Влюбленные Браун Сандра
— Я просто устал, только и всего. Девять месяцев в Афганистане кого угодно доведут до инфаркта. Враждебное население, адский климат, ядовитые насекомые и змеи, да и виски не достать ни за какие деньги. Кроме того, там почти нет женщин — только наши военнослужащие, а с ними лучше вообще не связываться, себе дороже выйдет. В наших частях очень жесткие дисциплинарные требования, поэтому любая интрижка чревата серьезными осложнениями для обоих партнеров, — пояснил он. — Тут десять раз подумаешь, а стоит ли оно того.
— Ты вернулся в Штаты две недели назад. По-моему, этого достаточно, чтобы найти женщину.
— Проститутки мне ни к чему. — Доусон опустил жалюзи и с улыбкой повернулся к Хедли. — Что касается приличных девчонок, то последняя из них вышла замуж за тебя.
Он пытался шутить, но морщины на лбу Хедли стали глубже. Поняв, что притворяться бессмысленно, Доусон погасил улыбку и, вернувшись в кресло, уставился на какую-то щербинку в полу.
— Мучают кошмары? — спросил Хедли напрямик.
— Сейчас уже лучше, — уклончиво ответил Доусон.
— Иными словами — все эти две недели ты почти не спал.
Доусон вскинул голову.
— Сейчас мне лучше, — раздраженно повторил он. — Непросто, знаешь ли, вот так, сразу, вернуться к мирной жизни, к обычным делам, привычкам.
— О’кей, предположим. Что еще?
Доусон отбросил назад упавшие на лицо волосы.
— Хэрриет! Та еще заноза в заднице! Она способна здорово осложнить мне жизнь.
— Только если ты ей позволишь.
— Но она посылает меня в Айдахо! В Айдахо, представляешь?!
— Что ты имеешь против Айдахо?
— Ничего. Равно как и против слепых. И против кипучей деятельности тех, кто любит летать на воздушных шарах, я тоже по большому счету ничего не имею, просто… просто это не моя тема. Я не пишу и никогда не писал о событиях такого масштаба. Неудивительно, что редакционное задание не вызывает у меня энтузиазма.
— Думаешь, тебе удастся нарыть что-нибудь получше?
Хедли задал этот вопрос небрежным тоном, но за ним явно что-то скрывалось — что-то вполне конкретное и достаточно важное. И интересное. Такое, что могло бы заинтересовать Доусона. Несмотря на подавленное настроение, репортер непроизвольно сделал стойку. Хедли был ему не только крестным отцом, но и близким другом и на протяжении многих лет служил для Доусона поистине бесценным источником информации о деятельности Федерального бюро расследований.
Правильно истолковав молчание Доусона, Хедли продолжил:
— Есть одно любопытное местечко… Город Саванна в Джорджии. До недавнего времени там проживал отставной капитан морской пехоты Джереми Вессон, отслуживший один срок в Ираке и два — в Афганистане. Герой-ветеран, награжденный кучей медалей и орденов. После службы в Афганистане он вышел в отставку и, похоже, слетел с катушек. Примерно пятнадцать месяцев назад этот парень завел бурный роман с замужней женщиной Дарлен Стронг. Для любовников дело закончилось скверно — обманутый муж Уиллард Стронг застукал обоих, что называется, с поличным. Послезавтра он предстанет перед судом округа Чатем по обвинению в двойном убийстве. Я хочу, чтобы ты отправился на процесс и как можно подробнее вник в суть дела. Что?.. — спросил он, увидев, что Доусон качает головой.
— Нет.
— Почему?
— В Саванне сейчас лето.
— Какое лето, опомнись! Сентябрь на дворе!
— Саванна расположена намного южнее Вашингтона. Там сейчас жарко, душно и влажно, а я отвык от такого климата. Уж лучше я поеду в Айдахо. Уголовщина — не моя специальность, к тому же этот парень, Вессон, был военным, афганским ветераном, а я сыт войной по горло. Я просто не хочу писать о мертвом морпехе — в последнее время мне слишком часто приходилось сталкиваться со смертями. Знаешь… — задумчиво добавил Доусон, — быть может, на самом деле задание, которое дала мне Хэрриет, это именно то, что мне сейчас нужно. История о слепых воздухоплавателях, она… насквозь позитивна. Она дарит надежду, бодрит, вселяет оптимизм и веру в победу человеческого духа. Никаких тебе оторванных конечностей! Никакого пропитанного кровью камуфляжа! Никаких укрытых национальным флагом цинковых гробиков с трупами наших славных парней!..
— Я еще не сказал тебе главного.
— Ну так говори же, и покончим с этим, — мрачно заметил Доусон. — Только имей в виду: скорее всего, я все равно откажусь.
— В ходе расследования полиция нашла на одежде Дарлен следы спермы Вессона. Это, разумеется, поможет прокурору выстроить дело против рогоносца Уилларда, но фишка в другом…
— В чем же?
— Наш агент-резидент в Саванне — мой старый друг, когда-то мы с ним даже болели за одну бейсбольную команду. Звать его Сесил Кнуц.
— Агент-резидент?
— Да, есть у нас такая должность. Иными словами, Сесил — большой начальник в Управлении ФБР штата.
— И что?
— Сесил получил отчет из Объединенной системы данных ДНК. Они исследовали сперму Вессона, и выяснилось, что такой образец уже имеется в базах.
— Ты хочешь сказать, что Вессон уже был зарегистрирован в системе?
— Вот именно. Причем довольно давно.
Хедли сделал паузу, чтобы допить оставшийся в бокале виски. Доусону, впрочем, было ясно, что старый друг просто пытается таким незамысловатым способом подогреть его интерес. Он коротко кивнул и сказал:
— Ладно, ты меня заинтриговал. Давай выкладывай, что там у тебя.
Хедли отставил в сторону опустевший бокал и слегка подался вперед.
— Образец ДНК капитана морской пехоты Джереми Вессона совпал с образцами, полученными нашими экспертами при исследовании пеленки, которую мы много лет назад нашли в Голденбранче — в той самой комнате, где Флора Штиммель родила своего ребенка.
При этих словах Доусон невольно вздрогнул. Он был не просто заинтригован: сейчас его лицо выражало крайнюю заинтересованность и тревогу.
— Прежде чем ты задашь свой вопрос, — сказал Хедли, внимательно наблюдавший за выражением лица крестника, — я скажу только одно: ошибка исключена. Ее вероятность не больше одной сотой… нет, даже одной тысячной процента. Никаких сомнений быть не может! Образец, полученный нами в семьдесят шестом, и аналогичная проба капитана морской пехоты Вессона идентичны. Кстати, образец ДНК Флоры нам тоже удалось выделить из образцов крови и околоплодных вод. Так что мы можем с уверенностью утверждать: ребенок, биологический материал которого остался на пеленке, ее сын. И этот ребенок, видимо, Джереми Вессон… Кстати, его возраст не противоречит подобному выводу. Лично я на сто процентов уверен, что он — сын Карла и Флоры.
Доусон сам не заметил, как поднялся и отошел к камину. Там он остановился и обернулся к Хедли.
— Я… я хорошо понимаю, какое значение все это имеет для тебя, — проговорил он. — Но…
За годы службы в ФБР Гэри Хедли сделал блестящую карьеру. Многие ему завидовали. Сам он, однако, был далек от того, чтобы почивать на лаврах. Ему так и не удалось выследить и арестовать Карла Уингерта и Флору Штиммель, и эта единственная его неудача до сих пор отравляла ему жизнь. Пока эти убийцы оставались на свободе, Хедли не мог считать свой долг исполненным до конца. Именно по этой причине он не стремился на покой, однако его фактически уже состоявшаяся отставка означала, что ему придется прекратить охоту, которой он отдал столько сил. Доусон отлично это понимал и сочувствовал крестному. Ничего подобного он не заслуживал. Но как исправить положение? Доусон не знал и поэтому злился.
— Почему этот Кнуц вообще счел нужным ввести тебя в курс дела? — резко спросил он.
— Он знает, сколько лет я ловлю этого мерзавца и его сожительницу, — ответил Хедли. — Мы с ним вместе работали в Теннесси в конце восьмидесятых, когда я расследовал одно из преступлений этой кошмарной парочки. Тогда-то я и сказал ему, что у меня с этими типами личные счеты. И вот теперь Кнуц сообщил мне последние новости… Впрочем, ему уже известно о моей отставке, так что с его стороны это скорее любезность по отношению к другу и без двух недель бывшему коллеге… Именно поэтому, кстати, Кнуц постарался не сообщить мне ничего лишнего — никаких подробностей. Он, впрочем, намекнул, что очень тщательно исследовал прошлое этого Вессона, пытаясь найти хоть что-то, что связывало бы его с Карлом и Флорой.
— Ну и как? — Доусон вопросительно приподнял бровь. — Твой старый приятель что-нибудь нащупал?
— Ничего. Ровным счетом ничего. — Хедли покачал головой. — Копия свидетельства о рождении, которую Джереми представил, когда завербовался на военную службу, была выдана в Огайо. Судя по этой бумажке, он появился на свет в семье мистера и миссис Вессон, которые растили и воспитывали своего единственного ребенка вплоть до совершеннолетия. Школу он закончил в своем родном городке в Огайо, затем прослушал курс в Техасском технологическом и, наконец, завербовался в морскую пехоту. Обычная история. Ничего примечательного, если не считать бурного романа с женой Уилларда Стронга.
— То есть он никогда не проявлял никаких склонностей к экстремизму или терроризму? — удивился Доусон.
— Никаких, насколько нам известно.
— А что говорит по этому поводу Кнуц?
— Он посоветовал мне оставить все как есть. Так сказать, не ворошить старые угли. У ФБР сейчас и без того хватает забот… ну а если честно, то судьба Карла и Флоры уже давно никого не волнует. Считается, что они, по всей вероятности, умерли. Последнее преступление, которое по некоторым косвенным признакам было совершено шайкой Уингерта, произошло аж в девяносто шестом… Я имею в виду ограбление военных складов в Нью-Мексико.
— Да-а, семнадцать лет назад… — протянул Доусон. — За это время многое могло случиться.
— Но это вовсе не означает, что оба действительно умерли.
— Но, насколько я понял, никакие улики и никакие указания на то, что они живы и продолжают совершать преступления, не попадались тебе уже почти два десятка лет. А раз так, не логичнее было бы предположить, что Карл и Флора скончались?
— К черту предположения! Я должен знать! Понимаешь? Знать наверняка! Только тогда я смогу вздохнуть спокойно.
— Допустим, они состарились и отошли от дел. Какая тебе, в конце концов, разница, живы они или умерли?
— Большая! — отрезал Хедли, бросая на своего воспитанника мрачный взгляд.
— О’кей, я понимаю. — Доусон кивнул. — Но этот капитан-ветеран, который, вероятно, был их сыном…
— Никаких «вероятно», — перебил Хедли. — Я знаю, что был.
— Откуда ты можешь это знать?
— Анализ ДНК не врет.
— Но вдруг эксперты ошиблись?..
— Теоретически такое возможно, но практически… — Хедли покачал головой. — Нет, я уверен, что все так и есть.
— Ладно, пусть это их сын…
— Разве тебе не интересно, где он жил после Голденбранча? Что с ним произошло и как он оказался в Огайо?
— Абсолютно неинтересно.
— Почему-то я тебе не верю.
— А напрасно. Какой смысл рыться в его биографии, если, как ты говоришь, мистер Стронг прикончил этого героического морпеха после того, как застукал его со своей женой?
— А мне кажется, что ты не прочь разобраться в этой истории.
— Вот и нет.
— Тогда сделай это для меня.
— Но ведь он же мертв! — воскликнул Доусон. — Мертв, понимаешь?! На этом ниточка обрывается. Так называемая история закончилась.
— Если ты раскопаешь все подробности его жизни, статья может стать самой сенсационной в твоей карьере.
— Как история Карла и Флоры — в твоей?!
Внезапно оба осознали, что почти кричат. Хедли даже бросил настороженный взгляд в сторону двери, опасаясь, что Ева захочет выяснить из-за чего сыр-бор. Доусон подумал о том же, поскольку добавил потише:
— Почему бы тебе самому не отправиться в Саванну? Там ты и узнаешь все подробности, которые так тебя волнуют.
— Потому что, если это сделаю я, Ева со мной разведется, — проворчал Хедли. — Кроме того, я фактически уже бывший фэбээровец. И если появлюсь в суде, то… Буду выглядеть просто жалко, понимаешь? Как полоумный старик, который свихнулся на своей работе и не понимает, что его время давно вышло.
Доусон пригладил рукой волосы и прерывисто вздохнул. Он искренне и глубоко любил крестного и прекрасно знал, насколько важна для него эта история. Хедли хотел поставить в этом деле точку — только так он мог успокоить свои совесть и профессиональное самолюбие, которое, конечно же, было сильно уязвлено тем, что Карл и Флора столько времени оставались неуловимыми, несмотря на все предпринятые им усилия. И все же Хедли просит слишком многого. Командировка в Афганистан далась Доусону слишком тяжело, ввергла его в глубокую депрессию, которая никак не проходила. Даже в лучшие дни, которые теперь выдавались не слишком часто, он чувствовал себя подавленным и разочарованным. Все его журналистские инстинкты погасли, работа не вызывала ничего, кроме отвращения. Меньше всего сейчас ему хотелось ковыряться в истории, которая вызывала у него серьезные сомнения, несмотря на все уверения Хедли. По большому счету, Доусону было совершенно наплевать, являлся ли покойный Джереми Вессон сыном Карла и Флоры или нет.
— Извини, — сказал он негромко. — Но даже если бы Хэрриет не послала меня в Айдахо с идиотским заданием, я бы все равно не поехал в Саванну. Твой друг Кнуц прав: ворошить прошлое чаще всего бессмысленно.
Хедли бросил на него испытующий взгляд. Но, убедившись, что Доусон не собирается менять своего решения, ничего не сказал, лишь тяжело вздохнул. Его плечи слегка поникли. Плеснув себе еще немного бурбона, он выпил его одним глотком и сменил тему разговора. Чуть позже Ева, заглянув в комнату, пригласила Доусона остаться на ужин, но он отказался, сославшись на необходимость собирать вещи для поездки в Айдахо — к слепым воздухоплавателям. После этого, стараясь как можно реже встречаться взглядом с Евой и Хедли, Доусон поспешил откланяться.
К тому моменту, когда он вернулся в машину, его лицо было обильно покрыто испариной, и жаркая погода была повинна в этом лишь отчасти. Чувствуя, что не в силах совладать с нервами, Доусон на первом же светофоре, где ему пришлось остановиться на красный сигнал, принял еще одну таблетку из заветного флакончика. Пробки на шоссе, ведущем из округа Колумбия в Виргинию, тоже не добавили ему спокойствия и не улучшили настроения. Когда Доусон добрался наконец до своей квартиры в Александрии, он был до крайности раздражен и зол.
Он как раз снимал ботинки, когда засигналил его мобильник — пришло текстовое сообщение от Хедли. СМС гласило:
«Я не сказал тебе еще одну вещь. Думаю, она заинтересует тебя по-настоящему».
Доусон отлично понимал, что Хедли намеренно его дразнит, разжигает любопытство в надежде добиться своего, поэтому ответил:
«А я думаю — она меня НЕ заинтересует».
Ответ пришел через считаные секунды:
«Джереми Вессон только считается мертвым. Тела так и не нашли».
Глава 2
— Мистер Джексон, вы готовы допросить вашего свидетеля?
Помощник окружного прокурора поднялся:
— Да, ваша честь. С вашего позволения, я намерен пригласить в этот зал мисс Амелию Нулан.
Как и большинство собравшихся в зале суда зрителей, Доусон машинально повернулся к широким двойным дверям в дальнем конце зала. Бейлиф уже отворил их и знаком пригласил войти бывшую миссис Джереми Вессон.
Сегодняшнее судебное заседание было третьим по счету. Началось оно с того, что первый свидетель — профессор-ветеринар (его имя и научные регалии были записаны в блокноте Доусона, чтобы в случае необходимости можно было сослаться на показания профессора) — долго и нудно рассуждал о пищеварительном процессе собак вообще и питбулей в частности. Обвинителю понадобилось почти два часа, чтобы продраться сквозь научную терминологию и добраться до фактов. А факты были таковы: в пищеварительном тракте трех из шести питбулей, которых Уиллард Стронг незаконно содержал для участия в собачьих боях (и которых пришлось усыпить, чтобы добыть необходимые доказательства), были обнаружены фрагменты тела его супруги Дарлен.
Второй свидетель, главный медицинский эксперт округа, подтвердил, что упомянутые фрагменты действительно принадлежат миссис Стронг и что они полностью соответствуют ранам, обнаруженным на трупе женщины, который полиция обнаружила в собачьем вольере.
Дарлен, однако, убили вовсе не собаки. Государство требовало для предполагаемого преступника смертной казни. Главный государственный обвинитель Лемюель Джексон — опытный и умный юрист с отличным послужным списком (количество обвинительных приговоров, которых ему удалось добиться, исчислялось двузначной цифрой) — делал все, что было в его силах, чтобы убедить присяжных: расследуемое преступление было совершено с особой жестокостью и, следовательно, преступник представляет собой реальную угрозу обществу. Именно поэтому Джексон особенно настойчиво добивался, чтобы в судебных протоколах непременно нашел свое отражение тот факт, что тело убитой женщины было намеренно помещено в вольер с собаками, которых несколько дней не кормили с целью подготовки к незаконным боям. Додумывать, что произошло дальше, обвинитель предоставил присяжным. И надо сказать, что некоторые из них, наделенные, по всей видимости, непомерно живым воображением, позеленели буквально на глазах.
Образцы крови, найденной на полу вольера, а также кусок кожи с головы с остатками волос на ней, обнаруженный в желудке одного из питбулей, позволяли предположить, что такая же участь постигла и капитана морской пехоты Джереми Вессона.
К тому моменту, когда адвокат обвиняемого Майк Глизон закончил перекрестный допрос медэксперта, на часах было уже начало первого. Судья объявила перерыв на обед до половины второго, хотя Доусон и сомневался, что присяжные и зрители будут в состоянии проглотить хотя бы кусочек.
Но перерыв быстро закончился. В зал вызвали третьего на сегодня свидетеля.
Чтобы лучше подготовиться к работе, Доусон прочел в газетах и в Интернете все, что сумел найти о процессе. Возможно, он даже видел там фотографии бывшей миссис Вессон, которую еще до начала судебных слушаний осаждали репортеры. Но до сегодняшнего дня Доусон почти не обращал на нее никакого внимания.
Сегодня все переменилось.
Женщина, которая быстро шла по центральному проходу, направляясь к свидетельскому возвышению, нисколько не напоминала ту миссис Вессон, портрет которой Доусон набросал в своем воображении. Почему-то ему казалось, что она должна быть похожа на Флору Штиммель, лицо которой он несколько раз видел на ориентировках и объявлениях о розыске. Предполагаемая мать покойного морпеха производила впечатление женщины неотесанной, грубоватой, несдержанной и не слишком образованной, но Амелия Нулан оказалась полной ее противоположностью. Доусон подумал об этом, как только увидел аристократическую бледную руку, которую мисс Нулан подняла, чтобы принять присягу, и ее изящно очерченную скулу, поразившую его совершенством очертаний. Казалось, эта женщина принадлежит к совершенно иной, особой породе людей. Внешностью, манерами, умением держаться она превосходила всех, кто оказался сегодня в зале судебных заседаний, не исключая самого Доусона. Пожалуй даже, в первую очередь — Доусона.
Только потом он обратил внимание на ее костюм. На мисс Нулан была прекрасно пошитая светлая юбка и такого же цвета блузка (правда, из более тонкой материи), поверх которой она надела светло-синий жакет. Густые золотисто-каштановые волосы были собраны в «конский хвост» — не слишком тугой, так что несколько локонов, выбившихся из-под заколки, обрамляли красивое, аристократическое лицо с точеными чертами. Единственными украшениями, которые она себе позволила, были пара пуссетов с бриллиантами и часы на золотом браслете. В целом, мисс Нулан проявила достаточно тонкий вкус, одевшись не слишком шикарно, но и не чрезмерно строго: в самый раз для судебного заседания.
Впрочем, бывшая жена Джереми Вессона и должна была заинтересовать Доусона, поскольку он, как-никак, приехал в Саванну в качестве журналиста. Он просто обязан был задать мисс Нулан множество вопросов, чтобы написать максимально подробный и точный отчет — если не для журнала, то для Хедли. Доусон, однако, сразу почувствовал, что женщина, поднявшаяся на возвышение для свидетелей, разбудила в нем нечто большее, чем профессиональное любопытство. Это обстоятельство, однако, только заставило его разозлиться на себя еще сильнее. Доусон прекрасно понимал, что в его нынешнем состоянии никакие дополнительные осложнения — такие, например, как потеря репортерской объективности, — ему абсолютно не нужны. У него и без этого хватало проблем, с которыми он не мог справиться.
Размышляя обо всем этом, Доусон еще раз мысленно проклял Хедли, который втянул его в это дело. Ехать в Саванну ему совершенно не хотелось, но после того, как крестный выложил на стол свой главный козырь, Доусон понял, что другого выхода у него просто нет. Сборы были недолгими: на следующее же утро он сдал полученный в редакции билет до Айдахо и сел на рейс до Саванны.
Уже из Саванны — стоя в очереди к стойке аренды автомобилей — он позвонил Хэрриет.
— Ты уже в Бойсе? — уточнила редактор.
— Нет. Я решил изменить маршрут, — ответил он и не без мстительного удовольствия подумал о том, как Хэрриет сидит за своим роскошным полированным столом и буквально дымится от бессильной ярости.
— Я дала тебе задание, Доусон.
— А я нашел другое, получше.
— Какое же?
— Это пока секрет.
— Доусон, где ты?!
— Работаю над новой темой. — Он усмехнулся.
— Ты… ты… — Казалось, Хэрриет не находит слов. — Да будь ты проклят!..
— Постараюсь держать тебя в курсе. Как только будут новости, я позвоню. — И он дал отбой, прежде чем Хэрриет успела обрушить на него поток отборнейших оскорблений.
Вынужденный сам оплачивать свои расходы (во всяком случае, в первое время), Доусон снял номер в относительно дешевом отеле. Первым делом он принял душ, потом заглянул в мини-бар, включил «И-Эс-Пи-Эн»[8] и завалился на кровать с ноутбуком в одной руке и доставленным коридорной службой чизбургером в другой. То и дело откусывая от бургера большие куски, Доусон просмотрел сайты новостей, где могли бы найтись материалы относительно убийства, в котором обвиняли Уилларда Стронга. Преступление казалось действительно ужасным, поэтому, когда Доусон закончил читать статьи, в желудке у него образовался плотный комок. Впрочем, Доусон предпочел приписать спазм действию не слишком качественного «Табаско», в который он макал свой бутерброд. В глубине души, однако, приходилось признать, что томатный соус ни при чем. В сотый раз он спросил, зачем позволил Хедли втравить себя в эту авантюру? Его живой и изобретательный ум мог бы предложить десяток причин — реальных и мнимых, — однако все они не имели никакого отношения к истине. Проблема — и Доусон это тоже знал — была вовсе не в Хедли. Проблема была в нем самом. После командировки в Афганистан он был далеко не в порядке, и на поездку в Саванну согласился только потому, что надеялся: новая работа даст ему возможность излечиться, снова стать целым, снова стать собой.
Недаром говорят, клин клином вышибают. Так, может, и это дело поможет ему прийти в себя?
В зоне военных действий Доусон провел почти девять месяцев и до сих пор боролся с последствиями. Впрочем, двх недель, чтобы опомниться, было явно мало. Воспоминания прилипли к нему, словно паутина — невесомая, почти невидимая, но невероятно прочная, — и избавиться от них ему никак не удавалось.
Разумеется, раньше талантливому репортеру не доводилось бывать в таких серьезных переделках, как, вероятно, капитану морпехов. Тому же Джереми Вессону досталось по полной программе — не зря же в дополнение к куче орденов и медалей он заработал посттравматическое стрессовое расстройство[9], которое когда-то называлось «вьетнамским синдромом» и которое, в конечном итоге, стоило Джереми и семьи, и самой жизни. Одно это делало его самым подходящим героем статьи, способной прозвучать современно и остро, хотя именно этой темы Доусону хотелось избежать: в конце концов, он сам испытал — и продолжал испытывать сейчас, — что происходит с нормальным человеком, побывавшим в «горячей точке».
Кроме того, было еще одно обстоятельство, благодаря которому Доусон воспринимал историю капитана Вессона как дело достаточно личное. Его крестного мучил вопрос: действительно ли Джереми был сыном Карла Уингерта и Флоры Штиммель? И если да, то живы ли они или умерли? Сам он мог бы обойтись без ответов на эти вопросы, однако для Хедли это было жизненно важно. Доусон чувствовал себя обязанным сделать для крестного все, что было в его силах.
Вот почему он все же вылетел в Саванну, хотя и проклинал себя на все лады за то, что связался с этим делом. Впрочем, с журналистской точки зрения история капитана Вессона действительно была настоящим кладом. Ни один репортер на его месте не смог бы устоять перед соблазном написать сенсационную статью о человеке, который, являясь потомком скрывающихся от правосудия террористов и убийц, получил нормальное воспитание и образование, а потом достойно служил своей стране в рядах вооруженных сил, пока в конце концов не вернулся с войны морально и психологически сломленным, что и привело его к трагической и бесславной смерти.
С точки зрения Доусона, это был современный американский вариант классической древнегреческой трагедии, способный стать основой не только для журнальной статьи, но и для полноценного романа.
Обо всем этом Доусон размышлял почти до вечера. Потом он выключил ноутбук, принял снотворное, проглотил «Пепто-бисмол»[10], чтобы нейтрализовать действие «Табаско», и улегся в постель. Минут через десять Доусон снова встал, чтобы принять еще одну таблетку, только на этот раз он запил ее большой порцией виски из мини-бара.
Несмотря на это, ночью ему все равно приснился кошмар.
В результате на первое судебное заседание Доусон отправился с тяжелой головой. Он, впрочем, все равно выехал заранее. Конечно, не для того, чтобы занять место в переднем ряду, а наоборот — чтобы сесть сзади, поближе к выходу. Так он мог быстро и без помех уйти, если такая необходимость вдруг возникнет.
Первое заседание суда оказалось достаточно скучным и не радовало сенсационными событиями (большую его часть заняла процедура отбора присяжных). Не дожидаясь окончания, Доусон отправился на Ривер-стрит, где принялся один за другим обходить местные бары в надежде, что это поможет ему скоротать остаток вечера. Помимо виски, в барах хватало доступных женщин, и Доусон невольно подумал о том, что секс хоть на время отвлек бы его от тяжелых мыслей и гнетущих воспоминаний. Но он так и не воспользовался ни одной из представившихся ему возможностей, хотя в предложениях — как замаскированных, так и вполне откровенных — недостатка не было. Нет, он, конечно, знакомился и с женщинами, и с мужчинами, но эти кратковременные дружбы и симпатии длились ровно столько времени, сколько было необходимо, чтобы опустошить один-два стаканчика. После чего Доусон перекочевывал в соседний бар, чтобы снова завести с очередным незнакомцем или незнакомкой ничего не значащий разговор на какую-нибудь отвлеченную тему. Так он убил несколько часов. Бары стали закрываться, и Доусону оставалось только вернуться в отель — в дешевый, грязноватый номер, где его терпеливо дожидались тревожные, пугающие сны.
Примерно в том же ключе прошел и второй день. Репортер уже начал подумывать о том, под каким благовидным предлогом мог бы отказаться от работы на процессе. И только появление бывшей жены Вессона заставило его изменить свое отношение к происходящему.
Ладонь, которую Амелия положила на Библию, чтобы принести клятву «говорить только правду и ничего, кроме правды», слегка вспотела, и, садясь на скамью для свидетелей, она незаметно вытерла ее платком. Подняв взгляд, она увидела направляющегося к ней Джексона.
— Позвольте поблагодарить вас, мисс Нулан, что вы смогли прийти сюда сегодня, — вежливо начал помощник окружного прокурора. — Будьте добры, назовите ваше полное имя и фамилию. Это необходимо для протокола заседания.
— Амелия Вэр Нулан.
— Это ваша девичья фамилия?
— Да. Я решила вернуть ее себе сразу после развода с Джереми.
Джексон слегка улыбнулся:
— В нашем штате фамилия Нулан известна многим.
— Благодарю вас, сэр.
Джексон снова улыбнулся и, обернувшись, посмотрел туда, где за отдельным столиком сидели обвиняемый и его адвокат.
— Скажите, пожалуйста, мисс Нулан, вам знаком ответчик?
Впервые с тех пор, как она вошла в зал суда, Амелия посмотрела на Уилларда Стронга. Он сидел, опустив мясистые плечи, и мрачно смотрел на нее исподлобья. Лоб у него был массивным и низким, а глубоко посаженные глаза излучали угрозу. Уиллард был аккуратно причесан и даже одет в костюм, который выглядел бы достаточно прилично, не будь он ему мал минимум на размер, а то и на два. Однако это обстоятельство не казалось Амелии ни комичным, ни нелепым. Напротив, от всей его неподвижной фигуры так и веяло грубой, почти животной силой и опасностью.
— Да, — подтвердила Амелия, стараясь, чтобы ее голос не дрожал. — Нас познакомил Джереми.
— Не припомните, когда именно это произошло?
— Двадцать второго февраля 2011 года, — без промедления ответила она.
— Вы запомнили точную дату? Почему?
— В этот день моему старшему сыну Хантеру исполнилось четыре года.
— Не могли бы вы рассказать суду, при каких обстоятельствах вы познакомились с ответчиком?
— Тогда… тогда мы с Джереми уже жили отдельно, хотя еще не были разведены официально. До конца бракоразводного процесса я была назначена временным опекуном обоих наших сыновей. Я разрешила Джереми прийти на день рождения к Хантеру. Но он заявился не один. С ним были Уиллард и Дарлен Стронг.
— Вам приходилось встречаться с этими людьми раньше?
— Нет, никогда, но их имена были мне знакомы. Джереми их часто упоминал.
— Как бы вы описали их в тот день? Как они выглядели?
— Вы имеете в виду…
— В каком состоянии все трое приехали на день рождения вашего сына?
— Они были пьяны.
Адвокат Стронга вскочил:
— Протестую, ваша честь!
— Хорошо, я попробую перефразировать вопрос, — быстро сказал Джексон, прежде чем судья успела вмешаться. — Скажите, мисс Нулан, не показалось ли вам, что все трое ваших гостей выпили слишком много спиртного?
Глизон попытался снова заявить протест, но судья жестом остановила его:
— Пусть мисс Нулан ответит.
Джексон сделал Амелии знак продолжать.
— Ну, я уже видела Джереми пьяным, — сказала она. — И не один раз. Некоторые люди, когда выпьют, бывают очень веселыми и пытаются шутить, но Джереми был… другим. Совершенно другим. Он становился угрюмым, раздражительным и… В общем, как только он приехал, я сразу разглядела знакомые признаки. Его глаза налились кровью, а улыбка была больше похожа на… на злобную ухмылку. И он вел себя агрессивно. Правда, в тот день он и Стронги много смеялись, но совершенно не к месту, и… — Амелия ненадолго замолчала, с трудом подыскивая слова, чтобы описать поведение мужа в тот день. — В общем, они смеялись совершенно без повода, как смеются перебравшие алкоголя люди.
— В каком часу они приехали к вам? — мягко спросил Джексон.
— Мы начали праздновать день рождения в двенадцать… В двенадцать дня, — уточнила она. — Джереми и Стронги приехали минут за пятнадцать до этого.
— Скажите, мисс Вессон, когда вы заметили признаки опьянения, вы сделали замечание вашему бывшему мужу?
— Да.
— И что он сказал в свое оправдание? Как объяснил, что напился еще до полудня?
— Джереми сказал, что они приехали с какой-то вечеринки, которая состоялась накануне. Мол, они веселились всю ночь и еще не протрезвели.
— Они? — снова задал вопрос Джексон. — То есть ваш бывший муж, мистер Стронг и его жена?
— Протестую! — снова подал голос адвокат Уилларда. — Обвинитель задает свидетелю наводящие вопросы.
Судья удовлетворила протест, но Джексон все же сумел добиться того, чего хотел: присяжные поняли, что в упомянутой вечеринке принимали участие только трое — супруги Стронг и Джереми Вессон.
Краешком глаза Амелия заметила, что Уиллард наклонился к своему адвокату и что-то пробормотал. В ответ Глизон решительно покачал головой, словно призывая подзащитного к молчанию. Что сказал Стронг, Амелия не расслышала, но не сомневалась, что это вряд ли был комплимент.
— Итак, — продолжал тем временем обвинитель, — мы выяснили, что ответчик, его жена и ваш бывший супруг появились на дне рождения вашего сына в совершенно неподобающем для детского утренника состоянии. Будем считать сей факт установленным. Надеюсь, ни у кого из уважаемых присяжных нет на этот счет никаких сомнений. А теперь, мисс Нулан, не могли бы вы рассказать суду, что случилось дальше.
Амелия прикрыла глаза и на мгновение задумалась: перед ее мысленным взором снова промелькнула злобная гримаса Джереми.
— Я попросила их уехать, — сказала она тихо. — К тому времени начали собираться и другие гости, но они пока находились в саду, а я… Я не хотела, чтобы кто-то из них видел Джереми в таком состоянии. Мне было стыдно за него и за себя.
— Как ваш бывший муж отреагировал на вашу просьбу?
— Разозлился. Он сказал, что имеет право повидаться с сыном в день его рождения и я не посмею ему помешать.
Глизон снова вскочил:
— Ваша честь, я протестую! Какое отношение имеют эти показания к расследуемому делу?
— Самое прямое. Я это докажу, если ваша честь позволит задать свидетельнице еще несколько вопросов, — мгновенно парировал Джексон.
— Протест отклоняется, — решила судья и попросила Джексона продолжать. Кивнув, обвинитель снова повернулся к Амелии.
— Что ж, мисс Нулан, давайте не станем тратить время и заодно побережем нервы уважаемого адвоката защиты, — проговорил он с легкой усмешкой. — Расскажите суду, чем закончилось ваше столкновение с бывшим мужем.
— Я сказала Джереми, что он слишком пьян, чтобы нормально общаться с детьми — да и с другими гостями тоже. После этого я еще раз потребовала, чтобы он немедленно уехал. Но Джереми отказался наотрез. Мне даже пришлось пригрозить, что я вызову полицию, а потом получу судебное предписание, запрещающее ему приближаться к детям.
— И как он отреагировал на угрозу?
— Он… он буквально взбесился. Начал ругаться и обзывать меня всякими словами. Еще Джереми сказал, что наши сыновья — это его плоть и кровь и он никому не позволит встать между ним и детьми. В общем, сцена получилась очень некрасивая.
На самом деле это был сущий кошмар. Услышав крики, гости — друзья Хантера из подготовительного класса и их родители — вошли в дом, чтобы выяснить, в чем дело. Сам мальчик тоже увидел и услышал пьяного, сквернословящего отца — и расплакался от страха. Заплакал и ее младший — Грант. Тогда ему было всего полтора года, однако и в этом возрасте он уже научился бояться собственного отца.
Опустив голову, Амелия долго смотрела на свои влажные руки, которые нервно теребили мятый носовой платок. Лишь сделав над собой усилие, она сумела расплести пальцы и положить руки на колени. К счастью, подумала она, ее детям больше нечего бояться. Их отец мертв, и это… хорошо. Хорошо для всех.
— Мисс Нулан?..
Она подняла голову и слегка расправила плечи.
— Извините, я прослушала вопрос.
— Скажите, как вели себя Уиллард и Дарлен Стронг пока… пока разыгрывалась эта неприятная сцена?
Не удержавшись, Амелия бросила быстрый взгляд в сторону стола, где сидел Уиллард, и вздрогнула, снова ощутив исходящую от него злобу.
— Мистер Стронг, он… он поддакивал Джереми. Провоцировал его.
— Не могли бы вы рассказать об этом несколько подробнее? Как именно он это делал?
— Ну, он говорил что-то вроде того, мол, если бы Дарлен посмела так с ним разговаривать, ей бы это просто так не сошло.
— Как вам кажется, что именно имел в виду мистер Стронг — физическое воздействие или…
— Протестую, ваша честь! — выкрикнул Глизон. — Обвинение снова задает свидетелю наводящие вопросы.
— Протест принят, — решила судья, и Джексон принес защите свои извинения — не слишком искренние, как показалось Амелии. Потом он снова обернулся к ней.
— Поставим вопрос по-другому, — проговорил он. — Слышали ли вы, как мистер Стронг угрожал своей жене насилием?
На мгновение Амелия закрыла глаза, а когда открыла — посмотрела прямо на скамью присяжных.
— Джереми схватил меня за руку… вот здесь. — Она положила руку на бицепс. — Он тряс меня, а мистер Стронг сказал: «Ты с ней слишком церемонишься! Если бы Дарлен посмела мне угрожать, я бы ей башку открутил, а тело бросил собакам!»
После этих слов в зале воцарилась мертвая тишина. Казалось, на несколько мгновений присутствующие даже перестали дышать. Лишь некоторое время спустя люди снова зашевелились, зашаркали ногами, кто-то откашлялся. Доусон заметил, что присяжные тоже замерли на несколько секунд, до глубины души потрясенные рассказом Амелии Нулан. Нет, подумал он, Лем Джексон явно не глуп и знает, как добиться своего. Вот и сейчас он пристально посмотрел в глаза каждому из присяжных и только потом сдвинулся с места. Подойдя к своему столу, помощник окружного прокурора взял в руки какую-то папку, раскрыл и стал переворачивать страницы, словно разыскивая какую-то важную запись. Доусон, однако, сомневался, что Джексон так уж нуждается в справочных материалах. Эта пауза нужна была ему только для того, чтобы выиграть время и дать присяжным возможность как следует запомнить показания свидетельницы.
Прежде чем Джексон успел задать очередной вопрос, Амелия Нулан попросила стакан воды. Пока несли воду, судья объявила пятиминутный перерыв, чтобы присутствующие могли перевести дух и слегка размять онемевшие от долгого сидения члены. Сам Доусон использовал это время, чтобы отправить два СМС-сообщения. Первое было адресовано Хедли.