Шекспир должен умереть Леман Валерия

Глава 29. По следам Черного рыцаря

Сказать по правде, я по своей натуре — чистый горожанин, в том смысле, что не представляю себе жизни где-нибудь вдали от людей и цивилизации. Пусть я живу в собственном двухэтажном домике без соседей через стенку, а все-таки этот домик находится в черте Москвы, и в любое время я могу попасть на оживленные улицы столицы, завернуть в какое-нибудь симпатичное кафе или попросту потолкаться в метро в час пик. Я веду речь к тому, что природа в чистом виде меня всегда немного пугает.

Представьте себе мои ощущения, когда я широким шагом двигался по изумрудному покатому лугу к лесу, что темнел зеленой стеной. Я шел и думал: черт возьми, куда я иду? И, главное, зачем? Неужели я надеюсь раньше полиции Уорвика найти в таинственных зарослях носовой платок с инициалами убийцы?

И все-таки, несмотря на эти сбивчивые мысли, я продолжал шагать, а где-то в глубине моей неспокойной души зрела уверенность, что нужно хотя бы попытаться пройти по маршруту движения Черного рыцаря. «Рыцарь проскакал в направлении леса Гревиллов», — так сказал житель Уорвика, который как раз в момент появления стремительно галопирующего всадника выгуливал на лужайке своего спаниеля.

Разумеется, инспектор сразу же направил несколько констеблей в ту часть густого леса в поисках следов всадника на коне. Вполне возможно, что полицейские еще искали следы рыцаря, а возможно, пошарив там и тут, вернулись назад, потому как сам инспектор сообщил мне, что лес огромный и искать в нем следы можно в течение недели с лишним при участии целого взвода полицейских.

Я шагнул под кроны деревьев, невольно замедлив шаг. Густые заросли заслоняли яркое солнце, в них шумно щебетали птицы, которых, казалось, потревожило мое появление в их царстве. Я сбавил темп ходьбы, двигаясь по широкой дорожке, по которой, скорее всего, скакал и Черный рыцарь верхом на лошади, а я надеялся повторить его путь.

Я шел несколько минут, ощущая все усиливающуюся тревогу, то и дело оглядываясь назад и начиная размышлять, не пора ли повернуть обратно, к городку, чтобы попытаться найти ответы на вопросы на месте, без дурацкого путешествия по дикому лесу. Я уже был готов развернуться, как где-то за моей спиной, слева, вдруг послышался хруст ветки. Я резко обернулся.

Полагаю, случайно заметив меня на дороге, человек собирался развернуться и незаметно обойти меня, возвращаясь в город, но тут под его ногой некстати хрустнула ветка.

— Приветствую вас, Джимми!

Я постарался скрыть облегчение в голосе — теперь можно было не углубляться дальше в лес, но благополучно завершить свою прогулку, решительно приблизившись к мрачно застывшему на месте Джимми Патсону — молчаливому пажу профессора, который столь неожиданно оказался в том самом лесу, куда ускакал зловещий Черный рыцарь.

Я подошел к нему и остановился, с интересом разглядывая недовольное лицо. Как это мы с инспектором составляли список особых примет преступника?

«Очень сильный, прекрасный рыцарь-наездник, знаток всех событий и сценариев обоих клубов…»

Что ж, молчун Джимми Патсон вполне подходил под эту характеристику. А то, что мы с инспектором в самом начале отвели его кандидатуру, посчитав парня слишком сереньким для столь гениального замысла убийств, вполне возможно, было нашей ошибкой. Известное дело: в тихом омуте черти водятся.

— Итак, Джимми, что вы делаете в лесу? Кстати сказать, вам случайно не встречались полицейские? Они разыскивают здесь Черного рыцаря, убийцу. Случайно это не вы?

Он ничего не ответил, а вместо этого неожиданно развернулся и что есть сил рванул вон из леса по зеленой аллее к городу, что виднелся в далекой перспективе. Я усмехнулся — вот это было довольно глупо! Мне ничего не стоило достать телефон и позвонить инспектору Бонду, сообщив о любопытной встрече в лесу. Ведь это чрезвычайно интересный вопрос — что Джимми Патсон делал там сразу после третьего покушения?

Сделав звонок и дав отбой, я с чувством исполненного долга отправился вслед за пажом, которого и след простыл. Черт возьми, неужели мы с самого начала ошибались, а преступник был рядом — молча стоял в сторонке? И, стало быть, я что-то чувствовал спинным мозгом, раз, несмотря на активное нежелание, все-таки шел сюда, к мрачному лесу! Ничего не бывает зря!

Когда я приблизился к стенам замка, из ворот совиного павильона внезапно выскочил взъерошенный тип, в котором я не сразу узнал помощника профессора и ведущего Шоу сов Ларри Брайта. Увидев меня, он немедленно кинулся ко мне.

— Постойте! — Он на бегу взмахнул рукой. — Погодите, эй, вы! Я забыл, как вас зовут!

Он подбежал и пару минут пытался отдышаться, глядя на меня мокрыми, блестящими от слез глазами.

— Вы что-то хотели сказать, Ларри? — пришел я на помощь. — Меня зовут Ален. Не торопитесь, отдышитесь!

Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой.

— Мои совы, особенно Люси, — они сегодня с утра буквально сходят с ума, хотя должны были спать после бессонной ночи. Не помню, говорил ли я, что по ночам открываю их клетки, выпуская летать по павильону? А вот самых дисциплинированных, в том числе — Люси и Бурку, я выпускаю на улицу и позволяю ловить мышей в траве. Так вот, сегодня Люси вернулась невероятно взволнованной, она издавала странные звуки. А Бурка вообще не вернулась.

Тут парень неожиданно всхлипнул.

— Я боюсь, что опять что-то случилось, просто боюсь!

И он заплакал. Поверьте, я не знал, куда девать глаза — передо мной стоял здоровый, взрослый парень и плакал, как малый ребенок.

— Успокойтесь, — проговорил я. — Все хорошо, ничего ужасного не случилось. С чего вы взяли, что случилось несчастье?

Пару минут он бессмысленно таращил на меня глаза, потом глубоко вздохнул и кивнул, попытавшись даже улыбнуться:

— Вы не представляете, как трудно предчувствовать будущее!

Произнеся эту многозначительную фразу, Ларри, не прощаясь, развернулся и неторопливо удалился в свой питомник.

Завершением этого дня стало мое участие в допросе Джимми Патсона, пажа профессора Хатвилла. К моему возвращению в полицейское управление Уорвика парень был благополучно задержан «для уточнения деталей дела».

Когда я, с разрешения констебля, вошел в кабинет инспектора Бонда, тот как раз пытался в очередной раз «побеседовать» с молчуном Патсоном.

— Джимми, в данной ситуации молчание опасно прежде всего для вас. — Инспектор укоризненно покачал головой. — Вот этот джентльмен встретил вас в лесу сразу после того, как в нем скрылся рыцарь-убийца. Вы также едва ли не единственный знали, что вместо профессора Хатвилла в турнире примет участие другой — студент Питер Санин, который вас шантажировал…

— Вы врете! — вдруг резко выкрикнул доселе упорно молчавший парень, и его анемичное лицо порозовело. — Меня никто не шантажировал, это глупый трюк! Я никогда не делал ничего плохого!

Ясное дело, Джимми, молчун и бука, легко срывался в истерику — однажды он уже это продемонстрировал Бонду во время допроса. Похоже, готовилась истерика номер два. Я устроился на жестком стуле поудобнее. Согласитесь, не слишком умная идея: устраивать форменную истерику, пытаясь таким образом снять с себя подозрение в трех жестоких убийствах!

Очевидно, инспектор Бонд думал в том же ключе, что и я. Он неодобрительно скрестил руки на груди.

— Джимми, так дело не пойдет. В конце концов, ты не плаксивая девчонка, а парень, к тому же — член рыцарского клуба. Подумай хорошенько: неужели нам, полиции, до сих пор неизвестно, что тебя шантажировал Питер Санин и чем конкретно? Ведь у нас на руках весь его архив.

Джимми из розоватого стал пунцовым. Он опустил глаза, а его руки, сцепленные на коленях, то и дело нервно дергались. Парень поджал губы и упорно молчал. Зато я с интересом уставился на инспектора — сведения о том, чем конкретно шантажировал Санин пажа профессора Хатвилла, для меня пока что оставались тайной. Инспектор уловил мой заинтересованный взгляд и, не удержавшись, усмехнулся, уставившись на Джимми взглядом инквизитора:

— Ну что, Джимми, может быть, расскажешь, зачем ты отправился в лес и что там увидел? Или разумнее сформулировать вопрос по-другому: где именно в лесу Гревилла ты спрятал снаряжение Черного рыцаря?

Джимми сильнее сжал руки и опустил голову еще ниже. Разумеется, парень упорно молчал. Инспектор вздохнул:

— Что ж, тогда скажу я. У тебя, Джимми, было реальное основание убить и Питера Санина — он шантажировал тебя, угрожая очень серьезно испортить твою жизнь, и Кокрелла, который однажды тебя совратил, что и запечатлел на снимках, которые попали в руки Санина. Что ты на это скажешь?

Парень молчал. Инспектор кивнул мне, приглашая выйти. Оставив Джимми под охраной констебля, мы прошли к кофейному автомату в коридоре управления и уютно устроились на диванчике под окном.

— А что скажете вы? — печально усмехнулся Бонд, отпивая горячий кофе. — В самом деле, сегодня ночью я обнаружил в архиве Санина досье Патсона. На редкость грязное досье! Эти снимки — признаюсь, я даже не стал смотреть до конца, слишком все это отвратительно. Теперь я понимаю ту фразу о хореографе — дескать, он был игрив! Ничего себе — игрив! Да за совращение шестнадцатилетнего Джимми он получил бы суровое наказание!

Я неторопливо пил свою порцию кофе. Признаться, и теперь, когда, казалось бы, против Джимми были вполне серьезные факты, я не мог поверить, что он и есть наш убийца. Я в который раз повторил: не тот уровень!

— Не тот уровень, инспектор, совсем не тот! — озвучил я свои размышления. — Нет в этом Джимми размаха, если хотите, бурной фантазии, чтобы совершить три убийства в таком необычном «оформлении».

— А что в таком случае парень делал в лесу сразу после того, как в нем исчез Черный рыцарь?

Инспектор смотрел на меня с немного усталой улыбкой. Чувствовалось, что этот дисциплинированный и законопослушный полицейский не привык иметь дело с запутанными преступлениями, да и с преступлениями вообще — в доброй старой Англии преступность не в почете.

Я аккуратно отправил пустой стаканчик от кофе в мусорное ведро.

— Понятия не имею. Единственное, что приходит на ум: в лесу Джимми вполне мог увидеть ритуал разоблачения Черного рыцаря, а стало быть, в настоящее время в вашем кабинете сидит соучастник всех преступлений. Ведь если человек знает имя убийцы и отказывается сообщить его полиции — значит, он является соучастником и несет ответственность за преступления. Правильно я говорю?..

Глава 30. Открытие на ночь глядя

Вернувшись в отель, я застал мирную картинку: Соня, удобно устроившись прямо на полу, рассматривала свои эскизы, целую кипу рисунков, сделанных небрежной рукой на пленэре у замка; тут же стоял, прислоненный к стене, незавершенный холст с того же пленэра, а на огромном экране телевизора мелькали кадры нашей любительской съемки рыцарского турнира.

Отчего-то в тот самый момент я вдруг ощутил адскую усталость, словно пробежал марафонскую дистанцию, и без сил повалился на палас рядом с Соней, по ходу чмокнув ее в щечку.

— Приветствую! Как ты, все в норме? Планируешь завершить свое полотно, как задумывала?

Она важно кивнула:

— Разумеется, дорогой. Я всегда четко довожу дело до конца, работа есть работа. Я ведь художник по призванию, могу не есть пару суток, вполне могу прожить всю жизнь одна, без супруга в твоем лице, а вот без живописи, без кисти в руках… О-о-о! Это невозможно!

И она с самым важным видом покачала головой, тут же ткнув пальцем в свой незавершенный холст.

— Видишь, здесь схвачено все нужное, так что я вполне могу завершить полотно и без пленэра, тут мне помогут мои мелкие наброски. Так что я настраиваюсь на работу и прошу мне не мешать. Лежи тихо! Сделаем вид, будто я совсем одна, и никого рядом нет. Ты знаешь мои привычки.

Она была абсолютно права — за время нашей великой любви я неплохо изучил все рабочие и нерабочие привычки художницы Сони Дижон, а потому просто лежал, прикрыв глаза, рассеянно переводя взгляд от распахнутого окна с видом на заходящее солнце на небрежно раскиданные вокруг Сони листки эскизов, с эскизов — на незавершенный холст с нелепой фигурой на первом плане, с нелепой фигуры — на экран с рыцарями в доспехах, торжественно проезжающими по кругу.

Между тем Соня поднялась и принялась извлекать из сумки и раскладывать на развернутый мольберт тюбики с красками, перепачканные в разные цвета кисти — все это, что-то несвязно бормоча себе под нос, вздыхая и повторяя отдельные слова-приказы самой себе: «Начинаем!.. Прекрасное освещение… Прошу тебя, солнышко, — не торопись заходить!»

В какой-то момент что-то зацепило меня в увиденном — некая деталь, повторявшаяся в разных объектах. Но тут же замеченное соскользнуло с крючка моего сознания, сам я отключился на десять-пятнадцать минут мирного сна, а когда вновь открыл глаза, ничего не мог припомнить, лишь ощущал смутное волнение, словно только что сделал величайшее открытие. Сделал — и забыл.

Я встряхнул головой, еще раз осмотрел все, на что бросал взгляд до непонятного открытия, и, так ничего и не припомнив, махнул рукой: то, что реально важно, непременно само придет на память в нужное время. А пока я почувствовал легкий голод и решил, что настало время нам с труженицей Соней отправиться куда-нибудь в город, чтобы замечательно поужинать.

Я поднялся, довольно бодро потянулся и поющим баритоном озвучил свою программу: одеваемся, наряжаемся и отправляемся отчаянно гулять в город — поглощать аппетитнейшие блюда, пить пьянящие вина-виски и вести себя, как нормальные российские туристы.

— Ты хочешь сказать, что опять с кем-нибудь подерешься? — поинтересовалась Соня, впрочем, тут же потягиваясь и бодро оправляя свою футболку и джинсы.

Я заверил, что на этот раз от драк воздержусь, ограничусь лишь тем, что, возможно, напьюсь по полной программе и буду громко петь русские народные песни и матерные частушки.

— Ну, это вполне терпимо, — кивнула Соня. — Между прочим, я только сейчас поняла, что жутко голодна. Потому готова отправиться немедленно, ни во что этакое не наряжаясь. По-моему, я и в банальных джинсах смотрюсь неплохо?

— Более чем, — хмыкнул я, подставляя красавице свой локоток. — Отправляемся? Куда пойдем?

— Куда глаза глядят!

Туда мы и направились.

Мы славно поужинали на террасе кафе, откуда открывался чудесный вид на замок со всем его уже наизусть знакомым пейзажем: башни, флаги, эффектная подсветка, знаменующая начало сумерек.

— Подумать только, я отправлялась в Англию в полной уверенности, что все дни здесь будут невыносимо медленно тянуться: выспавшись от души, мы будем неторопливо брести на завтрак; следующий неторопливый шаг — выход на пленэр. Затем я в красках представляла себе, как мы с тобой будем вяло спорить, где и чем пообедать, затем, собственно, сам обед…

Соня произносила свой монолог с такой счастливой улыбкой на лице, что без комментариев стало ясно: девушка просто в восторге, что вместо скуки творчества каждый день переживает эмоции по поводу убийств плюс чисто женские склоки и соперничество из серии «Я — круче!».

— Сочувствую, — театрально вздохнул я, неутешно качая головой. — Но, клянусь, я не виноват, что мы с тобой оказались вовлечены во всю эту ужасную историю с убийствами и прочим…

— Не говори глупости! — с учительской улыбкой покачала пальчиком перед моим носом Соня. — Все просто прекрасно. Как вспомню тот момент, когда в полной тьме мне в колени ткнулся носом теплый труп… Брррр! — Она сладко поежилась. — И одновременно — аромат сандала, словно убивал не кто иной, как милый английский кюре. Впечатления просто потрясающие!

Ее улыбка была почти счастливой, так что у меня невольно мелькнула мысль, что, возможно, я должен благодарить небеса за то, что сия милая леди до сих пор отказывалась стать моей супругой: как знать, была бы наша совместная жизнь счастливой без еженедельных остреньких добавок в виде трупов и ужасных преступлений.

Отобедав, мы неспешно прогулялись до замка, где, словно беспечные дети, радостно покружились на карусели, после чего, как говорится, «усталые, но счастливые» вернулись домой.

Вот тут, пока Соня первой принимала освежающий душ, я, принявшись от скуки рассматривать ее зарисовки и неоконченный шедевр на холсте, вдруг замер над самым обыкновенным рисунком. Представьте себе небрежно-стремительные линии карандаша: фигура слегка сутулящегося малого в средневековом одеянии, пара-тройка восторженных физий вокруг…

И вновь меня игриво царапнула какая-то деталь — что-то простое, очевидное, что в очередной раз готово было соскользнуть с крючка. Я разложил рисунки веером, не в силах понять, что конкретно меня зацепило, а когда, наконец, понял, то едва не хлопнул себя по лбу — ведь все было элементарно!

Я вскочил, достал нашу видеокамеру и поспешил подключить ее к телеэкрану, отмотав запись на самое начало турнира: выезд ведущего, горны, круг почета всех участников… Вот он — Ланселот Озерный! Вернее, убийца в наряде славного рыцаря. И та же деталь, что и на рисунках Сони!.. На пару минут я вновь задумался: а, собственно, почему эта деталь сразу не бросилась мне в глаза, ведь все это — и рисунки, и фигуры реальных людей — я видел, мог сравнивать?

Что ни говори, а человеческая голова — это в своем роде архив, свалка всех, малых и значительных событий жизни, уникальная штучка — этакий бездонный колодец, в котором в любой момент может всплыть нечто неожиданное. Во всяком случае, все это относится к моей собственной голове: пусть в ней не все аккуратно разложено по полочкам, зато ничего не пропадает, так что в самый неожиданный момент может внезапно припомниться некая мелочь, которая и поможет решить самую запутанную загадку.

Я постарался вспомнить день турнира. Конечно, тогда я еще не знал о затевающейся драме, а потому смотрел на рыцарей в общем и целом — внушительные, на могучих лошадях, с неподъемными копьями в руках. А вот теперь, отыскивая конкретную деталь в фигуре Ланселота Озерного, я легко отвечал на вопрос: кто прячется под тяжелым шлемом? Кстати сказать, и сегодняшнее замечание Сони по поводу аромата сандала в момент второго убийства также прекрасно вписывалось в картину — я тут же припомнил, где именно на меня пахнуло ароматом кюре-убийцы!

Я глубоко вздохнул и потер руки. Итак, ответ есть. Возможно, будет достаточно трудно доказать виновность убийцы, придется искать недостающие улики и прочее, потому как мои доказательства строятся лишь на мелких деталях и элементарной логике, и тем не менее…

Что ж, вот теперь мне нужно было уговорить Соню провести несколько часов до сна в гордом одиночестве, а самому срочно отправляться прямиком в полицию, чтобы преподнести инспектору Бонду убийцу — как говорится, на белой тарелочке с лазурной каемочкой.

Глава 31. Расклад дела

Я прибыл в отделение полиции как нельзя кстати: при виде меня инспектор Бонд подозрительно нахмурился, что меня слегка удивило — слишком я привык к тому, что он постоянно улыбался самым приветливым образом.

— Послушайте, откуда вы узнали?

Это была его первая реплика, благодаря которой, в свою очередь, нахмурился я:

— Не пугайте меня, инспектор! Вы хотите сказать, что-то еще случилось?

Он пару минут мрачно рассматривал меня и, наконец, кивнул:

— Точно, случилось. А вы не знаете?

Я прижал руку к груди.

— Совершенно ничего не знаю о новых событиях. Так что случилось?

Инспектор кивнул на телефон на своем столе.

— Только что мне позвонил профессор Хатвилл и едва ли не в истерике сообщил, что пропала мисс Мимозин. Она должна была прийти к нему и не пришла, а когда профессор позвонил ей, в ответ кто-то визгливо послал его к черту, выкрикнув буквально следующее: «Роза — моя!»

Я перевел дух — как хотите, но это известие только подтверждало мое подозрение в адрес одного лица.

— Вот как? — Я улыбнулся, возможно, немного криво. — А профессор никого не заподозрил — по голосу, по своим собственным соображениям, догадкам?

Инспектор покачал головой.

— Он подавлен и растерян, и ему ничего не приходит в голову. Он никого не подозревает и до сих пор свято уверен, что у него нет врагов.

Что ж, профессор оставался верным самому себе, даже когда у него из-под носа увели невесту!

Я усмехнулся.

— Послушайте, инспектор, я полагаю, нам стоит отправиться на поиски мисс Мимозин в Стратфорд.

— В Стратфорд?

На его лице отразилось такое искреннее недоумение и изумление, что я, не удержавшись, рассмеялся.

— Да, в Стратфорд-апон-Эйвон, на родину Шекспира. Ведь мисс Мимозин пропала вместе со своим автомобилем?

Он рассеянно кивнул.

— Совершенно верно. Как удалось выяснить, она села в свой автомобиль марки «Форд», сказала соседке, что отправляется к своему жениху, и все — больше ее никто не видел. Но при чем тут Стратфорд?

— При том. — Я двинулся на выход. — Не будем терять времени — давайте как можно быстрее отправимся в Стратфорд. Желательно взять полицейских в сопровождение. Поспешим! Я расскажу вам по дороге, как представляю себе все дело.

Все гениальное — просто, и у каждой самой замудренной загадки есть простой, если не банальный, ответ, который сам собой придет, стоит лишь разложить все по полочкам — вспомнить всю последовательность событий, вовремя и не вовремя прозвучавшие реплики, чьи-то внезапные слезы и раздражение. Но для того, чтобы вдруг понять общий смысл всего, как правило, необходима мелочь — деталь, общая в двух, казалось бы, совершенно не связанных картинках.

— Не помню, кто сказал, что все начинается с любви — и войны, и жизнь, и смерть. Так и в этом деле: заявление, что убийство на турнире замешено на любви, лично я услышал еще при нашей первой, случайной встрече с парой Роза — Нат Хатвилл. Но тогда все мы только рассмеялись, полагая, что у самоуверенной Розы — мания величия. А ведь она была абсолютно права!

Мелкие детали попросту не бросаются в глаза, и лишь по прошествии времени, словно сами собой, вдруг складываются в завершенную картину, где все ясно и понятно: вот — жертвы, вот — причины, а вот — он, убийца с творческим подходом. И вот тогда ты словно вновь слышишь все те реплики, отдельные слова и запахи, что за руку привели тебя к твоим открытиям.

Инспектор с интересом слушал меня, словно пытаясь понять, к чему я клоню. Не выдержав, он махнул рукой.

— Кого вы имеете в виду, говорите сразу, не то я сойду с ума. Кто же?..

Я вновь улыбнулся кривой улыбкой.

— Ларри Брайт, прошу любить и жаловать, последний романтик и ведущий Шоу сов в замке Уорвика.

Инспектор первые мгновенья смотрел на меня с искренним изумлением. А что вы хотите? Вот так сразу и не поверишь, что последний романтик Ларри и есть трижды убийца.

Я кивнул.

— Точно! Давайте для начала вспомним первое убийство: когда уже, казалось бы, всем было известно о том, что вместо профессора Хатвилла жертвой пал студент Питер Санин, в зал, где вы вели допрос, вдруг ворвался заплаканный Ларри. Вспомнили? Его слова о том, что сова нашептала об убийстве. При этом парень плакал. Но вы подумайте: а к чему, собственно, ему было так рыдать? Кто ему Санин? Абсолютно никто. Но почему в таком случае его смерть так задела беднягу Ларри? А ведь все объясняется просто: Ларри, проткнув соперника копьем, поспешно поскакал к дому Перкинса, где молниеносно переоделся, отпустил лошадь, а сам окольными путями поспешил вернуться в питомник, чтобы привести себя в порядок. Ему неоткуда было узнать, что произошла подмена и на месте Хатвилла оказался совершенно другой человек! Понимаете? Перед нами парень играл горе по потере любимого профессора…

Инспектор нахмурился и кивнул.

— Помните? А когда вы сообщили ему, что профессор жив-здоров, у него началась истерика, и он выбежал из зала.

Инспектор все так же молча кивал, словно вспоминая всю ту сцену, реплику за репликой.

— Я всегда считал Ларри не совсем нормальным, оторванным от реальности, — проговорил он наконец.

— А он и есть не совсем нормальный, — сказал я. — Потому его и называют последним романтиком — это просто вежливый вариант, чтобы обозначить простой факт: Ларри далек от реальности, живет в своих розовых мечтах.

— А ведь в самом начале он как бы между прочим сообщил, что недавно проснулся, потому что уснул лишь под утро, — припомнил инспектор. — Так сказать, заготовил для себя алиби. И все-таки… Что еще у вас есть на него?

Мы выехали за пределы Уорвика. Я откинулся на спинку сиденья.

— Мелочи — интересные детали. Сегодня утром Соня включила нашу видеозапись турнира. Одновременно она перебирала свои эскизы — те самые, что делала на лужайке у замка, с Ларри и его Шоу сов на первом плане. Тогда меня что-то царапнуло, но я не успел ухватить, что именно. И вот уже под вечер, после того, как моя Соня очень кстати упомянула про аромат сандала, который ощутила, когда к ней в колени упал второй труп, все вдруг стало ясно.

Я глубоко вздохнул.

— Общая деталь: на эскизах и на холсте Сони я обратил внимание на непомерно огромные ступни ног Ларри, это подчеркивали темные кожаные сапоги. Где-то на втором плане у меня даже мелькнула мысль, что у парня никак не меньше сорок пятого размера. При всем при этом на огромном экране телевизора беззвучно шли кадры нашей любительской видеосъемки рыцарского турнира. Во время традиционного круга почета рыцарей в кадре мелькнул Ланселот Озерный, и вновь мое сознание отметило ту же деталь: огромную стопу в стремени. Мелочь?

Я бросил на инспектора выразительный взгляд.

— Плюс ко всему — сандал. Как только Соня упомянула про аромат сандала во время второго убийства, я тут же припомнил, что ощущал точно такой же сандаловый аромат во время нашего с вами посещения питомника сов. Тогда же я обратил внимание на ароматическую лампу на столике у крайней клетки — очевидно, в ней использовалось масло сандалового дерева. Раз в питомнике смолила ароматическая лампа с сандалом, Ларри вполне мог пропахнуть им, не правда ли? Ну, и самый первый факт: мы с Соней видели Ларри с доктором Перкинсом за несколько минут до того, как Перкинс был отключен и его место на коне занял убийца. Случайность, что мы с Соней заметили эту парочку в кафе, — чудесная случайность, на которую поначалу мы с вами не обратили особого внимания.

Инспектор смотрел в окно, за которым мелькали деревья.

— Ларри прекрасно подходит под наши с вами приметы, помните? Сильный, отличный наездник, способен самостоятельно облачиться в снаряжение рыцаря и без помощи сесть на лошадь, — задумчиво произнес он. — Ведь, насколько мне известно, не так давно Ларри Брайт был членом рыцарского конного клуба «Уорвик». Мой приятель Тедди не раз рассказывал анекдоты про него — бедняга Ларри, с его мечтами и понятиями, был для всех в клубе клоуном.

Инспектор вздохнул и довольно резко повернулся ко мне:

— Хорошо, Ларри мог совершить все три преступления — насколько я помню, никто не видел его в периоды времени, когда происходили убийства, а появлялся он приблизительно в то время, когда уже вполне мог переодеться и привести себя в порядок. Но я не понимаю, почему он это делал? Ведь он пытался убить своего шефа, обожаемого профессора, о котором всегда отзывался столь восторженно!

Я усмехнулся. Казалось бы, инспектор прав, но…

Жизнь груба. Мы мило улыбаемся друг другу, вежливо щебечем банальности о погоде, интересуемся здоровьем и благополучием друг друга. Но это вовсе не значит, что мы действительно всей душой желаем друг другу жить до ста лет.

— Я думаю, все весьма банально: ревность, несчастная любовь. — Я подмигнул изумленно поднявшему бровь инспектору. — Все привыкли считать Ларри чудаком, влюбленным в своих сов. А ведь он вполне здоровый малый, чья преданность шефу в определенный момент могла переродиться в ненависть, потому что славный Ларри влюбился в девушку, которая скоро стала невестой Хатвилла.

Я вздохнул с неутешным видом.

— Помнится, при нашей первой, случайной встрече с парой Нат — Роза, под финиш совместного ужина Роза, малость опьянев от вина и всеобщего внимания, начала рассказывать о том, что бедняга Ларри был влюблен в нее, но это вызвало у Ната только смех, а у нас — вежливые улыбки. Для нас было совершенно очевидно, что бедняжка Роза просто хотела выпендриться перед нами. Кстати, тогда же она упомянула, что Ларри зазывал ее в уединенный домик своей бабки в Стратфорде — полагаю, именно туда он ее и повез.

Я многозначительно посмотрел на инспектора.

— Кстати, о мелких деталях! Помните, как Ларри устроил мини-истерику во время нашего с вами визита к нему в питомник? Он пару раз с надрывом повторил строчку, которая показалась мне смутно знакомой:

Инспектор нахмурился, хотя могу поклясться: он понятия не имел, откуда взялась эта строка. А вот я в конце концов понял, хотя, каюсь, и не сразу.

— Это Шекспир, инспектор. Причем я узнал сонет, потому что именно он, неплохо переведенный на русский язык, стал песней в исполнении звезды нашей эстрады — Аллы Пугачевой. Русский перевод в конце концов я и вспомнил, а через него — весь текст сонета. К сожалению, сонет прочитать вам по-английски я не могу, помню только русский вариант. В любом случае речь в нем идет о несчастной любви — примерно такой, какая у Ларри к самодовольной Розе.

Да, в самом деле — не так просто объяснить англичанину, который не знает назубок все сонеты Шекспира, какие чувства играют в волшебных строчках! Во всяком случае, в русском переводе.

Что ж, все очень подходит к ситуации: влюбленный романтик Ларри, с ума сходивший от рыжеволосой красавицы, и предприимчивая Роза, которая наверняка поначалу подыгрывала бедняге Ларри в его наивной влюбленности. И вдруг все изменилось в один момент: Розе удалось охмурить профессора Хатвилла, и все кругом заговорили об их скорой свадьбе. Легко представить, что должен был ощутить от этой новости последний романтик!

Само собой, едва узнав о конкретной дате свадьбы, Ларри решил сыграть свой спектакль — убить соперника в честном рыцарском поединке, как в те далекие времена, когда именно так и разрешались споры за сердца прекрасных дам.

Но, увы, на первом же шагу он совершил жестокую ошибку: погиб другой. Разумеется, для Ларри то была трагедия — никто не хочет стать убийцей, да еще убив без малейшего смысла. А вот счастливчик Нат цвел и пах и продолжал готовиться к свадьбе.

Ларри, собрав в кулак всю свою волю, мгновенно написал следующий сценарий устранения соперника: убийство в ходе жутковатого спектакля, как наглядное подтверждение фразы, что наша жизнь — игра, а люди в ней — актеры. Но — увы: похоже, ангелы отвернулись от бедняги Ларри! Снова осечка, снова убит абсолютно посторонний человек…

И вот — последний шанс: день бракосочетания. Здесь Ларри не стал особенно фантазировать, он попросту проскакал на коне в открытые ворота храма, чтобы пронзить копьем соперника, реализовав строки, найденные Натом в древней книге и тут же приписанные сэру Гревиллу:

И вновь — убит другой, невинный дурачок Микки! Ларри, экипированный в тяжелые латы, просто не успел среагировать, когда соперника неожиданно закрыл другой. Только и оставалось, что развернуть коня и умчаться прочь, пока за ним не кинулись в погоню…

Слушая мой неторопливый монолог-размышление, инспектор согласно кивал.

— Похоже, все примерно так и было. Я не большой специалист по части Шекспира и вообще стихов, но Ларри всегда казался мне не от мира сего. Такому вполне могли прийти в голову столь… романтические убийства!

— Когда жизнь кажется пустой, каждый наполняет ее собственным смыслом. — За окном замелькали первые домики Стратфорда, и я кивнул инспектору. — Полагаю, Ларри похитил Розу, чтобы увезти сюда, в домик, оставленный в наследство его бабкой. Думаю, стоит заехать в местный полицейский участок и уточнить адрес.

— Я уже отдал распоряжение, — кивнул инспектор и неожиданно горячо потряс мою руку. — Благодарю вас, Ален! Если бы не вы…

Между тем наш автомобиль в сопровождении еще двух въехал во двор стратфордского полицейского участка. Оставалось узнать точный адрес, получить подкрепление и отправляться арестовывать Ларри Брайта.

Глава 32. Сонное царство

Эта довольно долгая, запутанная история трех преступлений «не по адресу» завершилась неожиданно быстро, без сложных декораций и костюмов. Когда мы с инспектором в сопровождении едва ли не целого отделения вооруженных до зубов полицейских подъехали к старинному особняку на окраине городка и, пару минут позвонив в дверь молчаливого дома, вошли под его своды, тройной убийца предстал пред нами сразу же — он попросту спал без задних ног на коврике у диванчика в гостиной. На диванчике мирно спала Роза Мимозина.

— Настоящее сонное царство, — с невольным облегчением выдохнул инспектор, пряча свое оружие. — А я-то думал, все завершится стрельбой — ведь парень убил троих человек и рискнул похитить девушку!

— Видимо, похищение его и подкосило — силы враз иссякли, и Ларри попросту вырубился, — разглядывая бледное лицо спящего, заметил я. — Ясно дело, Розу он каким-то образом усыпил, чтобы без проблем сюда привезти. Привез и тут же сам решил отдохнуть — силы покинули его после всех волнений последних дней. Что ни говори, а нелегкая эта ноша — быть убийцей.

Дальше все шло как по маслу, легко и без проблем: по звонку полиции примчалась местная «Скорая» и увезла в клинику спящую царевну Розу; между тем спящему Ларри деликатно надели на руки наручники, после чего перенесли его на носилках в полицейскую машину. Пришел в себя парень, уже будучи арестованным, и первые слова, которые услышал, пробудившись, были банальны для всех любителей детективных сериалов: «Мистер Брайт, вы арестованы по подозрению в убийстве…»

Остается отметить лишь, что, прослушав речь с перечнем всех трех убийств по датам до конца, Ларри поморгал голубыми глазками в рыжих ресницах, отчаянно зевнул и проговорил чуть дрогнувшим голосом: «Боже мой, вы не представляете, как я хочу спать…»

Первый основательный допрос Ларри Брайта прошел на следующий день в отделении Уорвика, куда арестованный был доставлен полицейскими Стратфорда, пока мы с инспектором немного задержались в родном городе Шекспира. Каюсь, о небольшой задержке в качестве личной услуги попросил инспектора я — как любознательный турист из России.

— Думаю, ничего не случится, если мы вернемся в Уорвик на пару часов попозже, — пожал плечами Бонд. — Сейчас я сам покажу вам дом, где родился и провел остаток своей жизни Шекспир, а также ферму Анны Хатвей. Для нас эту экскурсию проводили еще в школе, и я все прекрасно запомнил — у меня великолепная память.

Готов согласиться, что память у инспектора превосходная, чего не скажешь о его творческих способностях: наша экскурсия чем-то напомнила мне ответ у школьной доски, за который учитель не поставил бы больше тройки. И тем не менее инспектор старался, а когда завершил свой дебют гида, просто раздувался от гордости. Естественно, я растрогался и горячо пожал ему руку, душевно отблагодарив за богатый материал и эффектную его подачу. После этого мы вернулись в Уорвик, и для нас начались суровые будни с допросами и оформлениями кучи протоколов дела о тройном убийстве.

До допроса Ларри нам предстояло закрыть одно маленькое «дело». Как только мы вошли в управление, к нам подскочил сержант Виллингтон.

— Инспектор, — взволнованно проговорил он. — Надо что-то делать с Джимми Патсоном: парень отказывается от приема пищи и сегодня утром потерял сознание. Доктор Плимз только что осмотрел его — говорит, Джимми очень ослаблен.

Мы с инспектором переглянулись: черт возьми, со всей суматохой погони за убийцей о паже Хатвилла мы совершенно забыли! Бонд взглянул на часы и решительно мне кивнул, делая пригласительный жест:

— Идемте! Я сообщу Джимми, что настоящий преступник арестован и отпущу его на все четыре стороны. Пусть хранит свои секреты сколько угодно.

Хотите верьте, хотите — нет, но как только инспектор произнес последнюю реплику, я сразу же представил, как Джимми, рыдая, выдает нам все свои «секреты».

Именно так все и получилось через пару минут. Как только мы вошли в крохотную камеру, бледный и, кажется, еще более невзрачный Джимми подскочил со своей койки, уставившись на нас тревожными покрасневшими глазами.

— Джимми, мы арестовали убийцу — это Ларри Брайт, — произнес инспектор с легкой улыбкой. — Вы свободны. Приносим вам свои извинения.

Пару минут Джимми растерянно моргал и вдруг, обеими руками закрыв лицо, отчаянно разрыдался, вновь рухнув на кровать.

— Что такое? — нахмурился Бонд. — Джимми, возьмите себя в руки! Отчего эти слезы, объяснитесь!

Джимми на удивление быстро успокоился. Он глубоко вздохнул, кулаком утер глаза и произнес, что называется, на одном дыхании:

— Я с самого начала знал, что убийца — Ларри Брайт. Ларри всегда был очень добр ко мне в отличие от профессора Хатвилла. Я узнал его по обуви еще во время первого убийства, на турнире, — у Ларри большой размер ноги. Тогда он убил Питера Санина, который меня грязно шантажировал. Я поставил свечу в церкви, чтобы о вине Ларри никто не узнал.

Он шумно перевел дух.

— Второй раз я видел, как Ларри торопливо вышел из башни Призрака именно в то время, когда там произошло убийство. О том, что произошло убийство и что убит гадкий Билли, я узнал чуть позже и тут же поставил вторую свечу. Гадкий Билли был действительно гадким человеком, и я так благодарен Ларри! Ну, а после убийства в храме… Я отлично представлял себе, как тяжело Ларри из-за ошибки. Я побежал за ним в лес — ведь я знал ту полянку, где Ларри прятал свое рыцарское облачение. Однажды, когда еще учился в школе, я случайно наткнулся на него, блуждая по лесу: Ларри с трепетом рассматривал рыцарские доспехи, шлем с плюмажем, под конец все тщательно запрятав в дупло высокого дерева.

Наступила пауза. Мы с инспектором с интересом рассматривали покрасневшее от слез лицо парня. Я подумал, что только теперь это бесцветное лицо обрело краски — видимо, некоторым необходима жесткая встряска, чтобы реально ожить.

— Насколько я понимаю, вы собирались хранить молчание, умышленно скрывая от следствия имя убийцы? — наконец задал вопрос инспектор.

В одно мгновение Джимми вновь стал самим собой — поджал губы и упрямо опустил голову. Бонд только усмехнулся, распахивая дверь камеры:

— Что ж, Бог вам судья. Повторяю: вы свободны!

Джимми недоверчиво поднял глаза, перевел взгляд с инспектора на меня.

— Я могу идти?.. И что мне делать?

Инспектор немного раздраженно пожал плечами:

— Да что угодно! На вашем месте я отправился бы в храм и поставил еще одну свечу — за Ларри Брайта…

Глава 33. Исповедь убийцы

Благодаря инспектору Бонду я присутствовал на первом допросе Ларри — тихо сидел в уголке, ни во что не вмешиваясь и внимательно слушая. Сразу стоит отметить, что допрос по большей части вылился в самую настоящую исповедь убийцы, который торопился излить душу и объяснить жестокие убийства ради романической любви.

Бледное заплаканное лицо в золотых конопушках, всклокоченные рыжие вихры — Ларри Брайт говорил безостановочно, как будто именно исповеди ему и не хватало все это время:

— Я прошу прощения у Бога за то, что лишил жизни людей, с которыми меня совершенно ничего не связывало. Увы, каждый раз кто-то упорно смешивал все мои карты и словно бы смеялся над моей мечтой — стать возлюбленным прекрасной рыжей бестии по имени Роза…

Это была самая первая реплика Ларри, едва он уселся за стол в комнате допросов, — инспектор Бонд даже не успел объявить его начало для констебля, который вел протокол. Разумеется, все тут же уставились на бледного взлохмаченного Ларри, который, вдохновленный своим собственным вступлением, продолжил рассказ — рассказ об истории трех неправильных убийств:

— Позвольте мне самому все рассказать, иначе я просто сойду с ума! Я влюбился в мисс Мимозин с первого взгляда — она пришла работать в нашу библиотеку, почти тут же сделавшись активисткой клуба «Влюбленные в Шекспира». Я мог часами любоваться ее лицом, движениями, ее чудесным смехом — и мне этого было вполне достаточно для счастья! Все изменилось в тот самый миг, когда мой шеф — профессор Хатвилл — подвел ее ко мне и с улыбкой представил: «Мисс Мимозин, Роза — прекрасная Роза… Моя невеста». Поверьте мне, после этих слов я едва не потерял сознание — меня словно выбили из седла мощным ударом копья. Однажды так уже было на самом деле. Вы ведь в курсе, что не так давно я был членом клуба рыцарей?

Ларри обвел всех ясными голубыми глазами.

— Мы в курсе, Ларри, — кивнул ему инспектор, подбадривая мягкой улыбкой. — Расскажите нам все, что считаете нужным, мы слушаем вас.

Ларри благодарно кивнул и глубоко вздохнул.

— Да, я был членом клуба. Спросите Томми — я отлично держался в седле в тяжелом снаряжении рыцаря, легко отправлял в цель тяжелое копье. Я принимал участие во всех рыцарских турнирах, выступая под именем Рыцарь Сумерек, и неизменно выходил победителем в поединках.

Он на мгновение закрыл глаза.

— И здесь все завершилось в один момент. На одном турнире я попал в пару с профессором Хатвиллом. Поверьте, этот человек всегда был для меня почти святым, я готов был молиться на него! И вот он с первого заезда неожиданно легко выбил меня из седла. Удар был жесткий, я рухнул на спину, в одно мгновенье ощутив суровую жесткость земли и… И жестокость своего шефа. Это было на следующий день после его первого «удара» — представления мисс Мимозин в качестве своей невесты.

Тогда и зародился во мне план отвоевать невесту в честном поединке. Я лежал на земле, сквозь маску шлема видел ослепительную синь неба и представлял, как выбиваю профессора из седла, как встаю над ним и произношу: «Зеленый рыцарь, прекрасная Роза отныне — моя невеста!»