Кентерберийские рассказы. Переложение поэмы Джеффри Чосера Акройд Питер

Пролог к рассказу о сэре Топасе

Дослушав рассказ Аббатисы до конца, все сохраняли серьезный и задумчивый вид. Но потом Трактирщик решил всех взбодрить, отпустив шутку в мой адрес. Он поглядел на меня и подмигнул остальным.

– Эй, да что вы за человек? – спросил он. – Вид у вас такой, словно вы кролика поймать пытаетесь. Вечно в землю смотрите. Подъезжайте ближе ко мне. Вот так. Поднимите глаза. Улыбнитесь. Ну вот, паломники, не так уж он дурен собой. Видите, какая у него талия? Вроде моей. Он тоже крепыш. Думаю, молодые бабенки не прочь были бы с ним пообниматься, хоть он и толстяк. Но он всегда такой рассеянный! Будто мыслями за сотни миль от нас. Ну же, мил человек, расскажите нам что-нибудь смешное. Другие уже рассказали. Теперь ваш черед.

– Хозяин, – ответил я ему, – не сочтите за обиду. Но я не знаю никаких историй. Я не умею их рассказывать. Все, что я помню, – это один старый стишок, который я затвердил еще в детстве.

– Тоже сгодится, – ответил Гарри Бейли. – Судя по выражению вашего лица, это что-то забавное.

Сэр Топас

Пролог Монаха

– Стой, стой! – Гарри Бейли даже привстал на стременах. – Если таково вступление, то страшно даже подумать, какова будет сама повесть. К тому же я устал от историй про терпеливых жен. Их не существует на свете. Возьмите, к примеру, мою жену. Ну да – не бойтесь, возьмите ее! Она терпелива, как бешеный бык. Когда я наказываю слуг, она выбегает с деревянной палкой и науськивает меня. «Ну-ну, давай! – кричит она. – Лупи хорошенько! Бей негодников так, чтобы все косточки треснули!» А если кто-нибудь из наших соседей не поздоровается с ней в церкви или еще чем-нибудь ее обидит, она с меня три шкуры дерет, когда мы домой возвращаемся. «Ах ты дурень! Ах ты трус! – вопит она на меня и машет кулаками у меня перед носом. – Ты даже жену свою не можешь от оскорблений защитить. Это мне надо быть мужиком в доме! Да-да! А ты бери мою прялку и ступай прясть!» И пилит меня вот так день-деньской. «Какой срам, что я вышла замуж не за мужика, а за тряпку! Хребет у тебя – не крепче, чем у червяка. Тебя каждый растоптать может. Раз ты не можешь за жену постоять, значит, ломаный грош тебе цена!»

И так продолжается изо дня в день, если только я не вступаю в драку. Но что толку? Чаще всего я просто ухожу из дома. А иначе я бы до бешенства себя понапрасну доводил. Она так бесит меня – клянусь Богом, – что я сам удивляюсь, как это я никого до сих пор не зарезал. Я ведь опасен, когда у меня нож при себе. Это верно, что я от нее убегаю. Но у нее такие ручищи, такие локтищи! Кто с ней сталкивался, тот уж не забудет. Ну да ладно, хватит уже о ней.

Тут наш Трактирщик повернулся к Монаху.

– Сударь, – сказал он, – Господь с вами. Ваш черед рассказывать. Глядите, мы уже подъезжаем к Рочестеру. Время вам выехать вперед и попотчевать нас своей историей. По правде сказать, не знаю вашего имени. Как вас величать? Джоном? Или Томасом? А может быть, Альбаном? Подходящее имя для монаха. А откуда вы родом, сэр? Из Селби или из Питерборо? Кожа у вас такая светлая и нежная. Вы непривычны к тяжкому труду. И не похожи на кающегося грешника или флагелланта.

Думаю, вы на хорошей должности в вашей обители. Наверное, вы ризничий или келарь, и все винные погреба у вас под началом. Угадал? Я уверен, вы занимаете почетное место. Это видно по вашей наружности и поведению. У вас повадки вожака стада. И вы не новичок. Кроме того, вы сильны и ладно скроены. В драке вы за себя постоите. Но зачем вы совершили оплошность – зачем посвятили свою жизнь религии? Вы могли бы стать родоначальником такого поголовья! Как здоровенный петух среди кур. Если б вы следовали зову природы, то зачали бы кучу крепких ребятишек. Это уж как пить дать! Как жаль, что вы носите монашескую рясу.

Клянусь Богом, если б я был Папой, я бы выдал разрешение жениться всем крепким и здоровым монахам. А иначе мир скоро захиреет. Все монастыри чуть не лопаются от доброго английского семени, а мы, миряне, по сравнению с вашим братом – просто жалкие капельницы. Наши жала и наши жилы слишком хилы, ни на что не годны; неудивительно, что наши жены строят глазки вам, монахам. На вашей стороне сама Венера. Вы не расплачиваетесь фальшивой монетой. У вас под рясами полновесные орудия. Не сердитесь на меня, сэр. Я ведь шучу. Но, конечно, в хорошей шутке много правды.

Монах добродушно отнесся к шуткам Трактирщика. – Я не стану отлынивать от своей роли в нашем паломничестве, – сказал он, – и расскажу вам историю-другую. Конечно, это будут назидательные притчи. Это ведь мое ремесло – читать морали. Если хотите, я расскажу вам о святом Эдуарде-Исповеднике. А может быть, вам больше по душе трагедии? Я их знаю сотни. Надеюсь, вам известно, что такое трагедия? Это история, взятая из старинных книжек. Ее герои – люди, имевшие власть или богатство, а затем познавшие падение. Лишившись прежнего счастья, они прозябают в нищете и жалком состоянии. Такие истории обычно излагают шестистопными стихами, которые называются дактилическим гекзаметром: тум-та-та, тум-та-та… и так далее. Им писал Гомер. А иногда использовали другой размер. У нас, в Англии, есть аллитерация.

Опять-таки, можно и обыденной прозой. Достаточно я объяснил? – Трактирщик кивнул. – Ну, а теперь слушайте, коли есть охота. Не могу вам обещать, что расскажу все эти истории о Папах, императорах и королях в хронологическом порядке. Я просто буду рассказывать в том порядке, в каком их припомню. Простите меня за невежество. Намерения у меня самые добрые.

И Монах приступил к рассказу.

Рассказ Монаха

– Я буду оплакивать, на манер трагиков, судьбу людей, некогда вознесшихся на высоту, а затем павших так низко, что их уже никому не вызволить из тьмы. Когда Фортуна вершит рок, никто не увернется от ее колеса. Никогда не полагайтесь на сегодняшнее благополучие. Таков урок всех этих маленьких историй.

Начну я с Люцифера. Я знаю, он был скорее ангелом, чем человеком, но он – хороший пример для всех нас. Конечно, Фортуна не может ни навредить, ни помочь ангелу. И все-таки он провалился из рая в ад, где и томится по сей день. О Люцифер, сын зари, тебе никогда не вырваться из пламени адской пропасти! Ты стал Сатаной. О, как низко ты пал!

А вот Адам, возлежащий в Эдеме (теперь это Дамаск). Он не родился от человечьего семени, а был сотворен перстом Божьим. Он распоряжался всем, что было в Раю, кроме одного дерева. Ни один человек не сподобился такой благодати, как Адам. Но за один-единственный проступок он лишился Божьего благоволения. И пришлось ему жить в падшем мире, полном труда и несчастий.

Вспомним великого Самсона, чье рождение возвестил ангел! Его жизнь была посвящена Всемогущему Богу. Пока Самсон был зряч, он оставался благороднейшим мужем. Во всем мире не было человека сильнее и отважнее. Но по глупости он открыл жене тайну своей силы. И этим обрек себя на гибель.

Этот могучий богатырь умертвил льва, разорвав его на куски голыми руками: он шел тогда на собственную свадьбу, и оружия у него при себе не было. Жена знала, как улестить его, и выманила у него все секреты. Потом она выдала его врагам, а себе нашла другого мужа.

В гневе он наловил три сотни лисиц и связал их хвостами вместе. Потом поджег им хвосты, привязав к каждому горящую головню, отпустил лисиц – и они спалили все поля в округе. Выгорели и масличные рощи, и виноградники. Потом Самсон в ярости убил тысячу человек одной ослиной челюстью.

После этого подвига его охватила такая жажда, что он воззвал к Богу о помощи. Он молил его послать воду – иначе ему грозила смерть. И вот – случилось чудо. Из коренного зуба ослиной челюсти вдруг забил источник – и Самсон утолил жажду. Вот как Господь спас его. Все это было на самом деле. Вы можете прочитать об этом в Книге Судей.

Однажды ночью в Газе, хотя в этом городе находились все филистимляне, Самсон оторвал от земли городские ворота, взвалил их себе на спину и унес. Он отнес их на вершину холма, откуда они были всем видны. О благородный Самсон, прекрасный и отважный воин, ты еще долго оставался бы непобедимым, если бы не раскрыл жене тайну своей мощи!

Самсон никогда не пил вина и других хмельных напитков. Он никогда не стригся и не брился. А почему? Некогда Божий вестник открыл ему, что вся его сила кроется в волосах. Он двадцать лет правил всем Израилем как судья. Но Самсона еще ждали горькие слезы. До погибели его доведет женщина.

Он открыл Далиле, в чем его сила. А она выдала его тайну врагам, приняв от них плату, и однажды, пока он спал в ее объятьях, взяла ножницы и остригла ему волосы. Тогда в дом ворвались враги Самсона и сумели связать его, а потом выкололи ему глаза.

Пока у него еще были волосы, никто в мире не мог бы его одолеть. Когда его остригли и ослепили, враги бросили его в пещерную темницу и заставили вместе с рабами вращать мельничные жернова. Самсон был самым сильным человеком на земле. Он был бесстрашным судьей, мудрым и благородным. Но какая участь ожидала его! Он выплакал свои слепые очи, скорбя о своем несчастье и унижении.

Но перейдем к последней главе его печальной истории. Как-то раз враги его, отмечавшие свой праздник пышным пиром, позвали Самсона, чтобы он развлекал их наподобие шута. Дело происходило в большом зале с мраморными колоннами. Самсон, придя туда, отомстил своим врагам. Он взялся за две колонны и так сильно потряс их, что крыша не устояла и все здание рухнуло. Самсон погиб, но вместе с ним погибли и все его поработители.

В числе убитых, валявшихся посреди обломков чертога, были и правители той страны, и три тысячи их подданных. Больше мне нечего рассказать о Самсоне. Но запомните урок этого рассказа: мужьям не следует поверять свои тайны женам. От этого может зависеть их жизнь.

Давайте восхвалять знаменитых мужей и главного среди них – Геркулеса. Среди современников не было другого силача, равного ему мощью. Он убил и освежевал льва. Он усмирил кентавров – племя полумужей-полуконей. Он перебил гарпий – этих крылатых исчадий царства смерти. Он похитил золотые яблоки Гесперид. Он вытащил из-под земли Кербера – пса, сторожившего Аид.

Что еще? Он убил жестокого тирана Бусирида и скормил его с костями и потрохами коню-людоеду, которого держал этот царь. Он задушил змею, когда был еще младенцем и лежал в колыбели. Он оторвал рог или даже оба рога Ахелою. Он умертвил Кака в каменной пещере. Он одолел и убил могучего великана Антея. Он заколол дикого микенского кабана. Он даже держал небосвод на своих плечах.

Ни один из героев, мифических или исторических, не убил столько чудовищ и гигантов, как Геркулес. Слава его разлетелась по всему миру; он славился не только силой, но и красотой. Он побывал во всех царствах, и всюду его радушно принимали. Никто не мог победить его. Один ученый толкователь сообщает, что Геркулес воздвиг столпы, дабы отметить восточные и западные границы знаемого мира.

У этого благородного воителя была возлюбленная. Звали ее Деянира. Она была свежа, как первый майский день. Древние писатели рассказывали, что она вязала Геркулесу рубашку, как обычно делают женщины. Рубашка эта была яркой и нарядной, однако у нее был один дефект. Ее пропитали смертельным ядом. Геркулес поносил ее всего несколько часов, после чего мясо у него стало отставать от костей.

Некоторые ученые мужи рассказывают нам, что сделать такую рубашку Деянире подсказал человек по имени Несс. Я не знаю. Не стану обвинять Деяниру. Я лишь пересказываю вам то, о чем читал. Как только Геркулес надел рубашку, кожа и плоть на его спине начали гореть и спекаться. Когда он понял, что спасения нет, он бросился на раскаленные угли, в костер. Герой не хотел умирать от яда – это было бы ниже его достоинства.

Так умер Геркулес, могучий и достойный муж. Кто доверится костяшкам, которые мечет Фортуна? Всякий, кто движется трудными путями нашего мира, должен помнить, что нас повсюду подстерегают несчастья и беды.

Единственное лекарство – это самопознание. Берегитесь Госпожи Фортуны. Когда она желает сбить нас с пути или обмануть, то выбирает самую непредсказуемую дорогу.

Никому не под силу представить и описать величие этого могущественного и славного царя. Не счесть его сокровищ, не охватить взором его богатств. Он дважды брал Иерусалим и разграбил его храм, не оставив там ни единого священного сосуда. Он похитил их и увез с собой в Вавилон, где их сложили в кучу, вместе с остальными сокровищами.

Он захватил в плен детей израильских владык и велел их оскопить; они сделались его рабами. Среди них был Даниил, и его считали самым мудрым из них. Это он сумел истолковать сны царя, когда царские провидцы и волхвы не сумели их разгадать. Умный мальчик.

Затем Навуходоносор приказал отлить статую из золота, шестидесяти локтей в высоту и семи локтей в ширину. Под страхом смерти он велел всем подданным поклоняться и приносить жертвы этому золотому истукану. Всякого, кто осмелился бы ослушаться царя, швырнули бы в раскаленную печь. Но Даниил и двое отроков, его двоюродные братья, отказались кланяться кумиру.

Великий царь был преисполнен гордыни и сознавал свою мощь. Он был убежден, что даже сам Господь не сможет одолеть его или лишить власти. Мало же он знал! Этот гордый царь внезапно впал в ничтожество: он лишился рассудка и перестал отличаться от полевой скотины. Он воображал себя быком – пасся и кормился вместе со стадом. Да-да, он ходил на четвереньках и жевал траву.

Волосы у него отросли и стали напоминать орлиные перья, а ногти – орлиные когти. Так прошло несколько лет, а потом Господь вернул ему разум. Когда к Навуходоносору вновь вернулось человеческое сознание, он заплакал. Он возблагодарил Бога и обещал Ему, что никогда больше не погрязнет в грехах. Он сдержал эту клятву, не нарушил ее до конца своих дней. Восхвалим Господа за Его справедливость и милосердие.

Его сына звали Валтасар, он правил Вавилоном после смерти отца. Но он не понял предостережения, полученного Навуходоносором, и не извлек урока из его примера. В его душе жила гордыня, он был жесток и поклонялся идолам. Он жил, купаясь в роскоши, а потом вдруг колесо Фортуны сбросило его вниз. В его царстве вспыхнул раздор.

Он устроил пир для всей придворной знати и велел вельможам веселиться. Он приказал слугам принести священные сосуды – те самые, что его отец украл из Иерусалимского храма.

«Мы совершим возлияние нашим богам, – сказал он, – в честь побед моего отца над евреями».

И вот его жена, его придворные и наложницы налили вина в священные чаши из Господнего храма и принялись пить. Но потом Валтасар оглянулся, чтобы подозвать слугу, и вдруг увидал руку, которая очень быстро писала знаки на стене. Была только рука – больше ничего. Тела того, кто писал, не было видно. Конечно, пораженный царь замер и задрожал от страха. Он с ужасом смотрел на слова, которые начертала рука. «Мене. Текел. Фарес».

Ни один мудрец во всем царстве не сумел истолковать эти три слова. Только Даниил разгадал тайну этого изречения.

«Великий царь, – сказал он, – Всемогущий Господь даровал власть и славу твоему отцу. Он оделил его богатством и почестями. Но твой отец был горд. Он не боялся и не чтил Всевышнего. Потому Бог наслал на него горе и несчастье. Он отобрал у него царство. И отобрал у него разум. Он стал отверженным и отрешился от общества людей. Его товарищами сделались полевые скоты. Он ел траву и сено, жил под открытым небом, пока не пришел час, когда ему открылось, что властвует над всеми тварями Господь Всемогущий. Лишь Ему одному принадлежит вся сила и слава. Из жалости к бедняге Бог вернул ему человеческий облик, разум и отдал ему назад его царство.

Ты же, его сын, тоже преисполнен гордыни. Ты следуешь по греховным стопам отца, ты сделался врагом Господа. Ты пил из священных сосудов, украденных из Его храма. Ты заставил пить из них и жену, и наложниц. Ты хуже, чем любой богохульник. А еще ты поклоняешься ложным богам. Вскоре ты ощутишь на себе силу гнева истинного Бога.

Ты спрашиваешь, что это за рука начертала те три слова на стене? Она была послана Богом. Поверь мне. Твоему царствию пришел конец. Ты сейчас весишь меньше, чем ничто. Твое царство вскоре растащат на куски мидяне и персы».

В ту же ночь Валтасара убили. На его трон взошел Дарий, хотя у него не было никаких прав на царский престол.

Итак, собратья-пилигримы, извлеките мораль из этой истории. Земная власть хрупка. Сила и богатство преходящи. Когда на тебя ополчается Госпожа Фортуна, ты лишаешься всего разом. Ты теряешь и друзей. Друг, который появился у тебя, пока тебе улыбалась Фортуна, превращается во врага, как только Фортуна от тебя отворачивается. Ты и сам хорошо знаешь эту поговорку.

Зенобия, царица сирийской Пальмиры, славилась по всему миру своим благородством, а еще она искусно владела оружием. Никто не мог с ней сравниться. Она была очень родовита и происходила от персидских царей. Не стану утверждать, что царица слыла самой прекрасной женщиной в мире. Я лишь скажу, что в ее наружности не было недостатков.

С детства она презирала любые женские занятия. Она не желала ни шить, ни вышивать. Она бегала по лесам и охотилась на диких зверей; но больше всего на свете ей нравилось стрелять из лука. Она была проворнее животных, за которыми гналась, и никогда не уставала. А когда подросла, то могла убить даже льва и леопарда. Своими «медвежьими» руками она разрывала вепря пополам.

Она выслеживала зверей, отыскивала их лежбища и берлоги. По ночам она бегала по горам, а устав, засыпала прямо под кустом. Она могла побороть и уложить на лопатки любого юношу, даже самого крепкого. Никто не мог устоять против ее силы. Стоит ли говорить, что она оставалась девственной? Она ни под кого не желала ложиться.

Но шло время, и друзья уговорили ее выйти замуж. Она обручилась с царевичем Оденатом, хотя и заставила его долго ждать свадьбы. Надо сказать, что царевич был столь же капризен и своенравен, как она, – под стать невесте. Но все обернулось удачно, они зажили вместе и были счастливы.

Кроме одного. Зенобия оговорила, что не станет спать с мужем больше, чем один раз. Ей хотелось ребенка. На этом ее желания заканчивались. Если она так и не забеременеет после первого раза, тогда разрешит Оденату попробовать еще раз. Но конечно же только один раз.

Если после этого она зачинала дитя, то мужу запрещалось прикасаться к ней еще сорок недель. Затем ему позволялась новая попытка. Ни его жалобы, ни слезы ее не трогали: он ничего не мог добиться. Она лишь говорила ему, что постельные утехи ради самих утех – грех. Что это распутство, за которое должно быть стыдно каждой женщине.

Она родила двух сыновей, которых вырастила добродетельными и учеными. Но давайте я лучше перейду к сути рассказа. Вот перед нами Зенобия – всеми уважаемая, умная, щедрая, но не расточительная; она неутомима в войне и скромна в мире. В целом свете ей не сыщется ровня.

Жизнь ее протекала в роскоши. Она владела несметными сокровищами, носила самые богатые одежды, украшенные золотом и жемчугами. Она по-прежнему любила охоту, но еще ей нравилось изучать языки – она знала их во множестве. Она усердно читала книги, стремясь постичь, какова же самая добродетельная стезя в жизни.

Не тратя попусту слов, скажу: она и ее благородный супруг были так искусны в ратном деле, что завоевали множество царств на Востоке и захватили множество знаменитых городов в таких далеких землях, как Турция и Египет. Ни одному врагу не уйти от них, по крайней мере, пока жив Оденат.

Вы можете сами прочитать об их битвах с Сапором, царем Персии, и другими монархами. Вы можете узнать об их победах и поражениях. Петрарка, мой великий учитель, поведал историю падения Зенобии с множеством подробностей. Он описал, как ее захватили в плен.

Вначале все шло хорошо. После смерти мужа ее сила и отвага, казалось, только удвоились. Она сражалась с врагами так яростно, что не находилось ни одного царя, ни одного владыки в тех краях, кто мог бы ее одолеть. Поэтому все они заключали с ней мирные договоры и обменивались с нею дарами. Они сулили ей все что угодно, лишь бы она оставила их в покое.

Римский император Клавдий не отваживался вступить в войну с ней. Не осмеливался и его предшественник Галлиен. Цари Армении и Египта, Сирии и Аравии – все трепетали перед ней. Их войска обращались в бегство, а сами они с ужасом думали о гибели от ее рук.

Двое сыновей Зенобии всегда щеголяли в царских одеяниях, как законные наследники своего отца. Звали их Германно и Тималао. На деле же царила Зенобия. Но вот настало время, когда сладостная Фортуна отвернула от нее свой лик. Царица ведь не была владычицей собственной судьбы. Ей было суждено утратить царскую власть и вдоволь хлебнуть горя и унижения.

Вот как это произошло. Аврелиан, облекшись в Риме в императорский пурпур, вознамерился отомстить царице Пальмиры за все те оскорбления, которых натерпелась от нее Римская империя. И он повел в ее земли свои легионы. Зенобия бежала, но он настиг ее и захватил в плен. Он заковал в цепи и ее, и обоих ее сыновей и вернулся в Рим триумфатором.

Он устроил трофейную процессию и провез ее золотую, богато изукрашенную колесницу, чтобы полюбоваться ею мог каждый римлянин. А затем перед всем народом провели Зенобию – на голове у нее красовалась корона, но сама она была закована в золотые цепи.

Таково колесо Фортуны. Благородная царица, некогда повсюду наводившая ужас, ныне – с позором выставленная перед толпой – шла в цепях. Та, что прежде вела свои войска в сражения и одерживала славные победы, покоряла крепости и города, – теперь познала унижение. Некогда она держала в руках скипетр, а ныне – прялку, чтобы в рабстве прясть шерсть.

О достойный Петр, благородный король, слава Испании! Фортуна вознесла тебя на самую вершину. Но сейчас о тебе помнят лишь из-за твоей жалкой смерти. Тебя изгнал из королевства твой родной брат. А потом предали враги – они привели тебя в его шатер, где тот умертвил тебя собственными руками. Ему досталось твое королевство и все твои владения. Он был черен душой, как орел на белоснежном поле.

О благородный Петр, достойный король, искусством полководца завоевавший великую Александрию. Скольких язычников ты победил за свою жизнь! Ты был столь удачлив, что тебе завидовали многие подданные. Они-то и убили тебя в постели, и единственным поводом для этого было твое благородство. Так вращает свое колесо Госпожа Фортуна, лишая человека славы и заставляя его страдать.

Тебя пою, о Бернабо Висконти, государь Милана, бич Ломбардии, любитель неги и наслаждений! Почему бы мне не вспомнить о твоих злосчастьях? Ты сидел так высоко – но тебя низверг с высоты сын твоего брата. Твой племянник бросил тебя в темницу, где ты и умер. Я не знаю, отчего. Не знаю, кто был твоим убийцей.

Кто мог бы поведать о страданиях Уголино, графа Пизанского? Его заточили в мрачную башню, что стояла неподалеку от города Пизы, вместе с тремя его детьми – старшему сыну было всего пять лет. Что за жестокая Фортуна заперла этих бедных пташек в клетку?

Ему было суждено умереть в этой тюрьме. Епископ Пизы, Руджеро Убальдини, выступил лжесвидетелем на суде, оклеветал графа и настроил против него народ;

вот поэтому Уголино посадили в темницу. Ему давали так мало еды и питья, что он ожидал скорой смерти.

Каждый день, в определенное время, тюремщик приносил им пищу. Однажды Уголино, дожидавшийся этого часа, услышал, как захлопываются главные ворота башни. Он отчетливо слышал этот звук, но ни слова не сказал детям. Он понял, что скоро они умрут от голода. «Лучше бы я никогда не рождался на свет!» – сказал он самому себе и заплакал.

На колени к нему забрался младший сын – ему было три года.

«Папа, – сказал он, – почему ты плачешь? Скоро ли тюремщик принесет нам еду? А у тебя не осталось хлеба? Мне так хочется есть, что не могу уснуть. Я хочу уснуть навсегда! Тогда я никогда не буду голоден. Пожалуйста, дай мне хлеба!»

Бедный малыш слабел с каждым днем. Наконец он забрался к отцу на колени и прошептал ему: «Прощай, папочка! Я ухожу». Малыш поцеловал отца в щеку, поник головой и испустил дух. Уголино, увидев, что сын его умер, стал с горя кусать руки и проклинать безжалостность Фортуны.

«Я распят на твоем колесе!» – воскликнул он.

Двое детей, еще остававшихся в живых, подумали, что отец грызет свое мясо не от горя, а от голода. Старший сын начал умолять его: «Отец! Не ешь сам себя! Съешь лучше нас. Ты ведь подарил нам жизнь. Ты имеешь право и отобрать ее. Наша плоть – твоя плоть». Через день или два оба мальчика тоже умерли.

В отчаянии Уголино бросился на пол и умер. Так закончилась жизнь могущественного графа Пизанского, сброшенного с высоты в пучину горя. Если хотите более подробно узнать об этой трагедии, то читайте великого итальянского поэта Данте. Он оставил подробный рассказ о последних днях Уголино. Его слова останутся в истории навеки.

Император Нерон был величайшим бесом, какие только водятся в аду. Да, как рассказывает нам Светоний в «Жизнеописаниях цезарей», он был владыкой мира от востока до запада и от севера до юга. Одежды он носил из чистейшего белого шелка, изукрашенного драгоценными каменьями. Он очень любил бриллианты и сапфиры.

Был он кичливей и напыщенней, чем все прежние императоры; был привередливее девицы и никогда не надевал один и тот же наряд дважды. Он ловил рыбу в Тибре, забрасывая в воду золотую сеть. Его капризы превращались в закон. Его прихоти неизменно удовлетворялись. Госпожа Фортуна улыбалась ему.

Себе на потеху он спалил дотла Рим. Он убил всех римских сенаторов только для того, чтобы посмотреть на их смертные муки. Он убил родного брата и спал с родной сестрой. Он и с матерью жестоко поступил. Он разрезал ей чрево, чтобы посмотреть на место своего зачатия. Вот как мало он ценил мать.

Он не пролил ни слезинки при виде ее растерзанного трупа. Он лишь заметил, что когда-то она была красивой женщиной. Как он мог судить о ее красоте, когда она лежала перед ним мертвая? Потом он велел принести вина и стал пить. Он не выказал ни малейших признаков раскаяния. Когда сила объединяется с жестокостью, от их союза рождается чудовищное потомство.

В юности у Нерона был учитель, занимавшийся с ним словесностью и наставлявший в морали. Он был весьма ученым мужем, как говорят нам старинные книги, и сумел преподать своему ученику все мыслимые уроки учтивости. В ту пору Нерон еще был послушным и покладистым. Он ловко скрывал свои пороки.

Учителя Нерона звали Сенека. Он обуздывал ученика словами, а не делами: не наказывал его, а порицал за недостойные поступки. «Хороший император должен любить добродетель и ненавидеть тиранию», – повторял он. И какая же награда его ждала? Нерон приказал Сенеке перерезать себе вены, лежа в ванне.

Нерон ненавидел, когда кто-нибудь навязывал ему свои мнения. Особую обиду он затаил на Сенеку. Поэтому философ предпочел умереть в ванне, окрасив воду своей кровью, а не дожидаться более жестокой казни от бывшего ученика. Так император избавился от него.

Но вот пришло время, когда Госпожа Фортуна перестала благоволить Нерону. Ей стала противна его спесь. К тому же она знала: хоть он и силен – сама она еще сильнее.

«Я не могу позволить этому порочному человеку и дальше упиваться властью и жестокостью. Я сброшу его с императорского трона. Я нанесу ему страшный удар, когда он меньше всего будет ждать этого».

Однажды ночью народ Рима взбунтовался против Нерона. Услыхав о восстании, тот выбежал из дворца и бросился искать своих союзников. Но их двери оказались запертыми. Он стучался в их ворота, взывал о помощи, но никто не желал его слушать. Тогда он понял, что это конец. Он перестал кричать и побрел, одинокий, прочь.

Народный бунт не стихал. На улицах раздавались крики и проклятья, и Нерон услышал, как один спрашивает другого: «Где этот подлый тиран? Где Нерон?» Он едва не обезумел от страха. Он молил языческих богов о помощи, но, разумеется, они не могли помочь ему. Он знал, что ему суждено умереть, и побежал в ближайший сад, чтобы укрыться там.

Там он увидел двух крестьян, сидевших у большого костра. Нерон стал умолять их, чтобы они убили его и отрезали ему голову. Он не хотел, чтобы толпа узнала его и позорно изувечила его труп. Тогда на глазах у этих крестьян он убил себя. Выбора не оставалось.

Госпожа Фортуна лишь посмеялась над его концом.

Вот Олоферн, полководец Навуходоносора. Не было у этого царя воина более славного или более победоносного. Никто больше него не отличался в битвах. И не было другого человека, преисполненного большей гордыни и большего самомнения. Фортуна долго ласкала, целовала его, а потом завела в такое место, где ему отсекли голову. Он даже не успел узнать об этом.

Боясь за свое богатство и за свою свободу, люди оказывали почет Олоферну; он заставлял врагов отрекаться от прежней веры.

«Ваш бог – Навуходоносор, – внушал он им. – Не поклоняйтесь никаким другим богам, кроме него».

Никто и нигде не осмеливался ослушаться его – кроме одного города, который он осадил. Этот город назывался Бетулией, и верховным жрецом там был старейшина по имени Иоахим.

Послушайте же, какая кончина постигла Олоферна. Однажды ночью он лежал пьяный в лагере, осаждавшем Бетулию, в шатре величиной с добрый амбар, где его и убила женщина по имени Юдифь. Да, этому воину, могущественному и сильному, Юдифь отсекла голову, а потом, никем не замеченная, выскользнула из шатра и принесла голову Олоферна в свой город.

Нужно ли описывать безраздельную власть этого государя, горделивого в помыслах и злого в деяниях? Во всем мире не было ему равного. Вы можете прочитать о нем в Книге Маккавеев. Там же вы прочитаете и про его тщеславные речи. Тогда вы узнаете о его падении и погибели, о его смерти на голом склоне холма.

Госпожа Фортуна так благоволила к нему, что он поверил, будто и до звезд может дотянуться; он поверил, будто способен двигать горы и повелевать волнами морскими. Из всех народов на земле он больше всего ненавидел избранный народ Божий; он пытал и истязал евреев, полагая, что их Бог не имеет над ним власти.

Когда он получил известие о поражении своих полководцев, Никанора и Тимофея, то воспламенился гневом и ненавистью. Он велел приготовить колесницу и поклялся, что не сойдет с нее, пока не достигнет ворот Иерусалима, а там отомстит евреям. Но Господь судил иначе.

Всевышний поразил его болезненной раной – невидимой и неисцелимой. Гной поселился в его нутре и причинял ему невыносимую боль. Это была достойная кара для злодея, который принес страдания стольким людям. Но, даже мучась в корчах, царь не отказался от своих злостных намерений.

Он приказал своему войску готовиться к битве. Но в этот же миг Бог сокрушил его гордыню. Незримая сила сбросила Антиоха с колесницы, и тело его было так жестоко искалечено, что переломанные кости торчали из его израненной кожи. Он больше не мог ездить верхом. Он больше не мог держать поводья. Его стали повсюду носить на пышных носилках, но тело его почернело от увечий.

Скоро свершилось возмездие Господне. В гноящихся ранах, под кожей царя, завелись личинки паразитов, и вскоре его плоть, кишащая червями, начала испускать ужасный смрад. Никто из прислужников не мог переносить страшную вонь, которая исходила от тела царя, спал ли он, бодрствовал ли. Антиох впал в отчаяние и непрерывно плакал, потому что теперь он понял: один лишь Бог – повелитель созданных Им тварей.

Ни он сам, ни окружающие уже не выносили запаха от смердящих ран. Никто больше не хотел оставаться рядом с царем. Его отнесли на склон горы и оставили там умирать. Там, среди скал, он и умер в полном одиночестве. Так этот вор и убийца покинул мир, получив справедливое наказание за все страдания, что он причинил другим. Его убила собственная гордыня.

Знаете эту старую песенку: «Кто говорит об Александре, кто говорит о Геркулесе»? Ну, об Александре-то все знают. Его имя прославилось во всем цивилизованном мире. Ведь он покорил почти весь мир, и все государи спешили заключать с ним мир. Он смирил гордость всех людей и зверей, населявших землю до самых ее пределов.

С ним нельзя сравнить ни одного полководца; моря и континенты содрогались в страхе перед ним. Он был цветом рыцарства и владыкой учтивости. Щедрая Фортуна избрала его своим баловнем. Он был столь отважен, что ничто не могло удержать его от новых подвигов – ничто, кроме вина и женских чар.

Он не нуждается в моих похвалах. К чему мне вспоминать о его победах над Дарием, царем персов, и над сотней тысяч других владык, полководцев и воинов? До тех пределов, куда мог доскакать или доехать человек, земля принадлежала Александру. Он владел всем миром. Больше к этому нечего добавить.

Он был сыном Филиппа, царя Македонии и первого единого правителя Греции, и царствовал он целых двенадцать лет. О достойный Александр, прошло время, и Фортуна повела игру против тебя. Ты проиграл. Тебя отравили соплеменники.

Не хватит слез, чтобы оплакать твое падение. Вместе с тобой умерли честь и благородство. Ты покорил весь мир, но и такая империя не казалась достаточно обширной для тебя. Хватит ли слов, чтобы описать поразивший тебя коварный рок и ужас смерти от яда? Не думаю.

Своим трудом, и мудростью, и силой Цезарь поднялся из низов на самую вершину власти. Он стал завоевателем западного мира, одних подавляя мощью, других усмиряя договорами. К тому времени, как Цезарь сделался императором, все соседние народы уже платили дань Риму. Но потом колесо Госпожи Фортуны повернулось.

Могущественный Цезарь сражался в Фессалии со своим тестем, Помпеем Великим. У Помпея было обширное войско, куда входили все восточные племена, обитавшие в краю восходящего солнца. Но Цезарь своей доблестью и мощью победил это восточное воинство. Лишь несколько солдат, и в их числе сам Помпей, бежали с поля брани и спаслись. Так перед Цезарем затрепетали и на Востоке. В ту пору Фортуна еще оставалась его союзницей.

Можно, я отвлекусь здесь ненадолго, чтобы оплакать участь самого Помпея? Как я уже сказал, он бежал с поля боя, но один из его солдат оказался подлым предателем. Он отсек Помпею голову и принес в подарок Цезарю, думая этим снискать его милость. Так завоеватель Востока потерпел посмертное унижение. Фортуна выбрала очередную жертву.

Цезарь с триумфом вернулся в Рим, и там, увенчанный лавровым венком, возглавил процессию победителей. Но двое римлян, Брут и Кассий, которые всегда завидовали высокому положению Цезаря, составили против него заговор и выбрали место, где его можно будет легко убить спрятанными под одеждой кинжалами.

Однажды утром Цезарь, по своему обыкновению, отправился вместе с процессией на Капитолий, где его обступили враги, – и они нанесли ему множество ударов клинками. Он лежал, истекая кровью, но не издавал стонов боли. Разве что один-два – после ударов тех, кого прежде считал друзьями.

Цезарь до конца сохранял гордость и стойкость, так что даже перед лицом смерти не утратил достоинства. Он прикрыл тело тогой, чтобы никто не увидел его гениталий. Зная, что смерть близка, он не хотел выглядеть жалким.

Советую вам почитать «Фарсалию» Лукана, а также Светония. Эти авторы расскажут вам, как Госпожа Фортуна вначале обласкала, а затем обманула двух великих покорителей мира – Цезаря и Александра. Ее улыбкам нельзя верить. Берегитесь ее! Запомните, что произошло с этими великими героями.

Надменный Крез, некогда царь Лидии и враг Кира Великого, был схвачен врагами и доставлен к месту казни, где ему предстояло сгореть заживо; но вдруг с неба пролился великий дождь и потушил костер. Крез спасся тогда, но он не воздавал надлежащих почестей Госпоже Фортуне, пока не оказался на виселице.

Когда он спасся от гибели на костре, то поспешил скорее в очередную битву. Он верил, что Фортуна, избавившая его от смерти внезапным ливнем, сделала его неуязвимым для всех врагов. Ведь однажды ему приснился сон, внушивший ему чрезмерную самонадеянность и тщеславие.

Сон был вот какой: будто он залез на дерево, и там Юпитер омывает все его тело, а затем Феб подносит ему полотенце, чтобы обтереться. Крез не сомневался: это доброе предзнаменование. Он попросил дочь растолковать ему это сновидение (она славилась умением предсказывать будущее и толковать знаки).

«Дерево, что ты видел во сне, – сказала ему дочь, – означает виселицу. Влага, которой тебя мыл Юпитер, – это дождь и снег. Полотенце, которое подносил тебе Феб, – это жаркие лучи солнца. Тебя повесят, отец! В этом можно не сомневаться. На виселице тебя будет мочить дождь и палить солнце». Так дочь Креза, которую звали Фания, предупредила отца о грозящей ему участи.

И в самом деле, Креза повесили. Гордый царь окончил свою жизнь на виселице, где царский титул уже не мог спасти его от смерти. Трагедии гордых и удачливых людей всегда сопровождаются одним и тем же рефреном… Это – погребальный плач, обвиняющий во всем Госпожу Фортуну, которая убивает, когда от нее ждут исцеления. Если люди чрезмерно ей доверяются, она смеется над ними и скрывает свой светлый лик за хмурой тучей.

Пролог Монастырского капеллана

– Эй! – вскричал тут Рыцарь. – Довольно, сэр Монах! Вы хорошо рассказывали, это верно. Ваши истории правдивы, но – как говорится – всякая печаль улетает вдаль. К чему терзать людей трагедиями? Я вот страшно не люблю слушать про то, как человек, обласканный судьбой, внезапно делается несчастным. Куда как лучше, когда все наоборот! Мне больше нравится слушать о бедняках, которые достигли богатства и счастья, выбились из грязи в князи. Такие истории меня веселят. Такие рассказы я охотно послушал бы.

– Я с вами согласен, – подхватил Гарри Бейли. – На все сто! Этот Монах совсем нас заморочил своими трагедиями про разных людей. Как это он сказал? Фортуна спряталась за тучей? Что-то вроде этого. Но к чему нам-то плакать и стенать? Что было, то прошло. Верно вы сказали, сэр Рыцарь: от таких сюжетов только тошно делается.

Затем наш Трактирщик обратился к Монаху:

– Да, сэр, не надо нам больше таких историй. Вы только понапрасну всю нашу компанию расстраиваете. Ваши назидания вовсе не забавны. Никакой радости от них нет. А посему, добрый Монах – вас, кажется, Питером величать? – а посему, Питер, расскажите нам лучше что-нибудь другое. Что-нибудь развлекательное. Если бы не звяканье бубенцов на вашей уздечке, я бы просто заснул, слушая ваши трагедии. Тогда я упал бы с лошади и шлепнулся в дорожную грязь. Кому нужен этот ваш Олоферн? Кому есть дело до Креза? Есть такая старая поговорка, ее любят проповедники и учителя:

«Если человека никто не слушает, ему лучше помолчать». Конечно, я всегда готов послушать складный рассказ. Почему бы вам не рассказать об охоте и охотниках?

– Нет, – покачал головой Монах, – боюсь, к такому у меня душа не лежит. Пускай кто-нибудь другой теперь рассказывает.

Тогда Трактирщик решительно возвысил голос:

– Эй, вы там, Монастырский капеллан! Ну-ка, выходите сюда! Позабавьте нас каким-нибудь рассказом. Веселее! Смелее! Я гляжу, вы едете на жалкой кляче, ну да что с того? Раз она вас везет, то и ладно, чего еще желать? Ну же! Рассмешите нас!

– Охотно, добрый сэр, – отозвался Монастырский капеллан. – Я развеселю вас, не пожалеете.

– И этот милый Священник принялся рассказывать паломникам свою историю.

Рассказ Монастырского капеллана

– Жила некогда в крошечной хижине бедная вдова, уже согбенная годами; домик ее стоял в долине, прячась в тени рощи. Эта вдова жила очень скромно с тех пор, как умер ее муж; скотины у нее было мало, а добра и того меньше. Было у нее две дочери, и на всю семью у них было три больших свиньи, три коровы да овечка по кличке Молли. Стены вдовьей лачужки покрывал толстый слой сажи, но там же она ела свою простую пищу. Она не готовила изысканных кушаний, не знала пряностей. Поскольку она питалась только плодами своего труда, ее никогда не пучило от переедания. Воздержанная диета, физическая работа и умеренная жизнь – вот были ее единственные лекарства. Она никогда не припадала на одну ногу из-за подагры, у нее никогда не кружилась голова от апоплексии. Она не прикасалась к вину – ни к белому, ни к красному. Да, казалось, что ее стол выкрашен черным и белым цветом – черный хлеб, да белое молоко, да разве что изредка – тонкий ломтик ветчины или свежеснесенное яйцо. Вдова была молочницей, только и всего.

Ее небольшое хозяйство было обнесено частоколом, а частокол окружала глубокая канава. Там, во дворе, горделиво расхаживал петух Шантеклер. Не было во всей сельской округе петуха, который кукарекал бы громче. Голос у него был более страстный, чем звуки органа, что играет в церкви в дни мессы. Кукарекал он исправнее и точнее, чем били часы на монастырской башне. Благодаря природному чутью он угадывал движение солнца по небосводу: когда оно поднималось на 15 градусов над горизонтом, он начинал кукарекать во все свое петушье горло. Гребешок у него был краснее морских кораллов, а зубчиков на нем больше, чем бывает на стене с бойницами; ноги отливали прекрасной небесной лазурью, а когти сверкали лилейной белизной. И как полированное золото сияли его перья.

У Шантеклера под началом было семь кур. Они, его товарки и наложницы, служили ему для потехи; оперение их блестело так же ярко, как и у него, но самой яркой была курица-красавица по кличке Пертелот. Что это была за птица – нежная, добрая и внимательная! Она держалась так благородно, так приветливо, что Шантеклер влюбился в нее, будучи семи дней от роду. Он не мог налюбоваться на нее. Нужно было слышать, как они на заре слаженно выводили: «Моя любовь покинула меня». Разумеется, в те времена все птицы и другие животные еще умели разговаривать и петь.

И вот, однажды утром, на заре, Шантеклер сидел на насесте вместе с семью своими женами; с ним рядышком сидела Пертелот. Вдруг он принялся охать и стонать, как будто ему приснился дурной сон. Пертелот, услыхав его стоны, перепугалась.

«Дорогой супруг, – сказала она ему, – что тебя так встревожило? Отчего ты так раскричался? Ты, наверное, спишь. Пробудись, прошу тебя».

Шантеклер приоткрыл один глаз.

«Женушка, – сказал он, – не тревожься. Видит Бог, мне сейчас привиделся страшный сон. Сердце у меня до сих пор бьется под перышками. Надеюсь, все обойдется. Надеюсь, этот сон никогда не сбудется».

«Расскажи мне».

«Мне приснилось, будто я хожу взад-вперед по нашему двору и вдруг вижу дикого зверя – огромного, как волкодав. Он уже готов сцапать и проглотить меня. Шкура у него не то рыжеватая, не то желтоватая, не то красноватая, а хвост и уши – черные. Рыло у зверя маленькое, но страшное, а глаза – как угольки. Он так меня напугал, так напугал, что даже передать не могу. Наверное, поэтому я и кричал во сне».

«Да как тебе не стыдно! – воскликнула Пертелот. – Куда подевалось твое мужество? Теперь ты враз потерял и мою любовь, и уважение. Боже упаси, не могу же я любить труса! Что бы мы, женщины, ни говорили, но все мы хотим, чтобы наши мужья были щедрыми и отважными; ну, и осмотрительными, конечно. Мы не желаем выходить замуж за скупердяев, за дураков или за трусов, которые боятся собственной тени. А еще нам не по душе хвастуны. Да как ты смеешь говорить мне, твоей жене и возлюбленной, что ты чего-то испугался? Значит, у тебя только борода мужская – а не сердце? Стыд и срам! Почему ты боишься снов? Ведь это пустяки! Сны – все равно что дым или туман. Они снятся из-за дурного пищеварения или от прилива желчи. Я уверена: в этом сне, который тебе привиделся, повинно разлитие желчи у тебя в животе. Это от нее людям снятся и пылающие стрелы, и языки пламени, и страшные рыжие звери. Ведь желчь – это красный гумор. Она порождает сны о борьбе, о лающих собаках, а вот меланхолия, гуморы черной желчи, заставляют спящих кричать про черных быков, черных медведей и черных чертей. Я могла бы перечислить тебе другие гуморы и их действия, но лучше воздержусь.

Достаточно того, что сказал об этом Катон. Этот мудрец объявил, что в снах нет правды. Поэтому, муженек, когда мы слетим с насеста, не забудь-ка принять слабительное. Клянусь жизнью, тебе необходимо очиститься от всех этих вредных гуморов! Ты должен выгнать всю желчь и меланхолию вместе с пометом, и как можно скорее. Я знаю, в городе не найти аптекаря, но я и сама подскажу тебе, какие целебные травки нужно пожевать. Мы отыщем их тут же, во дворе, и они прочистят тебя с обоих концов.

По темпераменту ты, конечно, холерик – недаром ведь у тебя красный гребешок и хохолок. Смотри, как бы полуденное солнце не застало тебя исполненным пыла. Если это случится, тебя настигнет лихорадка или гневная хворь, и они убьют тебя. Уж я-то знаю! Так давай же поищем червяков – они полезны для пищеварения. Их неплохо бы заесть волчеягодником, золототысячником и дымянкой. Почему это ты морщишься? Я отыщу для тебя отличной чемерицы и молочая. Я точно знаю, что в нашем саду растет будра плющевидная. Пройдешься туда и немного поешь ее. Веселее, муженек, веселее, не кисни! Тебе нечего бояться – подумаешь, какой-то глупый сон! Не о чем даже говорить».

«Женушка, – ответил Шантеклер, – благодарю за совет. Знаешь, что я тебе скажу про Катона? Ты права, он славился большой ученостью и отрицал значение сновидений. Но были ведь и другие авторитеты – на них ссылаются в древних книгах, и многие были еще ученее Катона. И они держались другого мнения. Они на опыте доказали, что сны – это предсказания тех радостей и горестей, которые ждут людей в земной жизни. И с этим не поспоришь. Это жизненный факт.

Один из самых известных авторов рассказывает такую историю. Двое молодых людей отправились в благочестивое паломничество, но когда они прибыли в город, то там уже собралось столько паломников, что им не удалось найти себе комнату для ночлега. Ни на одном постоялом дворе не было двух свободных коек. Тогда они решили разойтись в разные стороны и искать себе ночлег отдельно. В итоге один заночевал в хлеву, среди волов, а второму повезло больше – он нашел место поуютнее. Такова удача. Кому-то она больше благоволит. Это относится ко всему роду людскому.

И вот более удачливый юноша уснул в кровати, и ему приснился нехороший сон. Ему приснилось, будто его товарищ зовет его отчаянным голосом: „Меня убьют здесь, в хлеву! – кричал он. – Это случится сегодня ночью! Явись мне на помощь, друг, пока не поздно!“ Спящий, весь дрожа, проснулся и приподнялся в постели; но, как следует пробудившись, решил снова лечь спать. Ведь это был всего лишь сон. Но ему снова приснился этот же кошмар. За ним последовал третий сон – его друг явился уже весь окровавленный. „Меня убили, – сказал он. – Смотри, какие на мне глубокие раны. Поднимись на рассвете и ступай к западным городским воротам. Там ты найдешь телегу, груженную навозом. В навозе спрятан мой труп. Не бойся. Немедля задержи возчика. Меня убили из-за золота – понимаешь?“ Затем призрак, с бледным лицом и скорбными глазами, рассказал, как его убили в хлеву. Могу тебя заверить – это не было обманчивым сном.

На следующее утро тот, что был удачливее, пришел к хлеву и принялся громко звать своего товарища. Вышел возчик и сказал ему, что его товарищ уже уехал из города. Уехал на заре. Разумеется, молодого паломника охватили подозрения: у него не шли из головы те сны, что снились ему всю ночь. Тогда он, не мешкая, отправился к западным городским воротам, и – в точности, как ему было указано во сне, – обнаружил там телегу, полную навоза, который заготовили для удобрения полей. Тогда он стал кричать: „Караул!“, „Преступление!“ И рассказал горожанам, что его товарища подло убили, а тело спрятали на телеге. Он взывал к правосудию. Он требовал, чтобы городские власти во всем разобрались. „Совершено убийство! Там лежит труп моего друга!“