Скелеты из шкафа русской истории Мединский Владимир
На Западе предприниматели регистрировали новую компанию как юридическое лицо, вели протоколы заседаний, выпускали акции. Они нанимали адвокатские конторы для ведения и хранения своих документов, а Биржа аккуратно следила, как поднимается или опускается курс акций компании, как «идет» тот или иной товар.
В общем-то, с сегодняшней точки зрения это нам кажется более современным и «методологичным», то, как детально обставляли европейские предприниматели свои отношения, говорит, возможно, только об одном: может, это была всего лишь дополнительная защита от возможного обмана? Ведь признаемся, положа руку на сердце: а для чего в действительности в наш современный век ВООБЩЕ нужны все эти «юридические формальности»? Для чего требуется бесчисленная армия нотариусов и юристов, к чему все эти тонны бумажных договоров, подписи и печати? Ну, конечно, с одной стороны, чтобы не забыть, о чем договорились. Чтобы взаимные обязательства были четко зафиксированы. Но это не главное. Если бы речь шла только о свойстве человеческой памяти «забывать», 99 % договоров не заключались бы вовсе или делались «в простой электронной форме».
И тогда бы миллионы юристов во всем мире остались без масла на своем куске хлеба.
А дело вот в чем.
Это нужно лишь для одного: чтобы ВСЁ, О ЧЕМ И ТАК ЧЕТКО И ОДНОЗНАЧНО ДОГОВОРИЛИСЬ, еще раз четко записать, зафиксировать, юристам — завизировать, нотариусу — заверить, потом расписаться кровью, скрепить печатями — и запереть в сейфе. А лучше в арендованной банковской ячейке. Вскрыть которую можно только двумя ключами одномоментно в присутствии банковского служащего.
Знакомая картинка? Читатель еще в наивности своей не понял, для чего все эти ухищрения? Элементарно! Чтобы не было легкого соблазна для договаривающихся сторон друг друга ОБМАНУТЬ! Увы все равно обманывают, «кидают», выставляют в дураках… Никакие юридические ухищрения в наш век не помогают против мошенников.
Зато наши предки-купцы редко утруждали себя ведением протокола и прочими сложностями юридического оформления сделок.
Они не имели никакого представления о процедуре выпуска акций или о работе Биржи. И знаете, у них получалось! Устного слова доверявших друг другу купцов оказывалось вполне достаточно для того, чтобы создать «обчество» и вполне благополучно им руководить.
Собирались купцы обычно не в домах друг друга. То есть ходили и в дома, вели степенные разговоры и порой даже дружили семьями. Но дела вели и сделки заключали… в трактирах.
Только не надо начинать песни об «извечном русском пьянстве», мол, без стакана купцы договориться не могли. Эту басню мы уже подробно разбирали в предыдущей книге. В трактире, к слову сказать, вообще по большей части нашей истории спиртным не торговали. Наливали в другом заведении, кое называлось — кабак.
Трактир же — место для еды и неспешного ЧАЕпития.
Международная система страхования, кстати, ведет свое начало со сделок, заключавшихся в лондонском кафе Ллойда. Основные сделки американских воротил начала XIX века тоже заключались в кафе и ресторанах на Уолл-стрит.
Так что манера договариваться за чашкой чая у русских и западных предпринимателей как раз была одна.
Разница в другом — в уровне взаимного доверия. Вот европейцы как-то друг другу верят мало… Им нужен нотариат, письменное подтверждение сделки. Нужна бумага, подтверждающая владение своим паем в общем владении, — акция. Нужен нотариус, чтобы фиксировать сделки, и адвокат, чтобы вел дела в суде, не позволял обмануть.
А русским купцам все это сомнительное счастье казалось не обязательным: они доверяли друг другу, проклятые дикари.
В XVII веке на акционированном капитале соляных и рыбных производств были сколочены колоссальные состояния Г. А. Никитникова, Я. С. Патокина, Д. Г. Панкратьева, Н. А. Светешникова, В. Г. Шорина, О. И. Филатьева и множества рангом пониже.
В XVII веке в купцы мог пойти любой лично свободный человек, а их было больше половины населения.
Черносошные крестьяне в XVII веке «совершают на свои участки все акты распоряжения: продают их, закладывают, дарят, отдают в приданое, завещают, притом целиком или деля их на части».
Этот крестьянский капитализм зашел так далеко, что возникли своего рода «общества на паях», союзы «складников», или совладельцев, в которых каждый владел своей долей и мог распоряжаться ею, как хотел — продавать, сдавать в аренду, подкупать доли других совладельцев, а мог и требовать выделения своей доли из общего владения.
Право же, тут только акционерного общества и биржи не хватает! Или просто они не были нужны?
Патологически доверчивые миллионеры
Везде и во все времена дельцы, бизнесмены — не самые доверчивые люди. Обмануть их можно. Но трудно.
Владелец любого капитала или быстро научится распознавать нечестного человека, или этого капитала лишится. Третьего не дано.
Но вот в России бывало и такое… «Купил» один купец колокольню в Москве. Как? А очень просто. Прибыл он то ли из Самары, то ли из Астрахани… Неважно откуда. Походил по Москве. И приглянулась ему колокольня. Ходит купец, прикидывает — как бы ему колокольню эту купить. А к нему подходит человек: что, купец, понравилась тебе башня? Слово за слово и говорит новый знакомый: башня это моя, но мне она вроде и не очень нужна, могу продать.
В ближайшем же трактире сговорились о цене, и стал купец «счастливым обладателем» колокольни Ивана Великого в Кремле. Напомню: вести дела в трактирах, заключать устные сделки на крупные суммы было самой обычной деловой практикой. Вместо нотариата служило использование гербовой бумаги. Самая дорогая стоила 10 рублей за лист. Красивая была бумага, с яркими водяными знаками, снежно-белая, с червонно-багровыми государственными гербами, с золотым обрезом по краю.
На этой бумаге принято было заключать сделки на любые суммы — все они признавались законными. Печати, естественно, не ставились. Зачем? Бумага-то не простая, гербовая. Выпили по случаю заключения сделки. Как же по такому случаю не выпить и не поесть?! В общем и целом — идиллия.
Это на другой день, когда счастливый «владелец» колокольни пришел вступать во владение, было много веселого шума и крика. Самому же купчине было, конечно, не до смеха. Имя купца называют то Акинфиев, то Ануфриев. Как и город, из которого он прибыл в Москву. И сумму, в которую обошлась колокольня: то 5 тысяч рублей, то 10, а то даже 20 тысяч.
Самое же невероятное в этой истории, что все в ней — чистая правда.
Вездесущие газетчики много писали былей и небылиц об аналогичных историях, похожих махинациях с «элитной недвижимостью» в русских столицах.
Ф. Алексеев «Колокольня Ивана Великого». Начало XIX в.
Трудно поверить, но были времена, когда строить выше этой колокольни в Москве было запрещено. Кто сомневается в мудрости наших предков, советую проехать, например, в Москве на Воробьевы горы, точнее, на улицу Мосфильмовская — осмотреть последние высотные шедевры столичного зодчества.
«Продавали» и Марсово поле в Петербурге… И дом генерал-губернатора (нынешнее место работы Мэра Москвы — Тверская, 13) в Москве… Странно, что ни разу не продали Зимнего дворца и Московского Кремля. Это единственная «недоработка» «черных риэлтеров».
Колокольню Ивана Великого покупал Ануфриев из Самары. Марсово поле — Акинфиев из Арзамаса.
Особняк генерал-губернатора — некий Фролов из Екатеринбурга. Купец II гильдии, между прочим! Предприниматель с многотысячными оборотами.
Что удивительно, все покупатели и помыслить не могли, что их новый знакомый — просто жулик. Называет себя человек купцом? Значит, купец. Говорит, что владеет этим зданием? На кресте поклялся? Значит, владеет. Оказавшись обманутыми, бедолаги искренне не понимали: как же так?! Им казалось невероятным, что взрослый приличного вида мужчина, православный, да еще столичный, мог вот так нагло врать среди белого дня.
Вывод может быть только один: эти люди и сами не обманывали, и их никогда не подставляли таким наглым образом. Они были решительно не готовы к подобному «лохотрону», потому и попадались на совершенно анекдотические уловки.
Что немаловажно: никогда за всю историю Европы никто не ухитрился всучить приехавшему из глуши графства Норфолк коммерсанту ни Вестминстерского аббатства, ни Лондонского моста, ни крепости-тюрьмы Тауэр.
И во Франции не замечено, чтобы провинциальный купец из Бретани прикупил по дешевке сады Тюильри или Малый Трианон в Версале.
И в США не было случая, чтобы продали лопуху из Орегона или Кентукки Капитолийский холм с постройками или левое крыло Белого дома.
С чего бы это?
Немного о замках и ключах
Не запирайте вашу дверь,
Пусть будет дверь открыта.
Булат Окуджава
Давайте спустимся с разреженных высот государственной и международной политики. Отойдем на время от образа жизни и образа мысли царей, могущественных сановников и прочих великих и не очень людей.
Корни психологических стереотипов, подходов, доверия и недоверия к людям лежат в самой толще повседневной жизни народа, его исторически сложившегося быта. До самого последнего времени 80–90 %, а в древности и все 99 % нашего народа составляли крестьяне.
Крестьяне много и тяжело работали, а потому к собственности своей относились трепетно. Порой бывали и скуповаты: все от той же бедности и от того, что любая вещь доставалась им ценой очень нелегкого труда.
Но мы не будем рассуждать здесь о природной скупости и прижимистости или, наоборот, радушии русских крестьян, равно как о том, насколько они свою собственность берегли. Боялись ли воров испокон веку, трепетали ли над своим добром и готовы ли были, как тот американский колонист, с винчестером в руках и ежеминутным риском для жизни защищать свой дом и свое имущество.
Эти разговоры бессмысленны. Во-первых, все люди были и есть разные. И крестьяне были разные, и, думаю, колонисты-первопроходцы. Разные были у них условия жизни, другие времена, иные нравы.
Во-вторых, эти рассуждения неизбежно приведут нас к политическим и даже философским обобщениям, потянутся исторические аналогии, начнутся сравнения: здесь, мол, община — «всему кончина», а там — священное право частной собственности. У нас патриархальность, «самодержавие, православие, народность», а у них — «вторая поправка к Конституции США».
Забавная и почему-то малоизвестная у нас деталь. Все знают, что американская Конституция, написанная отцами-основателями Соединенных Штатов более 200 лет назад, ни разу не менялась. Лишь несколько раз в нее вносились важные поправки, среди которых — всем известная «первая поправка», гарантирующая свободу слова. Но почему-то никто у нас не акцентирует внимание на том, что «вторая поправка» к Конституции США и по очередности принятия, и, видимо, по важности — о праве граждан носить оружие.
Во всем мире так — не успела появиться частная собственность, как появляются ключи и замки. Считается, что самый древний ключ археологи обнаружили в гробнице фараона Рамсеса II (XIII в. до н. э.). Был он деревянный и очень простой: с зубцами, от штифтового замка.
Фараон, конечно, монарх, и ему, как всякому самодержцу, очень даже было что запирать. Но точно такие же ключи и замки находят в слоях множества городов и самых малых поселений, которым по 2–3 тысячи лет. От желтых прибрежных вод Китая до Атлантики. Защищая свою собственность, люди изготавливали запорные устройства самых разных конструкций, делали их из камыша, волокна, дерева, металла. Замки и ключи упоминаются даже в мифах Вавилона и Египта, в Ветхом Завете и книгах пророков.
На Древнем Востоке замки были весьма примитивные, а в Европе их быстро усовершенствовали.
Например, в Древнем Риме уже использовали близкие нам навесные замки с пружинным механизмом, которые защелкивались и открывались поворотом ключа.
Более того, римляне усовершенствовали сам механизм замка: они стали делать внутри неподвижные выступы, чтобы даже похожий чужой ключ не мог в нем повернуться.
Первые полностью металлические замки создали английские ремесленники где-то во времена нашего Рюрика (нельзя не отметить: в части данного вида прикладной механики британцы решительно обходили славян).
Средневековый «пояс верности». Италия.
Присущая европейцам страсть к запиранию всего и вся на ключ коснулась и человеческой плоти.
Позже европейские ремесленники разработали замки для ворот, дверей, сундуков и шкафов. Классический образ хозяйки дома — со связкой ключей в руках.
Именно он встает со старинных картин голландских мастеров — пройдитесь по Эрмитажу.
Мы, особенно жители крупных российских мегаполисов, последние лет 20 тоже точно помешались на замках и дверях. Бизнес по установке железных, обитых деревом (кому подороже) или дерматином с поролоном (кому попроще) дверей процветает во всех крупных городах России. Но отметим: появился он только с началом перестройки и взрывом бесконтрольной преступности, особенно квартирных краж. До того как-то никто особо не озадачивался ни прочностью входной двери, ни навороченностью дверного замка.
Но это — о входной двери. А есть еще в каждом доме и внутренние.
Россиянина даже в наше время несколько удивляет эта часть западной культуры: европеец вечно все запирает.
В доме заперты комоды и шкапы, внутренние комнаты и буфетные дверцы. Ключи, признаемся, простенькие и порой лежат на видном месте, никто не прячет содержимое от домочадцев и гостей. Но выходит, как-то уже столетиями укоренилось в голове — надо все запереть.
А уж замки от входных дверей! Это же произведения искусства! Они не только красивые, с орнаментом и резьбой, они еще и очень надежные. Представьте, уже в XVII веке в Европе появляются замки с цифровым кодом. Современные кодовые замки на банковских сейфах — их прямые потомки.
А если разобраться — зачем вообще нужны замок и ключ? Для защиты своего имущества, понятное дело… Каждую секунду нужно быть наготове: другие люди могут совершить действо, предусмотренное всеми Уголовными кодексами мира.
Замок совершенно не нужен только в одном случае — когда нет воровства. Замок и ключ — это еще и некий психологический фетиш, проявление недоверия к другим людям. Причем если замок на воротах или входной двери — признак недоверия к чужим, то замок на внутренней двери, шкатулке или шкапчике — признак недоверия к собственным домочадцам.
…Так вот, на Руси такого разнообразия замков никогда не было. Возьмите глубокую древность. Про древних славян арабские путешественники писали: «В их домах нет замков и запоров».
Здесь примечательно не только отсутствие запоров в домах славян, но и «естественное» удивление восточных людей. Видимо, для арабов двери с замками были привычны, потому и отсутствие запоров у славян удивляло.
Славянские замки и ключи, найденные при раскопках древнерусских городов, очень просты, даже примитивны.
Да и найдены они не везде. Их много в Пскове и в Новгороде, но, как говорят ученые: «Новгород — самый европейский из русских городов, а Псков — самый русский город Европы».
А в более восточных и южных городах Руси, менее европейских, что-то совсем бедно по части замков и ключей. Даже в XVI–XVII веках (напомню, именно тогда в Европе изобретают современный кодовый замок) в Московии замки и ключи от дверей и ворот по-прежнему какие-то совсем условные. Академик Рыбаков говорит, что эти простенькие ключи больше «похожи на ключи от шкатулок или ларцов, чем на ключи висячих замков».
Кстати, ремесленной специализации замочника на Руси не было вовсе.
Как же предки обходились без запоров?! А так… Старый обычай: уходишь, подопри дверь батожком. Любой, кто зайдет во двор, увидит подпертую дверь и сразу поймет — хозяин вышел. Если в обществе не особо распространено это самое «противоправное безвозмездное изъятие… чужого имущества»… то почему бы и не подпирать дверь батожком? Вот русский народ и подпирал. Еще в начале XX века большинство русских людей в деревнях и малых городах домов НЕ ЗАПИРАЛИ. Вообще.
В городах народ замками еще пользовался, правда больше похожими на замочки от шкатулок. Но вот дверь заперли… И ключ положили под коврик или бросили в почтовый ящик. После войны жизнь начала быстро меняться, и в части общественной безопасности совсем не в лучшую сторону (почему — тема для отдельного разговора, но любопытно, что именно тогда же вышла на первый план проблема массового пьянства). И правоохранительные органы стали писать слезные призывы к расслабленному «по старинке» населению: не надо создавать милиции лишней работы, не кладите ключи на видное место. Чтобы люди послушались, потребовались немалые усилия — и воров, и милиции.
Небольшая личная история. Моя бабушка Валентина Михайловна Смородская (ей, кстати, в том числе посвящена серия «Мифов о России»), была по советским меркам человеком зажиточным. Много лет работала директором школы и даже какое-то время — секретарем райкома партии по социалке. Район, правда, не московский — городок Смела Черкасской области УССР, но и не бедный. Села богатые, райцентр развитый, ухоженный, 60 000 жителей. Жила в хорошей по советским меркам двухкомнатной квартире в самом центре города. Все свое детство каждое лето я проводил у бабушки — два месяца, и вкус украинской клубники со сметаной, шелковицы с дерева прямо под окнами городской пятиэтажки и абрикосов, которые мы просто собирали на тротуарах, потому что все улицы городка были засажены абрикосовыми деревьями, — эти вкусовые ощущения, наверное, останутся со мной на всю жизнь… Но речь пойдет о другом. Квартира у бабушки, естественно, запиралась. Дверь была почти картонная, пустотелая, но зато с замком, правда только одним. И был ключ от замка, от квартиры, где, как известно, «деньги лежат». Ключ тоже был один. На бабушку, на меня, на младшую сестру, на родителей, когда они приезжали. Обычай был простой: выходя, захлопни дверь — и ключ под коврик.
Всё. Система домашней безопасности этим исчерпывалась. Замок был на автоматической защелке — без ключа не открыть, и на тот случай, если ключ все же забыли дома, что происходило с завидной регулярностью, бабушка всегда оставляла открытой дверь на балконе.
Поскольку квартира находилась на втором этаже, балкон — прямо рядом с козырьком подъезда. Забыв ключ, мы просили кого-то из старших мальчишек залезть на козырек — далее на балкон — и открыть дверь изнутри.
Что мальчишки и делали — в секунду и с большим удовольствием. Это были 70–80-е годы, совсем, казалось, недавно… Ту «двушку» после бабушкиной смерти сразу забрало государство, и мы еще складывали ее вещи и книги, как на пороге появились «с ордером на вселение» какие-то новые беспардонные жильцы. Сейчас на всех окнах и балконе той квартирки — толстые железные решетки. Неспокойные нынче времена… А взгляните на блошином рынке на старые советские или того смешнее — дореволюционные замки! На фоне произведений итальянских или английских мастеров они могут вызвать разве что улыбку.
Вспомните эпизод из «Двенадцати стульев», когда Остап Бендер ногтем открывает захлопнувшуюся дверь и впускает в собственную квартиру инженера Щукина. Простите, что же это за замок, если его можно открыть ногтем?! Этот юмористический эпизод Ильфа-Петрова совершенно непонятен людям ни на Востоке, ни на Западе: у них просто нет и не было в те времена таких замков.
Да даже сегодня зайдите в небольшой магазин, на рынок подальше от столичных городов и присмотритесь.
90 % продаваемых замков — это совершенно призрачные изделия. Этакие условные замки, которые открываются если и не ногтем, то уж точно — отверткой.
А зачем принимать более серьезные меры безопасности? Одни расходы да хлопоты. Потому что до сих пор, даже в порядком подзабывшей свою исконную «житейскую честность» провинциальной России, в той самой, с 1985 года многократно обворованной, обобранной до нитки неправедными и бесчестными властями провинции, по-прежнему не так много в домах воруют.
Не так много, как кажется тем, кто судит о жизни по криминальным хроникам центрального телевидения.
И в заключение три небольших эпизода-штриха к этому эссе о «бытовом воровстве», о замках и запорах.
Первый рассказ — можно сказать исторический, из жизни старой Москвы конца XIX века. Недавно перечитал замечательную книгу Гиляровского «Москва и москвичи». Автор много и сочно пишет о самом сердце московского преступного мира — знаменитой Хитровке, территории, где не было никакого права, ни частного, ни гражданского, ни уголовного, где вообще не существовало никаких понятий о «буржуазной морали» и Своде законов Российской империи. Это было самое дно общества, выпаренный концентрат дореволюционного преступного мира. Советская власть смогла уничтожить Хитровку практически за сутки, но для этого требовалась недюжинная политическая воля большевиков, коей не хватало романовской администрации и коей в помине нет в деле борьбы с оргпреступностью в РФ и сегодня.
Но здесь интересна вот какая история. Гиляровский пишет, как однажды он пошел со своим приятелем погулять днем по Хитровке. Этакий экстремальный «туризм по трущобам» был популярен среди друзей Гиляровского, и они нередко просили его провести экскурсии по самым злачным местам. И вот приятель забыл дома папиросы. Дядя Гиляй кликнул какого-то случайного беспризорного мальчишку, одного из сотен снующих по рынку голодранцев, и, сунув ему рублевку (в современном эквиваленте — купюру в 1000 руб.), попросил сгонять за папиросами в лавку. Его спутник стал хохотать: ну все, прощай денежки, тоже, нашел дипкурьера для ответственных поручений. Каков же был его шок, когда минут через пять чумазый босяк вынырнул из толпы с сигаретами и полной пригоршней сдачи.
«Ты вернулся… Не украл?..» — бормотал шокированный интеллигентный приятель Гиляровского. «Что значит не украл? — искренне возмутился пацан. — Да как же можно, если поверили-то…»
Вторая история короче и свежее. Август 2008 года. Мне довелось побывать в Голландии, пожалуй самой интернациональной стране в мире. Весь Амстердам ездит на велосипедах: быстро, удобно, полезно, везде отдельные дорожки для велосипедистов. Еще и экологично, кстати. Один минус — страшное воровство. «Похитители велосипедов» в Голландии — это суровая криминальная драма.
Первое, что сразу, как только вы выйдете из здания центрального вокзала, вам предложит некий сомнительного вида негро-суринамо-индонезийский субъект, — ворованный велосипед за 10 евро. Вскоре вам покажется, что вообще все жители столицы Нидерландов ездят исключительно на ворованных и многократно перепроданных велосипедах. Наверно, именно поэтому внешний вид этих средств передвижения в Амстердаме просто чудовищен. Скажу честно: не то что тетя Клава из самого нищего совхоза никогда не заставит себя оседлать «типичный амстердамский велик», да просто ни один бомж в нашей не избалованной роскошью стране, в самый голодный день на него не позарится. Понять голландцев можно: зачем париться, все равно твой велосипед сегодня-завтра украдут, и за 10 евро ты купишь на углу такой же «новый». Тем не менее даже такие велосипеды-уродцы в Голландии все и всегда аккуратно пристегивают на цепочки с хитрыми замочками, то есть борются с потенциальными ворами как могут.
Вот что прочитал я в фельетоне одной местной газеты.
Вопрос: Как иностранцу определить, в какой части Голландии он находится? Ответ: Посмотрите на «пристегнутые» поблизости велосипеды. Если висит один замок, вы в тихой голландской деревушке. Если два — вы заехали в город. А если три — поздравляем! Вы в столице — Амстердаме.
И последняя небольшая история, тоже из личной практики. Как уже говорилось, старые добрые времена незапиравшихся дверей, увы, канули в Лету, нынче в Москве мода на двери прочные, в идеале — железные.
Недавно и я сам заказывал себе в квартиру такую металлическую дверь. Немолодой, но не по годам навязчивый менеджер фирмы-производителя с пеной у рта «разводил» меня на покупку двери не с обычным российским замком (который тоже, кстати, не был отечественной разработкой, а был «сделан по немецкой лицензии»), а с НАСТОЯЩИМ-ИМПОРТНЫМ-ИТАЛЬЯНСКИМ.
Знаете, какой был у него главный аргумент? Не поверите, но почти дословно это звучало так: «Какие, мил-человек, еще русские замки? Да никогда (!) у нас их делать не умели! Все наши замки — лишь для виду, чтоб сквозняк дверь не открыл. А в Италии — ТРАДИЦИЯ! На этой фабрике замки уже 500 лет делают! Мильон комбинаций! Вся Европа на них держится! Наше ворье — слабаки, привыкли, медвежатники доморощенные, отверткой ковыряться да ломом, а в Европе по замкам есть ба-а-альшие мастера, но эту фирму никто открыть не может. Гарантия!»
Вот так, ни дать ни взять. Больше и лучше «об исконном русском воровстве» и не скажешь.
Репутация дворян. Эталон чести
Береги платье снову, а честь — смолоду.
Русская поговорка
Красть книги, собак и казну у них никогда не считалось преступлением.
А. И. Герцен
Меня обворовывают точно так же, как и других, но это хороший знак и показывает, что есть что воровать.
Екатерина II, частное письмо, 1775 г.
Дворяне считали самих себя лучшими людьми государства. Были у них такие основания или нет, другой вопрос. А. С. Пушкин полагал, что смысл дворянства именно в этом: быть самыми совершенными, самыми образованными и самыми приличными людьми в России.
Для того им и дают привилегии, отделяющие от простолюдинов, имения, дающие им возможность жить, не беспокоясь о куске хлеба.
Кавалергард русской армии времен Петра.
Эталон дворянской чести. Мы же помним, увы, только то, что «кавалергарда век недолог, и потому так ля-ля-ля… ля-ля, откинув полог, и все ля-ля-ляля-ля…»
При этом подчеркну: хотя в России после «освобождения дворян» Петром III большинство их могло вести праздную жизнь рантье, на самом деле практически НИКТО так не поступал. Просто было не принято. Ну и что, что ты можешь себе позволить не работать. Да будь ты хоть трижды миллионер и олигарх, как князь Андрей Болконский или граф Лев Толстой, все равно ты ОБЯЗАН служить. Это твой долг перед страной, перед Государем. Так заведено.
Очень показательный в этом отношении диалог записал в своих путевых заметках о России британский офицер Джеймс Александер.
«У русских нет представления о том, что такое джентльмен (что он имеет в виду? А вот что… — В. М.), они с подозрением смотрят на человека, который не называет свой чин или профессию. Однажды я слышал, как моего товарища допрашивали в таможне (русской. — В. М.), пытаясь выяснить, кто он такой.
— Я английский джентльмен, — отвечал тот.
— А в каком вы чине? — спрашивал полицейский офицер.
— У меня нет никакого чина.
— Какая у вас профессия?
— Никакой.
— Как так?
— Я частное лицо.
— Но у вас ведь должен быть какой-то чин и какое-то занятие!» (Искренне недоумевает русский офицер. Понятно, что дворянин, и деньги есть, но служить или заниматься чем-то полезным вы должны ведь! — В. М.) Ответ англичанина: «Я живу на свой личный доход».
«Но это не ответ, сэр. Ради Бога, чем же вы занимаетесь?» «Ну, хорошо, — вздохнул англичанин, — я член магистрата графства и помощник лорда-лейтенанта».
(Это он назвал свои общественные занятия — типа член ТСЖ. — В. М).
«Вот это другое дело, почему же вы сразу этого не сказали?»
Вот так, русские дворяне не понимали, по крайней мере на том этапе, когда человек просто жил на собственные деньги и нигде не служил и не работал.
Разумеется, выдающиеся личности редко рождались и среди дворян, большая часть этих людей были самыми обычными мужчинами и женщинами, не совершившими ничего исключительного.
Но вот кодекс чести… Он действовал. Дворянин не мог сделать много такого, что прощалось простолюдину, но не прощалось ему. Потому что дворянин. Потому что на то и даны чины, имения и привилегии.
Очень образно об этом как-то написал Андрей Буровский: «Эх, — говорит он, — прежде чем рассуждать, легко ли в царской России быть дворянином, поезжайте вы, ребята, в город Азов. Там отлично сохранились стены турецкой крепости высотой метров так 25–30. Стоят там бомбарды… диаметром до 80 сантиметров.
Дальше — понятно. Берем лестницу длиной 30 метров она будет весить кило 150… Вот такую и берем вдвоем-втроем. Шпагу в зубы и — вперед. На стены! Оттуда падают бомбы, льют смолу и кипяток, стреляют, лестницы специальными рогатинами отталкивают — и вбок, и твой походный товарищ уже корчится внизу с переломанным позвоночником. А ты лезь! И не просто лезь — пистолеты на поясе. Шпага в зубах! Лезь, подбадривая солдат-мужиков, организуя подчиненных, вытаскивая по ходу раненых. Долез? Пистолеты выхватил, дым, гарь, кровища, свинец — в упор, шпагу наголо — вперед! Турок еще полно на стенах, и сдаваться они не собираются. Пенициллин и обезболивающее, кстати, еще не изобрели, поэтому каждая вторая рана — это гангрена и ампутация, а каждая третья, даже по современным меркам небольшая, — смерть в диких мучениях, как у князя, олигарха и дворянина в …цатом колене Андрея Болконского. Страшно? Не хочется? Нечего ерепениться. Сдюжили? Поздравляю, вы дворяне». Здорово написано, не правда ли?..
О том, как жестко действовал кодекс чести, читателю должно быть известно: это предельно исторично описано в «Капитанской дочке» Пушкина. Александр Сергеевич опирался на факты: за время пугачевщины больше 300 дворян обоего пола были повешены за то, что отказались присягать Пугачеву — «чудесно спасшемуся Петру III». В точности так, как капитан и капитанша (!) Мироновы. Пугачевцы выстраивали дворянские семьи под виселицей, сначала вешали мужей на глазах жен и детей. Потом матерей на глазах детей. Иногда начинали с детей — может, это на родителей произведет впечатление? Так вот: не сохранилось в истории НИ ОДНОГО описанного случая, чтобы папы и мамы (мамы тоже, подчеркну это) спасали ребенка ценой ложной присяги.
При этом рядовые солдаты, вчерашние мужики, конечно, обычно предавали, «признавая» в Пугачеве «истинного царя». Но что удивительно, они потом, после подавления бунта, столь же обычно… возвращались обратно «на государеву службу», и их брали! Ну что же, что дали слабину, изменили присяге? Мужичье. Что с них взять. Нет в них настоящей чести, что поделаешь.
А из коренного дворянства только (один) человек струсил под виселицей и пошел служить Пугачеву. После поражения самозванца кинулся спасаться: он ведь не был идейным врагом Екатерины. Ну, поначалу струсил, предал, а потом уже выхода не было. Фамилия этого исторического персонажа — Шванвич. У Пушкина он Швабрин, и все современники сразу узнавали, о ком речь.
Кстати, в «Капитанской дочке» Пушкин и историю дуэли Швабрина не придумал: в действительности был такой же случай нарушения правил дуэли, только не самим Шванвичем, а его отцом. Случай был по тем временам нашумевший. Отец Шванвича разрубил на сабельной дуэли лицо Алексею Орлову, тому самому фавориту Екатерины Великой, когда тот оглянулся на вскрик.
До конца дней лицо Алексея Орлова «украшал» страшный шрам от уха до угла рта. На непривычных людей его улыбка действовала жутко. Шванвича-старшего простили: он сумел убедить общество, что воспользовался оплошкой противника случайно, рубанул одновременно со вскриком.
Когда судили Шванвича-младшего, ему припомнили и подлость, совершенную его отцом.
И уже не простили. То, что прощалось простолюдину, которого зачастую даже не наказывали, а просто ставили обратно в строй, никак нельзя было простить дворянину. Ни при каких обстоятельствах.
Трудно описать полную меру презрения к Шванвичу дворянского общества. Шванвич политически умер. Когда его вели в кандалах на суд, женщины старались не коснуться его даже краешком платья. Никто к нему не обращался и не отвечал на его слова, кроме членов суда.
По приговору его не казнили, все же дворянин, а сослали в Туруханский край навечно. Умерла Екатерина, процарствовал Павел, взошел на трон Александр, отгремела война с Наполеоном… Шванвич все еще был жив.
Никто из государей, несмотря на вековую традицию, по восшествии на престол его не помиловал. Живой покойник догнивал на берегу Енисея, в лесотундре, добрые сорок лет.
Русские дворяне, в том числе и самые высокопоставленные, не могли быть «исконно» вороваты хотя бы потому, что берегли фамильную честь. Да, они не были бескорыстны, они работали на результат, в том числе на получение чинов, имений, пожалований, наград. Им хотелось «сделать карьер», и, конечно, далеко не все они пользовались для этого исключительно благородными способами.
Они услуживали старшим по чину, прогибались перед начальниками, женились на богатеньких невестах и прибегали к разного рода мелкому жульничеству, чтобы набить себе цену. Но вот воровать… Присваивать впрямую чужие, тем паче казенные деньги… С точки зрения знаменитого французского дипломата Талейрана русские придворные были «странными».
В том числе и потому, что «не брали». Такие же «странности» наблюдал за русскими и прусский король Фридрих Великий, и посланник Лесток, сыгравший немалую роль в заговоре, приведшем на трон Елизавету.
Впрочем, у нас и цари тоже странные. Скажем, доходы государственного бюджета Франции в начале XVIII века составляли 145 миллионов ливров.
Состояние же родственника короля, герцога Орлеанского, оценивалось в 114 миллионов ливров, а его долги — в 74 миллиона ливров. Легендарные алмазные подвески, подаренные королем супруге, стоили порядка 800 тысяч ливров.
Здесь что интересно: высшее французское дворянство вело себя в точности как в России — временщики.
Классический отечественный пример вора у трона — конечно, Алексашка Меншиков. 14 миллионов насчитывало его состояние на момент «конфискации» в 1727 году. И нет никакой уверенности, что все полностью нашли.
Но кто есть Меншиков — «полудержавный властелин»? Пирожник? Сын то ли конюха, то ли солдата? Типичный для нашей истории временщик, вознесшийся самым буквальным образом «из грязи в князи».
Увы, на наше многострадальное государство сваливались порой всякие Меншиковы, Шафировы, Ходорковские, Березовские, Гусинские… Цена этим личностям понятна: фарца без роду и племени, мгновенно взлетевшая из «младших научных» и пирожников в «полудержавные властелины». Грабь награбленное. В любой момент низвергнут, посадят, сошлют.
Но есть же разница между временщиком и «имеющим все права» потомственным аристократом. Поэтому сравнивать Меншикова с французскими принцами крови как-то некорректно. То, что «простительно» временщику-хапуге, как-то дико смотрится у тех, кто поколениями стоит у трона, у самих наследственных владык Королевства Французского. Аристократии, предки которой еще в Крестовых походах участвовали.
В общем, так или иначе сами короли и их родственники во Франции всегда были значительно богаче возглавляемого ими государства.
Бюджет Российской империи в 1899 году достиг 1 500 000 000 (полутора миллиардов) рублей.
А стоимость имущества царской семьи — по максимальному подсчету — 125 миллионов. Тоже не по-детски — 8 %… Но с французами не сравнить.
Мораль: русские цари были намного беднее возглавляемого ими государства. Хорошо известно, что во время первой переписи 1897 года Николай II написал в графе «род занятий»: «Хозяин земли русской».
М-м-да… Сомнительно, Ваше Величество! Какой же Вы хозяин, когда на все ваше многочисленное семейство совокупного состояния — лишь максимум 8 % приходится, а по другим источникам — 2–3 % годового государственного бюджета.
Как канцлер Бестужев оказался «продажным»
Чтоб ты жил на одну зарплату!
Из фильма «Бриллиантовая рука»
Сколько раз всем, кто интересуется русской историей или просто любит исторические романы, приходилось читать о том, что знаменитый канцлер и генерал-фельдмаршал времен Елизаветы и Екатерины Алексей Петрович Бестужев-Рюмин был бесстыжим мздоимцем: сначала брал деньги у англичан, потом был подкуплен Фридрихом Прусским. Фигурируют и конкретные суммы: якобы официального жалованья получал Бестужев 7 тысяч рублей, а пенсион от англичан — 12 тысяч.
А. П. Бестужев-Рюмин.
Канцлер Бестужев — действительно честный человек. Помните, Чубайс говорил: «Кох — честный человек»? От честности Бестужева Чубайс вообще пришел бы в смятение.
Грустно это. Потому что получается — прошло двести лет, а все еще живы сплетни, распространяемые агентами врага России, прусского короля Фридриха.
Так вот: Бестужев последовательно выступал за оборонительный и торговый союз с Англией. В конце концов в 1742 году был подписан англо-русский договор о признании за Елизаветой императорского титула, о взаимной поддержке в случае войны и о возобновлении торгового соглашения на 15 лет. Для Англии это был выгодный договор. В ходе переговоров посланник Вейч просил у английского правительства короля Георга «осязательных доказательств милостивого расположения Его Величества». Король предложил братьям Алексею и Михаилу Бестужевым пенсии из английской казны. Были они по 12 тысяч рублей, меньше или больше, я не знаю.
Замечу, таковы были дипломатические обычаи в XVIII веке: при заключении трактатов, при мирных переговорах участников этих дел всегда одаривали заинтересованные стороны.
Но вот что выясняется: Вейч получил деньги от королевского правительства… Но Бестужев-то их НЕ получил! Его дружба с англичанами и постоянная поддержка их политики в Петербурге обусловливались исключительно сознанием встречных выгод для России.
Так, простите, кто здесь вор-то? Алексей Бестужев? Или англичанин Вейч? А о Фридрихе Прусском? У этого короля была самая лучшая в тогдашней Европе разведка. Действовала она несколько прямолинейно, но эффективно: покупала услуги всех необходимых лиц. Сам Фридрих лично составил подробнейшие инструкции для своих вербовщиков и уверял, что ни при одном дворе европейских монархов никогда не сталкивался с неподкупностью. Своих шпионов методичный Фридрих делил на 4 категории: 1) мелкие доносчики из простонародья: 2) профессиональные шпионы, в том числе двойные и тройные агенты; 3) подкупленные царедворцы и чиновники; 4) запуганные люди, ставшие шпионами поневоле: потому, что их близкие взяты в заложники или их шантажируют.
Естественно, в Петербурге у Фридриха тоже была богатейшая агентура. Правда, фамилии известных агентов почему-то — Левенвольде и Фабрициус… Но не будем мелочны — раз Петербург, значит, там живут русские.
В числе «агентов влияния», кстати, была и мама будущей царицы Екатерины II Иоганна Ангальт-Цербстская.
Одно хорошо: по причине крайней глупости эта дама если бы и хотела нанести ущерб России, это было бы не в ее силах.
Так вот, Фридрих мечтал купить Бестужева. Однако Бестужев всякий раз посылал его агентов далеко и не в очень дипломатических выражениях на трех языках сразу: французским и немецким он владел совершенно свободно.
И в конце концов Фридрих захотел отомстить негодному канцлеру! С этой целью он начал распространять слухи… о продажности Бестужева. Делал вид, что Бестужев за свои услуги заламывал столько, что бедному Фридриху стало не по карману содержать такого дорогого агента.
Чистой воды «черный PR», как сказали бы сегодня.
Так Бестужев и оказался взяточником, состоявшим на содержании и англичан, и, «конечно же», Фридриха. Современники-то посмеивались, потому что знали правду.
А потомки, получается, ПОВЕРИЛИ… Мало того что мы беспамятны, мы еще и не любим своих выдающихся исторических деятелей. Не уважаем. Какую гадость о них ни скажи — со всем мы согласны.
Репутация чиновников, или Поразительная закономерность
Пароходы?! Ну нет… Пароход — это уголь, железо, бронза, подряды… Нельзя! Никак нельзя! Наши чиновники все украдут!
Князь Меншиков (правнук «того самого»), министр флота при Николае I
Вот российские чиновники, похоже, и правда во все времена заслуженно имели печальную репутацию.
В России чиновников традиционно не любили, ругали «крапивным семенем» и «кувшинными рылами».
Обижали «бедняжек», одним словом. Вопрос: почему? Потому что чиновники на Руси были особенно зловредными или потому, что отношение к ним было другое, более требовательное? При Петре I в России взяточничество и воровство приобрели широчайший размах. Как ни боролся с этим Петр Алексеевич, а все без толку.
Справедливости ради: ЛИЧНО сам Петр, при всех своих непривлекательных чертах, порой отдающих психической патологией, не был ни жаден, ни склонен к роскоши и расточительству.
Домик Петра в Петербурге очень скромен.
Сам Петр не любил ни пышной парадной одежды, ни драгоценностей, ни дорогих экипажей. На свой собственный быт тратил исключительно мало. Его пиршества могли быть грубы и по сути вообще безобразны.
Но они больше походили на попойки ремесленников или младших офицеров, чем на торжественные приемы и сказочные пиры коронованных особ с множеством перемен блюд, торжественным церемониалом и драгоценной посудой.
Сохранилась история о розыгрыше, который устроил Петр в первый год существования Петербурга одному голландскому капитану. Тот капитан привел свой корабль к Петербургу, и Петр лично выполнил работу лоцмана — ввел корабль в устье Невы. Представился он «лоцманом Петером», и пока вел корабль, болтал с капитаном, выпил рому, а потом пригласил его к себе домой «обсушиться». Поужинали, познакомил с женой. Расчувствовавшийся капитан подарил Екатерине полотна «на рубашки». И Петр прокомментировал: «В рубашках из такого полотна ты, Катя, будешь прямо Императрица!» Тут нежданно явился Меншиков, наряженный как всегда придворным франтом, и начал докладывать Петру. Капитан смутился. Но Петр сумел его убедить, что Петербург город маленький, и очень часто лоцманы и капитаны могут быть накоротке с придворными. Розыгрыш, уже с участием Меншикова, продолжался, пока не явился еще некий офицер и не начал по всей форме докладывать Петру.
Только тогда голландец окончательно понял, что его «надули», испугался, стал просить прощения и забирать подарки. Не тут-то было! Петр подарки не отдал, серебряный рубль, данный ему капитаном «на водку», просверлил и повесил на шею как талисман. А голландца щедро отдарил.
Так, чтобы он на всю жизнь запомнил не только свое приключение, но и как выгодно плавать в Петербург.
Во времена Петра чиновник и офицер получали в месяц от 2 до 14 рублей… Вернее, должны были получать: казна почти никогда не выплачивала денег вовремя. Деревянный крестьянский дом стоил от 3 до 10 рублей. Двухэтажный каменный дом в городе — 100 рублей.
Что касается цен на продовольствие, то «четверик (26 кг) гречневых круп стоил 34–40 копеек, гороха 40–55 копеек, овса 5 копеек, пуд (16 кг) ржаной муки 26–27 копеек, крупчатой 75–80 копеек, гусь с печенкой 2 копейки, солонина 3 копейки, баранина 2 и З копейки за фунт и т. д.» Один из Ротшильдов как-то сказал, что богатый человек — не тот, кто может жить на привычном уровне на проценты со своего капитала, а тот, кто может жить на проценты с процентов.
Бывший пирожник Алексашка Меншиков даже по меркам Ротшильдов был очень богат. На одни лишь проценты с процентов с 14 миллионов рублей можно было вести в Петербурге образ жизни владетельного князя, а состояние при том все росло бы. Была кроме наличности и драгоценностей у светлейшего и кое-какая недвижимость, и, так сказать, «персонал»: всего отобрали у князя 90 тысяч крепостных, 6 городов (частных!), многие имения и деревни в России, Польше, Австрии, Пруссии.
В некое оправдание Меншикову говорят порой, что он за свой счет содержал и ремонтировал здания в Петербурге. Что его дворец в отличие от дворца Петра постоянно использовался для дипломатических приемов и собраний. Причем сами ассамблеи и балы тоже оплачивал он из личного кармана. Похоже, просто под конец жизни он окончательно перестал понимать, где кончается его собственный кошелек и начинается государственная казна.
А. Д. Меншиков.
Современники говорили, что он брал взятки со взяточников и относил деньги Петру, который возвращал их в казну. Существовала якобы такая схема пополнения бюджета. Странно, конечно, но при Петре все могло быть.
Чудовищно воровали вплоть до царствия Анны Ивановны (1730–40). Но, словно назло стереотипам, главные воры эпохи Анны — кто? Бирон с двумя братьями и сыном, трое братьев Левенвольды, Шемберг, Менгден — все остальные фамилии будут такими же… не очень русскими. Много тут кого прикормилось.
При этом Бирон, как пишет С. М. Соловьев, «не был развращенным чудовищем, любившим зло для зла; но достаточно было того, что он был чужой для России, был человек, не умерявший своих корыстных устремлений другими, высшими. Он хотел воспользоваться своим случаем, своим временем, своим фавором для того, чтобы пожить хорошо за счет России. Ему нужны были деньги, а до того, как они собирались, не было никакого дела».
В общем, продолжение петровского феерического воровства велось уже не совсем русским «контингентом»… Что же до русских, то в годы царствования Елизаветы поднялся канцлер Бестужев, при Екатерине II властвовали Орловы и Потемкин… Все они получали огромные имения и были далеко не бескорыстными людьми. Но вот только какой же дурак ворует у самого себя? Государство Российское было ИХ государством, в нем они жили и его собирались оставить своим детям и внукам.
Действительно: а кто ворует во всех трех вышеуказанных смыслах? Кто без зазрения совести обкрадывает «сам себя»? В первую очередь тот, кто совершенно не связывает себя ни с окружающим обществом, ни с государством.
Временщик, видящий в России — не Родину, но колониальную плантацию. Зрящий свое будущее не здесь, а на Лазурном берегу или в престижном районе Лондона, готовящий своих детей к жизни не на русском Черноземье, а где-нибудь в Итоне или закрытом швейцарском пансионе.
В. И. Суриков «Меншиков в Березове». 1883 г.
Всю жизнь проходил под «расстрельными» статьями, а закончил ее ссылкой.
Это объединяет и Бирона, и Абрамовича, и немецких временщиков XVIII века, и большинство олигархов XXI века.
Чтобы казнокрадствовать «с чистой совестью», без всяких моральных тормозов, нужно четко отделить себя от государства, от страны, от народа. Так было раньше, так обстоит дело и сейчас. Классическая история: одному петербургскому чиновнику предложили очень полезный для «его» города проект. Чиновник отказался проводить его в жизнь. Пусть ему заплатят, тогда он сделает.
— Но это же очень полезно для города!
— А я не город.
Такие вот «я-не-город» и разворовывали Государство Российское. И сегодня они его разворовывают, ничего за три столетия не изменилось.
И после Петра было в истории России несколько периодов, когда уровень коррупции максимально приближался к уровню «птенцов гнезда Петрова». Это периоды, когда сильнее всего укрепляется очередная «вертикаль власти» и главными людьми в стране делаются чиновники.
Казус Щепочкина
В XVIII–XIX веках были случаи убийств помещиков, которые брали себе в наложницы девок или мужних жен. Девок еще ладно… А вот связь с замужней женщиной для крестьян была чем-то крайне неприличным. Чудовищным попранием обычаев, всего неписаного закона, по которому жил симбиоз барин-крестьянство.
Мне называли разные цифры такого рода микровосстаний: от «нескольких десятков» до «нескольких сотен». Никто определенно не считал, и мы очень плохо знаем эту часть нашей истории. А жаль, есть причины узнать ее получше.