Скелеты из шкафа русской истории Мединский Владимир
При Гросс-Егерсдорфе один из немецких военачальников писал, что даже смертельно раненные русские оставались в строю, и в свой последний час целовали стволы своих ружей: прощались с жизнью и с оружием. Солдаты Фридриха вели себя иначе…
Именно тогда потрясенный стойкостью русской пехоты Фридрих Великий (а уж он-то знал толк в военном деле!) произнес фразу, которую мы, к сожалению, не помним, а ведь ее бы надо на красном кумаче написать и повесить в каждой воинской части России: «Русского солдата мало убить. Его надо еще и повалить!»
Перед Крымской войной
Греция как суверенное государство полностью обязана своим появлением России. Напомню, Греция вновь появилась на картах мира лишь спустя две тысячи с лишним лет после великой Древней Греции Демосфена: а именно в 1829 году по Адрианопольскому миру между Турцией и Россией.
Вот год рождения государства Греция — в современном ее понимании. Дальше после каждой войны России с Турцией, а их было несчетное количество, наши православные друзья-греки получали в подарок очередной кусочек территории. В подарок от России. Не себе мы забирали, отдавали Греции.
И эти неблагодарные греки не могут еще сегодня признать Абхазию с Южной Осетией! Совсем у людей нет ни совести, ни исторической памяти. Члены НАТО, что поделать. Мировая политика не знает чувства благодарности, только интересы. Так, повторюсь, сказал австрийский император Франц-Иосиф в ответ на просьбу Николая поддержать его в Крымской войне. Думать надо только о себе. Победили турок, территорию отобрали — себе. Еще раз победили — себе.
А то вот всю историю Россия помогала Болгарии, и что? А болгары почему-то воевали во всех мировых войнах против России.
Хотя «дружба-фройндшафт» дальше некуда. Как малейшая проблема — воюют с Россией. Тоже, кстати, ведь не признали ни Абхазию, ни южную Осетию… Но это я немного отвлекся.
К середине XIX столетия Россия усилилась настолько, что она уже была не просто «одной из европейских держав». Она стала слишком большой и опасной.
Николай I искренне верил, что может договориться о своего рода «Первом разделе Турции». Пусть Британия присоединяет Египет и столь необходимый ей под военно-морскую базу Кипр.
Пусть Франция усилится в Северной Африке. А Россия получит то, что ей нужнее всего — выход в Средиземное море через Босфор и Дарданеллы. И пусть западные державы не мешают ей и дальше опекать православных христиан — подданных Турецкой империи.
По сути речь шла о реализации голубой мечты всех русских и славянских патриотов со времен Вещего Олега и зарождения московитской концепции «Москва — Третий Рим». Русский щит — на вратах Цареграда. Россия — в Константинополе, втором Вечном городе, символе православия. Мы объединяем под своим протекторатом (а может, и в своих границах) всех славян и православных: от Адриатического и Средиземного морей, до Черного и Балтики.
Был и еще один «моральный» аргумент, который, как наивно полагал Николай I, поможет ему контролировать потенциальных союзников.
Разве не Россия помогла Австрийской империи пережить страшную революцию 1848 года? Империя могла рассыпаться, венгры уже реально выходили из ее состава. Спас Австрию посланный Николаем I 100-тысячный корпус под командованием Паскевича. Провожая верного слугу, Николай вместо инструкций произнес только три исторических слова: «Не щади каналий!» Паскевич и не щадил. Венгерские повстанцы разбиты в пух и прах. Австрийская империя спасена. Русский император получает прозвище «жандарм Европы».
Теперь Николай I ждал от императора Франца-Иосифа ответной услуги. Какая невероятная наивность, недопустимая для политика мирового масштаба! Как будто бы он забыл евангельский принцип: не жди благодарности.
Он полагал, что, если Австрия нас поддержит, Россия сможет выиграть любую европейскую войну. И тогда она окончательно утвердится на Балканах. Однако Австрия боится, что Россия и так слишком привлекает славянских подданных Австро-Венгрии: чехов, словаков, русинов и пр. И Франц-Иосиф пожимает плечами: «В политике решают интересы, а не благодарности».
В феврале 1853 года Николай I послал в Константинополь чрезвычайную миссию во главе с князем А. С. Меньшиковым (потомком того самого Алексашки Меншикова) требовать от султана признания за Россией прав на покровительство православных Турецкой империи. В этот же месяц Франция и Англия заключают секретный договор, по которому, если Российская империя начнет войну с Турцией, они совместно выступят на стороне Турции.
В июне 1853 года Николай I приказал своим войскам войти в дунайские княжества — Молдавию и Валахию (современную Румынию). Султан чувствует поддержку Англии и Франции и отвечает объявлением войны.
Первые же действия России подтверждают худшие опасения Европы: очень уж она сильна. Адмирал П. С. Нахимов в Синопском бою фактически «на раз» уничтожает весь (!) турецкий флот. В декабре 1853 года отряд генерала В. О. Бебутова громит турецкую армию, вторгшуюся в Закавказье. Русская армия вступает в Болгарию. Болгары радостно приветствуют русские войска, в Греции вспыхивает восстание христиан.
И вот тут-то маски спадают! В ноябре 1853 года премьер-министр Англии лорд Эбердин сделал заявление о готовности Англии вступиться за «независимость Турции», остановить агрессию «русского медведя». Примерно в таком же духе высказался и французский император Наполеон III.
У лорда Г. Дж. Пальмерстона доктрина войны уже готова. Она предусматривает удар с трех сторон сразу: 1) введение войск на юг Российской империи, в Одессу или в Крым, 2) нападение флота с севера на Петербург, 3) отторжение от России Дальнего Востока, Аляски и Камчатки. Предполагалось, что после войны у Российской империи следует отторгнуть Бессарабию, Финляндию, Польшу, Кавказ, Крым, Прибалтику. В общем, загнать Российскую империю в границы Великого княжества Московского XV века.
После Крымской войны
Несмотря на героизм защитников Севастополя (по плану Пальмерстона — на взятие города отводилось не более 14 дней, но осада длилась практически год — 349 дней), Крымскую войну мы проиграли. Война закончилась подписанием 18 марта 1856 года в Париже мирного договора, по которому Черное море объявлялось нейтральным, русский флот сокращался до минимума, крепости уничтожались.
Это были весьма мягкие для России условия. Что пользы от флота, если турецкой угрозы более нет, а выйти из Черного моря он все равно как и прежде не сможет. Никаких территориальных потерь Россия вообще не понесла.
Внутри России следствием войны стали правовые и социально-экономические преобразования в стране в 1860-е годы. После военного поражения правительство Александра II стремительно форсировало реформы.
Но, что приятно, план Пальмерстона так и не удался. Как ни тяжелы были последствия поражения для России, это была ничтожно малая часть того, что хотела сделать Британия. Почему же не удался план? Объяснение у меня одно: англичане не умели и не готовы были воевать в России. Даже в теплом Крыму они несли огромные потери. Главнокомандующий британских войск говорил, практически цитируя древнегреческого царя Пирра: «Еще одна такая победа, и мы лишимся всего войска».
Что же касается английского и французского флота, то это — армады для ведения колониальной войны. Эти флоты годились для того, чтобы пугать туземцев бортовыми залпами по берегу и перевозить небольшие контингенты колониальных войск. Против же серьезного, равного по силе противника, тем более для участия в преимущественно континентальной войне они были малоэффективны.
Пальмерстон предполагал высадку десантов в Белом море, взятие Петербурга, отторжение Прибалтики и Финляндии. В Балтийском море британско-французская эскадра, 30 вымпелов с 12-тысячным десантом на борту не решилась даже подойти к Петербургу.
Британцы обстреляли издалека Кронштадт и еще какой-то беззащитный русский островок в Финляндии. На то, чтобы захватить Аландские острова, которые защищали лишь полторы тысячи солдат, у союзников ушел целый месяц. После этого они настолько выдохлись, что уже не могли вести активных действий.
Летом 1855 года военно-морские силы Британии еще раз обстреляли Свеаборг и храбро разбили местное ополчение, набранное из финских и эстонских рыбаков, повторяя свои «подвиги» в Африке.
Но высаживаться больше не решились нигде.
Также ничего не получилось и на Тихом океане…
В августе 1854 года объединенная англо-французская эскадра под командованием контр-адмиралов Прайса и Феврие де Пуанта подошла к главному опорному пункту России на Тихом океане — городку Петропавловску.
Весь русский гарнизон насчитывал ни много ни мало — 920 человек (41 офицер, 825 солдат некоего «городского казацкого полка», видимо попросту местного ополчения, 18 русских добровольцев-инвалидов и 36 добровольцев-камчадалов).
У русских была небольшая береговая батарея и аж 2 (два) корабля: парусник «Аврора» и парусное транспортное судно «Двина». Боезапас составлял максимум 30–40 выстрелов на орудие.
В общем, ни дать ни взять — крепостишка чуть поболее, чем описанная Пушкиным в «Капитанской дочке».
Совершенно ничтожная воинская часть, никак не сравнить с могучими армиями, скрестившими оружие в Крыму. Но этот ничтожный гарнизон защищал, а эскадра союзников пыталась захватить громадную почти ненаселенную территорию, площадью порядка три млн. квадратных километров, таящую колоссальные природные богатства. «Миротворческие» англо-французские войска, «спасавшие несчастную Турцию» от русского нашествия, почему-то оказались в тысячах километров от Турции и Крыма, пытаясь наложить лапу на несметные русские богатства.
Итак, силы, мягко скажем, не равны…
Обстреляв порт и подавив огонь береговой батареи, англофранцузы высадили десант морской пехоты (600 чел.) с целью захватить Петропавловск. Что дальше? Дальше некий русский «сборный отряд» (видимо, собрали из находившихся рядом казаков и инвалидов) числом около 200 человек штыковой контратакой… сбросил его в море.
Второй, более подготовленный десант (уже 970 чел.) был снова отбит в жестокой рукопашной на берегу.
Союзники потеряли около 450 человек убитыми и ранеными.
Хваленая британская профессиональная морская пехота — отчаянные головорезы, покорившие полмира, несмотря на подавляющий численный перевес и преимущество в огне, не смогли занять городишко, защищаемый какой-то сборной солянкой из казаков, инвалидов-добровольцев и охотников-камчадалов.
Главнокомандующий адмирал Прайс, не выдержав позора (как? как он сможет доложить это в Адмиралтействе?), застрелился у себя в каюте на борту капитанского судна.
Общие потери русского гарнизона составили около 100 человек. Это так, к слову, к старому разговору о нашей неспособности воевать не числом, а умением.
Союзники вынуждены были уйти в Ванкувер и Сан-Франциско. Благодаря героизму и стойкости всего лишь нескольких сотен русских солдат, ополченцев и матросов, план оторвать от России колоссальные территории — Камчатку и Дальний Восток — не удался.
Случись подобное с любой крепостью Британии или Франции, европейцы до сих пор рассказывали бы легенды о своем героизме, называли бы корабли и небоскребы именами отличившихся участников обороны, ставили бы им памятники. А мы?..
Крымская война была для нас поражением, но вовсе не таким страшным, как оно представлялось Николаю. Давайте подумаем, что потеряла Россия в результате этой войны, которая преподносится историками как грандиозный крах всей русской военной машины?
Россия не потеряла ни одного квадратного сантиметра своей территории. Ни одного!
Разрядка № 0
Придите к нам! От ужасов войны
Придите в мирные объятья!
А. Блок «Скифы»
Самая большая удача, если враг преувеличивает твои недостатки.
М. Пьюзо «Крестный отец»
Не Брежнев, а император Николай II в 1898 году впервые выдвинул предложения по прекращению в мировом масштабе гонки вооружений.
Гаага. Май 1899 года. Первая международная конференция по разоружению. Она проходила по инициативе России, Николая II. Кстати, он в этом отношении был не одинок — почти 50 лет общеевропейского мира в XIX веке, имея в виду отсутствие войны между крупными европейским державами, были прямым следствием Венского конгресса и, самое главное, политики Священного союза его прадеда Николая I.
Главным обсуждаемым вопросом Гаагского конгресса по разоружению стали предложения России.
Зафиксировать военные бюджеты ведущих мировых держав.
Не употреблять, не вводить в употребление в армии и флоте никаких новых видов огнестрельного оружия, новых взрывчатых веществ. Предлагался целый ряд ограничений для уже используемых видов вооружения. Предлагалось запретить использовать в будущих войнах подводные лодки. Это при том, что первые подводные лодки были изобретены русскими — так, к слову…
То, как отнеслись к предложению миролюбивого Николая иностранные государи, — это отдельная песня. Это был поток вежливого дипломатического словоблудия.
Смысл же конференции выразил предельно ясно в узком кругу император Вильгельм II. Цитирую по книге П. Мультатули «Николай II. Выбор России»: «Я согласен с этой идеей, только чтобы царь не выглядел дураком перед Европой. Но на практике в будущем я буду полагаться только на Бога и на свой острый меч».
Николай II выражал не только личные устремления, но и объективное стремление российских элит к сохранению мира. Но, увы, он почти на сто лет опередил свое время.
Идеи разоружения были востребованы только в 70-е годы XX века, во времена Брежнева, Никсона, Картера. Если бы Европа тогда, в далеком 1899 году прислушалась к предложениям России, может быть, мир и не узнал бы ни ядерного оружия, ни напалма, ни удушающих газов, ни разрывных пуль, ни противопехотных мин, ни кассетных бомб. Может быть, не было бы в мировой истории ни Хиросимы, ни Сталинграда, ни Вердена, ни Дрездена. Однако история гораздо более жестока, чем хотят ее сделать самые прекраснодушные политики. Как мы видим, стоит обратиться от идеологических штампов к историческим фактам, и камня на камне не остается от тезиса о России, стремящейся к завоеваниям. Россия всегда сама была желанным полем для завоеваний: слишком большая и богатая.
Победи поляки в 1612-м, шведы в 1712-м, французы в 1812-м — и это означало бы конец национального и государственного бытия России и русских.
Притом подчеркнем: победы России над Польшей, Швецией и империей Наполеона вовсе не означали гибели государственности побежденных. Россия почему-то никогда не стремилась к уничтожению и порабощению других народов, захвату и расчленению других стран, даже когда имела для этого бесспорные возможности.
При этом и наши враги на Западе, и наши союзники одновременно демонстрировали унизительно пренебрежительное отношение к России.
Посол Франции Морис Палеолог, канун Первой мировой войны: «По своему культурному развитию русские и французы стоят не на одном уровне. Россия — одна из самых отсталых стран на свете. Сравните с этой невежественной бессознательной массой нашу армию. Все наши солдаты с образованием, в первых рядах бьются молодые силы, проявившие себя в искусстве, в науке, люди талантливые и утонченные. Это сливки человечества. С этой точки зрения наши потери будут чувствительнее русских потерь».
Вот так французы хотели использовать русскую армию в мировой войне — в качестве пушечного мяса. В качестве некоего парового катка, который должен расплющить Германию и принести победу Антанте.
Неплохо бы напомнить, что от полного военного краха Францию тогда, в 1914 году, спасла именно «отсталая» Россия. Быстрое наступление немцев на Париж привело к тому, что уже в сентябре 1914 года французскую столицу покинули парламент и дипкорпус. Из Парижа вывезли золотой запас, были эвакуированы все драгоценности Лувра. И только вступление России в войну и русское жертвенное наступление в Восточной Пруссии спасло Францию от блицкрига.
Зачем мы это делали? Ради чего? Вот, честно говоря, русское мессианство, в отличие от европейского и американского, действительно совершенно бессмысленно и бесполезно.
Французский маршал Фердинанд Фош, верховный главнокомандующий союзными армиями во Франции, признавал: «Если Франция не была стерта с лица земли в 1914 году, то прежде всего этим она обязана России» (цит. по Яковлев Н. Н. «1 августа 1914 года» М, 1993). Традиционно продажная позиция наших союзников, которые меньше боялись прихода большевиков к власти, чем участия России в дележе пирога после неизбежного поражения Германии — в 1917 году было совершенно очевидно, что это вопрос нескольких месяцев — это очень больная тема. Не будем много об этом говорить.
Но надо напомнить о том, что в 1917 году Россия стояла в одном шаге от победы. И в результате этой победы, безусловно, к России перешла бы территория Константинополя плюс все Черноморское побережье, что уже было закреплено специальными секретными протоколами.
Итак, черноморские проливы — вековая мечта, Константинополь. Также признавалась гегемония России на Святой земле. Не было бы сейчас никакого арабо-израильского конфликта. Просто Палестина была бы либо частью России (там и так сейчас немало бывших советских), либо это было бы государство под официальным протекторатом России.
Уже была распланирована в деталях так называемая Босфорская десантная операция, намеченная на апрель-май 1917 года. И командующий Черноморским флотом Колчак уже репетировал захват Константинополя…
КАКАЯ НЕПОСРЕДСТВЕННОСТЬ! (Демократия)
Что же такое демократия?
Для того, чтобы страна могла быть действительно свободной, все население ее должно состоять из философов, а правители должны быть богатыми.
Наполеон
Постарайтесь разбогатеть, и вы станете избирателями.
Франсуа Гизо, премьер-министр Франции
Все знают, что демократия — это хорошо, а отсутствие ее — это плохо. Еще все знают, что в России демократии всегда не хватало, а вот в Британии и в США ее, наоборот, всегда было много.
Просто завались.
И если вам поцарапали машину или за любимым сортом колбасы выстроилась длинная очередь, если вас обобрал гаишник или нахамили в жэке, то народ разводит руками: ну что поделаешь?!. Рассея-матушка… Это вам не Европа, понимаешь. Тут вам никто 300 лет каждый день газон у дома не стрижет.
Но что такое демократия? Первое из наиболее известных определений дал еще Аристотель (384–322 гг. до н. э.), и обычно его используют до сих пор.
Аристотель говорил о шести способах правления. Три способа одинаково хорошие. Это монархия, аристократия и демократия. Три способа одинаково плохие: тирания, олигархия и охлократия.
Аристотель.
Автор замечательных рассуждений о демократии, аристократии и охлократии. Очень современно звучит.
Три первые способа хороши потому, что они законные. Монарха или выбрал народ, или он родился старшим сыном монарха, когда-то выбранного народом. Хотя его лично уже никто не избирал, но в начале всех начал, пусть много поколений назад, его власть предполагалась быть исходящей от народа. И для монарха не зазорно посему обратиться к народу в каком-то очень важном случае. Сходится народное собрание и вместе с монархом решает общую проблему.
Аристократия — власть богатых, умных, образованных. Они правят с согласия всего народа. Народ поручает им править и чаще всего уже не сходится на площадь для народных собраний.
По крайней мере, по пустякам. Он согласен с правлением лучших.
А вот при демократии все граждане регулярно сходятся на площади для народного собрания. И дискутируют. Они коллективно принимают решения и выбирают должностных лиц в государстве для управления от имени народного собрания.
Три плохих способа правления плохи потому, что они, по рассуждению Аристотеля, незаконны и нарушают нравственные законы.
При тирании тиран захватывает власть силой и правит, опираясь на силу. Демократическая процедура постоянно прерывалась, к власти тираны приходили часто, особенно в эпоху разного рода экономических катаклизмов.
Однако слово «тиран» на греческом не несет негатива, оно означает не более чем «хозяин», «лидер». Это сейчас оно отрицательно заряженное, а тогда значило как бы «национальный лидер». Вот так еретически выскажемся. При этом тираны себя очень часто показывали способными правителями. Приходя к власти в периоды кризиса и народного недовольства, они должны были проводить необходимые реформы. И что любопытно, при тиранах люди начинали, как правило, жить легче. Однако потом тиран надоедал, его свергали и опять возвращались к демократии. В общем, ничего нового. История в миллионный раз повторяется. Единственное отличие тирана от царя в понимании древних греков состояло в том, что тиран не имеет наследственного или религиозного права на трон, он как бы самозванец. Интересно, кстати, когда окружение Сталина называло его уважительно «Хозяин», знало ли оно, что обзывает его в глаза тираном? Почему-то мне кажется, что нет.
При олигархии власть захватывают немногие, опять же силой, не имея на это никакого морального права. Самый худший вид олигархии — плутократия, то есть власть денег. Плутократы подкупают народ, тем самым развращая его.
При охлократии власть принадлежит не достойным людям, а сброду. Охлос — это неорганизованная, дикая толпа. Демократию строят люди, имеющие собственность и работу. Социально и экономически состоятельные. Стоит допустить до политических процессов несостоятельных и безответственных, тут и демократии конец, все сметает волна безответственных решений, принимаемых безответственными людьми.
Как видно, для Аристотеля нравственность и законность — основа представлений о государственном устройстве. «Во всех людей природа вселила стремление к государственному общению, и первый, кто это общение организовал, оказал человечеству величайшее благо. Человек, нашедший свое завершение, — совершеннейшее из живых существ и, наоборот, человек, живущий вне закона и права, — наихудший из всех, ибо несправедливость, владеющая оружием, тяжелее всего; природа же дала человеку в руки оружие — умственную и нравственную силу, а ими вполне можно пользоваться в обратную сторону».
Аристотель не считал демократию лучшей формой правления.
Сам он, по нашим представлениям, — придворный: происходил из семьи врачей при дворе македонских царей. В 37 лет Аристотель оставил Афины. По его мнению, демократия в Афинах на глазах вырождалась в охлократию.
Античная демократия — это своего рода строй-предшественник для современных убежденных демократов. Но это мнение скорее идеологическое, чем научное.
Вы спросите: почему? Очень просто: потому что античная демократия была совершенно иной, чем сейчас.
Она была НЕПОСРЕДСТВЕННОЙ. Это означает, что гражданин сам приходил на площадь народного собрания и сам напрямую выбирал должностных лиц.
Греки жили маленькими общинами — полисами. Правила жизни в полисе назывались политией, откуда и пошло слово «политика». Численность граждан полиса колебалась в пределах нескольких тысяч человек. Древнегреческий город — это, конечно, звучит гордо. Красиво. Но по нашим представлениям, это село.
Такой большой аул. Граждане лично знали друг друга и как соседи, и как участники общих дел. Они понимали, кого имеет смысл выбирать.
Это был очень маленький мир. Весь полуостров Пелопоннес — 21,4 тыс. квадратных километров, где все множество греческих государств находилось на территории в два с лишним раза меньшей, чем Московская область (47 тыс. кв. км).
Средний город-государство занимал площадь не более 200 кв. км.
При этом каждый полис рассматривал жителей других городов, хотя они и говорили на одном языке, как иностранцев. В каждом было свое правительство, свои праздники помимо общенациональных, свои традиции, коалиции этих городов или сами по себе постоянно воевали друг с другом. И вообще если посмотреть на Грецию того времени, то получался как бы современный мир в миниатюре.
Только два города-государства — Спарта и Афины — контролировали более-менее значительную территорию, ну не совсем смехотворную по российским меркам. Их можно было считать современными великими державами. Мир был биполярным. Территория Афин и подчиненной им области Аттика составляла 3 тыс. кв. км. Это небольшой район Московской области. А территория крупного государства Спарты — это Лаконика и Мессиния, две области в период расцвета — была около 10 тыс. кв. км.
Пятая часть Московской области, 2–3 района.
В Спарте была довольно своеобразная экономика, и спартанцы пытались по-своему противостоять мировым экономическим кризисам той эпохи. Если мы примем условно Грецию за мир — то там регулярно случались свои «мировые кризисы». И девальвация, и инфляция, и маржин-колы — все это присутствовало. То с нежданным избытком серебряных денег, когда открыли серебряные рудники на севере Греции. То со сложностью курса золото-серебро. Ну и так далее. Так вот, спартанцы со свойственным им радикализмом, по-своему пытались бороться с последствиями «общемирового» (то есть общегреческого) кризиса. Во время очередного катаклизма, связанного как раз со спекулятивным обменным курсом золото-серебро-зерно, правительство Спарты запретило использовать на территории Лаконики золотые и серебряные монеты и ввело свои собственные деньги, строго неконвертируемые — из железа. Довольно тяжелые монеты были, размером с небольшой блин для штанги, и нигде, кроме Спарты, естественно, к оплате не принимались, но спартанцы считали, что вся эта роскошь, все эти афинские штучки им ни к чему.
А главная добродетель — это умеренность и аккуратность. Ну и орднунг превыше всего.
Спартанское умение кратко и остроумно говорить вошло в анналы мировой культуры. Ну, про «со щитом или на щите» — это всем известно, это мы еще в школе учили. Приведу два чуть менее известных изречения спартанцев, на мой взгляд совершенно гениальных.
Спарта была единственной частью Греции, которую формально не завоевал Александр Македонский. Не то чтобы не мог, просто не видел в этом необходимости. Неохота было ему возиться. В свое время еще его отец Филипп II пытался завоевать Спарту, но передумал, восхищенный мужеством спартанцев. Так вот, хотя Александр Спарту не завоевал, он потребовал, чтобы там, как и везде, его признали живым богом. Богов тогда было много, и все греческие города единогласно, в едином порыве и конституционным большинством голосов провозгласили его «живым богом». Когда это требование дошло до Спарты, спартанцы ответили снисходительно: «Пусть Александр, сын Филиппа, будет живым богом, если он того хочет». Остроумно. Иронично. С издевкой… Но вроде как согласились! Понятно, что, провозглашая себя живым богом, Александр подразумевал, что он сын Зевса или как минимум какого-нибудь Амона в Египте, но никак не сын смертного Филиппа, о чем ему спартанцы и напомнили. Кстати, именно Филиппу, выдающемуся правителю и полководцу, на 99 % обязан своими последующими успехами Александр Македонский, на его плечах он реально воздвиг свою империю. Так вот, лет за 10 до описанного мной выше эпизода Филипп, захватив контроль над всей Грецией, этим мини-миром, послал письмо-угрозу, письмо-ультиматум и в Спарту, в котором предупредил: «Если я войду в Лаконику, я сравняю Спарту с землей». Спартанцы ответили одним словом — на мой взгляд, самое гениальное дипломатическое письмо всех времен и народов. Итак, Филипп: «Если я войду в Лаконику, я сравняю Спарту с землей». Ответ спартанцев: «Если».
Говорят, что Филипп был настолько восхищен гордостью Спарты, фактически беззащитной на тот момент — она не могла выставить сильного войска, что покинул Пелопоннес и оставил спартанцев в покое.
Нигде в мире позитивные мифы о самих себе не станут отрицать, только у нас любят в этом покопаться. Тут нельзя не вспомнить классический миф про триста спартанцев. Про них написано бесчисленное множество книг и снята масса фильмов, начиная с пеплумов 50-х и заканчивая недавним детищем Голливуда — чудовищным гротескным полумультиком «300», ориентированным, видимо, на гомосексуальную аудиторию.
На самом деле никаких трехсот спартанцев не было. Был отряд, возглавляемый спартанским царем Леонидом, который действительно перегородил Фермопильское ущелье. Против него было выставлено отнюдь не миллион человек. Это смешно, таких армий тогда вообще не могло быть — народонаселение Древнего Мира не позволяло. Персидская армия насчитывала по разным оценкам не более 100 тысяч воинов. Что тоже гигантская армия по тем временам… Но не миллион. Спартанцев тоже, как я подчеркнул, было не 300, а несколько тысяч.
300 — это личная гвардия, охрана царя Леонида. С ними было достаточно большое число других спартанских воинов, а также около 13 тысяч греков-союзников. Все равно численное преимущество — подавляющее, многократное — было на стороне персов.
А суть-то легенды заключается не в том, как изображают сейчас, что 300 человек выдерживали натиск миллиона в этом узком проходе — а он действительно узкий, несколько сот метров между горами и кромкой моря. Суть подвига в другом. Когда, перебив заслоны, персы по горным тропам обошли греков и возникла угроза захода в тыл и окружения, Леонид понял, что ситуация безвыходная. И он отпустил оставшихся в живых союзников, а их было несколько тысяч. А сам вместе со своими гвардейцами остался на поле боя, обрекая себя на смерть. Как настоящие спартанцы, они не могли уйти с поражением и предпочли умереть с честью. Со щитом или на щите.
Так и родилась легенда о 300 спартанцах.
В общем, мифов много, а земли мало. То же касается населения. В период своего максимального расцвета Афины имели не более 100 тыс. свободных граждан. При этом только часть из них обладала политическими правами — 20–30 тысяч. Остальные были свободными, но без избирательных прав.
И это в период максимального расцвета! Кроме того, в Афинах и в Аттике проживало еще большое количество рабов — по разным оценкам, до 400 тысяч. Приблизительно по 4 раба на каждого свободного гражданина, впрочем, их там особо никто и не считал.
Для философов того времени — Аристотеля, Платона — даже подобная численность населения представлялась громадной.
И совершенно неуправляемой. Они полагали, что чистая демократия возможна только в небольшом городе-полисе численностью до 10 тысяч граждан. И действительно, большинство городов Греции насчитывало тогда гораздо меньше 10 тысяч граждан, гораздо.
Правда, в Афинах в пору их расцвета число граждан достигло 40 тысяч… И демократическая система тут же перестала работать, мнения стали формировать профессиональные болтуны-демагоги.
Правда, тогда в этом греческом слове не было ничего отрицательного. И самый, наверное, знаменитый из древнегреческих политиков — Перикл официально считался лучшим демагогом.
Древнегреческая демократия перестала быть эффективной с ростом населения.
Еще хуже получилось в Риме. Сами римляне считали, что демократия установилась у них в 510 году до н. э. Но в результате вся власть сосредоточилась в руках примерно тысячи богатых семейств. Фактически Римская республика превратилась в олигархию. Жаль, нет до сих пор ни одного государства с таким официальным названием. Его предшественником мог бы считаться сам Древний Рим!
Отдушина: непосредственная демократия в городах
В Средние века в Италии, Испании, на юге Франции существовало городское самоуправление. На селе господствовали феодалы, власть владельцев земли стала и политической властью.
А города оставались свободными.
В них не было личной зависимости людей и действовал принцип: «Городской воздух делает человека свободным». Для того чтобы даже беглый раб или крепостной могли стать вольными людьми, они должны были прожить в городе год и один день…
И все, этого достаточно. Прожил в городе год и один день — иди на главную площадь, где собирается городское народное собрание. Там висит колокол, созывающий граждан. Смело дергай за веревку, зови людей…
И народное собрание сделает тебя гражданином города, свободным человеком.
Позже такой новый горожанин просто подавал документ чиновникам муниципалитета. Неграмотный? За небольшую плату тебе напишут заявление по установленной форме. Его рассмотрят и, если ты прав, сделают тебя гражданином, включат в списки горожан. В определенные дни года, обычно под Рождество, новым горожанам торжественно вручался документ об их правах.
Города, кстати, были маленькие… В них хорошо действовали принципы непосредственной демократии, где все знают всех.
Однако города также ассоциируются с явлениями, о которых современные европейцы предпочитают не вспоминать. В частности, как самоуправляющаяся коммуна, город имел право на смертную казнь.
В каждом городе был палач, с которым город заключал «трудовой договор». Палача уважали, но сторонились. Жил он вместе с прочими горожанами, но всегда в отдельном домике и несколько особняком. Кстати, для палача всегда было большой проблемой выдать свою дочь замуж. При отсутствии сыновей правопреемником палача, наследником его профессии должен был непременно становиться его зять — муж дочери. Ну а хотелось этого, как мы понимаем, не всем.
Виселицы или места для эшафотов — там, где имело место отсечение головы — обычно находились не в самом центре города. Нет, не на главной площади происходили казни, а поближе к городским воротам. Однако всегда обязательно в черте городских стен, потому что именно этой чертой и определялось право города выносить и приводить в исполнение смертные приговоры.
Места казней отодвигали подальше от центра еще и потому, что согласно древнему средневековому обыкновению трупы казненных преступников, как правило, по нескольку дней, а то и недель не убирались. Они накапливались, подванивали и еще становились предметом нездорового интереса по ночам.
Дело в том, что некоторые части тела казненных использовались в колдовских обрядах, а посему были ценным сырьем для лекарственных надобностей. Палец повешенного помогал безнадежно влюбленным девушкам обрести своего любимого.
А если под виселицей вырастало небольшое растение мандрагора — корень его напоминает маленького человечка, — считалось почему-то, что оно вырастает из спермы казненного, которая изливается в последние минуты жизни повешенного. Корень мандрагоры был предметом вожделения всех окрестных колдунов и знатоков черной магии, ибо верили, что с его помощью можно творить чудеса. Из-за большого содержания психоактивных алкалоидов — попросту наркотиков — эти корешки действительно трудно признать безвредными.
Генеральные штаты против ордена тамплиеров
Рассорившись как-то с папой Римским, французский король Филипп Красивый по совету своих верных министров принимает решение, имевшее впоследствии огромное значение. Он собирает так называемые Генеральные штаты.
«Генеральные» — значит не «главные», а «общие».
На тот момент слово «штат» означало не государство, а сословие. Генеральные штаты — это общее собрание всех сословий. Филипп Красивый, Железный король, еще не раз собирал Генеральные штаты, чтобы пополнить вечно пустую казну.
Собрал он их и для того, чтобы легитимизировать разгром ордена тамплиеров и «по закону» наложить лапу на его богатства. Этому ордену, к слову, Филипп Красивый денег был должен, как говорится, немерянно… Филиппом была спланирована и организована блестящая по задумке и исполнению акция — одномоментный арест всей верхушки ордена тамплиеров. По всей Франции посланцы короля вручали доверенным людям запечатанные конверты, которые должно было вскрыть строго в одно и то же время, в один и тот же час и действовать в соответствии с королевскими инструкциями… Так вот этот арест был произведен в довольно любопытную дату. 13 октября 1307 года, в пятницу. В пятницу 13-го.
Я полагаю, что день проведения этого мероприятия был выбран Филиппом Красивым не случайно. При такой тяге к мистике Филипп весьма технологично разгромил мощнейшую международную военно-финансовую организацию того времени.
Тамплиеры — рыцари темпла, то есть храма, в прямом переводе — орден храмовников. Рыцари храма, как они себя называли, оказались весьма предприимчивыми финансистами — даже неожиданно для европейцев-дворян того времени. Каким-то образом они научились делать деньги не хуже, чем воевать с сарацинами. После того как крестовые походы закончились, тамплиеры, используя четкую структуру, дисциплину, отделения по всем странам Европы, герцогствам и королевствам, а также кое-какой стартовый капитал, первыми в массовом порядке выпустили так называемые векселя. Это было революционное финансовое нововведение.
Печать рыцарского ордена тамплиеров.
Тамплиеров обвинили во всех смертных грехах, включая педерастию и развращение малолетних. Не без участия демократического органа — Генеральных штатов.
Исчезла необходимость рисковать, перевозя из города в город под большой охраной крупные суммы наличности. Зная, что такая наличность имеется в каждом из отделений ордена тамплиеров, достаточно было выписать именной вексель, скрепить его подписью, при необходимости сургучной печатью — и с курьером отправить в Париж, Рим или же Константинополь. Себе рыцари-финансисты брали только процент — расходы на денежный трансфер, как бы мы сказали сейчас. Это был финансовый прорыв — и следующим прорывом такого значения будет только введение безналичных платежей, но это уже XX век. До этого момента безналичные платежи осуществлялись только в прямой вексельной форме.
Тамплиеры также по-крупному скупали недвижимость. Ордену принадлежало, как считается, более 10 тысяч имений по всей Европе.
Была недвижимость и поосновательнее: они просто-напросто выкупили у Англии остров Кипр. Также ссужали, естественно, деньги под процент — и монархам, и кому угодно.
Недоброжелателей из числа должников у них было более чем достаточно, ну а самым крупным, повторюсь, был король Франции Филипп IV, который столь кардинально избавился от своего кредитора.
В 1307 году канцлер Филипп Ногарэ начал против тамплиеров «официальный процесс». Его вели, кроме светских властей, еще и папские инквизиторы: папа Климент V тоже хотел добраться до богатств тамплиеров. Под ужасающими пытками тамплиеры сознались во всех самых немыслимых преступлениях, какие только приходили в голову их палачам.
Они «оказались» злейшими врагами христианства, эти ужасные, слишком богатые тамплиеры.
Процесс длился несколько лет. Папа Климент то пробовал защищать несчастных, то порывался отстранить от процесса светских судей и заменить их только инквизиторами, которые подчинялись бы лично папе. Но против был не только король Франции, но и Генеральные штаты.
Король предал тамплиеров светскому суду, суд объявил рыцарей виновными во всех преступлениях, которые им вменялись, — от педерастии до поклонения сатане.
И постановил сжечь руководителей ордена. Папа подчинился… В 1312 году орден был объявлен уничтоженным, и Филипп завладел его имуществом.
Были ли виновны тамплиеры хоть в чем-то, кроме гордости, переходящей в заносчивость, и рачительности, переходящей в алчность? Крайне маловероятно. По крайней мере, в Испании и в Португалии к ним отнеслись лояльнее и после упразднения ордена позволили мирно влиться в другие ордена.
Есть мрачная легенда о том, как Великий Магистр ордена тамплиеров Жак Моле, приговоренный к сожжению на костре, проклял Филиппа и его потомство, а также министра Ногарэ и папу Климента. «Не минет и года, как вы последуете за мной!» — воскликнул Жак Моле, обращаясь к «судебной тройке», когда первые языки пламени коснулись его пят.
И вскоре Железный Король скоропостижно скончался…
Судя по всему, от инсульта. В течение года при таинственных обстоятельствам ушли из жизни и министр Ногарэ, подбивший короля на эту интригу, и сам Папа Римский. Проклятие тамплиера, если верить легенде, действовало эффективно.
Считается, что вся династия Филиппа угасла именно от этого проклятия.
Но Генеральные штаты остались. Они еще много раз созывались по инициативе королевской власти в сложные моменты истории. На них опиралась власть во время бесконечной Столетней войны 1337–1453 годов, в период народных восстаний. Порой активных участников заседаний королевская власть брала в свою администрацию.
5 мая 1789 года в условиях острого политического кризиса накануне Великой французской революции король вспомнил о демократии и созвал Генеральные штаты. Каждое сословие заседало в Генеральных штатах отдельно. Но тут депутаты третьего сословия «отделились» и самопровозгласили себя Национальным собранием, органом, который должен дать Франции новые законы. С этого и началась череда страшных и кровавых событий, о которых во Франции до сих пор говорят с придыханием: Великая революция 1789–94 годов…
Солнце абсолютизма и ирония элит
Не надо тешить себя иллюзиями, полагая, что российские самодержцы были ярыми сторонниками абсолютизма во всем, а европейские, напротив, — демократами, коль у них был парламент и Генеральные штаты. Это, конечно, не так. Достаточно посмотреть на некоторые бытовые моменты, чтобы понять, как собственно, все происходило на самом деле.
Многие еще помнят знаменитый когда-то рекламный ролик банка «Империал», где во время званого обеда Екатерина II спрашивает графа Суворова: «А что это граф Суворов ничего не ест?» — «Так ведь пост, матушка, до первой звезды нельзя. Ждем-с», — отвечает с другого конца стола знаменитый полководец. Намекая тем самым, что он не получил заслуженной награды за один из бессчетных своих подвигов во время бесконечных русско-турецких войн. Ну, а формально Суворов якобы просто скромно говорит о том, что постится. «Звезду графу Суворову Александру Васильевичу!» — улыбается смекнувшая подтекст Екатерина. И ему тут же несут соответствующий орден. Хитроумная сознательная двусмысленность… Самое любопытное, что этот эпизод действительно имел место, только, по-моему, было это не с Суворовым, а с князем Потемкиным.
Внимание — вопрос! Почему ни с одним французским аристократом такого не могло быть с принципе. А потому — что историческая правда империаловского ролика в том, что все сидят за столом с императрицей и едят! Обедают. Этот эпизод был бы совершенно немыслим при правившем примерно в тот же исторический период французском Короле-Солнце Людовике XIV.
Когда сей король изволил кушать, один он имел право сидеть.
А вся остальная знать, непременно присутствовавшая во время монаршего обеда, по протоколу стояла в оцепенении и смотрела, как он вкушает. Лишь один родной брат короля имел право присесть сзади на стульчик. Но, естественно, не есть, а просто тихонько сидеть рядом и ждать.
При французском дворе, в Версале, все мелочи были прописаны, включая почетную должность носителя ночного горшка короля. Был прописан, например, ритуал кормления собачек короля. На эту тему существовала подробнейшая придворная инструкция — кто имеет право кормить собак короля. Как передавать пищу королю, если Король-Солнце соизволит покормить собачек из собственных рук. Через какие руки и уста, соответственно, проверки должна эта пища пройти.
Нужно сказать, что русским монархам в плане определенного демократизма даже было чем похвастаться.
Людовик XIV как-то сказал: «Божья воля требует, чтобы всякий, кто родился подданным, повиновался без рассуждения. Государи имеют полное распоряжение над всеми имуществами в стране, как светскими, так и духовными».
Людовик XIV правил долго, он захватил эпохой своего правления всего Алексея Михайловича, Софью, Ивана и большую часть Петра. И демонстрировал абсолютизм, совершенно несопоставимый ни с правлением Алексея Михайловича Тишайшего (да какой там был абсолютизм!), ни с подчеркнуто демократическим абсолютизмом Петра Великого, ни тем более с просвещенным абсолютизмом Екатерины Великой.
Две монархии едва не породнились. Петр активно сватал свою дочку Елизавету, весьма симпатичную юную барышню, за правнука Людовика XIV — будущего короля Людовика XV. Однако, к сожалению, надменные французы не видели тогда в московитке выгодной партии — в этом печальное отличие начала XVIII века от времен Анны Ярославны — дочери Ярослава Мудрого.
Кстати, удивительно: Король-Солнце умудрился пережить не только собственных сыновей, но и собственных внуков. Я имею в виду законных — незаконных там было неизвестно сколько. И хотя все они стали принцами — во Франции по сравнению с Россией к бастардам относились милостиво и доброжелательно, — но трон свой Людовик XIV смог передать только своему правнуку.
Нельзя не отметить любопытную аналогию с сегодняшним днем — а книги я пишу, как вы, конечно, уже догадались, именно ради таких аналогий. Все-таки при всех своих абсолютистских заскоках, склонности к самолюбованию и безусловном культе личности Людовик XIV — особенно в молодости и в средние годы — был монархом работоспособным и эффективным. Работал много, и в этом отношении напоминал чем-то Сталина, чем-то Петра, чем-то Наполеона. Хотя, конечно, без военного гения Бонапарта, без административно-организационных талантов Джугашвили и без феерической, хотя и бестолковой работоспособности Петра Романова.
Тем не менее именно при нем Франция стала самым сильным государством Европы — при том, что у нее был серьезнейший конкурент — Испания. Только вот Испания, которая на тот момент воистину купалась в золоте, вывезенном из Южной Америки, из Мексики, в отличие от Франции, поразительно бездарно распорядилась всеми этими сотнями тонн золота, свалившимися в ее бюджет. Франция под руководством правительства Людовика и знаменитого финансиста Кольбера инвестировала в промышленность и торговлю. Испанская же верхушка вместо того, чтобы направить деньги на какое-то развитие или хотя бы на экспансию — армию и флот, с удивительной беспечностью промотала деньги, потратив их на шелка, брильянты и бог знает вообще на что.
В итоге после, пожалуй, целого столетия феерического богатства Испания осталась у разбитого корыта, все золото утекло за рубеж, жизнь дворянина тогда в Испании в силу инфляции и вздувшихся цен считалась одной из самых дорогих в Европе.
Обеспечивать себе высокий уровень жизни в Мадриде тогда было намного дороже, чем в Лондоне, в Риме и даже дороже, чем в Версале. В этой связи нельзя не провести самые печальные аналогии с нефтяными деньгами в современной России и стоимостью жизни на Рублевке — самом дорогом районе мира.
К слову о Версале, королевской резиденции, о которой мы столь подробно рассказывали. Все имеет свой печальный итог, если политика не опирается на реальное развитие экономики, реальное развитие страны. Искусственный подъем, который был достигнут при Людовике XIV, весьма печально закончился к концу XVII века — и держава, которая вела войны по всей Европе, — в итоге оказалась с громадным дефицитом бюджета… Именно тогда, в конце XVII века, пришлось отправить в переплавку знаменитую версальскую мебель, ту самую знаменитую мебель Людовика XIV, которая по особому заказу Короля-Солнце была сделана из чистого серебра. Представьте себе: все это было переплавлено, а деньги пущены на содержание армии. Примерно в то же самое время Петр плавил церковные колокола — на пушки. Самое забавное — пришлось переплавить на монеты даже знаменитый серебряный трон Людовика XIV. Естественно, вслед за мебелью и троном такая же участь постигла десятки королевских серебряных столовых сервизов, многие и многие безделушки и аксессуары.
Экономику абсолютизма подпитывали не только серебряные стулья, но и рабский труд крестьян. Во Франции, где крепостного права как бы не было, действовала практика бесплатного привлечения крестьян к так называемым общественно-полезным работам. Выглядело это впечатляюще. Во время поездок короля — а французские короли периодически ездили по стране, например Людовик XIV был известен своими неожиданными маршрутами, — все крестьяне с окрестных деревень сгонялись с полей и в течение нескольких недель занимались починкой, а то и прокладкой дорог. Они наводили мосты, благоустраивали территории и так далее. Это были, кстати, настоящие, а не выдуманные потемкинские деревни. В правовом отношении эта практика объяснялась какой-то мифической «дорожной повинностью», существовавшей якобы со времен крестовых походов. А де-факто чем это было, как не государственным крепостничеством? Чем оно отличалось, по большому счету, от положения государственных крепостных крестьян в России?
Такая же ситуация — в правовом отношении — была и с французским судами. Например, все судьи знали, что к началу морского сезона государство заказывает определенное число гребных галер, которые спускаются на воду. Соответственно, необходимо будет заблаговременно вынести столько-то сотен пожизненных каторжных приговоров. Заключенные использовались на галерах гребцами — не будут же корабли простаивать просто так? Если судьи об этом забывали, то получали соответствующую инструкцию из верховного королевского суда. Судить построже! Побольше каторжников. Побольше галер. Такое плановое хозяйство сложно представить себе в Российской империи.
Повторюсь: формально крепостного права ни в Британии, ни во Франции не было, однако существовала масса прецедентных повинностей — как те же обязательные госработы, которые распространялись практически на всех европейских крестьян. А во многих странах крепостное право было в прямом виде — как в Пруссии, например. Но по большому счету разницы между крепостными крестьянами в Москве и так называемыми свободными, но находящимися на арендованной у феодалов земле крестьянами Франции, Италии, Испании и Англии, не было никакой.
Вот еще что любопытно. Вообще канун Французской революции, полностью перевернувшей отношения между сословиями в Европе, достоин особого внимания современного историка и политолога. Любопытных тенденций было несколько.
Тенденция номер один. Французские абсолютные монархи, начиная с Людовика XIV — это продолжалось потом и при Людовике XV, и при Людовике XVI — всячески подавляли любого рода частную гражданскую инициативу. Понятно, что и до них веками не собирались Генеральные штаты, постепенно в профанацию вылился Парижский парламент. Всячески ущемлялась судебная власть. Но вообще любая местная инициатива подавлялась на корню. Общественное самоуправление во Франции этого периода было урезано донельзя.
Это привело к тому, что коренным образом изменилась психология людей — в первую очередь людей образованных.
Именно тогда во Франции вместо настоящей политической активности, чем всегда славилось французское дворянство, — вспомните Фронду, вспомните религиозные войны, вспомните времена Де Гизов, вспомните хотя бы историю тех же Генеральных штатов — появляется абсолютная общественная апатия.
Возникают светские салоны, где оппозиция тихо подменяет активное участие в политической жизни гламурными светскими разговорами, пронизанными недовольством властью и иронией над монархами. Происходит полное размывание какого-либо общественного единства.
Дворяне все в большей степени становятся не активными деятелями государства, а — и именно этого от них хотят Людовики — рядовыми подданными. Теми, кто нуждается в приказе, в опеке, в благодеянии. Кто палец о палец не ударит ради государства, не говоря уже о том, чтобы пожертвовать ради него жизнью, свободой либо здоровьем. Салоны — это как наши интеллигентские кухни 70-х.
Вот он — знак грядущего краха общественно-политической системы.
При этом ведет себя общественная элита по отношению к трудовому народу крайне кичливо. Многих путешественников, приезжавших во Францию, потрясало, с какой наглостью знатные господа, проезжая на раззолоченных каретах по парижским мостовым — всегда довольно грязным, надо сказать — обливали грязью, давили людей, сбивали телеги с простолюдинами. Это не было чьим-то хамством — напротив, считалось в порядке вещей.
Эти четверни и шестерни в раззолоченных упряжках вели себя на дорогах примерно так же, как ведут себя машины с мигалками в сопровождении милицейских кортежей на российских улицах сегодня. Полное хамство, наглость и безнаказанность.
Путешествующие англичане писали: если бы в Лондоне кто-то из пэров посмел так проехать по Оксфорд-стрит, прохожие точно остановили бы эту карету и отдубасили и кучера, и ездока.
И во что это вылилось? Во Французскую революцию. В бешенство возмущенной социальной несправедливостью черни — несправедливостью во всем, от отношений в экономике и чудовищного разрыва в уровне потребления вплоть до поведения на улицах, на дороге. Одним из первых декретов революционного конвента стал, между прочим, запрет на приоритетное движение всех этих карет с гербами и лилиями по парижским улицам.
Разве это не повод задуматься власть предержащим, проносящимся по Кутузовскому проспекту в Москве по встречным полосам мимо остановленного гаишниками гигантского, томящегося в пробках, задыхающегося в угарном газе потока «простых людей», или по революционной терминологии — «простолюдинов»? Разве это не повод вспомнить уроки истории? Подумать в конце-концов о том, что эта колоссальная негативная энергия, казалось бы, по мелочам копящаяся в душе рядового гражданина, иногда дает самые чудовищные, самые непредсказуемые и кровавые результаты. Французские аристократы не понимали: лучше самим установить справедливость, чем ждать, пока это сделают обезумевшие санкюлоты.
Накануне Французской революции одним из раздражающих факторов была потрясающая, неумеренная роскошь двора. Считалось, что двор потребляет примерно десятую часть национального дохода государства. Цифра была приблизительная и секретная, поскольку никто не осмеливался даже подсчитать, во сколько реально обходится содержание монарха и его приближенных. Королевские служащие получали феерические зарплаты, находясь к тому же фактически на кормлении в провинциях, где тоже мало в чем себе отказывали. Разрыв между слугами нации и простонародьем был еще одной из причин копившейся в сердце ненависти.
Продолжим аналогии с сегодняшним днем в России. Когда верхушка общества полностью отстраняется от активного участия в политической жизни, а заниматься экономикой им нет необходимости (накопленные состояния и привилегированное положение в обществе позволяют не думать о хлебе насущном), — что происходит с этой верхушкой? Она деградирует. Она начинает находить смысл жизни не в реализации естественных мужских амбиций — чего-то добиться, что-то изменить, как-то прославиться, в конце концов, кого-то завоевать и получить чины, награды, ордена, золотые шпаги, выделиться за счет этого — она находит смысл жизни в том, чтобы жить ради удовольствия. Вот откуда неестественное времяпрепровождение, которым так славилось французское дворянство в салонах за десять-двадцать лет до Французской революции… Разве это не напоминает нам столь же удивительное гламурное времяпрепровождение современной российской элиты? По большому счету, в чем разница между Версалем и Рублево-Успенским шоссе? При этом чудовищное чванство и неприятие людей других сословий было фактически поголовным. Не надо думать, что это касалось только принцев крови, а выдающиеся мыслители уже тогда были проникнуты идеями свободы, равенства и братства.
Боже упаси. Вспомните Вольтера, который на самом деле никогда не был ниспровергателем общественных устоев. Ну да, он жалел простой народ — как жалела его Екатерина II. Но вот что он при этом писал: «Невозможно, чтоб люди, живущие в обществе, не были разделены на два класса — класс богатых, которые повелевают, и класс бедных, которые служат. Когда чернь принимается рассуждать, все погибло».
И это Вольтер! Даже он, как видите, считал, что рассуждать — это привилегия избранных. Подозреваю, что те, кто вскоре будут за волосы тащить на гильотину бывших регулярных посетителей самых модных парижских салонов, произведений Вольтера, Дидро и Руссо не читали… И так не считали.
Демократия или плутократия?
Любимая присказка депутатов: