Джентльмен-дьявол Макнамара Эшли
Должно быть, Изабелла почувствовала его колебания и придвинулась ближе.
– Пожалуйста.
О черт, если она станет просить его этим хрипловатым шепотом, он пропал.
– Изабелла…
– Пожалуйста. Мне нужно…
Он приложил пальцы к ее губам, чтобы не дать ей договорить.
– Это никуда не годится. Мне надо уйти.
Но ведь он даже не мог подняться. Изабелла сидела почти у него на коленях. Не сбрасывать же ее на пол.
– Я не могу оставаться одна, – говорила она, касаясь губами его пальцев. Решимость Джорджа таяла.
– Составить компанию и наделать бед – это разные вещи.
– Пожалуйста. – Опять это слово. Оно прожигало Джорджа насквозь.
И тут Изабелла не оставила ему ни выбора, ни возможности протестовать. Она вцепилась в лацканы его сюртука и накрыта губами его губы.
Ее поцелуй! О Боже, ее поцелуй! Их первый поцелуй был нежным, этот же оказался его полной противоположностью. В нем ничего не осталось от кротости. Он был жадным, грубым и жестким – как раз таким, как Джорджу хотелось. В нем сплетались отчаяние и жажда. Изабелла вдребезги разбила его намерения и сейчас, как сорвавшаяся скаковая лошадь, летела к финишу.
Ее ладони легли на грудь Джорджа, затем взлетели к плечам и впились в них ногтями. Боже, она развязывает ему галстук. Надо остановить ее, иначе они оба полетят в пропасть. Конечно, Изабелла ищет выход невыносимому нервному напряжению, но Джордж был уверен, она будет сожалеть, если он уложит ее в постель. Пожалеет о случившемся уже завтра утром, если не сразу, как только они совершат непоправимое и она вернется на землю.
Джордж оторвался от ее губ, но она коснулась ими его щеки, продолжая возиться с галстуком.
– Изабелла, – хрипло прошептал он. Видит Бог, он еще пожалеет о том, что собирается сделать, во всяком случае, какая-то часть его пожалеет. – Изабелла.
Он прижал ее пальцы ладонями. Они дрожали. Джордж не знал, от отчаяния или от желания.
– Не спеши. Я никуда не ухожу.
Изабелла подняла на него глаза – огромные и темные на бледном лице. Это все вино. Наверное, это вино. Она ведь не ела весь день, и крепкое бургундское ударило ей в голову. Дыхание толчками вырывалось из ее губ.
– Не останавливайте меня. Мне нужно… Я даже не знаю, как это сказать. Вы будете презирать меня.
– Тише. – Он слегка пожал ее руки. – Я знаю, что вам нужно.
Бог свидетель, ему нужно то же самое, но по иной причине, которая могла подождать. В этом случае, единственном из многих, он мог давать, ничего не забирая в ответ.
– Я клянусь вам, я не сделаю ничего, о чем вы пожалеете, но вы должны доверять мне.
Изабелла подалась вперед. Сейчас она не сводила глаз с его губ. Джордж, не позволяя ей броситься в его объятия, нежно обнял ее. Если ему требуется ее доверие, надо заслужить его и начать прямо сейчас.
– Вы доверяете мне, Изабелла?
Глава 12
Непреодолимая потребность в близости человеческого существа, жажда услышать биение другого сердца победили все доводы, которые мог предложить рассудок. Изабелла так нуждалась в облегчении, пусть даже призрачном. Если Аппертон способен дать его, не заставляя вновь рисковать добродетелью и репутацией, то как отказаться?
Как можно ему не верить, если она уже отдалась на его милость? Прошлое должно бы научить ее осторожности, но сейчас, когда она потеряла все, что ей дорого, Изабелла не находила сил отказаться от той малости, которую давала сиюминутная близость. Его губы, язык, руки, тепло его кожи… А более всего забвение, которое обеспечивает приступ страсти.
– Доверяю, хотя и не должна бы. – Изабелла не узнала свой голос. Его грудные ноты звучали так завораживающе и соблазнительно. Невозможно представить, что с языка слетают эти манящие звуки, ведь когда-то подобная песня сирены довела ее до беды. Казалось, кто-то извне диктует ей, как действовать. Кто-то или что-то. И это, конечно, не рассудок, нет. Что-то проснулось в глубине ее естества, некая искра, разгоревшаяся в неугасимое адское пламя. Разум и логика тут бессильны. И совесть тоже молчит.
Изабелла не желала думать, только чувствовать.
– Но почему не должны бы?
Потому что он беспечный повеса. Потому что его обаяние заворожило ее. Потому что сейчас ей не хочется думать об этом.
– Наверное… – Изабелла не поднимала глаз, разглядывая его цилиндр. – Наверное, потому что нельзя самой себе доверять.
Джордж прикрыт глаза. Из его груди вырвался глухой стон.
– Не говорите таких вещей. – Дрожащими пальцами он погладил девушку по щеке. – Вы разрушаете всю мою решимость уважать ваши желания.
Желания? Изабелла не высказывала никаких желаний. Но возразить она не успела. Губы Аппертона накрыли ее губы, язык вторгся в ее рот и остановил готовые вырваться из груди вопросы, а через мгновение, когда он прижал ее к себе, Изабелла забыта о них. В голове помутилось, она отдалась его дерзкому, напористому поцелую. Изабелла приникла к его телу. Ее руки метались по его плечам и спине, словно бы втягивая его в себя.
Да, да, да! Она страстно желала стать его частью, хотела, чтобы он наполнил живущую в ней пустоту, уничтожил прошлое и заставил поверить в лучшее будущее.
Лучшее будущее? Нет, это уж слишком.
Аппертон застонал и отстранился. Его горячее дыхание касалось щеки Изабеллы.
– Ни о чем не думай. – Он провел пальцем по ее щеке, скуле, коснулся точки, где бьется пульс. – Отдайся чувству. И доверяй мне. Меньше всего я хочу причинить тебе боль.
Но ведь он обязательно ее причинит. Когда уйдет. Именно так и будет – он уйдет и тем самым причинит ей боль. Изабелла спрятала лицо у него на груди. Аппертон крепче обнял ее, как будто накинул теплое защитное покрывало, и чуть заметно коснулся губами лба. Потом его губы легким ветерком пробежали по всему лицу девушки, притронулись к уголкам глаз, щекам, мочкам ушей. Изабелла прикрыта глаза и отдалась этим струям нежности и чувственной близости.
Она так долго жила одна, так долго не испытывала утешения от взрослого человека. Порывистые объятия ребенка не могли заполнить эту пустоту. Только взрослый способен окутать женщину ощущением благополучия и полноты бытия. Изабелла отдалась этим чувствам.
Да, она примет ту долю привязанности, которую Аппертон может ей уделить. Примет и даст взамен то, что сможет. Она страстно стремилась к надежности, как ее легкие стремились вобрать в себя воздух.
Дрожащей рукой она погладила его по лицу и, чтобы глубже ощутить его близость, прижала ладонь к появившейся за день щетине. Аппертон как будто еще теснее прижался к ней и продолжил свое путешествие – ключицы, впадинка между ними, верхние выпуклости грудей.
Соски Изабеллы вдруг отвердели. Она выгнула спину в бессловесной мольбе о продолжении, сгорая от желания ощутить своей плотью его руки и взгляды.
Ловкие пальцы Аппертона быстро управились с маленькими пуговками на плечах Изабеллы, которые удерживали корсаж, потом развязали тесемки. Корсет и рубашка сползли вниз. Холодный воздух коснулся обнажившейся кожи. Соски превратились в плотные бутоны роз. Нестерпимая жажда его поцелуев, прикосновений его языка и даже зубов охватила девушку.
Аппертон резко втянул в себя воздух. Изабелла приподняла веки и увидела, что он пожирает ее взглядом темных как гранит, но горячих глаз. Он словно прожигал насквозь плоть Изабеллы, вызывая ответный огонь в самой глубине ее существа.
Аппертон поднял руку, Изабелла замерла в ожидании его прикосновения, стремясь к нему страстно и нетерпеливо. Но он лишь крепко обнял ее за талию. Она ничего еще не успела спросить, как он встал, приподнял ее и усадил на стол. Край столешницы впился ей в ягодицы. Теперь лицо Изабеллы оказалось на одном уровне с лицом Аппертона, но смотрел он ей не в глаза, а на горло.
Аппертон сделал шаг вперед, его стройные бедра коснулись ее коленей и развели их в стороны, руки легли на талию, словно бы заключая Изабеллу в клетку его собственного тела.
Но она и не хотела бежать из этой тюрьмы, особенно сейчас, когда твердый бугор под брюками касался самого интимного уголка ее тела, как будто стремясь проникнуть сквозь многочисленные слои ткани. Да и куда бежать, если он склонил голову и втянул в рот сосок.
Изабелла вскрикнула. Восторг и отчаяние прозвучали в ее голосе. Какое пламя разжег в ней этот мужчина! Изабелла не помнила, чтобы подобное случалось с ней прежде. Сейчас все было острее и ярче. Болезненно-сладкий комок возник у нее в животе и стал разрастаться при каждом прикосновении его языка.
Движением корпуса Аппертон заставил ее распрямиться и откинуться назад. Изабелла спиной ощутила доски столешницы. О Боже, она лежит перед ним на собственном кухонном столе среди разномастных чашек с остатками красного вина, чувствуя под собой разбросанные карты и крошки от недавнего ужина. Настоящая шлюха! Но какое ей дело? Она жаждала продолжения, этого мужчину и того наслаждения, которое он ей дарил. Мечтала, чтобы он избавил ее от пустоты и заполнил все ее тело.
Изабелла запустила пальцы в его волосы и притянула к себе. Ее стан изогнулся навстречу ему, а голова по-прежнему касалась досок столешницы. На мгновение Аппертон отстранился. Изабелла ловила каждый его вздох. Его глаза сделались почти черными и огнем жгли ее возбужденную плоть.
Аппертон, все еще полностью одетый, склонился над ней. Под дорогим сюртуком от лучшего портного, под этим жилетом с блестящими пуговицами, под тонкой материей рубашки Изабелла инстинктивно ощущала власть и мощь его тела, силу пульсирующих мышц, но разделявшие их слои ткани мешали. Пальцам хотелось почувствовать жар его кожи, ее текстуру, узнать, как бьется под ней его пульс; хотелось проникнуть в глубину мускулов и понять, как связывают их сухожилия. Все хотелось познать и постичь так, чтобы оба они перестали быть мужчиной и женщиной, существующими отдельно, а вместе бы подчинялись закону страсти.
Изабелла потянулась к полоске шелковой ткани у него на шее, решив, что пора убрать хотя бы эту, первую преграду из тех, что еще разделяют их.
Аппертон поймал ее кисть и отвел руку Изабеллы ей за голову.
– Нет, Изабелла. – На его лице возникла усмешка или, возможно, гримаса боли. – Я поклялся, что ты не будешь опасаться появления еще одного ребенка. Но я всего лишь человек из плоти и крови.
– Я хочу познать эту плоть. – Голос Изабеллы был неузнаваем. Он звучал жарко и почти непристойно, как будто говорила другая женщина, опытная и искушенная.
Аппертон закрыл глаза. Его била дрожь. Изабелла ощутила ее везде, где их тела касались друг друга, – кистями рук, животом, распахнутыми бедрами, к которым прижимался его окаменевший стержень. Там, в месте соприкосновения, что-то жарко пульсировало, но Изабелла не могла понять – в ее теле или в теле мужчины.
– Не сегодня. Я дал слово и, видит Бог, собираюсь его сдержать. Иначе как я докажу, что ты можешь мне верить?
О Господи, он рассуждает о доверии, а она меньше всего думает об этом сейчас. Конечно, он прав, надо соблюдать осторожность и не рисковать, но ее тело громко заявляет о собственных нуждах. Изабелла вспомнила свои ощущения из прошлого. С Аппертоном все было иначе – сильнее, настойчивее, необоримее.
Возможно, сам акт слияния опять разочарует ее, но Изабелла должна знать, должна пережить это с ним! Она приподняла бедра. Его отвердевший стержень прижался к ней именно там, где нужно, – в самой чувствительной точке тела. Она застонала.
– Я не отказываюсь от тебя, любовь моя. И я знаю, что тебе нужно. – Он наклонился и поцеловал ее в губы. – Точно знаю.
Изабелла следила за ним из-под полуприкрытых век. Голос Аппертона ничуть не изменился, но ведь не мог же он так быстро ей уступить? Конечно, не мог, он же так настаивал на доверии!
– Откуда?
Он коротко хохотнул. Этот низкий звук исходил из самой глубины его груди и отозвался во всем теле Изабеллы.
– Ах ты, бедная невинная овечка. Мне надо было сразу догадаться, что орангутанг, лишивший тебя девственности, не потрудился сделать все как следует.
– Мне кажется, он справился.
– Ради себя – да, но не ради тебя. Не думай больше о нем. Позволь я покажу тебе, как это должно быть.
Как должно быть. Ну и обещание. Он – тот, первый – тоже обещал наслаждение. И сам его получил, но обещания не выполнил. Джордж был совсем другим. Изабелла читала это в его глазах, в обращении с ней, в его решительности. Чувствовала по его прикосновениям, словно бы превозносившим ее тело. Слышала в убежденности, звучавшей в его клятвах.
Как могла она отказать? Разве могла оказать ему сопротивление любая женщина, даже разложенная на грубом столе, как готовое угощение, рядом с недопитой бутылкой вина? Аппертон пожирал ее взглядом, и она хотела быть съеденной.
Да. Изабелла сглотнула, чтобы снять напряжение в гортани, но слово не желало слетать с ее губ, и она лишь слабо кивнула в ответ.
В его глазах загорелся огонь и отозвался жаром в груди Изабеллы. Судорога свела ее мускулы, и она, не думая, стиснула его торс.
Аппертон зарычал – иначе этот звук не опишешь – и распрямился. Схватил щиколотку Изабеллы и поставил на край стола. От прикосновения его пальцев по голени девушки пробежало пламя. Она закусила губу. Аппертон задрал ее юбки. Холодный воздух лизнул обнаженную кожу.
Аппертон приподнял ее вторую ступню, и теперь она лежала перед ним, как раскрытая книга. Но сейчас Изабелла не чувствовала себя беззащитной, более того, она вдруг испытала ощущение собственной власти. Он смотрел на нее, а она ждала, пока он исполнит то, что обещали его взгляд, его слова и прикосновения. Чистое благоговение на лице, напряженная линия рта, заострившиеся скулы, решимость во взгляде – все это открыто ей правду. То, что последует, предназначено только ей, ей одной. Не просто любой женщине, пусть даже самой умелой, но ей, Изабелле, лишенной достоинства в глазах общества, но не в глазах этого человека. Для него она была ценностью, заслуживающей самого лучшего в жизни.
Дрожь пробежала по всему ее телу. Спину царапнули грубые доски стола. Изабелла прикрыта веки, чтобы не увидеть главного. На лице Аппертона отражалось безымянное чувство, глубокое и непонятное. Изабелла знала, что пока не готова постичь его, ибо оно опасно. Она не могла позволить себе полюбить мужчину, который в конце концов оставит ее и вернется в общество, отторгшее саму Изабеллу.
Неожиданно послышался скрип дерева о дерево. Изабелла открыта глаза. Аппертон зачем-то подвинул скамью и сейчас усаживался на нее.
– Что?
– Тише… – Слово прозвучало почти беззвучно, скорее как вздох у ее бедра. Сейчас Аппертон сидел прямо напротив ее… киски.
Слово вдруг возникло в памяти Изабеллы. Ей не следовало этого помнить. Тот мужчина использовал его только в таком смысле, а значит, это неприлично. Более того, оно мерзкое, грязное. Она и сама чувствовала себя грязной после того, как он закончил с ней и ушел, оставив ее поправлять, как сумеет, свои юбки и вытирать рубашкой его семя и собственную кровь, а потом возвращаться на бал в страхе оттого, что все общество сразу поймет, что она стала шлюхой. Да и как это скрыть, если она насквозь пропахла его резким одеколоном?
Но нет, она не станет вспоминать о той ночи. Не сейчас. Не с Джорджем. Не когда он…
Послышался легкий шорох ткани, и Изабелла, не успев ничего понять, ощутила, как язык Джорджа затрепетал у ее самой интимной складки. Острое наслаждение пронзило ее насквозь. Изабелла выгнула спину дугой, ее голова стукнулась о доски стола. Из губ вылетел низкий гортанный звук.
О Боже, это настоящее сумасшествие! Это же грех, запретная ласка, это дурно! Ни одна леди не позволит такого, но ведь она больше не приличная леди.
Джордж вцепился в ее бедра, притянул ближе к себе и медленно провел языком к устью интимной щелки, остановившись на вспухшем бугорке в ее основании, который отзывался сладостной болью на каждое прикосновение. Затем Джордж неспешным движением обвел бугорок кончиком языка, Изабелла почти потеряла разум. Дышала она прерывисто, резкими толчками.
Джордж помедлил, прижался губами к внутренней стороне ее бедра. Его бакенбарды защекотали нежную плоть. Изабелла закусила губу и напряглась в ожидании следующего прикосновения, но его не последовало. Ее обдало жаром. Изабелла тихонько вдохнула и продолжала ждать. Рука Джорджа соскользнула с ее талии, прошлась по бедру, слегка его стиснула, переползла вперед, коснулась кудрявого холмика, но лишь слегка, а этого Изабелле было уже мало. Она издала протестующий стон и двинула бедрами. Джордж вознаградил ее легким покусыванием нежной кожи у самого холмика.
– Если мы хотим, чтобы все было как нужно, то мне потребуется некоторое руководство.
Изабелла приподнялась на локте. О Боже, что за картина! Джордж сидит у нее между ног, лицо пытает, глаза горят. Он сидит, словно на пиру, – само воплощение неприличия.
– Руководство? Но я никогда не делала ничего подобного.
Он ухмыльнулся с дьявольским лукавством.
– Я знаю, но ты ведь можешь сказать мне, что тебе нравится. – Он вопросительно приподнял бровь. – Или я должен считать, что все это тебе неприятно?
Он наклонился и быстро провел языком у нее между ног. О, этот нечестивый язык, он попал в самую точку, во вспухший от возбуждения бугорок. Почему он знает ее тело лучше, чем сама Изабелла? Она снова опустилась на спину и отдалась ощущениям. Откуда ему известно, где надо целовать, где касаться, чтобы желание лишило ее разума?
– Как странно… – задыхаясь пробормотала она, – я не думала…
– Ничего странного. Это не очень сильно отличается от поцелуя.
Поцелуй? Пожалуй. Но Изабелле и в голову не могло прийти, что можно целовать в столь интимных местах. Эта мысль привела ее в трепет, окатила новым приступом жара, ощущением уязвимости, которое возбуждало еще сильнее.
– Пусть это странно, – говорил он, почти не отрывая губ от ее кожи, – но ведь тебе нравится?
О да, нравится. Но это слишком невыразительное слово для того, что испытывала Изабелла. А она чувствовала себя в раю, точнее, на дороге в рай. Одними движениями языка он подталкивал ее к чему-то неведомому, что неизбежно должно произойти. Скоро, совсем скоро.
– Не останавливайся, – взмолилась она.
Джордж сунул палец между бархатных складок и проник внутрь ее женского естества. Изабелла вскрикнула, ее мышцы сомкнулись и плотно обхватили его. Джордж начал ритмично им двигать в такт с непрекращающимися движениями языка, отчего волны пламени в том же ритме прокатывались по всему телу Изабеллы. Она едва дышала от наслаждения.
– Потрогай себя, – попросил он, но его слова не смогли проникнуть сквозь окутавший ее сладкий туман.
– Что?
Он взял Изабеллу за руку и положил ладонь на ее собственную грудь, отчего сосок вдруг сделался твердым как камень.
– Вот так, хорошо, – похвалил ее Джордж и снова прижался губами к нежному устью у нее между ног.
О Боже, Изабелла знала, что он в любую минуту может овладеть ею, но не представляла, что мужчина способен на такое терпение.
Движения его пальца сделались резче. Теперь он действовал двумя пальцами, постепенно растягивая тайную складку, а губы не отрывались от чувствительного бугорка у ее основания. Изабелла извивалась змеей под его ласками. В теле нарастала волна возбуждения и грозила захлестнуть ее с головой. Вдруг Изабелла затрепетала, наслаждение, острое, словно игла, пронзило ее насквозь. Мир раскололся. Тело сотрясалось от дрожи. Она хватала губами воздух, почти теряя сознание от мощной разрядки.
По виску Джорджа сползала цепочка капель. Его пальцы вонзились в нежную плоть бедер, наверняка причиняя боль, но Изабелла, как видно, этого даже не замечала. Она продолжала дрожать, не в силах успокоиться после оргазма. Ему до боли в мускулах хотелось прижать ее к груди и гладить до тех пор, пока потрясение не отступит. Но его собственные чресла горели, а символ мужества пульсировал и не давал забыть, что не получил удовлетворения.
Позыв освободиться от одежды и ворваться в это нежное устье был почти непреодолим, но у него на пути встала воля. Нет. Он не сделает этого. Черт подери, раз в жизни он может сдержаться. Позже он справится с этой проблемой, воспоминания об увиденном ему помогут. Сейчас важнее завоевать ее доверие, а не излить в нее свою похоть. Если он воспользуется ею сейчас, Изабелла никогда ему этого не простит.
«Но тебе-то какое дело?» Джордж заглушил этот гнусный голосок, пискнувший с самого дна сознания. Ему было до этого дело, потому что Изабелла заслуживает лучшего, чем поспешное кувыркание на столе. Потому что один раз она уже обманулась, и результат быт ужасен. Меньше всего ей нужен еще один ребенок. И ему тоже.
Видит Бог, ему есть до нее дело настолько, что он в силах оставить ее сейчас в покое и наплевать на потребности собственного тела.
А важнее всего то, что она – Изабелла, мужественная и решительная, несмотря на свою хрупкую внешность. Она выдержала осуждение света и сумела устроить свою жизнь так, чтобы можно было растить сына в относительном покое и безопасности.
– Джордж? – Ткань зашуршала. Изабелла приподнялась на локтях. Ее кудри разметались вокруг пытающего лица. Корсет упал на колени, открывая взгляду прекрасные округлые груди с твердыми сосками, еще и сейчас взывающими к его поцелуям.
У Джорджа пересохло во рту. Игнорируя собственное возбуждение, он взялся за тесемки ее рубашки. Щеки Изабеллы еще глубже порозовели. Она села, расправила юбки и занялась корсажем.
– Не знаю, что на меня нашло, – не поднимая глаз, пробормотала она. Ее пальцы дрожали, завязки выпадали из рук. – О Боже.
– Изабелла. – Джордж взял в ладони ее лицо, приподнял ей подбородок так, что она наконец подняла на него взгляд. – В том, что произошло между нами, нет ничего постыдного.
– Я чувствую себя такой распущенной. – Она обвела взглядом комнату. – Боже, на собственном столе! Если бы кто-нибудь увидел…
– Но никто не видел.
– Я… – Она прижала пальцы к губам, как будто хотела убедиться, что они на месте. – Я не должна привыкать к такому.
– К чему? Получать удовольствие?
– Это эгоистично с моей стороны. Я ничего не дала взамен. Как вообще я могу думать о себе, когда нужна Джеку? – В ее голосе послышались истеричные нотки.
Джордж обнял ее, наслаждаясь близостью ее тела, округлостями грудей у своей груди, гладкостью бедер. Господи, он легко может приподнять ее, и она окажется как раз на нужной высоте… Но нет. Надо подумать о ней.
– Тебе была нужна близость. Близость с другим человеком. И сейчас тоже нужна. И я никуда не ухожу.
Глава 13
Изабелла проснулась от какого-то ритмичного шума. Тело казалось странно тяжелым, как будто она спала на дне колодца и вес воды не позволял шевельнуться. Она стряхнула с себя дремоту и окончательно пришла в себя. Рассвет наполнил комнату сероватыми бликами.
Изабелла не помнила, как легла спать накануне. Только что она была в объятиях Аппертона… Да, Аппертон. Но она больше не может в мыслях называть его по фамилии – после всего, что произошло между ними прошлой ночью, после того, как она таяла от прикосновений его опытных пальцев и языка. Он играл на ее теле, как на рояле, и умел извлечь из него поразительно чистые, высокие и необузданные звуки.
Теперь Джордж тихонько похрапывал рядом, поверх одеяла. Одной рукой он прикрыт себе глаза, чтобы спрятаться от утреннего солнца. Его грудь вздымалась и опадала в такт дыханию.
Боже, как случилось, что она всю ночь проспала рядом и даже не заметила? Его плечи заняли больше половины соломенного матраца. Почему он остался, если мог спать в значительно более комфортных условиях в большом доме?
«Я никуда не ухожу», – так он заявил, и сдержал слово. На его щеках и подбородке появилась щетина. Изабелла осторожно провела по ней ладонью. Прошлой ночью он не позволил к ней прикоснуться, ну так она сделает это сейчас. О, если бы можно было вернуть частичку того рая, что он показал ей.
На миг его дыхание замерло, потом ритм восстановился. Изабелла положила руку под щеку и стала смотреть на Джорджа. У нее никогда не было случая видеть мужчину так близко. Она вдыхала чужой ей запах табака и специй. Ее подушка пропитается этим ароматом. Жаль, что Джордж не забрался под одеяло. Тогда бы вся постель сохранила этот мужской запах и напоминала бы о нем, когда Джордж вернется в свой мир.
А ведь в конце концов так и будет. Он может доставлять ей наслаждение еще много раз, но не может остаться там, где ему нет места. Изабелла должна помнить об этом. Помнить и не слишком привязываться к нему.
Она выбралась из-под одеяла. Подол рубашки прикрыт голени. Только рубашка, и все. На Изабелле не было даже корсета, и ничто не стесняло дыхания. Значит, Джордж помогал ей раздеваться – снял с нее одежду, уложил в постель и, полностью одетый, всю ночь пролежал рядом – истинный джентльмен.
Конечно, они вступили в самые интимные отношения, и все же Изабелла должна была пожалеть, что ночью отбросила все приличия и из-за усталости позволила Джорджу исполнить роль горничной, однако сейчас она чувствовала лишь благодарность к нему. Она подозревала его в самых дурных намерениях, а оказывается, под маской бесшабашного повесы скрывается человек безупречных достоинств. Честный, надежный. Он просил доверять ему и доказал, что достоин доверия.
В дверь громко постучали. Сердце Изабеллы заколотилось о ребра.
Джордж приподнял голову и сонно заморгал. Потом его взгляд остановился на Изабелле и скользнул вниз. По лицу расползлась многообещающая улыбка.
– Доброе утро.
Изабелла слишком поздно вспомнила, что неодета. Щеки у нее вспыхнули.
– Запомни эту мысль. – Джордж приподнялся на локте, чтобы лучше рассмотреть Изабеллу. – Этот оттенок розового на твоей коже просто восхитителен. О чем ты подумала, когда так покраснела? Расскажи-ка мне.
– Прекрати, – взмолилась Изабелла. – Кто-то стучит в дверь.
Стук действительно возобновился, причем сделался громче. Сердце Изабеллы затрепетало. На шее задергалась жилка.
– И правда стучат. Лучше накинь на себя что-нибудь и открой, а то они выломают дверь и уж тогда будут думать все, что захотят.
У Изабеллы не было ничего похожего на халат. В обычных условиях она бывала полностью одета к моменту, когда кто-нибудь мог постучать в дверь, но в обычных условиях никто не стучал так рано. Судя по свету за окном, с восхода прошло не более часа. Может быть, нашелся ее мальчик? Господи, пусть так и будет и пусть с ним все будет в порядке!
Изабелла накинула на себя шаль, убрала с глаз разметавшиеся кудри и через кухню бросилась к входной двери.
– Милорд? – задохнулась она.
На крыльце стоял лорд Бенедикт и хлопал по ладони парой кожаных перчаток. За его спиной топталась привязанная к невысокой изгороди лошадь и принюхивалась к цветам Изабеллы. Лорд Бенедикт был, к сожалению, один.
– Простите меня за раннее вторжение. – Он поклонился, словно Изабелла встретила его в нарядной гостиной, а не босая на крыльце убогого домика. – Я ищу Аппертона и подумал, что вы можете мне в этом помочь.
– О! – Щеки Изабеллы разгорелись под утренним бризом, она опустила взгляд, понимая, что выглядит виноватой, но иначе вести себя не могла. Она ведь и правда виновна, более того, глядя на нее, каждый бы подумал, что эта женщина только что вырвалась из объятий любовника.
– При других обстоятельствах я не посмел бы вас беспокоить, – продолжал лорд Бенедикт, – но дело касается вашего сына.
В голове Изабеллы теснились сотни вопросов, и на каждый ей был нужен ответ. Ей хотелось кричать, схватить этого человека за лацканы, затащить в дом и потребовать ответов, но самый важный ответ она уже знала – Джека до сих пор не нашли, иначе лорд Бенедикт привел бы ее сына прямо сюда.
Вонзив ногти в ладонь, Изабелла расправила плечи и с достоинством – как учили в детстве – произнесла:
– Пожалуйста, проходите в дом.
Отступив в сторону, она пропустила гостя в дверь, но так и не посмела поднять на него взгляд, опасаясь прочесть в нем осуждение. Ей давно следовало бы привыкнуть к такому отношению, но было вдвойне тяжело выдержать порицание от человека, который накануне проявил к ней такую доброту, что уж говорить о его жене. Лучше не задумываться о таких тонкостях.
– Я должна выразить свою благодарность. Я очень вам обязана, – проговорила она, обращаясь к медной пуговице на его рединготе.
– Не о чем говорить. Любой захотел бы помочь найти потерявшегося ребенка.
Любой? Никто из жителей деревни, соседей, даже пальцем не пошевелил.
– Но я говорю не только о Джеке, хотя я очень благодарна за ваши усилия. Вчера ваша жена прислала мне корзинку. – Взгляд Изабеллы упал на стол, где были разбросаны остатки вчерашнего ужина. Карты, хлебные крошки, чашки с красными потеками бургундского – все брошено как попало. Мысль о том, что еще произошло на этом столе, привела Изабеллу в трепет.
Господи, ну какое это имеет значение? Если вчера ей потребовалось утешение, то кому до этого есть дело? Почему он не переходит к истинной причине своего визита и не говорит, что ему известно о Джеке?
– Джулия упоминала, что послала какую-то мелочь, сказала, что это самое меньшее, что она может сделать.
– Для меня это вовсе не мелочь. – Черт! Ее голос прозвучал холоднее, чем следует. Лорду Бенедикту не понять. Должно быть, он за всю жизнь не испытывал ни в чем недостатка.
– Что привело тебя сюда в эту чертову рань? – Слава Богу, что есть Джордж, пусть даже он появился из спальни, взлохмаченный и в помятом костюме.
– Ты сам виноват. Я поговорил бы с тобой вечером за портвейном, но ты так и не появился. – Рэвелстоук говорил тем же тоном, каким обычно рассуждал о погоде. «О да, снова дождь. На юге Англии это обычное дело». Дождь, ветер, не ночующий дома Аппертон. Ничего необычного.
Изабелле казалось, что она никогда в жизни так не краснела. И почему, почему они не переходят к делу, когда все приветствия позади?
– Да, я был в другом месте, – тем же светским тоном отвечал Джордж.
– О Боже, что с моим сыном? – вскричала измученная неизвестностью Изабелла и тут же прикрыта рот ладонью, но поздно.
– Именно это я и хочу обсудить. Первоначально я не собирался вас беспокоить. – Рэвелстоук кивнул Изабелле с ничего не выражающим видом. – Но в любом случае это касается вас значительно больше, чем Аппертона.
– Так что же? – Изабелла нервно вертела в пальцах углы своей шали. Когда-то грубая, шерсть от непрерывной носки сделалась мягкой.
– Нужно расширить поиск. Другого выхода я не вижу. Вчера мы ничего не нашли, а ведь деревня невелика.
Джордж шагнул к двери.
– Ты одолжишь мне лошадь? Только не Лютика. Наверняка у тебя есть какая-нибудь поспокойнее.
– Я уже выслал верховых.
– О нет! – воскликнула Изабелла. – Теперь надо искать не только Джека, но и Бигглз.
Брови лорда Бенедикта взлетели на лоб.
– Бигглз?
– Ее служанка.
– Она не моя служанка, – возразила Изабелла. – Я же вам говорила. – Вцепившись в концы шали, чтобы унять дрожь в пальцах, она повернулась к Рэвелстоуку – Ее зовут Лиззи Бигглз. На мой взгляд, она похожа на служанку или на бабушку какого-нибудь фермера. Она позволила мне жить с ней, но теперь и она исчезла.
Рэвелстоук задумчиво дергал перчатки у себя в руках.
– В то же самое время? И вам это не кажется подозрительным?
Изабелла сдержала раздражение.
– Нет, вовсе нет. Я жила у нее еще до появления Джека. Если бы она хотела навредить ему, неужели я бы этого не заметила?
Лорд Бенедикт посмотрел мимо нее на Джорджа. Тот молчал.
– Значит, вы не думаете, что мы найдем ее вместе с вашим сыном?
– Не могу себе этого представить. Бигглз пропала только вчера. Если бы она знала, где Джек, она бы не стала скрывать этого от меня. – У Изабеллы были собственные подозрения, почему Бигглз могла исчезнуть. Чувство вины, ведь Джека похитили у нее из-под носа. Из-под носа у них обеих. – Я не могу обвинять ее. Просто не могу. Меня ведь и самой не было дома.
Вот так. Она вслух признала вину, и ничего страшного не случилось. Мир, даже с этим опасным знанием, все так же вращался вокруг своей оси.
– А вы не думаете, что она могла заняться собственным расследованием? – спросил Рэвелстоук. – Не знаете, куда она могла отправиться?
Изабелла порылась в памяти.
– У нее есть подруга, которую Бигглз иногда навещает. В Сэндгейте. Но зачем искать Джека там?
– Мы съездим туда. – Джордж положил руку ей на плечо. – Вы и я.
Изабелла поймала его взгляд. Ей надо искать своего сына. Бигглз может сама о себе позаботиться. Но верховые только-только отправились на поиски.
– Полагаю, это следует сделать, – согласился Рэвелстоук. – Во всяком случае, у вас будет занятие, пока мы ждем новостей.
Джордж хотел нанять экипаж до Сэндгейта. Но Изабелла, несмотря на скопление серых туч, решила, что лучше пройтись.
– Бигглз всегда ходит туда пешком и к вечеру возвращается, – заявила она. – А если учесть состояние дорог, то мы дойдем примерно за то же время. Тропинки ведут напрямик.
Верхом было бы еще быстрее, но Джордж проглотил этот аргумент. Он неважный наездник, даже если Рэвелстоук сумеет подыскать им двух кляч. Прогулка означала, что придется меньше времени ждать новостей в бездействии. Он ощущал в себе потребность действовать, делать хоть что-нибудь, внести свой вклад в поиски Джека.
Когда они добрались до городских предместий, ноги Джорджа громко протестовали против столь длительного моциона. Путешествие на Лютике было бы приятнее, а ведь им еще предстоит возвращаться. Погода тоже не благоприятствовала прогулке.
С пролива подул резкий ветер. На волнах появились белые барашки. Небо приобрело свинцовый оттенок. Вдалеке струи дождя хлестали по расходившимся волнам.
– Ставлю последний шиллинг, что мы не доберемся домой сухими, – пробормотал Джордж. Изабелла плотнее завернулась в шаль. – Если кто-нибудь будет возвращаться в Шорфорд, то, может быть, над нами сжалятся и подвезут.
Джордж внимательно смотрел на дорогу, вьющуюся по отлогому склону утеса к галечному пляжу. Изабелла понимала, как мало надежды, что кто-нибудь видел тут Джека. Здешние места выглядели совсем заброшенными. Лишь на холме над проливом виднелась небольшая группа домов, разделенных зелеными террасами. Грустный вид для августа месяца, когда люди должны приезжать сюда в отпуск. Если когда-то здесь и гуляли нарядные леди и джентльмены, то сейчас от них не осталось и следа.
– Похоже, у большинства людей хватило ума остаться дома.
Изабелла закусила губу.
– А как же всадники, которые ищут Джека? Они ведь тоже ничего не найдут, если и были какие-то следы…
Ей не нужно было заканчивать предложение. Сильный ливень смоет любые следы. Не говоря уж о том, что Изабелла, конечно, беспокоилась, сможет ли Джек, где бы он ни был, найти укрытие от дождя.
Джордж просто обязан был поднять ее дух. За эти два дня лицо Изабеллы очень переменилось. Ее кожа была фарфорово-белой, но испытания последних дней окрасили щеки нездоровым румянцем, под глазами появились темные круги. Тот внутренний огонь, который Джордж разглядел в ней при первой встрече, как будто поблек, как и все вокруг.
Он погладил ее по руке. Бессмысленный жест; только вернувшаяся надежда могла сделать Изабеллу прежней. Если бы Джордж мог возродить ее!
– Все равно мы пришли сюда, так почему бы не поспрашивать людей? Вдруг кто-нибудь слышал о Джеке?