Тайная жизнь, или Дневник моей матери Чемберлен Диана
Отец Шэрон болел уже не один месяц.
Она покачала головой и встала.
– Сегодня, когда я забирала Блисс из садика, ко мне обратились Пэт Келли и Джоан Дав.
– И что?
Пэт Келли была директором садика, а Джоан Дав – воспитательницей Блисс.
– Они сказали, что Блисс сильно изменилась в последнее время. Она стала раздражительной и боязливой и плачет теперь чаще обычного.
– Совсем как дома, – промолвил Бен.
Блисс снова стала сосать большой палец и плакать перед сном. А несколько раз она и вовсе описалась в постели.
– Джоан сказала, что вчера, во время тихого часа, Блисс мастурбировала и пыталась прижаться к Джейсону Петерсону. Джоан решила, что это немного странно, но ничего не сказала ей, только отодвинула от Джейсона. – Шэрон внимательно наблюдала за ним, словно бы надеясь, что он поймет, о чем идет речь. Но Бену явно было невдомек, к чему она клонит.
– После этого Блисс описалась во время сна. Несколько недель назад я принесла Джоан детские трусики, чтобы она могла переодеть Блисс в случае подобной неприятности. Переодевая Блисс, Джоан заметила у нее покраснение на коже. – Глаза Шэрон наполнились слезами. – Я и сама видела его вчера, когда купала девочку, но ни о чем не спросила. Решила, это из-за того, что она описалась.
Вид у Шэрон был такой виноватый, что Бен попытался обнять ее, но она отшатнулась.
– Ты ведь догадываешься, о чем я, Бен?
– Понятия не имею, – нахмурился он.
– Джоан спросила Блисс, откуда у нее покраснение, и та сказала, что это сделал ты.
– Что?
– Она сказала, что ты засовывал в нее палец.
Бен замер. Было так тихо, что он слышал стук собственного сердца.
– Почему она так сказала?
– Тебе лучше знать.
– Джоан, должно быть, неправильно ее поняла.
Шэрон покачала головой:
– Я сначала тоже так решила. Но по дороге домой я сама спросила у нее. «Миссис Дав сказала мне, что у тебя краснота вокруг вагины, – обратилась я к Блисс. – Как ты думаешь, откуда она там?» Видишь, Бен, я была очень осторожна, поскольку не хотела наводить ее на мысль. «Папа совал палец мне в вагину», – заявила Блисс. Она сказала это именно так, слово в слово. А еще добавила: «Хорошо бы, чтоб он перестал, потому что мне бывает больно». Я расплакалась так, что вынуждена была остановить машину. Я знаю, Блисс испугалась, но я ничего не могла с собой поделать.
Бен почувствовал, что у него подкашиваются колени.
– Шэрон, я не делал ничего подобного, – сказал он, опускаясь на стул.
– Тогда почему она так говорит?
– Не знаю. Может, ей что-то приснилось?
Шэрон покачала головой:
– Джоан говорит, все факты указывают на то, что девочку домогались. Повышенная боязливость, попытки прижаться к Джейсону. Даже то, что она стала часто писаться. И эта краснота – она ведь не сон. Вдобавок Блисс стала часто мастурбировать. Я даже сначала подумала, что именно в этом причина покраснения. – Шэрон взглянула на него с надеждой.
– Может быть. – В голосе Бена не было уверенности.
– Но почему она говорит, что это сделал ты?
– Не знаю. Давай-ка мы съездим за ней и поговорим. Я уверен, что смогу…
– Нет! Я не хочу, чтобы ты говорил с ней.
Бен нахмурился. Какого черта он должен спрашивать у нее разрешения поговорить с собственной дочерью? Однако голос его прозвучал ровно и спокойно:
– Ты тоже можешь присутствовать при разговоре. Я…
– Нет, Бен, ей придется остаться у Алекса и Лесли. Я солгала им, что мы сегодня ужинаем в ресторане. У меня просто язык не повернулся сказать правду. – Шэрон вновь уселась за стол. – Пэт и Джоан хотели сразу позвонить в Центр защиты детей, но я убедила их подождать до завтра. Сказала, что собираюсь сама поговорить с Блисс и с тобой. На тот момент я им просто не поверила. Сказала, что ты – на редкость хороший отец… – Ее голос дрогнул. – Я защищала тебя. Рассказывала им о том, как ты гуляешь с ней, читаешь ей книжки, сидишь с ней на больничном. Они вежливо покивали, а потом Пэт заявила, что среди заботливых отцов чаще всего встречаются люди с подобными отклонениями. Мне захотелось ударить ее за эти слова. Я знала, насколько они несправедливы к тебе.
– А что теперь? – Бен внимательно наблюдал за ее лицом. В наступившей тишине было слышно, как тикают настенные часы.
– Теперь я не знаю, что и думать, – призналась наконец Шэрон. – Но мне пришлось пообещать им, что я не подпущу тебя сегодня к Блисс. Только так они и согласились подождать с этим звонком.
– Но это же безумие! – Он грохнул кулаком по столу. – Блисс – моя дочь. Никто не вправе запретить мне видеться с ней!
Шэрон, прикусив губу, смотрела куда-то в сторону.
– Ладно, завтра утром я пойду и поговорю с Пэт и Джоан, – заявил Бен.
– Не все так просто, Бен. Они обязаны заявить в полицию.
– Шэрон, сколько лет ты меня знаешь?
– Девять.
– За эти годы ты хоть раз поймала меня на лжи?
– Нет.
– Ну так поверь мне и сейчас.
По ее щекам потекли слезы.
– Это все моя вина, – выдавила она. – После той операции все пошло наперекосяк.
Бен понял, что она имела в виду. Год назад Шэрон сделали операцию на спине, после которой ей долгое время нельзя было заниматься любовью. Когда доктор наконец дал добро, она, казалось, потеряла всякий интерес к сексу. Но Бен рассматривал это лишь как фазу: брак – явление циклическое, и со временем все опять наладится. Однако недостаток физической близости сказался и на самих отношениях, и вечерами, возвращаясь из университета домой, Бен спешил увидеть не столько Шэрон, сколько Блисс.
Он коснулся губами шеи жены. Кожа ее была теплой и нежной, запах – знакомым и домашним.
– Я не делал ничего с Блисс. – Он поднял голову. – Но тебе в любом случае не в чем себя винить. Я знаю, ты весь последний год была сама не своя.
– Мне так страшно, Бен. – Она взглянула ему в лицо.
Сам он не чувствовал ни капельки страха, хотя именно ему стоило бояться больше всего. Оглядываясь назад, он сам поражался тому, каким же наивным тогда был. Ему и правда казалось, что все уладится само собой.
Он поцеловал Шэрон и был удивлен тем, с каким пылом ответила ему она. Бен отвел ее в спальню, и они занялись любовью – с тем неистовством, которое отличало их отношения в самом начале. Он был внутри нее, когда она вышла на пик: тело ее изогнулось, покорно следуя желанию. Но затем она вновь начала рыдать. Мышцы ее бессильно обмякли, руки стали вялыми и безжизненными. И Бен уже просто не мог продолжать. Он встал и направился в ванную. Там он принял душ, оделся, а затем вернулся и сел на краешек постели.
Шэрон лежала на боку и рыдала в свой платок. Бен осторожно разгладил волосы у нее на голове.
– Поехали, заберем Блисс, – предложил он. – Проясним этот вопрос, пока все не зашло слишком далеко.
– Бог ты мой, Бен. – Шэрон перекатилась на спину и взглянула на него: – Если ты ничего такого не делал, почему она так говорит?
Бен почувствовал, как в груди вскипает ярость. Казалось, еще немного, и он взорвется.
– Я ничего не делал!
Шэрон встала, накинув на себя простыню. Подбородок ее дрожал, на щеках блестели слезы.
– Я так люблю тебя, Бен, но я… – Она покачала головой: – Прости, но я не смогу сегодня спать с тобой. – Она прижала к лицу ладонь, как будто надеясь сдержать слезы.
– Шэрон… – Бен потянулся к ней, но Шэрон отступила в сторону.
– Я лягу сегодня в гостевой. – Она повернулась и вышла из комнаты.
Ему страшно хотелось поехать к Алексу и Лесли и самому поговорить с Блисс, но он сдержался. Позже он не раз проклинал себя за такое решение. По сути, это был его единственный шанс на спасение. Если бы он мог предвидеть будущее, то не стал бы терять время зря. Но он даже не представлял, какой кошмар ожидал его впереди.
На следующий день Бен уже заканчивал занятия в группе, как вдруг заметил офицера полиции, поджидавшего его на пороге аудитории. Бен постарался потянуть время. Прозвенел звонок, но Бен все еще разговаривал со студентами. Минута текла за минутой, молодые люди недоуменно переглядывались: «Что это с ним сегодня?» Наконец Бен отпустил группу, а сам в ожидании неизбежного сел за стол.
Офицер представился, после чего громко – слишком громко! – произнес: «Вы арестованы за сексуальные домогательства по отношению к собственной дочери». Он зачитал Бену его права, а затем надел на него наручники, хотя у Бена и в мыслях не было сопротивляться. Его повели на улицу по бесконечно длинным коридорам университета, мимо изумленных студентов. Ему хотелось что-то сказать, хоть как-то отшутиться, но в горле полностью пересохло. Так он и шел, не сводя глаз с потока света, лившегося через входную дверь.
Полицейский с гримасой отвращения пихнул его на заднее сиденье машины. Было видно, что все относятся к произошедшему крайне серьезно, и Бен тогда впервые подумал: может, с Блисс и правда что-то случилось? Но, если это так, значит, виновен кто-то другой, а не он. Бен вновь ощутил приступ ярости: мысль о том, что кто-то мог прикоснуться к его дочери, приводила в бешенство.
Он перебрал в уме всех, с кем общалась его дочь. Джоан Дав. Сэм и Джен. Алекс и Лесли. Старенькая миссис Блейтон, которую приглашали иногда посидеть с Блисс. Ни один из них не подходил на роль соблазнителя. Или это произошло, когда его дочь играла у кого-то из друзей? Чей-нибудь папочка? А как насчет того парня из детского сада, который выполнял подсобные работы? Бену никогда не нравился этот тип с юркими, как у хорька, глазами.
Ему разрешалось сделать один звонок, и он позвонил в клинику Сэму. У того как раз был сеанс с пациентом, но Бен заявил, что он по неотложному делу. Должно быть, в его голосе прозвучало такое отчаяние, что медсестра тут же связала его с Сэмом.
– Меня арестовали, – промолвил Бен. – Нужно, чтобы ты внес залог.
Сэм ответил не сразу. Интересно, о чем он думал? Его брат в тюрьме. И это Бен, у которого ни разу не было штрафов за неправильную парковку!
– Почему ты там? – спросил он наконец своим тихим, успокаивающим голосом. Наверняка пациент, сидевший напротив него в кресле, решил, что доктор разговаривает с таким же страдальцем, как и он сам.
– Не хочу говорить по телефону. Когда ты сможешь приехать?
– У меня сегодня еще один пациент, после чего я освобожусь. – Сэм тщательно подбирал слова. – Примерно в половине седьмого. Ах да, – на этот раз ему пришлось говорить прямо, – какая там сумма?
– Тысяча. – Бен прикрыл глаза. Сэм без труда мог позволить себе подобную сумму, но Бен ненавидел просить – даже у брата. – Я верну тебе завтра, как только попаду в банк.
– Не вопрос. До встречи.
Он сидел на заднем сиденье «Мерседеса», рассеянно скользя взглядом по уличным фонарям. Из-за проливного дождя их свет казался блеклым и расплывчатым. Бен сказал Сэму, что не может ехать домой и хотел бы побыть пока у них с Джен. Но он не сказал того, что ему просто-напросто запретили находиться в одном помещении с Блисс. «Если вы решите вернуться домой, вашу дочь заберут в приют». Что и говорить, выбора у Бена не было.
Он пытался оттянуть тот момент, когда ему придется рассказать о случившемся Сэму. Больше всего он боялся увидеть на лице брата то же отвращение, с каким смотрели на него остальные.
Сэм притормозил у светофора и глянул на брата:
– Давай, Бен. Выкладывай, что случилось.
– Меня обвиняют в совращении Блисс. Говорят, что я ее домогался.
На лице Сэма отразилось неприкрытое изумление.
– Бог ты мой, – произнес он наконец.
– Я не делал этого.
– Разумеется, нет. – Сэм тронул машину. – Поверить не могу, что кто-то может всерьез обвинять тебя в подобных вещах.
– Даже Шэрон думает, что я это делал.
Сэм понимающе кивнул.
– Что ж, это вполне естественно. Блисс – ее дочь, так что Шэрон хочет защитить ее любой ценой. Она пока не в состоянии рассуждать здраво. Какие у них доказательства?
– Покраснение. Хуже другое. Блисс сказала им, что это сделал именно я.
– Что? – Сэм бросил на него взгляд, и Бену показалось, что в зеленых глазах брата впервые промелькнуло сомнение.
– Я не делал этого, Сэм. – Бен чувствовал, что готов разрыдаться.
Сэм растерянно покачал головой.
– Блисс – совершенно счастливый, здоровый ребенок.
– Так оно и было, но она здорово изменилась в последнее время. Мы с Шэрон заметили перемену, но не придали ей особого значения.
– Когда мы видели ее в прошлые выходные, с ней явно было все в порядке. Единственная проблема в том, что Джен расстраивают такие встречи – ей страшно хочется своего ребенка.
– Как идет процесс усыновления?
Сэм вздохнул:
– Придется подождать еще год или два. Мне будет сорок к тому моменту, когда у нас появится ребенок. Сорок! – покачал он головой.
– Надеюсь, эта история никак не скажется на вас, – заметил Бен. – Если агентству по усыновлению станет известно, что твой брат…
– Заткнись, Бен. Как только мы доберемся до дома, я сразу позвоню своему знакомому юристу. Он в два счета докажет твою невиновность.
Даже Джен поверила ему. По крайней мере, так было до тех пор, пока она не съездила к ним домой, чтобы забрать у Шэрон его вещи. Вернулась она заметно притихшая. Несколько раз Бен ловил на себе ее испытующий взгляд. Перед сном она крепко обняла его и сказала:
– Мне не очень-то верится в то, что ты мог так поступить. Но даже если ты сделал это, тебе все равно можно помочь. Сэм найдет нужных людей. Ну, а мы от тебя в любом случае не отвернемся.
Бен отстранился, не в силах скрыть разочарование.
– Я не делал этого, Джен. – Повернувшись, он направился в спальню, чтобы провести там первую из множества одиноких ночей.
29
Уже в сумерках она добралась наконец до его домика. Тени окутали леса и понемногу расползались по долине. Было так тихо, что Иден невольно пробила дрожь. Повесив на руку корзинку для пикника, она постучала в дверь.
Подождав пару минут, постучала еще раз. Грузовичок Бена стоял на поляне, выходит, сам он был дома. Иден вспомнила про пузырек с валиумом и решительно взялась за ручку, но дверь в этот момент открылась.
Бен взглянул на нее безо всякого интереса, как будто ее появление здесь не удивило его и не обрадовало. На нем по-прежнему была та самая футболка, в которой он работал на раскопках, а на щеке виднелась полоска грязи.
– Можно войти?
Он посторонился, пропуская Иден в дом, и до нее донесся еле уловимый запах виски. В тусклом свете, сочившемся из распахнутой двери, лицо Бена походило на застывшую маску. Иден такая маска была хорошо знакома – она не раз видела ее в отражении собственного зеркала.
– Я беспокоилась из-за тебя.
– Мне не нужна твоя жалость.
– Лу и Кайл считают, что ты невиновен.
Он вздохнул с плохо скрытым раздражением.
– Очень хорошо.
– Бен… – Она замолчала, глядя на откупоренную бутылку виски. – Могу я воспользоваться твоей ванной?
Пожав плечами, он закрыл дверь.
– Будь как дома.
Пузырек с валиумом по-прежнему стоял на раковине. Высыпав на ладонь таблетки, она быстро пересчитала их. Ровно двадцать. Иден закупорила пузырек и вышла из ванной.
– Я принесла кое-что из еды. – Она кивнула на корзинку. – Ты, должно быть, еще не ел.
Бен подхватил бутылку с виски и уселся на кровать, спиной к стене.
– Зачем ты пришла? – спросил он.
Иден забрала у него бутылку, закрыла ее и поставила на деревянный ящик, служивший Бену ночным столиком.
– Я хочу услышать твою версию того, что произошло.
Даже в тусклом вечернем свете было видно, как вспыхнули у него щеки.
– А что дает тебе право врываться сюда, забирать у меня виски и требовать, чтобы я излил тебе свою душу? Сделай это, Бен, сделай то. Проскочи через обруч, и тогда, может быть, я тебе поверю.
– Мне важно поверить тебе, – тихо ответила она. – Я доверилась тебе, Бен. Я поддалась чувствам, а этого не было уже очень давно.
Он устало разгладил ладонью бело-голубое покрывало.
– Я-то надеялся, что ты скажешь: «Бен, я знаю, ты не мог так поступить».
Иден присела на краешек постели.
– Прошу тебя, Бен, расскажи мне обо всем. Постарайся убедить меня, что ты невиновен.
Он горько рассмеялся:
– Я не смог убедить в этом даже собственного адвоката.
– Может, у меня есть больше оснований для доверия тебе.
– Знаешь, больше всего оснований было у Шэрон, но даже она…
– Она решила, что ты действительно это сделал?
Бен поморщился:
– Мне так и не удалось понять этого до конца. Я знаю, что Шэрон любила меня и в глубине души знала о том, что я невиновен. На суде она говорила обо мне только хорошее, но так называемые эксперты выворачивали ее слова наизнанку, и в итоге я предстал величайшим извращенцем из всех, которые жили когда-либо на земле. Факты были настолько убедительны, что я бы и сам себя осудил. Вот и она поверила в итоге в мою виновность.
«А ведь у него был когда-то хороший брак», – подумала Иден. По голосу чувствовалось, что Шэрон ему до сих пор не совсем безразлична.
– Расскажи мне обо всем. – Иден придвинулась к нему поближе.
И Бен начал свой рассказ.
Тихим, едва ли не бесцветным голосом описывал он изменения в поведении Блисс, подозрения ее воспитателей. Слова давались ему с трудом, и паузы между ними тянулись, как бесконечные ленты боли.
– Больше всего я виню себя в том, что воспитатели заметили знаки, на которые мы просто не обратили внимания. Взять ту же мастурбацию. Мы заметили, но решили не делать из этого проблемы. Что бы ты сделала, если бы Кэсси стала много мастурбировать?
– Даже не знаю, – пожала плечами Иден. – Насколько мне известно, Кэсси вообще этим не занимается.
– Ну вот, и воспитательница вытянула из Блисс, что я засовывал в нее палец. Меня арестовали, потом выпустили под залог, и несколько месяцев, до начала суда, я жил у брата и его жены. С Блисс мне вообще не позволили видеться. Поначалу я решил, что ей это все приснилось. Бывало, я обнимал ее, когда читал на ночь сказку. И я подумал, может, она придумала остальное.
– А не могла воспитательница сама навести ее на эту мысль?
– Если честно, то не думаю. Воспитательница у Блисс – женщина умная. Она понимала, с чем имеет дело, а потому вела расспросы очень осторожно. Другое дело, что в садике был курс, посвященный хорошим прикосновениям и плохим прикосновениям. Не знаю, может, Блисс запуталась и решила, что с ней и правда что-то произошло, хотя на самом деле ничего не было. Молю Бога, чтобы это было именно так, поскольку мне невыносимо думать, что ее и правда домогались. – Бен покачал головой. – Но она рассказывала обо всем в таких деталях… Социальным работникам удалось узнать, что иногда – судя по всему, это было раза два или три – Блисс просыпалась посреди ночи, а я, ее папа, лежал позади и терся об нее. Штанишки у нее были спущены, и мужчина засовывал в нее свой палец. Ей он сказал, что это хорошо – что папа поступает так с мамой и той это нравится. Еще он говорил, что это их секрет и никому не нужно рассказывать о нем. Блисс жаловалась социальным работникам, что ей больно и страшно.
Несколько долгих секунд Бен молча смотрел в окно. Иден чувствовала, как бешено колотится у нее сердце. Она сидела плечом к плечу с этим человеком. Прошлой ночью она занималась с ним любовью. Но Кайл и Лу безоговорочно верят ему, напомнила она себе. Они знают его столько лет и не сомневаются в его невиновности.
– Бен, – промолвила она, – не думаю, чтобы четырехлетний ребенок мог выдумать такое.
– Я тоже так не думаю. Но для меня это полная загадка. Блисс сказала, что ни разу не видела мужчину, поскольку было темно, а он находился сзади. Но она знала, что это папа. Она называла его папой, и он отвечал ей. Возможно, нечто подобное произошло с ней где-то еще, а она спутала со своей комнатой. Или она приняла этого мужчину за меня, поскольку так ей было не слишком страшно. Я ночи напролет размышлял над тем, что могло случиться. Я и теперь иногда думаю об этом.
– Кто еще мог это сделать?
– Понятия не имею. Я подозревал всех по очереди – даже своего брата Сэма и лучшего друга, Алекса. Даже отца Шэрон, этого беднягу, который болен раком. Главным моим кандидатом был работник из детского сада. Но почему она сказала, что это был я? Почему она утверждала, что все происходило в ее комнате? – Бен вздохнул. – Меня это сводит с ума, Иден. Последние полтора года я только и делал, что пытался во всем разобраться. Но даже если бы мне это удалось, никто не стал бы меня слушать. Мне не позволили даже поговорить с ней. Мне казалось, если бы я смог пообщаться с Блисс хоть несколько минут, мне бы удалось понять, что там произошло.
– Бен… а ты, случаем, не страдаешь лунатизмом или…
– Нет, я не брожу во сне. – Под его внешним спокойствием явно чувствовался гнев. – Все в порядке. Должен признать, я и сам порой размышлял об этом. Чем дальше продвигался процесс, тем ощутимее становилась волна ненависти. Меня перестали считать за человека. В газетах вовсю обсуждали это дело. И все с нетерпением ожидали свидетельства Блисс. На тот момент ей едва исполнилось четыре, но юристы сказали, что она – умненькая, сообразительная девочка, которая понимает разницу между плохим и хорошим. Мечта прокурора, а не ребенок, как заявила мой адвокат. Все, о чем я мог думать на тот момент, – как она будет стоять перед всей этой публикой, отвечая на вопросы, от которых должно корежить даже взрослого. Я знал, как собиралась действовать Барбара, мой адвокат, когда придет ее черед допрашивать Блисс. Она вновь и вновь повторяла мне, чтобы я не переживал, что она без труда запутает девочку и покажет всю несостоятельность ее истории. Но для меня-то это была не просто девочка, а моя дочь! И я не мог позволить, чтобы она прошла через все это.
– Кайл сказал, что ты признал себя виновным.
– Так оно и было, – рассмеялся Бен. – Временно. Временное безумие. На тот момент я просто не отдавал себе отчета в серьезности ситуации. Окружающие раз за разом говорили мне, что я по уши в дерьме, но я-то знал, что невиновен! Я не сомневался, что правда рано или поздно откроется. Я ничуть не боялся за себя, но мысль о Блисс приводила меня в ужас. В день ее свидетельства я чувствовал себя хуже некуда. Сам я сидел рядом с Барбарой, Шэрон находилась в другом углу зала. Потом вошла Блисс. Ее вела за руку какая-то женщина – должно быть, социальный работник. Блисс прижимала к себе игрушечную обезьянку, которую она повсюду таскала с собой. Знаешь, она всегда была выше своих ровесников, но в тот день она казалась такой крошкой посреди этой толпы взрослых. У меня просто сердце разрывалось, когда я смотрел на нее. Мы не виделись с ней несколько месяцев. Блисс заметила меня, и ее личико озарилось улыбкой. Она указала в мою сторону сопровождавшей ее женщине и что-то сказала. Судя по движению губ, «это мой папа». – Бен замолчал, словно бы вновь погрузившись в воспоминания. – Дай мне, пожалуйста, виски, – промолвил он наконец.
Иден вручила ему бутылку. Бен открутил крышку, но тут же вновь закрыл ее.
– Словом, я чувствовал, что сойду с ума, если буду следить за ее допросом. Тогда-то я встал и сказал, что признаю свою вину. Я заявил, что в действительности невиновен, но не желаю, чтобы моя дочь проходила через этот кошмар. Все начали перешептываться, но мне было наплевать. Я просто хотел, чтобы они увели наконец Блисс. На тот момент я даже не думал о последствиях. После разговора с Барбарой я забрал свои слова назад, но было уже поздно. Адвокат настаивала на замене присяжных, но судья ей отказал. Он просто посоветовал им не обращать внимания на мою «выходку» – так он это назвал. Но их было двенадцать человек, и все с ушами! Как они могли забыть о том, что я признал себя виновным? Словом, заседание продолжилось, и Блисс пришлось очень нелегко. Но она была просто красавицей. Держалась с таким достоинством, какое только можно ожидать от ребенка. Никому и в голову не пришло, что она выдумала эту историю. Я сам, будь я на месте присяжных, признал бы себя виновным. Вот это-то и убивает меня больше всего. Если случившееся – не выдумка, то только один человек точно знает, что я невиновен, а он явно не спешит с признаниями. Не исключено также, что он по-прежнему находится рядом с Блисс. Моя девочка осталась совсем беззащитной, поскольку все думают, что истинный виновник пойман. Я говорил с полицейскими, просил их понаблюдать за ней, но они заявили, что дело закрыто и поводов для беспокойства нет.
– Ты уже не видел Блисс после суда?
– Нет. Паршивый это был год. Барбара сказала, если я буду посещать психиатра, она добьется того, чтобы мне позволили видеться с Блисс. Я попытался, но без особого успеха. Я заявил психиатру, что невиновен. На это она сказала, что не сможет помочь мне, пока я не признаюсь ей – и себе – в том, что совершил. Заявила, что я не настроен на сотрудничество. Я попытался подыграть ей, чтобы мне позволили видеться с Блисс, но у меня ничего не вышло. В результате было объявлено, что я представляю для нее опасность. – Горько рассмеявшись, он покачал головой. – А поскольку я представлял для нее опасность, мне запретили видеться с ней – до тех пор, пока ей не исполнится восемнадцать.
– Бог ты мой, Бен!..
Он встал и поставил виски на стол.
– Иногда я лежу ночью без сна и размышляю о том, что сама Блисс думает по поводу моего отсутствия. – Голос его дрогнул. – Может, считает, что я не люблю ее больше, а потому и ушел от них.
– Но ей же должны были хоть как-то объяснить?
– Да. Ей сказали: папа больше не может видеться с тобой, потому что делает тебе больно.
Бен был невиновен. Все указывало на это. Иден встала и попыталась обнять Бена, но тело у него словно бы задеревенело. Этот мужчина отличался от того, с каким она спала прошлой ночью. Он был другим – и все-таки не опасным.
Иден подняла голову и взглянула на него:
– Бен, я хочу остаться сегодня у тебя.
Он тут же отстранился.
– Пожалуй, это не самая удачная идея. Все эти разговоры вгоняют меня в депрессию. – Он взглянул на нее с виноватой улыбкой: – На потенции они тоже сказываются не лучшим образом. Не забывай, мою сексуальную жизнь изучали едва ли не под микроскопом. И неважно, что я невиновен, – я все равно чувствую себя так, будто со мной что-то не в порядке. Даже не знаю, как я справился прошлой ночью.
– Очень даже неплохо.
Бен легонько коснулся ее руки:
– Я хочу, чтобы ты осталась. Но мне не хотелось бы, чтобы у тебя были какие-то ожидания.
– У меня их и нет, – ответила она. – Я просто хочу быть с тобой.
Бен молча поужинал той едой, которую принесла с собой Иден. Она, казалось, была не против такого молчания. Она нарезала ему персик, а потом, пока Бен принимал душ, прибралась на кухне. Они еще немного поговорили – о Кайле и Лу, о раскопках, о сценарии… как будто вопрос с судом давно отошел в прошлое. И только когда Иден уже почти засыпала, Бен решился спросить ее:
– Ты мне поверила?
– Думаю, да, иначе бы меня тут не было. Но есть одна вещь, которая не дает мне покоя.
– Какая?
– То, что ты признал себя виновным. Я люблю Кэсси не меньше, чем ты любишь Блисс, но я бы ни за что не пошла на такой шаг.
Бен кивнул:
– Согласен. Когда я рассуждаю логически, у меня нет никаких объяснений собственному поступку.
Бен знал, что Иден засыпает. Дыхание ее замедлилось, тело обмякло. Сам он чувствовал себя опустошенным. Воспоминания о суде всегда изматывали его, а теперь еще облик Блисс не желал отступать в прошлое. На суде он видел ее в последний раз.
На кафедре для нее устроили что-то вроде подставки, чтобы девочку было хорошо видно. Блисс забралась туда, так и не выпустив из рук обезьянку – давний подарок Сэма и Джен. К воротничку ее платья прикрепили маленький микрофон, и прокурор спросил, как ее зовут.
– Блисс Азандер. – Она так и не научилась выговаривать «л» в своей фамилии. Впервые за весь процесс в зале воцарилась полная тишина. Кто-то кашлянул, и этот звук эхом разнесся от стен, в то время как прокурор приступил к своим вопросам. Блисс старалась ответить на них как можно точнее. Должно быть, ей объяснили, как важно ее выступление и почему она должна говорить только правду. Один из вопросов – очень простой – привел ее в замешательство. Бен разглядел страх в ее глазах.
– Я не могу на это смотреть, – наклонился он к Барбаре.
– Ш-ш-ш. – Она похлопала его по руке своими прохладными пальцами.
– Я серьезно. – Капля пота стекла у него по виску. – Нужно остановить заседание. Я скажу, что сделал это. Пусть только Блисс уйдет отсюда.
– Бен, с ней все в порядке. Она просто…
– Ваша честь, – встал он со своего места, – я не совершал того, в чем меня обвиняют, но готов признать свою вину. Я не желаю, чтобы моя дочь и дальше участвовала в этом.
Судья Стивенс в изумлении воззрился на него, а Барбара вскочила со своего места.
– Я прошу объявить перерыв, Ваша честь, – сказала она.
– Неплохая идея, – кивнул судья, шестидесятилетний старик, чью дочь изнасиловали, когда она была еще подростком. Это преступление не могло не сказаться на его жизненном и профессиональном опыте. – И объясните своему клиенту всю серьезность его поступка.
– Мне не требуется перерыв, – заявил Барбаре Бен. – Я хочу, чтобы это наконец закончилось. – Он никак не мог остановить дрожь в руках. Присяжные о чем-то переговаривались. Блисс выглядела испуганной.
– Папа? – произнесла она в микрофон.
Бен дышал с таким трудом, что казалось, еще немного, и он задохнется. Он видел, как Шэрон пробилась сквозь толпу к дочери. Она взяла Блисс на руки и вынесла ее из зала. В этот момент Бен испытал невероятное облегчение. «Все кончено, детка, – подумал он. – Больше тебе не надо будет отвечать на их вопросы».
– Бен? – Иден шевельнулась на постели. – С тобой все в порядке?
Он обнял ее и крепче прижал к себе.
– Хочу, чтобы ты поняла, почему я признал себя виновным, – сказал он. – Когда мне было пять, а моему брату – семь, с нами иногда сидел соседский парень, Рэнди. Он частенько бывал у нас – как минимум раз в неделю. Он по очереди заводил нас в ванную и заставлял… делать то, что нам очень не нравилось. Рэнди говорил, если мы расскажем кому-нибудь – даже друг другу, – он убьет нашу мать. Так что я никогда не говорил об этом даже с Сэмом, хотя уверен, что и с ним происходило то же самое. Каждый вечер после ухода Рэнди меня где-то около часа тошнило, и родители в конце концов приступили ко мне с расспросами. – Бен печально рассмеялся. – Они спрашивали, не кормит ли меня Рэнди леденцами или чем-то еще. Наконец я признался, что он прикасается ко мне. Я думал, если скажу им такую малость, то он, быть может, не убьет мою мать. Но родители не поверили мне, ведь Рэнди был приличным мальчиком из приличной семьи. Они расспросили Сэма, но тот был слишком напуган. Он заявил, что понятия не имеет, о чем это я говорю. Но меня по-прежнему тошнило, и родители отвели меня к психологу. Потом настал черед полиции. Я не вспомню, что делал вчера, но этот опыт просто врезался в мое сознание. Я постоянно менял историю, так что запутался в собственной лжи. Мне казалось, если я расскажу правду, Рэнди действительно убьет мою мать. Когда же я наконец выложил все подчистую, мне просто не поверили. Рэнди, посмеиваясь, проходил мимо меня на улице. А я просыпался посреди ночи и укладывался спать в коридоре, перед комнатой родителей, чтобы защитить маму, если Рэнди вдруг придет к нам.
Иден ничего не сказала, лишь еще теснее прижалась к нему.
– Они измучили меня своими вопросами, – продолжил Бен, – а в итоге я остался ни с чем, напуганный и одинокий. Я прекрасно помнил, каково это, и не мог позволить, чтобы с Блисс случилось то же самое. Ей и так пришлось отвечать на массу вопросов. Но что напугало меня больше всего, так это мысль о том, что мне вновь придется пройти через эти муки – на этот раз благодаря Блисс. Думаю, мне хотелось вывести из зала не столько ее, сколько себя.
Читать бесплатно другие книги:
