Кентерберийские рассказы. Переложение поэмы Джеффри Чосера Акройд Питер
«Сэр, – сказал он священнику, – пусть ваш слуга купит ртути. Велите ему поторопиться. Достаточно двух или трех унций. Когда он принесет ртуть, я покажу вам чудо. Такого вы никогда еще не видали».
«Конечно, – отозвался священник. – Сейчас».
И послал слугу в аптеку за тремя унциями ртути. Мальчишка убежал и вскоре вернулся с покупкой. Он отдал ртуть канонику, и тот осторожно принял ее. Потом каноник велел слуге принести углей и разжечь огонь. Вскоре все было готово.
Когда угли разгорелись, каноник вытащил из-под рясы тигель и сказал священнику:
«Держите. Я хочу, чтобы вы сами всё проделали. Вылейте в этот тигель унцию ртути. Христос свидетель, мы еще сделаем из вас алхимика! Мало найдется таких людей, которым бы я решился доверить свои тайны. Я научу вас, как сделать эту ртуть твердой. Я у вас на глазах превращу ее в серебро – такое же прочное и красивое, как серебряные монеты у вас в кошельке. Можете и на зуб попробовать, если пожелаете. Если я вам солгу, то можете изобличить меня перед целым светом как лжеца и мошенника. У меня в кармане порошок, который поможет этому превращению. Он стоил мне уйму денег, но он и вправду их стоит. Он – опора всех моих трудов, как вы вскоре увидите. Кстати, велите вашему слуге выйти из комнаты и закрыть за собой дверь. Ни одна душа не должна знать о наших тайнах».
И вот глупец священник послушался его, выставил слугу и запер за ним дверь. И они принялись за работу. По указаниям лукавого каноника он поставил тигель на раскаленные угли и стал изо всех сил раздувать огонь. Затем каноник насыпал в тигель какого-то белого порошка. Не знаю, что это было – мел, толченое стекло или что-то в этом роде. Так или иначе, этот порошок был никчемной дрянью для отвода глаз – чтоб обмануть священника. Каноник велел ему сгрести уголья в кучку.
«В знак моей большой любви к вам, – заявил он, – я покажу вам, как вы можете сотворить чудо собственными руками».
«Спаси вас Бог! Премного благодарен!» – отвечал священник, деловито разводивший огонь.
Пока он трудился, лукавый каноник – этот вероломный негодяй, этот прислужник дьявола, – достал из рукава кусочек угля из буковой древесины. Сбоку в этом угольке была пробурена дырочка, внутри была полость, куда каноник затолкал металлическую стружку; снаружи он запечатал отверстие воском, чтобы ни крошки серебра не пропало. Он изготовил эту штуку заранее и принес с собой. Я расскажу вам чуть позже, какие инструменты он принес с собой, чтобы обмануть свою жертву. Он замыслил дочиста обобрать священника. Как я зол на этого мошенника! Мне хочется поймать его. Мне хочется уличить его. Но он – и тут, и там, и повсюду. Он многолик и неуловим. Он так же текуч, как сама ртуть.
А теперь слушайте внимательно, что было дальше. Пока священник стоял, сгорбившись, над огнем, каноник прятал высверленный уголек в руке.
«Дорогой друг, – сказал он, – вы не так делаете. Позвольте, я помогу вам. Э, да я гляжу, вы совсем вспотели, будто хряк! Вот – возьмите платок, оботрите лицо».
Пока священник утирал пот, каноник шустро подбросил свой уголек в тигель. И вскоре он уже весело горел там вместе с остальным содержимым.
«Давайте прервемся и выпьем чего-нибудь, – сказал каноник. – Мы это заслужили. Теперь все будет хорошо, я знаю. Садитесь, отдохните».
Когда полый уголек прогорел, то конечно же серебряная стружка спеклась в один комок и опустилась на дно тигля. Священник ничего не знал об этой проделке – он-то думал, все угольки одинаковые! Он не видел, как каноник облапошил его. Теперь алхимик решил, что пора действовать.
«Идите сюда, сэр, встаньте рядом со мной. Я знаю, что у вас нет изложницы для металла. Может быть, вы поищете или купите где-нибудь кусочек мела? Я вырежу в нем нужную форму. А еще – не принесете ли сюда миску или котел с холодной водой? Тогда вы увидите чудесный результат нашей науки. Я знаю, вы мне доверяете, но, чтобы вы не ведали сомнений, я не буду от вас отходить. Я буду вас повсюду сопровождать».
И они вышли из каморки, старательно заперев дверь. Они нашли все, что нужно, и – чтобы не вдаваться в лишние подробности – каноник вырезал из мела продолговатую формочку для отливки. Откуда же он знал, какая именно нужна форма? Незаметно от священника он извлек из-под рукава рясы пластинку серебра и сделал углубление, в которое она ложилась бы, а потом снова спрятал серебряную пластинку. Весила она не больше унции. Вы еще услышите об этой пластинке.
Чтобы проделать свой следующий фокус, каноник перелил то, что стояло на огне, в форму, а потом погрузил в холодную воду. Затем он повернулся к священнику и попросил его пощупать то, что лежит в формочке.
«Думаю, вы найдете там серебро».
Разумеется – что же еще? Это ведь тот слиток, который получился из серебряной стружки, что была спрятана внутри уголька. Священник потянулся к форме, дотронулся и – о чудо! – вынул брусок отличного серебра.
«Да пребудет с вами любовь Господня! – сказал он канонику. – Да благословят вас Мария, Матерь Божья, и все святые! Да падет на меня их проклятие, если я не сделаюсь вашим слугой и помощником! Обучите меня премудростям этого благородного ремесла – и я буду усердно помогать вам».
«Повремените, сэр священник. Давайте попробуем еще разок. Когда вы познакомитесь со всеми подробностями, то сможете повторить этот опыт уже самостоятельно. Почему бы вам не взять еще унцию ртути и не бросить в котел вместе с серебряной пластинкой? Сделайте все, как в первый раз. Живо».
Священник вновь влил ртуть, посыпал ее сверху порошком, поставил котел на огонь. Потом, как велел ему каноник, раздул пламя и стал дожидаться желанного результата.
Тем временем каноник снова приготовился обмануть священника. Плут достал из кармана пустотелую палочку, внутрь которой он заблаговременно засунул унцию серебряных опилок. Конец палки он надежно запечатал воском – так же, как проделал это с кусочком угля. Пока священник возился с огнем, каноник снова всыпал в тигель порошка и стоял рядом в выжидательной позе. Видали ли вы когда-нибудь подобного мошенника? Чтоб дьявол с него кожу содрал! Чтоб Господь отвернулся от него в его смертный час! Он взял свою палочку и принялся помешивать ею угли. Разумеется, как и в прошлый раз, все вывалилось. Я хочу сказать, что стружки серебра выпали. Как только воск растаял, они оказались в тигле и вскоре превратились в жидкий металл.
И что же вы думаете, джентльмены? Священник дважды попался на ту же удочку! Этому идиоту так нравилось видеть серебро, что я даже не берусь описать его радость. Он едва не помешался. Он телом и душой предался своему обманщику.
«Да, – сказал каноник, – хоть я беден, зато кое-что знаю. И вот что я могу предсказать. Можно получить еще больше серебра. У вас дома найдется какая-нибудь медь?»
«Конечно. Я знаю, где ее найти».
«Тогда, сэр, поскорее несите сюда!»
Священник ушел, отыскал медь и принес ее канонику. Тот взвесил ее и аккуратно отмерил унцию. Ничье перо, ничей язык не описали бы злобное коварство и вероломство этого подлеца! Это был верный прислужник лжи и обмана. Незнакомцам он казался дружелюбным человеком, но в помыслах и поступках был сущий дьявол. Меня утомляет перечисление его преступлений, но я продолжу рассказ, чтобы предостеречь вас против этого плута и ему подобных.
Вот что он сделал. Положив унцию меди в тигель, он поставил его на горящие угли. Потом снова всыпал свой белый порошок. Он еще раз попросил глупого священника раздуть огонь. Конечно, все это был обман – просто фокусничество для отвода глаз. Затем он влил расплавленную медь в форму и погрузил в холодную воду. Раздалось шипение. Повалил пар. Тут-то каноник шустро извлек из рукава заранее приготовленную серебряную чушку и незаметно подкинул ее в воду, где она опустилась на дно котла. Пока вода бурлила, он ухитрился вытащить оттуда медь и спрятать. Священник, следивший за огнем, ничего этого не видел. Тогда каноник взял его под руку.
«Что ж, сэр, – сказал он, – если у нас ничего не получилось, то вся вина – на вас. Сейчас мне нужна ваша помощь. Запустите руку в воду и поищите на дне. Давайте же».
Священник запустил руку в котел – и конечно же вынул кусочек серебра. Опля! Каноник улыбнулся ему и сказал:
«Ну вот что, брат! Давайте отнесем их к ближайшему ювелиру и попросим определить пробу. Мне-то сдается, это подлинное серебро, но все-таки хочется проверить».
И они отправились к золотых дел мастеру и выложили серебро ему на прилавок; тот испытал все три кусочка огнем и молотком. Потом сказал, что это – серебро. Разумеется – что же еще?
Был ли кто в этот миг счастливее глупого священника? Ни майский соловей, ни одна пташка в полете не щебетала так радостно. Ни одна молодая девушка так не рвалась плясать и петь. Ни один рыцарь не был так ретив и бесстрашен. Священник сгорал от любопытства: он алкал узнать тайну превращения.
«Во сколько же мне обойдется секрет этой формулы? – спросил он каноника. – Я должен его узнать. Ради бога, скажите!»
«Должен вас предупредить, – ответил каноник, – секрет этот не из дешевых. Его знают во всей Англии лишь двое. Один – некий монах в Оксфорде. А второй – это я. И больше никто».
«Мне безразлично, сколько бы денег это ни стоило! Откройте мне ваш секрет!»
«Я уже сказал – он дорого вам обойдется. Я могу открыть вам свою формулу за сорок фунтов. Только за такую цену – я уже сделал скидку. Если бы вы уже не были столь милым моему сердцу другом, я бы взял с вас гораздо больше».
Священник пошел к себе в комнату и вытащил заветный сундук. Отсчитав сорок фунтов, он принес их священнику – в обмен на тайный рецепт. Это были немыслимые деньги – за такой-то обман, за такое надувательство!
«Сэр священник, – сказал каноник, – мне не нужна громкая слава. Напротив, я предпочитаю оставаться в безвестности. Поэтому прошу вас: пусть эта сделка останется между нами. Если о том, что я передал вам тайну, узнают другие люди, то я могу сделаться предметом их ненависти и зависти. И тогда я погибну».
«Боже упаси! Не стоило и говорить об этом. Я скорее потеряю все деньги, какие у меня есть, я скорее лишусь разума, чем выдам вас!»
«Благодарю. Благодарю вас от всей души. А теперь мне пора проститься с вами. До свиданья! Желаю удачи!»
Каноник поцеловал священника на прощанье и покинул его. Больше священник никогда его не видел. Вскоре он обнаружил, что эта так называемая формула никуда не годится; все его опыты проваливались, и он всякий раз обливался слезами. Его просто облапошили! Каноник оказался магистром черных наук вероломства.
Поразмыслите, джентльмены, как люди самого разного звания алчут золота! Все так жаждут заполучить его, что золота осталось совсем мало. Не счесть таких, кто подался в алхимики. Их сбили с толку философы, которые изъясняются как можно туманнее. Из их жаргона ни словечка не поймешь! Только мозги себе задурманишь. Эти алхимики вечно трещат как сороки, но так ничего и не могут добиться. А вот если у человека водится достаточно денег, то он легко научится, как обратить свое богатство в нищету.
Да, это – единственное превращение, которое им удается. Веселье превращается в печаль. Набитые кошельки быстро обращаются в пустые. Надежды и счастье состоятельных людей, которые одолжили обманщикам деньги, превращаются в проклятья и несчастье. Как им только не стыдно! Кто раз обжегся, должен бежать от огня. Я одно хочу сказать тем, кто балуется этой ложной наукой: бросьте вы ее! Выйдите из игры, пока совсем не пропали! Лучше поздно, чем никогда. А вот когда вы всего лишитесь, то, боюсь, уже поздно будет. Будете искать – и нигде не найдете. Вы уподобитесь слепому Баярду, который всюду движется на ощупь, не видя ни сетей, ни капканов, что расставлены впереди. Может ли он не сбиваться с дороги? Нет, конечно. Он будет вечно натыкаться на скалы и заборы. Так вот и в алхимии. Если глаза вам не помощники – пытайтесь обратиться к своему внутреннему зрению. Пусть вашим поводырем будет разум и суждение, а не страсть к разным чудесам. Вам может казаться, будто вы бодрствуете, а на самом деле вы, как лунатики, шагаете навстречу собственной погибели. Поэтому погасите огонь. Потушите угли. Бросьте свои поиски. А если мне не верите – то поверьте тому, что писали сами алхимики!
Слыхали вы имя Арнальда из Виллановы? В своем трактате об алхимии под назв анием Rosarium Philosophorum, что означает «Философский цветник», он делает вот какое утверждение: «Никто не сумеет умертвить ртуть без помощи ее сестры – серы». Отец алхимии, Гермес Трисмегист, утверждал то же самое. Он учил, что дракона можно убить только после того, как убьешь его брата. Под драконом он разумел ртуть, а под братом дракона – серу. Оба элемента находятся под влиянием Солнца и Луны, иначе говоря, золота и серебра. «А посему, – писал он в предостережение, – пускай ни один неуч не тщится заниматься этой наукой. Если он еще не постиг слов философов, то он не готов проводить опыты. Он просто дурень и шарлатан. Труд алхимика – это великое таинство мира, тайна тайн».
Однажды один из учеников Платона задал учителю дерзкий вопрос. Это записано в книге «Theatrum Chemicum», если захотите проверить. «Скажите мне, сэр, – спросил Платона ученик, – как именуется тайный камень?»
«Ты должен искать камень, который известен людям под названием титан», – отвечал ему Платон.
«А что это?»
«Иначе его зовут магнезией».
«Боюсь, сэр, что я вас не вполне понимаю. Эти термины незнакомы мне. Откройте мне, какова природа этой магнезии?»
«Это жидкость, состоящая из четырех элементов».
«Ну, а каковы истоки этих элементов? Вы можете сказать мне, каков их корень? Откуда они берутся?»
«Конечно нет! Настоящие философы дают клятву никогда не разглашать эту тайну – ни устным словом, ни письменным. Эта тайна так дорога Христу, что Он запретил нам открывать ее кому попало. Он позволяет владеть этим секретом лишь тем, кто ему особенно дорог. Это нечто вроде священного откровения. Вот и все, что я могу сказать».
Из этого я заключаю, что сам Господь Бог охраняет тайну философского камня. А раз так, то к чему упорствовать? Можно корпеть над алхимией всю жизнь – да так ничего и не вымучить, кроме страданий. Кто настраивает против себя Бога, тот дорого заплатит за эту ошибку. Тот, кто идет против воли Божьей, заслуживает суровой кары. Тут я должен остановиться. Прощайте, любезные паломники! Да ниспошлет Господь всякому верному христианину утешение и покой!
Пролог и рассказ Эконома
Пролог Эконома
Знаете такую деревушку – Харблдаун? Ее еще зовут в народе «Прыг-скок-даун». Она находится на опушке Блинского леса, милях в двух от самого Кентербери. Вот там-то наш Трактирщик принялся валять дурака.
– Вон кляча в трясине завязла, – сказал он. – А ну-ка помогите мне ее вытянуть! Никогда не играли в такую игру? Кто-нибудь из вас сумеет разбудить вон того малого, что позади всех едет? Я бы не пожалел деньжат – только бы увидеть, как он глаза раскроет. Да его любой воришка может обчистить и веревками связать – а он даже не заметит! Так крепко дрыхнет. Поглядите на него. Вот-вот с лошади свалится. Это же лондонский Повар – разве нет? Роджер. Так его звать. Роджер Уэрский. Может, кто-нибудь подъедет к нему да растолкает? Я хочу, чтобы он всем нам рассказал историю. Может, та история окажется завалящей, зато для него это будет заслуженное наказание.
Тут Гарри Бейли сам подъехал к Повару и крикнул:
– Эй! Просыпайся, Роджер! Бог в помощь! Что с тобой такое? Почему это ты спишь среди бела дня? Или тебя блохи всю ночь кусали? Или ты мертвецки пьян? Или не выспался – забавлялся с какой-нибудь потаскухой? Да, брат, видать, переусердствовал ты!
Повар попытался выпрямиться. Лицо у него было бледное, а глаза опухшие.
– Богом клянусь, – пробормотал он, – меня внезапно усталость одолела. Я бы лучше еще поспал – даже от бочки лучшего вина из Винтри отказался бы!
Тогда вперед выехал Эконом.
– Если хотите, – сказал он Повару, – я готов рассказывать вместо вас. Если наши собратья-паломники не возражают и если позволит наш Хозяин, то я могу приступить к рассказу хоть сейчас. А вы, мне кажется, в неподходящем состоянии. Вы совсем бледны. Вы в оцепенении. А еще, надо сказать, изо рта у вас ужасно разит. Да вам просто дурно.
Тут Эконом повернулся ко всем нам:
– Да, сэры, можете не сомневаться, я не стану ему льстить. Вы только поглядите, как он зевает. Посмотрите на этот раззявленный рот – как будто он всех нас проглотить собрался! Закройте-ка рот, приятель. А то этот смрад нас всех отравит. Может, у вас там внутри дьявольское копыто? Ну и зловоние! Вот так доблестный всадник! Может быть, хотите на турнире сразиться? Или на кулаках побиться? Куда там! Вы до того пьяны, что и пукнуть не сможете.
Эта речь взбесила Повара. Он тряс головой, жевал губу, злобно таращился на Эконома. Но был слишком пьян, чтобы хоть слово сказать. Язык у него не ворочался. А потом он свалился с лошади. И беспомощно шлепнулся в грязь, но кое-кто из паломников попытался поднять его. Его долго толкали и пихали, тянули и тащили, прежде чем снова усадили в седло. Хоть он и был бледен, как призрак, но весил, как тяжеленный бурдюк. Лучше бы он только брюхо набивал, а к бутылке не прикладывался! Тогда он хотя бы на лошади ловчее сидел.
Гарри Бейли подъехал к Эконому.
– Сами видите, до чего он пьян! Он не лучше моей лошади может рассказывать истории. Не знаю уж, что он пил – эль или вино, результат налицо. На лице то есть. Он лыка не вяжет. Слышите – он еще и чихает? Простыл, видать. Куда ему – в седле держаться да еще разговаривать при этом! Он по прямой едва может ехать. Если во второй раз свалится, тяжеленько будет его поднимать! Так что вы, сэр, замените его, пожалуйста. Расскажите нам что-нибудь. Но, прежде чем вы начнете, хочу вам кое-что сказать. По-моему, зря вы его честили при всем народе. Когда-нибудь он еще отплатит вам – выставит вам свой счет. Станет придираться к вашим отчетам или обвинит в растрате. Я же знаю: у вас есть с ним общие дела. Порой из-за малых пустяков возникают большие неприятности.
– Боже упаси! Верно, конечно, вы заметили, что к любым мелочам можно придраться. Уж лучше я за его лошадь заплачу, чем стану с ним в судейские тяжбы ввязываться. Я вовсе не хотел его оскорбить. Просто пошутил немного. И знаете еще что? Я сумею с ним примириться. У меня в котомке фляга доброго рейнвейна. Может, повеселимся? Посмотрим, как Роджер Уэрский в один миг все высосет. Поглядим – прав я или нет? Уж от выпивки он ни за что не откажется!
Эконом не ошибся. Повар взял флягу и одним махом осушил ее до дна. Конечно, вино ему было ни к чему – он ведь и так порядочно нализался. Потом он вернул пустую флягу Эконому и, еле ворочая языком, поблагодарил: «Храш-шо!»
Наш Трактирщик расхохотался.
– Я понял! – сказал он. – Теперь всегда и повсюду будем таскать с собой винцо. Вино – вот главное снадобье! Оно превращает драки и споры в полюбовные пирушки. О Бахус, бог вина, благословенно имя твое! Ты даже заклятых врагов превращаешь в закадычных друзей. Отныне я буду поклоняться тебе! Ну что ж, сэр Эконом, мы готовы вам внимать. Начнете рассказ?
– Начну. С удовольствием.
Рассказ Эконома
– Когда Феб жил на земле, как рассказывается в старинных книгах, он был самым доблестным рыцарем и веселым удальцом. И самым искусным лучником. Это он убил змея Пифона, когда это чудовище спало в лучах солнца. Совершил он и много других подвигов с помощью своего лука. Обо всем этом можно прочитать в старинных книгах.
Кроме того, Феб был искусным музыкантом и умел играть на любых инструментах. Его сладкоголосое пение всех восхищало. Даже Амфион, знаменитый царь Фив, который звуками своих песен заставил камни подняться с земли и сложиться в городские стены, не мог сравниться с Фебом. Он был и самым красивым из всех, кто когда-либо жил на земле. Стоит ли подробно описывать его красоту? Довольно будет сказать, что он был бесподобен. Этот рыцарь непревзойденной славы был чрезвычайно учтив. Феб, этот цвет рыцарства, никогда не расставался с луком: лук был знком его победы над Пифоном. Но, конечно, он искал новых подвигов и приключений.
Дома у него тогда жила ворона. Он держал ее в клетке. Птица эта, кстати, была белой, как лебедь. Она была белее снега, белее ягнячьего руна. Феб пестовал эту ворону, он научил ее разговаривать – да так хорошо, что та могла подражать голосу любого мужчины и любой женщины. Да и пела ворона очень приятно – слаще соловья. Заслушаться можно было.
И была еще у Феба жена, которую он любил больше жизни. Днем и ночью он только и делал, что всячески угождал ей и радовал ее. Одно только было плохо: Феб ужасно ревновал жену, и если бы мог, то держал бы ее под замком. Он очень бялся – как и любой муж на его месте, – что она наставит ему рога. Но ведь любые предосторожности бесполезны. За хорошей женой, у которой и помыслы, и дела чисты, не нужно следить, не нужно ее подозревать; ну, а если жена не столь хороша, то ее ничто не остановит. Для меня бесспорно: если женщина рвется гулять, то сдержать ее ничем нельзя. Вам это любой писатель подтвердит.
Но вернемся к рассказу. Итак, Феб делает все возможное, чтобы угодить жене, надеясь, что его любовь и внимание отобьют у нее желание заглядываться на других мужчин. Но Господь знает: против природы не пойдешь – силу инстинкта не заглушить. Посадите любую дикую птицу в клетку. Можете кормить ее, поить, подвешивать к прутьям колокольчики, холить и лелеять ее – все это напрасно: она всегда будет мечтать о воле. Хоть в золотой клетке ее держите – она все равно хочет жить в диком лесу, кормясь червяками и прочей дрянью. Она всеми силами постарается улететь. Все, что ей нужно, – это свобода.
Или возьмем кошку. Можно кормить ее лакомыми кусочками мяса, поить густым молоком. Можно сделать ей подстилку из нежного шелка. Но как только она увидит мышь, так вмиг позабудет обо всех этих роскошествах. Она сразу позабудет о ломтиках ветчины или говядины: ей нужна только мышь. Природа одерживает верх над воспитанием. Нужда не ведает законов. Или вспомним волчицу. Когда ее охватывает похоть, она готова совокупиться с самым паршивым волком. Таково ее желание. Я привел эти примеры, чтобы доказать вам вероломство мужчин – не женщин. Всем нам известно, что мужчины бегают за самыми грубыми бабами. Даже если у них есть жены – прекрасные, благородные, любящие. Это ничего не меняет. Мужчинам хочется свежего мяса. Их притягивает новизна. Им тошно при одной мысли об их добродетельных женах.
Конечно, Феб Аполлон был не из таких. Но, хоть сам он был невинен, зато жена его обманула. Она влюбилась в другого. Тот человек был безродный, бесславный и во всем намного уступал Фебу. Такие неприятные истории – не редкость, они всегда причиняют много горя и скорби обманутым.
И вот всякий раз, как Феб отлучался куда-нибудь, его жена зазывала своего хахаля и кувыркалась с ним в постели. Кувыркалась? Ну да, грубовато сказано. Наверное, мне стоило бы извиниться. Но такова правда. Платон говорил, что слово всегда должно отвечать делу. А если я хочу рассказывать все как есть, то и не надо околичностей. Я человек простой и привык говорить просто. И нет никакой разницы между простолюдинкой и знатной дамой, если обе вольно распоряжаются своим телом. Обе погрязли в грехе распутства. Впрочем, нет – одно различие все-таки имеется. Знатную даму называют в этом случае «возлюбленной», а простолюдинку – «шлюхой». В действительности же одна пала так же низко, как и другая. Обе лежат на лопатках.
Точно так же нет разницы между тираном-узурпатором и каким-нибудь вором или разбойником. Они похожи как близнецы. Александр Македонский сказал однажды, что тирана, который поджигает дома, истребляет врагов и опустошает земли, все величают великим вождем и полководцем, а вот мелкого воришку, у которого под началом нет армий, который может лишь ограбить несколько домов, не причинив им особого ущерба, клеймят преступником и мерзавцем. Ну, да я не такой уж большой знаток древних книг – не могу вам точно указать главу и номер стиха.
Ну да ладно. Так или иначе, Фебова жена раздела этого мужичонку и начала его ласкать. Остальное вы можете и сами дорисовать. А белая ворона между тем сидела в своей клетке и наблюдала за всем происходящим. Она даже не пискнула. Но, как только вернулся домой Феб, она тут же запела:
«Рога! Рога! Рога носишь!»
«Это еще что за песенка? – Феб подошел к клетке. – Я никогда не слышал, чтобы ты так громко пела. Я рад, что ты в таком веселом настроении. Что ты такое поешь?»
«Песня моя правдива, Феб. Хоть ты и добродетелен… Хоть ты и красив… Хоть ты честен и верен… Хоть ты и прекрасный музыкант…»
«Ну же, договаривай, птица!»
«Тебя обманули и предали. Человек бесславный… Человек, который тебе и в подметки не годится… Человек ничтожнее комара…»
«Продолжай!»
«Он спал с твоей женой! Я видела все собственными глазами».
Что тут еще добавить? Ворона очень подробно рассказала Фебу обо всем, что происходило. Она поведала, что его жена множество раз изменяла ему. Феб, объятый горем, отвернулся от клетки. Ему казалось, что сейчас у него разорвется сердце. Он схватил лук, вытащил стрелу из колчана… И убил свою жену. Убил, и все.
А потом он впал в бешенство. Он разбил все свои инструменты – арфу, лютню, кифару, – а после разломал лук и стрелы. Покончив с этим, он снова повернулся к клетке с птицей.
«Предательница! – закричал он на ворону. – У тебя язык скорпиона, а не птицы! Ты погубила мое счастье! Будь проклят день, когда я родился. Уж лучше бы я умер! Милая моя жена, где ты? Ты была источником всех моих радостей. Ты всегда была преданна и верна мне, я в этом не сомневаюсь. А теперь ты лежишь передо мной мертвая. Ты ведь невиновна, правда? Как я мог так ослепнуть, о неразумный глупец? Как мог я совершить такое преступление против невинной, добродетельной женщины? О чем я думал? Мой безрассудный гнев сразил безвинную жертву. Подозрительность погубила нас обоих разом. О люди, берегитесь! Никогда не торопитесь действовать! Не верьте ничему, кроме неопровержимых доказательств. Не спешите мстить, пока не докопаетесь до истины. Обдумайте много раз то, что хотите сделать. Гнев и подозрения – этого еще мало. Они лишь заведут вас во тьму. Поэтому мне, Фебу Аполлону, теперь хочется покончить с собой».
Потом он снова обратился к вороне:
«Мерзавка! Подлая птица! Раньше ты пела слаще соловья. Знай же – тебе никогда больше так не петь! А твои белые перышки сейчас почернеют. Ты останешься немой и больше не вымолвишь ни слова до конца жизни. Вот как наказывают предателей. И ты, и твое потомство всегда будете черными. Ваше племя будет молчаливо – вы будете только каркать, предвещая грозу. Ваши крики будут напоминать человечеству о ветре и дожде. Вот как я накажу тебя за смерть моей жены».
Феб шагнул в клетку и выщипал все до единого перышки у птицы. Затем он поразил ее немотой, лишив дара речи и песен, а потом выгнал из дома. К черту проклятую птицу! Вот почему, дамы и господа, все вороны с тех пор черные.
Итак, извлеките урок из этой истории и запомните: надо сначала думать – и только потом говорить. Держите язык за зубами. Никогда не рассказывайте мужу о неверности его жены. Правду вы говорите или лжете – не важно, он вас возненавидит в любом случае. Если верить ученым писателям, то Соломон в раннем возрасте научился благоразумию. Но я уже говорил вам: сам я человек не очень ученый. По-настоящему меня учила всему мать. Однажды она сказала мне:
«Сынок, ради бога, подумай об этой вороне. Придерживай язык – и ты сохранишь друзей. Болтливый язык – враг более страшный, чем сам дьявол. Перекрестись, чтобы отогнать подлого беса. Бог дал тебе зубы и губы, чтобы удерживать на месте язык. Так используй же их! И голове давай работу. Думай, прежде чем говорить. Болтливый рот доведет до забот. Еще никто не пострадал оттого, что слишком мало говорил. Не разглагольствуй попусту – если только не хочешь вознести хвалу Богу и Его святым. Так о чем я говорила? Да, сдержанность – вот лучшая добродетель. Этому каждый день учат всех малых детей. Этот урок я хорошо усвоила. Говорить слишком много слов – значит себе же вредить. Что такое неосторожный язык? Это меч, который ранит и убивает. Подобно тому, как нож может порезать руку, язык способен пресечь дружбу. Болтуны ненавистны Богу. Почитай мудрые изречения Соломона. Почитай псалмы Давида. Почитай Сенеку. Все они скажут тебе то же самое: не будь разговорчив. Просто кивай и молчи. Можешь даже притвориться глухим, если какой-нибудь сплетник распускает бредни. У фламандцев есть такая поговорка: „Меньше болтовни – больше веселья“. Если ты ни разу не сказал злого слова, сынок, то, значит, и бояться тебе нечего. А коли скажешь что-нибудь неверное или глупое, то сказанного уже не воротишь. Слово – не воробей, вылетело – не поймаешь. Ты сам станешь жертвой своей же говорливости. Не передавай новостей, не распускай сплетен. Среди каких бы людей ты ни вращался – среди знати или черни, – держи язык за зубами и помни о вороне. Достаточно я сказала?»
Пролог Священника
К тому времени, когда Эконом закончил свой рассказ, солнце было уже низко. По моим подсчетам, оно находилось на двадцать девятом градусе высоты, и тень моя бежала впереди меня. Было четыре часа – и на нас, путников, собирались опуститься весенние сумерки. Мы ехали по окраине какой-то деревни, когда Трактирщик вдруг придержал своего коня за уздцы и обратился к нам.
– Добрые паломники и паломницы, – сказал он, – вот мы почти и закончили нашу работу. Нам не хватает только одного рассказа, если я правильно посчитал. Мы прослушали рассказы людей всех званий, всех сословий во время пути. Мой наказ почти что выполнен. Остался только один человек, который должен позабавить нас. Надеюсь, он справится с задачей. – Тут Трактирщик повернулся к Священнику, который ехал чуть позади. – Сэр Священник, вы кто – викарий или пастор? У вас собственный приход, или вы служите в чужой церкви?
Скажите, пожалуйста, правду. Не важно ведь, какое у вас звание, – важно, чтобы вы были хорошим рассказчиком. Вы будете рассказывать последним. Давайте же, не стесняйтесь! Может, вам ужин достанется. Покажите, из какого теста вы слеплены. Судя по вашей наружности да по выражению лица, вы должны хорошо словеса плести. Расскажите нам какую-нибудь старомодную басню, а?
– Нет, мистер Бейли, – ответил Священник, – басни вы от меня не дождетесь. Помните слова апостола Павла Тимофею? Он осуждает тех, кто сбивается с пути истины и изобретает всякие вымыслы и фантазии. Зачем мне угощать вас плевелами, когда я могу предложить вам отборную пшеницу? А вот если вы готовы послушать назидания и поучения в добродетели, тогда я к вашим услугам. Если вы предоставите мне слушателей, я постараюсь, как только могу, перемешать наставления с приятными материями. Но только я южанин. Я не стану называть даму «прелестной милашкой» или рассказывать что-то «уютное». К тому же я вовсе не поэт, так что рассказывать буду простой и удобной прозой. Наше путешествие подходит к концу, и я подведу итоги. Да направит меня сам Спаситель, да вдохновит меня повести вас и в Иерусалим. Наше земное странствие – это прообраз славного паломничества в небесный град. С вашего позволения, я приступлю к рассказу. Как вы полагаете? Я хочу сказать еще вот что. Я не ученый. Наверное, среди вас найдутся люди, более искушенные в науках и учености. Я лишь хочу донести до вас самую суть, главную мысль и буду рад, если вы меня в чем-нибудь поправите.
Мы все согласились на его предложение. Нам показалось, что под конец путешествия очень полезно будет послушать какое-нибудь наставление в добродетелях. Под конец долгого дня приятно было слышать мягкий голос пастора. И мы попросили Трактирщика, чтобы он уговорил Священника продолжить.
– Сэр Священник, – сказал наш Хозяин, – храни вас Господь. Поделитесь с нами плодами своих размышлений. Но только поторопитесь. Солнце скоро покинет небосклон. Уместите побольше поучений в тесные рамки. Да поможет вам Бог справиться с этой задачей. Будьте добры, начинайте.
И Священник выехал вперед и начал рассказывать. Мы въезжали в лес.
– Сладчайший Господь Наш небесный, коему угодно, чтобы все люди познали Его божественную сущность и жили бы в сладостном блаженстве вечности, увещает нас мудрыми словесами пророка Иеремии. Стойте на старых путях и из древних писаний узнавайте, где находится правый путь, он же добрый путь, в наших странствиях земных…
Я придержал свою лошадь, а паломники продолжали ехать между деревьями. Наступил вечер, и лесные птицы умолкли. До меня еще доносились слова Священника – о «праведном пути в Небесный Иерусалим», – когда я спешился и вошел в небольшую рощу. Там я опустился на колени и начал молиться.
Молитва Чосера
Я обращаю эту просьбу ко всем, кто слышит или читает сию книжицу. Если что-нибудь из нее вам понравилось, то благодарите за это Господа Нашего, Иисуса Христа, от которого исходит всякая добродетель и всякая премудрость. А если что-то вам не понравилось, то припишите это моему невежеству, а не злому умыслу. Я написал бы лучше, если бы обладал даром красноречия. Библия учит нас, что слова существуют для поучений. Эта мысль всегда руководила мною.
Итак, заклинаю вас, во имя милости Господней, молиться обо мне Спасителю нашему Христу. Молите Его простить мне грехи, а в особенности – мои проступки, допущенные при сочинении и переводе книг, исполненных мирского тщеславия. Ныне я отрекаюсь от этих книг и проклинаю их: это «Троил и Хризеида», «Храм Славы», «Легенда о Добрых Женах», «Книга Герцогини», «Птичий Парламент» и те истории из «Кентерберийских рассказов», что можно счесть греховными. А еще я отрекаюсь от «Книги Льва» и от многих других сочинений, всех их уже не упомню. Я отказываюсь от песенок и распутных лэ, что я сочинял в надежде, что Христос простит мне мои прегрешения. Ниспошли мне милость, о Господи. Но за перевод Боэциева «Размышления», за все жития святых, за все назидания и моралите, которые устремлены к добродетели, – за них я благодарю Христа и благословенную Матерь Его, умоляя их и всех небесных святых молиться за меня и ныне, и в мой смертный час. Ниспошлите мне благодать, чтобы я мог покаяться в грехах и спасти свою душу. Пошлите мне истинное покаяние, исповедь и отпущение. Во имя милосердного нашего Спасителя, Иисуса Христа, царя царей и священника священников, Который искупил наш мир Своей драгоценной кровью, да будет мне дано стать одним из тех, кто спасется в Судный день. Qui cum Pa t re et Spiritu Sancto vivit et regnat Deus per omnia secula. Amen[22].
Потом я встал с колен и зашагал обратно к своей лошади.
Читать бесплатно другие книги:
