Влюбленные в Лондоне. Хлоя Марр (сборник) Милн Алан
– Я думал, ты пойдешь с валета, – небрежно бросает он в конце игры.
– Милый Уильям, – отвечает его жена, – не могу же я ходить картой, которой нет на руках. Будь у меня козырной валет, я, конечно же, пошла бы с него.
– Но, мама… – пытается возразить Амелия.
– Поверь мне, доченька, уж я-то знаю, какие у меня карты на руках. Признаюсь, мне неизвестны карты других, и мне не важно, как они добывают необходимую информацию. Вот если бы Эдвард не знал, что у меня есть король, то мог бы пойти тузом, но почему-то пошел дамой. Конечно, я не намекаю…
– Амелия, – выпалил я, – нас предали! Позор, Золя![35]
– У кого сколько онеров? – интересуется отец Амелии, отрываясь от подсчета очков. – У меня была десятка и туз. У вас точно должны быть три оставшиеся. Шестнадцать очков сверху.
– Три оставшиеся были у нас! – тут же откликается мать Амелии. – Я уверена. Я точно помню.
– У них был король и дама, – продолжает он. – А валет у кого?
– У меня! – негодует его жена. – Не теряй наши онеры. Как кстати я вспомнила. Ты уже собирался добавить им шестнадцать.
Отец Амелии улыбается. Он всегда прав, как ни странно.
Итак, я оставил Амелию наедине с нелегким выбором. Она еще раз изучила все свои карты.
– Уже можно ходить? – спросила она.
– Еще нет, – упредил я. – Для начала назначьте козыри.
– Какие хочу?
– Эдвард, не подсказывайте ей! – велят мне. Полагаю, нет нужды представлять говорящего.
– Ну же, Амелия.
– Скажем, червы.
Первым пошел ее отец.
– У нее только пара червей, – хмыкнул он.
– Как же так, Амелия? Только два?
– Ничего, они быстро ползут, – парировала Амелия.
– Единым звуком бьются их сердца[36]. Некрупную, прошу вас.
Амелия положила трефовую фоску.
– Так правильно? – спросила она и невинно пояснила: – Они такие крошки. Хотя один уже почти взрослый, вырос из коротких штанишек.
– Амелия! – нахмурилась ее мама.
– Все в порядке, мама. Это не секрет.
Я забрал взятку и пошел с бубен. У Амелии оказались туз и дама. Прорезка не удалась.
– Ты безвреднее злобы людской[37], – посетовал я.
– Эдвард, милый мой! – негодующе воскликнула мать Амелии.
– Шекспир, – поспешно добавил я. – Разносись, зимний ветер, и вой! Ты безвреднее злобы людской… Так, что там у нас? Вы пошли с пик, не правда ли?…Злобы людской, и еще никого и ни разу не поранил так сильно… Так, пики. Не поранил так сильно твой зуб… три там и еще четыре, это девять, пять у меня, итого четырнадцать… Не поранил так сильно твой зуб… Итак, Амелия, по меньшей мере четырнадцать пик в колоде… Твой зуб… Что ж, попробуем с валета. Где я остановился?
– Не поранил так сильно твой зуб, – напомнила Амелия.
– Ах да. Не так…
– Если вы не можете играть нормально, лучше бросить, – заявила ее матушка.
– Прошу прощения, нервы. Тот мелкий козырь у Амелии еще возьмет… в смысле возьмет взятку.
Так и вышло.
– Ошибка, – заметил ее отец.
– Случайность, – парировал я.
– Вы потеряете взятку.
– Вы не видели моих карт. Надежды почти не было. Туз бубен, будьте добры.
Они забрали три взятки, и последовала обычная дискуссия.
– Зачем же вы пошли червами? – беззлобно посетовал я.
– Вы же сказали, что для победы нам достаточно двух червовых карт, а у меня и было как раз две.
– Да, конечно. Но, боюсь, у них было три.
– Разве не больше? – поинтересовалась маменька Амелии.
– Я знаю, что у нас одна, – ответил я. – Я следил.
– Ну, у меня было восемь, а у тебя три или четыре, Уильям.
– Две у Амелии и две у меня, – добавил я. – Что за нападки? В любом случае уже шестнадцать. У кого-нибудь есть еще?
– Что у нас с онерами? – снова спросил отец Амелии.
– У меня были все пять, – ответила ему жена.
– Да, к сожалению, – отметил я. – И они перевесили козырную четверку Амелии.
– Почему ты не заявила двойную взятку? И почему не вышла с козырей?
– Я просила козыри, – сухо отозвалась его жена.
– Боюсь, я не расслышал.
– А ты всегда злишься, если я не хожу той же мастью, что и ты, поэтому я не пошла с козыря.
– Я никогда не сержусь, – возразил он.
Похоже, настало время вмешаться.
– На днях прочитал одну милую задачку, – умиротворяюще начал я.
– Правда? – поддержала меня Амелия.
– А. и Б. играли против Н. и М.
– Но ты же знал, что у меня почти не было треф, – настаивала матушка Амелии.
Я громко кашлянул.
– Лорд А. и маркиз Б. играли против герцога Н. и… и князя М.
– Что это, Эдвард? – воскликнула мама Амелии. – Задача? Как интересно! Продолжайте, прошу вас!
– Так вот, у виконта А. была почти пустая рука. Один или два туза, но вы ведь знаете виконтов, им всегда мало. Он предоставил назначение козырей партнеру.
– Маркизу Б.?
– Совершенно верно. И тот назначил бескозырную. Счет составлял двадцать четыре – ноль в их пользу. Тогда граф В…
– А это кто? – перебила меня тетушка Энни. – Вы такого не называли.
Я и сам не знал. Хорош, нечего сказать, запутался в лордах и пэрах. А всего-то хотел разрядить обстановку.
– Нет-нет… – запнулся я. – Он… он просто наблюдал игру. И сказал: «Да вы осел!»
– Боже!
– Да-да. Тогда Н…
– Герцог Н.?
Тут меня осенило, что нужен кто-то нетитулованный.
– Нет, не герцог. Просто Н. Кавалер Викторианского ордена. И он… Ну вот. Я и забыл, что там дальше. Помню, заканчивалось вопросом: «Что должен сделать виконт А.?» Думаю, что ответ один – ничего.
Я вытер вспотевший лоб. Амелия всем видом выражала сочувствие.
– Никогда еще не слышал задачки лучше, – отозвался отец Амелии. – Счет двадцать четыре – ноль. У сдающего туз, король, шестерка и двойка червей, король и еще одна карта бубен, пять мелких треф и три пики. С чего он пошел?
Мы стали обсуждать решение.
– Конечно же, либо с пик, либо пас, – уверенно начал я. – Думаю, я бы сказал пас, впрочем, не буду утверждать.
– С червей! – воскликнула мама Амелии. – С чего же еще!
– Рискованно – их всего четыре.
– Что ты скажешь, Амелия?
– Я лучше не буду, папа. Тедди, а вы что предложили?
– Пас.
– Тогда я тоже скажу пас.
– С червей, – не унималась ее мама. – Я просто уверена.
– Так с чего же он пошел? – сдался я.
Отец Амелии, улыбнувшись, встал и направился к двери.
– Ни с чего. Сдача неверна – в руке было четырнадцать карт. Хорошо вы попались!
Глава XI
Эрлс-Корт
Мы сели на скамейку, и я вынул туристическую брошюру.
– Итак, с чего начнем? – поинтересовался я. – В брошюре лестно отзываются о безмятежной глади озера, но такое развлечение больше подходит для вечернего отдыха.
Амелия перевела взгляд с колеса обозрения на стремительно вращающуюся новомодную карусель – летательную машину сэра Хайрема Максима.
– Полагаю, лучше… – начала она.
– Точка зрения зависит от высоты над землей, – вставил я. – Так сказано здесь. – И я постучал пальцем по брошюре.
– А что это значит?
– По-моему, это означает, что если взглянуть с высоты – из кабинки, ваша «точка зрения» на самом деле будет зависеть от… – Я на секунду задумался. – «Точка зрения» – это просто приятный эвфемизм, – подытожил я.
– Кажется, я начинаю понимать, – задумчиво произнесла Амелия. – Вы получаете удовольствие от путешествия по морю, но избавлены от неудобства прибывать в чужие страны.
– Если кратко, то можно сказать, что это «движение без перемещения», – решил поумничать я.
– А под вами вода, которая усиливает иллюзию. О Боже! Как мне это знакомо.
И в самом деле, здесь все как в жизни. Грязь в метро и скорость поезда напоминают поездку в Дувр. Затем пару раз прокатиться на карусели, сделать несколько оборотов на колесе обозрения – и вуаля! – вы, пережив качку и морскую болезнь, будто бы попадаете в порт Кале. А отсюда всего шаг до ночной Венеции.
Очень скоро мы оказались в Венеции. В «Маленькой Венеции», как называют этот район лондонцы. Интересно, а в Венеции есть «Маленький Лондон», куда изнывающие от скуки венецианцы возят на экскурсии своих домочадцев?
– Наверняка, – заявила Амелия.
Конечно же, наверняка есть.
Вот Бассанио покупает билет и, пройдя турникеты, попадает в «Ночной Лондон». «Приглашаем на обзорную экскурсию!» – слышится возглас. Бассанио платит снова, и вся семья забирается в омнибус. Он плавно трогается с места. Водитель указывает рукой направо.
– Вестминстерское аббатство, – небрежно бросает он.
Бассанио восхищенно глазеет на собор Святого Павла.
– Дорогая, это Вестминстерское аббатство, – повторяет он по-итальянски.
– А-а, – отзывается его жена, – так это здесь жил Вордсворт?
– Нет, – поразмыслив, отвечает Бассанио.
– Саварино, милый, слушай, что говорит папа. Это Вестминстерское аббатство.
Саварино рассеянно смотрит на Тауэр.
– Да, у меня в учебнике географии есть такая картинка, – изрекает он, как и приличествует образованному ребенку.
Шарманщик заводит незатейливую мелодию старой любовной песенки про анютины глазки, и лицо Бассанио смягчается. Он украдкой опускает руку на талию жены, и вот они уже на пятнадцать лет моложе, она простая деревенская девушка, а он – ее счастливый ухажер.
Она поднимает голову и улыбается ему. Старинная мелодия плывет над булыжной мостовой…
– Не забудьте про… Благодарю вас! – провозглашает водитель по-итальянски. Это все, что он знает по-итальянски.
Вздрогнув, Бассанио приходит в себя и дает водителю мелкую итальянскую монетку, которую обычно дают водителям в Италии. Затем он легко спрыгивает на кучу грязи, помещенную на этом самом месте по настоянию муниципального совета «Маленького Лондона». Под впечатлением воспоминаний о бурной юности Бассанио помогает жене выйти из автобуса.
Вот так мы себе это представили.
После «Венеции» мы пошли в ресторан. Проникнувшись венецианской атмосферой, Амелия возжелала настоящий итальянский ужин. Начав с сардин из Сардинии, она завершила трапезу неаполитанским мороженым из Неаполя, – видите, я все больше преуспеваю в географии!
Еще она заказала макароны. Лично я к ним даже не притронулся. Как только она с ними расправилась, я рассказал, как они делаются. Сначала… (впрочем, может, кто-то из наших досточтимых читателей как раз наслаждается блюдом из макарон, обещанных на ужин за хорошее поведение). Так вот, потом… (Амелия сказала, что никогда больше смотреть на них не будет. А я, по ее мнению, ужасный и противный. Но моей вины здесь нет, я и не просил ее слушать, рассуждал сам с собой.) После этого остается только… Впрочем, говорят, так бывает с чем угодно. Якобы после рассказов о производстве шоколада вам навсегда расхочется его есть. Согласитесь, это звучит нелепо.
И тем не менее так их и делают.
Кстати, не следует путать «макароны» с «Гарибальди» – он все-таки человек. Это я так, заметил вскользь. (P.S. Амелии не терпится добавить, что существует печенье «Гарибальди»[38] – вот так вот! Не такой уж я и умный.)
Мы так и не поскользили по безмятежной глади озера, как намеревались вначале. Вместо этого мы парили в обволакивающей темноте под мерцающим сводом небес. В точности как каприйцы на Капри. Это на самом деле чудесно. Но нехватка места и законы о рекламе запрещают мне рассыпаться в похвалах.
Остаток вечера мы наслаждались игрой оркестра и пиротехническим представлением. (Амелия искренне полагала, что «пиротехник» – это испанский пират.) Мы сидели и размышляли о прекрасном. По крайней мере я.
Но когда мы уже собирались уходить, Амелия вдруг спросила:
– А откуда вы знаете, что так их и делают?
Глава XII
Самая короткая в книге
Эта глава, вероятно, самая короткая в книге. В ней рассказывается о том, как Амелия зашла в один приличный магазин купить для американской подруги скатерть с салфетками. Ей приглянулся один набор с необычным орнаментом – три перышка в уголке.
– Сколько это стоит? – спросила она у величественного продавца.
Тот посмотрел на нее сверху вниз.
– Это исключительно для резиденции принца Уэльского[39], мэм, – ледяным тоном произнес он.
Амелия покинула магазин и решила заказать на обед что-нибудь горячее.
Глава XIII
Мы наносим визит кузине Нэнси
Нэнси – моя кузина и не имеет никакого отношения к великому Американскому континенту. Иногда, в награду за безупречное поведение в прошлом, я беру Амелию с собой к ней в гости. Вполне недвусмысленно я дал понять, что Нэнси – исключительно моя прерогатива, а Амелия здесь посторонняя, если не сказать чуждая, и что мы с Нэнси… э-э…
В общем, при первой же их встрече… Если мне не изменяет память, это называется «укрощение».
– Что вы делаете завтра днем, Тедди? – спросила меня Амелия.
Конечно, она могла бы предположить, что я работаю, но ей, по всей видимости, это в голову не приходит.
– В планах на завтра у меня Нэнси.
– Это пьеса или что-нибудь еще?
– Кузина.
– Ах вот как, – холодно заметила Амелия.
– Милейшее создание на свете.
– Мы с Артуром, – начала она, – думали о…
(Понятия не имею, кто такой Артур.)
– Я надеялся, что вы пойдете со мной, – поспешил вставить я.
– Смею думать, что вам будет очень хорошо вдвоем. Так вот, мы с Артуром…
– Да, но как же мы? То есть я и Нэнси?
– Мисс…
– Нэнси. Все зовут ее просто Нэнси.
– Терпеть не могу девиц такого типа.
Я решил, что пора открыть правду.
– Но помилуйте, ей всего четыре года!
– Правда? Вы невозможный!
– А сколько лет Артуру?
Она подняла руку: к браслету был прицеплен брелок – маленький слоник. Разумеется, из слоновой кости.
– Это Артур, – представила она. – Душка!
На следующий день мы нанесли визит Нэнси.
Нэнси, как я уже говорил, моя кузина. Однако из-за разницы в возрасте она вполне закономерно называет меня «дядей». Это была исключительно ее идея, и я, разумеется, больше похож на дядю. Помню, как в школе почти все мои сверстники уже были дядями, а я еще ни разу не стал даже приемным отцом. Но благодаря Нэнси я теперь тоже могу важничать.
У Нэнси короткая стрижка – еще один ее каприз. Очевидно, ей хочется, чтобы я чувствовал себя дядей племянника.
Она слегла с простудой, но была готова к приему гостей – в голубой ночной сорочке.
Наш визит состоялся по всем правилам этикета.
– Входите, пожалуйста! – пригласила Нэнси.
– Позвольте осведомиться, как вы поживаете, миссис Джоунс? – вычурно поздоровался я.
– Прекрасно, благодарю вас, а вы? – отозвалась она.
– Я взял на себя смелость, дорогая миссис Джоунс, пригласить на нашу встречу миссис Дженкинс. Миссис Джоунс, это миссис Дженкинс, – представил я Амелию.
– Очень приятно! – со светской улыбкой ответила Нэнси.
Возникла пауза. Я слегка тронул Амелию кончиком туфли.
– Восхитительная погода, не правда ли? – спохватилась Амелия, то есть миссис Дженкинс.
– О да, – согласилась Нэнси, то есть миссис Джоунс. – Не… не угодно ли чаю?
– Когда я ехала в своем авто…
– Не угодно ли чаю? – повторила Нэнси, обращаясь ко мне.
– Так вот, к лорду Перси… – попыталась продолжить миссис Дженкинс.
– Дорогая миссис Джоунс, разумеется, мы не откажемся от чая, – вмешался я. – Вы должны извинить миссис Дженкинс, она впервые в гостях на чаепитии и слегка нервничает. А как поживает ваша несравненная дочь Белинда?
– О, у нее все великолепно… Прошу меня извинить – я отдам распоряжения горничной.
Нэнси отвернулась к изголовью и начала что-то яростно шептать. Мы уловили слово «чай». Амелия улыбнулась мне, а я всем видом постарался дать ей понять, что, мол, это Клапем[40], и негоже тут вспоминать про автомобили и лордов Перси.
– Горничная сказала, что чай будет через минуту, – повернулась к нам Нэнси.
– О, спасибо! – ответил я. – Миссис Дженкинс, это Белинда.
Амелия пожала безвольную кукольную руку.
– А вот и чай, – объявила Нэнси и склонила голову набок. – Вам с сахаром?
– Девять кусочков, пожалуйста, – попросил я.
– Спасибо, мне не нужно, – отказалась Амелия. – Благодарю вас, дорогая миссис Джоунс. Ах, какой вкусный чай! Где вы такой берете?
– В бакалее. Не могли бы вы вернуть мне вашу чашку?
И тут случилось нечто ужасное: растеряв свое обычное хладнокровие и позабыв про манеры, я проглотил чашку. Непростительное нарушение этикета! В высших кругах так не поступают.
– Покорнейше прошу меня простить, – сказал я, – но я проглотил чашку.
– Ах… – только и вымолвила Нэнси. Неожиданный поворот событий.
– Не представляю, как так вышло, – стал извиняться я. – Со мной прежде никогда такого не случалось.
– Боюсь, миссис Джоунс, он не привык к маленьким чашкам, – заступилась за меня Амелия. – Он предпочитает большие деревянные кружки.
– Но не глотать, – поспешил добавить я. – Дорогая миссис Джоунс, вы простите меня?
Нэнси овладела собой.
– До свидания, миссис Дженкинс, – сказала она. – Надеюсь, вы хорошо провели время. Я попрошу горничную все убрать.
Она снова зашептала, отвернувшись от нас.
Мистер и миссис Дженкинс ушли, но Амелия и Тедди остались – готовые к любой новой игре.
Я попытался уговорить Нэнси нанести нам ответный визит. Она восприняла это без воодушевления.
– Не могу. У меня простуда.
– Это не важно!
– Но у меня две простуды, – не сдавалась она.
– Правда?
– И… и… чих.