Дело гастронома № 1 Латий Евгений

17

Зоя, не торопясь, укладывала вещи в небольшой дорожный чемоданчик, когда хлопнула входная дверь. Зоя посмотрела на часы. Стрелки показывали половину одиннадцатого. Она приоткрыла дверь в прихожую. Антон, снимая туфли, сиял от счастья. Увидев сына в таком приподнятом настроении, Зоя обрадовалась и тихонько притворила дверь. Вскоре Антон сам заглянул к матери, и она не удержалась, спросила:

– Ты где был?

– Отмечали день рождения одного товарища! Засиделись немного, извини! Я тебе звонил на работу, но ты уже ушла.

Он прошел к себе в комнату, стал переодеваться. Зоя тут же двинулась за ним.

– Есть хочешь?

– Нет. Я же на дне рождения был! Девчонки разных там салатиков понастрогали, мы набросились на них. Потом еще мороженое, торт, конфеты, – соврал Антон и почувствовал, что краснеет. Впрочем, смутился он ненадолго – тут же вспомнились слова матери о том, что «иногда маленькая ложь может спасти мир от большой войны», и успокоился. Зоя подошла поближе, незаметно принюхалась.

– А чем салатики запивали?

– Вином, конечно. Ты же знаешь, я водку не пью!

– Нынче, помимо водки, в некоторых домах имеются и другие крепкие напитки, к примеру… – Зоя хотела было перечислить несколько названий импортных дефицитных виски и джинов, но Антон тут же перебил ее:

– Мам, я, честное слово, не пил и не пью. И никогда не буду пить это дерьмо. Хотя бы потому, что просто невкусно и дуреешь. Только вино. Правда.

Зоя успокоилась.

– Я завтра вечером уезжаю в Кострому. В командировку. На несколько дней, четыре ночи меня не будет. Справишься? – она внимательно заглянула ему в глаза.

– Мам, я уже не маленький! Да и ты не в первый раз уезжаешь.

– Но что-то у меня на душе неспокойно!

Взгляд у Зои был такой грустный, что Антон не выдержал, подошел к матери, обнял ее. У Зои слезы блеснули в глазах. Антон заметил это, заволновался:

– Мам, что случилось?

– Да ничего! Все хорошо. Сама не пойму, что это со мной… Хоть не езди!

Зоя вздохнула, вытерла слезы, улыбнулась. Лицо Антона продолжало светиться счастьем.

– Поезжай, поезжай, – зашептал он. – Все будет нормально, обещаю! Я остаюсь за главного. А кто в доме главный? – спросил он, подняв палец вверх, и тут же ответил другим голосом, почти басом: – Мужчина! – Зоя усмехнулась, и он снова крепко обнял ее.

Беркутов едва успел войти в квартиру, как дочь вся в слезах бросилась ему на шею.

– Папа, что случилось?! – ошарашила его вопросом Верочка.

– А что случилось? И у кого? – попытался отшутиться Беркутов, но тут Вера протянула ему записку.

– Вот!

Беркутов взял листок бумаги и стал читать. Он ясно слышал голос Лиды, ее интонацию, даже вздохи в некоторых местах. Это было не письмо, электрошок какой-то. Текст короткий и обжигающий!

«Я больше так жить не могу! Я видела тебя у Зои, вы там веселились! Слышала, как она отправила тебя в ванную, где зеленое полотенце! Как это ужасно, быть в роли обманутой женщины! Я пока поживу у мамы, мне надо прийти в себя, да и она просила меня приехать. Не обижай Верочку! Лида».

Беркутов перечитал это странное послание в надежде, что, может, со второго раза что-то поймет. Нет, опять тупик, опять какой-то ребус, требующий немедленной разгадки. А тут еще дочь с вопросом:

– Ты был у тети Зои?

– Да не был я ни у какой тети Зои! Наша мать, видно, совсем с ума сошла! – От волнения Беркутов даже не заметил, что повысил голос на ни в чем не повинную дочку. Затем продолжил вслух искать объяснения тому, что же произошло с его женой. – У женщин в ее возрасте такое порой случается. И называется это одним словом – климакс!

На последнем слове послышался скрип ключа, входная дверь отворилась, в квартиру ворвалась Лида. Увидела записку в руках мужа, молниеносным движением вырвала ее и прямо на глазах дочери и мужа разорвала на мелкие клочки. Затем, словно никого нет рядом, зашла в туалет, выбросила их в унитаз и спустила воду. Вернувшись в коридор, где муж и дочь продолжали стоять в онемении, она спросила, глядя в упор:

– Прочитал?

– Как раз собирался! А что было в записке? – осторожно, чтобы не выдать себя, спросил Беркутов.

– Да полная ерунда! Не было никакой записки! И вообще, я страшно есть хочу! Вер, ну чего стоишь?! Беги, накрывай на стол. Вино в холодильнике.

Вера бросила на мать недоуменный взгляд, пожала плечами, вздохнула и покорно поплелась на кухню. Лида прижалась к мужу.

– Извини, я сама не знаю, что со мной происходит! Но это пройдет, я тебе обещаю!

Она виновато взглянула на мужа, и Беркутов, улыбнувшись, крепко обнял ее. Действительно, может, и не было никакой записки, а даже если и была, лучше сделать вид, что он ее не читал, а потому знать не знает, что могла написать там Лида. Беркутов почти всегда умел находить правильный выход из сложного положения. Нашел его и сегодня.

Красавин стоял на углу двух улиц, когда на своей «Волге» подъехал Скачко, притормозил. Красавин, увидев за рулем полковника, тут же сел рядом, захлопнул дверцу. «Волга» поехала дальше. Некоторое время Скачко хмуро и сосредоточенно молчал, затем без всяких предисловий перешел к делу:

– Слушай и запоминай! Как бы между прочим скажешь кому надо, там, в горкоме: в Конторе знают о валютных накоплениях Аримина, грядут обыски! Подашь информацию, только без нажима. Понял?

Красавин хоть и кивнул в ответ, но попытался обезопасить себя на случай неудачи.

– Связной уехал в командировку. Эти партработники только и знают, что по командировкам мотаться. Везде привечают, везде…

– Ладно! – оборвал его Скачко. – А кто еще держит с тобой связь? Не может быть, чтобы только один человек там был в курсе?.. Партаппарат, он на то и аппарат. Там всегда людей много. Аппарат на одном человеке не может работать, это вам не разведка. А коллектив номенклатуры, ясно? – добавил Скачко и подумал, что, возможно, зря поставил такой диагноз людям из горкома партии. Но надо было искать выход, а точней – узнать имена людей, с которыми еще мог быть связан Красавин, если таковые имеются. – Так, давай выкладывай, кто еще знает?

– Я же сказал… Только он один.

Скачко задумался.

– Они тебе платят?..

Некоторое время Красавин молчал, обдумывая, как бы поделикатнее выкрутиться.

– Я должен отвечать?

– А как же! – удивился Скачко. – Во-первых, ты пока что у нас на работе. Во-вторых, всегда, если кто из наших куда внедряется и получает вторую зарплату, об этом прежде всего узнает наше начальство. А если оно не знает, это называется уже предательством. Я, кажется, все объяснил или ты хочешь услышать эти слова от генерала?

– Нет, нет! – отмахнулся Красавин. – Больше никого нет, и они мне ничего не платят, но со временем обещали перевести в аппарат горкома. Надо же как-то расти!

Скачко усмехнулся, покачал головой.

– Да, далеко пойдешь! Вот только не знаю, что станет с таким аппаратчиком, предавшим систему… – обронил Скачко и стал подыскивать тихое место, чтоб побыстрей высадить Красавина. Притормозил у обочины, неподалеку от каких-то гаражей. И как только Красавин вышел, полковник на ходу до конца опустил стекло со словами: – Чтоб духу твоего здесь не было, аппаратчик хренов!

Антон не торопился на занятия, сидел на скамейке и ждал, когда появится Маша. Увидев ее, вскочил, бросился к ней, и они обнялись и стали целоваться. Ширшов, прячась за деревьями, то и дело щелкал «Миноксом», снимая почти пофазно все эти объятия и поцелуи. Маша опомнилась первой, оглянулась по сторонам, но Ширшов успел спрятаться за дерево.

– Все, хватит, мы сошли с ума! Надо успокоиться. У меня же лекция! Пойдем! – поторопила парня Маша и двинулась вперед. Антон поспешил за ней. Ширшов, выждав, когда они удалятся на достаточное расстояние, вышел из-за дерева и последовал за ними.

Уже оказавшись в здании университета, Ширшов решил не ходить на лекцию, куда отправился Антон, а убить время в библиотеке, признавшись молоденькой девушке, сидевшей на выдаче, что сам несколько лет назад протирал здесь штаны.

В перерыве между лекциями Антон побежал искать Машу. Увидел ее в коридоре, догнал и пошел рядом.

– У меня маман в командировку уезжает на четыре дня, остаюсь один как перст! Ты придешь?.. – прошептал он, словно опасаясь, что кто-то услышит. Он произнес эти слова так тихо, что даже Ширшов, находившийся в метре-полутора от них, ничего не услышал, уже не говоря о пробегавших мимо студентах. Маша, услышав это приглашение, даже оступилась, затем выпрямилась, с трудом обретя равновесие.

– Ты с ума сошел? – резко развернувшись к нему лицом и широко раскрыв глаза, проговорила она. И тотчас двинулась дальше. Потом снова остановилась. – Нет, ты точно совсем с ума сошел! Тебе лечиться надо! – вспыхнув от смущения, сердито бросила она и быстро зашагала прочь.

Антон, потрясенный, смотрел ей вслед.

– Не понял, – опешив, пробормотал он.

Ширшов тоже ничего не понял, но продолжал следить за Антоном.

Скачко с утра прибыл на доклад к Култакову. Он расположился за столом напротив генерала. Култаков сидел хмурый, слушал и пил чай с пряниками.

– Мы со всех сторон обложили Аримина капканами и ждем, когда он сделает неверный шаг! Чуть позже слегка припугнем этот Плодоовощ, и он сам угодит к нам в капкан, не сомневаюсь!

– Это хорошо, что не сомневаешься! Но смотри, за Красавиным там приглядывай! Сам знаешь: предателям доверия нет!

Скачко кивнул и тут же принялся рассказывать генералу о последнем разговоре с Красавиным.

Боков рассматривал фотографии, сделанные Ширшовым. Капитан сидел рядом. Просмотрев все, Боков бросил их на стол, помрачнел и тяжело вздохнул. Хотя Ширшов и сам понимал, что выполнил это не слишком сложное задание на «отлично», он все-таки хотел, чтоб его похвалили. А потому принялся объяснять Бокову:

– Я все выяснил: девица эта работает в университете, преподает русскую литературу восемнадцатого века. Там же учится и Антон. Собственно, она его прямой педагог! Ничего себе преподаватель, а?! С мальчишками романы крутить!.. Совсем совесть потеряли. Да, между прочим, эта учительница – однофамилица нашего полковника: Скачко Мария Ивановна!

– Это его жена, – хмуро отозвался Боков.

У Ширшова вытянулось лицо.

– Да ты что? – опешил он. – Как жена?..

– А вот так! – Боков собирался по-свойски объяснить Ширшову, какие перипетии случаются на белом свете, но в это время в кабинет вошел Скачко. На губах его играла азартная улыбка. Полковник тут же подошел к ним. Боков успел переложить фотографии обратной стороной вверх.

– Чем занимаемся? – весело спросил Скачко.

– Обсуждаем план оперативных мероприятий! – первым поспешно ответил Боков, чтоб Ширшов не успел сболтнуть что-то лишнее. Тот молча кивнул, не находя слов.

Заметив озабоченность на лицах коллег, Скачко решил их подзадорить.

– Как-то скучно вы его обсуждаете?! Я бы сказал, без азарта. А у меня азарт наконец проснулся! – радостно проговорил он.

Ширшов осторожно потянулся за фотографиями на столе, чтобы забрать и спрятать куда-нибудь, хотя бы в верхний ящик стола, но Скачко ловко перехватил их.

– Начальнику надо первому обо всем докладывать, и секретов от него быть просто не может! – шутливо-назидательно произнес полковник.

Скачко перевернул фотографии и стал их рассматривать. Почти на всех снимках Антон и Маша целовались взасос, в полном упоении. Боков с укором взглянул на Ширшова. Тот скроил гримасу, пожал плечами. Полковник потемнел лицом, от былой бодрости не осталось и следа.

– Что это?! – еле слышно прошептал Скачко.

Ширшов с Боковым растерянно переглянулись. Ширшов понимал, что отвечать следует ему.

– Оперативная съемка! Снимал все подряд на «Минокс»!

– Я хотел спросить: давно вы это… изучаете?

Полковник взглянул на Ширшова. Тот испуганно встрепенулся, взглянул на Бокова в поисках защиты. Боков защитил.

– Капитан чуть больше недели наблюдает за ними. Извини, но, когда мы начинали, я не знал, понятия не имел, что между ними что-то… есть. – Боков шумно вздохнул, Ширшов удрученно покачал головой. Скачко меж тем молчал, и Боков продолжил: – Зовут этого милого юношу Антон. Он учится в университете, ходит на лекции и семинары к твоей жене и является единственным сыном небезызвестной тебе Зои Сергеевны! Вот почему мы вышли на него, ну и… и стали изучать.

Скачко хмуро кивнул.

– Хвалю за инициативу! Продолжайте в том же духе! – хмуро обронил он. А затем, сохраняя непроницаемое выражение лица, стал медленно и аккуратно складывать снимки в стопку.

Ширшов, не зная, что ему теперь делать, нерешительно потоптался на одном месте. Затем тихо спросил:

– Я могу идти?

Скачко махнул рукой. Ширшов тут же вышел, он понимал, что вляпался и лучше какое-то время держаться от полковника подальше, лишний раз на глаза не попадаться. Мало ли что… Дождавшись, когда за Ширшовым закроется дверь, полковник обратился к Бокову:

– Можно, я у тебя поживу некоторое время?

– Зачем? А-а… – Боков кивнул, затем попытался успокоить полковника: – Лично я считаю, тебе стоит поговорить с женой. Пойми, это наивный, дурацкий, детский роман, и, на мой взгляд, все это от… – Тут Боков умолк, не зная, стоит ли говорить, но затем все-таки решился: – Короче, произошло это от твоего невнимания к Маше!

Скачко не обиделся.

– Так я могу пожить у тебя, хотя бы недолго, или нет? – жестко переспросил он, раздумывая, как лучше поступить в этой ситуации ему самому и как быть с Машей.

Боков сообразил: сейчас не самое лучшее время читать нотации о примирении и лезть с советами. И тут же радостно выпалил:

– Конечно, можешь! Какие вопросы!..

– Вот это я и хотел услышать! – обрадовался Скачко, словно от этого ответа зависела сейчас вся его жизнь.

Дверь приоткрылась, в комнату с испуганным лицом заглянул Красавин и, увидев полковника, кивнул ему. Скачко попросил Бокова не уходить, а сам поднялся и вышел в коридор.

Красавин отвел полковника в сторону, подальше от двери. Капитан был явно взволнован. И возбужденно зашептал:

– Мне позвонили. Он сегодня утром вернулся. Я сказал: у меня есть срочное сообщение. Мы договорились встретиться в шесть вечера на квартире его сестры. Диктофон брать?

– Зачем? – удивился Скачко.

– Записать разговор! А то вдруг вы мне не…

Но Скачко не дал ему договорить:

– Не надо! Просто расскажешь, как горкомовский товарищ отреагировал. Если спросит, откуда попала информация об Аримине, что ответишь?

– Что подслушал разговор Култакова с вами!

Скачко поморщился, покачал головой:

– Вряд ли прокатит! Скажешь, что я с письмом Култакова перед твоим уходом поехал в Генпрокуратуру Москвы за ордером на обыски. Обыски назначены на завтра: одновременно и дома, и на даче. Да, еще скажешь, что сам лично готовил письмо Култакова на имя генпрокурора Москвы. Он спросит: какие доказательства приводились в письме. А ты в ответ: у них, то есть у нас, есть показания его подружки Зары на Аримина, что она раскололась! Все понял?.. – Так вполголоса вдалбливал Красавину полковник. Красавин явно понимал не все и с ответом помедлил. Тогда Скачко переспросил еще раз: – Ты все понял?

Красавин молча кивнул. Скачко двинулся к двери в свой кабинет, но вдруг остановился.

– И лучше все аргументы перечислить в той последовательности, в которой я изложил, усек?

Он мрачно подмигнул ему и вернулся в свой кабинет.

Машу немного задержали на кафедре, попросили составить план на начало занятий в сентябре. Но как только она освободилась, прибежала в сквер, на то место, где они всегда встречались с Антоном. Однако там его не оказалось. Вздохнув, она присела на лавочку рядом со старухой, которая читала журнал «Наука и жизнь» и ела мороженое. Маша нервно смотрела по сторонам и теребила ремешок от сумочки. Заметив беспокойство Маши, старушка достала из плетеной корзинки пластиковой шестицветный кубик, прокрутила несколько раз, чтоб размешать квадратики, и предложила Маше собрать. До этого Маша ни разу не видела и не держала в руках кубик Рубика, к тому же не понимала, зачем это старухе понадобилось развлекать ее таким вот странным образом. Но все лучше, чем маяться от неизвестности. И потому она взяла кубик и, поняв основную цель и смысл игры, неуверенно завертела его в пальцах.

Старушка, как терпеливый тренер, показывала ей иллюстрации, напечатанные на страницах журнала с вариантами сборки, пыталась помочь Маше собрать хотя бы одну красную сторону кубика. В какой-то момент Маша поняла, что игра успокаивает, даже нравится ей. И вдруг, подняв голову, она увидела перед собой Антона, он внимательно следил за каждым движением ее пальцев. Она просияла от радости, вскочила и бросилась к нему на шею. Антон сжал ее в объятиях. Тогда старушка медленно поднялась со скамьи, подошла к ней и отобрала так и не собранный до конца кубик.

– Я так понимаю, вам больше эта игрушка не нужна, – сказала она и медленно заковыляла по дорожке, прихватив с собой и кубик, и журнал и оставив влюбленную пару целоваться и обниматься дальше, только уже без свидетелей.

Бежевая «Волга» стояла во дворе дачи. Аримин копал яму на одной из заросших сорняками грядок в задней части участка, время от времени настороженно поглядывая по сторонам. Рубашка взмокла от пота. Наконец лопата стукнулась о металл. Он, кряхтя, вытащил молочный бидон из ямы, веником и тряпкой очистил его от земли, с трудом открыл крышку, стал вытаскивать и выкладывать на плед, расстеленный рядом с бидоном, упаковки денег, завернутые в целлофан. Кто-то присвистнул – совсем рядом. Аримин резко обернулся. На выложенной плитами дорожке, что шла от дома, стояли Боков, Скачко и Капустин. Скачко усмехнулся. У Аримина задрожали губы.

– Кто вы такие? Что вам здесь надо?! – испуганно выкрикнул он.

Скачко вытащил свое удостоверение, показал Аримину. Тот прочитал, и тут у него уже затряслись руки. Скачко поморщился и кивнул Капустину. Старший лейтенант убежал и через мгновение привел двух понятых из местных жителей, пожилую пару, подвел к деньгам, которые лежали возле бидона. Сельчане испуганно и недоуменно смотрели на упаковки долларов. Скачко взглянул на Бокова.

– Начинайте составлять протокол!

Боков кивнул, вытащил из планшетки бумагу, ручку и принялся за работу. Хотя Аримин понимал, что попался с поличным, все же попытался выкрутиться:

– Хочу сразу же заявить: это клад, и я только что нашел его в земле! Расчищал грядку от сорняков, под посадку, огурцы там и всякое прочее, и на тебе… – Тут он на секунду-другую умолк, понимая, что доводы не очень, однако решил пойти дальше: – И прямо сейчас я готов передать его государству! – старательно изображая улыбку, сообщил он.

– И на этих купюрах, конечно же, нет отпечатков ваших пальчиков, так, гражданин Аримин? – язвительно усмехаясь, спросил полковник.

Услышав эти его слова, Аримин сразу сник. Обхватил голову обеими руками и присел на свежевыкопанную землю, так и оставив без ответа этот вопрос.

В оперативном отделе находились Ширшов, Павлов и Капустин. Ширшов с Павловым пили чай и играли в шахматы. Капустин писал рапорт, но было видно: это занятие дается ему с трудом. И потому выражение лица у него было довольно кислое. Вошел Боков с какой-то бумагой в руке, вложил ее в папку, взглянул на Капустина.

– Ордер на арест твоей Зары получен! Давай-ка звони ей!

Капустин растерянно взглянул на Бокова. Тот, понимая, что Капустину страшно не хочется этого делать, подстегнул:

– Звони-звони!..

И Боков пододвинул ему телефон. Капустин кивнул, набрал номер. Услышав знакомый женский голос, бросил в трубку:

– Привет? Ты дома?.. Как приболела?.. А что с тобой?! Ясненько!.. Да у меня запись тут, сейчас перерыв образовался, но это надолго!.. Да, до вечера точно… Ладно, выздоравливай, я еще попозже позвоню!

Он положил трубку, погрустнел.

– Она дома, заболела, температура тридцать восемь. Может, подождать, пока выздоровеет? – неуверенно предложил он.

Боков вздохнул, вспомнились эротические сцены, которые совсем недавно разворачивались на конспиративной квартире. Но он тут же постарался взять себя в руки. И, напустив строгий, непреклонный вид, решил дать урок профессионализма молодому и слабому духом сотруднику:

– Так вот, специально для молодых и неопытных. Объясняю, что может произойти! Узнав, что мы арестовали Аримина, твоя подопечная сбежит! В том у меня сомнений нет! И тогда…

Боков даже сам испугался своих слов, понимая, какую нелестную тираду придется им всем выслушать из уст генерала. Он очень живо представил красное от гнева лицо Култакова и как генерал будет их распекать! И тут же обратился к коллегам с неожиданным вопросом:

– Есть у кого аспирин?

– У меня есть! – откликнулся Павлов.

Боков довольно кивнул и распорядился:

– Очень хорошо! Возьмешь с собой!

Капустин предпринял последнюю попытку остановить запущенный механизм.

– А может, все-таки оставить ее под домашним арестом? – робко, без особой надежды спросил он.

Боков отпарировал сразу же:

– Ага! А тебя в охранники!

Все так и грохнули от смеха. Видя, что Капустин покраснел и обиделся, Боков приказал:

– Ладно, хватит ржать! Машина у подъезда! Все на выезд, живо!

Когда Ширшов и Павлов вышли из отдела, Капустин подошел к Бокову.

– Товарищ майор, можно я не поеду на задержание?.. Сами понимаете, такое дело…

Боков раздраженно взглянул на него, и Капустин осекся, опустил голову. Но еще через секунду поднял ее и с вызовом взглянул прямо в глаза начальнику. Тот вздохнул, удрученно покачал головой:

– Ты чего это? Никак влюбился?

– Она хорошая девчонка! И у нас… как-то все сошлось… – Он развел руками.

Боков понял. Он не любил многословия.

– Ладно! Мы и втроем обойдемся! Рапорт только закончи!

Капустин грустно кивнул. Боков нахмурился и вышел из комнаты. Капустин вздохнул, уселся за стол, какое-то время смотрел на бумаги, потом отвернулся и уставился в окно.

Аримин сидел на корточках у стены. Потом поднялся, прошелся по камере, потрогал стены. Даже в страшном сне он и представить не мог, что когда-нибудь попадет в камеру Лефортовской тюрьмы. Почему-то вспомнился анекдот, который рассказывал его персональный водитель, когда они однажды проезжали мимо этой кагэбэшной тюрьмы по дороге к Немецкому кладбищу, где у Аримина были похоронены родители. Впрочем, если разобраться, анекдот вспомнился не случайно. Во-первых, потому, что фамилия его водителя была Рабинович, как и у героя анекдота, а во-вторых, жил водитель, по иронии судьбы, как раз недалеко от Лефортовской тюрьмы.

«– Вы помните Рабиновича, который жил напротив тюрьмы?

– Да, а что?

– Так теперь он живет ровно напротив своего дома».

Аримину показалось, что он слышит здесь, в камере, веселый голос своего водителя из прошлой такой чудесной жизни, и он ужаснулся. Затем его начало трясти, он уперся руками в стенку, вжался в нее лбом и истерически расхохотался.

Открылся «глазок». В маленькой круглой дыре мелькнул глаз надзирателя. Он внимательно несколько секунд смотрел на узника. «Глазок» закрылся. Аримин даже не повернул головы. Когда шаги в коридоре стихли, он вдруг залез рукой в рот, расшатал зуб, вырвал его. Красная струйка крови поползла по подбородку. На ладонь выпала крохотная ампула. Аримин взглянул на нее. Лицо у него посерело, на лбу выступили мелкие капельки пота. Аримин сполз по стене, сел на каменный пол. Переложил ампулу в карман. Закрыл лицо руками и беззвучно зарыдал.

Култаков, стоя навытяжку, говорил с Андроповым по телефону:

– Все прошло успешно, взяли с поличным, так что теперь Аримину не отвертеться! Кроме того, мы взяли и соучастников его преступных деяний, они уже дают показания!.. Обязательно доведем до конца!.. Я думаю, заговорит! Когда его брали, чуть в штаны не наложил!.. Трусоват! Всех сдаст!.. Спасибо!.. Служу Советскому Союзу!

С торжественным видом произнес он и еще несколько секунд слушал молча. После чего не выдержал и опустился на стул. Заглянул Красавин, но Култаков резко поднялся, замахал на него рукой, чтоб тот уходил. Красавин исчез.

– Да, всех отметим!.. Поименно! Я представлю рапорт!.. Есть, до связи!..

Он положил трубку, с довольным и важным видом смотрел на нее пару секунд, затем шумно выдохнул. Лицо у генерала посветлело, он заулыбался, потом стукнул ладонью по столу и неожиданно, отчаянно фальшивя, пропел две фразы из романса «Гори, гори, моя звезда». Резко зазвонил телефон. Култаков снял трубку.

– Генерал Култаков слушает!..

Несколько секунд он слушал, и радостное настроение тут же испарилось.

– Как это мертв Аримин?! Вы что несете?! Что вообще происходит?! – подскочив в кресле и побагровев от гнева, выкрикнул он.