Дело гастронома № 1 Латий Евгений

Беркутов не ответил.

– Так вы согласны на предложение генерала?

Беркутов напрягся.

– А слову генерала можно верить?

– Можно! На то он и генерал!

– Тогда я согласен.

Скачко, услышав этот ответ, в первую секунду даже не поверил.

– Вы это осознанно?

Беркутов кивнул

– Что ж, я рад! – улыбнулся полковник.

Скачко зашел к генералу, выложил четыре большие пачки бумажных денег, завернутые в полиэтилен. Тот изумленно уставился на пачки.

– Мы нашли это в воздуховоде на даче Беркутова. Здесь ровно сорок тысяч рублей! Но больше ничего не нашли, видимо, это все сбережения Беркутова.

Култаков оглядел четыре тугие пачки двадцатипятирублевок, нахмурился.

– А долларов нет?

Скачко развел руками. Култаков нахмурился.

– Он что, издевается над нами?! Надо еще искать! Сорок тысяч в чулке можно найти в каждой третьей семье! – разгневался Култаков. – Нам этого мало!

– Мы пять раз простукали, обшарили все стены и углы. Больше ничего!

Култаков помрачнел.

– Ладно, пусть пишет, кому что передавал. Дай ему толстую тетрадь, и пусть подробно все расписывает. Каждый рубль!

Скачко кивнул.

– Андропов уже вряд ли выйдет из клиники. Плохи у него дела. Почки отказывают, – мрачно произнес генерал.

– И что теперь? – с тревогой спросил Скачко.

– А что теперь?! Курс не меняем! Следующий Старшинов! Но ты прав. Нам это ни к чему. Пусть им займется республиканская прокуратура РСФСР. Мы им дорогу проторили.

Скачко кивнул.

Костиков встретился со Старшиновым на «Птичке» в собачьем ряду. Тот придирчиво рассматривал щенков спаниеля, выставленных на продажу и копошащихся в большой плетеной корзине. Костиков оглянулся, но, не заметив ничего подозрительного, подошел к нему, встал рядом и тоже стал рассматривать одного из щенков.

– Этот вот, белоухий, посимпатичней будет! – посоветовал Костиков. – Решили охотой заняться, Николай Иваныч?

Старшинов хмуро взглянул на своего помощника и снова принялся разглядывать щенков. Он отошел от корзины со спаниелями и двинулся дальше по собачьему ряду. Костиков, опасливо озираясь по сторонам, поплелся за ним.

– Вы всерьез щенка выбираете? – спросил Костиков.

– Всерьез, – пробурчал Старшинов.

Костиков недоуменно хмыкнул.

– Для внука, что ли?

Старшинов не ответил. Остановился возле корзины с королевскими биглями с коричнево-рыже-белым окрасом и радостно стал их рассматривать.

– Словно с картин малых голландцев сошли! – восторженно произнес он.

Костиков все крутил головой по сторонам, стараясь засечь «наружку», но заметить что-либо не удавалось. Он вплотную приблизился к Старшинову.

– Наш друг начал давать признательные показания, – зашептал он. – Кому передавал, сколько, когда. Память у него, говорят, отменная. Есть людишки, мы могли бы прервать поток дружеских воспоминаний…

Костиков бросил злой взгляд на молодого парнишку, который протискивался поближе к корзине, чтобы посмотреть на биглей, и одним этим уже оказался подозрителен, а когда повернулся к Старшинову, то натолкнулся на его жесткий взгляд.

– Решил в бандиты податься? – прорычал Николай Иванович.

Костиков хмуро огляделся по сторонам.

– Какие бандиты, когда он нас с тобой закладывает?!

– Молчать!

Старшинов поморщился, схватился за живот. Полез в карман, достал таблетку, бросил в рот.

– Если Георгий признался, то, значит, невмоготу стало. Ты вон какой гладкий, лощеный! А мы с ним на войне землей давились, ползая на волоске от смерти. И спали с ней в обнимку!

– Давайте хоть без имен!

Костиков умолк, поморщился, недовольный этим указанием своего начальника.

Беркутов передал тетрадь Скачко. Полковник начал ее листать. Она была исписана мелким почерком. Там были схемы, суммы, фамилии, а также даты. Так за последний, 1982 год было записано: «Гришину В.В. с января по сентябрь 82-го было передано без оплаты 5 продовольственных заказов на общую сумму две тысячи шестьсот рублей». Скачко хмыкнул, захлопнул тетрадь, бросил ее на стол.

– Я там все расписал, до копейки, – объяснил Беркутов. – Излишки составили двести девяносто семь тысяч. Из них сто восемьдесят семь тысяч раздал в Мосторговлю, Минторговлю, райпищекомбинаты и так далее, там все расписано. Сто десять тысяч ушли на служебные издержки…

– Что это такое – «служебные издержки»?

– Там все расписано. Это оплата продуктовых наборов, которые брали партийные, советские органы и влиятельные частные лица, а денег за них не платили. Лично себе я за десять лет взял всего пять тысяч рублей, там это тоже указано.

Беркутов виновато опустил голову. Скачко задумался.

– А «Мерседес» на что вы купили?

– «Мерседес» я купил подержанный, он был списан из посольского гаража и стоил половину «Волги». Мы с женой четыре года на него копили!

– Неужели вы не понимали, что это беззаконие, воровство, что давать взятки преступно, безнравственно, в конце концов?! – воскликнул полковник.

Беркутов задумался, потом кивнул.

– Я понимаю, вы правы! Но еще Ленин говорил: жить в обществе и быть свободным от этого общества нельзя. Так и я не мог быть свободным от той системы, в которой существовал. Вот и все, что я могу сказать в свое оправдание! – Он умолк, прикрыл глаза ладонью. Всплыло воспоминание из прошлого.

Костиков жарил шашлыки, Старшинов с Беркутовым прогуливались по территории его дачи.

– Ты же понимаешь: первый – это первый! Из его закромов вся власть кормится! А чтобы пополнять эти закрома, одними распоряжениями сверху не отделаешься! Это Ленин мог объявить продразверстку и с ружьем отбирать излишки! Нынче за них надо платить: Астрахани – за осетров, Омску – за стерлядь, ну и так далее! А чем платить? Не своей же зарплатой! Ну, да ты не на пустое место пришел! Мы эти трудные вопросики уже порешали…

Старшинов взглянул на Беркутова.

– При передаче дел меня уже просветили.

– Вот и хорошо!

Он остановился, с улыбкой взглянул на Беркутова.

– Значит, будем вместе работать?

Он протянул руку, и Беркутов, улыбнувшись, пожал ее.

Беркутов молчал. Полковник курил, глядя в зарешеченное окошко.

– И отказаться было нельзя?

– Нас отказам не учили. Вы бы отказались?

Скачко не ответил.

– Мы Старшинова взяли.

– Знаю.

– Извини, постоянно забываю, что у нас тут сарафанное радио работает. Ничем истребить не можем! – усмехнулся полковник.

– Вот и откаты эти вы ничем не истребите! – добавил Беркутов. – Гришина же не убрали? И не уберете! Скажете, что я не прав и вы наведете твердый порядок в нашей империи?

Скачко не сразу ответил.

– Я не несу за это полной ответственности, а потому и обещаний таких давать не могу.

– Очная ставка со Старшиновым состоится? – спросил Беркутов.

Скачко молчал.

– Я пошел вам навстречу, назвал всех взяточников, среди них есть очень именитые! Но никто их трогать не собирается, насколько я понял?! – усмехнулся Георгий Константинович. – И со Старшиновым меня не сведут, тоже знаю! Так ради чего все, объясните? – Беркутов в упор смотрел на полковника, но Скачко молчал.

Скачко вошел в кабинет Култакова. Внес первые тома уголовного дела по Беркутову, выложил их на стол перед генералом.

– Я принес первые тома уголовного дела по Беркутову! – доложил полковник.

Скачко сел напротив генерала. Перед Култаковым стоял стакан с недопитым коньяком. Рядом – бутылка.

– Дело Беркутова закончено, его можно передавать в суд, но у меня есть ряд серьезных вопросов, – словно не замечая коньяк на столе, неуверенно проговорил Скачко. – Список крупных взяточников, объявленных Беркутовым и занимающих крупные государственные посты, больше сорока человек. Что с ними будем делать?

Култаков поднял руку, прося Скачко замолчать. Тот умолк. В глазах генерала стояли слезы. Он взял чистый стакан, плеснул в него коньяку, пододвинул Скачко.

– Юрий Владимирович Андропов… умер.

Голос его задрожал. Генерал взял свой стакан, поднялся, выдержал паузу и выпил. Следом за ним поднялся и Скачко, тоже выпил.

– Садись, сегодня день траура! Забудь обо всем. Завтра будем решать. Да сядь ты, кому говорю!

Полковник повиновался.

Беркутов произносил свое последнее слово. Зал суда был заполнен на две трети, но по большей части работниками КБГ. Вся группа Скачко присутствовала в полном составе.

– Вначале я пытался работать честно, но потом убедился, что надо или давать взятки, или уходить с должности… Понимая всю тяжесть совершенного мной преступления, я сам уже давно осудил себя самым строгим судом. Я не боюсь смерти, страшно за близких, которые не переживут такой позорной и бессмысленной кончины. Сейчас я тяжело болен, моя семья, моя дочь, студентка с малолетним ребенком на руках, осталась без мужа и отца. Неужели есть такая необходимость – лишать человека жизни за совершенные им действия?!

Он на мгновение умолк, взглянул на председателя Верховного суда РСФСР и вдруг узнал его.

Люся влюбленно смотрела на директора, но тут в приемную вошел Салтыков в строгом костюме. Он увидел Беркутова, кивнул, радостно заулыбался, протянул директору руку, крепко пожал ее.

– Петр Салтыков, судья Верховного суда России! Я звонил вам вчера по поводу заказика! Сын женится, так сказать, важное событие. Надо не только крепко выпить, но и хорошо закусить, – подобострастно проговорил он.

– Помню-помню! Организуем, поможем. Прошу в кабинет, товарищ судья, – любезно пригласил Беркутов.

Они прошли в кабинет. Люся с улыбкой посмотрела им вслед.

Салтыков, сидевший на месте председателя Верховного суда РСФСР, перехватил этот напряженный взгляд Беркутова, понял, что подсудимый узнал его, и нервно заерзал на месте.

– Гражданин Беркутов, вам давали последнее слово! – строго проговорил он. – Вы закончили?

– Я мог бы многое еще сказать, но не знаю, уместно ли говорить об этом в этот судный день…

– Я вас понял! Суд удаляется на совещание для вынесения приговора! – объявил Салтыков и первым поднялся из-за стола, демонстрируя, что на сегодня заседание суда закончено. Стали выходить и сидевшие в зале.

Скачко обедал с Боковым в пельменной. Посетителей было немного.

– Меня утром вызывал Култаков, – начал разговор полковник, – расспрашивал о моих планах, словно я премьер-гастролер, и вдруг наехал на меня из-за обоих: из-за матери и сына! Почему обвинительные материалы на них исчезли из уголовного дела и кто в этом виноват? Я объяснил, что их вина не столь уж и существенна, чтоб выделять их дела в отдельное производство, но он, как всегда, начал кричать, покатил бочку на тебя, даже попросил написать нечто вроде доноса на тебя, но я отказался! Тут, к счастью, ему позвонили, кто-то из начальства, и он вытурил меня из кабинета!

Скачко хмуро умолк. Боков молчал.

– Как мне все это надоело!

Скачко даже перестал есть, отодвинул тарелку с недоеденными пельменями, стал пить компот из сухофруктов.

– Компот из пионерлагеря! – сказал он.

– А куда деваться? – вздохнул Боков. – Куда нас возьмут на работу? У отставников-военных диапазон шире! Они надежные замы, трудовики, историки, а мы кому нужны в народном хозяйстве?

Скачко ответил не сразу.

– Да я хоть в сторожа! – поморщился он. – Не поверишь, как все надоело, до чертиков! Сейчас дадим тебе подполковника, и я сразу рапорт подам! Устал как собака.

И он допил компот.

Все входили в небольшой зал районного суда, где проходило заседание Верховного суда РСФСР. К Скачко подошла Лида, с мольбой взглянула на него.

– Сколько же ему дадут? – шепотом спросила она.

Скачко пожал плечами:

– Я не знаю…

– Но обычно же все заранее решено… – растерянно пробормотала она.

– Честное слово, Лидия Санна, не знаю, но полагаю, лет пять-шесть, не больше!

Лицо Лиды просветлело. Она кивнула.

– Спасибо!

Жена Беркутова прошла и села в третий ряд.

Началось судебное заседание. На скамью подсудимых привели Беркутова. Два милиционера встали по бокам. Лида увидела мужа, вытянула голову, подалась вперед, ловя каждый его взгляд. Зрителей в зале немного прибавилось. Скачко тоже взглянул на Беркутова. Георгий точно ждал этого взгляда, перехватил его, жадно и вопросительно посмотрел на полковника. Скачко растерянно улыбнулся, но для Беркутова было достаточно и улыбки полковника. Он принял ее за одобряющий знак и заметно повеселел. Вошли судьи. Секретарь тотчас поднялся.

– Встать! Суд идет! – требовательно произнес он, и все в зале поднялись.

Трое судей заняли свои места, председательствующий взял папку с приговором, поднялся и стал его зачитывать.

– Оглашается приговор Верховного суда Российской Советской Федеративной Социалистической Республики по уголовному делу директора первого гастронома города Москвы Беркутова Георгия Константиновича. Занимая ответственное положение директора торгового предприятия, расположенного в центре Москвы, Беркутов в соответствии со своими полномочиями должен был обеспечить постоянное наличие в магазине в широком ассортименте и надлежащего качества разных товаров для удовлетворения ими нужд населения. Но гражданин Беркутов с первых дней своей работы назначил себе иную цель и род деятельности! Используя свое ответственное должностное положение, Беркутов в корыстных целях с января 1972 года по октябрь 1982 года систематически получал взятки от своих подчиненных за то, что через вышестоящие торговые организации обеспечивал бесперебойную поставку в магазин продовольственных товаров в выгодном для взяткодателей ассортименте. В каждом отделе магазина использовались средства для обогащения, такие, как пересортица, нарушение правил разделки рыбы и мяса, естественная убыль и дефицит в отделе заказов, организованном для предприятий и организаций города, ветеранов войны и так далее. Особая опасность таких методов работы состояла в том, что подрывался авторитет народно-хозяйственного аппарата, нарушалась нормальная работа отрасли и дискредитировались новые формы советской торговли. Серьезные упущения проявились в расстановке и политико-воспитательной работе с кадрами…

Беркутов нашел в зале Лиду, взглянул на нее, и она, заметив это, вся так и просияла.

Была жаркая весна. Лида, еще молодая девчонка, в нарядной кофточке шла по скверу, на ходу читая учебник по политэкономии, когда ее догнал Жора Беркутов и зашагал рядом. Лида взглянула на молодого парня, и он ей сразу понравился.

– Вы меня не помните?

– Почему, помню. Вы, кажется, с заочного? – она напряглась, вспоминая. – Жора Беркутов, верно?

Он кивнул.

– Я готов полюбить вас на всю жизнь! – заявил он. – Как вы к этому относитесь?

– А вы в этом уверены?

– В чем?

– В том, что на всю жизнь?

– А-а, это уж без сомнений! – уверенно сказал Беркутов. – Да так, чтобы и умереть в один день!

Они на мгновение остановились. Лида взглянула на него и не смогла отвести глаз.

– Я согласна, – прошептала она неожиданно для самой себя.

В зале Верховного суда РСФСР председатель суда Салтыков продолжал зачитывать приговор.

– Верховный суд Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, на основании статей 173 части второй и 174 части второй УК РСФСР, за получение и дачу взяток в особо крупных размерах постановил приговорить Беркутова Георгия Константиновича… – он выдержал паузу. – К высшей мере наказания – расстрелу!

Лида, услышав эти слова, тут же закрыла рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. Беркутов же оставался внешне спокойным. Он лишь недоуменно взглянул на Скачко, но полковник, и сам не ожидавший этого приговора, опустил голову. Конвоиры надели на Беркутова наручники и увели. Напоследок тот еще раз оглянулся, но Скачко в зале суда уже не было.

Беркутова везли в автозаке по Москве. Он был в наручниках. Один из охранников сидел рядом с ним.

– Я что-то не пойму: охранники теперь ездят вместе с приговоренными к расстрелу? – усмехнувшись, спросил он.

Охранник ласково кивнул. Беркутов успокоился, стал смотреть в зарешеченное оконце. Охранник достал пистолет и выстрелил ему в голову. Беркутов медленно сполз с сиденья. Охранник засунул пистолет в кобуру, достал сигарету и закурил.

Часы показывали половину девятого. Скачко вошел в кабинет Култакова. Тот уже собирался домой и снова что-то искал. Увидев Скачко и заметив, что тот настроен воинственно, генерал спросил:

– Ну что?

– Беркутова приговорили к расстрелу.

Култаков равнодушно кивнул, продолжая что-то искать. Наконец увидел красную папку, лежавшую на столе, налился яростью. Схватил папку и гневно бросил ее на стол.

– Да что это такое со мной происходит-то?! – он сердито топнул ногой. – Ведь перед самым моим носом папка лежала, а я ее, как дурак, уже полчаса ищу!

– Вы обещали ему пять лет.

Култаков недоуменно взглянул на него.

– Ты же сам мне этот ход предложил?! – усмехнулся Култаков. – Мол, нужен хороший пряник, иначе ничего не получится. Вот я и поманил его этим пряником. Так что я тут ни при чем! Ты вел следствие, я тебе помогал как мог. Беседовал с ним по твоей же наводке. Или нет?.. – Генерал пожал плечами.

– Но вы же обещали поговорить с Андроповым, всерьез договориться о скидке срока, вы обещали, черт возьми!

– Он вор, взяточник, а вор должен сидеть в тюрьме! Что тут непонятного? И мы никогда не договаривались и не будем договариваться с ворами и взяточниками! Они наши враги! По образу, по сути, по всему! – повысив голос, заявил Култаков. – И вообще, что происходит, полковник Скачко? Какие претензии?! Дело ты провел замечательно, я вот тут думаю о представлении тебя к ордену, пишу представление на генерал-майора! В чем дело?! Кстати, ты с женой помирился?

– Помирился.

– Вот и хорошо! И Боков у тебя с женой помирился. Просто идиллия в отделе. Кстати, я вам обоим премии выписал! Сходите в ресторан, кутанете на полную катушку. А весь остальной сор приказываю выбросить из головы!

Култаков взглянул на мрачное лицо полковника, поморщился:

– Мы бы не смогли его расколоть, Паша! Беркутов не хотел давать признательных показаний, и ты блистательно предложил уступить ему. Как бы всерьез!

– Но я и собирался уступить всерьез! Нужно было уговорить Андропова пойти на уступки.

– Да он бы и слушать меня не стал! Это первое. Второе, он был болен. Смертельно болен! И третье: не мы судили, Паша! Не мы! Мы следствие закончили, свою работу сдали. Все! Дальше трава не расти! И отправляйся-ка ты в отпуск, к чертовой бабушке, чтоб я тебя здесь не видел!

Скачко опустил голову.

– Выходит, мы его обманули…

– Да прекрати ты ныть! Это наша работа! Мы своего добились, победили!.. Мы победители! И это главное. Все! Дело Беркутова закрыто! Едем дальше со всеми остановками!

Скачко не ответил. Генерал с улыбкой взглянул на него.

– Порадуйся жизни, Пал Сергеич! Ты же раньше крепким парнем был. Настоящим опером, что называется, надежей. Было раньше такое русское слово. Так что, смотри, не разочаровывай меня, Паша!

Скачко никак не отреагировал. Помолчал, потом достал рапорт из своей папки и положил на стол.

– Что это?!

– Рапорт об отставке.

Култаков прочитал, и лицо его вмиг посуровело.

– Ты что, кисейная барышня?! Подлого врага пожалел?! Забери! И чтоб я этого больше не видел!

– Вы меня подставили! Я не могу работать с людьми, которым не доверяю!

– Что?! – взвился Култаков, ожег полковника уничтожающим взглядом, но Скачко этот взгляд выдержал.

– То-то мне докладывали, что ты брал из спецхрана книги Солженицына и прочую дрянь, – злобно прошипел генерал. – Успел напитаться враждебными идеями?!

Скачко усмехнулся.

– Тогда, может, и меня в распыл?

– Стоило бы! Да наш общий мундир позорить не хочется!

Култаков подошел к столу, одним росчерком подписал рапорт, отшвырнул его. Тот упал на пол. Полковник подобрал его.

– Забирай! И чтоб духу твоего здесь больше не было! Пошел отсюда! Вон! – заорал генерал.

Скачко забрал рапорт и спокойно вышел из кабинета, даже не попрощавшись. Култаков присел на стул, шумно дыша и с трудом укрощая в душе ярость.

– Мерзавец! Сволочь! Предатель!.. – прокричал он вдогонку.

Скачко вышел из управления. День выдался такой солнечный, ясный. Павел Сергеевич даже прикрыл глаза, так их резануло светом. Бывший полковник отошел от главного входа, достал сигареты, закурил. Лицо стягивала тугая маска боли. В душе он еще продолжал спорить с генералом, с трудом сдерживая ярость. А потому не сразу увидел Машу. Она стояла на другой стороне улицы и с первых же секунд, узрев мужа, тотчас заулыбалась, замахала ему рукой, подзывая к себе. Она даже хотела перебежать через дорогу, но шел плотный поток машин, и Маша терпеливо его пережидала. Скачко пока что еще не до конца осознавал, что с ним произошло, но чувствовал себя раздавленным. Он заметил Машу, попытался улыбнуться, но улыбка вышла вымученной, неестественной. Руки дрожали, сигарета упала на асфальт. Он стоял, не двигаясь, просто не в силах был сдвинуться с места, потухший, внезапно постаревший сразу лет на двадцать. А потом он вдруг резко побледнел, в глазах у него потемнело. И он прислонился к стене, чтоб не упасть.

Он уже не видел, как подбежала к нему Маша.