Последний срок Коннелли Майкл
– И вот прошлым летом – точной даты не помню – я пошел к Джорджу на вечеринку. Его сын…
– Чэд.
– Да, Чэд, окончил школу, получил аттестат и собирался на учебу в Университет Сан-Франциско. Родители устроили ему праздник, и я пошел туда с Сэнди, моей женой. Член муниципального совета тоже присутствовал. Мы говорили о всякой ерунде, в основном о делах управления; он пытался доказать мне, что совет поступил правильно, прокатив нас со сверхурочными. А затем как бы между прочим сказал, что ему поступила жалоба от избирателя – женщина возвращалась на такси из ресторана и заметила, что водитель пьян. По ее словам, в машине разило, как на пивоварне, и шофер был явно под мухой. Проехав несколько кварталов, она велела остановиться и вышла из машины. Увидела, что это такси компании «Черное и белое», и просила Ирвинга разобраться с недисциплинированными водителями. Он знал, что я дежурю в вечернюю смену и могу что-то зметить. Вот и все. Никаких заговоров и прочей ахинеи. Я отреагировал на его слова, находясь на дежурстве, и в тот раз в этом не было ничего неправомерного. Во всех случаях с таксистами я не нарушал права.
Босх кивнул. Если Мейсон говорил правду, он не совершил ничего противозаконного. Но его рассказ снова высветил фигуру Ирвина Ирвинга. Вопрос для окружного прокурора или даже для Большого жюри: Ирвинг тонко пользовался своим влиянием для выгоды клиента своего сына или заботился об общественной безопасности? Слишком зыбкая грань. Босх сомневался, что этот вопрос вообще будет задан Большому жюри. Уж слишком хитер этот Ирвинг. Однако Босха заинтересовали слова, которыми полицейский закончил рассказ: «в тот раз» в цепочке событий не было ничего неправомерного.
– Член муниципального совета сказал вам, когда и каким образом к нему поступила жалоба?
– Нет, не сказал.
– Вы помните, чтобы в то лето во время инструктажей на пересменках сообщались подобные факты?
– Не припоминаю. Но, честно говоря, мог и пропустить. Не всегда там бываю. Сами понимаете: давно служу, мне делают определенные поблажки. И меняюсь обычно первым. И первым получаю право на отпуск и все такое. Вот и инструктажи в основном пропускаю. Слишком часто на них присутствовал – больше не могу сидеть в тесной комнате и из вечера в вечер слушать одно и то же. Но мой напарник – новобранец он ничего не пропускает, и все важное сообщает мне. Пожелания со стороны совета могли быть, но я их не слышал.
– И напарник ничего не говорил?
– Нет, но мы и без того занялись таксистами, поэтому он мог решить, что это и не нужно. В первую же смену после той вечеринки я задержал такси. Так что если что-то и было на инструктаже, он мог не сказать. Понимаете, что я имею в виду?
– Понимаю.
Босх достал и открыл блокнот. В нем не было записей о Мейсоне, но он тянул время, чтобы собраться с мыслями и решить, какой вопрос задать следующим. Поэтому начал листать странички.
– Здорово, – заметил полицейский. – Это ваш номер на значке?
– Да.
– Где вы взяли такую штуку?
– В Гонконге. Вы знали, что ваш приятель Джордж Ирвинг работал с таксомоторной компанией, которая намеревалась отобрать лицензию у «ЧБ»? И то, что вы навесили на компанию случаи управления машинами в нетрезвом виде, должно было помочь планам Джорджа?
– Как я уже говорил, не тогда. Не прошлым летом.
Мейсон потер ладонями бедра. Разговор подходил к чему-то такому, что было ему неприятно.
– Но в какой-то момент узнали?
Полицейский кивнул, но ничего не сказал.
– Когда? – нажимал Босх.
– Около шести недель назад.
– Расскажите.
– Как-то вечером я остановил такси. Водила проскочил знак остановки, и я прищучил его. Эта была машина компании «Черное и белое». Парень понес какой-то бред насчет сговора, а я подумал: «Так-так, придурок, сейчас заставлю тебя попасть указательным пальцем в кончик носа». Но тут он взял и выдал: «Вы с Ирвингом-младшим наезжаете на нас». Что за чертовщина? Я врезал ему по морде и заставил выложить все до конца. Вот тогда-то и узнал, что мой друг Джордж опекает таксомоторную компанию, которая собирается отодвинуть «ЧБ».
Босх наклонился вперед оперся локтями о колено и придвинулся к Мейсону. Они подошли к самому главному.
– Что вы предприняли?
– Возмутился. Побежал к Джорджу, но оставил ему все лазейки, чтобы он разубедил меня. А в итоге оказалось, что все так и было – я понял: они с отцом использовали меня. Я вспылил, сказал, что мы больше не друзья и я не хочу его видеть.
Босх кивнул.
– И вы решили, что он поэтому покончил с собой?
Мейсон усмехнулся:
– Ну уж нет. Если он так пользовался мною, значит, я ничего не значил для него. Думаю, он покончил с собой по другим причинам. Чэд уехал, это сильно повлияло на Джорджа. Может быть, были и другие мотивы. В каждой семье свои тайны, понимаете меня?
Мейсон не знал о Маккуиллене и об отметинах на спине Джорджа Ирвинга. Босх решил, что еще не пришло время рассказать ему об этом.
– Ладно, Мейсон, что-нибудь еще добавите?
Полицейский покачал головой.
– Вы не станете проводить очную ставку по поводу всего этого с членом муниципального совета?
– Пока нет.
Гарри задумался.
– Пойдете завтра утром на похороны?
– Пока не решил. Так похороны завтра утром?
– Да.
– Пожалуй, пойду. Мы долго дружили и лишь в последнее время разошлись.
– В таком случае, может быть, встретимся там. А теперь вы свободны. Спасибо, что вы мне обо всем рассказали.
– Да что уж там…
Мейсон встал и, понурившись, направился к заднему коридору. Босх смотрел ему вслед, размышляя о капризах человеческих отношений и о работе следователя. Он приехал в голливудское отделение, собираясь обвинить продажного полицейского, перешедшего грань дозволенного, а вместо этого познакомился с очередной жертвой Ирвина Ирвинга.
А во главе списка жертв члена муниципального совета стоял его собственный сын. Мейсону не стоило тревожиться, что он схватится с отцом погибшего товарища. К Ирвину Ирвингу подбирался Босх и первым хотел предъявить обвинения.
25
Утром в четверг на похороны Джорджа Ирвинга пришло много людей. Но Босх не решился бы утверждать, что всех привела сюда скорбь по усопшему, а не стремление укрепить отношения с Ирвингом-старшим. Здесь была политическая элита города и люди из командного состава полицейского управления. Пришел даже соперник Ирвинга на предстоящих выборах, не имеющий ни малейшего шанса на победу. Казалось, в политической борьбе объявлено перемирие, чтобы отдать дань уважения покойному.
Босх стоял поодаль и наблюдал, как процессия, состоящая из сливок общества, направлялась выразить соболезнование Ирвину и другим членам семьи покойного. Гарри впервые увидел Чэда – представителя третьего поколения Ирвингов, очень похожего на мать. Он стоял рядом с ней, опустив голову, и почти не поднимал глаз, когда кто-то пожимал ему руку или сочувственно похлопывал по плечу. Казалось, Чэд раздавлен горем, тогда как мать держалась стойко, не проронила ни слезинки – видимо, напилась лекарств и действовала словно автоматически.
Босх, увлеченный наблюдениями за поведением членов семьи, не заметил, как от группы, где стоял начальник полиции, отделилась Киз Райдер и неслышно, будто убийца, подошла и встала слева от него.
– Гарри!
– Лейтенант Райдер, удивлен, что встретил тебя здесь.
– Приехала с шефом.
– Да, видел. Большая ошибка.
– Почему?
– Я не стал бы в данной ситуации демонстрировать поддержку Ирвину Ирвингу. Вот и все.
– Появилось что-то новое после нашего вчерашнего разговора?
– Пожалуй, да.
Босх вкратце передал ей рассказ Роберта Мейсона, из которого следовало, что Ирвин Ирвинг участвовал в попытке отобрать лицензию у таксомоторной компании «ЧБ» и передать «Риджент». Его действия, вероятно, и спровоцировали события, из-за которых погиб Джордж.
– Мейсон даст показания?
Гарри пожал плечами:
– Не спрашивал его, но ему известен расклад. Он полицейский и любит свою работу – настолько, что порвал с Джорджем Ирвингом, узнав, что его использовали. Мейсон понимает, что если его попросят дать свидетельские показания и он откажется, его карьера будет окончена. Думаю, он выступит свидетелем. Меня удивляет, что Мейсон не пришел сегодня на похороны. Я-то ожидал, что здесь начнется недурная разборка.
Райдер окинула взглядом толпу. Панихида завершилась, и люди, направляясь к машинам, растекались между могил.
– Здесь не место для разборок. Увидишь его – уведи.
– Похороны кончились. Он не придет.
– Какое твое следующее действие?
– Сегодня большой день. Собираюсь вызвать для разговора Маккуиллена.
– У тебя недостаточно улик, чтобы выдвинуть против него обвинение.
– Может, и так, но я послал бригаду экспертов с напарником в отель. Они сейчас прочесывают там все по второму разу. Если нам удастся найти свидетельства того, что Маккуиллен побывал в номере Джорджа или на пожарной лестнице, дело сделано.
– Вот именно – «если».
– Еще и вероятность того, что форма его часов совпадет со ссадинами на спине жертвы.
Райдер кивнула.
– Что ж, это может сработать. Но как ты сам сказал мне до этого – доказательство не решающее. Наши эксперты заявят, что ссадины совпадают с формой часов. Его – ответят, что ничего подобного.
– Все верно. Слушай, лейтенант, мне надо кое с кем пообщаться. Так что, будь добра, избавь меня от своего общества.
Райдер поглядела на редеющую толпу.
– С кем?
– За мной тайком наблюдает Ирвинг. Наверное, хочет подойти и ждет, когда я останусь один.
– Ладно, ухожу. Удачи, Гарри.
– Не помешала бы. Увидимся, Киз.
– Не пропадай.
– Принято.
Райдер направилась к группе людей, окружающих начальника полиции. И почти сразу, воспользовавшись тем, что рядом с Босхом никого нет, к нему подошел Ирвинг. Гарри не успел даже поздороваться, когда Ирвинг выложил то, что было у него на уме:
– Как ужасно опускать сына в землю, даже не зная, почему его у тебя отняли.
Босх сдержался, решив, что сейчас не время для перепалки с Ирвингом. Предстоит еще многое сделать. Сперва Маккуиллен, а Ирвинг потом.
– Понимаю, – сказал он. – Надеюсь, у меня появятся для вас новости. Через день или два.
– Так не пойдет, детектив: вы меня совершенно не информируете. А то, что я слышал о вас, нисколько не утешает. Кроме смерти моего сына, вы ведете другое расследование.
– Сэр, у меня много незаконченных дел, и работа не завершается только потому, что некий политик потянул за веревочки и на меня навалили еще одно. Вы должны знать одно: я занимаюсь расследованием и до конца недели сообщу вам новости.
– Мне недостаточно новостей. Я хочу знать, что произошло и кто это сделал с моим сыном. Ясно?
– Конечно, ясно. А теперь я хотел бы несколько минут поговорить с вашим внуком. Не могли бы вы…
– Неподходящее время.
– Подходящего времени не будет, господин член муниципального совета. Но, требуя от меня результатов, не мешайте забрасывать сеть. Мне необходимо побеседовать с сыном жертвы. Вот он как раз глядит в нашу сторону. Махните ему рукой, чтобы подошел.
Ирвинг обернулся к могиле, увидел стоящего в одиночестве внука и дал знак приблизиться. Молодой человек послушался, и Ирвинг представил их друг другу.
– Не возражаете, если мы несколько минут поговорим с Чэдом наедине?
У Ирвинга было выражение лица человека, которого предали, но он не выказал эмоций при внуке.
– Разумеется. Буду ждать в машине. Чэд, мы скоро поедем. А вы, детектив… жду от вас сообщений.
– Вы получите их, сэр.
Босх взял Чэда за локоть и увел от деда. Они направились к купе деревьев в центре кладбища, где была тень и где никто не мог потревожить их.
– Чэд, – начал Гарри, – сочувствую вашему горю. Я занимаюсь этим делом и надеюсь вскоре выяснить, что произошло.
– Хорошо.
– Очень не хотелось беспокоить вас в это нелегкое время. Но мне необходимо задать вам несколько вопросов, после чего я вас отпущу.
– Задавайте. Только я ничего не знаю.
– Понимаю. Но мы беседуем со всеми членами семьи. Это обычная практика. Когда вы в последний раз разговаривали с отцом? Помните?
– Да. В воскресенье вечером.
– Обсуждали что-то конкретное?
– Да нет. Он позвонил, и мы немного поболтали – об университете, о том, о сем. Только он выбрал неподходящее время – мне надо было бежать. Поэтому мы быстро закончили.
– Куда вы спешили?
– Условились готовиться к занятиям, и я не мог пропустить.
– Он не говорил ничего о своей работе, о том, что его что-то гнетет или беспокоит?
– Нет.
– Как вы считаете, что произошло с вашим отцом, Чэд?
Долговязый и тощий юноша с покрытым угрями лицом энергично замотал головой:
– Откуда мне знать? Понятия не имею, что с ним случилось.
– Вам известно, зачем он отправился в «Шато-Мармон» и снял номер?
– Нет.
– Хорошо, Чэд, это все. Но уверен, вы хотите знать, что произошло.
– Да.
Юноша понурился.
– Когда вы возвращаетесь в университет?
– Хочу провести с мамой хотя бы выходные.
– Она, конечно, нуждается в этом.
Босх показал на аллею кладбища, где стояли машины.
– Ваша мать и дед ждут вас. Спасибо, что уделили мне время.
– Пожалуйста.
– Всего доброго, Чэд.
– Спасибо.
Босх смотрел, как он бредет к родным, и ему стало жаль парнишку. Казалось, его совсем не манило вернуться к прежней жизни с ее возможностями и надеждами. Но размышлять на эту тему Босху было некогда – ждала работа. По дороге к машине Босх вынул телефон и набрал номер напарника. Чу ответил только после шестого звонка:
– Слушаю, Гарри.
– Что там у вас?
Через лейтенанта Дюваль Босх добился, чтобы в «Шато-Мармон» направили лучшую группу экспертов, которая должна была повторно прошерстить номер 79 в поисках улик. Просеять до пылинки воздух, осветить лазером и инфракрасными лучами предметы, засыпать все кругом порошком для выявления отпечатков пальцев. Использовать любые возможности, позволяющие обнаружить то, что пропустили в первый раз. И попытаться установить связь между Маккуилленом и этим местом.
– Ничего. По крайней мере, до сих пор.
– Ладно. На пожарной лестнице еще не начинали?
– Начали. Там тоже ничего.
Босх не был разочарован, поскольку с самого начала знал, что шансов на успех мало, особенно на пожарной лестнице, четыре дня подвергавшейся воздействию окружающей среды.
– Я нужен вам?
– Нет. Думаю, мы скоро закруглимся. Как прошли похороны?
– Похороны как похороны. Что еще добавить?
Чтобы напарник присматривал за экспертами на месте преступления, Босх в общих чертах рассказал ему о направлении расследования.
– Какой наш следующий шаг?
Гарри сел в машину и завел мотор.
– Полагаю, пора поговорить с Марком Маккуилленом.
– Отлично. Когда?
Босх обдумывал это, но еще не решил, как, когда и где.
– Обсудим, когда вернешься в управление.
Он разъединился и опустил мобильник в карман пиджака. Выезжая с кладбища, немного распустил галстук. И почти тут же снова зазвонил телефон. Босх решил, что это Чу с очередным вопросом, но на экране появилась фамилия Стоун.
– Анна!
– Привет, Гарри, как дела?
– Только что с похорон.
– Чьих?!
– Одного человека, с которым не был знаком. Это по работе. Как дела в центре?
– Хорошо. У меня перерыв.
– Рад. – Босх ждал, понимая, что Анна позвонила не просто так.
– Ты вспоминаешь вчерашний вечер?
Гарри признался себе, что после вчерашнего разговора с Робертом Мейсоном был целиком поглощен расследованием дела Ирвинга.
– Конечно. Мне было очень хорошо.
– Мне тоже было очень даже хорошо, но я не об этом. О том, что я рассказала тебе раньше.
– Не уверен, что понимаю тебя.
– О Шоне. Моем сыне.
Слова показались какими-то зазубренными, неуклюжими. Босх не мог взять в толк, чего она хотела.
– Мм… не знаю, Анна, что я должен думать по этому поводу?
– Не важно. Мне пора.
– Постой. Это же ты мне позвонила. Не исчезай и не обижайся. Просто скажи, что мне полагалось подумать в связи с твоим сыном?
У Босха засосало под ложечкой. Пришло в голову, что вчерашний вечер Анна пыталась использовать для того, чтобы добиться чего-то для сына. Босх считал сына Анны конченым человеком. В двадцать лет Шон накачал наркотиками и изнасиловал девушку. Печальная и страшная история. Он признал себя виновным и отправился в тюрьму. Это случилось пять лет назад, и все эти годы Анна напряженно думала о том, чем вызван его поступок. Что это – генетическая предрасположенность, природа или воспитание? Анна сама оказалась в тупике и, слушая ее ужасную историю, Босх сочувствовал ей.
Но теперь ему казалось, что она ждала от него не только сочувствия. Может, хотела услышать, что преступление сына – не ее вина? Или что Шон – человек не совсем конченый? Или надеялась на конкретную помощь вроде облегчения условий? Босх не понимал, потому что она не объяснила.
– Ничего, – отозвалась Анна. – Просто не хочу, чтобы это что-то испортило.
От ее слов Босху стало немного легче.
– В таком случае сделай все, чтобы этого не случилось. Пусть все идет как идет. Мы познакомились всего несколько дней назад. Нам хорошо вместе, но не слишком ли мы спешим? Позволь нашим отношениям развиваться своим чередом и не впутывай в них постороннее. Во всяком случае, пока.
– Но я обязана. Он – мой сын. Думаешь, легко жить с мыслью о том, что совершил Шон, и постоянно помнить, где он?
У Босха снова засосало под ложечкой: он понял, что ошибся в этой женщине. Одиночество и стремление завести любовную связь подтолкнули его к этим отношениям. Он долго ждал, но сделал неправильный выбор.
– Анна, – ответил Босх, – сейчас я занят. Поговорим об этом позже.
– Как угодно.
Слова прозвучали так холодно и резко, словно она сказала: «Пошел ты куда подальше, Босх!» Но он сделал вид, что не понял.
– Позвоню, как только освобожусь. До свидания, Анна.
– До свидания, Гарри.
Он разъединился и едва преодолел желание выбросить трубку из окна машины. Мысль о том, что Анна Стоун войдет в мир, где живет он и его дочь, оказалась несостоятельной. Босх слишком торопил события и слишком размечтался.
Сунув телефон в карман пиджака, Гарри убедил себя забыть об Анне Стоун.
26
Он вошел в их пустой закуток и сразу заметил стопку конвертов на столе Чу. Поставил портфель на свой стол, подошел к столу напарника и раскинул конверты веером. Чу получил распечатки операций с кредитными картами Джорджа Ирвинга. Исследование того, что в последнее время покупалось по кредиткам, – важная составляющая тщательного расследования смерти человека, ибо это позволяет представить финансовый портрет жертвы.
Самый нижний и самый тонкий конверт поступил из криминалистической лаборатории. Заинтересовавшись, к какому он относится делу, Босх открыл его первым.
В конверте находилась справка о результатах исследования рубашки Ирвинга. Криминалистический анализ установил, что на внутренней стороне правого плеча темно-синей рубашки имелась кровь и клеточный материал – кожа. По расположению находка совпадала с тем местом на спине Ирвинга, где во время вскрытия были обнаружены синяки и ссадины в форме полумесяца.
Босх сел за стол напарника и, прочитав справку, стал думать, что означает заключение криминалистов. Оно предполагало по крайней мере две возможности. Первая: рубашка была на Ирвинге, когда его душили, и повреждения на коже появились в тот момент, когда часы убийцы вдавили ткань в тело. Вторая: рубашка была надета позже, когда ссадины уже имелись, после чего кровь и частицы кожи попали на ткань.
Два факта заставили Босха исключить вторую возможность. Найденная на полу пуговица свидетельствовала о том, что жертва боролась с убийцей скорее всего еще в рубашке. И поскольку Джордж совершил смертельный полет обнаженным, маловероятно, что рубашку надели на ссадины, а затем почему-то сняли.
Босх остановился на первом варианте, в соответствии с которым Ирвинга застали врасплох и применили со спины удушающий захват. Произошла борьба. От правого манжета отлетела пуговица. Душитель, желая сохранить контроль над жертвой, надавил рукой на плечо и, хотя Джордж был в рубашке, на теле появились синяки и ссадины.
Босх несколько минут размышлял, но, с какой бы точки зрения ни оценивал факты, все вело к Маккуиллену. Как он и сказал Чу, пора было браться за этого человека.
Перейдя к себе за стол, Гарри начал планировать операцию. Решил, что это не станет арестом по подозрению в совершении тяжкого преступления. Он постарается убедить Маккуиллена добровольно явиться в полицейское управление и ответить на его вопросы. Если это не удастся, тогда появятся наручники и Маккуиллен будет арестован.
Маккуиллен бывший полицейский, поэтому опасный объект для ареста. Почти у всех бывших копов есть оружие, и они умеют им пользоваться. Надо поручить Чу пробить его по базе данных Бюро по контролю за соблюдением законов об алкогольных напитках, табачных изделиях, огнестрельном оружии и взрывчатых веществах, хотя такая проверка не дает полной уверенности, что у человека оружия нет. Полицейские часто отбирают на дежурстве пистолеты и не всегда сдают их на склад. База покажет только то, чем Маккуиллен владеет легально.
Исходя из этих соображений Босх решил, что Маккуиллена ни в коем случае нельзя брать дома, где он ближе всего к своему оружию – легальное оно или нелегальное. Машина – тоже не лучший выбор.
Посетив гараж и диспетчерскую «ЧБ», Босх знал стратегическую обстановку. К тому же на работу Маккуиллен вряд ли берет с собой оружие. Одно дело водить такси по темным закоулкам Голливуда, совсем другое – заправлять в диспетчерской, где совсем не так опасно.
Зазвонил городской телефон, но на экране светилось только название газеты «Лос-Анджелес таймс».
– Отдел нераскрытых преступлений.
– Детектив Босх?
– Слушаю.
– С вами говорит Эмили Гомез-Гонзмарт из «Лос-Анджелес таймс», что через дорогу от вас. Я готовлю материал о расследовании убийства Джорджа Ирвинга и хочу задать вам несколько вопросов.
Гарри похолодел. Возникло неукротимое желание закурить. Он знал эту журналистку. За настырность и пробивную силу ее прозвали Гони-Гони.
– Детектив, вы слушаете?
– Да. Извините. Я тут занимаюсь делами. Вы произнесли слово «убийство». С чего вы взяли, что ведется расследование убийства? Мы занимаемся расследованием причин смерти Джорджа Ирвинга, это правда, но ничего не заявляли об убийстве. Мы не пришли к такому заключению.
Журналистка ответила не сразу:
– По моей информации, ведется расследование именно убийства, и уже есть подозреваемый, которого, если он еще не за решеткой, в ближайшее время арестуют. Подозреваемый – бывший полицейский, у него зуб и на члена муниципального совета Ирвинга, и на его сына. Вот почему я звоню вам, детектив. Можете подтвердить мои слова? Вы произвели арест?
Босха поразила ее осведомленность.
– Я ничего не подтверждаю, – ответил он. – Никто не арестован. Не знаю, откуда вы берете информацию, но она неверная.
Голос журналистки изменился и теперь походил на шепот, она словно хотела сказать: «Кого вы дурачите?»
– Детектив, вы знаете, что мои сведения точны. Мы готовим материал, и я хотела бы получить ваши комментарии для официальной огласки. В конце концов, вы же ведущий следователь. Но если вы не можете или не хотите говорить со мной, я обойдусь без вас – напишу, что вы отказались от комментариев.