Правдивая ложь Робертс Нора

– Если быть точной, то я не обещала, и я…

– Почти обещала. Где ты?

– В телефонной будке в вестибюле «Беверли-Хиллз».

– Я еду к тебе.

– Нет, черт побери. Пол, перестань играть в отважного рыцаря и просто выслушай меня. – Джулия закрыла глаза, нажала на веки пальцами, надеясь хоть немного притупить головную боль. – Со мной все в порядке. Я в общественном месте.

– Ты валяешь дурака.

– Хорошо, я валяю дурака. Дурочку. – Она не закрыла дверь – просто не смогла запереть себя в стеклянном ящике, – и приходилось понижать голос. – Пол, я должна была уехать. Я чувствовала себя как в клетке. И я думала, я надеялась, что если поговорю с Глорией, то смогу лучше понять происходящее.

Подавив ругательство. Пол уставился на пляж внизу, на набегающие на песок волны.

– И поняла?

– Черт, не знаю. Но я знаю, что должна снова поговорить с Евой. Я немножко успокоюсь, потом поеду домой и попробую.

– Хочешь, чтобы я был с тобой?

– А ты бы… Ты бы мог подождать моего звонка? После школы Сесиль заберет Брэндона к себе… я поговорю с Евой… только я даже не представляю, что скажу ей… Но если бы знала, что, как только все закончится, я смогу позвонить тебе, мне было бы легче.

– Я буду ждать, Джил. Я люблю тебя.

– Я знаю. Не тревожься обо мне. Я справлюсь.

– Мы справимся, – поправил он.

Повесив трубку, Джулия не сразу вышла из отеля. Она еще не была готова встретиться с Евой лицом к лицу. В ней было еще слишком много гнева, слишком много боли. Сколько понадобится времени, чтобы они утихли хотя бы чуть-чуть?

Мужчина, в котором она узнала бы – если бы увидела – увлеченного журналом «инструктора по плаванию» из аэропорта в Сосалито, как тень последовал за ней.

Хватит ходить вокруг да около и изображать Мистера Приятного Парня! Дрейк был настолько взбешен, что залез на крышу своей машины, не беспокоясь о том, что царапает щегольскую краску, а неуклюже навалившись животом на гребень высокой стены поместья, даже не подумал, что может порвать трехтысячедолларовый костюм.

Ева считает его идиотом, мрачно размышляя Дрейк, обдирая ладони о камни. Но он не идиот. Он так умен и предусмотрителен, что, выходя из дома, отключил электропитание охранной сигнализации.

Он умен, предусмотрителен и заботится о своем будущем. И Ева не смеет выставлять его из дома, да еще через свою проклятую секретаршу. Ева его выслушает и поймет, что он не шутит.

Неудачно приземлившись и подвернув ногу, Дрейк заковылял через заросли олив к полю для гольфа. Он обильно потел и задыхался от боли и злобы. Ева не посмеет вычеркнуть его из завещания. Пусть только попробует!

Мужчина, следивший за Джулией, проводил ее до ворот поместья, затем решил объехать территорию и провести остаток дня, не выпуская из виду ворота. Работа была монотонной, но платили за нее хорошо. За сотню баксов в день плюс оплата расходов можно и потерпеть некоторые неудобства: жару, скуку и пластмассовую бутылку, в которую приходится мочиться.

Когда мужчина узнал «Порше», естественное любопытство заставило его остановиться. Пара царапин на крыше подсказала дальнейшие действия. Ухмыляясь, он залез на «Порше» и увидел Дрейка, ковыляющего между полем для гольфа и теннисными кортами.

Мужчине понадобилось лишь мгновение, чтобы решиться перелезть через стену. Умный человек не упустит своего шанса. Внутри он узнает гораздо больше, чем снаружи. И чем больше он узнает, тем больше ему заплатят.

Когда Джулия въезжала в ворота, навстречу ей пулей вылетел «Мерседес» Глории. Даже не взглянув на Джулию, Глория вдавила до упора педаль газа.

– Чуть бампер не потеряла! – крикнул Джо, качая головой, затем улыбнулся Джулии. – Эта дамочка водит хуже моего семнадцатилетнего сына.

– Она выглядела расстроенной.

– Выглядела так же, когда приехала.

– Она долго здесь была?

– Не-а. – Джо отделил от столбика один вишневый леденец и предложил Джулии, а когда она вежливо отказалась, кинул его себе в рот. – Может, минут пятнадцать. Люди так и снуют туда-сюда все утро. Я бы сделал состояние, если бы взимал пошлину.

Джулия знала, что от нее ожидается улыбка, и улыбнулась, – Сейчас у Евы есть посетители?

– Не думаю.

– Спасибо, Джо.

– Никаких проблем. Желаю хорошо провести день.

Джулия вела машину медленно, еще не решив, остановиться у главного дома или ехать дальше… и проехала к гостевому дому. Она еще не готова. Ей необходимо еще немного времени, еще немного пространства.

Выйдя из автомобиля, она сразу направилась к саду и не заметила, как за ее спиной приоткрылась и вернулась на место штора.

Джулия присела на каменную скамью, погрузившись в звуки и ароматы сада: тихое жужжание пчел, шелест птичьих крыльев в густой листве, нежные ароматы жасмина, лилий, олеандров и густой запах только что политой травы и земли.

Она всегда любила цветы и, когда жила на Манхэттене, каждую весну высаживала в ящиках на подоконнике герань. Вероятно, она унаследовала любовь к цветам от Евы… но сейчас не хотелось об этом думать.

Джулия успокаивалась, рассеянно теребя брошь, приколотую утром к жакету. Брошь ее матери, единственной матери, которую она знала. Правосудие. Справедливость. Ее родители посвятили свою жизнь правосудию. И ей.

Она вспоминала, как ее везли в школу в самый первый, страшный день, как успокаивали, укачивали. Вспоминала, как ей рассказывали сказки на ночь. И то Рождество, когда ей подарили сверкающий двухколесный велосипед. Вспоминала свою боль и смятение, когда развод разделил людей, которых она любила больше всего на свете. И как они объединились, чтобы поддержать ее во время беременности. Как они гордились Брэндоном, как помогали ей получить образование. Как больно даже сейчас думать о том, что она потеряла их обоих.

Джулия поднялась, уже более уверенная в себе. Что бы ни было сказано, что бы ни произошло между ней и Евой, ничто не ослабит связь с дорогими ей людьми.

Она всегда будет Джулией Саммерс.

Джулия остановилась у двери, завозилась в сумке в поисках ключей. Когда же она научится не бросать их небрежно в черную бездну? Ее пальцы нащупали ключи, и она удовлетворенно вздохнула, а отпирая дверь, уже строила планы: она выпьет бокал вина, замаринует цыплят на ужин и позвонит Еве. И не будет думать, что скажет. Пусть все случится естественно. А потом она позвонит Полу, все ему расскажет, и он поможет ей разобраться.

Может, на уик-энд они куда-нибудь съездят с Брэндоном, просто чтобы расслабиться, побыть вместе… и подальше от Евы. Бросив портфель и сумку на стул, она уже поворачивалась к кухне… и тут увидела ее.

Джулия не могла даже кричать. Она не могла кричать, потому что перестала дышать.

Должно быть, это спектакль. В любую секунду опустится занавес, и Ева, ослепительно улыбаясь, выйдет поклониться публике.

Ева не улыбалась, не вставала. Она раскинулась на полу, неловко выгнувшись, положив голову на вытянутую руку, как будто прилегла подремать. Но ее глаза были открыты. Огромные, немигающие… безжизненные глаза. Кровь капала из зияющей в основании черепа раны и впитывалась в ковер.

– Ева! – Зашатавшись, Джулия шагнула к ней, упала на колени, обхватила ладонями ее холодную руку. – Ева, нет! – Она пыталась поднять ее, заставить встать на ноги. Кровь впитывалась в ее жакет, блузку.

Потом она закричала.

Потом бросилась к телефону, споткнулась… ничего не соображая, нагнулась и схватила лежавшую на полу медную кочергу. Сверкнула незасохшая кровь. Джулия с отвращением отшвырнула кочергу, дрожащими пальцами набрала 911.

– Мне нужна помощь. – Она с трудом подавила тошноту, но уже захлебывалась рыданиями. – Пожалуйста, я думаю, она мертва. Вы должны помочь. – Как в тумане она слышала утешения и инструкции диспетчера. – Просто приезжайте. Быстрее. – Джулия продиктовала адрес, бросила трубку на рычаг, затем автоматически сняла ее и снова набрала номер. – Пол, ты мне нужен.

На это ушли последние силы. Голос Пола еще жужжал в болтающейся на проводе трубке, когда Джулия подползла к Еве. Чтобы взять ее за руку.

Пол увидел у ворот полицейских. Но он уже знал. Он не смог снова связаться с Джулией, но дозвонился из машины до главного дома, и бьющаяся в истерике горничная все рассказала ему.

Ева мертва.

Пол повторял себе, что это ошибка, какая-то жуткая шутка… Всю долгую и мучительную гонку из Малибу он пытался игнорировать ноющую боль в сердце, сухое жжение в горле. Остановив машину у ворот, он уже не мог обманывать себя.

– Простите, сэр. Туда никому нельзя.

– Я Пол Уинтроп, – мертвым голосом сказал Пол. – Пасынок Евы Бенедикт.

Кивнув, полицейский отвернулся и вытащил из-за пояса портативную рацию. После короткого разговора он махнул полицейскому у ворот и проскользнул на пассажирское сиденье.

– Пожалуйста, проезжайте прямо к гостевому дому. Мне придется сопровождать вас.

Пол ничего не сказал и двинулся по аллее, по которой ездил много раз. Еще полицейские. Рассыпались по всему поместью, как поисковый отряд. Что они ищут? Кого?

Гостевой дом окружен полицейскими машинами и людьми в форме. Треверс сидит на траве, закрыв лицо фартуком. Ее обнимает Нина с мокрым от слез и похожим на маску лицом. Воздух дрожит от треска полицейских раций и рыданий Треверс.

Пол вылез из машины, но приехавший с ним полицейский остановил его.

– Простите, мистер Уинтроп, вы не можете войти в дом.

– Я хочу ее видеть.

– На место преступления допускаются только официальные лица.

Пол знал правила, черт побери, он знал их не хуже этого нахального мальчишки-полицейского.

– Я хочу ее видеть. – Его ледяной взгляд заставил юного офицера задуматься.

– Послушайте, я узнаю, но вы должны подождать. Пол вытащил сигару. Ему необходимо было забить вкус горя и потери.

– Кто здесь главный?

– Лейтенант Нидлмейер.

– Где он?

– За домом. Эй… Стойте. Он ведет расследование.

– Со мной он поговорит.

Они были на веранде. Сидели за ярким столиком, окруженные цветами. Взгляд Пола скользнул по лицу Нидлмейера и остановился на Джулии. Ее лицо было бледным, почти прозрачным, холодным. Она так сжимала стакан, что казалось, будто ее пальцы приклеены к стеклу.

И кровь. На ее юбке, на ее жакете. Паника прорвалась сквозь горе.

– Джулия!

Ее нервы были так натянуты, что, услышав свое имя, она подскочила. Стакан вылетел из ее рук и разбился на плитках. Она качнулась, потому что воздух вокруг вдруг стал густым и серым, потом бросилась к Полу.

– Пол! О боже, Пол! – Как только он обнял ее, она снова задрожала. – Ева… Ева…

– Ты ранена? – Пол хотел отстранить ее, проверить сам, но не смог ослабить хватку. – Скажи мне, ты ранена?

Джулия замотала головой, судорожно глотая воздух. Самообладание. Надо вернуть хоть немного самообладания.

– Ева была в доме, когда я вернулась. В доме, на полу. Я нашла ее на полу.

Пол посмотрел поверх ее плеча. Нидлмейер не шевельнулся, сидел молча и наблюдал.

– Обязательно допрашивать ее сейчас? – резко спросил Пол.

– Самое лучшее время.

Они были знакомы. Они знали друг друга больше восьми лет и за эти восемь лет стали друзьями.

Фрэнк Нидлмейер всегда хотел быть только полицейским и стал очень хорошим полицейским, но даже в сорок лет он был похож на студента-старшекурсника. Фрэнк пережил два неудачных брака, профессия сталкивала его со всеми мерзостями человеческой натуры, однако на его лице не было ни одной морщинки, в густых волосах – ни одного седого волоса, и он упрямо верил, что все можно исправить, просто отсекая зло.

И Фрэнк понимал, как много Ева Бенедикт значила для Пола.

– Она была необыкновенной женщиной, Пол. Мне очень жаль.

– Да. – Пол еще не был готов к соболезнованиям. – Я должен увидеть ее. Фрэнк кивнул:

– Я устрою.

Видимо, Джулия Саммерс и есть та женщина, о которой рассказывал Пол, когда они в последний раз встречались, подумал Фрэнк. Как тогда Пол обрисовал ее? «Она упряма, любит руководить. – Пол глотнул пива из бутылки, ухмыльнулся. – Вероятно, потому, что ей приходится одной воспитывать ребенка. У нее потрясающий смех… но она не часто смеется. Раздражает меня до чертиков. Я по ней с ума схожу». – «Да, да, – сказал тогда разомлевший от выпитого Фрэнк и тоже ухмыльнулся. – Но я хочу услышать о ее теле. Начинай с ног». – «Потрясающие. Совершенно потрясающие».

Фрэнк уже заметил, что относительно ног Пол был прав. Только в данный момент ноги Джулии Саммерс не желали ее поддерживать.

– Пожалуйста, присядьте, мисс Саммерс. Пол может остаться, если не возражаете.

– Нет, я… пожалуйста. – Джулия вцепилась в руку Пола.

– Я здесь. Я никуда не денусь. – Пол опустился на стул рядом с ней.

– Хорошо. Начнем с самого начала. Не хотите еще воды?

Джулия покачала головой. Больше всего она хотела поскорее со всем этим покончить.

– Когда вы вернулись домой?

– Я не знаю. – Она сделала глубокий вдох, выдох. Немного помогло. – Джо. Джо на воротах может вспомнить. Я утром встречалась с Глорией Дюбари, потом просто ездила по городу…

– Ты звонила мне около двенадцати, – подсказал Пол. – Из отеля «Беверли-Хиллз».

– Да, я позвонила тебе, потом еще немного покружила по городу.

– Вы часто так катаетесь? – спросил Фрэнк.

– Мне надо было подумать. Я вернулась сюда как раз, когда уезжала Глория, и…

– Мисс Дюбари была здесь? – прервал Фрэнк.

– Да. Думаю, она приезжала… повидать Еву. Она выезжала из ворот, когда я подъехала. Я поговорила с Джо несколько минут, потом поставила машину перед гостевым домом. Я еще не хотела заходить. Я… – Джулия уронила руки на колени. Пол молча накрыл ее пальцы своими. – Я прошла в сад, села на скамью. Я не знаю, сколько я там сидела. Потом я вернулась к дому.

– Откуда вы вошли?

– С парадного входа. Я отперла парадную дверь… – Ее голос сорвался, и она прижала ладонь ко рту. – Я хотела выпить вина, замариновать цыплят на ужин. И тогда я увидела ее.

– Продолжайте.

– Она лежала на ковре. И кровь…. Я, кажется, подошла к ней, попыталась разбудить ее. Но она…

– Ваш звонок в службу спасения зарегистрирован в час двадцать две. Джулия вздрогнула.

– Я позвонила по девятьсот одиннадцать, затем Полу.

– Что вы делали потом?

– Я сидела с ней, пока они не приехали.

– Мисс Саммерс, вы знаете, зачем мисс Бенедикт могла прийти в гостевой дом?

– Подождать меня. Я… мы работали над книгой.

– Ее биография. – Фрэнк кивнул. – Во время вашей совместной работы мисс Бенедикт не намекала вам, что кто-то желает ей зла?

– Очень многие нервничали. Ева столько всего знала. – Джулия потупилась, затем посмотрела ему в глаза. – У меня есть записи, лейтенант, записи моих интервью с Евой.

– Я был бы очень благодарен, если бы вы мне их передали.

– Они внутри. – Джулия сжала пальцы Пола. – Это еще не все.

Джулия рассказала о взломе, краже, инциденте с самолетом. Фрэнк делал короткие заметки в блокноте, не сводя глаз с ее лица, и видел женщину, готовую вот-вот сорваться и полную решимости не допустить этого.

– Почему о взломе и краже не заявили в полицию?

– Ева хотела справиться сама. Позже она сказала мне, что это был Дрейк… ее племянник Дрейк Моррисон… и что она с ним разобралась.

Фрэнк нацарапал инициалы Д.М. и обвел их кружочком.

– Мне понадобятся и ваши заметки.

– Они вместе с кассетами… в сейфе.

– Я понимаю, что вы пережили, мисс Саммерс, и, к сожалению, ничем не могу вам помочь. Когда немного успокоитесь, вам придется приехать в полицию и сделать официальное заявление.

– Господи, Фрэнк! – воскликнул Пол.

– Обычная процедура. Нам также придется снять у вас отпечатки пальцев, мисс Саммерс, чтобы исключить их из всех, найденных на месте преступления.

– Да, конечно. Я сделаю все необходимое. Вы должны знать… Она была для меня не просто персонажем, лейтенант. Ева Бенедикт была моей матерью.

Какой кошмар!

Фрэнк думал не о месте преступления. Он повидал слишком много последствий насильственной смерти. Он ненавидел и презирал убийство, как самый страшный из всех грехов, но прежде всего он был полицейским, и его работа не располагала к философствованиям. Однако, глядя, как Пол стоит над прикрытым телом, как касается безжизненного лица, он думал о своем друге.

Фрэнк очистил помещение, и эксперты, не закончившие осмотр, не скрывали раздражения. Но иногда приходится нарушать правила. Пол имеет право на пару минут наедине с женщиной, которую любил двадцать пять лет.

Фрэнк слышал движение наверху, куда отослал Джулию с женщиной-полицейским. Ей необходимо переодеться, собрать самое необходимое для себя и ребенка. Какое-то время ни один штатский не войдет в этот дом.

Ева все еще прекрасна, думал Пол. И эта мысль, как ни странно, подействовала на него успокаивающе. Тот, кто убил ее, не смог отобрать у нее красоту.

Конечно, она очень бледная. И абсолютно неподвижная. Закрыв глаза, Пол боролся с новой волной горя. Ева бы этого не хотела. Ему казалось, что он слышит ее смех, чувствует ее ладонь на своей щеке.

"Дорогой, – сказала бы она, – я впихнула более чем достаточно в одну жизнь, так что не проливай из-за меня слез. Я надеюсь… нет, черт побери, я требую, чтобы мои поклонники рыдали и скрежетали зубами и чтобы киностудии закрылись на один чертов день траура. Но я хочу, чтобы люди, которых я любила, напились в стельку и устроили веселую вечеринку».

Пол нежно поднес ее руку к губам. В последний раз.

– Прощай, красотка. Фрэнк взял его за плечо.

– Пойдем.

Кивнув, Пол отвернулся от нее. Видит бог, ему нужен свежий воздух. Выйдя на веранду, он выдавил лишь одно слово:

– Как?

– Удар в основание черепа. Похоже, кочергой. Я знаю, это не очень помогает, но коронер думает, что смерть наступила мгновенно.

– Да. Не помогает. – Пол сунул в карманы сжатые в бессильной ярости кулаки. – Я должен организовать похороны. Как скоро… когда вы отдадите ее мне?

– Я дам тебе знать. Это все, что я могу сделать. Мы должны поговорить официально. – Фрэнк вытащил сигарету. – Я могу приехать к тебе, или ты приезжай в участок.

– Я должен забрать Джулию. – Пол взял предложенную Фрэнком сигарету, наклонился к зажженной спичке. – Она и Брэндон поживут у меня. Ей необходимо время, чтобы прийти в себя.

– Пол, я дам ей столько времени, сколько смогу, но пойми: она нашла тело, она – давно потерянная дочь Евы, она знает, что здесь происходило. – Фрэнк приподнял пакет с кассетами, которые вынул из сейфа после того, как Джулия показала ему тайник и назвала код. – Она – наша лучшая ниточка.

– Может, лучшая, но очень тонкая. Натяни чуть сильнее, и она оборвется. Господи, дай нам пару дней.

– Я сделаю все, что смогу. – Фрэнк выдохнул дым сквозь зубы. – Это будет нелегко. Репортеры уже на посту.

– Проклятье!

– Я постараюсь держать связь Джулии с Евой в секрете как можно дольше, но это обязательно всплывет. А когда всплывет, репортеры облепят ее, как мухи. – Фрэнк поднял глаза на вышедшую из дома Джулию. – Забери ее отсюда.

Задыхаясь, Дрейк запер за собой дверь. Слава богу, слава богу, он дома. Он в безопасности.

И ему необходимо выпить.

Оберегая поврежденную лодыжку, он проковылял через гостиную к бару, наобум выхватил бутылку, отвернул пробку и присосался к горлышку… Коньяк. Дрейк содрогнулся, глотнул кислорода и снова хлебнул коньяка.

Мертва. Королева мертва.

Дрейк нервно хихикнул, всхлипнул. Как это могло случиться? Почему это случилось? Если бы он не убрался до того, как вернулась Джулия…

Не имеет значения. Голова кружилась, и он приложил ладонь ко лбу. Единственное, что имеет значение, это то, что его никто не видел. Пока он сидит тихо, пока играет по-умному, все будет отлично. Даже лучше, чем отлично. У Евы не было времени изменить завещание.

Он – богач. Он – шишка. Дрейк поднял бутылку в свою честь, но тут же выронил ее и бросился в ванную. Вцепившись в унитаз, он изверг из себя тошноту и страх.

Мэгги Касл позвонил какой-то репортер и спросил, что она чувствует по поводу убийства Евы Бенедикт и какие будут комментарии.

– Мерзкий слизняк! Сукин сын! Я сдеру с тебя шкуру за подобные шуточки. – Мэгги бросила трубку и вернулась к своим делам. Ей предстояло просмотреть кучу сценариев и контрактов, ответить на телефонные звонки… – Подонок, – коротко заметил она, недовольно покосившись на телефон.

В животе заурчало. Мэгги умирала от голода и без всяких угрызений совести совершила бы убийство ради хорошего ростбифа. Однако ей предстояло влезть в платье десятого размера, за которое она выложила три тысячи долларов, а до церемонии вручения «Оскаров» оставалось меньше недели.

Мэгги разложила перед собой три цветные фотографии и уставилась на лица знойных красоток. Надо решить, какую из них предложить на роль в новом фильме. А ведь роль создана для Евы, со вздохом подумала Мэгги. Если бы Ева была лет на двадцать пять моложе… Черт побери, даже Ева Бенедикт не может оставаться вечно молодой.

Когда открылась дверь, Мэгги даже не подняла глаз.

– В чем дело, Шейла?

– Мисс Касл… – Шейла вцепилась одной рукой в ручку двери, второй – в дверной косяк. – О боже, мисс Касл.

Ее дрожащий голос заставил Мэгги вскинуть голову. Узенькие очки сползли на кончик носа.

– Что? Что случилось?

– Ева Бенедикт… Ее убили.

– Чушь собачья! – Охваченная гневом, Мэгги вскочила с рабочего кресла. – Если снова позвонил этот мерзавец…

– Радио, – выдавила Шейла, вытаскивая из кармана бумажную салфетку. – Только что передали по радио.

Все еще кипя от гнева, Мэгги схватила пульт и нацелила его на телевизор. Шла новостная программа. Диктор с экрана произносил невероятные слова:

– Голливуд потрясен смертью Евы Бенедикт. Сегодня днем великая кинозвезда была найдена убитой в своем поместье.

Не отрывая глаз от экрана, Мэгги упала в кресло.

– Ева, – прошептала она. – О господи, Ева.

Запершись в своем кабинете, Майкл Дельрико пристально вглядывался в мелькающие на телеэкране фотографии. Ева в двадцать лет, веселая, жизнерадостная. В тридцать, великолепная, чувственная.

Он не мог пошевелиться. Не мог произнести ни звука.

Ушла. Умерла. Все кончено.

Он мог дать ей все, включая жизнь. Если бы она его любила, если бы верила в него, доверяла ему, он смог бы остановить это. Но она его презирала и ненавидела. Она его отвергла. И поэтому мертва. И даже после смерти она смогла погубить его.

Глория лежала в затемненной спальне с прохладной гелевой маской на распухших глазах. Валиум не помогал. Вряд ли поможет хоть что-нибудь. Ни таблетки, ни хитрости, ни молитвы ничего не исправят.

Ева была ее лучшим другом. О, если бы можно было стереть воспоминания.

Конечно, она обижалась, злилась, боялась, но она никогда всерьез не желала Еве смерти. Она не хотела, чтобы все кончилось вот так.

Ева мертва. Из-под успокаивающей маски струились слезы. Глория размышляла, что теперь будет с ней.

В своей библиотеке, окруженный любимыми книгами, Виктор слепо смотрел на запечатанную бутылку «Ирландского тумана». Виски, настоящее ирландское виски – самый надежный способ напиться.

Он хотел напиться, напиться так, чтобы не думать, не чувствовать, не дышать. Сколько времени нужно оставаться мертвецки пьяным, чтобы потом не чувствовать боли? Одну ночь? Одну неделю? Один год? – спрашивал себя Виктор и знал, что, даже если он обречен еще на десять лет жизни, он никогда не переживет эту боль.

Ева. Только Ева могла бы остановить ее. А он никогда больше не обнимет ее, не услышит ее смех, просто никогда больше не будет с ней.

Это не должно было случиться. Он чувствовал, что все могло быть иначе. Можно было переписать конец, как в плохом сценарии.

Она покинула его, и на этот раз не будет ни примирений, ни компромиссов, ни обещаний. Все, что ему осталось, – пустые дни, пустые ночи и воспоминания.

Виктор схватил бутылку и, размахнувшись, швырнул ее в стену. Удар, дождь осколков и виски… Потом, закрыв лицо руками, он долго проклинал Еву, вкладывая в проклятия всю душу.

Энтони Кинкейд торжествовал. Злорадствовал. Хохотал. Запихивая в рот крекеры с паштетом, он не сводил глаз с телеэкрана. Как только заканчивался один экстренный выпуск новостей, Кинкейд переключал каналы, пока не находил другой.

Ведьма умерла, и ничто не могло доставить ему большего счастья. Осталось только разделаться с Саммерс, достать кассеты, которыми дразнила его Ева, и его репутация, его деньги, его свобода в безопасности.

Ева получила по заслугам… Тони только надеялся, что перед смертью она страдала.

Лайл не знал, что и думать. От страха он не мог думать. Как он предполагал, с Евой разделался Дельрико… а он связан с Дельрико. Конечно, он всего лишь шпионил, но такие, как Дельрико, никогда не идут ко дну. Они топят других.

Он мог бы сбежать, но где спрятаться? И полицейские не клюнут на его алиби. Кто подтвердит, что он накурился марихуаны и заснул?

Черт побери, ну почему эта стерва сдохла так рано? Если бы она подождала пару недель, его карманы были бы полны денег… Ему просто не повезло. Ему опять не повезло.

Лайл, голый, сидел на кровати, уставившись на полупустую пивную бутылку. Необходимо твердое алиби. Он глотнул пива, поковырялся в своих жалких мозгах, ухмыльнулся. Дельрико заплатил ему пять тысяч. Если он не сможет обеспечить себе алиби за пару штук… и с помощью своего знаменитого неутомимого члена, жизнь не стоит того, чтобы жить.

Тренере все не успокаивалась. Нина пыталась накормить ее, но та отказывалась от еды. Отказывалась от снотворного. Несмотря на все уговоры и требования Нины, она не желала даже входить в дом.

По всему дому рыскали полицейские. Они заглядывали в ящики, щупали личные вещи Евы. Они все оскверняли.

Нина следила за Треверс распухшими и покрасневшими от слез глазами. Неужели эта женщина думает, что только ей больно? Неужели она думает, что только она потрясена, и напугана, и мучается неизвестностью?

Нина отвернулась от дверей веранды, от Треверс. Господи, как же ей необходимо с кем-нибудь поговорить! Как ей нужна поддержка! Она могла бы позвонить десяткам людей, но все они начнут расспрашивать ее о Еве. В конце концов, Нина Соломен родилась в тот день, когда Ева Бенедикт впустила ее в свою жизнь.

Теперь, когда Евы нет, у нее никого не осталось. Ничего. Как может один человек так всецело поглотить другого? Это не правильно. Это несправедливо.

Нина подошла к бару и налила себе неразбавленного виски. Первый же глоток обжег горло, и она скривилась. Уже многие годы она не пила ничего крепче белого вина.