Дело гастронома № 1 Латий Евгений

8

Зоя, стоя у машины, изучала на капоте карту области. Географические значки давалась ей с трудом.

– Сам черт ногу сломит в этих значках! Вот железная дорога, ее я вижу, а где ближайшая станция? Ничего не вижу, – недовольно пробормотала она, обернулась на Скачко.

Тот полулежал на бережку и смотрел на воду.

– Послушайте, вы, рыцарь подлого образа?! Вы не подвезете меня до станции, я вам заплачу!

Но Скачко не отозвался.

– Все же я вас деликатесами накормила! Не будьте неблагодарной скотиной!

Скачко неодобрительно хмыкнул.

– Дурят нас, мужиков, как хотят! Обещают золотые горы, а на деле – шиш!

– Это вы облапошили меня, как дурочку! Это я поверила в чистую любовь! Ухаживали, завлекали, а на самом деле… – Она сжала кулаки и потрясла ими в воздухе.

– Хо-хо-хо! Бедняжка! Поплачь еще! – он посерьезнел. – Только вот утешить не могу!

– Я вас ненавижу! – она смахнула слезу.

Скачко нахмурился, покачал головой.

– Нет, женщинам верить нельзя. Слова для них ничего не значат. «Я все сделаю для тебя! Все-все!» – он спародировал ее любовно-романтическую интонацию.

Скачко сделал себе бутерброд с икрой, стал есть. Нахмурился и сообщил Зое:

– Мы арестовали вашего сына.

Зоя округлила глаза, однако не поверила тому, что он сказал.

– Это подлый шантаж! Я вам не верю!

– Антон брал у вас без спроса четыре тысячи рублей?! – вдруг спросил Скачко.

Зоя испуганно посмотрела на него.

– Да, брал, но…

Она не договорила, осеклась. Еще через мгновение Платонова поняла, что Скачко вовсе не шутит. Она вмиг помрачнела, в упор глядя на полковника. Тот помедлил и утвердительно качнул головой. Зоя закрыла ладонями лицо и разрыдалась.

Новый допрос также проходил в следственной камере. Антон с видимым удовольствием глотал чай, жадно поедал черствое печенье и пугливо поглядывал на Бокова, словно боясь, что угощение отнимут. Боков сидел напротив подследственного, молчал, наблюдая за ним. Антон засунул в рот последнее печенье и лишь после этого успокоился. Допил чай. Вопросительно посмотрел на Бокова.

– Ну что, взбодрился? – мрачно усмехнулся Боков. – Можем начать разговор?

Антон пожал плечами.

– Только я все равно ничего вам не скажу! – дерзко объявил он. – Вы, наверное, будете бить меня?

– Кто это тебя просвещал?

– Раньше били, Солженицын писал об этом! Да и сейчас я уверен, что бьете!

– А ты ждешь, чтоб тебе ребра начали ломать?! Однако на свете все меняется.

– Только не ваша власть! – усмехнулся он, и Боков, оторопев, уставился на него. Обычно в этих стенах, если не писались от страха, то вели себя смиренно, выказывая всяческую покорность. А тут желторотый птенец – и где-то успел уже нахвататься антисоветчины.

– И давно ты в диссиденты записался? Надоела честная спокойная жизнь? – Боков взял из дела копию анкеты. – Вот твоя анкета! В ней записано, что ты комсомолец, добр, отзывчив, любишь общественную работу. В школе даже избирался в комитет комсомола! А теперь что, решил перекраситься?

– Я еще не решил! – обозлился Антон.

– А если еще не решил, то посоветуйся сначала с мамочкой! Тоже мне, герой выискался!

– Между прочим, гражданин следователь, я совершеннолетний и за свои поступки сам отвечаю! – посерьезнев, напомнил Платонов. – И прошу разговаривать со мной на «вы»!

– То, что ты еще летний, это невооруженным глазом заметно, как и то, что не совершенный! – раздраженно бросил майор. – А разговора на «вы» ты, щенок, еще не заслужил! – Боков с трудом держал себя в рамках.

– А жить со страхом в душе лучше? – криво усмехнулся Антон. – Я бы лично не хотел. Рабом быть не хочу! Да, маму жалко, ее с работы могут вытурить. Но я ей разрешу от меня отказаться! Ведь у вас это по сей день практикуется?

– Ты все же идиот! – поморщился Боков.

Антон усмехнулся.

– В романе Достоевского, между прочим, это самый приличный человек! – радостно отозвался он. – Не возражаю против такого определения для себя.

Боков, глядя на его самодовольное лицо, так разозлился, что сжал кулаки и готов был поколотить этого пакостника. Но вовремя сдержался, вызвал охранника и потребовал увести арестованного в камеру.

Зоя нервно курила. Полковник открыл новую бутылку «Киндзмараули», налил по полстакана Зое и себе. Сделал новый глоток и блаженно зажмурил глаза.

– Потрясающее вино! – промычал он. – Не познакомился бы с вами, не попробовал бы…

– Как вы вышли на моего сына?

– Случайно. Он ехал в трамвае и открыто читал Солженицына. На его беду, в вагон зашел мой сотрудник. Увидел это безобразие и оторопел. Конечно же, он не мог пройти мимо! А еще ваш сынок увел у меня жену! Но это уже к делу не относится.

– Ах, вот откуда ноги растут! А я-то голову ломаю! Ее, кажется, зовут Мариванна?

Скачко кивнул. Зоя шумно вздохнула.

– И сколько лет грозит моему сыну за этот адюльтер? – с презрением спросила она.

– До шести лет за распространение антисоветской литературы. И «волчий билет» после зоны.

– Шесть лет?! – ужаснулась она. – Вы что, звери?! Хотя о чем я говорю?! – нервно пробормотала она. Протянула полковнику свой стаканчик, тот наполнил его вином. Зоя сделала несколько жадных глотков. Достала сигареты, закурила.

– А Беркутову сколько могут дать?

– С ним уже не наша игра. На него есть охотники рангом повыше.

Он кивнул на небо.

– Андропов?! – сразу угадала она.

– Я этого не говорил! – Скачко нахмурился, услышав фамилию Андропова. – Но могу сказать, что ваша Анилина уже дала показания против Беркутова, так что… – он не договорил.

– Так сколько ему грозит?!

– Смотря как поведет себя после ареста.

– Его что, арестуют?! – округлив глаза, прошептала она и тут же прикрыла рот ладошкой.

Скачко кивнул, поморщился. Говорить о таких вещах, да еще первой подруге Беркутова, он не имел никакого права. Но что-то подтолкнуло его к этому опасному откровению.

– Все, что я сейчас говорю вам, должно умереть в вас! Иначе… – он запнулся.

– Что «иначе»?!

– Иначе вы лишитесь сына! – негромко, но уверенно выговорил он. – Точнее, сделаете его самым несчастным человеком на свете. Надеюсь, вы этого не хотите?

Она заплакала навзрыд. Скачко терпеливо пережидал этот ее срыв. И Зоя быстро с ним справилась. Достала платок, вытерла слезы. Шумно выдохнула.

– А где гарантии того, что после моих признаний-показаний вы не арестуете меня вместе с Беркутовым и не отправите в Мордовию моего сына? Высоким людям наплевать на несчастья маленьких людей! – усмехнулась она, глядя на полковника.

Но тот не стушевался и уверенно посмотрел на нее.

– А вот гарантии я дать могу!

И он даже ласково ей улыбнулся.

Беркутов ехал по улице Герцена, увидел вход в Большой зал консерватории, куда спешили любители классической музыки, взглянул на часы. До начала концерта оставалось чуть больше пятнадцати минут, и он попросил Максимыча остановиться.

– Все, спасибо, Максимыч, поезжай домой! Я, пожалуй, зайду-ка в консерваторию, давно не был.

Он вылез из своей машины, махнул рукой Максимычу, тот отъехал, и вдруг Беркутов увидел, как в трех метрах от его «Волги» тормозит другая «Волга». Его точно кипятком окатило: за ним следят. Он засуетился, двинулся к входу, обернулся, увидел, как из той «Волги» вылез парень в сереньком плаще и пошел за ним. Беркутов вошел в консерваторию, подошел к окошку администратора, с трудом изобразил на лице вежливую улыбку, потом, вспомнив, достал удостоверение, протянул его пожилой даме с густой фиолетовой помадой на губах и с кольцами на всех пальцах. Администраторша, не узнав его, взглянула на Беркутова весьма прохладно.

– Вообще-то свободных мест на этот концерт у нас нет! – беря его удостоверение, проговорила она.

Но, увидев в удостоверении фамилию «Беркутов», администраторша мгновенно преобразилась.

– Георгий Константиныч, это вы?! – вдруг восторженно воскликнула она и даже поднялась. – Боже мой, как мы рады! Что же вы нам не позвонили?!

– Так получилось, извините! Хорошая мысля приходит опосля. Но, если сложно с местами, я тогда как-нибудь в следующий раз? – робко проговорил он.

– Ну что вы такое говорите, Георгий Константиныч? Если для вас нет, то для кого же тогда есть?! Конечно же, есть! Вам какой ряд? Поближе, подальше, сбоку, ложу?!

– Мне подальше. И где-нибудь сбоку, недалеко от выхода. Я хочу послушать музыку…

– Да-да, я понимаю! Сейчас сделаем!

Она тут же выписала ему контрамарку.

– Вас проводить в зал, Георгий Константинович? – поднимаясь, спросила она.

– Нет-нет, это лишнее, спасибо! Я сам, – он ласково улыбнулся. – Еще раз спасибо!

– Заходите в любой день, в любой час! Мы всегда рады вас видеть, Георгий Константинович!

Беркутов взял контрамарку, забрал удостоверение, обернулся с радостной улыбкой, увидел своего филера в сереньком плаще: тот стоял прямо за ним, и улыбка тотчас слетела с лица Беркутова. Он почему-то кивнул филеру, а тот сухо кивнул директору в ответ. Георгий Константинович вошел в вестибюль, снял плащ, сдал его в гардероб. К счастью, филера задержали у окошка администратора, и Беркутов поспешил наверх, надеясь затеряться среди прибывающей публики. Он даже решил дождаться филера и, едва тот зайдет в зал, разыскивая свой «объект», быстро покинуть консерваторию. Но, увидев в программке виолончельный концерт Шостаковича да еще фамилию Ростроповича, решил остаться. Не зря, значит, его потянуло.

Беркутов сидел в десятом ряду и, прикрыв глаза, слушал музыку Шостаковича, его напряженные, трагические интонации, и в памяти вспыхивали то разбитые фронтовые дороги, дикие бомбежки на переправе, крики, вопли, раненая санитарка, то вдруг возник недавний лесной пейзаж, когда они со Старшиновым снова отправились собирать грибы. Однако второго чуда тогда, увы, не случилось. И лес был как лес, и грибов в этот раз не меньше, и Старшинов почти не занудствовал, и воздух можно было резать на куски и наслаждаться им, как нежным сладким десертом.

Беркутов со Старшиновым неторопливо шли по лесу, когда Николай Иванович вдруг остановился, оглянулся вокруг, и на его лице вспыхнул детский испуг.

– Жора, а куда мы идем? – растерянно пробормотал он. – Мы что – заблудились?!

Беркутов снисходительно улыбнулся.

– Не пугайтесь, я знаю, куда идти, – он вдруг погрустнел. – А вообще-то я бы хотел заблудиться. Представляешь, заголовки газет: «Вчера в лесу заблудились директор первого гастронома Москвы и начальник Мосгорторговли!»

– Фу-у! Я даже испугался. – Старшинов вытащил платок, вытер пот со лба. – Со мной так случилось уже однажды во время войны! Шли на операцию и заплутали! К счастью, мальчонка из местных попался толковый, подсказал. А так бы!.. И заголовков таких не будет! В этой стране ничего не будет!

Старшинов присел на пенек, вставив сигарету в мундштук, выпустил первое колечко дыма.

– Почему нас угораздило попасть именно в эти годы и в эту страну? – вдруг с болью произнес он. – Я недавно был в Швейцарии. Там люди, с которыми я встречался, делают сыры и очень этим счастливы. Очень счастливы! И больше ни о чем не хотят думать! Ты когда-нибудь задавал себе этот вопрос?

Беркутов ответил не сразу.

– Я и сейчас его себе задаю! – вздохнул он.

И они оба замолчали.

Беркутов открыл глаза. Музыка продолжалась, теперь шла ее спокойная часть. Филер сидел на два ряда впереди Беркутова, изредка озирался на него. Беркутов сидел с краю, у прохода и выхода. Потом вдруг поднялся и тихо вышел. Филер обнаружил его отсутствие не сразу и тут же пришел в жуткое беспокойство, поднялся, но он сидел посредине ряда, поэтому долго и нервно пробирался к выходу, к неудовольствию публики.

Филер выскочил в фойе, стал оглядываться по сторонам, но Беркутова нигде видно не было. Он поморщился, разозлился, сердито взмахнул руками и побежал в гардеробную.

– Извините, минут пять назад у вас забрали темно-синий плащ иностранного производства?

– Да, плащ брали, только я не обратила внимания, какого он цвета, а уж тем более чьей выделки…

– Когда человек в нем ушел?

– Минут десять назад, – участливо сообщила гардеробщица.

Филер чертыхнулся, выскочил на крыльцо, огляделся, но никого не обнаружил. Он выбежал на улицу Герцена, снова оглянулся, однако никаких мужчин, похожих на Беркутова, в поле зрения не было. Филер так отчаянно застонал, словно ему вырвали больной зуб без наркоза. Проходившая мимо старушка шарахнулась от него в сторону.

«Волга» Скачко не спеша катила вниз по проселочной дороге. Полковник с Зоей молчали. Вдруг начался крутой спуск, а в низине, у реки, располагался небольшой городок с одной-единственной церковкой посредине. Скачко вдруг заглушил мотор, и «Волга», убыстряя ход, покатилась без шума вниз. Зоя вцепилась в ручку над дверью.

– Вы с ума сошли! Тормозите! Мы же разобьемся! – в страхе выкрикнула она.

– Ну, этого не дождетесь! – хмуро обронил он.

Беркутов вернулся домой, переоделся, пришел на кухню, налил себе полстакана минеральной воды. Не торопясь выпил, поставил стакан. Резко оглянулся. На пороге кухни стояла Лида и с болью смотрела на него.

– Что-то случилось? – с тревогой спросила она.

– Ничего не случилось. Слушал Шостаковича и впервые не выдержал, не дослушал. Страшно стало.

– Какой ты у меня впечатлительный! – в сердцах вздохнула она. – Горюшко ты мое!..

Она вздохнула, обняла его.

– Со Старшиновым говорил?

– Он сказал: нет оснований.

– Что значит: «нет оснований»?! – возмутилась она, вытащила из кармана халата пачку «Мальборо», закурила. – Вот что! Напиши заявление, отработай месяц и уходи! И никто тебя насильно не вернет обратно. Ты болен! Или оформляй инвалидность. Связи у нас есть, какие проблемы?! Я тебе помогу. За месяц оформим все документы. Хочешь, я сама займусь этим?!

Он молчал.

– Ну, что ты молчишь?! Я сама все сделаю! И уж против этих документов Старшинов не попрет! Договорились?! – загорелась Лида.

– Меня никто не отпустит!

– Но почему?! – выкрикнула жена.

– Это все равно что подать заявление о выходе из партии или о выезде на ПМЖ в Израиль. Ты же знаешь, кто у нас правит бал в Москве. А я еще и казначей одной отдельной партийной группировки. Так что кто же меня отпустит?!

Лида с ужасом смотрела на него.

– Меня страшит другой, более важный вопрос: кто меня защитит?! И, судя по тому, как они быстро сдали Аримина, я думаю, что и меня сдадут с той же легкостью!

– Перестань! Я не хочу об этом даже слышать! Не хочу! Ты же фронт прошел! Ты же мужик, черт возьми! Я помню, как ты меня завоевал! Я дышать не могла! Ты умеешь одолевать преграды! Умеешь!..

Она вдруг заплакала. Он подошел к ней, обнял. Лида прижалась к нему.

– Ладно. У страха глаза велики! А я себя только им и начиняю. Все! Живем по-прежнему!

И он поцеловал жену.

9

Боков выбирал говядину на рынке, как вдруг лицом к лицу столкнулся со своей бывшей женой Любой. Их руки ухватили один и тот же кусок парной вырезки, но, увидев и узнав друг друга, они растерялись. Боков первым пришел в себя.

– Здравствуй, Люба! Надо же, как бывает, – майор растерялся.

И первым отнял руку. Но тотчас, смутившись, отняла свою руку и Люба.

– Здравствуй, Гена.

– Здравствуй! – он улыбнулся. – Москва большая, а мир тесен! А я тут вспоминал о тебе!

Они разошлись два года назад. Собственно, это и разводом назвать было нельзя. Заболела мать Любы, слегла, ухаживать за ней было некому, и жена на какое-то время переехала к матери. Поначалу Люба звонила каждый вечер, раз в неделю обязательно к нему заезжала, приглядывала, чтоб были чистые рубашки и супчик на первое. Боков любил супчики. Но болезнь матери затянулась, они стали реже перезваниваться, да и заезжать Любе не всегда удавалось. Потом и телефонные звонки сошли на нет. Люба совсем перестала заезжать, и вроде бы само собой получилось, что они разошлись. Хотя официально никакого развода, никакой ссоры, никаких упреков и скандалов. Просто стали жить отдельно, по воле обстоятельств. И тут вдруг эта встреча на рынке!

– А я ведь тоже вспоминала! – Люба порозовела и тоже заулыбалась. – Искала мясо для пельменей да вспомнила, как ты любил их лепить и меня этим увлек.

– И я как раз ищу мясо для пельменей! – радостно воскликнул он, с нежностью глядя на нее.

Скачко в плаще лежал на кровати и смотрел в потолок. В дверь постучали. Он поднялся, одернул плащ.

– Входите!

Дверь отворилась, и вошла Зоя. Ее лицо походило на застывшую маску.

– Вы извините, но я не могу находиться одна в номере! Он похож на камеру! Едва подумаю, что мой сын…

У нее на глазах сверкнули слезы, она достала носовой платок, высморкалась, отвернувшись в сторону.

– Мне не хочется и идти ужинать в ресторан. Купите мне бутылку коньяка. Деньги дам!

Она протянула ему двадцать рублей.

– Не надо! Я без того задолжал вам за все эти ваши деликатесы. Так что сейчас схожу.

– Не хамите!

Скачко двинулся к двери.

– Ничего, если я прилягу у вас? Как-то совсем не хочется возвращаться к себе!

Полковник кивнул и вышел. На глаза Зои снова навернулись слезы. Она закрыла лицо руками.

Боков с Любой вышли из мясного павильона с сумками в руках, на мгновение остановились.

– У тебя гости сегодня?

– Да нет, что ты! Какие гости?! – она отмахнулась. – Просто пельмешек домашних захотелось! Тут как-то купила пачку в магазине, сварила, начала есть и половину выбросила! Они даже мясом не пахнут! Вот и решила себя побаловать.

– А знаешь, мне тоже пельменей вдруг захотелось! Я как-то тут ел в «Пельменной», почувствовал разницу, вот и решил налепить и сварить. Честное слово!

Они двинулись вперед и несколько секунд молча шли по рынку. Боков вдруг остановился.

– А может, объединим усилия? – предложил он, с надеждой взглянув на Любу. Но та почему-то смутилась.

– Вдвоем и лепить быстрее! – неуверенно проговорил Боков. – Да и веселее!

– Я не против! – оживилась она, в глазах зажглись радостные искорки.

– Тогда у меня?! – обрадовался он.

– Нет, лучше у меня. Я маму в подмосковный пансионат отправила, она каждый вечер мне звонит, а если меня не будет, разволнуется, сердце, сам понимаешь…

При упоминании мамы Боков почему-то погрустнел и молча кивнул.

– Хорошо, давай у тебя, – согласился он и тут же забрал у нее из рук тяжелую сумку. Люба не сопротивлялась. Даже с облегчением вздохнула. Светлая улыбка не сходила с ее лица.

Скачко внес в номер сумку с продуктами, включил свет. Из сумки торчала бутылка коньяка. Он огляделся: в номере никого не было. Кровать даже не примята. Полковник хмыкнул, выложил продукты на стол, присел на стул, задумался.

Через минуту полковник вышел из своего номера, подошел к двери соседнего, постучал. На его стук никто не отозвался. Он толкнул дверь, она оказалась заперта.

– Зоя Сергеевна? Вы в номере?

Негромко спросил он. Но ему никто не ответил. Он помедлил и двинулся по лестнице вниз.

Выйдя из гостиницы, полковник огляделся, но Зои не обнаружил. Прохожих возле гостиницы вообще было немного. Проползла мимо крыльца старушка, пробежал паренек, видимо, спешил на свидание. Постояв на крыльце, Павел Сергеевич, не спеша, двинулся к небольшому скверу, ступил на асфальтовую дорожку, усыпанную желтыми листьями. Осень вступала в свои права. Зажглись желтые фонари. Но все скамейки в сквере были пусты. Скачко остановился, не решаясь идти дальше, как вдруг вдалеке заметил одинокую женскую фигуру, сидящую на скамье. Скачко вгляделся, и женский силуэт показался ему знакомым. Он ускорил шаг, побежал и вскоре уже отчетливо увидел Зою. Однако подошел к ней уже неспешным шагом, присел рядом.

– Ну и напугали вы меня!

Она с болью взглянула на него.

– Чем это я вас могла напугать?

– А я уж подумал, что вы уехали!

– И что из этого? – спросила она, но Скачко не ответил. – Я и уехала бы, но последний автобус ушел час назад, а такси здесь просто не ходит!

Он нахмурился. Она замолчала.

– А я все принес, как вы заказывали! Кстати, рядом оказался неплохой магазинчик!

Она молчала, раздумывая о своем. Он поежился от холодного ветерка, поднял воротник плаща.

– Но вообще-то прохладно. Может быть, вернемся в гостиницу, сеньорита? – переходя на шутливый тон, проговорил он, но Зоя снова не ответила. Скачко не выдержал, закурил.

– Кстати, о гарантиях! Я готов при вас позвонить своему сотруднику и приказать ему, чтобы тот немедля освободил вашего Антона и даже отвез его домой. А мы сможем через полчаса позвонить к вам домой и в том удостовериться!

Зоя удивленно посмотрела на полковника.

– Вы не шутите?