История Оливера Сигал Эрик
— Я вижу, что ты занята, Марси. Но послушай, когда ты закончишь, я буду ждать тебя у себя в номере.
— Это может длиться вечность.
— Значит, я буду ждать вечность.
Похоже, Марси почувствовала это.
— О'кэй, друг мой.
Она поцеловала меня в щёку. И вернулась к своим делам.
«О, моя любовь, моя Афродита, моя прекрасная рапсодия...»
Жан-Пьер Амон, офицер Иностранного Легиона домогался любви неземной аравийской принцессы. Принцесса придушенно возражала: «Нет, нет, нет, берегитесь моего папа'!».
Было уже заполночь, и этот древний фильм был единственным, чем могло порадовать телевидение города Денвер.
Компанию мне составлял неуклонно уменьшавшийся запас поп-корна. Я дошёл уже до такого состояния, что беседовал с телевизором:
— Ну, Жан-Пьер, просто сдери с неё одежду! — он не обратил на меня внимания и продолжал нести чушь и заламывать руки.
Потом в дверь постучали.
Слава Богу!
— Привет, малыш, — сказала Марси.
Она выглядела вымотанной, волосы рассыпались по плечам. Так, как мне нравится.
— Как дела?
— Я отправила всех по домам.
— Закончили?
— Ох, нет. Там всё ещё безнадёжный завал. Можно я войду?
Я настолько вымотался, что прислонился к дверному проёму, загораживая вход.
Она вошла. Сняла туфли. Рухнула на кровать. И устало посмотрела на меня.
— Ты, большой романтичный зануда. Ты бросил своё Очень Важное Дело?
Я улыбнулся.
— У меня есть приоритеты. Тебе пришлось приехать сюда. А я решил, что тебе может понадобиться ещё кто-нибудь.
— Это здорово, — сказала она, — немного безумно, но невероятно здорово.
Я пришёл к ней и заключил её в объятия.
Примерно через пятнадцать секунд мы крепко спали.
Мне снилось, что, пока я спал, Марси проскользнула ко мне в палатку и шепчет: «Оливер, давай проведём день вместе. Только я и ты. Как можно выше и лучше».
Проснувшись, я обнаружил, что сон начинает сбываться.
Марси была одета по-зимнему. А в руках держала лыжный костюм — как раз моего размера.
— Вставай, — сказала она, — мы идём в горы.
— А как насчёт твоих встреч?
— Сегодня — только с тобой. С остальными договорюсь после ужина.
— Господи, Марси, что тебя стукнуло?
— Приоритеты, — улыбнулась она.
Марси снесла ему голову.
Жертвой был снеговик, орудием обезглавливания — снежок.
— Во что будем играть дальше? — поинтересовался я.
— Расскажу после обеда.
В какой именно части Парка Скалистых Гор мы находимся сейчас, я не имел не малейшего понятия. Но никаких признаков жизни не наблюдалось до самого горизонта. А самым громким звуком был хруст снега под ногами. Нетронутая белизна повсюду. Как будто свадебный пирог, приготовленный самой природой.
Может быть Марси и не умела зажечь газовую плиту, но с баночкой «Стерно» она была просто потрясающа. Мы подкрепились супом и сэндвичами прямо тут же в горах. К чёрту роскошные рестораны! И все обязательства. И телефоны. И любые города с населением больше двух человек.
— Где точно мы находимся? (Компас на сей раз был у Марси).
— Немного к востоку от Нигде.
— Мне нравится тут.
— А если б не твои манеры быка в китайской лавке, я бы всё ещё торчала в Денвере, в той же прокуренной комнате.
Она приготовила кофе со «Стерно». Эксперты могут сколько угодно говорить, что получившийся напиток не особенно удачен и даже пить его страшновато, но меня он согрел.
— Марси, — сказал я, и это было шуткой лишь наполовину, — в тебе пропадает кулинар.
— Только на дикой природе.
— Значит, это и есть твоё место.
Она посмотрела на меня. Оглянулась по сторонам. Она светилась счастьем.
— Я хотела бы, чтоб мы не возвращались.
— Мы можем не возвращаться, — я был серьёзен.
— Марси, мы можем оставаться здесь пока не начнут таять ледники, или пока нам не захочется поваляться на пляже. Или спуститься на каноэ по Амазонке.
Марси задумалась. Размышляет, как отнестись к моему — что это было? Предложение? Идея?
— Ты меня проверяешь? Или серьёзно? — наконец спросила она.
— И то, и другое. Я буду счастлив выйти из этой мышиной беготни, а ты? Не у многих людей есть наши возможности...
— Кончай, Бэрретт, — запротестовала она, — ты самый амбициозный парень, из тех, что я встречала. Кроме меня. Готова поспорить, ты иногда подумываешь стать Президентом.
Я улыбнулся. Но кандидат в Президенты не имеет права врать.
— О'кэй. И такое бывало. Но в последнее время я думаю, что гораздо с большим удовольствием учил бы своих детей кататься на коньках.
— В самом деле?
Она была искренне удивлена.
— Только если они пожелают учиться, — добавил я, — Ты могла бы получать удовольствие от чего-нибудь несостязательного?
Она на секунду задумалась.
— Это будет что-то новое, — ответила она, — пока не появился ты, я чувстовала себя лучше только от этих смотрите-на-меня-все побед.
— Скажи, а что может сделать тебя счастливой теперь?
— Парень.
— Какого типа?
— Который не станет во всём слушаться меня . Который поймёт, что на самом деле... мне не всегда хочется быть боссом.
Я молча ждал, пока горы разойдутся по своим местам.
— Ты, — наконец произнесла она.
— Я рад, — ответил я.
— Что мы будем делать сейчас , Оливер?
Нам было хорошо и спокойно. И в наших фразах то и дело возникали задумчивые паузы.
— Сказать, что тебе стоит сделать? — спросил я.
— Да.
Я глубоко вдохнул и сказал:
— Продай магазины.
Она чуть не уронила кофе.
— Что-о?
— Послушай, Марси, я уже могу написать диссертацию об образе жизни президента торговой сети. Это непрерывное движение, непрерывные перемены, постоянно включённые двигатели.
— Всё очень верно.
— О'кэй, всё это может и необходимо для бизнеса, но для взаимоотношений нужно нечто совершено противоположное. Очень много времени и очень мало поездок.
Марси не отвечала. Так что можно было продолжать лекцию:
— Следовательно, — радостно закончил я, — продавай все свои магазины. Мы оборудуем тебе роскошный офис консультанта в том городе, где тебе понравится. Я тоже открою практику. И, может быть, мы пустим там корни. И вырастим ещё несколько маленьких крошек.
— Мечтатель, — рассмеялась Марси.
— А ты — куча гуано, — ответил я, — Ты всё ещё влюблена в свою собственную власть.
Это не прозвучало ни обвинением, ни оскорблением. Хотя и было чистой, чёрт её побери, правдой.
— Эй, — сказала она, — ты проверял меня.
— Проверял. И ты провалилась.
— Ты нахальный эгоист, — игриво заключила она.
Я кивнул.
— Я всего лишь человек.
Марси посмотрела на меня.
— Но ты останешься со мной?..
— Снег начинает таять, — ответил я.
А потом мы встали и, взявшись за руки, вернулись в машину.
И поехали в Денвер. Где снега не было вовсе.
31
В Нью-Йорк мы вернулись вечером в среду. К тому времени Марси смогла навести порядок в денверском представительстве, и нам даже удалось ещё раз сыграть в снежки. Но суперэго восторжествовало. Снова надо было работать. И я даже смог немного помочь Барри Поллаку на его финишной прямой (мы держали связь по телефону).
Очередь к такси казалась бесконечной, и мы здорово замёрзли. Наконец подошла наша очередь. Перед нами возникло что-то вроде побитой консервной банки жёлтого цвета. Другими словами — нью-йоркское такси.
— В Квинс не еду, — буркнул водитель вместо приветствия.
— Я тоже, — ответил я, дёргая искалеченную дверцу, — так что едем на Шестьдесят Четвёртую, Ист, дом двадцать три.
Мы оба находились внутри. Так что теперь закон обязывал доставить нас по упомянутому адресу.
— Давайте лучше на Восемьдесят Шестую, Ист, пять-ноль-четыре.
Что?
Это поразительное предложение исходило от Марси.
— Кто, чёрт побери, живёт там? — спросил я.
— Мы, — улыбнулась она.
— Мы?!
— Парень, у тебя что, — поинтересовался таксист, — амнезия?
— А ты кто, — нашёлся я, — Вуди Аллен?
— По крайней мере, я помню, где живу, — выдвинул он довод в своё оправдание.
К тому времени остальные таксисты вдохновляли нашего выйти в рейс — при помощи дикой какофонии сигналов и ругательств.
— О'кэй, куда? — потребовал он.
— Восемьдесят Шестая, Ист, — сказала Марси. И добавила шепотом, что объяснит мне по дороге. Как минимум, это стало для меня сюрпризом.
Это было то, что военные называют ДМЗ — демилитаризованная зона. Идея принадлежала Марси — найти квартиру, которая не принадлежала бы ни ей, ни мне, ни даже нам обоим и была бы чем-то вроде нейтральной территории.
О'кэй. В этом был резон. Хватит с нас той крысиной квартирки. И в любом случае Марси выдержала испытание ею.
— Ну как? — спросила Марси.
Однозначно, место было великолепное. Хочу сказать, что выглядело оно точно, как на тех образцах, на верхних этажах «Биннендэйл». Я насмотрелся молодых пар, рассматривающих эти квартиры и мечтающих: «Эх, если б мы могли жить так же».
Марси показала мне гостиную, кухню, выложенную кафелем («Я пойду на кулинарные курсы, Оливер», её будущий офис, потом спальню королевских размеров, и, в конце концов, главный сюрприз: мой офис).
Да. У нас было два рабочих кабинета: Его и Её. Кожи на обивку моего пошло, наверное, целое стадо. Полки, сверкающие стеклом и кожей для моих книг. Комбинированное освещение. Всё, что может прийти в голову.
— Ну как? — переспросила она, ожидая хвалебной песни.
— Невероятно, — сказал я. Не понимая, почему чувствую себя так, будто мы играем в спектакле. Написанном ею.
И почему это вообще должно иметь значение.
— Что вы чувствуете?
В моё отсутствие методы доктора Лондона не претерпели изменений.
— Послушайте, мы вместе снимаем квартиру.
Брось, сказал я себе, «Кто платит» — это не чувство. И даже не то, что меня по-настоящему беспокоило.
— Это не эго, доктор. Проблема в способе, которым она... распоряжается нашими жизнями.
Пауза.
— Послушайте, мне не нужен дизайнер. И романтическое освещение. Как она не понимает, что всё это чепуха? Дженни купила нам чуть побитую мебель, скрипящую кровать и обшарпанный стол — и всё это за девяносто семь баксов! Единственными, кто заходил к нам на ужин, были тараканы. Зимой там дуло. По запаху мы точно могли сказать, что ели на обед соседи. Это была законченная развалюха.
Опять пауза.
— Но мы были счастливы, и я не обращал на это внимания. То есть, обращал иногда — например, когда сломалась ножка кровати. И мы смеялись.
Новая пауза. Оливер, что ты хочешь сказать?
Кажется, что мне не нравится новая квартира Марси.
Да, мой новый офис — просто чудо. Но когда нужно подумать, я возвращаюсь в свой старый полуподвал. Где и сейчас стоят мои книги. Куда до сих пор приходят счета. И куда я ухожу, пока Марси не бывает в городе.
А, поскольку идёт отсчёт последних дни перед Рождеством, Марси как обычно в отъезде. На сей раз в Чикаго.
Мне плохо.
Потому что этой ночью я должен работать. И не могу делать этого в домике мечты на Восемьдесят Шестой. Потому что весь Нью-Йорк сегодня в рождественских украшениях. А к моим услугам целых две квартиры — чтобы быть одному. И мне стыдно просто поболтать с Филом. Из-за страха признать, что я одинок.
Итак, на дворе 12-ое декабря, Бэрретт в своём полуподвальном убежище, роется в пыльных томах в поиске нужных прецедентов. И убивает время, вернуть которое не в силах.
Когда работа лечит, или, хотя бы оглушает, она на самом деле затягивает. Но благодаря свежеобретённому умению самоанализа, у меня не получается анализировать ничего другого. Я даже не могу сосредоточиться. И вместо дела «Мейстер против штата Джорджия» изучаю себя.
А в лифте на работе играют рождественские мелодии, а у меня от них рождественская шизофрения.
Вот проблема, доктор. (Вообще-то я разговариваю с собой, но поскольку уважаю своё мнение, то обращаюсь к себе «доктор» ).
Господь Бог, властью Своей утвердил, как закон:
«Будь дома на Рождество»
Я могу игнорировать многие из его заповедей, но эту блюду неукоснительно.
Бэрретт, у тебя просто тоска по дому, следовательно, тебе стоит, чёрт побери, составить какой-нибудь план.
Но, доктор, тут-то и вся проблема.
Где дом?
(«Там, где сердце, естественно. С вас пятьдесят долларов, пожалуйста»).
Благодарю вас, доктор. Ещё за пятьдесят, мог бы я спросить: Где моё чёртово сердце?
Это как раз то, чего я иногда не могу понять.
Когда-то я был ребёнком. Я любил получать подарки и украшать ёлку.
Я был мужем, и, благодаря Дженни, агностиком («Оливер, я бы не стала оскорблять Его чувства, говоря „атеист“»). Она приходила домой после обеих своих работ, и мы отмечали праздник вдвоём. Распевая не очень приличные вариации рождественских гимнов.
Что всё равно много говорит о том, что такое Рождество. Вместе — значит вместе, и мы всегда были вдвоём в этот вечер.
Тем временем на дворе полдесятого, пара дюжин дней на рождественские покупки — а я застрял на обочине жизни. Как уже сказано, у меня проблема.
Праздник уже не отметишь в Крэнстоне, как все последние годы. Мой тамошний друг сказал, что отправляется в круиз с «теми, кому за сорок» («Кто знает, что из этого может выйти?»). Филу кажется, что так он облегчает мне жизнь. Но он уплывает, а я остаюсь в сухом доке своих проблем.
Ипсвич, Массачусетс, где живут мои родители, претендует на звание моего дома.
Марси Биннендэйл, с которой я живу, когда она находится на расстоянии прямой видимости, считает, что носки надо вывешивать на Восемьдесят Шестой улице.
Я хотел быть там, где не буду одинок. Но что-то подсказывает мне, что оба варианта предлагают всего лишь половинку решения.
А, вот! Подобный прецедент с половинками уже был! Фамилия судьи, кажется, Соломон. Его судьбоносное решение вполне подходит и мне.
Рождество проведём с Марси.
Но в Ипсвиче, Массачусетс.
Ля-ля-ля, ля-ля-ля!
— Привет, мама.
— Как ты, Оливер?
— Отлично. Как отец?
— Отлично.
— Это отлично. М-м... это по поводу... м-м... Рождества.
— О, я надеюсь на этот раз...
— Да, — немедленно заверил я, — мы будем. Я хочу сказать...м-м... Мама, можно со мной будет кто-то ещё? М-м...если есть место.
Идиотский вопрос!
— Да, конечно, дорогой.
— Из моих друзей.
Великолепно, Оливер. А то она непременно решила бы, что ты притащишь своих врагов.
— О, — сказала мама, не в силах скрыть эмоций (не говоря уж о любопытстве), — это отлично.
— Не из города. Ей понадобится комната.
— Это отлично, — повторила мама, — это кто-то... кого мы знаем?
Другими словами: из какой она семьи?
— Не из тех, чтобы суетиться, мама.
Это собьёт их с толку.
— Это отлично, — снова сказала она.
— Я приеду накануне. Марси прилетит с Побережья.
— Ох!
С учётом моего прошлого, мама, похоже, не сомневается, что речь может идти и о побережьи Тимбукту.
— Хорошо, мы ждём тебя и мисс...
— Нэш. Марси Нэш.
— Мы ждём вас.
Это взаимно. И это, как определил бы доктор Лондон, именно чувство.
32
Почему?
Я мог представить себе размышления Марси в перелёте Лос-Анджелес — Бостон 24-го декабря.
Одним словом их можно было выразить как: «Почему?»
Почему он пригласил меня познакомиться со своими родителями? Да ещё на Рождество? Это должно означать, что у него всё ... серьёзно?
Естественно мы никогда не обсуждали этих тем друг с другом. Но я почти уверен, что где-то там, высоко в стратосфере некая выпускница Брин Мора ломала голову над мотивами своего нью-йоркского сожителя.
Но она так и не задала этого вопроса: «Оливер, зачем ты приглашаешь меня?»
И к лучшему. Потому что, если честно, то единственное, что я мог бы сказать ей: «Не знаю».
Очередной из моих поспешных импульсов. Звонок домой, ещё до разговора с Марси. (Хотя Марси прямо загорелась, когда я сказал ей).
И ещё этот поспешный самообман: «Это просто друг, чтоб вместе встретить Рождество. Никакого значения, никаких „намерений“».
Чушь!
Читать бесплатно другие книги:
