Джентльмен-дьявол Макнамара Эшли

– Похоже, это знак примирения.

– Да, но почему ее оставили на земле, а не передали Бигглз?

Изабелла подняла корзинку и впустила Аппертона в кухню, ожидая, что Бигглз немедленно накинется на них с расспросами. Но в кухне было пусто. Ни аппетитного запаха свежевыпеченного хлеба, ни кипящей в очаге похлебки. Все дрова сгорели дотла. У Изабеллы перехватило дух.

– Бигглз?

Ответа не было. Молчание наполняло комнату до потолочных балок, где висели сухие ароматные травы. Тишина подавляла.

– Вы не думаете, что она тоже пустилась на поиски? – спросил Аппертон.

– Нет. – Изабелла прижала дрожащие пальцы к губам. – Она не ушла бы, не предупредив нас.

– Но как предупредить, если нас не было целый день?

Справедливо, но эта мысль не успокоила Изабеллу.

– Нет, она осталась бы здесь. На случай если бы Джек сам вернулся.

Аппертон обошел комнату.

– Она оставила бы записку?

– Бигглз не умеет ни читать, ни писать. – Голос Изабеллы дрогнул.

Дело плохо, но сначала надо убедиться во всем самой. Не обращая внимания на протесты Аппертона, Изабелла подхватила юбки и поднялась по лестнице наверх. В комнатке со скошенным потолком стоял полумрак. Вечерний свет слабо проникал через маленькое оконце. Соломенный матрац у самого ската был, как всегда, аккуратно застелен. Но гвозди, на которых Бигглз хранила скромный набор практичных льняных и ситцевых платьев, сиротливо торчали из стены. Весь гардероб Бигглз исчез.

Значит, ушла. Изабелле показалось, что ее ударили под дых. Она прижалась лбом к стене и попыталась сделать глубокий вдох. Сначала Джек, а потом Бигглз. Но видит Бог, Бигглз давно была взрослой и самостоятельной, когда Изабелла только появилась на свет. Она может сама о себе позаботиться. С ней все будет в порядке. Должно быть в порядке.

– Что там? – Голос Аппертона долетел до нее с нижних ступеней лестницы.

– Она забрала свои вещи, – с трудом ворочая языком, ответила Изабелла и снова попыталась вздохнуть, но воздух словно бы отказывался поступать в легкие. Казалось, чья-то невидимая рука схватила ее за горло и душит, выдавливая остатки сил и саму жизнь. Ступенька под ногами качнулась. Изабелла вцепилась в лестницу. Колени дрожали. Ей ни за что не спуститься отсюда. Снизу донесся шаркающий звук. Аппертон. Его пальцы обхватили лодыжку Изабеллы.

– Спускайтесь, – пробормотал он.

При других обстоятельствах она дала бы ему отпор, но сейчас он явно хотел просто помочь ей спуститься с лестницы. Осторожно нащупывая ступени, она кое-как двигалась вниз. Наконец она ступила на надежные доски пола, но ноги не слушались ее. Изабелла покачнулась. К счастью, Аппертон твердой рукой успел удержать ее за талию. Она сама должна бы твердо стоять на ногах, но теперь, когда пропали Джек и Бигглз, Изабелла лишилась обычной выдержки. Прислонившись к его груди, она позволила Аппертону обнимать себя за талию. Спазм в горле никак не проходил. Но разве не может она отдохнуть несколько мгновений после этого ужасного дня? Неужели ей не дозволена такая малость? Руки Аппертона крепче стиснули ее стан, из губ Изабеллы наконец вырвалось рыдание, которое сжимало ей горло, не позволяя дышать.

Она воспользуется этим мигом, потому что нуждается в отдыхе, но как только Аппертон ослабит хватку, она выскользнет из его рук и простится с ним. Он не должен ничего ждать от нее, пусть даже она и не девственница.

– Мы найдем мальчика, – прошептал он. – Обязательно найдем.

– Теперь надо искать и Бигглз. – Изабелла поморщилась, услышав, как слабо звучит ее голос. Бигглз надо найти, ведь миссис Уэстон просила лекарство для сына.

С этой мыслью Изабелла высвободилась из рук Аппертона и на мгновение прикрыта ладонью глаза. Потом прошла к полкам, где Бигглз хранила свой запас сушеных трав, и стала заглядывать в кувшины. Окопник, шалфей, душистая рута. Где же мята? Ее пальцы дрожали, да так сильно, что одна из банок выскользнула из рук и разлетелась вдребезги. Комнату наполнил запах аниса.

– О Боже! – Изабелла прижала ладонь ко рту и впилась в нее зубами, чтобы сдержать рыдание, готовое вырваться из груди.

– Ну-ну – пробормотал Аппертон и положил руку ей на плечо. – Сядьте.

– Не могу. Я должна это сделать. Я обещала.

– Вы обещали – что? – Его голос звучал твердо и почему-то успокаивал Изабеллу.

– Сын викария болен. Миссис Уэстон нужен отвар. – Она сцепила пальцы. – Бигглз… Обычно Бигглз готовит такие вещи, вот только…

– Сядьте. – Он слегка надавил ей на плечо, заставил пройти к столу и сесть. Пальцы Изабеллы дрожали по-прежнему. Она сцепила их на коленях, чтобы было не так заметно. Аппертон нашел веник и стал сметать осколки стекла и сухой анис. Надо же – Аппертон с веником, как слуга.

– Пожалуйста, не надо. – Изабелла хотела встать. – Я не могу сидеть, мне надо…

– Сидите спокойно. – Уверенно, словно горничная, он сметал осколки в совок. – Я приготовлю вам чай. Только не знаю, где вы его держите.

– Настоящего чая у меня нет. – Изабелла не отрывала взгляда от сцепленных на коленях рук. – Это для нас роскошь. Взамен Бигглз готовит чаи из трав. Но…

– Что нужно для вашего отвара?

– Мята и… и… – Изабелла никак не могла сообразить, что дальше. Перед глазами стояли веселая седовласая женщина и длинные побеги зеленой травы, а больше ничего. Господи, Изабелла не чувствовала себя такой беспомощной с тех пор, как родился Джек, а она понятия не имела, как с ним обращаться. Бигглз помогла ей и в этом. – Я не помню.

Аппертон бросил на нее внимательный взгляд.

– Вы сегодня что-нибудь ели?

Чтобы ответить, Изабелле пришлось подумать.

– Наверное, я что-нибудь отщипнула в поместье.

– Тогда посмотрим, что здесь. – Ах да, корзинка. Она совсем забыта.

Аппертон сдвинул клетчатую салфетку и достал баночку варенья – персикового или абрикосового. Изабелла тысячу лет не чувствовала во рту вкуса абрикосового варенья. В другой банке было что-то темное, наверное, ежевика или смородина. Следом появились золотистая булка хлеба, кувшинчик с маслом и кусок сыра, завернутого в пергамент. Потом какая-то твердая коричневая пластина.

– Шоколад. – С трудом проглотив комок в горле, произнесла Изабелла. О Боже, это же для Джека. Джулия вспомнила, как Изабелла говорила, что мальчик никогда его не пробовал. Ее щедрость надрывала Изабелле сердце. – Как я смогу их отблагодарить?

– А вот это кстати. – Со дна корзинки Аппертон извлек бутылку бургундского, вскрыт ее ножом и нашел две разномастные чашки. Благородное бургундское в чашках. От стыда Изабелле хотелось провалиться сквозь землю. Аппертон, конечно, привык к хрустальным бокалам.

Густая бордовая жидкость полилась в грубую глину. Ее отец пришел бы в ужас.

– Я каждый день выпиваю стаканчик за чаем. – Голос Аппертона звучал обыденно, как будто весь мир Изабеллы не обрушился в одночасье. Конечно, дело не в том, что он легкомысленно относился к ее бедам, просто ему хотелось успокоить ее и вывести из паралича, вызванного паникой, который не давал ей свободно дышать.

Он поставил чашку перед Изабеллой:

– Выпейте.

Аромат вина обжег ее ноздри. Прекрасное бургундское, выдержанное и крепкое, это не водянистый кларет, который обычно подают молодым леди, и не разведенное пойло из трактира. Изабелла покупала его в тех редких случаях, когда могла себе это позволить.

Она сделала осторожный глоток. Богатый терпкий вкус прокатился по языку и, обжигая рот, устремился в желудок. Изабелла задохнулась и поставила чашку.

– Я отвыкла от таких напитков.

Аппертон усмехнулся и сделал большой глоток.

– Не останавливайтесь. Дальше будет легче.

Изабелла подчинилась и отпила еще немного, чувствуя, как в душе крепнет решимость, а в желудке разгорается жар.

– Вино ударит мне в голову, если я выпью все.

– К тому же вы провели бессонную ночь, – напомнил Аппертон. Он оторвал кусок от булки и положил перед ней. – Вам надо подкрепиться.

Изабелла потянулась к маслу, в основном чтобы угодить Аппертону, а не удовлетворить несуществующий аппетит. И тут ее взгляд упал на какой-то сверток из корзинки. Интересно, что еще могли прислать Джулия и София? Изабелла развернула оберточную бумагу. На стол посыпались сушеные фрукты – яблоки, инжир, изюм, золотистые абрикосы.

– Курага. – То, что надо. Вино укрепило ее силы.

Изабелла вскочила, дрожащими руками завернула пакет и вышла из дома. Вечерело. Тени домов становились все длиннее. Изабелла быстро шла к жилищу викария. Если Аппертон и пошел следом, то держался далеко позади. И слава Богу. Изабелле не хотелось давать объяснения миссис Уэстон.

Она постучала в дверь, которую сразу открыли.

– Бог мой! – Несмотря на то что день уже почти сменился вечером, миссис Уэстон еще не переоделась.

– Питеру не лучше?

– Боюсь, что нет. – Миссис Уэстон остановила взгляд на свертке в руках Изабеллы. В глазах сверкнула надежда. – Вы уже принесли мне отвар?

– Бигглз… – О Бигглз Изабелла сейчас хотела говорить не больше, чем об Аппертоне. – Бигглз сейчас не в состоянии…

– Ах вот как. Она что, тоже заболела?

– Отчасти, – коротко ответила Изабелла, надеясь, что дальнейших расспросов не последует. – Но вот что я вам принесла. – Она протянула пакет миссис Уэстон. – Если вы убедите Питера съесть немножко этих фруктов, завтра ему может стать легче.

Миссис Уэстон развернула пакет.

– Ну, не знаю. Он так капризничает, когда болен.

– Скажите ему, что это новый вид сладостей.

– Но ведь это… – миссис Уэстон подошла ближе и понизила голос, – это будет неправда.

– Не совсем. Сушеные абрикосы сладкие. Яблоки – тоже.

Жена викария все еще сомневалась.

– Возьмите. Они помогут вашему мальчику больше, чем отвар. – Особенно такой, какой может приготовить Изабелла при нынешних обстоятельствах. «Они помогут вашему мальчику больше, чем моему», – вот что она на самом деле хотела сказать. Нет, надо гнать от себя такие мысли. Никому не будет лучше, если она разразится слезами на пороге дома миссис Уэстон. – Мне надо идти.

Изабелла повернулась, но успела заметить, как сузились глаза миссис Уэстон. Отлично. Супруга викария заметила Аппертона. Теперь начнутся сплетни и домыслы. А к утру вся деревня будет полна слухов.

Изабелла расправила плечи и вышла на улицу. Ей нечего было стыдиться.

– Боюсь, она меня заметила. – Аппертон отделился от стойки ворот и предложил Изабелле руку.

Она бросила на нее выразительный взгляд.

– Думаете, изображая моего кавалера, вы улучшите положение?

Аппертон посмотрел через плечо.

– Она все еще смотрит. Стоит в дверях.

– А как вы хотели? – Вот любопытная особа. – Она будет стоять, пока не увидит, что я впускаю вас в дом.

– Может, тогда покажем ей спектакль, чтобы было на что посмотреть?

Если бы на них сейчас не смотрели, Изабелла оцепенела бы от ужаса. Он не мог подразумевать…

– Или пусть удовлетворится тем, что мы просто прогуливаемся?

Прогуливаются. Как старые друзья. Или как будто он действительно за ней ухаживает. Изабелла давно забыта о таких простых радостях. Наверное, она поддалась бы, если бы не бессонная ночь, ужасный день и постоянная тревога за Джека.

– Мне не нравится эта идея.

– Вот как? А мне показалось, она отличная. Вам надо развеяться после сегодняшних тяжелых событий. Однако, – добавил он раньше, чем Изабелла успела возразить, – я мог бы предложить и другой способ.

Изабелла почувствовала, как в животе возник и стал разрастаться жаркий клубок. Как неожиданно и, конечно, недопустимо! Но ведь не может же он намекать на что-нибудь неприличное, особенно в таких обстоятельствах.

«Он хочет сделать тебя своей любовницей». Изабелла отбросила эту нелепую мысль. Сейчас не время думать о таких вещах, тем более что Аппертон больше не упоминал ни о чем подобном.

– Развеяться? – Изабелла сумела произнести это одно-единственное слово самым нейтральным тоном. Длинная реплика могла бы прозвучать фальшиво.

– Не бойтесь, ничего неприличного, – быстро произнес Аппертон. – Вы играете в карты?

Карты? Только карты, и все? Она едва не рассмеялась.

– Раньше играла.

– Отлично. – Он толкнул дверь ее дома и пропустил Изабеллу в большую комнату. – Но сначала вы должны поесть. Вам надо поддерживать силы.

– Да. Потому что теперь нам надо искать не только Джека, но и Бигглз. – Изабелла сама не понимала, как сумела спокойно произнести такую фразу. Опустившись на лавку, она посмотрела на кусок хлеба. Он должен бы вызвать у нее аппетит, но скорее всего сухие крошки застрянут в горле.

Аппертон подтолкнул к ней горшочек с маслом и нож, которым открывал вино.

– Вам… – На мгновение он умолк, не зная, как Изабелла отнесется к тому, что он собирался сказать. – Вам не кажется странным, что Бигглз исчезла почти одновременно с Джеком?

Рука Изабеллы замерла над хлебом.

– Почему вы об этом спрашиваете?

Щеки Аппертона порозовели.

– Вы не понимаете. – В голосе Изабеллы прозвучали резкие ноты. – Бигглз никогда бы не стала меня предавать. Она спасла мне жизнь, когда я узнала, что у меня будет ребенок. Я всем ей обязана.

Аппертон отрезал кусок сыра и положил на тарелку Изабеллы.

– Спасла вам жизнь?

– Да, когда моя семья отказалась от меня. Я, видите ли, опозорила их. Меня нельзя было оставить в семье, чтобы не пятнать их честное имя. – Голос Изабеллы дрогнул. В горле возник ком и мешал говорить. Воспоминание о том времени, когда ею владело отчаяние, как страшная тень, накрыто ее при угрозе снова остаться одной.

– Если они выгнали вас без всяких средств к существованию, как вы нашли это место?

Изабелла сглотнула.

– Это не я его нашла, а Бигглз. Она осталась без места и без рекомендаций. Она пожалела меня и привезла в эту деревню.

Более того, Бигглз помогла ей увезти из дома обширную коллекцию бальных платьев. Если бы их поймали, это было бы расценено как воровство. И слава Богу, что этого не случилось, потому что средства от продажи нарядов годами давали им пропитание и одежду.

– Работая в Лондоне прислугой, она скопила денег на покупку этого дома?

– Дом принадлежит ее сестре. Она приняла нас обеих, но теперь ее уже нет в живых. Бигглз не смогла спасти ее. – Изабелла прикрыта глаза, отдавшись воспоминаниям. То было тяжелое время. Джек только родился. В деревне началась эпидемия. – Если бы Бигглз не привезла меня сюда, мне давно бы пришлось торговать собой.

Изабелла умолкла, предпочитая не говорить, что ей, возможно, еще придется пойти на этот шаг, если она хочет выжить. Аппертон и сам может сделать вывод. И, судя по морщинке между бровями и плотно сжатым губам, он его сделал.

– Вам нельзя оставаться одной.

– У меня нет выбора. – На последнем слове голос Изабеллы дрогнул. Сын и женщина, которая ухаживала за ней, как мать, вернее, лучше и милосерднее родной матери, исчезли в один день.

Неподвижными глазами она смотрела на кусок хлеба на столе, как будто это могло унять жжение в усталых глазах.