Волк с Уолл-стрит 2. Охота на Волка Белфорт Джордан
– Джоэл прав, – сказал Одержимый. – Возможно, сейчас не лучшее время для развода. Может, вам с Надин стоит немного подождать, пока не уляжется вся эта шумиха.
– Ну хорошо, давайте перейдем к делу, – решительно произнес Ублюдок. – В последний раз мы остановились на том, что рынок рухнул и вы остались без работы. Что произошло дальше?
Что за осел!
Глубоко вздохнув, я сказал:
– Ну, я бы не сказал, что остался совсем уж без работы, потому что то, чем я занимался в «Эл-Эф Ротшильд», не было настоящей работой. Я был всего лишь техническим сотрудником, дозвонщиком. Ниже этой должности нет на Уолл-стрит. Целый день я накручивал диск телефона, пытаясь прорваться через секретарей к богатым владельцам бизнеса. При такой работе нужно было забыть о собственной гордости, но у меня не оставалось иного выбора. Я должен был терпеть и улыбаться. Единственное, что удерживало меня на плаву, это надежда на будущее.
Я остановился, чтобы произвести нужное впечатление.
– А потом наступил «черный понедельник». Я до сих пор помню, как в тот вечер возвращался домой на автобусе. В салоне было так тихо, что можно было услышать звон упавшей шпильки. Вокруг была явственная атмосфера страха, какого я никогда прежде не испытывал. Средства массовой информации накаляли ситуацию до всеобщей истерии, предсказывая крах банков, массовую безработицу, резкий рост числа самоубийств. Они утверждали, что это начало новой Великой депрессии.
– Но депрессия так и не наступила, – сказал Ублюдок, наш Капитан Очевидность.
– Совершенно точно, – подтвердил я. – Она так и не наступила, хотя тогда никто не мог этого знать наверняка. Не надо забывать, что в последний раз рынок рухнул в 1929 году и сразу вслед за этим началась Великая депрессия. Так что опасения, что все это может повториться, были не такими уж надуманными. – Я сделал паузу. – Для людей, которые выросли в условиях Великой депрессии – таких, как мои родители, к примеру, – перспектива казалась чрезвычайно удручающей, но для таких, как я, которые только читали об этом в книгах по истории, это было просто невообразимо. Поэтому независимо от того, где человек обитал – на Уолл-стрит или на Мейн-стрит, [16] – все были перепуганы до смерти и со страхом ожидали, что будет дальше. – Я пожал плечами. – Все, кроме Дениз. Она была совершенно невозмутима.
– Это впечатляет, – заметил Одержимый, – особенно если учесть, насколько вы оба были бедны.
– Вот именно, – тут же отреагировал я. – Это было бы куда более впечатляюще, если бы она имела хотя бы малейшее представление о том, что рынок рухнул, – криво улыбнулся я.
– Она не слышала об этом из новостных программ? – прищурился Ублюдок.
Я медленно покачал головой.
– Дениз никогда не смотрела новости. Ей гораздо больше нравились мыльные оперы.
Я замолчал, и меня охватила глубокая печаль. Возможно, у Дениз были свои недостатки, но все же она была отличной женой и к тому же настоящей красавицей – одной из тех темноволосых итальянских красоток, о которых мечтает каждый старшеклассник. Она любила носить очень шедшие ей черные кожаные мини-юбки и белые хлопковые свитера, мягкие, словно кожа младенца.
Вспоминая прошлое, я понимал, что наша уединенная жизнь в крошечной квартирке в Куинсе была чистым волшебством. Мы клялись друг другу в вечной любви, уверенные в том, что наша любовь способна все преодолеть. И все же мы умудрились ее разрушить. Мы позволили успеху и деньгам занять главное место в наших душах, разлучая нас и постепенно разъедая наше чувство. В конце концов, она стала бы шопоголиком мирового класса, а я – заядлым наркоманом. И тут появилась Герцогиня…
– Вы меня слышите? – донесся до моего сознания голос Ублюдка. – Хотите, сделаем перерыв на несколько минут? – на его лице появилась садистская улыбка тюремного надзирателя.
– Нет, не нужно, – отказался я. – Итак, Дениз ничего не знала о том, что рынок рухнул, поэтому, как только я вошел в дверь, она бросилась мне на шею, словно я был героем-победителем. «Боже мой! – сказала она. – Наконец-то ты дома! Ну, как прошел твой первый день в качестве биржевого маклера? Ты побил рекорд компании по продажам акций?»
Одержимый с Ублюдком стали посмеиваться.
Я тоже усмехнулся.
– Да, это было смешно, если не говорить о том, что к середине ноября мы уже скребли монетки по всем сусекам, чтобы хватило хотя бы на шампунь. Лишь спустя месяц после краха я сдался и решил уйти из этого бизнеса. Было воскресное утро, мы с Дениз сидели в гостиной и, как два зомби, просматривали объявления о найме на работу. Неожиданно я наткнулся на объявление, показавшееся мне весьма странным. «Смотри, – сказал я ей, – этой компании требуются брокеры, но она не на Уолл-стрит, она на Лонг-Айленде». Дениз взглянула на объявление и спросила:
«А что такое ЧЗ, ПЗ?» – «Частичная занятость, полная занятость», – объяснил я и подумал: что это за брокерская фирма, которой нужны брокеры на неполный рабочий день? Никогда прежде я такого не встречал. И все же, принимая во внимание мое бедственное положение, можно было попробовать откликнуться на это объявление. Поэтому я сказал ей: «Возможно, частичная занятость – это не так уж плохо. Может, мне удастся заработать немного денег, пока не подвернется что-нибудь получше». Она согласно кивнула. Никто из нас в тот момент не думал, что это очень хороший шанс, а когда на следующее утро я позвонил по этому телефону, то и вовсе разочаровался. Грубый мужской голос ответил по телефону: «Инвестиционный центр. Чем могу быть полезен?» Я сразу понял, что это не телефонистка, да и от названия фирмы у меня мурашки побежали по спине. На Уолл-стрит я привык слышать солидные названия типа «Голдман Сакс» или «Меррил Линч». Я представил себе, как звоню потенциальному клиенту и говорю ему: «Привет, это Джордан Белфорт из Инвестиционного центра… Нет-нет, это не на Уолл-стрит, это… мм… у черта на куличках. Но, может быть, все равно захотите отдать мне ваши заработанные тяжким трудом денежки? Возможно, вы их никогда больше не увидите!»
– Пророческие слова! – вставил Ублюдок.
– Ага, – согласился я, – хотя на самом деле Инвестиционный центр находился не у черта на куличках, а в районе Грейт-Нек на Лонг-Айленде, что на самом деле оказалось весьма неплохим местом. Компания располагалась на втором этаже трехэтажного административного здания. – Тут я сделал небольшую паузу. – Помню, я подъехал к этому зданию, и оно произвело на меня весьма неплохое впечатление. Я приехал на старом дряхлом «датсуне» Дениз, единственной имевшейся тогда у нас машине, и сказал себе: «А местечко не такое уж плохое!» Но когда я вошел в операционный зал, у меня просто отвалилась челюсть. Он оказался гораздо меньше, чем я ожидал, к тому же в нем не было ничего из того, что я привык видеть на Уолл-стрит. Никаких компьютерных мониторов, никаких помощников продавцов, никаких расхаживающих взад-вперед брокеров. Там в беспорядке стояло лишь штук двадцать старых и обшарпанных деревянных столов, из которых только за пятью сидели брокеры. Никаких возбужденных разговоров на повышенных тонах. Наоборот – негромкий спокойный бубнеж. Отправляясь на собеседование, я надел костюм и галстук и оказался белой вороной в операционном зале, где все были одеты в джинсы и кроссовки, за исключением одного парня. Правда, его костюм выглядел так, словно был выдан ему Армией спасения. И по сей день я помню этого парня из-за тупого выражения его лица. Его словно подвергли лоботомии. Ему было тридцать с небольшим. У него были такие невероятно грязные черные волосы, словно он каждый день мыл их машинным маслом и…
Ублюдок энергично закивал головой, словно говоря: «Продолжай! Не останавливайся!»
– Ну так вот, – вздохнул я, – управляющий сидел в небольшом кабинете в передней части операционного зала и казался безучастным ко всему. Помнится, он болтал по телефону со своей женой, что-то насчет заболевшей собаки. Увидев меня, он поднял вверх указательный палец – мол, подожди минуту! – и я понимающе кивнул. Он продолжал болтать с женой. Как потом выяснилось, его звали Джордж Грюнфельд. За два года до нашей встречи он был преподавателем общественных наук. Ему было хорошо за сорок, и надо же такому случиться – внешне он был точной копией Гейба Каплана. Помните этого актера – он еще играл учителя в ситкоме «С возвращением, Коттер!»? – я улыбнулся Одержимому. – Помните этот сериал, Грег?
Тот кивнул:
– Да, там еще играл молодой Джон Траволта, – он посмотрел на Ублюдка. – А ты смотрел?
Тот безразлично улыбнулся.
– Да, была вроде еще такая настольная игра.
– Точно! – подтвердил я с дружеской улыбкой.
Наконец-то я нашел с ним хоть что-то общее. Увы, ответной улыбки я от Ублюдка не дождался. Он смотрел на меня с каменным выражением лица. Я снова пожал плечами:
– Ну, как бы то ни было, он действительно был очень похож на Каплана – густые волосы, брови, усы, волосы даже на фалангах пальцев рук! Такое впечатление, что кто-то приклеил по всему его телу пучки перекати-поле!
Одержимый удивленно покачал головой, а Ублюдок продолжал мрачно пялиться на меня.
– В конце концов Джордж закончил свой телефонный треп, – продолжил я, – и вышел из-за стола, чтобы поздороваться со мной. Обменявшись формальными любезностями, он сказал: «Занимай любой свободный стол и начинай названивать клиентам». – «И это все? – спросил я. – Вы меня берете на работу?» – «Ну да, почему нет? Я же не собираюсь платить тебе жалованье. Или тебя это не устраивает?» Я уже хотел ответить ему, что вполне устраивает, когда один из продавцов неожиданно вскочил с места и принялся расхаживать взад-вперед. Показав мне на парня, Джордж сказал: «Это Крис Найт, наш лучший продавец. У него отлично подвешен язык, ты только послушай…» Я кивнул и сосредоточил свое внимание на Крисе, долговязом худом парне не старше двадцати лет с длинным лошадиным лицом. Одет он был так, словно пришел со студенческой пивной вечеринки. Помню, меня ужаснула его речь. Он бормотал, сливая все звуки, я едва мог разобрать его слова. Потом, ни с того ни с сего, он стал вопить в телефонную трубку короткими залпами назойливого очковтирательства. «Господи Исусе! Билл! Я гарантирую! – орал он. – Я гарантирую, что эти акции растут! Ты не прогадаешь! Это просто невозможно! У меня есть инсайдерская информация, не публичная – ты слышишь меня? Это инсайд!» Тут он оторвал трубку от уха, поднес к собственному носу и с презрением посмотрел на нее. Через пять секунд он снова поднес трубку к уху и продолжил орать. Взглянув на Джорджа, я спросил: «Какого черта он так кричит?» Джордж кивнул и сказал: «Хорош, правда?» Я лишь покачал головой, но ничего не ответил. Тем временем Крис продолжал вопить в трубку: «Неужели ты не понимаешь? Тут невозможно проиграть, Билл! Я тебе обещаю, акции вырастут до луны! Никаких если и но! Надо покупать сейчас, немедленно!» Пожав плечами, я сказал: «Я работал полгода в „Эл-Эф Ротшильд“, и за все это время мне не довелось слышать ничего до такой степени смехотворного, как речь Криса. Я имею в виду не только нарушение всех правил безопасности с его стороны, но и полное отсутствие профессионализма. Все эти вопли, крики и рекламные штампы так нелепы, что ни один человек в хоть сколько-нибудь здравом финансовом уме не станет терять время на разговоры с этим парнем – это же все равно, что с Микки Маусом разговаривать».
Ублюдок неожиданно поднял руку.
– Давайте проясним эту ситуацию, – скептически произнес он. – Уж не хотите ли вы сказать, что сами вы не сторонник назойливой рекламы и навязывания услуг?
Я опустил уголки губ вниз и покачал головой:
– Нет, не сторонник. Продавать таким способом – это попусту тратить время. Говоря языком военных, это все равно, что ковровая бомбардировка. Очень громко и грозно, но малоэффективно. В «Стрэттон» я исповедовал совсем другой стиль продаж, который можно сравнить с точечным обстрелом «умными» снарядами с лазерной наводкой на первоочередные цели. Позвольте мне изложить все по порядку, тогда вы сами прекрасно поймете, о чем я говорю.
Ублюдок медленно кивнул.
– Ну вот, – продолжил я, – каким бы ужасным или, вернее сказать, необученным продавцом ни был Крис, больше всего меня поразили слова, сказанные им дальше. «Ну решайся же! – заорал он клиенту. – Всего по тридцать центов за акцию! Возьми тысячу, больше я не прошу! Всего триста долларов! Не прогадаешь!» Я повернулся к Джорджу и переспросил: «Он только что сказал „тридцать центов за акцию“?» И Джордж ответил: «Ну да, а что?» – «Чего-то я никогда не слышал о таких дешевых акциях. Меня учили работать с акциями Нью-Йоркской фондовой биржи, и даже на бирже NASDAQ я ни разу не видел стоимости ниже пятнадцати-двадцати долларов». Между тем Крис с силой швырнул трубку телефона и принялся тихо бормотать: «Этот гад повесил трубку! Вот козел!» Джордж взглянул на меня и сказал: «Не волнуйся, он подцепит другого клиента. В любом случае ты должен посидеть рядом с ним несколько дней, чтобы понять, за какие ниточки надо дергать в этом деле». Я хотел уже расхохотаться в открытую, но тут Джордж добавил: «В прошлом месяце он реально сделал десять кусков. А ты вот сколько сделал?»
Я смотрел на Джорджа, не веря своим ушам, потом мне в голову пришла странная мысль: «Постойте, как же он мог сделать десять тысяч долларов на лотах по триста баксов?» И я объяснил ему, что на продаже лота за триста долларов в «Эл-Эф Ротшильд» брокер мог заработать комиссионные от трех до шести долларов, в зависимости от степени его настойчивости в разговоре с клиентом. Иногда комиссионные были даже ниже, особенно при транзакциях на полмиллиона баксов или выше. В итоге Джордж снова пригласил меня в свой кабинет, чтобы наглядно все разъяснить. Взяв со стола лист бумаги, он сказал: «Вот единственные акции, которыми ты будешь здесь торговать. Их всего шесть». И протянул мне этот лист бумаги.
Несколько мгновений я изучал список. «КБФ Контроль загрязнения окружающей среды»? – озадаченно бормотал я себе под нос. – «Арнклифф Нэшнл»?… Я уже открыл рот, чтобы сказать, что никогда в жизни не слышал об этих акциях, как Джордж ткнул пальцем в колонку цифр и проговорил: «Это заявленная цена эмитента». И я увидел, что все эти акции стоят меньше одного доллара. Я собирался сказать, что эти акции, должно быть, сущее дерьмо, если стоят меньше одного доллара, но тут Джордж ткнул в другую колонку цифр и сказал: «А вот цена официального предложения. Все, что в диапазоне между ними, – и есть твои комиссионные».
Я остановил свой рассказ на некоторое время, чтобы мои слушатели успели осмыслить сказанное. Потом улыбнулся и сказал:
– Возможно, вам трудно в это поверить, тем более зная мою нынешнюю искушенность в этих делах, но тогда я не понимал разницу между заявленной и предложенной ценой. То есть я понимал, что продают по заявленной цене, а покупают по цене предложения, но никогда по-настоящему не задумывался о том, что означает эта разница между двумя цифрами. Видите ли, когда речь идет о большом количестве дорогих акций, «вилка» между ценами невелика, где-то полпроцента, да и то очень редко брокерам удается хоть что-то от нее откусить; обычно все забирают себе трейдеры. Когда в «Эл-Эф Ротшильд» приходил пакет акций с большой «вилкой», брокеры приходили в состояние лихорадочного безумия. Они начинали названивать клиентам и стучать им по башке, потому что от этого они получали двойные комиссионные. Но в Инвестиционном центре я просто не мог поверить своим глазам. Разница в ценах была огромной – не меньше пятидесяти процентов, а то и больше! «Как может заявленная цена на акции „Арнклифф Нэшнл“ быть двадцать пять центов, а предложенная – целых пятьдесят? – спросил я у Джорджа. – Ведь моя комиссия не может равняться четверти стоимости самой акции? Или может?» На что Джордж ответил: «Конечно, может! Почему нет?» Тогда я сказал: «Ну хорошо, предположим, клиент приобретает на четверть миллиона долларов акций „Арнклифф Нэшнл“ – такова была среднестатистическая сделка у меня в „Эл-Эф Ротшильд“, – и что же, мои комиссионные действительно составят 125 штук?» – «Теоретически да, – согласился Джордж, – но на практике все происходит не совсем так, поскольку никто не вкладывает такие деньги в такие грошовые акции». – «Почему?» – спросил я. «Ну, – не очень уверенно начал он, – мы… м-м-м… мы не обращаемся к людям, у которых есть такие деньги. Мы обзваниваем рабочий класс». – «Правда? – удивился я. – Но зачем звонить людям, у которых нет денег, чтобы вложить их в акции? Как-то нелогично». – «Ну, может, и так, – ответил он, – но богатые люди не покупают грошовые акции». – «Почему?» – снова спросил я, и в ответ Джордж стал запинаться и заикаться… В общем, у него не было иного ответа на этот вопрос, кроме как «Поверь мне, это так».
Собственно говоря, я вполне верил ему. Теперь я понимаю, что был тогда, наверное, слишком подавленным, чтобы спорить, потому что в иных обстоятельствах я бы спорил с ним до посинения. Как бы там ни было, я решил принять его слова на веру и действовать в соответствии с предложенной им программой. Заняв место рядом с Крисом Найтом, я написал своего рода сценарий-шпаргалку для косметической компании под названием «Арнклифф Нэшнл».
– Почему вы выбрали именно ее? – спросил Одержимый.
– Она показалась мне наименее затасканной, – пожал я плечами. – Я хочу сказать, по ней не было реальных продаж, о которых можно было бы говорить серьезно, а при этом на рынке обращалось около пятидесяти миллионов ее акций. С другой стороны, эта компания недавно стала поставщиком универмага «Мэйсиз», что было хорошим козырем в разговоре с потенциальными покупателями акций. Был и еще один козырь – президент компании был когда-то вице-президентом крупного производителя косметики «Ревлон». Как бы то ни было, когда я написал сценарий продающего разговора, помню, он мне самому понравился. В моем сценарии «Арнклифф Нэшнл» выглядела как «Ай-Би-Эм» или, по крайней мере, еще один «Ревлон», причем для этого мне даже не пришлось сильно привирать. Разумеется, я опустил некоторые существенные факты, то есть некоторую информацию, которую клиентам было бы неплохо знать для принятия правильного решения, но в общем и целом я практически не нарушил законов о безопасности биржевых операций.
Ублюдок мрачно покачал головой:
– Существенные недомолвки являются нарушением законов о безопасности.
– Ну да, теперь-то я это знаю. Вообще-то я и тогда это знал, но думал, что это будет трудно доказать. Что существенно и что несущественно – это вопрос довольно субъективный, не так ли? Не стоит себя обманывать – на Уолл-стрит умолчание о существенных фактах является скорее правилом, чем исключением. Так происходит на всех брокерских компаниях, больших и маленьких.
Наступила тишина.
– Тем не менее, как бы ни был хорош мой сценарий, Крис Найт не оценил его истинной красоты. «Ты попусту тратишь время, – сказал он, просмотрев мою шпаргалку. – Не нужно никакого заготовленного текста, чтобы продавать акции. Просто убеждай клиентов, что акции растут, и они будут покупать их у тебя». – «Ну, спасибо за совет», – сказал я и пошел звонить по телефону, прямо по списку контактов, который дал мне Джордж. Этот список был не чем иным, как открытками от людей, приславших свои контакты в ответ на массовую рассылку. На лицевой стороне открыток были помещены убогие рекламные тексты («сделай состояние на грошовых акциях!»), а на обратной – имена и номера телефонов. Эти контакты казались верной добычей. В самом деле, что может быть лучше, если человек написал ответную открытку и сам послал ее по почте? Поэтому, когда я дозвонился до первого потенциального клиента – приветливого южанина по имени Джим Кэмпбелл, у меня были обоснованно высокие надежды на успех. Максимально радостным и оптимистичным тоном я сказал: «Привет, Джим! Это Джордан Белфорт из Инвестиционного центра. Как ваши дела?» – «Да все хорошо, – ответил Джим. – А как вы поживаете?» – «О, отлично! Спасибо, что спросили. Послушайте, Джим, помните, неделю назад вы отправили мне маленькую открытку, в которой написали, что интересуетесь вложением денег в дешевые акции? Ну как, вспомнили?» После нескольких секунд молчания Джим, наконец, сказал: «Да, наверное, так оно и было. То есть я вполне мог это сделать!» Помню, я тогда мысленно возблагодарил бога за активность Джима и его готовность к сотрудничеству. Собравшись с мыслями, я продолжил разговор: «Вот и отлично, Джим! Я решил позвонить вам сегодня, потому что я тут заполучил кое-что. И это кое-что – лучшее, что я видел за последние полгода. Если у вас есть шестьдесят секунд свободного времени, я бы хотел поделиться с вами одной идеей. Есть минутка?» И Джим радостно ответил: «Конечно! Валяйте, рассказывайте!» Услышав эти слова, я встал со стула и приготовился к игре с Джимом. Помнится, Крис сидел неподалеку с бутылкой минеральной воды «Эвиан» и с интересом смотрел на меня. «Итак, Джим, – начал я игру, – компания называется „Арнклифф Нэшнл“. Это одна из быстро развивающихся компаний в косметической индустрии. Оборот этой индустрии – более тридцати миллиардов долларов, и ежегодно он растет на двадцать процентов. К тому же косметический бизнес фактически не подвержен рецессии. Эта отрасль демонстрирует постоянный рост как в хорошие, так и в плохие времена. Я пока понятно говорю?» – «Да, понятно», – откликнулся Джим, и я почувствовал в его голосе интерес. «Отлично!» – сказал я и принялся сообщать ему самые разнородные факты об «Арнклифф Нэшнл»: названия их продуктов, адрес штаб-квартиры, а под конец рассказал о том, что компания подписала контракт с сетью универмагов «Мэйсиз». А потом я сказал: «Все это, конечно, хорошо, но самое важное в любой компании – это менеджмент, вы согласны, Джим?» – «Да, конечно!» – ответил тот. «Это очень хорошо, – похвалил я его. – Так вот, в „Арнклифф Нэшнл“ менеджмент первоклассный и надежный от начала и до конца. Председатель правления, человек по имени Клиффорд Силз, – один из самых проницательных умов в косметической индустрии. Это бывший вице-президент „Ревлон“, его ключевой игрок. С таким человеком во главе „Арнклифф Нэшнл“ просто обречена на успех. Но причина, по которой я вам сегодня позвонил, Джим, особенная: Клиффорд Силз собирается отправиться на Уолл-стрит, чтобы промоутировать акции своей компании, и сразу после начала ошеломляющего роста он сделает громкое официальное заявление. Он пойдет в банки, страховые компании, пенсионные фонды – к институциональным инвесторам. Вы же знаете, Джим, как говорят: институциональные деньги – это умные деньги, то есть вложенные с выгодой. Но их не хватает, чтобы стимулировать рынок. Понимаете, к чему я клоню, Джим?» – «Еще как понимаю!» – «Очень хорошо, Джим. Итак, сейчас акции торгуются всего по пятьдесят центов за штуку, и это смехотворная цена, если учесть будущее этой компании. Чтобы сделать на этом деньги, нужно сейчас же застолбить участок, до того как Силз отправится на Уолл-стрит, чтобы провести переговоры с менеджерами разных фондов, потому что как только он это сделает, будет поздно, – я сделал эффектную паузу. – Поэтому я предлагаю вам, Джим, сделать следующее: купить пакет в один миллион акций „Арнклифф Нэшнл“».
Тут Крис Найт чуть не захлебнулся своей минералкой. Поперхнувшись, он закашлялся, потом вскочил, не выпуская из рук бутылку, и помчался в кабинет Джорджа. Я с удивленным видом покачал головой и продолжал говорить с Джимом о покупке акций, тут только заметив, что остальные брокеры собрались вокруг меня. «Надо выложить всего лишь полмиллиона долларов, – как ни в чем не бывало говорил я, – причем это можно сделать в рассрочку, в рассрочку на целую неделю. Но, поверьте мне, Джим, – я понизил голос почти до шепота, – если вы сделаете заявку сейчас, до того как Силз появится на Уолл-стрит, вам останется сожалеть лишь об одном – о том, что вы сразу не купили больше акций. Ну, как вам моя идея?»
– Вы что же, действительно так вот просто попросили у парня полмиллиона долларов? – спросил, посмеиваясь, Одержимый.
– Да, именно так обычно мы делали в «Эл-Эф Ротшильд», так сделал и я, это вроде как само собой получилось. Пока я ждал ответа Джима, из своего кабинета выбежал Джордж, следом за ним – Крис Найт, и я услышал, как Джордж тихо говорит: «Кто-нибудь, принесите магнитофон! Да шевелитесь же! У кого есть магнитофон?» И тут Джим сказал: «Извините, Джордан, но мне кажется, вы попали не по адресу. Я работаю на шляпной фабрике оператором станка и зарабатываю всего тридцать тысяч долларов в год».
Я помолчал.
– Опуская ненужные подробности, скажу, что в конце концов я уговорил Джима взять десять тысяч акций. Это была сделка на пять тысяч долларов, одна из самых крупных в истории Инвестиционного центра. Кстати, в этой фирме работали около трех сотен брокеров, сидевших в более чем тридцати офисах – и все эти офисы были небольшими и очень плохо организованными, такими же, как тот, в котором начинал я. Возвращаясь к Джиму Кэмпбеллу, хочу сказать, что уговорил его купить акции на деньги с его индивидуального пенсионного счета, на его единственные сбережения.
Я снова сделал паузу и вздохнул с несчастным видом.
– Если вы хотите знать, чувствовал ли я себя виноватым в том, что я сделал, то мой ответ – да. Я чувствовал себя просто ужасно. Какая низость! Я отлично понимал, что не должен был уговаривать человека вкладывать деньги со своего пенсионного счета в грошовые акции. Слишком большой риск. Но в то время я был настолько беден, что в моей голове постоянно звучало одно и то же: арендная плата, арендная плата… В конце концов, они вытеснили все остальные мысли и чувства, включая совесть.
Повесив трубку, я тут же окунулся в волны всеобщего восхищения моих ровесников-коллег, и это уничтожило последние остатки сомнений. Джордж спросил меня: «Где ты научился так продавать, Джордан? Я никогда не слышал ничего даже отдаленно похожего на это! Это было нечто!» Не стану отрицать, что наслаждался каждой каплей этого всеобщего восхищения. Все смотрели на меня широко раскрытыми глазами, словно на божество. В тот момент я и впрямь почувствовал себя богом. Полоса неудач, длившаяся со времени мясного бизнеса, наконец закончилась. Я чувствовал себя заново родившимся. Вернее, я снова стал сам собой. Вот тогда-то я и понял, что мои финансовые проблемы закончились и что у Дениз будет наконец все то, о чем мы говорили и мечтали все это трудное время. Передо мной неожиданно открылся мир бесконечных возможностей.
С этого момента события стали развиваться очень быстро, и спустя несколько недель Джордж попросил меня потренировать его продавцов. Это было очень похоже на то, что происходило во времена моего мясного бизнеса, – совещания по организации сбыта. Как и тогда, эти совещания быстро превратились в семинары по мотивации, на которые приходило все больше людей. Помимо этого, я занялся реорганизацией офиса: расставил столы, как в школьном классе, завел дресс-код. И еще я положил конец всей этой ерунде с частичной занятостью брокеров. В общем, я пытался сделать так, чтобы Инвестиционный центр стал похож на контору с Уолл-стрит, чтобы брокеры чувствовали себя настоящими брокерами. Я не встретил никакого сопротивления ни с чьей стороны. Все слепо повиновались мне – и Джордж, и продавцы. Комиссионные всех сотрудников, включая меня, резко пошли вверх. За первый же месяц работы я принес домой сорок две штуки баксов.
Я сделал паузу, чтобы присутствующие осмыслили сказанное.
– Это было больше, чем я когда-либо зарабатывал за всю свою жизнь. Мы с Дениз сразу оплатили все счета и купили новенький джип «рэнглер» за тринадцать тысяч долларов. Затем мы купили новую одежду, а я подарил ей первые золотые часы и бриллиантовый браслет. И к концу месяца у нас еще осталось десять тысяч! В следующем месяце я сделал шестьдесят штук, и мы купили машину моей мечты – новенький жемчужно-белый «ягуар XJS». Двухдверная модель, двенадцать цилиндров, три сотни лошадиных сил. Это был настоящий зверь. Дениз заново обставила нашу квартиру, я расплатился с кредиторами по старым долгам, висевшим на мне со времен мясного бизнеса. В следующем месяце я сделал еще шестьдесят тысяч долларов, и тут мы с Дениз в страхе взглянули друг на друга. Мы просто не знали, что делать с этими деньгами. У нас было все, что нужно, а деньги сыпались на нас быстрее, чем мы могли их потратить.
Мне особенно запомнился день, когда мы сидели на краю длинного деревянного причала в Дагластоне, неподалеку от того места, где располагался Инвестиционный центр. Была середина марта, один из тех теплых дней, когда в воздухе ощущается приближение настоящей весны. Наверное, я так хорошо помню этот день, потому что он был одним из тех редких дней в моей жизни, когда я был по-настоящему счастлив и спокоен. Время близилось к вечеру, мы сидели в двух складных шезлонгах, которые принесли с собой, и, держась за руки, смотрели на закат. Я думал о том, что никогда никого не любил так, как эту женщину, и даже не представлял себе, что можно любить кого-нибудь так сильно и бескорыстно. У меня не было никаких сомнений в моей Дениз. На другой стороне залива виднелся Бэйсайд, где мы с ней жили, где я вырос. Позади нас был северный берег Лонг-Айленда, куда я перееду через несколько лет и заведу детей.
Я печально покачал головой.
– Тогда я и представить себе не мог, что в моем новом доме уже не будет Дениз и что матерью моих детей станет совершенно другая женщина. Тогда это казалось абсолютно невероятным. Не мог я знать и того, что за поворотом меня уже ждет умопомешательство, – именно так я теперь это называю, – которое медленно подкрадывалось ко мне, причем я даже не подозревал об этом.
Я снова покачал головой.
– В конце концов оно никого не пощадило – ни меня, ни Дениз, ни мою семью. Почти все, кого я знал, все, с кем вместе рос, вскоре будут работать со мной или, по крайней мере, станут финансово зависеть от меня. Вы понимаете, что я хочу сказать?
Они оба кивнули, потом Ублюдок спросил:
– Когда вы познакомились с Дэнни?
Задумавшись на мгновение, я ответил:
– Месяца через три-четыре после того, как я начал работать в Инвестиционном центре. Несколько раз я видел его в нашем многоквартирном доме, но мы лишь перебрасывались парой слов, не больше. А вот Кенни почти сразу снова появился в моей жизни. Очень скоро он позвонил мне, возникнув ниоткуда, и спросил, не научу ли я его быть биржевым маклером.
– Откуда он узнал, что вы стали маклером? – поинтересовался Одержимый.
– От своего кузена Джеффа. Он был одним из немногих, с кем я поддерживал связь со времен колледжа. Джефф рассказал Кенни, как хорошо идут мои дела. Но поначалу звонок Кенни не вызвал у меня ни малейшего желания поддерживать с ним отношения. Дело в том, что в последний раз, когда наши пути пересеклись, он разбил один из моих грузовиков для перевозки мяса и оставил мне неоплаченный счет на три сотни долларов. Я помнил его исключительно с отрицательной стороны. Было в нем что-то не совсем нормальное, чего я никак не мог определить наверняка. И это было еще до того, как я познакомился с Виктором Вонгом. Вместе эти двое являли собой самое настоящее шоу уродов: непроходимый Дуболом и Говорящая Панда. – Я закатил глаза. – Как бы то ни было, мои воспоминания о Кенни были далеки от хороших. В них он остался одним из тех, кто любит говорить о том, что надо закатать рукава и много работать, но при этом не имеет ни малейшего понятия о том, что это такое.
– Так зачем же вы взяли его на работу? – с улыбкой спросил Одержимый.
– Чертовски хороший вопрос, Грег, – улыбнулся я в ответ. – Ну, скажем так, тот Кенни Грин, которого я знал по мясному бизнесу, и Кенни Грин, которого я увидел во второй раз, были двумя разными людьми. То есть он так и остался непроходимым Дуболомом и все такое, но теперь, по крайней мере, он был скромным и непритязательным. Казалось, он знал свое место в этом мире. Первое, что он сказал мне по телефону, это что он хочет встретиться со мной за чашечкой кофе, чтобы вернуть деньги, которые он мне задолжал. Единственной проблемой было то, что мне больше не нужны были те деньги, поэтому мне очень хотелось сказать ему: «Пошел ты на хрен! Где ты был со своей чековой книжкой, когда мне это было нужно позарез?» Разумеется, я не стал этого говорить. Если честно, что-то в этом Дуболоме мне нравилось. Я хочу сказать, что и по сей день испытываю к нему какое-то теплое чувство, хоть и не понимаю, почему. Это все равно что иметь собачку, которая гадит по всему дому, и ты понимаешь, что это она не нарочно, просто не может иначе. Но каждое утро она непременно выбегает на крыльцо и приносит тебе в зубах газету…
И вот мы с ним встретились в маленькой греческой закусочной неподалеку от Инвестиционного центра. Как только мы сели за столик, Кенни вручил мне чек на три сотни долларов и извинился за то, что разбил мой грузовик. Потом он рассказал мне, как его кузен Джефф всегда говорил ему, что я самый смышленый парень, и что больше всего на свете он, Кенни, хочет работать бок о бок со мной и быть моей правой рукой. – Я покачал головой и усмехнулся. – Это смешно, но Кенни лучше меня предвидел мое будущее. Он был убежден, что я стану еще одним великим маклером с Уолл-стрит, в то время как я не питал в этом отношении никаких надежд. Наверное, тогда у меня еще не прошел шок после ужасного фиаско в мясном бизнесе. К тому же я так любил свою Дениз, что уже не хотел ничего менять.
– Что же заставило Кенни так верить в вас? – прищурился Одержимый. – Нет, я, конечно, понимаю, что он узнал о том, что вы проводите обучающие семинары для продавцов, и все же с его стороны это было смелым предположением.
– Ну да… – задумчиво протянул я. – Впрочем, я забыл рассказать одну важную вещь. Видите ли, я не был вполне уверен в том, что Кенни способен работать на фондовой бирже, поэтому не стал сразу соглашаться обучать его профессии брокера, а предложил ему тем же вечером пойти в Инвестиционный центр, чтобы своими глазами увидеть, что такое быть брокером. Кстати, после первого же разговора со мной по телефону он поклялся мне в верности. Теперь ситуация более понятна для вас?
Одержимый кивнул. Я тоже кивнул и ненадолго задумался, вспоминая тот вечер и негромко посмеиваясь.
– Что тут смешного? – отрывисто спросил Ублюдок.
– Вряд ли вам это будет интересно, – покачал я головой.
– Очень даже интересно, – возразил Ублюдок.
– Ну хорошо, если вы настаиваете, – улыбнулся я и покрутил шеей. – Вместо того чтобы прийти непосредственно в Инвестиционный центр, Кенни предложил заехать за мной. Когда он подъехал к дому, он был не один. Вместе с собой он взял свою подругу, – я сделал небольшую паузу, кривя губы при воспоминании о ней. – У нее были груди величиной с футбольный мяч и невероятно пухлые, как у золотой рыбки, губы. Ее нельзя было назвать роскошной, но она была чрезвычайно сексуальной штучкой. И вот эти двое сидели в операционном зале и смотрели, как я работаю по телефону. Разумеется, в присутствии Золотой Рыбки я немного переигрывал. Она буквально раздевала меня глазами, пока я разговаривал с клиентами по телефону. Тот вечер закончился для меня весьма удачно – я сделал три тысячи долларов. Помню, как она шептала Кенни, что сильно возбудилась только от того, что слушала меня. Но только когда Кенни повез меня домой, я получил мою первую настоящую дозу Золотой Рыбки, да и, раз уж на то пошло, Кенни Грина. Мы сели в его красный «мустанг»: Кенни был за рулем, я – на пассажирском сиденье рядом с ним, а Золотая Рыбка уселась между нами. На ней была коротенькая, до талии, футболочка, от нее пахло необычайно сексуальными духами. Мы уже почти выехали на дорогу к Бэйсайду, когда Кенни сказал ей: «Давай, лапочка, скажи ему!» – «Нет, – проскулила она, – я слишком стесняюсь, Кенни!» Тогда он буркнул: «Ладно, я сам скажу. Она по-настоящему завелась, глядя, как ты ведешь продажи по телефону, и теперь ей хочется отсосать у тебя. Поверь мне – она может слизать хром с прицепного крюка! Ты только посмотри на ее губы! Ну-ка, надуй губки для него, лапочка!» Я с изумлением посмотрел на Золотую Рыбку, которая чрезвычайно сексапильно надула губки и глядела на меня, с притворной застенчивостью наклонив головку, словно говоря: «Я действительно хочу отсосать у вас, сэр!»
Я сделал паузу, подыскивая нужные слова.
– Я хочу, чтобы вы знали, что я искренне намеревался сопротивляться чарам Золотой Рыбки. Я любил Дениз всем сердцем и душой и ни разу ей не изменял. Но тут Золотая Рыбка принялась гладить мой член через джинсы и совать свои футбольные мячи мне в лицо. Пользуясь моим замешательством, она сползла вниз, ко мне под ноги, и медленно расстегнула ширинку.
Я остановился, сокрушенно качая головой.
Нужно ли говорить, что Золотая Рыбка победила. Не успел я и глазом моргнуть, как она уже делала мне первоклассный минет, пока машина мчалась по автостраде Кросс-Айленд. Пока я стонал в экстазе, Извращенец Кенни одним глазом смотрел на дорогу, а другим глазом – на рот Золотой Рыбки, и держа одну руку на руле, другой отводил ей волосы с лица, чтобы лучше все видеть. Оргазм наступил, если я правильно помню, прямо перед поворотом к муниципальной школе № 169, куда я ходил в детстве.
Я хочу, чтобы вы оба знали, что, вернувшись в тот вечер домой, я чувствовал себя просто ужасно. Я чувствовал себя грязным, и был омерзителен сам себе, и поклялся никогда больше не изменять Дениз. И еще долго после этого я продолжал чувствовать себя виноватым, особенно когда мы собирались вчетвером. И самым трудным для меня было то, что Дениз и Золотая Рыбка стали хорошими подругами. Вот так все и получилось: Кенни добился своего и стал моей правой рукой, и вся наша четверка стала неразлучной.
В этот момент открылась дверь, и в комнату для опроса агентов вошла одетая во все черное Ведьма. Мы втроем молча смотрели на нее. Усевшись рядом с Одержимым, она спросила:
– Я пропустила что-то интересное?
Ответа не последовало.
Наконец, Одержимый подчеркнуто официально сказал:
– Джордан рассказывал нам о своих отношениях с Кенни Грином и Золотой…
– Пожалуй, самое время сделать перерыв на ланч, – вмешался Ублюдок.
– Да, я просто умираю от голода, – поддержал я.
– Хм-м-м, – протянула Ведьма, – тогда, Джоэл, вам придется потом все мне рассказать.
«Да уж! – подумал я. – Может, тебе удастся уговорить ее сделать тебе минет, пока ты будешь ей обо всем рассказывать. Впрочем, боюсь, она кусается».
И мы сделали перерыв на ланч.
Глава 12
Причуды логики
Спустя ровно час я снова сидел в комнате с двумя кусками пиццы в желудке в компании внимательно глядевших на меня трех человек. Последнюю четверть часа я говорил о Дуболоме, объясняя, как он втерся во все грани моей жизни, как деловой, так и личной. Я рассказал им, что он делал для меня буквально все, словно вторая жена. И хотя у меня не было официального высокого положения, всякий, кто видел нас вместе, понимал, что босс – это я. И Кенни не возражал. Напротив, ему это даже нравилось.
– Короля делает свита, – сказал я своим мучителям, – и Дуболом определенно относился к свите. Кенни стал проводить бльшую часть времени за работой для нашего как бы отдельного офиса внутри общего офиса. У нас была отдельная выгородка в конце операционного зала, и за ней сидели наши сотрудники. В то время у нас было четыре телефониста, три брокера и одна девушка – консультант-продавец. Все они принесли мне клятву в верности (по инициативе Кенни).
Больше всего меня удивлял (или, лучше сказать, озадачивал) в Кенни нескончаемый поток его друзей, которых он приводил в офис. Все они были скроены на один манер: возраст около двадцати лет, из более или менее приличных семей и неплохо образованы.
– Это интересно, – сказал Ублюдок. – Это были его бывшие клиенты? Покупатели наркоты?
– По большей части да, – пожал я плечами, – хотя я не стал бы делать на этом такой акцент. Это были хорошие пацаны, не подонки. Как в фильме «Рискованный бизнес», где Том Круз становится сутенером на одну ночь и снабжает всех своих школьных друзей первоклассными проститутками. Именно так делал и Кенни – его друзья продолжали приходить, и конца этому не было видно.
– И какое место во всем этом занял Виктор Вонг? – спросила Ведьма.
О-го-го! Пришел черед Говорящей Панды!
– Ну, Китаец – я имею в виду Виктора – какое-то время оставался в стороне, держась на заднем плане и наблюдая. Понимаете, у них с Кенни в то время была какая-то странная дружба – смесь любви, ненависти и взаимного презрения. Можно было только гадать, как в лотерее, что именно из этого списка они испытывают друг к другу в каждый конкретный момент времени. Они могли быть лучшими друзьями, заклятыми врагами или чем-то средним между этими полюсами. Весной 1988 года, когда все это происходило, Кенни и Виктор были в натянутых отношениях. Только потом мне станет известно, что это было из-за меня.
– И почему же? – спросил Одержимый.
– Потому что Виктор восприня клятву Кенни в верности мне как личную обиду. С самого детства они собирались вместе начать бизнес, и поскольку из них двоих Виктор был все же смышленее, он и был негласным лидером. Даже когда Кенни привел Виктора в мою мясную компанию, это было сделано только для того, чтобы тот оценил ситуацию и понял, стоит ли украсть эту бизнес-идею для себя и Кенни. Разумеется, эта идея того не стоила. Но через полтора года те же причины заставили Кенни неожиданно позвонить мне с просьбой научить его быть брокером. Поначалу он действительно хотел научиться всему, чему только можно, а потом отчалить вместе с Виктором. Одного только Кенни не учел – того, что ему просто крышу снесет, когда он услышит мои разговоры с клиентами по телефону. Ему неожиданно стало понятно, что существуют другие люди, гораздо умнее его обожаемого Вонга. И он сменил жизненные приоритеты. Вместо того чтобы просто вытянуть из меня профессиональные знания и житейский опыт, он решил бросить все свои силы на мою раскрутку и сделать из меня короля.
– Какая отвратительная история, – пробормотал Одержимый.
– Да, это так. Но Кенни все же пытался найти в общей картине место и для Виктора Вонга, пока все мы были в Инвестиционном центре. Он умолял его поклясться мне в верности, но тот отказался – слишком гордый. Поэтому он отверг идею работать брокером на фондовой бирже и продолжал заниматься продажей кокаина. Шло время, я быстро набирал силу, и дверь в брокерский бизнес окончательно захлопнулась перед носом Виктора Вонга. Меньше чем через год появится компания «Стрэттон», и бльшая часть друзей Вонга станет работать на меня. Самые тупые будут зарабатывать сотни тысяч долларов в год, самые умные – миллионы, и очень немногие избранные – десятки миллионов. Этими избранными были те, для кого я создал собственные фирмы, чтобы использовать их в целях расширения моей империи махинаций и для того, чтобы сбить с толку регуляторов. В конце концов Виктор тоже станет владельцем такой фирмы – «Дьюк Секьюритиз», и единственной причиной, по которой я согласился финансировать его, было желание унять, успокоить Дуболома. В то время я был целиком и полностью против этого, потому что знал подлинную суть Виктора. Слишком обидчивый, скрытный и невероятно мстительный, он не умел хранить верность ни мне, ни кому бы то ни было еще, раз уж на то пошло.
Я взглянул в черные глаза Ведьмы.
– Поймите меня правильно, Мишель. Виктор всегда был, есть и будет отморозком. В нем две сотни фунтов крепчайших мышц, обернутых пятьюдесятью фунтами отличного жира, и он не боится в случае необходимости пустить в ход свои кулаки. Собственно говоря, это он однажды держал за ноги моего гея-дворецкого, вывесив его из окна моей квартиры на пятьдесят третьем этаже, – и это после того, как кулаками превратил его лицо в кровавое месиво!
Мои мучители в изумлении уставились на меня.
– Да, об этом мало кому известно. Мой голубой дворецкий спер у меня пятьдесят тысяч долларов, и это после того, как Надин застукала его с дружками в нашей квартире во время организованной им гомосексуальной оргии. Если хотите, могу вам все рассказать во всех грязных подробностях, но хочу предупредить, что в «Стрэттон» насилие никогда не употреблялось. То, что произошло с моим дворецким, было единственным исключением, а также свидетельством свирепости Виктора. А вот Дэнни, напротив, совсем не свиреп. Как только он увидел кровь на лице Патрика, тут же помчался в ванную блевать.
Подняв вверх указательный палец, Ублюдок сказал:
– Прошу прощения!
И, нагнувшись к Одержимому, что-то зашептал ему на ухо. Потом Ведьма тоже наклонилась к ним и что-то зашептала.
Я не пытался подслушивать. В конце концов, я был слишком погружен в размышления о том, как так получилось, что моя жизнь так сильно вышла из-под моего контроля. Может быть, если бы я последовал совету моей матери и пошел в медицинский институт, то сейчас стал бы кардиохирургом, как мой двоюродный брат, или ортопедом, как другой мой двоюродный брат, или даже юристом, как мой братец Боб, настоящий святой. Как знать? Все так сложно.
И тут мои мучители прервали свое тихое совещание.
– Ну хорошо, – сказал Ублюдок. – Давайте теперь поговорим о Дэнни. Когда вы с ним познакомились?
Задумавшись на мгновение, я ответил:
– В июне 1988 года, как раз в это время я решил уйти из Инвестиционного центра. Тогда я уже понимал, что контора погрязла в мошенничестве, и если я в скором времени не уйду, мои клиенты рано или поздно попадут под раздачу. Впрочем, мошенничество – это, возможно, слишком сильно сказано. Я не считал свои действия по-настоящему преступными.
– Вы что же, хотите, чтобы мы в это поверили? – прошипела Ведьма, дергая носом.
– Да, Мишель, – хладнокровно улыбнулся я ей, – именно так. Мои слова не должны вас шокировать. Инвестиционный центр был легальной лицензированной брокерской фирмой с отделом контроля, отделом торговли и всеми прочими полагающимися колокольчиками и свистками. Инвестиционный центр был даже членом Национальной ассоциации дилеров по ценным бумагам! Раз в два месяца он выводил на рынок какую-нибудь компанию, делал ее акционерным обществом, и на титульном листе проспекта эмиссии всегда красовалась надпись: «Проверено Комиссией по ценным бумагам». К тому же вы все время забываете, как беден я был в то время. Когда я пришел в Инвестиционный центр, единственным, о чем я думал, была арендная плата. Все мои решения были продиктованы необходимостью раздобыть деньги.
Я сокрушенно вздохнул.
– Лучшего объяснения этому у меня нет, хотя должен признаться, что как только вопрос с арендной платой был решен, я стал замечать и другие вещи. Сначала я пытался рационализировать их, но с каждым месяцем это становилось все труднее, и я чувствовал себя в нашей конторе все хуже и хуже.
– Так почему вы не ушли, если вам было так плохо? – поинтересовалась Ведьма.
– Хотите верьте, хотите нет, Мишель, но именно это я и собирался сделать, когда познакомился с Дэнни. Это было так: я слонялся по террасе, отлынивая от работы. На мне был белый махровый банный халат, я размышлял о будущем. К тому времени у меня уже были приличные сбережения на «черный день», передо мной были открыты все пути – все, кроме открытия собственной брокерской фирмы, которое я заранее исключил для себя. Была середина июня, когда Джордж попытался обсудить со мной этот вопрос. Он позвал меня в свой офис и сказал: «Владельцы Инвестиционного центра зарабатывают на нем целое состояние. Жаль упускать такую выгоду, как ты думаешь?» И я ответил Джорджу: «Нет, не жаль». Я не хотел владеть даже частью брокерской фирмы, особенно такой, как Инвестиционный центр. Мой провал в мясном бизнесе все еще был свеж в памяти. Я знал, что любой бизнес кажется прибыльным, если смотреть на него со стороны. Но истинная картина открывается только тогда, когда ты оказываешься внутри него. Разумеется, Джордж не имел об этом ни малейшего понятия, потому что сам никогда не занимался бизнесом. У него в глазах стояли только доллары, он не думал об обязанностях и ответственности бизнесмена.
– Итак, вы познакомились с Дэнни, когда вышли на террасу? – спросил Ублюдок.
– Ну да, я жил на четвертом этаже, а Дэнни с сынишкой Джонатаном играл на детской площадке. Мальчику было тогда два года, он обращал на себя внимание удивительной шевелюрой – этакий платиновый блондин, к тому же был удивительно смышленым. И вот после нескольких минут игры в хорошего отца Дэнни стало скучно, он отошел к краю площадки и закурил. Мы случайно встретились взглядами, и я тепло, по-соседски улыбнулся ему. Думаю, меня в тот день больше всего удивило то, каким нормальным человеком выглядел Дэнни. На нем были зеленовато-голубые бриджи для гольфа и такого же цвета рубашка-поло с короткими рукавами. Я подумал, что это костюм игрока в гольф или, может, яхтсмена. Трудно было сказать наверняка. Точно так же я бы ни за что не догадался, что он еврей.
Ублюдок бросил на меня смущенный взгляд. Я продолжал:
– Ну вот, мы с Дэнни обменялись приветствиями, и я заметил, что Джонатан забрался на высокую горку с извилистым спуском. Сначала я подмал, что это настоящий подвиг для двухлетнего малыша, но потом у меня появилась смутная догадка, что надо сказать об этом Дэнни. Неожиданно Джонатан потерял равновесие, и я завопил: «Блин! Осторожно, Дэнни! Твой сын!» Дэнни резко развернулся и увидел, как Джонатан свалился с горки и звучно ударился о землю.
Я сделал паузу и печально покачал головой.
– Скажу вам честно, поначалу я думал, что бедный малыш погиб. Он лежал совершенно неподвижно, и Дэнни тоже не мог сдвинуться с места от ужаса. Наконец, спустя несколько мучительно долгих секунд, Джонатан приподнял головку и стал оглядываться вокруг, но не заплакал. Это случилось секундой позже, когда он встретился взглядом с Дэнни. Он истошно завопил во всю мочь маленьких легких, неистово колотя ручками и ножками. Я подумал, что нужно спуститься и помочь Дэнни, что было бы вполне по-соседски. Но когда я спустился на игровую площадку, Джонатан на руках у Дэнни орал еще громче, впадая в истерику. «Хотите, я пойду позову вашу жену?» – предложил я Дэнни. Он в ужасе отшатнулся: «Боже мой! Кого угодно, только не жену! Прошу вас! Можете вызвать полицию, пусть меня арестуют за то, что я плохой отец, только не зовите жену, прошу вас!» Разумеется, тогда я подумал, что он шутит, поэтому кивнул и улыбнулся ему. Однако на его лице не было и тени ответной улыбки, потому что он вовсе не шутил. Я не мог понять почему, пока через несколько дней мы с Дениз не пошли с ними в ресторан и не увидели, как Нэнси выдернула у него изо рта горящую сигарету и швырнула ему же в лицо. Впрочем, не стоит опережать события.
Итак, Джонатан все же в конце концов успокоился. И тут Дэнни сказал мне: «Моя жена говорит, она всю неделю видит вас слоняющимся на террасе в купальном халате. Чем вы зарабатываете на жизнь?» – «Я биржевой маклер», – как ни в чем не бывало ответил я. «Правда? Я думал, чтобы быть биржевым маклером, надо работать на Уолл-стрит». Я отрицательно покачал головой. «Это всеобщее заблуждение. Теперь все делается по телефону, поэтому можно находиться при этом где угодно. Я, к примеру, работаю в районе Грейт-Нек и в прошлом месяце сделал около пятидесяти штук баксов».
«Пятьдесят штук! – удивился он. – Не могу в это поверить. У меня куча друзей маклеров, и все они сосут лапу со времен „черного понедельника“!» – «Я занимаюсь только дешевыми акциями, – пояснил я. – Этот сегмент не так сильно пострадал в результате биржевого краха. А чем занимаетесь вы?» – «Я занимаюсь санитарными перевозками, то есть транспортировкой больных, – незамедлительно ответил он, – и это настоящий кошмар. У меня семь санитарных машин, которые постоянно ломаются, и семь водителей-гаитян, которые не хотят работать. Я бы спалил всю эту лавочку, если бы знал, что это сойдет мне с рук». Я кивнул в знак сочувствия и понимания, потом, недолго думая, сказал: «Если хотите перемен, могу найти вам работу в моей компании и сам обучу вас ремеслу». Дэнни посмотрел мне в глаза и доверительно сказал: «Друг, если ты докажешь мне, что делаешь пятьдесят тысяч в месяц, завтра в шесть утра я буду на пороге твоего дома, готовый убирать за тобой дерьмо!»
– И когда он начал работать на вас? – спросил Ублюдок.
– Следующим утром. Верный своему слову, он ждал у моих дверей, держа в руке номер «Уолл-стрит джорнал».
– А как же его санитарные перевозки?
– К ним он уже никогда не вернулся, – пожал я плечами. – У него был партнер, владевший половиной бизнеса. Дэнни просто отдал ему ключи и сказал: «Прощай, партнер. Приятно было работать с тобой!» Вот и все. Все оставшееся лето он обзванивал для меня клиентов, а в начале сентября сдал экзамен на брокера.
Тем временем Джордж все сильнее и настойчивее приставал ко мне относительно открытия нашей собственной брокерской фирмы. Комиссия по ценным бумагам начала копать под Инвестиционный центр. «Если об этом станет известно, фирма быстро схлопнется», – сказал он. Больше всего меня тревожило то, что я только что уговорил Липски и Пингвина работать на меня. Пингвин, наконец, сдался и бросил свой мясной бизнес, а мебельный магазин Липски и без того был на грани банкротства. Так что теперь я чувствовал за них ответственность. Вот почему я в конце концов согласился пойти вместе с Джорджем к юристу, так как мне хотелось собрать всю необходимую информацию.
– И к какому же юристу вы пошли? – спросил Ублюдок.
– Его звали Лестер Морз, хотя мы с Дэнни звали его Лестер Мороз, уж очень он был всегда мрачен и угрюм. Трудно было представить себе большего пессимиста, чем он. Каждый из тех, кого он знал, видите ли, либо гнил в тюрьме, либо потерял последние гроши из-за Комиссии по ценным бумагам. Его рассказы наводили такую тоску, что хотелось вскрыть себе вены. Обычно он начинал с того, что такой-то и такой-то был отличным успешным парнем и сумел сколотить приличное состояние, но заканчивалась история предостерегающими словами: «…и правительство поступило с ним весьма жестоко. Сейчас он сидит в федеральной тюрьме Алленвуд и выйдет оттуда только через десять лет, не раньше». Потом Лестер сокрушенно качал головой и переходил к рассказу о следующей жертве.
– Это интересно, – пробормотал Ублюдок.
– Что еще интереснее, – продолжал я, – одним из упомянутых им имен было имя самого Боба Бреннана, Голубоглазого Дьявола.
– Ах, вот как! – навострил уши Ублюдок. – И что же он сказал о Бреннане?
– Что тот был единственным счастливчиком, которому удалось выйти сухим из воды, да еще с добычей: согласно подсчетам Лестера, никак не меньше двухсот миллионов.
– А еще что он сказал о Бобе Бреннане? – негромко спросил Ублюдок.
– Что Боб слишком умен, чтобы его могли поймать. Что он всегда опережал регуляторов на два шага, блестяще заметал за собой следы, не хуже настоящего индейца. Помню, тогда меня это сильно заинтриговало, и я поклялся себе, что если когда-нибудь займусь брокерским бизнесом, то непременно стану таким, как Боб Бреннан. Видите ли, Лестер не рисовал Боба сверхпреступником, скорее наоборот. По словам Лестера, во всем были виноваты слишком рьяные регуляторы и двухуровневая система правосудия, предвзято относившиеся к фирмам с грошовыми акциями, в то время как фирмам «белой кости» сходило с рук даже убийство.
– И вы поверили ему? – спросил Ублюдок.
– Да, по большей части, хотя, не стану отрицать, его слова показались несколько своекорыстными. К тому времени я уже знал достаточно, чтобы понимать, что грошовые акции – это игра краплеными картами, хотя, на мой взгляд, шулерство и открытый грабеж – все-таки немного разные вещи. Между тем офис Лестера напомнил мне Инвестиционный центр – такой же маленький, обшарпанный и без тени успешности. Сам Лестер напомнил мне какого-то престарелого гнома: он был приземист и коренаст, ростом чуть выше пяти футов, с лысиной на макушке, с густыми пучками вьющихся седых волос над ушами.
– Значит, вы встретились втроем? – уточнил Ублюдок.
– Нет, нас было четверо. Там еще был Майк Валенти, – я взглянул на Одержимого. – Я уверен, вам знакомо это имя.
Тот кивнул:
– У меня есть немало вопросов относительно Валенти.
– Это меня не удивляет, – ответил я. – Если и был человек, который помог мне сделать из «Стрэттон» ту компанию, которая мне была нужна, то это был именно Майк Валенти со своим безотказно работающим мозгом. Именно он поддерживал постоянно быстрое развитие фирмы. Он был моим первым наставником, еще до Эла Абрахамса, и первым кудесником с Уолл-стрит, с которым я познакомился лично. Широта его познаний была потрясающей! Чтобы не тратить ваше время попусту, скажу сразу, что Майк Валенти ни в чем не виновен. Он всегда старался удержать меня на правильном пути, а я всегда клялся ему, что все делаю по закону. Впрочем, в конце концов поток сделок захлестнул его, и он уже не мог видеть всю картину в целом. Он не имел ни малейшего понятия о том, что я нарушаю закон.
Скривив на секунду губы, Одержимый сказал:
– Я ценю вашу преданность Майку, но мне кажется все же чуточку невероятным, чтобы такой профессионал, как Майк, не знал, что происходит в вашей фирме, – он недоверчиво усмехнулся. – Вы понимаете, что я хочу сказать?
– Да, – медленно кивнул я, – в ваших словах есть доля истины, Грег, и в то же время в целом они неверны.
Я сделал паузу ради эффекта.
– Поймите же, на девяносто процентов бизнес «Стрэттон» был совершенно законным. Мы не крали денег со счетов наших клиентов, мы не выводили на рынок мошеннические компании, и, вопреки мнению прессы, наши клиенты всегда могли при желании продать свои акции. Конечно, наша торговая практика оставляла желать много лучшего, но в какой компании это не так? В «Пруденшл Секьюритиз» или в «Леман Бразерз»? Страховщики из «Пруденшл» обдирали пенсионеров, дедушек и бабушек, как липку, но по сравнению с волками из «Леман Бразерз» выглядели невинными, словно мальчики из церковного хора. Собственно говоря, именно сценарии «Леман Бразерз» послужили образцом для «Стрэттон».
Я снова медленно покачал головой.
– Махинации «Стрэттон» проявлялись лишь в кратковременных всплесках цен, которые были заметны лишь посвященным. В остальном все выглядело совершенно нормально. Впрочем, вернемся на секунду в кабинет Лестера. Во-превых, я быстро понял, что Джордж Грюнфельд совершенно бесполезен. О брокерском бизнесе он знал еще меньше, чем я сам. Все, что он говорил, было полнейшей чепухой. С Лестером дело обстояло совершенно иначе. У него было достаточно знаний, но совершенно отсутствовала харизма. Он говорил тихим скрипучим голосом, мучительно растягивая слова, как если бы вдруг заговорила черепаха. Мне было трудно сосредоточиться на чем-то одном, поэтому я просто сидел, притворяясь, что слушаю, и краем глаза наблюдал за Майком. Лестер представил его как операционного гуру, но пока что он сказал всего несколько слов. С точки зрения внешности он не произвел на меня большого впечатления. На нем был дешевый синий костюм и еще более дешевая вискозная рубашка, волосы были уложены на косой пробор.
Как у тебя, Ублюдок, только у Майка волосы черные с проседью, а у тебя – плебейского грязно-коричневого оттенка.
– Впрочем, – продолжал я, – я должен был бы узнать в нем старого бывалого вояку с Уолл-стрит.
– Что такое «бывалый вояка с Уолл-стрит»? – спросил Ублюдок.
– Это тот, кто очень долго проработал на Уолл-стрит, пережил рост и падение цен, был свидетелем головокружительных успехов и сокрушительных падений. Тот, кто видел бесчисленное множество раз, как бедные становились богатыми и снова бедными, а потом опять богатыми. Он видел шлюх, наркотики, азартные игры; он был свидетелем истории Уолл-стрит – от самых темных времен, когда комиссионные были фиксированными, а ценные бумаги – в самом деле бумажными, и их доставляли клиенту по почте. И вплоть до современной эпохи, когда фирмы дисконтных брокерских услуг конкурируют с «Меррил Линч», а торги ведутся в электронной форме. В этом мире осталось совсем мало настоящих бывалых вояк с Уолл-стрит, потому что большинство из них уже умерли от сердечного приступа или цирроза печени. Но если вам повезет найти одного из оставшихся в живых, его стоимость измеряется столькими килограммами золота, сколько весит он сам. И Майк Валенти был одним из этой вымирающей породы.
Наверное, я должен был понять это, как только увидел его. Я должен был заметить утомленный битвами взгляд его глаз, пока он сидел и слушал пустые речи Джорджа и Лестера. Его плечи были слегка наклонены вперед, подбородок опущен, словно он вот-вот заснет. Невероятное удивление вызывал нос Майка, величиной с большую картофелину и покрытый паутиной красных сосудов. Тем поразительнее были умнейшие карие глаза, такие проницательные, что сразу было понятно – его не обведешь вокруг пальца. Ну да ладно, чтобы не тратить время на очевидное, скажу, что в тот день мы с Майком невероятно легко нашли общий язык – язык, на котором говорят на Уолл-стрит. Если он начинал предложение, я без труда заканчивал его, и наоборот. Фактически к тому времени, как наша встреча подошла к концу, я успел выдать Майку полноразмерную рекламную речь, словно он был моим клиентом. Как в свое время на Лестера, она и на него произвела сильное впечатление. Но еще важнее в тот день было то впечатление, которое Майк произвел на меня. Неожиданно я снова почувствовал себя прежним Джорданом.
Я пожал плечами.
– Так или иначе, я знал, что говорил в тот день как никогда умно, поэтому меня нисколько не удивило, когда в тот же вечер Лестер позвонил мне домой и сказал, что мне стоит подумать о том, чтобы открыть собственный брокерский бизнес. По его словам, Майк отвел его в сторону после нашей встречи и сказал, что готов работать на меня бесплатно, то есть без фиксированного жалованья. Он хотел лишь небольшой процент от прибыли. Взамен он создаст для меня первоклассный операционный отдел, способный конкурировать с любой фирмой на Уолл-стрит. Сам Лестер тоже был готов работать со мной бесплатно. Он предложил подготовить все необходимые документы для Национальной ассоциации дилеров по ценным бумагам и, кроме того, пойти вместе со мной на собеседование по поводу членства в этой ассоциации. Взамен он хотел только одного – чтобы я рекомендовал его услуги тем компаниям, которые я буду превращать в акционерные общества. Станут ли они пользоваться его услугами или нет, меня не касалось. Я должен был только рекомендовать его, все остальное он сделает сам.
– А как же Грюнфельд? – спросил Одержимый.
– Джордж остался за бортом, – покачал я головой. – Собственно, именно об этом заговорил со мной Лестер первым делом, когда позвонил. «Джордж совершенно бесполезен, – проскрипел Лестер. – Он, конечно, замечательный парень, но мертвый балласт. Мы с Майком и без него имеем все, чтобы учредить и возглавить фирму. И все же я сказал Лестеру, что мне нужно подумать, хотя в глубине души у меня действительно не было никаких намерений браться за это дело. Я все еще находился под сильным отрицательным впечатлением от своего фиаско в мясном бизнесе, поэтому решил обождать и посмотреть, что будет дальше».
– О каком времени сейчас идет речь? – уточнил Ублюдок.
– Начало сентября, – ответил я. – Именно в это время события начали быстро развиваться. Во-превых, Дэнни сдал экзамен на брокера, и я позвал его к себе домой на обучающий семинар. Сидя в гостиной на кушетке, я начал: «Итак, вот тебе задание. Чтобы успешно торговать, первым делом ты должен уметь читать сценарий разговора так, чтобы никто не мог догадаться, что ты читаешь по шпаргалке. Ты должен звучать совершенно естественно. Понимаешь?» – «Да, – уверенно ответил он. – Для меня это не проблема». – «Вот и хорошо, – продолжил я, – представь себе, что ты актер на сцене. Ты должен говорить то громче, то тише, то быстрее, то медленнее. Твоим клиентам должно быть все время интересно слушать тебя, они должны ловить каждое твое слово. Даже не думай снимать трубку телефона, если не знаешь ответов на все возможные вопросы. Ты никогда не должен звучать неуверенно. Ты всегда должен знать, что ответить. Понимаешь, Дэнни?» Он уверенно кивнул: «Я все понял, дружище. Можешь не волноваться за Дэнни Поруша. Он сможет продать лед эскимосам и нефть арабам!» – «Не сомневаюсь! – согласился я. – Но помни, ты должен знать сценарий как свои пять пальцев. Нельзя заикаться, это первейший признак новобранца, и клиент учует это даже по телефону». Я улыбнулся Дэнни, а Дениз выжидательно посмотрела на него. Я рассказал ей, какой он умелый продавец, хотя на самом деле никогда не слышал, как он это делает. Однако он вел себя очень самоуверенно, поэтому я нисколько в нем не сомневался. Держа в руках кофейник, Дениз тоже улыбнулась Дэнни и сказала: «Хочешь, я уйду на кухню, чтобы ты не нервничал?» Но он лишь отмахнулся: «Брось, Дениз, для меня это все равно что ловить рыбу в бочке! Ничего сложного!» Пожав плечами, Дениз сказала: «Ну ладно, тогда я постою здесь и послушаю тебя». Дэнни кивнул, и я вручил ему шпаргалку разговора об «Арнклифф Нэшнл». «Ну вот, – сказал я, – представь себе, что ты пытаешься продать мне акции по телефону, и мы с тобой разыграем возможный диалог». Он кивнул и взял шпаргалку, потом откашлялся и наконец с большой уверенностью в голосе сказал: «Здравствуйте, это Джордан?» – «Да, – с готовностью откликнулся я, – это я и есть. Чем могу быть полезен?» Дэнни покрутил шеей, словно боец, выходящий на ринг. «Привет, Джордан, это Дэнни Поруш из… из… м-м-м… из этого… из Инвестиционного центра. Как… как поживаете?» Тут он остановился и заметно вспотел. «Пожалуй, я все-таки уйду на кухню и оставлю вас вдвоем, мальчики», – сказала Дениз, и Дэнни, с которого разом слетел весь гонор, неожиданно согласился: «Да, пожалуй, это хорошая идея, Дениз. Это не так легко, как показалось на первый взгляд». И вытер со лба крупные капли пота.
– Да ладно! – воскликнул Одержимый. – Вы преувеличиваете. Не может быть, чтобы все было так плохо!
– Именно так и было! – расхохотался я. – На самом деле, Дэнни был так плох, что, когда он ушел от нас в тот вечер, Дениз сказала: «Милый, у него это никогда не получится. Он говорит как умственно отсталый. Почему он так мямлит? Почему не может разговаривать как обычный нормальный человек?» – «Сам не понимаю, – ответил я. – Может, у него какая-то редкая форма синдрома Туретта [17], которая проявляется только когда ему нужно что-то продать». И Дениз кивнула в знак согласия со мной.
Как бы то ни было, я твердо решил на следующее утро отправиться на работу, чтобы своими глазами увидеть окончательный провал Дэнни, и тут случилось что-то странное, что-то очень неожиданное. Я сидел в нескольких футах от Дэнни, пытаясь сдержать смех. Он, как и прежде, мямлил: «Привет… м-м-м, это… Д-э-э-нни По-о-о-руш. Как… м-м-м… дела?» И вдруг через пять секунд неожиданно – щелк! – он совершенно перестал заикаться и стал говорить почти так же хорошо, как я сам.
Я подмигнул своим мучителям.
– Он стал закрывать сделки направо и налево, и две недели спустя в качестве дружеского жеста я пригласил его съездить вместе к моему бухгалтеру в город. Пятнадцатое октября было уже не за горами [18], и у меня заканчивалась отсрочка по уплате налогов за 1987 год. Разумеется, Дэнни с радостью согласился, и мы поехали. В среду после обеда мы прыгнули в мой жемчужно-белый «ягуар» и направились на Манхэттен. Хочу напомнить, вплоть до этого дня я искренне считал Дэнни нормальным. Его поведение и одежда были весьма консервативными, он был из очень хорошей семьи. Он вырос на южном берегу Лонг-Айленда в зажиточном районе. Его отец был известным нефрологом, Дэнни называл его Почечным Королем больницы Брукдейл. Однако до ушей Дениз доходили весьма странные слухи о нем. Дескать, Дэнни женат на своей двоюродной сестре. Я, конечно, сказал Дениз, что она просто сошла с ума, потому что Дэнни не стал бы скрывать от меня этот факт своей жизни. Когда мы проводили время вместе, он по большей части клял свою жену на все лады, говоря, что ее единственная цель – сделать его жизнь как можно более несчастной. Так почему бы ему не сказать мне, что она его двоюродная сестра? Если бы это было правдой, то, разумеется, сыграло бы определенную роль. Я даже не представлял, как задать ему этот вопрос, поэтому просто отмахнулся от него, как от злой сплетни.
Ну вот, когда я закончил дела с моим бухгалтером, мы снова сели в «ягуар» и направились домой. Где-то в районе Девяносто пятой улицы, на краю Гарлема, началось умопомешательство. Помню, Дэнни сказал: «Господи Исусе! Тормози! Ты должен здесь затормозить!» Я так и сделал. Дэнни выпрыгнул из машины и побежал в какой-то ветхий подвальчик с дешевой желтой вывеской «Бакалейная лавка». Спустя всего минуту он выбежал оттуда, держа в руках коричневый бумажный пакет. Запрыгнув в машину с безумной улыбкой на лице, он сказал: «Поехали! И побыстрее! Едем на север, на Сто двадцать пятую улицу». – «С какой стати? – возразил я. – Это же Гарлем, Дэнни!» – «Все нормально! – уверил он меня и, сунув руку в пакет, вынул оттуда стеклянную трубку для курения крэка и дюжину пузырьков с этим самым крэком. – Это сделает тебя суперменом. Это мой подарок тебе за все, что ты для меня сделал». Я недовольно покачал головой и тронул машину с места. «Ты совсем спятил! – прорычал я. – Не курю я эту дрянь! Это же чистое зло!» – «Ты преувеличиваешь, – возразил он с усмешкой. – Это зло, если ты постоянно этим занимаешься, но в Бэйсайде этого не продают, так что будь спокоен». – «Ну, ты совсем дебил! – прошипел я. – Чтоб я прямо сейчас закурил крэк? Черта с два! Понял, приятель?» – «Да, – невозмутимо ответил он. – Понял. Вон там сверни налево и езжай в сторону Центрального парка». – «Черт тебя подери!» – с отвращением пробормотал я себе под нос и свернул налево. Через пятнадцать минут я уже сидел в подвале полуразрушенного гарлемского кокаинового притона в окружении беззубых шлюх и гаитянских бомжей. Пока Дэнни зажигал крэк, я держал в губах стеклянную трубку, и когда крэк зашипел, словно жареный бекон, я быстро сделал глубокий вдох и задержал дыхание насколько смог долго. Неописуемая волна эйфории накатила на меня. Зародившись где-то возле аорты, она прострелила позвоночник и закипела вокруг центра удовольствия в мозгу миллиардами синаптических пузырьков. «О господи! – пробормотал я. – Ты… лучший… друг… на… свете, Дэнни!» – и передал ему трубку. «Спасибо, – отозвался он. – Ты тоже мой лучший друг, теперь мы братья до самой смерти», – и заложил в трубку еще крэка.
Одержимый недоуменно покачал головой.
– За каким чертом вы это сделали? Да что с вами такое было?
– Они же наркоманы, Грег, – сказала Ведьма, – у них нет никакого стыда.
– И как долго вы там пробыли? – поинтересовался Ублюдок с омерзением и любопытством одновременно.
– Очень долго, – кивнул я. – Понимаете, крэк – это такая штука… Если уж вы начали, то есть только два способа остановиться. Первый – закончились деньги. Второй – смерть от сердечного приступа. К счастью, наш кутеж закончился первым способом, а не вторым. У меня с собой было всего семьсот долларов, у Дэнни – пятьсот. Мы скинулись, как настоящие социалисты, и кутили на них далеко за полночь. Если посмотреть на это с другой стороны, во время этого загула мне удалось узнать кое-что важное. Видите ли, у кайфа от всех наркотиков есть разные стадии, но в случае с крэком они особенно отчетливые и острые. Если хотите, я могу рассказать о них.
Одержимый мрачно покачал головой.
– Для меня самого тайна, почему мне интересно об этом послушать, но раз уж вы выпустили джинна из бутылки, продолжайте свой рассказ.
Я понимающе улыбнулся Одержимому.
– С удовольствием, Грег. Первая фаза кайфа от крэка – это эйфория. Это когда вам так невыразимо хорошо, что хочется закричать на весь мир: «Я люблю крэк! Я люблю крэк! Все вы, кто не курит эту дрянь, даже не представляете себе, чего лишаетесь!» И если вы думаете, что я шучу, попробуйте хоть чуточку сами покурить, и вы поймете, что я имею в виду.
– Сколько времени длится эта фаза? – спросил Ублюдок.
– Не так долго, как хотелось бы, – печально покачал я головой. – Минут пятнадцать-двадцать. Потом начинается вторая фаза, почти такая же приятная, но не совсем. Она называется «словесный понос». Название говорит само за себя, только этот словесный понос отличается от того, что извергают совершенно трезвые лживые трепачи.
– И в чем же разница? – спросила Ведьма, которой, очевидно, было интересно узнать, как отличить одно от другого.
– Ну, очень трудно описать бессмысленную наркотическую болтовню, – глубокомысленно прищурился я, – тем, кто никогда не бывал под кайфом. Могу сказать одно – она состоит из бесконечного потока сбивчивой бессмысленной речи, которая другим торчкам кажется блестящей, в то время как нормальные люди воспринимают ее как полнейшую чепуху.
Похоже, Одержимый понял меня правильно.
– Значит, именно в этой фазе вы узнали важную для вас информацию?
– Да, это очень логичное предположение с вашей стороны, Грег. Мы с Дэнни сидели на бетонном полу под асбестовым потолком, прислонившись спиной к дешевой гипсокартонной стене, с которой слезали два слоя краски на свинцовой основе. Рядом сидели три беззубые кокаинистки-шлюхи и с обожанием глядели на нас. Я сказал: «Не могу представить себе лучшего места, чтобы насладиться крэком, дружище». – «Вот именно, – пробормотал он. – Думал, я привезу тебя в плохое место?» Он снова поднес к губам трубку и сделал глубокий вдох. «Позволь мне задать тебе один вопрос, – сказал я. – Знаешь, по дому ходят странные слухи о том, что вы с Нэнси – двоюродные брат и сестра. Конечно, я понимаю, что это вранье и все такое, но я подумал, тебе стоит знать о том, какие сплетни люди распространяют за твоей спиной». Неожиданно он сильно закашлялся, потом помотал головой, словно пытаясь обрести контроль над нахлынувшими ощущениями.
Читать бесплатно другие книги:
