Древний Марс (сборник) Мартин Джордж

– Высадка… Немедленно!

Прозрачные двери под ними распахнулись, упряжь ощутимо приняла на себя её вес. Канат упал вниз, раскатываясь по дороге, до приближающейся верхушки башни. Тейюд повернула голову, высчитывая нужный момент.

– Пора, – произнесла она и отстегнулась.

Салли последовала за ней, и они устремились вниз, в полупрозрачную тьму. Она надеялась, что внутри все оборвалось не на самом деле. Крыша башни была плоской, ну или почти – дождь здесь проблемой не являлся. Она и не пыталась оценить скорость падения: Тейюд была асом, а Салли просто старалась держаться поблизости. Канат вдруг натянулся: это означало, что свисающие с конца мягкие лапки-присоски долетели до крыши. Салли собралась и вытянула вперед ноги, навстречу крыше. Отцепившись от каната, она собралась еще больше и тут же откатилась в сторону по крыше, как бы сделала после парашютного прыжка на Земле – но на Марсе еще не приходилось.

Бум!

– Ууф, – раздался приглушенный козглас канида.

Ей тоже на мгновение перебило дыхание. Ботинки и щитки смягчали удар, немного. Однако на Земле такое приземление переломало бы ей все кости: пожалуй, и обычным марсианам несдобровать. Тейюд встала на одно колено, лезвие её вороного меча мерцало, в другой руке был пистолет с дротиками.

Салли аналогично потянулась и тоже вытащила свой. Пистолет у нее был в левой руке и полегче, но в отличие от Взвешенной Милости она не владела в совершенстве обеими руками. Сатемкан слегка пошатывался, но потом тряхнул головой и пристроился вслед за Салли.

На её поясе висела пара пакетиков Сэмтекса, часть снаряжения с её другой работы. Хотелось бы надеяться…

Выпрямившись, они направились к двери. Та медленно открыла глазок, что означало – жизнь этого биомеханизма уже подходит к концу. Тейюд наклонилась вперед и прижала свою оптическую маску к отверстию. Послышалось громкое чмоканье, пока аппарат Тейюд переключал на себя управление второй биомашины, и дверь открылась.

– Плохой уход за системой безопасности, – прошептала Тейюд.

Винтовая лестница вела вниз от площадки для приземления, вилась вокруг шахты, в которой находился – или был когда-то – грузовой лифт. Тейюд шустро-шустро шаркающими шагами спускалась вниз, чуть ли не бегом, не так, как это делали земляне, но и не сильно схоже с марсианским способом передвижения. Салли просто перепрыгивала через несколько ступенек, что удавалось в её мягких сапожках почти бесшумно. Иногда им встречались осветительные шары, но и те дремали, а оптические маски выделяли в их сумеречном свете остаточное тепло следов Тейюд и Салли.

Время от времени они проходили мимо дверей, за которыми в толстой стене башни располагались комнаты. Большая часть этих комнат была никем не занята. Некоторые же…

Пфух!

Тейюд выстрелила еще до того, как дверь открылась целиком. Студент с удивленным выражением лица упал на спину. Одной рукой он держал блинчикообразную тортилью с какой-то начинкой, а другой книгу-блокнот. Тейюд моментально подлетела, успев подхватить рукой студента, прежде чем он коснулся земли, и мягко его опустила, оставив книгу с недоеденным буррито у него на груди.

Салли прикрывала лестничный колодец, пока Тейюд работала. Стрелять тут было непривычно, особенно обездвиживающими дротиками. Больше походило на пейнтбол, только с риском при падении сильно удариться головой. Она много раз играла в пейнтбол с Тейюд и её друзьями. Было весело, да и практика отличная, пусть ей так и не удалось ни разу победить Принудительницу. Других марсиан – да, но не Взвешенную Милость, хотя пару раз она была близка к победе.

Конечно, вне игры, в Реальном Мире, осознавать на своем опыте летальность оружия не хотелось. Сознание отключалось мгновенно и там, и там, но летальное оружие вызывало и смерть мозга.

– Здесь, – прошептала Тейюд ровным тоном.

«Здесь» была дверь с большим количеством тепловых следов от ног. Салли похлопала Сатемкана по голове, и он втянул носом воздух и кивнул.

– Тотжжжжесссстррранныйзззапаххх, – прошептал он. Тейюд проделала с глазком ту же процедуру, что и раньше, потом посмотрела на Салли и кивнула, прежде чем толкнуть дверь вперед.

Она распахнулась, и оптическая маска пригасила яркий свет. Раздался голос:

– … много лет снижаются объемы платежей и контрибуций с организаций и Деспота. Для среднесрочного и долгосрочного прогноза это пагубно. Свяжитесь с Влажным Миром…

Так на разговорном демотическом обозначалась Земля.

– … представит как беспрецедентные риски, так и возможности для максимизации способности…

В сверхнастороженном состоянии Салли эти слова ее странно обеспокоили.

Я что, действительно слушаю монолог коварного ветеринара об уменьшении его чертова бюджета? – вопрошала она себя.

Помещение было большим, по разным углам располагались стойки и лабораторные столы, а в прозрачном цилиндре Салли узнала камеру сенсорной депривации. Том Бекворт был внутри, голый, с безжизненными глазами, привязанный к рамке шевелящимися шнурами. Пожилой седоволосый марсианин ходил туда-сюда в режиме лекции, одетый в рабочий комбинезон с кучей петель для инструментов, большинство из которых были живыми.

Было здесь и полдюжины марсиан помоложе, возможно, своеобразный эквивалент аспирантам – подручные. Чуть в стороне стоял седьмой, высокий суровый мужчина в серой форме. У него были светлые волосы, короткий ежик, но его скулы были такими же широкими, как и у Салли, а глаза раскосые. Один из подручных приспосабливал прозрачную трубу к камере и готовился нажать на поршень.

Тейюд просто прошла к группе. Салли последовала за ней, набрав в грудь побольше воздуха. И тогда…

Тип славянской внешности повернулся к ним, глаза его расширились. Рука потянулась к пистолету Токарева. Салли прыгнула…

Пфух!

Подручный оказался на полу прежде, чем успел нажать на поршень, пистолету Тейюд требовалась двадцатисекундная перезарядка метана.

…Блондин отскочил назад, но кончик меча Салли коснулся его ладони, и пистолет вылетел из руки…

Кряк – и меч Тейюд поразил вторую подручную прямо в глаз, а остальные еще даже не вытянули свои мечи из ножен. Профессор возмущенно наблюдал за происходящим.

Дзынь – и блондин извлек свой клинок, становясь в европейскую фехтовальную позицию, отбил ее атаку и нанес мощный ответный удар.

Клинк-тинк – и Тейюд прорубалась сквозь толпу подручных, кровь брызгала во все стороны. Пьюф – и еще один обездвижено упал на пол. Послышалось рычание и после него вскрик – это Сатемкан прыгнул на того, кто попытался подобраться к Салли сзади.

Клинк-тинк – и острие меча Салли с отвратительным мягким хрустом пронзило шею мужчины.

Она замирает на секунду, смотрит, как тот медленно падает на пол и бьется в конвульсиях, истекая кровью.

– Ма… – и он выдохнул: – Мама.

– Далековато ты улетел, чтобы умереть, – пробормотала она, и вдруг сама почувствовала рану на боку. Салли сглотнула: ещё бы на дюйм в сторону…

Последний из подручных сорвался и побежал к двери, но его настиг дротик Тейюд – пьюф!

Салли вытерла свой меч о рукав мантии и убрала его в ножны, откидывая капюшон и направляя свой пистолет на седоволосого профессора. Она сняла и маску и оптический усилитель, тут же пожалев об этом – тот засеменил к мантии Тейюд, открыл контейнер у нее на поясе и забрался внутрь. Света хватало, мешал запах. Мертвые марсиане, как и земляне, отвратительно воняли.

Мантия, что была на Салли, позаботится о её ранении, пока у Салли не появится время заняться ею как следует.

Она потянулась к ампуле, введенной в камеру.

– Осторожнее! – сказал Том.

Она посмотрела наверх. Он посерел: не то от боли, не то от шока, не то от того и другого сразу, но был в сознании.

– Доктор Калиостро хотел испробовать это на мне, разъясняя каждый свой шаг. Это вирус, который заставляет тебя поддаваться внушению. Его наниматели… или, может, тот блондин сам по себе… платили ему за разработку вируса. Потом они собирались велеть мне забыть об этом и позволить тебе спасти меня… И я бы начал его распространять.

– Вполне в их духе, – угрюмо отозвалась Салли. – А защита от него есть?

– Вакцина, – ответил Бекворт.

Из-за двери вышла Тейюд и стала разглядывать ветеринара, наклонив голову набок.

– Вы ужасно старый и хилый, – сообщила она. – Сопротивляться пыткам бессмысленно.

Салли тонко улыбнулась, пока пыталась разобраться, как открывается камера. Бывали случаи, когда ей нравился ход мыслей марсиан.

Салли Ямашита зевнула, допив свою алкогольную эссенцию со вкусом клубники и манго. Световые шары в её квартире были приглушены. Тому требовалось выспаться.

– Я оптимальный канид, – сонно произнес Сатемкан, сворачиваясь на коврике.

Салли снова зевнула.

– Точно-точно, – согласилась она. – Лучше тебя канида на всем Марсе не сыщешь.

Мэри Розенблюм

Мэри Розенблюм, одна из самых популярных и преуспевающих новых писательниц девяностых годов, продала свой первый рассказ журналу «Asimov’s Science Fiction» в 1990 г. и с тех пор стала основным его автором, регулярно публикуя там все новые и новые произведения – на сегодняшний день их вышло более тридцати. Кроме того, её работы появлялись в «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», «The New Space Opera», в «Книге Драконов» и во многих других журналах и антологиях. Серия повестей Розенблюм «The Drylands» («Иссушенная земля»), о юго-западе Америки, ставшем необитаемым из-за длительных засух, признана одной из самых популярных в «Asimov’s Science Fiction» – и, увы, сегодня актуальна, как никогда. В 1996 г. её повесть «Gas Fish» («Газовая рыба») получила награду по итогам голосования читателей журнала «Asimov’s Science Fiction» и в том же году была отмечена премией Небьюла.

Первая повесть писательницы – «Иссушенная земля» появилась в 1993 г., сразу завоевав престижную награду Compton Crook как лучшая повесть года; вскоре за ней последовала и вторая – «Chimera» («Химера»), а затем и третья – «The Stone Garden» («Сад камней»).

Первый сборник рассказов Розенблюм – «Synthesis & Other Virtual Realities» («Синтез и другие виртуальные реальности») – был очень тепло принят критиками и назван одним из лучших в 1996 г.

Розенблюм также является автором четырех детективных романов, вышедших под именем Мэри Фримен. Последние ее работы включают новый крупный фантастический роман «Horizons» («Горизонты»), а также переписанную и расширенную версию романа «Иссушенная земля» и небольшие повести под общим названием «Water Rites» («Водяные ритуалы»).

Мэри Розенблюм закончила мастерскую писателей-фантастов Кларион-Уэст и живет в Портленде (штат Орегон).

Пронзительный рассказ, который следует ниже, позволяет почувствовать, как сложно и больно порой жить между двумя мирами, особенно если ты – единственный, кто способен видеть один из них.

Мэри Розенблюм

Залежи

Маартин Зай стянул с крюка у двери комбинезон, проверил запас кислорода в респираторе и направился вперед по улице, к общему шлюзу, что находился ближе всех к садовым куполам. Снаружи, как обычно, кружили полуденные ветра, поднимая песчаные вихри над охряно-желтой равниной, протянувшейся за куполом, – ее ограничивали лишь шпили скал по краю канала. Полдюжины таких вихрей пронеслось над тусклой, зеленовато-коричневой массой циановых полей, оставляя за собой тонкие полосы красной пыли.

Там сейчас был отец Маартина, с другими взрослыми: они расширяли циановые поля, делая посадки в тех местах, где, глубоко внизу, удавалось найти достаточно воды. Так производят кислород.

Но даже папа не видел, как всё обстоит на самом деле. Никто из них не видел. Маартин не спеша пошел по направлению к садовому куполу – пока не оказался за пределами видимости шлюзовых камер; он чувствовал вкус Марса на своих губах, пусть его легкие и наполнял воздух из респиратора. Вихри изменили свой путь и веселыми зигзагами направились к нему – мальчик улыбнулся. Соре, заведовавшая весовой, прошлой ночью пила с папой Маартина пиво и жаловалась, что пылевые вихри постоянно кружат вокруг поселка, что они ее преследовали. Папа над ней посмеялся.

Соре была права, только Маартин ей ничего не сказал. А то она и так наболтала отцу, что его сыну, видать, слишком сильно повредило голову при взрыве.

Выйдя за пределы видимости камер, мальчик направился в сторону от приземистых садовых куполов. Надо будет зайти туда и проверить систему орошения на обратном пути. Но не сейчас. Передняя пара песчаных вихрей слилась в один, когда он вышел к краю цианового поля, – донеслось их сухое шуршание в разреженной атмосфере. Маартин остановился, внутренне приготовился, когда они принялись кружить вокруг него. И позволил своему зрению затуманиться…

Он оказался посреди мозаичной площади – ослепительные изразцы цвета изумруда, рубина, темной лазури складывались в закрученные дуги, разбегавшиеся от нескольких хрустальных бассейнов. В центре каждого из бассейнов вверх била струя воды – капли падали вниз со стеклянным звоном, вода переливалась через края, стекала на площадь извилистыми ручейками. Перед мальчиком стояли двое марсиан. Маартин улыбнулся, узнав их. Про себя он называл их Роуз и Шейн, потому что эти имена ему нравились. Он не был уверен, что те поймут, что значит «имя». Ведь говорили они не с помощью слов.

Высокие и стройные, словно деревья зимой, какие Маартин видел в фильмах с Земли, они кружили вокруг мальчика, купая его в лучах своих улыбок. То есть чего-то подобного улыбкам. И он кружился с ними, смеялся, не раскрывая рот, – потому что лишь такой смех они могли услышать. Поначалу лица марсиан казались мальчику странными: у каждого от середины лба к подбородку спускался гребень, по обеим сторонам которого располагались вытянутые, затуманенные, глубоко посаженные глаза. Рты у марсиан были круглыми, словно буква «о», бледные губы чаще сжаты, хотя время от времени и раскрывались – за ними он замечал лишь темную глубину и ничего похожего на зубы. Маартин понятия не имел, что они едят, – он ни разу не видел марсианина за едой.

Они помахали ему длинными шестипалыми руками, и мальчик последовал за ними к каналу, вдоль длинной, изогнутой улицы, вымощенной лазурными изразцами в серебре, – она блестела в свете солнца призрачной картиной, наложенной на охряную пыль и камни. Вытянутые, крученые шпили зданий высились по обеим сторонами, и высокие, изящные марсиане то заходили в них, то выходили оттуда – причем пространство между строениями они преодолевали по узким, изогнутым хрустальным лентам, словно грациозные канатоходцы, которых Маартин видел в фильмах про цирки прошлого. Только в тех цирковых видео было заметно, что канатоходцы боятся упасть вниз.

Здесь же никто ничего не боялся.

К ним присоединились еще пять марсиан, усиленно жестикулировавших, продолжая свой путь по лазурному пути в призрачном мерцании. Одеяния до колен трепетали на ветру, словно разноцветная радуга, переливающаяся воздушная пленка. Здесь вдоль дороги выстроились маленькие растения, с шипами и розовыми бутонами (в блеске полуденного солнца они были почти неразличимы), и народу внутри шпилей было поменьше. Маартин остановился, зачарованный, когда одно из растений вдруг принялось раскачиваться вперед-назад. Медленно оно извлекло из земли свои толстенькие корешки. Корешки, розовые и мясистые, сжимались, словно пальцы, растягиваясь и удлиняясь, отдаляясь от дороги, чтобы снова зарыться в красноватую почву. Постепенно корешки стали сокращаться, вытягивая растение из аккуратного ряда, выстроившегося вдоль пути.

Вдруг подоспел какой-то марсианин, неистово размахивавший длинными пальцами одной руки. В другой у него была тонкая черная палочка. Марсианин воткнул конец палочки в землю, куда растение перенесло свои корешки. Корешки выскочили из почвы и плотно свернулись под покрытыми шипами ветвями растения. С угрожающим шуршанием оно покачало тусклыми зелеными листьями и медленно направило все свои шипы туда, где стоял марсианин с палочкой. Марсианин пальцами погрозил растению и вновь воткнул палочку в землю. Медленно вытянулись корешки с другой стороны растения, и оно начало подтягиваться обратно к дороге, к оставленному им месту между своих соседок. Прямо как непослушный мальчишка в школе! Маартин скрыл улыбку: когда он двигал губами, марсианские друзья пальцами хохотали над ним. Казалось, растение смирилось с поражением: листья у него чуть привяли, да и шипы опустились.

Что-то подтолкнуло его, словно поторапливая, и Маартин поднял голову. Марсиане остановились и смотрели на мальчика, ожидая. Роуз сделала шаг к нему. Это от нее исходило ощущение того, что надо торопиться. От нее. Маартин пожал плечами, поспешив вперед, чтобы не отстать от них. Он чувствовал, что Роуз – это «она». Маартин точно не знал почему. Хотя она ничем не отличалась от Шейна, а Маартин ясно ощущал, что Шейн – это «он».

Впереди перед ними разворачивался канал. Вдоль чуть подернутого рябью волн пространства ввысь взмывали грациозные башни. На воде покачивались медленно двигавшиеся баржи. Когда Маартину удавалось незаметно убежать сюда из купола в сумерках, вода казалась почти настоящей, но в ярком свете солнца сквозь баржи и волны просвечивало пустое каменистое русло. Разноцветные навесы хлопали на ветру, и в их тени марсиане, полулежа на подушках с ножками, беседовали, непрестанно шевеля пальцами. Трое из них стояли на носу одной из барж, дуя в начищенные, блестящие, изогнутые трубы, разветвлявшиеся на несколько раструбов. Маартин ничего не услышал, но из труб вылетел мягкий синеватый дым, и вдруг мальчика наполнило чувство удивительной нежности: как когда-то по вечерам, когда мама приходила подоткнуть ему одеяло и сказать спокойной ночи. Он сглотнул, и Роуз приблизилась, пошла рядом, чуть касаясь земли длинными пальцами, словно почти ничего не весила. Она взмахнула перед ним рукой и опустила голову, ненадолго приоткрыв рот.

Она делила его печаль. Мальчик моргнул от неожиданности. Раньше марсиане никогда не уделяли ему столько внимания. Иногда они с ним прогуливались, но не было никаких… разговоров. Он мог немного чувствовать их, но обычно они на деле не чувствовали его самого.

Быть может, все начинает меняться.

Маартин закрыл глаза, вспоминая. Маму, ее нежные руки, как она касалась его лица, как смеялась, когда отец смотрел на нее. По лицу мальчика скатилась слеза, и он стряхнул ее: к ладони прилипли песчинки марсианской пыли, а взгляд его был устремлен на хрустальные шпили и искрящиеся воды канала. Мама бы ему поверила. Что он видит… все это. Таким, какое оно на самом деле.

Тишину разорвал взрыв, и Маартин вздрогнул, когда его резко толкнула невидимая рука. Канал, баржи – все исчезло. На противоположной стороне, где на фоне бледного, зеленоватого неба высился Венец, взлетел фонтан красной пыли, и узкая, элегантная, подобная башне скала превратилась в водопад мелких осколков. Словно волны, в стороны расходились все новые облака пыли, а затем последовал далекий, слабый удар о землю. Вокруг Маартина кружили песчаные вихри, выписывая полные гнева зигзаги по земле, и он моргнул – глаза, в которые попало столько пыли, слезились.

Рудокопы. Мальчик сглотнул. С трудом. Почувствовал, как ком в горле превращается в камень, опускаясь в желудок. Он постарался сделать зрение нечетким, попытался вновь увидеть шпили и баржи сквозь движущийся занавес из пыли. Он видел их и слева, и справа, и дальше, ниже по течению канала. На баржах стояли марсиане, взмахивая пальцами и на что-то указывая.

Но прямо перед ним – только пыль, пустое и высушенное русло канала.

Груда камней, некогда бывшая скалой, словно дымилась – над ней поднималась пыль. По краям ползали машины, поглощая разломанную красную породу, изрыгая дорожки охряной пыли и камней. По обеим сторонам ввысь устремлялись другие изогнутые скальные колонны, образуя Венец, крученый, словно рога единорога, – такие Маартин видел в детских фильмах, которые часто смотрел раньше. Таким Венец вырезал ветер, говорил папа, да и все остальные тоже так думали. Песчаные вихри проплыли через равнину к облаку пыли, зигзагами обходя машины. Фигура на той стороне схватилась за целиком закрывавший лицо респиратор, когда на него набросился песчаный вихрь, а потом одна из машин застопорилась и остановилась. К ней поспешили еще несколько фигур.

Маартин резко повернул налево, к осыпавшемуся краю канала, откуда можно было, хоть и с трудом, сползти вниз, на дно. В целом стороны канала по-прежнему оставались ровными, вертикальными. Лишь кое-где они осыпались так, что резкое падение вниз не грозило. Маартин съехал на дно – пыль поднялась вслед за ним словно красный флаг, развевающийся на бесконечном ветру, – и напряг глаза, стараясь увидеть воду, баржи…

– Эй!

Мальчик замер. Оглянулся через плечо.

– Что ты, черт побери, тут, внизу, делаешь?! – Перекрыв ему путь, вперед вышел грузный коренастый человек в покрытом пылью комбинезоне цвета металла. Маартин не заметил его среди утренних теней.

Рудокоп.

Мальчик посмотрел в жёсткие, серые глаза за защитными очками, в обветренное лицо с всклокоченной бородкой, вспотевшее под полностью закрывавшим его респиратором.

– Парень, я тебя спрашиваю, – рука в перчатке схватила Маартина за локоть. – Ты мог под этой скалой оказаться, когда она падала. Помереть хочешь?

Маартин покачал головой, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.

– Эй, мы же предупреждали: никому из поселка сюда не соваться, ты разве не слышал? – серые глаза чуть смягчились. – Мы сейчас будем взрывать еще один пласт. Оказался бы под ним – погиб бы.

Отец не сказал Маартину, что сюда придут рудокопы. Он бы и не решился сказать. Мальчик с трудом пытался подобрать нужные слова.

– Слушай, у меня братишка есть, не старше тебя, – рудокоп отпустил руку мальчика. – Не хотел бы я, чтобы его вот так ранило…

– Вы… убили… маму. – Эти слова вырвались у Маартина, ясные, резкие, словно разбитое стекло. Он замахнулся, чтобы ударить рудокопа по лицу, ему так хотелось ранить его, хотелось, чтобы….

– Эй, эй, ты чего! – Рудокоп поднял руки, удерживая его и уворачиваясь от ударов. – Парень, успокойся. Никого мы не убиваем!

Маартин схватил рудокопа за шланг респиратора, вырываясь из державших его рук. Слова покинули его так же внезапно, как пришли, и язык словно узлом завязался – казалось, он сейчас задохнется.

Из-за поворота в русле канала показалась другая фигура.

– Эй, Хорхе… – Тут человек остановился, ударив себя кулаками по узким бедрам. Черты худого лица, казалось, заострились, словно скалы Венца в утреннем свете:

– Черт побери, что, у этих свиней мозгов меньше, чем у камня? Им что, неясно сказано, что сюда нельзя? Давай его к нам, – он повернул назад. – Отправим его обратно, и под суд за вторжение на частную территорию. Может, тогда перестанут соваться.

– Тер, это же мальчишка.

– Заткнись, Хорхе, тряпка ты чертова, – худой рудокоп подошел к ним, доставая из-за пояса пластиковые наручники. – Иди-ка сюда, парень. Теперь ты вляпался.

Внезапно воздух наполнился свистом: песчаные вихри закружили вокруг, выписывая зигзаги. Худой рудокоп вскрикнул, когда ему в лоб ударил камешек, и Маартин успел заметить яркие капли крови. Другой, Хорхе, успел пригнуться, когда у него над головой пролетел камень. Маартин вырвался и побежал, отталкиваясь от ровного дна, шаг все шире, все быстрее и быстрее – стены канала только успевали мелькать, а крик Тера затих где-то далеко. Песчаные вихри танцевали вокруг Маартина, сзади, по бокам, и он бежал за завесой красной пыли, а впереди расстилалось прямое русло канала. Мальчик не стал замедлять шаг, чтобы взобраться наверх там, откуда спустился, а продолжил бежать вперед: так же быстро, только ритмичнее, чтобы респиратор успевал справляться.

Его наполнял гнев, жестокий, темный гнев, тяжелый, словно камень, гнев размером с всю планету.

Маартин обернулся, и песчаные вихри разлетелись в стороны, чтобы он смог оглядеться сквозь поредевшую пыль. Рудокопы его не преследовали – да и не догнали бы в любом случае. Мальчик мог обогнать любого из взрослых в поселке. Отец назвал это адаптацией, когда Маартин начал побеждать всех на соревнованиях по бегу – ему было только десять: «Планета сама придает тебе форму».

Им его не поймать. Респиратор работал на пределе, и Маартин чуть замедлил бег, чуть отталкиваясь от земли пальцами ног, позволяя телу самому нести себя вперед, как двигались марсиане, которые словно бы плыли по воздуху. Теперь он снова мог их видеть: они уже не были просто песчаными вихрями, а бежали-парили рядом с ним, также отталкиваясь от земли, только куда легче, чем получалось у него. Роуз двигалась за ним, и воздух наполнял гнев такой силы, что у Маартина от него заболели зубы.

Больше его там никогда не будет. Канала не будет. Не будет барж и башен. Если снова прийти туда, увидишь только красные скалы. У Маартина свело живот, и он остановился, чуть проскользив по земле. Что-то снова обрушилось, километром дальше. Теперь мальчик просто шел, брел по гладкому руслу канала. Размытые силуэты барж плыли над ним на поверхности воды, некогда тут протекавшей. Дно напоминало стекло, но не было таким гладким и блестящим. Папа рассказывал, как он смотрел на этот канал… ну, или на похожий канал… с Земли, еще ребенком, и как хотел сюда попасть.

Так много лет назад.

Маартин остановился. Венец спускался к самому каналу, словно скальные шпили готовились ступить в воду, некогда журчавшую здесь. Мальчик нашел место небольшого обвала, по которому смог вылезти, перебравшись через гладкую стену, к подножию Венца. Над ним вверх поднимались два закрученных шпиля, подобно танцорам, взявшимся за руки над головой. А в голове у него звучал тихий шепот.

Печаль. Гнев. Маартин оперся о камень. Может, и для них все это тоже мертво: канал, его воды, баржи и музыканты? Мальчика медленно наполняла бесконечная грусть – их грусть. Маартин вновь позволил глазам затуманиться и посмотрел на канал. Здесь вода по-прежнему искрилась, а на противоположном берегу блистающие, хрустальные воздушные переходы закручивались и изгибались, пересекались и исчезали вдалеке. По этим набережным прогуливались люди, взмахивавшие друг перед другом длинными пальцами. Подножия прозрачных дорожек обвивали лозы с толстыми красными, пурпурными и оранжевыми листьями. Их форма немного напоминала листья помидоров на участке Курта Вишну – пусть они и не были зелеными. Земля была усеяна другими растениями, вроде колючих дынь. Причем и эти тоже могли двигаться. Маартин наблюдал, когда одно из них, повыше, вытянуло ветви, отчего синевато-пурпурные листья зашелестели.

С другой стороны канала, по одной из высоких изогнутых арок, его пересекавших, медленно спустился марсианин, подойдя близко к тому месту, где стоял Маартин. «Это «он», – подумал Маартин. Марсианин сошел с покрытой переплетением арок набережной там, где она уходила за пределы Венца, и посмотрел на Маартина. Именно так – посмотрел на него.

До этого момента из всех марсиан только Роуз и иногда Шейн смотрели на него. Мальчик вздрогнул: он не мог отвести взгляд, и марсианская темная грусть, пронизанная жгучей примесью гнева, наполнила все его существо. Опустить глаза было невозможно. Как будто он погружался в красную пыль, задыхаясь. Маартин резко втянул воздух. Вернулся к реальности. Длинные пальцы марсианина согнулись, совсем чуть-чуть.

Улыбка?

Маартин тоже согнул пальцы, почувствовал… радостное удивление. Одобрение.

Землю встряхнул еще один взрыв.

Сеть воздушных дорожек и вода и марсианин – все пошло рябью и….

…исчезло.

Маартин тяжело облокотился на скалу, чувствуя пустоту в животе.

Он видел, как поднимается вверх столб пыли, но не видел, какой из шпилей они взорвали на этот раз. Сколько еще марсиан погибло? Маартин заставил себя встать на ноги, быстрым шагом пошел вперед, стараясь не сбиваться с дыхания. Пора возвращаться домой, пока папа не пришел с командой циановых садовников и не обнаружил, что его нет.

Слева Маартин видел только пустую красную пыль и камни, разбросанные по дну канала. Он сбавил шаг, когда впереди показались ряды низких надувных теплиц. Не стоит показываться им в поту и едва дыша. Да и причин торопиться нет. Их участок в самом дальнем конце, ближе всех к тамбуру. Маартин вошел, плотно запер шлюз и открыл внутреннюю дверь. Теплый, влажный воздух приятно успокоил высохшие губы, и на секунду он стянул респиратор, чтобы почувствовать запах земли и зелени, обильно наполнявший все вокруг. Так жаль, что и тут приходится носить дыхательную маску, но в воздухе, поступавшем сюда из фильтров поселка, было слишком много углекислого газа и слишком мало кислорода. Он один раз потерял сознание, а у папы как-то случился припадок. Маартин закрыл за собой дверь. Сиул Ку трудилась на своем участке, прямо напротив их части теплицы.

– Ты что, потерялся? – узкие темные глаза, окруженные морщинками, как у тех, кто часто улыбается, сосредоточенно смотрели на Маартина. – Я тебя видела снаружи, как ты бегал за песчаными вихрями. Показалось, будто ты потерялся. – Она погрозила мальчику пальцем в синей перчатке. – Нельзя бегать за вихрями. Они тебя могут сбить с ног. Сломать твой респиратор. И что ты тогда будешь делать?

– Они… не станут, – язык двигался с трудом, Маартин едва выговаривал слова. Зря он это сказал. Но исправлять сказанное поздно. – Я… Я осторо…

Сдавшись, мальчик вынул планшет и напечатал: «Я слежу за тем, как их носит ветер, и держусь подальше». Маартин улыбнулся, но Сиул чуть прищурила глаза, с тем самым, особым выражением. Ох, ну что ж… «У вас свекла крупнее, чем у нас». Он улыбнулся еще шире. «Как это у вас получается?»

– А, все дело в этих зеленоватых камнях, которые нам иногда попадаются, – она вновь погрозила ему пальцем. Сиул чуть горбилась, даже когда старалась стоять прямо, поэтому ей пришлось приподнять голову, чтобы посмотреть на Маартина. – В них много фосфора. А свекле это нравится. Делюсь секретом только потому, что ты мне помогаешь, когда у меня спина болит. – Она заговорщически подмигнула мальчику:

– Попробуй сам, но никому не рассказывай, особенно Саше. Он-то думает, он такой крутой садовник. – Сиул усмехнулась. – Ты же постоянно где-то бродишь, так смотри по сторонам, приноси с собой такие камешки. И мне тоже приноси, раз уж я тебе рассказала. – Она бросила на Маартина хитрый взгляд. – А я не скажу твоему папе, что ты там гулял. У тебя-то ноги помоложе, чем у меня. Соре мне рассказала, что Рав, парень из города, что возит товары на рынок, специально просит именно мою свеклу. Да еще и платит за нее больше. А теперь и за вашу свеклу станет больше платить.

Соре много чего говорила. «Никому не скажу. Тебе нужна помощь?» Маартину незачем было видеть, как она качает головой. Он и так всегда ощущал, когда ей было больно, – словно воздух вокруг начинал дрожать от жара. Сегодня этого не чувствовалось. Он кивнул, помахал ей рукой и переступил через пластиковую ленту, обозначавшую границы каждого участка:

– Папа… вернулся?..

– А, они уже тут. – Сиул присела на корточки среди свекольных грядок, осторожно разрыхляя красноватую почву вокруг каждой макушки из темно-зеленых листьев. – Думаю, участок оказался не так велик, как говорил Гус, и они раньше закончили с посадками. Он заходил посмотреть, здесь ли ты. – Она внимательно следила за разрыхлителем в руках, обрабатывая влажную почву. – Я… сказала, что не знаю, где ты. Но тебе не стоит вот так бродить снаружи. – Сиул бросила короткий взгляд в его сторону. – Ты мог потеряться. Песчаные вихри могли сбить тебя с ног.

Маартин кивнул, встал на колени и принялся проверять трубки системы орошения, выискивая любые признаки сухих или чересчур пропитанных водой участков, что говорило о проколе, из которого вытекает слишком много драгоценной воды, или же о засоре в трубке. Мальчик торопился. Чем дольше папа будет раздумывать, где ходит его сын, тем больше вероятность, что он полезет в домашнюю базу данных, чтобы проверить. Конечно же, ему удалось найти пару частично засорившихся капельниц. Папа, скорее всего, пошел в бар Кэнни. Она варила пиво из самых разных ингредиентов, и он слышал, как Дэн Дженг говорил, что нынешняя партия очень хороша. После пары пива папа обычно не слишком ругал Маартина за то, что тот пропустил свои уроки.

Когда Маартин вышел из купола, солнце уже близилось к закату, и ему не пришлось чересчур сильно напрягать глаза, чтобы рассмотреть площадь и фонтаны. Четверо или пятеро музыкантов выдували розовый и зеленый туман из крученых труб, прямо у фонтана. Часть шпината на участке подоспела для продажи на рынке, и Маартин сделал крюк, чтобы зайти в поселок со стороны склада. В весовой было холодно, почти как в морозильнике. Он поставил мерную корзину на весы, ввел код отца и название содержимого. Весы пропищали, загружая в память вес шпината, чтобы внести его в общую базу произведенных ими за месяц продуктов. Потирая замерзшие руки, мальчик направился к двери.

Тут она со скрипом отворилась.

– Чертова пыль повсюду. Приходится менять тут подшипники постоянно, – мэр поселка, Ал Сиггранд, распахнул дверь до конца. – Эй, да тебя отец ищет! – Он бросил на Маартина шутливый сердитый взгляд. – Ты ведь не гулял снова снаружи в одиночку, а?

Сиггранд говорил чуть громче, чем следовало, словно Маартин плохо его слышал:

– Ты же знаешь, папа тебе велел так не делать. Помнишь?

Маартин кивнул, но взгляд его тут же переместился на человека, стоявшего за коротышкой мэром. Человек был в полной экипировке рудокопа. Тот самый рудокоп, с которым он разговаривал.

– Маартин, познакомься с Хорхе, – мэр подбородком указал в сторону гостя. – Думаю, эти ребята устали от замороженных полуфабрикатов. Разнообразия ради они готовы покупать свежие продукты по хорошей рыночной цене.

Ох, только этого не хватало, вот теперь он расскажет мэру, что Маартин был на канале! Маартин сглотнул.

– Эй, Маартин, – улыбнулся ему рудокоп. Лицо у него было вытянутое, покрытое веснушками, а цвет волос вовсе не походил на цвет марсианской пыли, покрывавшей их там, где не защищали крепления респиратора. – Рад познакомиться. Хочешь продать нам что-нибудь из твоих продуктов? Что вы с отцом выращиваете?

Маартин резко оттолкнул их и вышел на улицу поселка.

– Не обращайте на него внимания. – Закрываясь, дверь не до конца заглушила слова мэра. – Он не совсем в себе, ему голову повредило. Несчастный случай при обвале, пару лет тому назад. Больше не может говорить. Постоянно теряется, бродит где-то. Мы тут вроде как все за ним присматриваем.

Сжав в карманах кулаки, Маартин направился налево, к их комнатам. Он ощущал, как со всех сторон их окружает древний марсианский город. Сквозь прозрачную оболочку купола поселка было видно, как в угасающем свете танцуют песчаные вихри, выписывая сложные, полные гнева узоры на выжженной земле за садовыми куполами. Шпили и паутина воздушных дорожек подрагивали в кроваво-красном свете заходящего солнца.

Полные гнева?

Маартин остановился на повороте в свой переулок. Моргнул.

Да. Именно так. Полные гнева.

Дверь скользнула в сторону, в комнатах за ней свет не горел. Папа, должно быть, в баре у Кэнни. Маартин направился туда, с каждым шагом поднимая легкое облако пыли, которая попадала в купол, несмотря ни на какие меры. Большой бар Кэнни из двух комнат находился прямо за углом, на главной улице, и дверь туда была открыта, что ужасно злило мэра, поскольку в этих комнатах концентрация углекислого газа была выше, чем в остальных частях купола. Но, учитывая, сколько народу туда набивалось, в этом не было ничего удивительного. У дверей стояло человек шесть, с кружками в руках.

– Привет, Маартин, – ему помахала Селия, делавшая кружки и другие замечательные вещицы из красной марсианской пыли и продававшая их торговцам продуктами из Столицы. – Дашь папе время допить свою пинту, а? – она подмигнула мальчику. Круглое лицо Селии окружали серые кудри.

– М…мэр…продает… – язык Маартина не справлялся со словами.

«Рудокопам» – напечатал он на планшете. Он встал перед Селией, с ужасом чувствуя, как щиплют веки горячие слезы, навернувшиеся на глаза.

– Милый, да все в порядке. Честное слово, – она приобняла его. – Это ведь хорошо, что они покупают у нас. Это не те плохие люди, по чьей вине тогда случилась авария. Им нравятся наши овощи. И они собираются платить нам кучу денег.

Никакая это была не авария, и все это прекрасно знали. А теперь рудокопы еще и убивали марсианский город. Маартин моргнул, стараясь сдержать слезы.

– Эй, Март, где ты был?

Его спас отец, с раскрасневшимся лицом проталкивавшийся сквозь толпу:

– Черт возьми, парень, я же волновался! А потом Сиул мне отправила сообщение и сказала, что ты все ещё занят прочисткой капельниц и что она выяснила – ты работал на чьем-то другом участке и потому она тебя и не видела. Ты и в самом деле был там?

Было видно, что отец немного успокоился, когда Маартин кивнул. Теперь ему удалось спрятать свои слезы, глубоко-глубоко.

– …Помогал, – с трудом выговорил Маартин. И еще раз кивнул.

– Ладно, тогда в следующий раз отправь мне сообщение, напиши, где ты. – Папа обнял Маартина за плечи. – Не хочу тут собирать поисковую группу без всякой на то причины, понял?

Мальчик кивнул, отец взъерошил ему волосы. Маартин почувствовал исходивший от него слабый запах цианобактерий и чего-то, напоминавшего высыхающую воду. Маартин много раз помогал им делать посадки, смешивая с землей споры цианобактерий, устанавливая водяные насосы и микросистемы капельного орошения, черпавшие воду из влажных пластов, найденных буром на большой глубине, и переносившие ее в почву на поверхности. Этим бактериям много воды не требовалось. Специально созданные генными инженерами, они впадали в состояние биологической спячки, когда становилось чересчур сухо, и возвращались к жизни, когда появлялась вода. Иногда отец вставал на корточки над готовым участком и снимал респиратор. Он говорил, что можно ощутить запах кислорода, что еще до своей смерти Маартин сможет все время ходить без респиратора. Но Маартин не чувствовал ничего, кроме запаха цианобактерий. А без респиратора он и так ходил все время под куполом.

Папа дал ему кружку сока, и Маартин отправился на свое обычное местечко на пластмассовом контейнере, в котором хранились барные полотенца и прочая ерунда, в углу комнаты. Мальчика особо не замечали, там было практически темно, и пока он так сидел, никто его не тревожил. Когда жители поселка пили пиво Кэнни, они не смотрели вниз – скорее, глядели друг на друга или искали глазами в комнате другие лица. Четверо или пятеро детей играли в салки, то забегая в комнату, то выбегая из нее. Селия на них за это накричала. Маартин их знал. Девчонки были ничего, но вот от мальчиков он обычно старался держаться подальше. Особенно от Ронана. Ронан был самого маленького роста, но с лихвой возмещал это грубостью и жестокостью. Когда взрослых поблизости не было, все эти ребята служили отличной иллюстрацией к понятию «стадного поведения», о котором Маартин читал в школьной программе. Интересно, а марсиане ведут себя как люди? Маартин ни разу не видел ничего похожего на ссору на улицах или узких воздушных переходах. Никакого крика. Никто никого не толкает. Или, может, не так уж они сильно отличались от людей, просто толкали друг друга каким-то другим способом или обзывались как-то по-другому…

Громкие крики вывели Маартина из раздумий. Дети вернулись обратно и теперь стояли у дверей. Обступив пятерых рудокопов. Маартин напрягся, забрался поглубже в тень за самодельной барной стойкой.

– Всем привет, рад познакомиться, захотел вот зайти на минутку, попробовать местного пивка, – впереди стоял Хорхе, расслабленно улыбаясь.

– Надеюсь, вы, ребята, не нашли в нашем направлении никаких жил с этой вашей рудой для наркош, а? – заговорила Селия, и все затихло, сразу. Маартин наблюдал, как люди двигались или же оставались на своих местах. Вокруг рудокопов образовалось небольшое свободное пространство, да и те, кто не двинулся с места, отвечали на их приветствие вяло.

Тут в дверь влетел мэр и хлопнул по плечу одного из рудокопов.

– Я угощаю! – Мэр просто светился, но при этом тоже смотрел, кто двинется, а кто – нет. – Давайте-ка покажем этим работящим парням, какие мы гостеприимные! Селия, ну-ка, налей им по кружечке!

В минуту все изменилось. Селия открыла было рот, но люди уже столпились у стойки с кружками в руках. И папа? Маартин не стал дожидаться, чтобы это увидеть. Он прокрался к стене, подальше от шума у стойки, проскользнул к двери и вышел.

– Гляньте, это ж наш дебил!

Маартин дернулся, когда кто-то схватил его сзади за ворот рубашки и потянул назад, за угол: из бара Кэнни его теперь видно не было.

– Дебил, они разослали всем сообщение о тревоге, и нам пришлось идти тебя искать. – Ронан дышал прямо ему в ухо, из горячего рта несло чесноком. – Как раз, когда была моя очередь пользоваться игровой сетью, а к тому времени, как они сказали, что ты нашелся, у меня оставалось не больше пяти минут. – Он сжал кулак, и у Маартина перехватило дыхание. – Кому-то придется заплатить за мое время в игровой, дебил!

Будет больно. Маартин закрыл глаза, но все равно мог чувствовать, что за спиной Ронана стоят еще двое мальчишек. Голод. Напоминает голод. Он вздрогнул.

– Так вот, – голос Ронана становился все вкрадчивей, а рубашку он перекручивал все крепче. – Как ты, дебил, думаешь, тебе придется заплатить?

Маартин уже не мог дышать, еще немного, и он примется вырываться из рук, тело перестанет его слушаться. Он закрыл глаза, но в темноте перед ним замелькали красные и зеленые пятна, а грудь готова была разорваться.

Вдруг Ронан взвигнул и отпустил его. Маартин споткнулся, упал на колени, почти этого не почувствовав: он хватал воздух дрожащими, болезненными глотками, от которых у него кружилась голова.

– Что, любишь на других наезжать? – медленно произнес знакомый голос.

Маартин с трудом привстал. Хорхе держал Ронана за шею, сзади, приподняв того над землей – так держат мешки с удобрениями. Глаза Ронана расширились от ужаса, и он стал бледнее мела.

– Я с тобой говорю, парень. – Хорхе очень, очень аккуратно встряхнул Ронана, и тот запищал, когда Хорхе вдруг его отпустил, дав приземлиться на ноги.

Ронан тут же бросился за угол:

– Я скажу мэру, – прокричал он в ответ. – Ты так делать не имеешь права!

– Пойди, расскажи, – улыбнулся Хорхе. – А я уже все сделал.

Он посмотрел вниз, на Маартина, надолго задержав на нем взгляд:

– Тебе надо научиться справляться с такими типами, парень. – Он протянул мальчику руку. – Пойдем. Вставай.

Маартин еще глотнул воздуха:

– …Ударить? – в этот раз ему удалось что-то сказать.

– Ну да, – Хорхе поднял брови и чуть нагнул голову, нахмурясь. – Ты не умственно отсталый. Так почему люди так о тебе говорят?

Маартин пожал плечами, устремив взгляд в другую сторону.

– То есть, конечно, ты ведешь себя, как идиот. Никому не следует бегать непонятно где по неизвестной планете в одиночку. Если попадешь в беду, тебя могут найти очень нескоро. Я видел, как рудокопы погибали всего километрах в трех от раскопа, потому только, что пошли прогуляться и никому об этом не сказали. Да на этой планете опасностей больше, чем муравьев на пикнике!

Маартин нахмурился. Покачал головой:

– Нет… опасностей. Не… в одиночку.

И тут же сжал губы. Слова вырвались сами по себе, он не собирался их произносить.

– Ну да. Я слышал, что у тебя там есть невидимые дружки. Надеюсь, они смогут донести тебя до дома, если ты ногу сломаешь. – Однако Хорхе прищурил глаза, и Маартину снова пришлось отвернуться.

– Что ты там, снаружи, видишь?

Слова Хорхе звучали забавно… как будто, быть может, он не думал, что все это – игра воображения. Или последствия травмы головы, как считал папа. Маартин пожал плечами, уставившись на узоры, нарисованные в переулке пылью.

– Я теперь знаю, почему ты нас терпеть не можешь. Селия постаралась, чтобы я все узнал. У этой тётки язычок острый. Мне очень жаль, Маартин. Мне жаль, что тебя ранило, что твоя мама погибла. Да, попадаются дурные компании, и, парень, ты себе не представляешь, что делается с людьми, когда им кажется, что теперь у них будет достаточно денег, чтобы вернуться домой, жить там, как короли. Большинство из нас… мы никогда не попадем домой. – В его темных глазах пробежала тень. – Перелет стоит кучу денег, и на деле твой билет сюда никогда не окупается – слишком просто спустить все на выпивку или всякую химию, чтобы попасть домой самым простым способом. – Хорхе жестко усмехнулся. – Единственный способ заработать больше, чем стоил твой билет, – найти залежь. И поэтому… думаю, поэтому те ребята просто с ума сошли. О таком часто говорят. Жемчужины повсюду, вся бригада сможет вернуться домой первым классом, бодрствовать всю дорогу, не боясь повреждений от криосна в самых дешевых камерах. А на Земле можно себе целый дворец купить. И позаботиться о своих семьях…

Маартин поднял взгляд. Слова Хорхе звучали так… печально.

– Зачем… людям… жемчужины? – говорить теперь было легче, даже легче, чем с папой. – Почему… так сильно… нужны?

– Никогда не держал в руках жемчужину? – Хорхе усмехнулся и полез в карман. – Думаю, на разных людей они и действуют по-разному. В основном с ними секс становится улётным, – он подмигнул Маартину. – Словно бы и берешь и отдаешь одновременно. Там, дома, их покупают за огромные деньги, уж поверь мне. А здесь иногда начинаешь видеть странные вещи. – Он вынул руку из кармана. – Возьми-ка её.

Маартин взглянул на маленький, гладкий, похожий на яйцо овал на ладони Хорхе. Овал цвета пыли, сквозь которую просвечивали серебристые и золотистые жилки, и, пока мальчик пристально смотрел на жемчужину, где-то в глубине ее вспыхивали и потухали крошечные огоньки.

– Думаю, мне бы надо её сдать, но я… вижу всякое. И это красиво. И дешевле наркоты. – Хорхе усмехнулся, тот же жесткий смешок. – Притягивает взгляд, а? – Он поднес ладонь ближе. – Возьми её. Посмотри, что она с тобой сделает.

Маартин потянулся к жемчужине, почти уже коснулся ее, и шум города вокруг резко усилился, в секунду превратившись в гром, когда мальчик провел пальцами по гладкой…

Он позволил толпе вынести себя на широкий бульвар, где текла оживленная беседа, подобно искрящимся водам канала вдалеке. Счастье, успокоение, чувство общности, связи со всеми. Повсюду вокруг стройные жители города парили вдоль извилистого пути… его название пронеслось в голове у мальчика. Все они направлялись к каналу – и вдруг чувство комфорта и счастья исчезло, уродливый красный гнев разбил его на мелкие кусочки. Гнев. Маартин взглянул вперед, где в небо вздымались кручёные шпили, а хрупкие мосты парящими арками пересекали канал. И вздрогнул, заметив пустое, высушенное, отвратительное место, где работали рудокопы. Гнев все нарастал, нарастал и нарастал… волнами распространяясь по равнине, не давая мальчику дышать, покрывая небо и воздух цветом мертвой пыли, и чудесные шпили исчезали в тумане, исчезали… Кругом все вытягивали вверх руки с длинными пальцами и выхватывали из воздуха смерть, держали эту смерть подобно серебристым копьям, дрожащим, изгибающимся и гудевшим, гудевшим, гудевшим о смерти… Маартин с трудом хватал ртом воздух, задыхаясь от гневной пыли, борясь за жизнь…

Страницы: «« 345678910 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

В данной книге представлены размышления святых подвижников и отцов Церкви о разных сторонах жизни хр...
Благодатное время Великого поста – время сугубых молитв и духовного совершенствования. Как настроить...
Эта книга представляет собой краткое содержание важнейших книг Священного Писания Ветхого Завета с о...
В книге предлагается подробное изложение, объяснение и толкование последних глав евангельской истори...
Слово «церковь» (греч. вызываю, собираю) означает «собрание или общество званных». Церковь Христова ...