Адвокат дьяволов Беляк Сергей

Sympathy for the Devil

16 января 2013 года в центре Москвы был застрелен один из главных российских криминальных авторитетов, 75-летний вор в законе Аслан Рашидович Усоян, более известный под прозвищем Дед Хасан.

Это была далеко не единственная насильственная смерть криминальных лидеров такого уровня в постсоветской России. Сильвестр, Отарик, Япончик, Дед Хасан… Подобные смерти за двадцать с лишним лет смутного времени стали для нас привычны, превратившись в характерные приметы нашей повседневной жизни. Такие же, как заказные убийства политиков и журналистов, махинации на выборах, продажа депутатских мандатов, министерских и губернаторских должностей, непрекращающиеся коррупционные скандалы, слэм претендентов в борьбе за власть и лучшее место у кормушки в последние годы правления Бориса Ельцина, постоянное перераспределение капиталов и собственности среди его друзей и друзей пришедшего ему на смену преемника — Владимира Путина. Криминальный мир, разумеется, не оставался от всего этого в стороне.

Где нелегальный бизнес и незаконные сделки, сокрытие доходов и черный нал, там и криминал. Это — аксиома. Так было в 60-70-х годах прошлого века, когда советские воры и налетчики (будущие «короли» российского преступного мира) рэкетировали цеховиков, торгашей-спекулянтов, ювелиров и стоматологов. Так было и в 90-х, когда проводилась приватизация, включающая залоговые аукционы, в результате которых в собственность нескольких коммерческих банков перешли государственные пакеты акций таких крупных компаний, как «Норильский никель», «Сибнефть» и ЮКОС.

Махинацию с залоговыми аукционами придумал не Япончик и не Дед Хасан. Ее придумал Владимир Потанин, и она была гениальна! Суть ее заключалась в следующем.

У нового государства — Российской Федерации — денег катастрофически не хватало. Но в правительстве сидели свои люди. И вот хитроумный Потанин предложил провести среди коммерческих банков залоговые аукционы.

Победители этих аукционов, за обязательство предоставить правительству кредит, получали в качестве залога госпакеты акций ряда крупных компаний. Акции эти передавались лишь на время. «На время» — это же не преступление! А вот если правительство в установленные договорами сроки не возвратит полученные кредиты, то тогда государственные пакеты акций перейдут в собственность банков. Все по-честному!..

Инициативу Потанина поддержали первый вице-премьер правительства Анатолий Чубайс, вице-премьер Олег Сосковец и — все лидеры российского преступного мира. А организацию проведения таких аукционов поручили Альфреду Коху — первому заместителю председателя Госкомимущества, а позднее — еще одному вице-премьеру правительства России.

В итоге в конце 1995 года Министерство финансов заключило с победителями аукционов сразу дюжину договоров кредита под залог акций, принадлежащих государству. Надо ли пояснять, что некоторые из этих «победителей» вдобавок ко всему еще и «кредитовали» правительство не своими, а государственными деньгами, которые Минфин заранее размещал на их счетах, а потом они же переводились по договорам правительству РФ?…

«Если бы мы, — оправдывался позднее Анатолий Чубайс, — не провели залоговую приватизацию, то коммунисты выиграли бы выборы в 1996 году…» Но он привычно лукавил.

Через 15 лет фиктивный характер залогового аукциона по приватизации «Сибнефти» подтвердил Роман Абрамович. «Сговор Березовского и его партнера Бадри Патаркацишвили с другими участниками торгов, — заявил он под присягой в лондонском суде, — позволил им избежать конкуренции и купить компанию за стартовую цену».

«Мы наблюдаем, как агонизирует клептократическая система ельцинской России, — писал на страницах журнала Forbes Пол Хлебников. — Вопиющий пример порочности приватизационной эпохи — пресловутые залоговые аукционы 1995–1997 гг., обеспечившие Ходорковскому его состояние…

Покупая у государства активы в ходе такой закулисной сделки и по столь заниженной цене, вы рискуете, что ваши права на новую собственность никогда не будут надежно защищены. Сограждане будут считать вас мошенником, а государство — скорее хранителем активов, чем их подлинным владельцем».

«В то время я не вполне понимал, какую цену нам придется заплатить, — признался в конце концов и Чубайс. — Я недооценил то глубокое чувство несправедливости, которое зародилось в людях».

Не потому ли сразу после освобождения Михаила Ходорковского из лагеря бывший олигарх заявил, что он не имеет никаких претензий к властям и не будет бороться за отнятый у него бизнес? И политикой заниматься тоже больше не будет. Вот и все. Лидера оппозиции из него не получилось.

Не потому ли Потанин, Прохоров, Абрамович, Усманов, Дерипаска, Вексельберг и прочие наши олигархи-полуолигархи безропотно выполняют указания президента Путина, финансируя все его затеи, включая и самые безумные? А часто, чтобы понравиться Кремлю, проявляют и собственную инициативу, действуя, что называется, на опережение: то яйца Фаберже скупают по всему миру, то выкупают у американцев старые советские мультфильмы.

А вот уже и сам Потанин задумался о бренности жизни и учредил благотворительный фонд своего имени. Да и многие другие его партнеры по бизнесу, друзья и приятели той поры занялись благотворительностью или сделались вдруг истово верующими людьми.

Нет, я, конечно, могу заблуждаться, и причины всего этого не в их раскаянии и желании как-то загладить свою вину и замолить грехи, а в чем-то совершенно ином: например, в желании следовать за модой или все в том же неистребимом во многих людях холуйском желании следовать за своим хозяином.

В последние годы победителей тех залоговых аукционов «крышуют» уже не члены криминальных сообществ, а сотрудники МВД и ФСБ. Но сбрасывать со счетов криминальный мир наши олигархи и живущие за счет взяток и «откатов» чиновники не собираются: с представителями этого мира они когда-то сотрудничали, некоторые вместе начинали, и, как знать, может, еще придется вместе и посидеть. Как Ходорковскому и Изместьеву.

В день убийства Деда Хасана я находился в Испании и о случившемся узнал из новостей.

По сообщениям СМИ, Усоян был убит при выходе из ресторана «Старый фаэтон» на Поварской улице, недалеко от здания Верховного суда России. По данным полиции, неизвестный снайпер, расположившийся на лестничной площадке в доме напротив ресторана, стрелял из бесшумного автомата «Вал». Ранение в шею оказалось для Деда Хасана смертельным. Испанская газета El Pais написала тогда, что Аслан Усоян «умер достойно, если исходить из кодекса чести, которым руководствуется российский криминалитет».

Версии его убийства оперативники и наблюдатели выдвигали разные, но всем было очевидно одно: главная причина преступления заключалась в том самом перераспределении собственности, которое способно вызвать не только криминальные, но и гражданские войны. Особенно в смутные времена.

Находясь за границей, где почему-то боятся «русскую мафию» больше, чем охвативший Западную Европу экономический кризис и заполонивших их города китайцев, турок, арабов и цыган, не платящих налоги и доставляющих реальные хлопоты правоохранительным органам, я вся чески старался избегать разговоров на тему гибели Деда Хасана. Но российские журналисты непрерывно доставали меня вопросами об этом человеке либо просили прокомментировать его убийство.

Я устал повторять им, что покойного лично не знал, никогда с ним не встречался, а то, что слышал о нем (при его жизни от сведущих людей), не идет ни в какое сравнение с теми отвратительными историями, которые рассказывали мне, к примеру, о том же Путине люди из его окружения! Или о Сечине, Суркове, Сердюкове…

«А может, вы думаете, — говорил я самым неверующим, — что покойные ныне «выдающиеся государственные деятели России» Черномырдин и Ельцин были умнее, честнее или более законопослушны, нежели Дед Хасан?…» Беспринципность, коварство и пренебрежение к закону каждого из первых двух не идет ни в какое сравнение с тем, чем грешили вместе взятые Дед Хасан, Япончик, Отарик, Марик и прочие ушедшие в мир иной криминальные авторитеты.

Это если честно.

Пусть зло побеждает зло! Не перестаю это повторять. Но с учетом того, что Аслан Усоян все-таки умер, скажу лишь одно: «Царство ему небесное!» А то, что произошло и что за этим последует, уверен, Россию богаче, свободнее и более уважаемой в мире страной не сделает. Как не станет богаче и счастливее наш народ. Не от Деда Хасана это зависело и не будет зависеть от тех, кто сменит его на российском криминальном троне.

Но уж коль я упомянул некоторых из его друзей и коллег по криминальному бизнесу, то следует заметить, что среди них было и есть немало людей весьма колоритных. О Япончике (Вячеславе Иванькове) и Отарике (Отари Квантришвили) писалось и говорилось много. А вот о Марике (Марке Мильготине) — значительно меньше. Думаю, пока не поздно, надо бы этот пробел чуть-чуть восполнить.

Марк Захарович Мильготин, 1949 года рождения, похоронен на том же Хованском кладбище в Москве, где нашел упокой двумя месяцами позже и Аслан Усоян. Только Марик умер не от пули, а вполне обыденно — в больнице от онкологического заболевания. Как и Дед Хасан, он был неоднократно судим, сидел за незаконные валютные операции, мошенничество, кражи, торговлю оружием и наркотиками, но все это в основном в советские времена, когда власть в стране была жестче, коррупция — меньше и законы большинством людей все-таки соблюдались. В 90-х годах Марика, правда, несколько раз задерживали и даже арестовывали — то за хранение наркотиков, то за драку, устроенную им в центре Москвы с каким-то предпринимателем, которого он якобы даже хотел в сердцах пристрелить, — но все обходилось благополучно: Марка Захаровича всякий раз отпускали да еще и приносили ему извинения.

Стала известной фраза, которую он в те годы с гордостью сказал своему другу — вору в законе Вячеславу Сливе: «Не нашелся еще тот советник юстиции, который подпишет нам обвинительное заключение». Впрочем, говорил он это не только одному Сливе.

Сам Марик между тем вором в законе не был. Он считал, что «это предполагает в первую очередь не материальные блага, а огромную ответственность». И когда ему предложили короноваться в «законники», с благодарностью отказался.

«Марк Захарович был огромный человечище! Человек правильный, старой формации», — говорили о нем после его смерти знакомые и друзья. И (о ужас!) с этим соглашаются практически все знавшие его оперативники, следователи и прокуроры.

Мне довелось видеть его лишь дважды, и оба раза, можно сказать, случайно. Причем второй раз — незадолго до его смерти. Марк Захарович был болезненно худ, но, как и прежде, элегантен. Его вытянутое лицо с глубокими морщинами, большие, изящные очки и крупный нос напомнили мне сразу двух людей, одинаково мною любимых: композитора Микаэла Таривердиева и гитариста The Rolling Stones Кита Ричардса. Наверное, в Марике и впрямь было что-то от них обоих: благородная элегантность Таривердиева и веселое раздолбайство не стареющего душой Кита.

А вот один мой друг-адвокат знал Марика близко. Он много лет оказывал тому правовую помощь и даже успел подружиться. Они вместе посещали ночные клубы, адвокат бывал у него дома, Марик приглашал его на свои дни рождения.

Большой загородный дом Марика, по словам Алексея Николаевича (так зовут моего коллегу), в праздники всегда был полон людей. Друзья и приятели, воровская элита и простые жулики, антиквары и коммерсанты, «авторитетные предприниматели» и бизнесмены средней руки, юристы, артисты, охранники, водители, домашняя прислуга — все беспорядочно, но без суеты передвигались по дому из комнаты в комнату, оживленно общаясь друг с другом, в то время как кто-то, в явном подпитии, дремал прямо в гостиной на диване, кто-то сидел там же в кресле, молча уставившись в телевизор, кто-то возился с едой на кухне. В доме вкусно пахло жареным мясом и пряностями. На столе среди хаотично расставленной посуды, хрустальных ваз с фруктами и серебряных приборов стояли бутылки с вином, коньяком и водкой. Тяжелые шторы и скатерти, антикварная мебель, камин, кожа и мех.

Согласитесь, все это (даже без плюша и бархата, но не исключено, что там были и они) напоминает «нехорошую квартиру» на Большой Садовой, в которой нашел себе приют мессир Воланд со своей свитой. А мне еще это напомнило известную фотографию с разворота альбома «Банкет нищих» (Beggars Banquet) роллингов, навеянную, как и первый его трек «Сочувствие дьяволу» (Sympathy for the Devil), романом Булгакова.

— Приехал я как-то с женой на день рождения Марика, — рассказывал мне Алексей Николаевич, — приехал в назначенный час, с подарками. Жена в вечернем платье, я в лучшем своем костюме, а там вот такая обстановка… На нас внимания никто не обращает, а самого именинника нет. Потом он спустился в зал в длинном халате — оказывается, еще даже и не одевался. А кругом какие-то люди шастают, пьют, закусывают, спят. И рожи у некоторых такие, что упаси господи…

— Леша, чего такой грустный? — спросил Марик адвоката, когда они в конце 90-х встретились однажды в ресторане. Марик, пребывавший в хорошем настроении, улыбался и говорил низким, хриплым голосом, словно насытившийся удав Каа из мультфильма «Маугли».

Алексей Николаевич отмахнулся было, но потом под напором Марика все же рассказал, что его беспокоило: один коллега, в недавнем прошлом прокурорский работник, не отдавал ему деньги, полученные от клиента в качестве оплаты за выполненную ими совместно работу.

— Вначале тянул, тянул, а сейчас не желает и разговаривать: дескать, он сам все сделал и я тут ни при чем. Хотя клиент был мой, и схему придумал я…

Сумма, о которой велась речь, была не такой уж и большой, а для Марика вообще пустяковой, — 10 тысяч долларов. Но, выслушав адвоката, он вызвался ему помочь, тем более что должник, как оказалось, завтра с утра должен был участвовать в одном с ним судебном процессе.

— Да не надо, — отнекивался адвокат, — сам разберусь.

Но куда там! Марка Захаровича было не переубедить:

— Леша, я просто с ним поговорю. — К тому же он находился уже навеселе. — Короче, завтра к десяти буду, жди, — заключил Марик.

«Ну, ладно, время позднее, Марик пьян, завтра и не вспомнит», — подумал адвокат, наполняя вином опустевший бокал Мильготина.

Он и впрямь не хотел вмешательства Марика в свои дела, потому что именно завтра с его должником перед началом судебного заседания должны были встретиться и «просто поговорить» люди, способные, как считал Алексей Николаевич, быть убедительными и решить данную проблему.

С Мариком они расстались глубоко за полночь.

В 9 утра, чуть отдохнув и приведя себя в порядок, Алексей Николаевич приехал на Таганку и нетерпеливо поджидал у здания суда тех, кто должны были объяснить его коллеге (до того, как тот успеет войти в суд), что такое хорошо и что такое плохо.

Вскоре они появились на черном «мерседесе-гелендвагене», минут двадцать постояли вместе с адвокатом, но потом вдруг захотели «отлить» и пошли в ближайшие дворы в поисках, где это можно сделать. Еще было прохладно, но весна чувствовалась уже во всем: приветливо светило солнышко, набухали на деревьях почки, весело чирикали воробьи. И этим парням было так хорошо, что когда они вернулись, то с недоумением услышали от адвоката, что они «мудаки», которые «не могли потерпеть» и в итоге «прозевали человека», уже вошедшего в суд.

— Алексей Николаевич, ну, извини. Мы не думали, что так получится, — начали оправдываться парни. — Хочешь, завтра приедем?…

— А надо было думать! Ладно, валите отсюда, — прогнал их раздосадованный адвокат.

И только они отъехали, как возле него остановился еще один мерс, из которого в сопровождении двух братков с бульдожьими мордами вышел Марк Захарович. Одет он был в светло-бежевое кашемировое пальто, на его шее из-под расстегнутого воротника белой сорочки блестела золотая цепь, а глаза, уставшие от бессонной ночи, прикрывали большие солнцезащитные очки в позолоченной оправе. Такие же очки-капли были и у его спутников.

— Привет, Леша! Он уже здесь? — с ходу поинтересовался Марик. — Пойдем!

— Постой, Марк Захарович, погоди! — попытался остановить его опешивший адвокат. — Он уже в суде! Ты же не собираешься там с ним разговаривать?!

— А чего такого? — невозмутимо ответил Марик и двинулся к входу в здание суда. — Сейчас спокойненько поговорим, и все.

Марик и два его «бульдога» стали подниматься по лестнице на второй этаж старого двухэтажного здания суда, в то время как Алексей Николаевич обреченно плелся за ними.

— Ну, где он? — прохрипел Марик, распахнув дверь зала судебных заседаний.

Большой зал был пуст. Кроме двух каких-то теток (не то свидетелей, не то родственников подсудимых, которых еще не доставили из тюрьмы) и адвоката, одиноко сидевшего за длинным столом у окна, никого там не было. Судья находилась в своем кабинете. Там же, по всей вероятности, была и секретарь.

— Вот он! — указал рукой на своего должника Алексей Николаевич, тут же, правда, спохватившись, что, видимо, ему не стоило произносить это так громко.

Марик и его люди решительно направились к тому, на кого указал адвокат. Возникнув перед ним живой стеной, они закрыли его от присутствующих, и Алексей Николаевич уже не мог от двери хорошо видеть, что происходило дальше, и слышать все, о чем они там говорили. Он только слышал хриплый баритон Марика, различал отдельные его слова и слова адвоката: «Возвращать будешь?», «Что вам надо?», «Ты мне ответь», «Кто вы такие?», «Самый хитрый?», «Я вас не знаю!», «Крысеныш!», «По какому праву?», «Заткнись и слушай»…

Дальше случилось то, чего Алексей Николаевич больше всего и опасался: началась драка.

Марик схватил «крысеныша» за шиворот и встряхнул. Тот попытался освободиться и, махнув рукой, нечаянно сбил очки с носа одного из «бульдогов». «Бульдог», рассвирепев, треснул обидчика в ухо. Марик и второй «бульдог» начали колошматить адвоката так, что тот свалился с лавки под стол и уже оттуда отвечал нападавшим короткими ударами. Марик и его «бульдоги» стали, матерясь, отодвигать стол. Адвокат из-под стола вылезать не хотел и принялся звать на помощь. На его крик из кабинета выскочила судья, тут же появилась и испуганная секретарь. Судья, секретарь и обе тетки дружно заголосили. Судья закричала, обращаясь непонятно к кому: «Где милиция?» (В те годы службы судебных приставов еще не существовало и порядок в судах обеспечивали девочки-секретари и милиционеры-конвоиры.) Потом, вспомнив, наверное, что подсудимых еще не доставили, а значит, и никаких конвоиров в суде нет, судья закричала, обращаясь все к тому же неизвестному: «Вызывайте патрульных по ноль-два!»

В этот момент Марик и его люди оставили, наконец, в покое засевшего под столом «крысеныша» и двинулись к выходу. Их никто не пытался задерживать. По лестнице они спустились не прибавляя шага и вышли на улицу. Марик обнял вышедшего следом за ними Алексея Николаевича, дружески пожал ему руку, сел в машину и с сознанием выполненного долга уехал.

Через пару минут к зданию суда подкатил милицейский «москвич» с нарядом патрульно-постовой службы. Тут же выскочил из суда и тот, с кем только что весьма своеобразно «поговорил» Марик.

— Держите его, держите! — тыча пальцем в сторону все еще находившегося здесь же Алексея Николаевича, закричал адвокат. — Это он привел бандитов, которые меня только что избили и требовали денег!

Патрульные с сомнением посмотрели на прилично одетого и спокойно стоящего в сторонке Алексея Николаевича.

— Он спятил, — ответил тот, предъявив милиционерам свое адвокатское удостоверение. — Пришли какие-то люди, спросили, где найти этого человека. Я показал. Видимо, его знакомые или клиенты. Обманул их, наверное, вот ему и надавали…

Некоторое время еще слышались возмущенные крики «потерпевшего», который пытался призвать в свидетели против Алексея Николаевича судью и секретаря, но те заявили, что момента начала драки не видели и в свидетели не пойдут. «Нет, этот мужчина вел себя прилично», — сказали ментам тетки. Но и они ехать в милицию наотрез отказались.

Заседание суда на время отложили, так как обоим адвокатам все же пришлось в отдел милиции съездить. Там из их уст снова прозвучали две противоположные версии случившегося, но ни один, ни другой о денежных обязательствах друг перед другом не произнес ни слова, и все закончилось ничем. Впрочем, нет, милиционеры — единственные, кто получил от всего этого хотя бы удовольствие: ментов и прокуроров хлебом не корми, дай посмотреть, как клиенты лупят своего адвоката. Такое происходит не часто. Но в 90-х у нас все было через край!

Когда я рассказал про этот случай с Мариком одному приятелю, человеку авторитетному в криминальном мире и хорошо знавшему Мильготина, тот посмеялся, а потом резонно спросил:

— Ну, и что? Помог?

Ответа от меня он не ждал, да ответ и не требовался: после такого о возврате долга следует, конечно, забыть. Но зато как все было весело и благородно! В этом и есть весь Марик!

Вообще-то о «подвигах» Марка Мильготина ходит немало легенд. Чтобы все рассказать, нужно написать целую книгу. И лучше бы — ему самому. Но, к сожалению, пока никто из людей российского криминального мира такого калибра книг после себя не оставил. А жаль.

Но следует понимать и помнить одно: большинство того, что проделывал Марик, можно было осуществить только в смутное время — в такое, например, как выпавшие на его долю лихие 90-е прошлого века и «нулевые» века нынешнего. А вот одна из афер Марика, которую приписывает ему людская молва. Теперь это, можно сказать, классика!

Заместитель начальника милиции одного из южных регионов России очень хотел стать начальником. В общем-то в этом желании полковника стать генералом не было ничего необычного или предосудительного. Тем более что, с учетом национальной специфики региона, должность, которую он хотел получить, называлась не просто «начальник милиции», а «министр внутренних дел республики», что значит — очень большой и очень уважаемый человек!

И все-таки о своем желании он разумно помалкивал и только однажды, находясь на отдыхе вдали от родных мест, позволил себе чуть-чуть расслабиться и пооткровенничать в компании посторонних, но, как он догадался, весьма влиятельных людей.

Слухами земля полнится. Именно так и ответил ему человек, пригласивший его спустя некоторое время в Москву для важного разговора. Полковник намек понял и срочно вылетел в столицу, где его гостеприимно встретили и поселили на Петровке в «Марриотте», а затем в ходе нескольких встреч в отеле, в ресторане «Белое солнце пустыни» и на шикарной даче в Барвихе предложили помощь в получении долгожданной должности и генеральского звания. А также изложили условия этой помощи. 10 миллионов евро для полковника милиции, конечно, многовато, но 8 миллионов — приемлемо. На том и порешили.

Месяц взяли на подготовку и проталкивание документов через Администрацию президента и сбор денег.

Назначение на такую должность производил сам президент страны, а к нему напрямую подобные документы не попадают, в чем и состояла первая трудность дела: требовалось согласовать вопрос с разными чиновниками в Администрации. Вторая трудность заключалась в том, чтобы про готовящееся назначение до поры до времени не узнали в республике те, кто мог бы этому помешать.

— Но вы не волнуйтесь, это все мы берем на себя, — заверили полковника его новые московские друзья. И честно признались, что раньше, при Ельцине, когда региональных руководителей милиции назначал на Житной министр внутренних дел России, они бы не смогли ему помочь. Но Владимир Владимирович Путин, слава Аллаху, взял все в свои руки, и теперь у них есть возможность сделать доброе дело для хорошего человека благодаря надежным связям в президентской Администрации.

Там же и должна будет состояться следующая, решающая, встреча.

Через месяц полковника снова пригласили в Москву. На этот раз его встречали прямо у трапа самолета и на черном БМВ с мигалкой, госномерами Администрации президента и спецпропуском на лобовом стекле доставили на Старую площадь, а затем проводили в здание, где уже много десятилетий вершатся судьбы страны.

— Как долетели? — почтительно поинтересовался у прибывшего посетителя чиновник, встретивший его прямо у дверей подъезда. А когда они молча поднялись наверх, прошли по длинным коридорам и остановились у двери с надписью «Начальник Главного управления президента Российской Федерации по вопросам государственной службы и кадров», шепнул на ухо: — От этой встречи будет зависеть все.

Приемная и сам кабинет были не такими большими, какие привык видеть полковник у руководителей своей республики, мебель не дорогая, да и сам начальник оказался человеком хоть и строгим с виду, но достаточно простым.

Он встретил гостя, выйдя из-за стола и пожав ему руку.

— Видите, у нас тут обстановка деловая, скромная, — сказал он, поздоровавшись, — и от вас мы ждем того же — деловитости и скромности. Мы знаем, какая ситуация сложилась сейчас в вашем регионе, и хотели бы, чтобы новый руководитель Министерства внутренних дел республики был бы человеком не только высокопрофессиональным, но и безукоризненно честным. Вы меня понимаете?

— Так точно! — по-военному ответил полковник.

— Да уж, — задумчиво произнес хозяин кабинета, — работа предстоит огромная! Нужно основательно вычистить эти авгиевы конюшни… Основательно! А уже потом строить новое…

Полковник хотел переспросить: «Какие конюшни?» Но не стал. И только еще больше выпрямился на стуле, показывая всем своим видом готовность сию же секунду броситься выполнять любое задание высокого руководства.

— И тут нам требуется честный, сильный, волевой и, я бы даже сказал, бесстрашный человек. Вы готовы к этому? Вы понимаете всю сложность такой работы?

Начальник Главного управления положил свою крупную ладонь молотобойца на лежащую перед ним на столе папку с бумагами и пристально посмотрел в глаза посетителя.

— Так точно! — снова произнес тот и с чувством добавил: — Понимаю. И все для вас сделаю!

— Для меня делать ничего не надо! — строго оборвал его хозяин кабинета. — Для родины, для своего народа сделайте!

— Так точно! Для родины все сделаю!

— Вот это — другое дело! — улыбнулся начальник. — Ну, что ж, документы у вас в порядке, — он достал из папки бумаги и полистал их, — все необходимые согласования имеются, будем рекомендовать президенту. Только вы нас не подведите! Мы на вас сильно рассчитываем. А указ будет, полагаю, в течение месяца. Готовьтесь…

Выйдя окрыленный из здания Администрации, южный гость встретился со своими московскими друзьями, рассчитался с ними (он правильно понял последние слова чиновника насчет необходимости готовиться), и все на той же служебной машине с мигалкой уехал в аэропорт.

Думаю, излишне пояснять, что никакого указа президента наш претендент на министерское кресло и генеральские лампасы так и не дождался, а всю эту аферу организовал не кто иной, как Марк Захарович Мильготин, он же Марик.

Полковник, сообразивший через месяц, что его надули, просидел, как дурак, у телефона в ожидании чуда еще целых два месяца, после чего вновь поехал в Москву. Там он нашел людей, которые за небольшой презент провели его в здание Администрации президента, где он отыскал тот самый кабинет, в котором встречался с начальником Главного управления президента Российской Федерации по вопросам государственной службы и кадров, но теперь на стене у его двери висела табличка с надписью «Хозяйственный отдел».

Реплика

Но не надо думать, что у всех адвокатов такие же близкие, можно сказать, дружеские отношения со своими клиентами, какие были, к примеру, у моего коллеги Алексея Николаевича с Марком Мильготиным. Скорее это исключение.

Хотя многие прокуроры и менты искренне считают, что это не так и адвокаты, защищающие криминальных авторитетов, жуликов или бандитов, сами, дескать, члены преступных сообществ. Хуже всего, что подобные мысли прививаются студентам — будущим юристам, и делают это преподаватели, пришедшие в вузы из правоохранительных органов. Те, кто, уволившись из прокуратуры, Следственного комитета, ФСБ или полиции, пошел работать в адвокатуру, таких глупостей не говорят. Другие же, кого в адвокатуру не приняли или кто сам не захотел туда идти, привыкнув к гарантированной ежемесячной зарплате, несут своим студентам порой такую ахинею, которую можно объяснить только какими-то личными причинами или тяжелейшим отравлением их обывательского сознания в результате чрезмерного потребления российских детективных телесериалов и книжек Донцовой и Устиновой. Или вы верите, что после двадцати лет рутинной работы в органах человек может мгновенно избавиться от привычки подчиняться приказам свыше, разлюбит грубые ментовские шутки, перестанет быть циником и сделается вдруг творческой, возвышенной личностью, жаждущей научных открытий?…

«Бандиты хотя бы прячутся, стараются не попадаться на глаза, — делятся они своим практическим опытом и обывательскими знаниями с желторотыми юнцами, решающими, как сказал поэт, «сделать бы жизнь с кого», — а их адвокаты нагло мельтешат перед глазами: туда-сюда, туда-сюда, чуть что — пишут жалобы, шастают по кабинетам…»

Что ж тут удивляться, что молодые прокуроры и следователи относятся потом к адвокатам с предубеждением, а известных боятся как огня и всячески избегают.

— Вот моя визитка, — сказал я, познакомившись в кабинете у судьи с гособвинителем по одному из своих дел, которое должно было вскоре рассматриваться. И протянул прокурору визитную карточку. Нам с ним предстояла длительная совместная работа, и я сделал это из вежливости, так как обмен визитками среди новых знакомых стал сейчас чем-то вроде рукопожатия. Но молодой прокурорский работник отшатнулся от меня, как от чумного, и, залившись румянцем, испуганно спрятал руки за спину.

Положение спас судья, который тут же попросил эту карточку для себя. Но неадекватность поведения гособвинителя была настолько очевидна, что мы с судьей некоторое время старались просто на него не смотреть и, заговорив на отвлеченные темы, попытались затушевать возникшую неловкость.

Но мне уже стало ясно, что ничего путного (в смысле интересного, неординарного или хотя бы по-настоящему профессионального) от этого прокурора ожидать не стоит: он будет тупо придерживаться текста обвинительного заключения, написанного следователями, будет весь процесс день изо дня бубнить себе под нос одно и то же, не имея ни силы, ни воли, ни ума отказаться от очевидно недоказанных эпизодов. Так все в точности и произошло.

Однако кое-чем он все-таки меня удивил, — он и его коллега, которому также было поручено поддерживать обвинение. Итак, на второй или третий день процесса они обратились к судье с просьбой переставить их стол куда-нибудь подальше, так как я, по их словам, мешаю им сосредоточиться.

— Адвокат Беляк, — заявили они, — на каждый наш вопрос или пояснение реагирует своими взглядами, покачиванием головы или жестами, что отвлекает нас, заставляет отвечать ему, дополнительно что-то пояснять, оправдываться. Мы так не можем!

— А может, я вас гипнотизирую? — спросил я с улыбкой.

Прокуроры исподлобья смотрели на меня и молчали.

— И куда же я вас, позвольте, пересажу? — В голосе судьи отчетливо звучала ирония. — Разве что ко мне — на подиум. (Стол судьи, как водится, располагался на некотором возвышении.)

— Да, ваша честь, — не поняли шутку прокуроры, — там нам было бы удобнее.

— Ну уж нет! — возмутился судья от такой наглости. — У нас здесь не цирк, а состязательный процесс, где стороны равны. И ваши места с защитой — друг против друга. Будьте любезны сидеть и работать! И впредь не отвлекайте нас по таким вопросам.

В итоге гособвинители остались мучиться «под обстрелом моих взглядов» на своем законном месте, а судья, кроме того, показал всем нам, что он хорошо помнит все, что мы здесь говорим.

Это касалось моего сравнения начатого процесса с цирком, здание которого, кстати, располагалось как раз напротив здания суда. А дело в том, что в первый день процесса, когда мы вошли в зал судебных заседаний (самый большой в суде), то увидели в нем такую картину: у противоположной от председательствующего стены вместо скамей для публики стояло… пианино; столы для защитников располагались длинным рядом вдоль окон; клетка с подсудимыми — через весь зал, напротив; а стол гособвинителей стоял как раз на подиуме, слева от стола председательствующего! И я вынужден был сделать заявление, потребовав поставить столы защитников рядом с подсудимыми, чтобы мы могли свободно общаться, а прокуроров посадить напротив нас, чтобы они ощущали себя равными нам участниками процесса, а не вершителями судеб подсудимых, восседающими рядом с председательствующим.

— А то, что мы видим сейчас, похоже скорее на цирк, — сказал я. — Может, ваш хозяйственник до этого там и работал?… Только подсудимые — не звери. Плясать в клетке под музыку не будут. И мы — не зрители.

К следующему заседанию пианино из зала исчезло, на его месте появились дополнительные скамьи для публики, наши столы переместились к клетке для подсудимых, а стол гособвинителей перекочевал к окошку, напротив столов защитников. И вот прошло несколько дней, как прокуроры предприняли попытку вернуть себе утраченную было позицию. Но безуспешно.

Все это происходило в Иркутске, в областном суде, в начале 2000-х годов, а гособвинителем, испытавшим на себе воздействие моих «чар», был тот самый прокурор Плохотнюк, о котором я уже рассказывал в этих записках.

Сейчас, говорят, он пошел на повышение и, переехав из холодной Сибири в субтропический Сочи, руководит там какой-то районной прокуратурой. Должность, конечно, невелика, но место теплое, а на карте страны, в известном смысле, и ключевое.

Его благодетель — земляк Юрий Чайка, преданно служащий Владимиру Путину генеральным прокурором и заменяющий тому прирученного сокола. А такими вот кадровыми перестановками предусмотрительный Юрий Ильич уже много лет укрепляет свое влияние на местах. Ведь сокол-то он сокол, но, по старой привычке, регулярно оказывается в мусорных кучах различных коррупционных скандалов, как повелось это с ним еще со времен работы в Иркутском обкоме КПСС и в местной прокуратуре. И тут всегда могут пригодиться свои люди, — даже такие зауряднейшие, как Плохотнюк. Такие даже лучше.

Да, годы идут, и вот дочь еще одного героя моих записок — непримиримого борца с коррупцией в лихие 90-е генерал-лейтенанта Валерия Очирова — уже член совета директоров компании «Россети». Там же числится и отпрыск директора ФСО, генерала армии Евгения Мурова. Конечно, быть может, Мария Очирова и Андрей Муров и в самом деле большие специалисты в области электроэнергетики, и, наверное, нет ничего плохого в том, что родители заботятся о своих детях, устраивая их на престижную и хорошо оплачиваемую работу. Но если родители — высокопоставленные чиновники, а детей своих устраивают на работу в одну из крупнейших государственных энергетических компаний страны топ-менеджерами, то вообще-то во всем так называемом цивилизованном мире это называется коррупцией.

Впрочем, нам, как известно, никто не указ: мы живем своим умом! Правда, жить мы хотим все-таки так же, как живут там, в мире цивилизованном. И очень удивляемся: почему это у нас никак не получается? И обижаемся, когда оттуда, из-за бугра, те, на кого мы не обращаем внимания и чье мнение для нас ничего не значит, посматривают на нас как-то искоса, с некоторой опаской.

А чего нас опасаться? Да, все последние годы, как утверждают наши ученые-юристы, «среди разрушительных процессов в России коррупция занимает одно из основных мест». Но — только одно! Другие «разрушительные процессы», как понимаем, тоже имеются, но о них почему-то меньше говорят и ученые, и политики. А о коррупции — сколько угодно! Абсолютно открыто! От высших руководителей страны до студентов. Гласность!

«Коррупция захлестнула современную власть на всех уровнях», — пишут российские студенты в своих рефератах. Советские студенты не так давно писали совсем иное: «Организованная преступность и коррупция, как массовые явления, характерные для большинства буржуазных стран, в советском обществе отсутствуют». И если в этих утверждениях и было преувеличение, то весьма незначительное.

Но вот потом у нас все пошло как-то наперекосяк. И дошло до того, что сам президент России Дмитрий Медведев объявил в 2008 году курс на борьбу с коррупцией! Госдума, следуя заданному курсу, тут же приняла Федеральный закон «О противодействии коррупции», а вместе с ним и целый пакет антикоррупционных законов.

А еще ранее, в 2001 году, по инициативе президента Путина была разработана фундаментальная концепция «Развития судебной системы России на 2002–2006 годы»!

Так что чего нас опасаться? Мы не страшные и вполне цивилизованные — законы сочиняем, щи лаптем не хлебаем, «Эхо Москвы» слушаем.

Правда, 2006 год давно миновал, развитие судебной системы как бы успешно завершено, но людей, обращающихся к адвокатам за помощью, по-прежнему в большинстве случаев интересуют не опыт, профессиональные знания и талант будущего защитника, а знает ли он конкретного судью или прокурора и имеет ли на них «выход».

Слышать такое, конечно, обидно настоящим адвокатам, — настоящим, но не «решальщикам», которых тоже развелось немало, что и не удивительно, ведь спрос рождает предложение. (А «решальщики», как правило, все те же бывшие прокуроры с адвокатскими «корочками». Кому, как не им, знать своих коллег и судей?)

Но это, если хотите, еще и «лакмусовая бумажка» — самый простой и надежный способ проверки того, чем же закончилась на деле путинская судебно-правовая реформа и к чему она привела. Как видим, ни к чему хорошему.

Но не все так плохо: зарплату судьям, прокурорам и сотрудникам правоохранительных органов все же повысили. И правильно сделали, потому что до этого их зарплата была безобразно низкой, просто-таки унизительной.

А теперь в судьи и прокуроры конкурс как в театральные вузы! В Следственный комитет — меньше, так как там, в результате реформы, уже несколько лет полный завал, и не каждый человек способен выдержать такое огромное напряжение нервов и физических сил, которого требует от него современная работа российского следователя.

А вот чтобы молодому специалисту попасть в органы прокуратуры, да еще на хорошую должность, теперь нужно еще и… заплатить. Да, да, не падайте в обморок, мамы и папы будущих прокуроров: нужно дать взятку! И немалую! Об этом тоже знают и открыто говорят многие юристы, включая выпускников юридических вузов и их преподавателей, но только сами руководители прокуратуры, призванные в числе первых противодействовать коррупции, сохраняют по этому поводу абсолютное молчание.

Впрочем, возможно, и нам не стоит слишком уж беспокоиться на сей счет и пугать себя и весь «цивилизованный» мир? В России, как учит нас классика (а Юрий Чайка — большой любитель русской литературы!), мздоимство всегда было в порядке вещей. Да и «оборотни в погонах» — это не люди с песьими головами, чего их бояться?! Вполне обычные с виду — спорт любят, путешествуют, детей растят, в церковь ходят…

Вот, например, взять бывшего начальника Федеральной службы исполнения наказаний генерал-полковника Александра Реймера. Внешне тип крайне неприятный — этакая огромная восьмипудовая жаба, но и ей, как выясняется, ничто человеческое не чуждо. Хотя если бы при назначении на высшие государственные должности в России существовал фейс-контроль, то его вряд ли бы прошли и Чайка с Сердюковым. Посмотрите внимательно на их лица, там же все написано четко и ясно: «Пробу ставить негде!»

Но президент Медведев — плохой физиономист. Он этого не прочитал и назначил Реймера главным тюремщиком России. А тот спустя три года оказался вначале замешан в сексуальном скандале со своей секретаршей, отказавшей ему во взаимности, а потом еще и в махинациях на миллиардные суммы при закупках продуктов для заключенных в колониях. И когда выяснилось, что «этнический немец» Реймер — казнокрад, он быстро, с невероятной скоростью для пузатого генерала, сбежал в Израиль.

Об Анатолии Сердюкове, в связи с коррупцией и развалом Вооруженных сил, сейчас пишут и говорят много, о коррупции в ведомстве Чайки, уверен, еще будут писать и говорить, но Реймер!.. Почему по поводу истории с ним нет такого же возмущения в обществе, какое мы наблюдаем в случае с Сердюковым?! Ведь это невиданный случай, чтобы сбежал за границу, опасаясь судебного преследования за коррупционную деятельность, начальник ГУЛАГа (то есть, пардон, ФСИН)! И — тишина. Может, это потому, что для большинства наших граждан то, что происходит в этом ведомстве, а равно в бесчисленных тюрьмах и лагерях по всей России, не интересно, кажется далеким и малозначительным? И напрасно! Это заблуждение для многих россиян может оказаться трагическим, так как Россия — страна, где от тюрьмы и от сумы лучше не зарекаться…

А я, если выбирать людей, символизирующих «путинскую эпоху», выбрал бы именно эту упомянутую выше троицу: Чайку, Сердюкова и Реймера. Разумеется, можно найти и других, но я бы назвал именно этих. Они, по моему мнению, как никто лучше олицетворяют предательство, ложь, коварство, алчность, лицемерие и холуйство, свойственные подавляющему большинству чиновников этой самой «путинской эпохи».

А среди моих клиентов, наоборот, было и есть немало достойных и очень интересных людей, с которыми я с радостью поддерживал и, по возможности, продолжаю поддерживать близкие отношения. Среди них и те, кого я упоминал выше, и много вовсе неупомянутых.

— Теперь, Сергей Валентинович, ты с нами в одной команде! Мы вместе! — сказали мне как-то за праздничным семейным столом легендарные советские хоккеисты Владимир Петров и Борис Михайлов. Эти их слова, как и теплые слова благодарности в мой адрес, сказанные Владимиром Петровым в интервью журналистам после того, как мне удалось выиграть в суде дело в защиту его интересов (спор был с Федерацией хоккея России, которую в те годы возглавлял Валентин Сыч), дороги мне больше каких-либо наград или почетных званий. Точно так же, как и многолетняя дружба с Эдуардом Лимоновым и другими яркими, талантливыми людьми — известными или малоизвестными, в том числе и теми, кого правоохранительные органы и пресса относят к «лидерам криминального мира». Да, это так, и я не вижу причин скрывать этого! Но все это не делает меня самого преступником, как не делает меня лимоновцем или жириновцем, националистом, коммунистом или антикоммунистом, сионистом, металлистом или хоккеистом. Потому что я — адвокат. И этого вполне достаточно.

Вместо эпилога

Когда книга была уже написана, встал вопрос о ее названии.

Я думал, что это будут «Записки адвоката и сибарита» или просто — «Записки адвоката», как, собственно, и назывались публикации в Интернете глав этой книги, пока она еще создавалась.

Но в конце декабря 2013 года Эдуард Лимонов прислал мне письмо, в котором предложил другое название.

«Теперь о названии, — писал он. — Понимая твое пристрастие к партии сибаритов, уверен, что само слово «сибарит» мало кому что говорит, а те, кому говорит, они тебя и в тексте поймут, сибарит ты или нет, а остальным только мозги засоришь. (Скорее ты — адвокат и парень, который хотел бы стать сибаритом, но не судьба. Мы все сибариты по отношению к нашим вполне скромным родителям.) Предлагаю назвать книгу «Адвокат дьяволов». Они же форменные дьяволы, твои клиенты, разве нет? А второй довод за это название: есть же вполне всем известное выражение «адвокат дьявола». Советую поступить именно так. Даже в случае, если такое название уже когда-то употреблялось, то «Адвокат дьяволов» — уж точно нет. Сильное название. Как Пушкин Гоголю говорю. Жму руку, твой Э. Лимонов».

Прочитав это, я вспомнил, что когда-то газета «Россiя» опубликовала большое интервью со мной и озаглавила его именно так: «Адвокат дьявола». При этом «дьяволом» газета считала Владимира Жириновского. Но и многие другие мои клиенты (тут Лимонов был совершенно прав) не меньшие «дьяволы», чем Владимир Вольфович. И сам Лимонов в первую очередь!

Так появилось это название.

Все остальное вы уже знаете.

Послесловие

«Книга культового персонажа российской действительности, известного московского адвоката, лидера музыкальной группы, фотохудожника, свидетеля эпохи Сергея Беляка», — написал я когда-то на портале «АПН Северо-Запад», где на протяжении нескольких месяцев мы публиковали отдельные ее главы. И действительно, Беляк — мэтр, чья биография не менее интересна, чем истории героев его книги.

Многолетний защитник лидера ЛДПР Владимира Жириновского еще с тех времен, когда ЛДПР называлась ЛДПСС, а звезда Владимира Вольфовича только восходила на политическом небосклоне. Адвокат Эдуарда Лимонова, блестяще защищавший писателя от обвинений в попытке расчленения Казахстана, в терроризме и в создании незаконных вооруженных формирований. Друг лучших отечественных рок-музыкантов, с удовольствием откликающихся на его призывы где-то выступить или записать очередной диск бэнда ADВОКАТ БЕЛЯК. Сценарист и продюсер документального фильма про пытки в Иркутском СИЗО, — фильма, потрясшего воображение российской и зарубежной общественности своими жестокими сценами и откровенными признаниями жертв. Автор фотоальбома «Девушки партии» с портретами одетых и обнаженных нацболок, который едва не был признан экстремистским изданием…

Я познакомился с Сергеем Валентиновичем во время процесса над Лимоновым со товарищи осенью 2002 года. Тогда в провинциальный русский город Саратов перенесся центр жизни ныне запрещенной Национал-большевистской партии. Кто-то из нацболов приезжал давать показания, кто-то жил в городе постоянно, обеспечивая товарищей передачами, кто-то работал со СМИ и приезжавшими на суд политиками. Я прибыл в Саратов тоже как свидетель, но по иронии судьбы — как свидетель обвинения. Следователи, не мудрствуя лукаво, так сильно исказили мои свидетельские показания при их «цитировании» в обвинительном заключении, что те просто идеально легли в общую канву обвинения. Но при этом настоящие мои показания сохранились в деле тоже.

Поражаясь такому неприкрытому идиотизму следствия, я несколько часов проговорил с Сергеем Валентиновичем перед тем, как войти в здание суда. В итоге общими усилиями мы посадили в лужу прокурора, возлагавшего на меня большие надежды. Судья Матросов посмеивался в кулак и подкалывал гособвинителя, который вынужден был извиняться. Лимонов радостно махал мне рукой из клетки, ну, и Беляк был тоже доволен, ведь этот эпизод являлся одной из важных составляющих его плана по развалу дела.

Громкому саратовскому процессу в книге уделено немало места. Однако там есть и много других увлекательных сюжетов. Особенно интересно читать о 90-х годах: мы видим совсем другую страну, отличную от того полицейского государства, которым она стала сейчас. Не разделяя либеральных восторгов об эпохе Ельцина, стоит, однако, признать, что многое из описанного Беляком сегодня представить просто невозможно. Чего стоит одно выступление Александра Лаэртского с песнями из альбома «Вымя» прямо в Государственной думе!

А судьбы различных людей на изломе столетий? Портреты российских политиков и авторитетных бизнесменов, воров в законе и депутатов, революционеров и ментов — целая галерея вполне гоголевских человеческих типов проходит перед нашими глазами!

Публикуя главы из этой книги на интернет-портале, я думал о том, что она, подобно написанному почти двести лет тому назад «Евгению Онегину», вполне может быть названа «энциклопедией русской жизни». Тем более что суд и тюрьма по-прежнему, к сожалению, остаются важнейшей ее частью. И я рад, что это мое мнение совпало с мнением Эдуарда Лимонова, высказанным им в предисловии к книге.

А вот что однажды написала о самом Беляке газета «Завтра»: «Лимонов некогда заметил, что всегда больше ценил шампанских гениев, таких как Константин Леонтьев, Оскар Уайльд или Михаил Бакунин (в противоположность гениальным занудам типа Чехова). Оставим за скобками вопрос гениальности, но Сергей Беляк, безусловно, из «шампанских». И как адвокат, и как художник».

И это, безусловно, так. Свидетельство чему — эта книга.

Андрей Дмитриев