене литографированный Железный Феликс смотрел на него укоризненно.
Что, мол, за балаган в помещении участковых уполномоченных славной Краснознамённой Московской Милиции…
— По рукам, говорите, надо дать? Это можно… только вот сомневаюсь я, что гражданин с такой говорящей фамилией Филькинштейн может совершить подобное кощунство… но по рукам — дадим, даже и не сомневайтесь! Задержанный! Подойдите поближе. Что, всё так и было?
— Именно, товарищ старший лейтенант. В магазинах — шаром покати, а этот…
— Тихо, тихо… не навоевался? Скажи спасибо, что мы быстро прибыли — на ваше счастье, «помогайка»[46] по Рязанке как раз мимо базы проезжала. А то забили бы тебя насмерть и приятеля твоего тоже. Ты с кем связался, дурак? С кулаком против системы попёр? Эх, молодёжь… Да я ещё с фронта зарёкся с этими сволочами дело иметь — начфинами, начпо, зампотыла… это ведь истинные крысы! Видал, как крысы со станции Бойня на водопой ходят? Волной. И не попадайся им на пути. Сожрут с костями. Как, кровь уж не идёт? Голова не болит? Ну, студенты, ступайте себе с богом…
— Ви что, отпускаете этих бандитов? А как же по гукам?
— А, по рукам! Обязательно дадим… ну-ка, молодые люди, положите ладошки на стол — ата-та, ата-та… и больше мне не драться! А то вот арестую вас на все пятнадцать суток, и будете у меня весь микрорайон подметать.
— Да что ви сибе позволяете?
— А вы, гражданин потерпевший — пишите в установленном порядке заявление… побои — это дело частного обвинения. Проведём дознание, возбудимся и воздадим злодеям! А пока что с вами, гражданин Березовский, настоятельно желает побеседовать старший оперативный уполномоченный из отдела борьбы с расхитителями социалистической собственности, майор милиции товарищ Томин… Зяма, заходи!
— О, Боря, шолом — как говорят у нас на Украине. — Ну шо, дорогой ты мой гражданин Березовский, ми таки будем продолжать лохматить бабушку или сразу в глухую несознанку ударимся? Это у тебя, Доцент, какая будет судимость?
— Тгетья, ггажданин майог… будто ты не знаешь…
— Ну, ребятки — быстро марш по домам… тут у нас пошли уже вполне серьёзные дела, вроде как вплоть и до вышки корячатся…
— Шо ты гонишь, ггажданин начальник? Какая вышка? Век воли не видать!
— Ловлю тебя на слове, Боренька… как это было бы хорошо! Жалко, товарища Берии на вас, сволочей, нету…
… — Ух, сволочь… как больно. Зуб выбили…
— И денег всё нет…
— Поехали на Мантулинский?[47] Помантулимся в вечернюю смену?
— И то дело… потому как сахар у нас тоже кончился.
И мученики науки двинулись дальше на поиски хлеба насущного.
20 августа 1991 года. Четырнадцать часов сорок восемь минут. Москва, проезд Будённого (это маленькая улочка между служебными корпусами), Генеральный штаб
— В целом обстановка спокойная… в качестве анекдота могу отметить, что так называемый Президент так называемой Грузии Звиад Гамсахурдиа объявил о национализации имущества Вооружённых Сил СССР на территории этой гм-гм… так называемой республики.
Берия только вздохнул:
— Даже и не смешно… Уж мы этих сосал-демократов во времена оны душили-душили… Ан нет! Жив курилка… Х-ех… Тоже мне, Нодар Жвания нашёлся. Надеюсь, выходку новоявленного князька проигнорировали?
— Так точно! Проигнорировали аж три раза. Анальным способом. Местная специфика, знаете ли… — Маршал Ахромеев не чурался, как говорят в Италии, карабинерского юмора…
— А что Прибалтика?
— Президент Эстонии заявил, что проблемы сопредельного государства его не касаются. Однако воины Прибалтийского Военного округа с ним в корне не согласны. И моряки-балтийцы тоже. Вот, в Палтиски какой-то старший лейтенант, из пиджаков, на сборы призванных, из флотской газеты «На страже Балтики» — взял и всю демократию местную разогнал…[48]
— Отчего же он тогда старший лейтенант? Мне кажется, этот флотский паренёк сейчас уже и майор?
— Нет, товарищ Павлов, он же флотский, тогда уж, наверное — капитан третьего ранга…
— Ну, вам виднее, я во флотских делах ничего не понимаю, не знаю даже, как эти железные корабли вообще по воде плавают… К делу. Спасибо за доклад. Вкратце — что у нас и где? Я имею в виду — на территории Союза?
— Есть.
На территории РСФСР: 71 дивизия, 2380 самолётов, 1035 МБР, 70 стратегических бомбардировщиков.
На Украине: 20 дивизий, 850 самолётов, 176 МБР, 30 стратегических бомбардировщиков.
В Белоруссии: 10 дивизий, 470 самолётов, 72 МБР.
В Казахстане: 4 дивизии, 340 самолётов, 104 МБР.
В Узбекистане: 1 дивизия, 290 самолётов.
В Туркмении: 4 дивизии, 160 самолётов.
В Киргизии: 1 дивизия.
В Армении: 3 дивизии.
В Азербайджане: 4 дивизии, 160 самолётов.
В Грузии: 4 дивизии, 240 самолётов.
В Молдавии: 1 дивизия.
В Эстонии: 1 дивизия и 110 самолётов, в том числе 30 стратегических бомбардировщиков.
В Латвии: 1 дивизия и 180 самолётов.
В Литве: 4 дивизии, 70 самолётов.
— Этого нам достаточно?
— Смотря для чего. Если для обороны — то явно нет. Для наступления после массированного применения тактического ядерного оружия — вполне достаточно… Однако. СССР взял на себя обязательство не применять ядерное оружие на Европейском ТВД.
— М-да… а кто же так планировал, и чем вообще доселе занимался Генеральный штаб?
— О, разными вопросами. Например, формировал Государственный Комитет по делам семей военнослужащих…
— Полезное, в принципе, учреждение. Кто стоит во главе?
— Изумительный человек. Выдвинут комитетом солдатских матерей, народный депутат Алексеев.
— Что за фрукт?
— Капитан третьего ранга… В аттестации указано, что он как-то раз в ресторане города Владивосток познакомился с женщиной. Переночевал у нее, унёс в качестве сувениров два её золотых кольца и ожерелье, которые и вернул даме в присутствии военного прокурора.
В учебном отряде подплава уличён в хищении спирта-ректификата. После чего избран народным депутатом…[49]
— Да уж… Гусары денег не берут! Только колечки с бранзулетками… Ох, чистить и чистить еще ваши авгиевы конюшни…
— Mala herba cito crescit! — Маршал Ахромеев был не чужд также и античной философской мудрости…
20 августа 1991 года. Пятнадцать часов сорок минут. Москва, Проспект Маркса, здание Госплана СССР
— Ну и как вы дохозяйничались до такого позора-то, а?