Шпион вышел вон Лорченков Владимир

Мишель склоняется еще ниже, мы различаем уже какие-то звуки.

…у… я… – шепчет умирающий президент.

Мишель наклоняется вплотную ухом к губам мужа, который стремительно становится бывшим.

.. с чего все начало… – шепчет он.

…и на кой хуй нам нужна была… – шепчет он.

…эта молдав… – шепчет он.

.. се таки… – шепчет он.

Тяжело дышит. Собирается с силами (терпеливый взгляд Мишель).

…почему молдавия… – шепчет он.

Мы видим в глазах мольбу. Мишель улыбается, поворачивает голову, и сама что-то шепчет на ухо президенту. Тот делает последний вздох, и застывает. Крупно – его глаза.

Теперь мы видим в них животный ужас.

ХХХ

Мы видим планету Земля.

Она такая, какой ее уже не увидит ни один космонавт.

Она висит в космосе, не испуская привычного сияния. Мы не видим атмосферы, не видим голубого цвета. Только черные и красные пятна, причем черные стремительно разрастаются. Мы видим, что вокруг Земли вращаются несколько тел, похожих на стероиды, они кружатся все стремительнее.

Камера разворачивается и мы видим красоту Вселенной. Она прекрасна.

Мы слышим музыку космоса, жасающей пустоты, оборачивающейся вокруг себя, мы слышим скрип рычага безумного Архимеда, мы слышим ровный и все возрастающий гул Большого Взрыва, который, может быть, сейчас произойдет или уже произошел, или вот-вот произойдет, или происходит прямо сейчас… – что не имеет вовсе никакого значения, потому что время придумано нами.

А в космосе его нет.

Любуясь холодными, неприступными, высокомерными, – как женщина, которую ты любишь, а она тебя нет, – звездами, мы вспоминаем, насколько, в сущности, неважна Земля, на которую мы только что смотрели. Мы слышим пение вечности. Мы вспоминаем о Земле и камера разворачивается. Мы видим что-то ослепительно белое, стремительно несущееся к умирающей Земле. Мы слышим мелодию, сначала тихую, которая становится все громче.

Это «Вагончик тронется перрон останется» в исполнении советской актрисы Ахиджаковой.

Тошнотворная, страшная, пугающая, она будет в нас панику, как наряд клоуна – в зрителях к/ф ужасов США 50-хх годов.

Под мотивчик песенки звездный смерч сталкивается с Землей. Вспышка. Темнота. В отблеске Луны мы видим Землю. Мы видим, что планета вся Черная. Она умерла.

И только в маленькой щели между Румынией и Украиной, полыхает что-то красное.

Это Молдавия.

Она похожа на куст Моисея, на горящую мохнатку, пылающую пизду.

…отъезд камеры.

Мы видим, что это изображение экрана, перед которым стоят Мишель Обама, актриса Скарлетт Йохансон и шпионка Зоя. Они смотрят на экран с тревогой.

Как будто пизда горит, – говорит Мишель.

Да, пылающая мохнатка, – говорит Зоя.

Куст Моисея, – укоризненно говорит интеллектуалка Скарлетт (недаром ее трахал сам зануда Вуди Аллен! – завистливое примечание сценариста).

Мишель и Зоя смотрят на Скарлетт, и не сговариваясь, фыркают.

Это тебя Вуди подковал? – говорит Зоя.

Смеются. Короткая черно-белая ретроспектива – Вуди Аллен, в крови, ползет к дверям дома, а за ним с клюшкой для гольфа идет Скарлетт Иохансон. Догоняет, размахнувшись, разбивает старику висок. Вуди сучит ногами, хрипит. Скарлетт добивает его, кровь на стенах.

Матч-пойнт, – удовлетворенно говорит красавица, отбрасывая клюшку.

Горящий Нью-Йорк за окном…

…снова бункер, экран.

Что-то не так… – говорит Мишель, глядя на единственное пылающее пятно на черном радаре.

Давай еще подбавим, – говорит Зоя.

Все трое, не сговариваясь, жмут на красные кнопки с надписью «Пуск»…

ХХХ

…гигантское пепелище, посреди которого торчит – прямо на земле – один из куполов собора Василия Блаженного. Из-за этого пейзаж напоминает подгоревший торт, который не удался восьмикласснице, решившей поразить маму и маму (и из-за чего сучка не станет печь торты всю свою жизнь – В. Л.).

Панорамный вид Москвы. Город практически на двое сократился, видны черные гигантские проплешины на месте районов.

Снова пепелище в центре города… Рядом с куполом сидит взъерошенный мужчина, в обгоревшей одежде… левая штанина почти полностью сгорела, правая порвана… пиджак сохранился местами (он такой же обрывочный, как, примерно, воспоминания о бурно проведенной ночи у выпускника – В. Л.). Лицо мужчины в крови. Он раскачивается. У него безумное лицо. Он смотрит то на пепел, то на город, то в небо. Он встает, покачиваясь, говорит:

Пиздец, – говорит он.

Ну ни хуя себе, – говорит он.

С 98-го года так не попадали, – говорит он.

Блядь, – говорит он.

Кто развел, непонятно, – говорит он монотонно.

С чего все началось, – говорит он.

И на кой хуй нам нужна была эта… – говорит он.

Молдавия, – говорит он.

С чего все началось, – говорит он.

И на кой хуй нам нужна была эта Молдавия, – говорит он.

С чего все началось и на кой хуй нам нужна была эта Молдавия, – говорит он.

СчеговсеначалосьинакойхуйнамнужнабылаэтаМолдавия, – говорит он.

А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! – кричит он.

А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!! – кричит он.

С ЧЕГО ВСЕ НАЧАЛОСЬ И НА КОЙ ХУЙ НАМ НУЖНА БЫЛА ЭТА МОЛДАВИЯ – кричит он.

СЧЕГОВСЕНАЧАЛОСЬИНАКОЙХУЙНАМНУЖНАБЫЛАЭТАМОЛДАВИЯ, – кричит он.

Пошатываясь, молчит. Гулкий шум мертвого города. Тихие шаги за спиной. Мы видим женщины, которая ходила по Кремлю, спрашивая про фен, полотенца, и тому подобные Важные Вещи. Она тоже растрепана, но, в отличие от мужа, совершенно спокойна. Она говорит:

Володя, ты не видел, где я оставила ключи, – говорит он.

Завывание ветра. Мужчина оборачивается к ней недоуменно, словно видит в первый раз. Смотрит на нее пустыми глазами.

Ключи… – говорит она.

Куда только запропа… – говорит она.

Молча смотрят друг на друга, каждый видя что-то свое. Камера начинает подниматься над ними, фигуры постепенно удаляются. Оба поворачиваются к нам смотрят в камеру, словно прощаясь. Общий план.

Мы видим за спинами пары черную воронку гигантского смерча.

Он стремительно приближается.

Темнота…

…черный экран вспыхивает. Мы видим на нем электронную карту Земли, которая усеяна красными точками. Их становится все меньше, они сокращаются буквально у нас на глазах. Мы слышим удовлетворенный женский голос:

Ну вот, – говорит он.

Уже всего четыреста тысяч, – говорит он.

…триста семьдесят… – говорит он после небольшой паузы.

Массово накрыло! – восклицает он радостно.

Двести пятьдесят! – говорит он торжествующе (черное пятно закрывает множество мелких красных точек, те гаснут).

К показателям неолита приблизились, – говорит он.

Верхнего палеолита, – говорит другой голос.

Не скажи… скорее, мезолит, – говорит голос.

Сойдемся на верхнем пороге раннего неолита, – говорит голос.

… – смеются.

Разворот камеры. Мы видим нескольких женщин, снующих по бункеру ЦРУ, они, как и положено женщинам даже в самые ужасные катаклизмы, решили вдруг Прибраться… разговаривая, убирают трупы, моют пол от крови… Чашка с кофе на столе. Снова экран. Перед ним стоят трое. Это шпионка Зоя, супруга президента Мишель, и актриса Скарлет Йохансон, которая, как и ее подруги, играет саму себя. Заинтересованные лица, блестящие глаза… Снова экран. Надпись «Москва». Мы видим на нем три красные точки – две в центре, одну – чуть поодаль. Черное пятно, стремительно приближающееся к двум пятнышкам. Тонкий сигнал. Улыбающиеся девушки. Экран. Надпись «Москва»..

На нем одно красное пятнышко.

…отъезд камеры. Мы видим что это горящая лампочка девайса типа «айфон» («айпод»? – автор не следит за педерастической молодой хипстеров). Мы слышим бормотание:

…блядь, это ж… – говорит он.

это ж пиздец, я ж блядь… – говорит он.

все мое… – говорит он.

…сация сука на ху… – говорит он.

…и банки и сейф… и тачки – говорит он.

…и блядь мех… – говорит он.

…ебаный мой ве… – говорит он.

…ерсант, и квартиры и… – говорит он.

.. ребре есть буду… – говорит он.

Мы начинаем видеть картинку. Все показано так, как будто и снимается на айфон/айпод (нет-нет, не нужно объяснять разницу между двумя этими никому не нужными вещами – прим. Сценариста). Мы видим СОВЕРШЕННО пустую улицу Москвы. Дорогие бутики, рестораны, магазины… Все более-менее сохранилось, хоть и не без разрушения, – а на заднем фоне дым и абсолютное пепелище, – и все абсолютно пустое, ни души. Мы видим дрожащую картинку. Мы слышим бормотание человека, который ее снимает.

Мы видим трупы, мертвых детей, двух собак, которые грызутся у оторванной руки… лужи крови, которая застыла и почернела… Перевернутые столы, стулья… несколько разбитых витрин…

Мы слышим закадровый комментарий оператора-любителя.

е… же получается… Рашке пизде… – говорит он.

…раися вперде… – говорит он.

…охуенные кадры, – говорит он.

…мое, щас блядь в жж-шечку, – говорит он.

…и в фб-шечку, – говорит он.

…в контактик, – говорит он.

.. се блядь обосрутся от зависти, – говорит он.

…ак и на стажировку в Лё Мон… – говорит он.

…ери выше, в Ньй-Йорк Тайм… – бормочет он.

Разворот камеры – как будто человек снимает себя сам (т. н. «самострел», которым грешат девушки в социальных сетях, но их хотя бы трахнуть можно, в отличие от человека, который сейчас себя снимает – прим. сценариста).

Это некрасивый, рыжий, полный молодой человек.

У него такое лицо, как будто он съел говна, и еще не решил, сохранить ли ему хорошую мину, или все-таки признаться, что это было чертовски невкусно. Поэтому на его губах играет дебильная улыбочка, в любой момент готовая стать гримасой обиженного человека. Под мышкой у него газета. Мы видим часть названия. Там написано:

…ерсантЪ».

На мужчине кожаная курточка, в свободной руке тросточка. Мы видим под дорогим пиджаком тельняшку. Перед собой он толкает тележку из супермаркета, нагруженную колбасой, банками с икрой, айфонами/айподами, ананасами… Он свистит собаке, говорит:

Дзы, – говорит он.

…во пиздатый кад… – говорит он.

…сь рунет взбеситс… – говорит он.

Снимает, как собака возится у трупа. Мы снова видим все через экран мобильного. Затем мы слышим ровный и мощный гул. Экран резко – сильно дрожа – разворачивается. Мы видим мощнейшую грозу, какие показывают в научно-фантастических фильмах про сотворение Земли. Это гроза, расколовшая пополам атмосферу.

Она пожрала собой половину Москвы и идет прямо на нас. Мы видим ее дрожащей.

Прямо в экран летит гигантская молния.

ХХХ

…трещина в виде молнии на весь экран. Она увеличивается. Мы видим, что это потолок бункера, с которого осыпается штукатурка. Внимательный взгляд Мишель.

…йня, 500 метров под землей да еще три ската брони… – говорит Зоя.

.. ое выдержит еще, – говорит она.

Расступаются. Мы видим на столе для совещаний совершенного голого мужчину. Он привязан к столу, лежит на спине, у него эрекция, и Скарлетт Йохансон делает ему минет. Сцена показано подробно, как в порнофильмах. Камера показывает мужчины сверху и мы видим, что у него завязаны глаза, но в нем есть что-то такое знаком… ба, да это же Джонни Депп!

Скарлетт, доведя мужчину до предела, раздувает щеки, держа член во рту, и Лукаво глядя на нас.

Отходит, сплевывает в чашку. Облизывается.

Ну ни хуя себе, – негромко говорит актер Депп.

К столу подходит Мишель. Наклоняется и начинает делать минет.

Нет, нет, – слабо протестует мужчина.

Прям вот так блядь сра… – говорит он.

Сцена второго минета дана так же подробно, как и первого. Это обычная порноработа, Мишель делает ее, глядя на нас, как полагается в этом жанре (конечно, я не видел а лишь Слышал, что так надо, я ведь Конечно не смотрю порнофильмов – прим. Сценариста). Доводит мужчину до кульминации, сплевывает семя в ту же емкость, что и Скарлетт. Шпионка Зоя проделывает с Деппом то же самое. Крупно – стеклянный сосуд.

Это обычный стакан для виски.

Примерно на четверть он заполнен. Молчание. Склонившиеся к нему женщины. Сначала смотрят на сперму, потом друг на друга. Голый Депп. Крупно – член на весь экран. Он подвязан у основания нитками. Он торчит, он подрагивает, он очень большой (тут, разумеется, без автора сценария не обойтись, он будет дублером в этой сцене – горделивое примечание автора сценария). Он в слюне и блестит. Он весь… багровый. От напряжения член подрагивает.

Потом еще. Еще.

Отъезд камеры. Мы видим, что член продолжает, что называется Жить Своей Жизнью на уже мертвом теле. Оно обезглавлено. Мы видим, что Мишель, Скарлетт и шпионка Зоя обнажены. Они стоят вокруг маленькой стеклянной пирамидки, – на которую насажена голова мужчины, – и держатся за руки. Мы слышим страшный треск и видим, как буквально расходится бетонная плита на потолке бункеры. Мы видим девушек сверху. Мишель поднимает голову, и смотрит на нас.

Она говорит:

Добро пожа… – говорит она и замолкает.

На ее лице отражаются, по очереди, сначала удивление, потом – абсолютная паника.

Мы видим в ее глазах отражение пламени.

ХХХ

На нас укоризненно смотрит Богородица.

Мы видим на иконе отблеск пожара. Несмотря на то, что доска с ликом вся увешана золотыми цепочками, она не создает у нас впечатления чем-то фальшивого. Мы еще раз убеждаемся, что вопрос веры – вопрос обстоятельств («найди атеиста в день Апокалипсиса, и выиграй миллион» – прим. В. Л.). Мы слышим истеричный шепот.

…сучки ебанные, – шепчет голос.

.. едьмы сраные, – шепчет он.

Прошмандовки ебаные, – говорит он.

Аа-а-а-а, – в бессильной боли говорит он.

Разворот камеры. Мы видим горящую церковь, и юродивую Матренушку, которая стоит на коленях перед иконой. Мы видим пустые глазницы Матрены. Мы видим, что она в спортивных штанах, тапочках, белых носках, и в халате.

Ну хорошо, хорошо, матушка, – говорит она.

Как повелишь, – говорит она.

(Примечание сценариста – в тоне юродивой нет никакого сюсюкания. Это грозный разговор боярыни Морозовой с царем, а не сериал «Березы и священство», ОРТ, каждые пятница и вторник. Матрена говорит с иконой, как с первым среди равных).

Ладно, матушка, ладно, – говорит она.

На живца, матушка, на живца, – говорит она.

Кланяется несколько раз – с большим достоинством – и вынимает из кармана спортивных штанов что-то, напяливает себе на голову.

Мы видим, что это чулок.

Постояв немного и нелепо подпрыгнув, Матрена начинает кричать, словно бесноватая.

Приди, да приди, – поет она.

Приходи, батюшка исполатушку, – поет она.

Напои силушкою, – кричит она.

Накорми горынушкою, – поет она.

Приди да владей батюшко, – кричит она.

Мы с матушкой ужо тебя… – кричит она.

Повстречемо да привечаемо, – кричит она.

Белы рученьки возьмем, – кричит она.

Да и в баньку приведем, – кричит она.

В баньку купаньку с блядьми да попадьянки, – кричит она.

Распотешишься ты любо, – кричит она.

Словно батюшка наш Йосав, – поет она.

На пиру хмельном молока обпиваишьси, – поет она.

На трапезе сытной ягнятнки объедаишься, – поет она.

Бегает по церкви, наталкиваясь на стены, и кричит. Становится на колени в центре. Задирает голову, мы видим ее из-под купола церкви. Огонь, чернеющая на глазах штукатурка… Крупно – голова Матрены сверху.

Мы различаем, как из-под чулка на нас смотрят два больших ярких глаза.

Они смотрят на нас внимательно. Мы не видим в них угрозы. Но мы не видим в них и любопытства. Мы не вызываем в них никакого интереса, хотя эти глаза смотрят прямо на нас. Это глаза Чужого, глаза другого существа. И они просто нас не видят.

Тогда нам становится страшно.

Глаза несколько раз моргают… После этого на Матренушку, стоящую на коленях посреди церкви, рушатся стены. Мы видим пылающий собор, ставший погребальной ладьей. Она словно плывет над землей Молдавии, а Молдавия словно плывет над Землей.

И все они плывут в космосе…

– Послесловие-

Место, бывшее центром Кишинева. Это пепелище, лишь кое-где торчат из земли арматура, трубы… Покореженное железо, густой слой золы. Посреди этого на стуле, – совершенно ошарашенный, – сидит шимпанзе.

У, у, – говорит он ошалело.

(смех, аплодисменты в зале – прим. сценариста).

У животного совершенно дикий вид, он выглядит, как будто Многое Пережил. И мы знаем, что так оно и есть. Морда животного в крови, никакой мимики, жестикуляции, животное шокировано. Шимпанзе смотрит на нас безумными глазами, пока камера внимательно рассматривает его. Рубашка «гавайка», разорванная на спине, на левой нижней лапе – кед с развязанным шнурком… золотая цепочка на шее…

Наконец, обезьяна оглядывается.

Поняв, наконец, что все кончилось, и бить его точно никто не станет, шимпанзе смелеет. Слезает со стула, отворачивается от пепла, который порыв сильного ветра бросает ему в морду. Идет вперед, навстречу камере, потом она объезжает его и показывает уходящим. Наклоняется, подбирает что-то с земли. Отчасти это похоже на подгоревшую икону, но быть уверенными мы не можем, шимпанзе слишком далеко. Оглядываясь на камеру, он уходит с видом боксера, пропустившего прямой в челюсть…

Скрывается из вида.

Мертвый пейзаж… Завывает ветер. Он метет черную пыль на Земле.

Сначала общий вид мертвой Земли сверху, потом камера снижается.

Мы видим, что кое-где под золой – трава.

Она зеленеет.

КОНЕЦ