Тайная жизнь, или Дневник моей матери Чемберлен Диана

Все тут смеются над моим акцентом, так что говорю я еще меньше, чем обычно.

6 марта 1946 г.

Сегодня я раз и навсегда покончила с математикой. Мне стало нечем дышать во время занятий, и я выскочила за дверь. Мистер Симс, наш преподаватель, вышел за мной в коридор и спросил, куда это я собралась. Я ответила, что мне плохо и что завтра я вернусь на занятия. Но я уже не вернусь, потому что завтра мне будет ничуть не лучше. Боюсь сказать об этом Кайлу.

7 апреля 1946 г.

Не нужно мне было вчера поддаваться на уговоры Кайла и идти с ним на вечеринку. Сам он – большой любитель подобных развлечений, а я предпочитаю сидеть у себя в комнате, писать или заниматься. Но вчера я наконец-то согласилась. Не сомневаюсь, что это последняя вечеринка, на которую ему удалось меня затащить.

Проходила она в доме девушки, которая учится вместе с нами. Ее зовут Джулия, и она очень богата. Мне еще ни разу не приходилось видеть такого роскошного особняка.

На самом деле университет мало чем отличается от средней школы – здесь тоже все обожают Кайла. Не сомневаюсь, что и Джулия пригласила меня только потому, что я – его сестра. На мне было мое единственное нарядное платье, которое мне чуть ли не силком впихнула Сюзанна, когда я уезжала из Линч-Холлоу. В нем я чувствую себя свиньей на заклание. Вдобавок я терпеть не могу пояса для чулок и самих чулок. А вот Кайл думает, что такой пояс очень сексуален (его любимое словечко в эти дни). Джулию он тоже считает сексуальной, поэтому с нетерпением ждал этой вечеринки.

Я понятия не имела, что нас приглашают еще и на ужин, иначе ни за что бы не пошла. Посреди комнаты стоял длиннющий стол, заставленный фарфоровыми тарелками и хрустальными бокалами, и у каждой тарелки находилась табличка с именем. За столом сидело около тридцати человек. Это были студенты из нашей группы и из других групп и еще пара профессоров. Был здесь и любимый профессор Кайла, доктор Латтерли. Кайлу отвели место между доктором Латтерли и Джулией, так что он сел за стол с таким видом, будто только что умер и вознесся на небеса.

Моя табличка находилась между двумя студентами, которых я прежде в глаза не видывала, – какой-то пучеглазой девицей и веснушчатым парнем с рыжими напомаженными волосами. Стоило мне усесться, и меня тут же начало мучить удушье. Руки у меня тряслись, а по спине стекал пот. Я прямо чувствовала, как он впитывается в мое платье (его я потом отправила на тряпки). Я сидела там и тряслась, пока все ели какой-то противный холодный суп, к которому я даже не притронулась, и странный желтый салат, на который я старалась не смотреть. В какой-то момент мне показалось, что я вот-вот упаду в обморок. По привычке я ущипнула себя за руку и тут же услышала вопль пучеглазой девицы: «Что ты делаешь?!» Она сказала это так громко, что все тут же повернулись ко мне. Девица, не отрываясь, смотрела на мою руку. Я тоже взглянула туда и увидела множество розовых отметин от ногтей, которые ярко выделялись на белой коже.

Разговоры затихли. Я быстро спрятала руку под стол в надежде, что никто этого не заметил. «У меня дома растет ядовитый плющ», – тихонько ответила я, стараясь как можно правильнее выговаривать слова. Не в силах выдержать эту гнетущую тишину, я умоляюще взглянула на Кайла. Тот смотрел на меня, недовольно нахмурившись. Я надеялась, что он поймет, как мне тут плохо, но он отвернулся и продолжил беседу с доктором Латтерли.

Все вокруг разговаривали, кроме меня. Мои глаза наполнились слезами, и мне пришлось еще сильнее ущипнуть себя, чтобы не разрыдаться. И тут служанка – или как ее там – поставила передо мной тарелку с отвратительным куском кроваво-красного мяса. Это зрелище меня доконало. Я потянулась за водой и опрокинула свой стакан. Все снова посмотрели на меня. Не в силах больше сдерживать слез, я постаралась выскочить из-за стола. Но стулья стояли так тесно, что я не могла протолкнуться. Рыжеволосый парень стал отодвигать свой стул, а сидевшая рядом с ним девушка – свой. Секунды тянулись невыносимо долго, и меня чуть не вырвало. Все смотрели на меня, разинув рты. Уже выбегая из комнаты, я услышала, как Кайл извинился и встал из-за стола. Я была у входной двери, и тут он наконец догнал меня. Когда Кайл заговорил, стало ясно, что он в настоящей ярости.

– Какого… дьявола… ты… себе… позволяешь? – прошипел он сквозь стиснутые зубы.

– Прости меня. – Я рыдала так, что с трудом могла говорить. – Мне плохо. Ты иди, а я подожду тебя здесь.

– Ты не можешь ждать на улице.

– Туда я тоже не могу вернуться.

– Надо было оставить тебя дома, чтобы ты и дальше гнила в своей комнатушке.

Я схватила его за руку:

– Прости, пожалуйста. – Для меня не было ничего хуже, чем расстроить его.

– Жди здесь. – Он по-прежнему цедил сквозь сжатые зубы, как будто рот у него был забит цементом.

Я стояла у открытой двери и слышала, как он прощается с Джулией. Кайл долго извинялся, говорил, как мне плохо, ну и так далее. Потом Джулия сказала: «Передай своей сестре, пусть выздоравливает». На что Кайл ответил: «Собственно говоря, она мне не родная сестра, а всего лишь двоюродная».

Даже сейчас, записывая эти слова, я не могу удержаться от рыданий. Кайл выскочил на улицу, как бык, готовый наброситься на первого встречного. Не сказав мне ни слова, он зашагал в сторону нашего дома. Шел он так быстро, что мне приходилось едва ли не бежать за ним. В какой-то момент я не выдержала, и меня стошнило, но Кайл даже не замедлил шаг. Когда мы добрались до дома, он прямиком направился к себе в комнату и захлопнул за собой дверь. Я подумывала сразу описать все случившееся в дневнике, но у меня просто не было сил. Я легла и заснула в тоске по Линч-Холлоу.

Утром Кайл отправился на завтрак и на занятия, даже не заглянув перед этим ко мне. Я сегодня точно не пойду в университет. Я просто не в состоянии посмотреть в глаза тем студентам, которые были вчера на вечеринке. И вот я сижу в этой своей второй пещере, отчаянно тоскуя по первой.

8 апреля 1946 г.

Уже полночь, но мне не спится, так что я сижу и пишу эти строки. После ужина Кайл наконец-то пришел ко мне. Он принес мне сэндвич, который сделал на ужин. Я как раз сидела на постели, читая учебник по антропологии.

– Как ты, в порядке? – спросил он. Первые его приветливые слова за целый день.

– Не думаю, что тебе удастся еще раз вытащить меня на вечеринку, – заметила я.

– Кейт, это совсем не забавно. – Он присел на краешек моей кровати. – Мистер Смит сказал мне, что ты больше не ходишь к нему на занятия. Я поспрашивал остальных, и оказалось, что ты бываешь только у Латтерли, так ведь?

Я кивнула. Я хожу к нему, поскольку это единственный мой общий семинар с Кайлом. Там, по крайней мере, я могу дышать свободно.

– Полагаю, я хотел видеть тебя тем, кем ты просто не можешь быть. Это не очень-то хорошо с моей стороны. Прости меня.

Он подвинулся ближе и взял меня за руку. Закатав рукав моей рубашки по локоть, он перевернул мою руку и внимательно глянул на нее. Я сама посмотрела туда же и увидела двадцать или тридцать крохотных отметин – маленьких полумесяцев, оставленных моими ногтями. Некоторые были нежно-розового цвета, другие уже подживали. При свете дня собственная рука показалась мне чужой. Я попыталась отдернуть ее, но Кайл не позволил. Опустив голову, он прижался губами к моей руке. Прошла минута или две, прежде чем он вновь выпрямился.

– Тебе нужно вернуться в Линч-Холлоу, Кейт. Было ошибкой тащить тебя сюда. Ты всегда понимала, что подобная жизнь не для тебя.

– Мне нравится учиться, – возразила я. – Пусть я не хожу на занятия, но учебники-то я все равно читаю.

– Когда я вернусь в Линч-Холлоу, перескажу тебе все, что успел узнать здесь.

– Я хочу остаться, – заявила я. – Мне хорошо в этой комнате. И я в состоянии работать.

На самом деле это не совсем так. В последнее время я уходила с работы раньше обычного, однако у меня не хватило духу сказать об этом Кайлу.

– Я боюсь за тебя, Кейт. Я думал, если мне удастся забрать тебя из дома и познакомить с другими людьми, с тобой все будет в порядке.

– Со мной и так все в порядке, – возразила я. Мне хотелось, чтобы он перестал говорить таким печальным тоном, будто я уже умерла.

– Для тебя тут не жизнь, а сущее мучение.

– Мне хорошо в этой комнате, – повторила я.

– Ладно, – сдался Кайл. – Побудешь здесь до конца семестра.

Такое чувство, будто у меня гора свалилась с плеч. Я могу остаться в этой комнате, хотя мне и придется работать – уж я как-нибудь заставлю себя ходить в этот ресторан. А летом мы с Кайлом вернемся в Линч-Холлоу. С началом осени ему снова предстоит уехать, но это будет еще не скоро.

10 мая 1946 г.

Сегодня Кайл привел к себе Джулию. По вечерам мы обычно устраиваемся в одной из наших комнат, и Кайл рассказывает мне, что успел узнать за день. Но сегодня он просунул голову в мою дверь и сказал, что с ним Джулия и что мы с ним увидимся завтра утром.

В последнее время он ходил сильно раздраженный, а вчера заявил мне, что находится в плохом настроении, потому что давно не занимался любовью. Надеюсь, к завтрашнему утру его настроение улучшится.

21 мая 1946 г.

Ненавижу те ночи, когда Джулия остается у нас. Она симпатичная девушка, и я вовсе не сержусь на нее за то, что она лишает меня возможности каждый вечер видеться с Кайлом. Я с удовольствием занимаюсь одна – меня это ничуть не беспокоит. Другое дело, что я все время их слышу. Кровать Кайла расположена через стенку от моей, так что я нахожусь в каком-нибудь метре от них. Они смеются и тихонько разговаривают, хотя слов почти не разберешь. Но меня смущают именно моменты тишины. В такие секунды я представляю, как они целуются и касаются друг друга. Иногда кровать Кайла начинает поскрипывать, и я понимаю, что он входит в Джулию. Каково это, ощущать в себе мужчину? Вряд ли я когда-нибудь узнаю.

Как правило, я рада, что у меня такое богатое воображение. Истории льются из меня так, будто я и в самом деле вижу все наяву. Но порой оно превращается для меня в настоящее проклятье. Вот и теперь, когда Кайл и Джулия занимаются по соседству любовью, я отчетливо вижу, как его губы приникают к ее губам, а руки ласкают ее грудь. Похоже, мне снова придется спать сегодня на полу, чтобы хоть как-то остудить свои мысли.

25 мая 1946 г.

Кайл больше не встречается с Джулией. Они поссорились, и он снова пребывает в мрачном расположении духа. Вчера он был совершенно невыносим, так что мне пришлось накричать на него. Я заявила, что у меня тоже настроение не ахти, и он не один такой, кому нужен секс. Я как раз читаю «Любовника леди Чаттерлей», и эта книжка просто сводит меня с ума. Кайл не слишком-то высокого мнения о Констанс Чаттерлей.

– Обычная дешевка, – фырчит он. – Она вышла замуж за этого беднягу, чтобы быть с ним в горе и радости. Ей бы стоило научиться вести себя поприличнее.

В ответ я заявила, что если бы она вела себя поприличнее, то и книги бы не получилось.

Теперь по вечерам я выставляю Кайла из комнаты раньше обычного, чтобы побыстрее улечься и самой успокоить свой пыл. Кайл говорит, что я «отчаянно нуждаюсь» в бойфренде. Он даже предложил мне найти кого-нибудь. Сказал, это будет несложно, ведь я такая красивая. Это и правда его слова!

– Никогда не заведу себе любовника, – возразила я. Надо сказать, я тверда в своем намерении.

– Про любовника пока и речи быть не может, ведь тебе всего восемнадцать, – заявил он.

– Джулии тоже восемнадцать, – напомнила я ему. – А Саре Джейн было семнадцать.

– Ну и что, они ведь не мои сестры.

29 мая 1946 г.

Вчера вечером нас ждал замечательный сюрприз. Возвращаюсь я домой с работы, а на веранде в компании Кайла сидит не кто иной, как Мэтт! Я была вне себя от радости, так что даже сама удивилась. Конечно же, я скучала по Мэтту, но не могу сказать, чтобы так уж тосковала. Да и думала я о нем не слишком много. Но когда я увидела его улыбающееся лицо, сердце у меня просто запело от счастья. Я едва не задушила Мэтта в своих объятиях.

У него уже начались летние каникулы, а вот нам с Кайлом предстоит учиться еще неделю. Мэтт приехал в Вашингтон на пару дней и остановился в той самой гостинице, где я работаю! Прошлым вечером мы проговорили с ним допоздна. Выглядит он просто великолепно. За год у него было несколько подружек, но при этом ничего серьезного. Кайл сказал, что Мэтт все еще неравнодушен ко мне. Придется, видимо, напомнить ему о том, что мне не нужно ничего, кроме его дружбы.

30 мая 1946 г.

Мэтт только что ушел, а меня до сих пор трясет. Сегодня вечером мы ужинали в ресторане. Мы – это Кайл, Салли (девушка, которая ему нравится), Мэтт и я. Сама я не в восторге от подобных развлечений, но в компании с Кайлом и Мэттом я чувствовала себя в полной безопасности. Затем мы вернулись домой. Кайл и Салли уединились в его комнате, а Мэтт пришел ко мне.

Мы сидели у меня на постели и болтали о всякой всячине. Мэтт заявил, что после университета хочет работать в газете. Мы проговорили около часа, и вдруг он сказал:

– Кейт, я хочу поцеловать тебя, но ты такая пугливая, что я просто не решаюсь.

– О чем это ты? – спросила я.

– Помнишь, я однажды попытался, и ты от меня просто сбежала?

Я сказала, что он может поцеловать меня, но это ничего не изменит в наших отношениях. Как я теперь понимаю, с моей стороны было серьезной ошибкой согласиться на этот поцелуй. Другое дело, что мне тоже этого хотелось. Мне хотелось почувствовать, что значит целоваться. Оказалось, это даже лучше, чем я воображала. Я и не знала прежде, насколько все взаимосвязано в моем теле. Мэтт поцеловал меня в губы, а ощутила я это у себя в груди и в животе. Он положил меня на постель, так что голова моя опустилась на подушку. Он целовал меня, а мне хотелось еще и еще. Я понимала, что могу заняться с ним любовью, а потом как ни в чем не бывало вернуться к прежним отношениям. Но Мэтт бы так не смог: наверняка бы он не удовлетворился после этого простой дружбой.

Потом он попросил у меня разрешения коснуться моей груди. Я запретила ему это, но он сказал:

– Через блузку, Кейт. Я просто положу на нее руку.

Моя грудь тоже молила о таком прикосновении.

– Ладно, просто положи туда руку, – заявила я.

Так он поначалу и сделал. Но затем он снова стал целовать меня, а рука его начала играть с моей грудью: он сжимал ее и поглаживал. И я сама сказала, чтобы он коснулся и второй груди. Мэтт постанывал, да и я, должно быть, тоже. Я еще ни разу не чувствовала такого желания. Затем его руки оказались у меня под блузкой, и он расстегнул мой лифчик. Мой разум сказал нет, а тело крикнуло да. Мне хотелось, чтобы он касался меня везде. Но если бы так и произошло, что бы это значило для Мэтта? Наверняка он воспринял бы все слишком серьезно.

Он коснулся моей обнаженной груди, и мне вдруг страшно захотелось сказать, что я люблю его. Я удержалась от подобной глупости, хотя сейчас у меня такое чувство, что я была тогда просто в беспамятстве. Не помнила, ни кто я, ни где нахожусь. И тут Мэтт прошептал мне на ухо: «Я люблю тебя, Кейт». Это мгновенно вернуло меня к реальности. Я быстро села и поправила блузку.

Мэтт тяжело дышал. Он вновь попытался поцеловать меня, но я отстранилась.

– Прошу тебя, Кейт, – прошептал он едва ли не плача.

Я заметила, как вздулся бугор у него на брюках, и быстро отвела взгляд куда-то в сторону.

– Мэтт, – сказала я, – после Кайла ты мой лучший друг. Ты ведь знаешь это, правда?

Он сказал, что знает. А я заявила, что лучшие друзья не занимаются любовью, поскольку такой опыт может полностью разрушить их отношения. «Остается надеяться, – сказала я ему, – что мы и так не зашли слишком далеко».

Я все говорила и говорила об этом, пока Мэтт не приказал мне заткнуться. Он так и сказал:

– Кейт, да заткнись ты, ради бога. Я слышал это от тебя и раньше.

Поначалу он был мрачным и надутым, но потом понемногу оттаял. Мы болтали и смеялись часов до одиннадцати, после чего Мэтт ушел. Он сказал, что заглянет к нам завтра, прежде чем ехать домой, в Колбрук.

Обдумав затем все, что случилось, я здорово разнервничалась. Получается, я совсем не могу доверять своему телу: оно явно действует так, как ему вздумается.

4 июня 1946 г.

Я уже почти упаковала все вещи для возвращения в Линч-Холлоу. Кайл тоже готовится к отъезду. Даже не передать, как я рада, что скоро попаду домой. Безумно скучаю по своей пещере.

Отношения у нас с Кайлом немного натянутые, но я надеюсь, что к утру все пройдет. Сегодня вечером я переодевалась к ужину и немного запаздывала. Надев одну только юбку, я стояла перед зеркалом и причесывалась. По правде говоря, я любовалась своим отражением. Волосы у меня густые и блестящие, а груди такие белые и округлые. Внезапно в дверь постучали. Это Кайл решил поторопить меня. Не знаю, почему я ему не ответила. Просто стояла перед зеркалом, прекрасно понимая, что он должен войти. Он и вошел. Я замерла спиной к двери, с расческой в руках. «Кейт», – начал он и тоже замер, увидев мой обнаженный торс. Я смотрела в зеркало на его отражение, а он смотрел на мое. Ни один из нас не пошевелился, не промолвил ни слова. Наконец он шагнул назад и тихонько прикрыл за собой дверь.

Когда я спустилась вниз, Кайл уже сидел за столом. Кроме нас, там находилась еще пара жильцов, и Кайл за ужином разговаривал только с ними. Затем мы вместе поднялись наверх, и он сказал, что я могу взять чемодан побольше и что у него есть коробка, в которую мы можем сложить свои книги. Его друг Пит отвезет нас завтра утром на станцию, заявил Кайл, но перед этим неплохо бы позавтракать. Он так и не коснулся того эпизода в моей спальне, все ходил вокруг да около. Даже не знаю, кого он винит в случившемся: себя – за то, что вошел без разрешения, или меня – за то, что не предупредила его. Не уверена также, почувствовал ли кто-нибудь из нас хоть каплю стыда. Одно я знаю точно: если бы передо мной опять возник выбор – ответить на его стук или нет, я бы вновь поступила так же.