Скелеты из шкафа русской истории Мединский Владимир

НИ ОДИН золотой обоз за всю историю России не был разгромлен. Так что система охраны действовала, и очень неплохо.

Сравним это с традициями того же «Дикого Запада», США.

Там «золотая лихорадка» всегда сопровождалась массовыми насилиями и убийствами. Многие страницы певцов «золотых лихорадок», Б. Гарта и Дж. Лондона просто страшно читать.

Невозможно представить себе ничего даже отдаленно похожего на такую систему охраны ни в США, ни в любой из европейских стран.

«Что, у нас и разбойников не было?!» — возопиет иной «оппонент».

Были. Как же в громадной стране — и без разбойников? Но вот странность какая, во всех странах Запада главным для разбойника было унести ноги и бежать как можно дальше. У британцев был удобнейший способ — бежать в колонии. А из колоний бежали в Англию, конечно…

Не удалось бежать — надо спрятать награбленное и выждать, пока выйдет срок преступления. Просидел тихо несколько лет, и все в порядке, можно пользоваться богатством с чистой совестью.

В России в старину многие разбойники действовали иначе.

Часть награбленного, конечно, брали, но часть непременно надо было закопать и не трогать три поколения. Только правнукам можно было воспользоваться награбленным золотом. За три поколения оно должно было «очиститься».

Естественно, не всякий доживал до правнуков, тем более до времени, когда правнуки подросли настолько, что им можно было показать место клада. И потому по Сибири и сегодня лежит немало захороненных богатств, которых некому уже извлечь из земли.

В романе Шишкова дед главного героя на смертном одре показывает сыну и внуку место клада. Сейчас это забылось, но современники прекрасно понимали, что над такой семьей незримо сгущается проклятие… Кровава, увы, вся история человечества. Но если сравнивать Россию с другими странами, получится, что наши предки жили в странной — доброй и почти не агрессивной стране. Конечно, и в России были жестокие войны и междоусобицы, восстания и бунты, подавляемые со средневековой жестокостью. Но повторюсь — все познается в сравнении. И в сравнении не с сегодняшним днем, а с тем, что творилось в мире тогда, каковы тогда были нравы и нравственность человечества. Политика двойного стандарта применялась в отношении к России и Европе: европейцам «можно» то, чего никогда нельзя нам.

При Иване Грозном и его опричнине погибло максимум 7 тысяч человек. Это ужасно. За это Ивана Грозного объявили страшным тираном и патологическим убийцей. При Генрихе VIII только несчастных бродяг, потерявших землю и средства к существованию крестьян, повешено 72 тысячи. В 10 раз больше, чем убитых в опричнину! По приказу Елизаветы Английской уничтожены тысячи представителей правящего класса, много больше, чем все жертвы опричнины при Иване Васильевиче.

Но Елизавету в Англии называют «Великой», а Иван у нас, а значит, и во всем мире — «Ужасный», «The Terrible». Это определение распространилось на всю нашу историю: правление Грозного характерно и типично для русской истории, свидетельство исконной кровавости России.

И так во всех известных нам случаях.

Европа и Америка тычут нам в лицо. Мы соглашаемся и посыпаем голову пеплом.

СОСЕДИ, СОПЕРНИКИ, ВРАГИ

Русские о французах и немцах

Мифология — совокупность первоначальных верований народа о его происхождении, древнейшей истории, героях, богах и пр., в отличие от достоверных сведений, выдуманных впоследствии.

Амброз Бирс, американский писатель

— Браво!

Возглас Багратиона при виде французских гренадер, идущих сомкнутым строем под картечью на багратионовы флеши.

«Ах! Франция! Нет в мире лучше края!» — к этому душевному взвизгу грибоедовских барышень с чистым сердцем присоединились бы многие поколения русских людей.

У нас всегда любили Францию. Правда, на протяжении 70 лет советской истории в основном заочно.

Но вот поездили, погуляли у подножия Эйфелевой башни, посидели за бокалом пива в брассери на парижских бульварах, — и отношение к французам у наших, побывавших в Париже, стало более сложным.

С одной стороны — конечно, безумные восторги. А с другой — вот сидят новые русские и отпускают шуточки: «Франция, конечно, прекрасная страна — Монмартр, тужур, лямур и так далее. Вот если бы еще там не было французов, было бы совсем хорошо».

И начинаются охи и ахи, французы нам кажутся чересчур расчетливыми, экономными до мелочности, эгоистичными. Вообще — какими-то мелковатыми. И в ресторанах французские официанты ленивы, медлительны — давно, видимо, с казаками не встречались. И раздражительны порой… Ну и так далее.

Хотя, опять-таки, они, конечно, не дураки. И по амурной части тоже ничего.

Ну что можно сказать этим нашим товарищам? Только то, что сами себя французы видят совершенно другими.

Что значит — «французы буржуазны»? Они гордятся своей буржуазностью. Ведь это их предприимчивость. Сам император Наполеон не был чужд буржуазности: экономный, расчетливый, серый сюртук, треуголка, походная кровать… Именно французский буржуа — от крестьян, получивших землю благодаря революции, до банкиров и промышленников — именно вся эта широчайшая масса французского народа и была главной опорой наполеоновского престола.

Франция для французов — это воинственность, это галльские герои. Это Верцингеторикс — галл, который бросил вызов самому Цезарю и сражался с ним на равных. Это Мюрат, это маршал Ланн, которому приписывается афоризм (у нас охотно вкладывают его в уста Багратиона — и Бог его знает, кто сказал это на самом деле): «Дерьмо тот гусар, который дожил до 30 лет».

Надо сказать, что и Багратион, и маршал Ланн лишь чудом перевалили 30-летний рубеж. Багратион получил смертельное ранение под Бородино, маршалу Ланну оторвало ноги, правда, не русским, а австрийским ядром.

Французы для Франции — это те самые плотные ряды кирасир, закованные в железо, сплошным строем летящие на огнедышащие батареи Раевского. Либо еще более тяжелые, еще более стальные ряды французских рыцарей, которые столь же безудержным галопом несутся на ощетинившиеся пиками ряды английской пехоты.

Считается, что в своих латах рыцари были чудовищно неповоротливы и, упав с коня, уже не могли подняться. Но тогда непонятно, как вообще выживала рыцарская конница. Ведь стащив рыцаря с коня — вилами или крюком, — любой крестьянин фактически брал бы его в плен. Однако в действительности все, конечно, было не так. Современный солдат срочной службы, если его нарядить в рыцарские латы, действительно, упав не то чтобы с коня, но и со стула, встать уже не сможет. Однако тогда уровень физической подготовки профессиональных воинов, в данном случае рыцарей — собственно, больше ничем они и не занимались, кроме как воевали, — был несравненно выше. Предполагалось, что в полном облачении настоящий рыцарь может не то чтобы передвигаться, вставать с земли, ложиться, садиться при необходимости, но может даже танцевать и плавать! И на коне, и без коня, лишь бы с оружием, закованный в железо рыцарь был фактически неуязвим и непобедим.

Французы — это мечтатели и романтики. Как Жанна Д'Арк.

Как Виктор Гюго. Как художники-импрессионисты. Как Антуан де Сент-Экзюпери.

Или, может быть, это такие романтики, как Д'Артаньян и мушкетеры — и тысячи таких же дуэлянтов, бретеров, невольников чести, кои составляли цвет и славу французского дворянства.

Может быть, они и ввели понятие «честь» в самом начале нового времени в европейский обиход.

Все эти мушкетеры, защитники баррикад, а баррикады строились в Париже чуть не каждый год весь XIX век, эти моряки дальнего плавания, эти воины французского легиона, захватившие самую бесплодную половину Африки, которая так и называлась многие годы на картах: Французская Западная Африка… Все они уж точно были не мелочны, не расчетливы и не буржуазны. Именно такими видят себя французы. Именно этой своей историей они по праву гордятся.

Хотя… Вот что Юлий Цезарь отмечал в записках о Галльской войне относительно национального характера галлов — будущих французов. Они «страшно сварливы. Например, сцепятся два соседа, затем в схватку вступают их жены, тягают друг друга за волосы Когда же они в ярости, то целая толпа чужеземцев не может справиться с ними. Они скрежещут зубами, размахивают руками, наносят удары друг другу по головам. Говорят галлы резко и угрожающе, и со стороны невозможно понять, спокойно они беседуют или ругаются друг с другом».

Согласитесь, достаточно нелицеприятная характеристика, а источник — самый что ни на есть авторитетный.

Но и французы в долгу не остаются. Вот забавная цитата — что думал другой великий полководец, Наполеон, об итальянцах, потомках римлян. Из его донесения Директории во время итальянского похода: «Вы воображаете себе, что свобода подвигнет на великие дела этот дряблый, суеверный, трусливый, увертливый народ. В моей армии нет ни одного итальянца, кроме полутора тысяч шалопаев, подобранных на улицах, которые только и делают что грабят, и ни на что не годятся».

Все это примеры стереотипов — устойчивых образов «другого» (слово «стереотип» американцы стали использовать в этом смысле с 1960-х годов). Смысл термина: мы часто судим о непохожих на нас людях, исходя не из их личных достоинств, а из наших собственных предрассудков.

Стереотипы бывают не только негативными, но и позитивными. Бывают сложными, комплексными.

Возьмем классический стереотип — как в России представляют немцев. Русские помнят, что немец обычно трудолюбив, разумен и справедлив. Они уважают его за это. Но помнят и то, что немец бывает жестким, даже жестоким. Осуждать стереотип? Глупее не придумаешь! Потому что немцы, действительно, могут быть крайне жестокими. Не в приступе ярости или в состоянии аффекта, а рационально жестокими. Порукой этому — жуткие истории об истязаниях и убийствах детей, которые регулярно рассказывает сама же германская пресса.

Мой отец был в Чехословакии во время событий 1968 года.

Чешские «сопротивленцы» выходили на трассы, перекрывали их собой, не давая проехать автоколоннам с советскими войсками.

Так вот, мой отец рассказывал случай: на гористую дорогу выбежала женщина с маленьким ребенком на руках, и советский танкист не задумываясь резко свернул с дороги. Танк слетел на обочину, сполз в обрыв и загорелся. Все танкисты погибли.

А. Дубчек на посту первого секретаря ЦК Коммунистической партии Чехословакии, в 1968 — главный инициатор курса реформ, известных как «Пражская весна», репрессирован не был. Впоследствии, по слухам, скромно трудился где-то в лесничестве.

А вот другая отцовская история того периода. В Чехословакию ведь вошли не только советские, но еще и венгерские и немецкие (из ГДР) части. К лагерям солдат из ГДР вечерами собирались местные сопротивленцы, приносили с собой кастрюли и щетки.

Колотили в кастрюли, устраивая страшный грохот, кричали: «Убирайтесь вон». «Кошачий концерт» не давал солдатам возможности поспать, давил на нервы.

Немцы предупредили чехов раз, два…

На третью ночь выставили взвод автоматчиков, и те дали очередь по толпе. Сколько людей было убито или ранено, история умалчивает, но больше немцам не докучали.

Как видим, стереотипы отражают все же некую реальность. Они могут изменяться под влиянием жизненных обстоятельств. Коллективный образ немца в XX веке несколько раз не то чтобы менялся, но под влиянием двух огромных и страшных войн народное сознание фиксировало разные стороны этого стереотипа. И происходило это очень быстро.

К тому же люди всегда готовы делать исключения из своих стереотипов. Данный конкретный немец может оказаться бездельником, пьяницей, криминальным типом, развратником или подонком.

Среди 90 миллионов немцев обязательно найдутся самые разные типы. Но тогда русский признает, что имеет дело с каким-то странным исключением из правила.

И объяснит это тем, что «неправильный немец попался». Потому что за века «соборной» жизни коллективный опыт народа сохранил совершенно определенный стереотип.

Так что борись со стереотипами — не борись, отрицай их или не отрицай, а они все равно существуют. Они — неотъемлемая часть и следствие исторических мифов.

Англичане сами о себе

Миф определяет сознание.

Станислав Ежи Лец

Всякий народ пытается представить свою историю в наиболее выгодном свете. И корректирует ее в свою пользу.

И вот уже исторические события истолковываются так, как их хотелось бы увидеть. Событие реально, но куда деться от архетипов? Желание подтвердить свои представления о мире, свои предрассудки оказывается сильнее фактов. Историческая память отодвигает в тень одно, высвечивает другое, напрочь забывает третье, придумывает четвертое.

И это свойственно не только России — такие же выдумки легко обнаружить и в истории других народов.

1745 год. Сражение под Фонтенуа. Мало что решивший эпизод такой же полузабытой войны за забытое Австрийское наследство. Но тут начинается легенда…

В те времена армии шли навстречу друг другу до тех пор, пока солдаты могли разглядеть белки глаз противника, тогда имело смысл целиться и стрелять. При этом, естественно, человеку, идущему навстречу вот-вот вспыхнувшему первому и, как правило, единственному залпу и смертельному потоку свинца, невероятно страшно. Стрельба по шеренге с 20–25 метров — это как игра со смертью в «русскую рулетку»: не выдержат нервы, выстрелишь раньше — и твой выстрел уйдет в «молоко». Затянешь на миг с залпом — и все, ты уже труп. В общем, именно поэтому Суворов старался избегать традиционной убийственной тактики того времени «сближение — залп — шеренга 1 с колена; залп — шеренга 2 стоя; перезарядили, если успели и если осталось кому перезарядить — ура! В рукопашную!» Генералиссимус предпочитал быстрый переход в штыковую. Знаменитое: «Пуля — дура (хрен ее знает, куда полетит, разброс стрельбы с 20 метров вправо-влево по метру), штык — молодец!» Кстати, именно по этой причине Бонапарт построил тактику атаки и перемещения войск на поле боя не традиционными шеренгами, а узкими колоннами — сектор поражения неприятельским огнем уже.

В общем, сближение с неприятелем в XVIII веке на поле боя — занятие не для слабонервных. К тому же 11 мая 1745 года поля под Фонтенуа скрывал туман, и солдаты обеих армий долго не видели друг друга.

Во всех английских учебниках по истории написано, что когда армии сблизились до расстояния прицельного выстрела, командующий англичан милорд Гей закричал:

— Господа французы! Стреляйте первыми!

Эта история прекрасно известна и во Франции, но с одной маленькой поправкой: там «точно знают», что кричал-то не англичанин, а француз. Кричал мсье д'Атерош, капитан королевских гвардейцев, и кричал он, конечно же:

— Господа англичане! Стреляйте первыми!

Скорее всего, действительно кто-то и что-то в этом духе прокричал: легенды редко возникают совсем на пустом месте. В обеих странах соответствующие легенды вошли в учебники, и сомневаться в них знающие люди не советуют. Иностранцу простительно, конечно, но, усомнившись в общепринятой легенде, «своим» он рискует уже не стать. А уж для «своего» по крови такого рода сомнения и вовсе неприличны и свидетельствуют о катастрофической нехватке национального, патриотического духа.

Французы отмечают, что французский тогда был международным языком, на нем говорили в высшем английском свете, и клич мсье д'Атероша был прекрасно понятен британцам.

Британцы столь же справедливо отмечают, что милорд Гей вполне мог кричать и по-французски по той же самой Причине. Кричал же Милорадович в 1812 году атакующим врагам: «Молодцы французы!» по-французски.

Итак, кто-то что-то кричал, но этот крик положил начало национальной легенде. Но вот кто именно кричал, что конкретно и кому в этот туманный день 11 мая 1745 года, мы, скорее всего, никогда уже не узнаем.

Ни тот, ни другой народ ну никак нельзя назвать нерасчетливым. У Наполеона были все основания отзываться об англичанах как о «нации лавочников». А упомянутая выше расчетливость французов тоже имеет глубокие исторические корни. Если вспомнить языческие верования древних галлов, то основу их религии составляли представления о бессмертии души, на чем зарабатывали себе немалые авторитет и власть друиды, вводившие себя в транс и беседовавшие якобы с умершими галлами. Вера в бессмертие души была столь сильной, что при проведении, как бы сейчас сказали, финансово-кредитных операций срок их действия не ограничивали сроком жизни заемщика. Считалось, что люди могут дать друг другу взаймы с условием, что долг — при возникновении некоего форс-мажора — будет непременно возвращен позже… в загробном мире. В это галлы свято верили.

Или возьмем слова из английской песни «Правь, Британия, морями», неофициального гимна англичан: «Никогда, никогда, никогда, англичанин не будет рабом!» Так пелось начиная с конца XVIII века. Пелось с чувством, красиво и в разных обстоятельствах. У Куприна в «Гамбринусе» упоминается, как английские матросы с обнаженными головами поют эту песню с ее прекрасными и гордыми словами.

Д. Доу «М. А. Милорадович». 1820 г.

Герой войны 1812 г., губернатор Санкт-Петербурга. Подъехал к солдатскому каре на Сенатской площади 14 декабря 1825 г. уговаривая солдат разойтись. По ходу «разговора» был застрелен декабристом Каховским.

Англичане поют народный гимн, демонстрируя, какие они свободные, независимые, самостоятельные. Как высоко ценят каждую личность в их замечательной стране.

Все бы прекрасно, да только вот насчет рабства… Дело в том, что и в XVII, и в XVIII, и даже в XIX веке англичан частенько продавали. И ничего нового, кому-либо неизвестного в том нет, потому что продавали людей вполне официально, согласно закону.

Англичане очень пренебрежительно относились к крепостному праву в Пруссии, в Польше и России — варварство! Они не ввозили в Англию негров-рабов… По крайней мере, в больших количествах. Англичане торговали неграми, скупая их в Африке и продавая в Америке, но в «старую добрую Англию» их не везли, это верно. И к плантационному рабству тоже относились плохо — дикое занятие, недостойное джентльмена.

Есть здесь, правда, сразу две сложности…

Сложность первая: те, кто участвовал в работорговле, отвергались «приличным обществом». Как же! Люди низких занятий не заслуживают уважения. Но вот «инвестировать» в работорговлю не считалось чем-то скверным. Ведь не писал же никто: «Предлагаю участвовать в торговле рабами». Создавалась фирма под приличным названием, например: «Компания невольничьего берега», хотя это название слишком прозрачно. Чаще это была «Компания торговли с островами Зеленого Мыса» или еще нейтральнее — «Томас Вулф, сыновья и компания». Фирма продавала акции и выплачивала по ним ежегодный процент.

Джентльмен вкладывал деньги, прекрасно зная, чем занимается компания. И получал свои, оплаченные человеческой жизнью доходы, оставаясь джентльменом, принимаемым во всех «приличных домах».

«Ост-Индская компания», это уникальное государство в государстве, поддерживала самые теплые отношения с раджами, которые продавали с ее помощью своих подданных и для работы на плантациях, и в публичные дома, и в качестве солдат другим государствам. И джентльмены, на словах гнушавшиеся работорговлей, вкладывали миллионы фунтов стерлингов в деятельность компании. В ней служили тысячи офицеров, причем их офицерский патент признавался Британским государством.

Уж они-то тем более оставались вполне уважаемыми джентльменами в глазах «общества».

Негров из Африки стали ввозить в Америку уже после того, как убедились: индейцы на плантациях не годятся, мрут как мухи.

А рабочих рук надо много, рабов не хватает.

Опять же — не хватает женщин. В 1619 году в Джеймстаун, что на территории современной Виргинии, ввезли 90 женщин — в жены колонистам. За каждую «голову» колония заплатила по 120 фунтов отменного виргинского табака. Того самого, что сейчас в каждой второй пачке дорогих сигарет, — обратите внимание на надпись «Virginia blend».

Колонисты за жен платили общинные деньги или отрабатывали. Потом такая живая собственность венчалась с мужем в церкви. Все честь по чести! Но когда на колонию обрушился голод, один из колонистов жену… съел. В прямом смысле слова. Убил и ел, а чтобы не протухла, часть засолил, часть закоптил.

Малоизвестный факт, но поедание себе подобных у западноевропейцев освящено исторической и даже, можно сказать, религиозной традицией. Неоднократно описаны случаи массового каннибализма со стороны крестоносцев. Попадая во время крестовых походов в сложные климатические и военные условия — частью по причине собственной дури, невежества и слепого фанатизма, — они, исчерпав все запасы продовольствия, зачастую ели… Ну, если не убивали своих товарищей на прокорм, то питались павшими.

Во время первого крестового похода — это конец XI века — и столкновения с турками у стен Иерусалима крестоносцы в очередной раз лишились всех запасов продовольствия, и тогда один из их командиров сказал: «Разве вы не видите турецкие трупы? Это отличная пища». Как впоследствии писали хронисты того крестового похода, мясо жареных турок — а их поджаривали на вертеле — было сопоставимо по своим вкусовым качествам с курятиной, но жестковатой. И уж однозначно оно было вкуснее конины.

Турятина, так сказать.

Первые колонии в Австралии создавались как поселения «каторжников». Сидней в 1788 году основан, собственно, как такая колония, — в том году на берег неизвестного европейцам континента сошла почти тысяча «преступников». Все они бесплатно работали на английскую корону — кто 10, кто и 20 лет. Все они могли быть официально проданы короной фермерам или на рудники по сходной цене — 40 фунтов за голову. Нет денег? Не страшно. Английская корона допускала финансовую рассрочку. Рабы? А кто же еще? А пока британцев продавали с молотка по сходной цене в 40 фунтов, англичане радостно пели бессмертное: «Никогда, никогда, никогда англичанин не будет рабом».

Но в колониях хотя бы было тепло. Культовый советский журналист-международник В. Овчинников в своей книге «Корни дуба» хорошо показывает, почему британские аристократы так любили конный спорт, подвижные игры на свежем воздухе, прогулки быстрым шагом через поля и луга. Причина проста: климат.

Он в Британии, конечно, не таков, как у нас. И снег лежит недолго, и февраль — уже весенний месяц. Все так, но тем не менее — климат в Британии сырой и прохладный. Не случайно зонтик стал в Англии обычным элементом мужского туалета. Пусть сейчас ясная погода, но через полчаса может пойти дождь, а еще через два часа опять станет ясно.

Другим обычным элементом туалета джентльмена была тяжелая трость. Мало ли кто может встретиться во время прогулки? Ведь красивые парки незаметно переходят в леса и болота… Сэр Баскервиль погиб, встретившись с фамильным чудовищем — страшной собакой Баскервилей, потому что калитка его парка прямо выходила на болота. Не все британцы имели дело с мистическими собаками, вызванными к жизни беспутством предков. Но и волки, и одичалые псы, и бродяги — очень реальны, на случай общения с ними лучше прихватить трость, в конец которой залито с фунт свинца.

Английские дворяне любили свою страну и ее природу, им нравилось много времени находиться вне дома. Но чтобы получать удовольствие от пребывания на свежем воздухе, им приходилось все время двигаться, согревать себя движением. Жесткий контактный спорт под названием «ножной мяч» родился на берегах Альбиона. Понятно, что не случайно: приходилось бегать, греться. Вскоре футбол стал популярен в России, даже в Сибири. Тоже понятно почему…

Футбольная сборная Англии. 1876 г.

Футбольная команда Томска. Начало XX в.

В английских домах было не просто прохладно: в них всегда было сыро и зябко, а большую часть года довольно холодно. Камин — это ведь даже не печка, это горящий в комнате костер. Пока он горит, возле него тепло.

То-то английские аристократы и интеллигенты — те же Шерлок Холмс с доктором Ватсоном — садятся поближе к камину, с наслаждением протягивают к нему ноги. Кстати говоря, потому они так любят потягивать бокал с виски весь вечер — и доза спиртного небольшая, и сугревает.

А согревшись у камина живым огнем, виски и приятной беседой, британцы разойдутся по своим нетопленным спальням. Еще в XIX веке англичане считали, что отапливать спальню чуть ли не безнравственно. Спали под теплыми одеялами, в длинных и плотных ночных рубашках — в спальне царила по сути такая же температура, как на улице. Стандартная практика подготовки ко сну англичанина (кстати, и сегодня иногда встречается в небольших гостиницах, особенно на севере): сначала под матрас кладется несколько грелок с очень горячей водой, постель немного прогреется, а только потом ложишься спать, в пижаме и колпаке.

Вспоминаю, пару лет назад останавливался в Лондоне в начале декабря в 4-звездочной гостинице в центре. Первое потрясение: в фойе отеля сидеть просто невозможно. Двери нараспашку, на улице градусов 5–6 тепла, в холле — максимум +15. При этом на ресепшн работают англичане… в рубашках! Мне, приехавшему из «холодной России», было зябко даже в свитере и куртке.

Второе потрясение: как англичане одевают своих маленьких детей. Те же 5–6 °C на улице, промозглый ветер, но родители весело гуляют по парку, катаются на коньках по открытому катку с полуискусственным льдом со своими 3–4-летними карапузами, которые не просто без всяких шапок (что немыслимо для любой заботливой русской мамаши), но и без курток. Максимум дутая жилетка поверх традиционного sweatshirt и шарфик. Вот что значит многовековая привычка к холоду! Кстати, «нормальная» поддерживаемая температура в английской школе/детсаду — 19 °C. Это, извините, как в казарме российской армии, и то призывники жалуются, что мерзнут по ночам. Поэтому единственное, что я мог стыдливо бормотать, глядя на закаленных британцев: «Ничего, настоящий сибиряк не тот, кто не мерзнет. Настоящий — кто тепло одевается».

Не в одном и не в двух романах разных английских авторов описывается, как герой или героиня, или их служанки поутру разбивают лед в тазике для умывания. Это представляется не как некий экстрим, а самое обычное бытовое действие: надо же умыться перед тем, как, стуча зубами, натянуть дневную одежду, выйти в холл к горящему камину… Халаты английских аристократов и интеллигентов — это вам не легкие ситцевые одеяния. Шерлок Холмс ведь носил плотный халат мышиного цвета и часто надевал его не ВМЕСТО, а ПОВЕРХ костюма. Зачем? Явно не для красоты. Очевидно, для тепла.

В среде победнее, менее утонченной, часто надевали вместо халата пальто. Тоже поверх обычной одежды. Так в пальто и ходили в своих нетопленных, холодных домах.

Собирались у камина холодным утром для того, чтобы приготовиться к новой пешей прогулке (с тростью или с зонтиком), игре в гольф или катанию на лодке: в тумане, при моросящем дожде и промозглом ветре.

Вы не сможете питаться бананами с дерева в Скандинавии и охотиться на лося в Африке. Если вы хотите долго и счастливо жить в Африке, вам следует полюбить бананы и поменьше думать о лосях. Вроде логично? В культуре любой страны Европы мы легко найдем точно черты приспособления к ее природе: самоограничения, отказ от комфорта и удобств, чего-то слишком дорого стоящего.

Не от хорошей жизни французы стали еще в Средние века есть всяких полумертвых желеобразных улиток и полипов, отскребая их длинными ногтями от стенок раковин.

Британия оказалась наиболее в этом плане похожей на Россию. Но возьмем теплую, богатую Францию с ее луковым супом, поеданием улиток и лягушек. Да, тепло… Яркие краски, пышная природа, благодатный юг.

Только вот еды не хватает. Это русские мужики едят сдобренную салом кашу и густые, наваристые щи. Это британцы уписывают толстые бифштексы и сытные пудинги.

Утонченная кухня Франции, где чуть не каждая травка употребляется в пищу, а улиток собирают с каменных оград и запекают, — дитя бедности. Нужно пройти очень грустный исторический путь, замешать в одной кровавой ступе кельтов-галлов, латинян-римлян, германцев-франков и бургундов, викингов-норманнов, стать ареной бесконечных столетних и тридцатилетних войн всех против всех, пережить инквизицию, жакерию и бесконечные великие и не очень революции, чтобы научиться есть улиток, певчих птичек и ловить по болотам лягушек.

Британцы гордятся закаленностью и стойкостью предков. Они считают, что суровая жизнь, в которой пребывание на природе и отсутствие удобств, важнее комфорта и готовила их предков к свершению великих дел, к созиданию громадной империи.

Не случайно же в самых лучших, самых аристократичных английских закрытых школах и сегодня, в эпоху газа и электричества, условия жизни как раз самые жесткие. С неотапливаемыми спальнями и спортивными состязаниями на свежем воздухе независимо от погоды.

Великие британцы были правы! Люди, получившие необходимую закалку, оказывались прекрасными работниками и солдатами. Британцы не только приспособились к климату и природе своей страны, но и сделали это с пользой для здоровья. И получают от этого образа жизни удовольствие.

Французы об англичанах и немцах

О немцах я более хорошего, нежели дурного мнения, но вместе с тем не могу не признать за ними один (и весьма крупный) недостаток — их слишком много.

Вольтер

Англичане высокомерны, американцы стремятся господствовать, немцы садисты, итальянцы неуловимы, русские непостижимы, швейцарцы — швейцарцы. Только французы удивительно милы. А их обижают.

Пьер Данинос, «Записки майора Томпсона»

Особая ипостась политических мифов — мифы о народах, которые стали твоими конкурентами.

Вплоть до середины XIX века во Франции и Англии немцев считали сентиментальными романтиками, которые умеют хорошо работать, но, не поверите, плохо считают деньги, обожают семью с бесчисленными младенцами, тирольские песни и домашних животных.

В 1860-е годы «вдруг» выяснилось, что Германия производит товары лучшего качества, чем французские или английские. Появился конкурент, и это вызывало настороженность. Милейшие добряки с трубочками во рту и пивными брюшками стали казаться уже не такими безобидными и симпатичными. Во французских газетах немцев стали изображать жестокими и наглыми, пронырливыми и жадными.

У Жюль Верна есть персонаж, немецкий профессор, выведен он очень комедийно и непривлекательно. Чавкая, пожирает целые горы кислой капусты с сосисками, запивает озерами пива, после чего садится писать статью «Почему современные французы проявляют признаки дегенерации».

Пруссия стремилась объединить Германию, а Франция изо всех сил препятствовала этому, не желая терять гегемонию в континентальной Европе, что, собственно, и вызвало франко-прусскую войну 1870 года. Оказалось, что Пруссия отмобилизовала армию в два раза большую, чем французская, и сделала это вдвое быстрее.

Стальные нарезные орудия Пруссии стреляли дальше и точнее, чем старые французские.

Прусская армия лучше управлялась, лучше снабжалась и несравненно лучше воевала.

С августа 1870 по апрель 1871 года германская армия наголову разбила французскую и оккупировала Париж.

В итоге Франция уступала Пруссии Эльзас и Лотарингию и выплачивала громадную контрибуцию в 5 миллиардов золотых франков.

В общем, сложно было бы ожидать позитивного отношения французов к немцам того времени, особенно если вспомнить, как те вели себя во время победоносной войны, закончившейся, как известно, Парижской коммуной. Командовавший пруссаками Бисмарк считал, что, не расстреливая всех пленных сразу — и это почти цитата, — германская армия проявляет удивительное человеколюбие. Немцы вели себя на оккупированной территории совершенно беспардонно — хотя до гитлеровцев в России им, конечно, было далеко. Считалось нормой, когда за каждого убитого в тылу немецкого солдата они расстреливали сто французских мирных заложников.

После этих событий черный миф о Германии окончательно стал частью политики Великобритании и Франции. Задолго до Первой мировой войны со страниц газет этих стран не сходил образ немца — жадного, тупого, малообразованного, отвратительного во всех отношениях.

Что с того, что уровень образования и общей культуры в Германии был выше английского и французского? Что Германия была Страной Университетов? Что германская наука лидировала в мире? «Средний» француз и англичанин вполне могли не знать этого. А пропаганда целенаправленно делала свое дело: формировала образ глупого и невежественного врага.

Немцы представали милитаристами, жаждущими войны со всем миром, националистами и расистами. В статье «Мечта немцев» газета «Таймс» рисовала «извечную мечту» немцев о покорении всей Европы. Газета напоминала, что уже в раннее Средневековье германские племена завоевывали Британские острова. Вот и их потомки опять сюда лезут…

Тут далеко до исторической истины. И сами англичане — потомки не столько бриттов, сколько германских племен англов и саксов, которые даже дали название их стране и народу. Да и немцы отнюдь не поголовно разделяли милитаристские стремления правительства Пруссии.

В дневниках В. И. Вернадского есть прелестное описание того, как в Геттингене некий юноша из земли Пфальц выказывал ему, Вернадскому, всяческое презрение, вел себя задиристо и нагло.

«Неужели это потому, что я русский?!» — не мог не подумать Владимир Иванович. Назавтра обидчик пришел извиняться и вел себя крайне смущенно. «Простите, ради Бога, — оправдывался юноша перед русским коллегой. — Меня ввели в заблуждение… Мне сказали, что Вы из Пруссии…» Так что быть пруссаком в Германии вовсе не было комплиментом.

Для многих немцев, объединенных с Пруссией «мечом и кровью», Пруссия стала символом примитивизма, готовности не договариваться, а орать. Решать проблемы кулаком, а не убеждением.

Но что пропаганде до этого? Вся Германия отождествлялась с Пруссией. Всем немцам приписывалась нежная любовь к казарме, муштре, сапогам и ругани. Всякий немец изображался злобным ограниченным садистом.

Кстати, о завоеваниях: именно во второй половине XIX века сформировались колониальные империи Франции и Англии.

Можно долго описывать, как бесчинствовали в них колонизаторы — и это были вовсе не немцы. Но именно немцам приписывалась чудовищная жестокость.

Во время Первой мировой войны английская разведка сочинила миф, что немцы поедают бельгийских детей. Натурально поедают, ну нечего им есть в окопах, они и ловят детишек.

Британские журналисты писали, что у немцев есть специальный завод, на котором они перерабатывают на глицерин трупы вражеских солдат, предпочитая французов и британцев. Находились даже свидетели.

Черные мифы о Германии ослабели только в 1960-е годы и по причине тоже политической: Германия перестала быть конкурентом и стала стратегическим партнером.

Немцы о русских

Наши люди в булочную на такси не ездят!

Из фильма «Бриллиантовая рука»

— Щас будет склонять к труду…

Из фильма «Калина красная»

Первые рассказы о долготерпении, покорности судьбе и властям, о невероятной выносливости русских рождаются в ту же эпоху, что и остальные черные мифы о России — в XVI–XVIII веках. Источник — иностранные послы, путешественники, а в большей степени — авантюристы.

О невероятной стойкости русских и их способности к долгому сидению в осадах пишет наемник Маржерет, сам при этом — участник долгой и крайне тяжелой осады, которую выдержало иноземное войско в Кремле в 1612 году. Но о причинах стойкости иноземцев он упоминает вполне буднично: выхода не было. Не верили, что останутся в живых. Вот и приходилось биться до последнего.

А когда бандам захватчиков в Смуту яростно сопротивляется Троице-Сергиев монастырь, когда вооруженные монахи и присоединившиеся к ним миряне стоят насмерть на стенах, здесь он разглагольствует о долготерпении и неприхотливости русских. Странно выходит — двойной счет налицо.

Характерны причины, по которым опричник Ивана Грозного, немецкий наемник фон Штаден считает русских очень надежными при осадах крепостей: «Русские могут долго жить в осаде, если у них есть только вода, мука и водка. Русский может так жить, а немец не может…»

Простая мысль, что «штаденским» немцам, подданным Ливонского ордена, просто было не за что воевать, и потому они легко сдавали крепости, а русским было за что воевать, совершенно не приходит ему в голову.

О невероятной покорности русских охотно писал в самом конце XVII века Лейбниц, делая вывод: когда Швеция наконец завоюет Россию, русские легко покорятся иноземному владычеству. Их будет не так уж трудно не только завоевать, но и «цивилизовать». Они ведь не умеют сопротивляться своему правительству, из кого бы оно ни состояло и что бы ни затеяло.

Привычка к лишениям может трактоваться как стойкость, и тогда это комплимент. Прусский король Фридрих Великий откровенно восхищался русскими солдатами: «Они способны на такое величие и стойкость, на которые, увы, не способны даже мои солдаты».

Солдаты Фридриха Великого. Гравюра.

Под начищенной униформой скрывались отбросы и наемники со всей Европы.

То есть он считал почти как Штаден, что русские могут то, чего не могут немцы.

Наполеон тоже говорил о неприхотливости русских, нашей «скифской» готовности довольствоваться самым малым.

Миф жил весь XIX век и перекочевал в XX. О «неприхотливости русских солдат» Второй мировой много говорили и немецкие фельдмаршалы, и «наши» британцы и американцы. В этом можно найти много и нелепого, и даже забавного.

Скажем, великий норвежский путешественник Тур Хейердал в 1944 году был десантирован британцами на самый север своей страны, на границу Норвегии и Финляндии. Он с восхищением писал о русских солдатах, которые «имеют при себе только теплую одежду, документы и свое оружие». И при этом наступают без горячей еды и тепла в условиях арктической зимы.

В действительности же советские солдаты тогда наступали так стремительно, что оторвались от своих баз.

Они питались сухарями на морозе не всю войну, а лишь несколько дней наступления. Вообще же солдат в 1944 году сравнительно неплохо кормили. Так что спасибо на добром слове, господин Хейердал, но все было немного не так.

А. Ф. Пахомов «На Неву за водой». Из серии «Ленинград в дни блокады». Литография. 1942 г.

Потомки Фридриха Великого не могли поверить, что в невыносимых условиях блокады гражданское население Ленинграда не выбросит белый флаг.

А вот для местных норвежских партизан «Сеньор Кон-Тики» доброго слова не находит. При том, что эти партизаны месяцами сидели в горах, действительно в снежных норах и без теплой пищи (боялись разводить костры, чтобы не быть обнаруженными). Но их подвиг проходит мимо сознания ученого и писателя. Тем более не делается никаких далеко идущих выводов о том, что норвежцы и финны в принципе могут жить, зарывшись в сугроб, как собаки-лайки, и грызть там промороженные косточки, такие вот они неприхотливые и покорные своим командирам.

Миф существует до сих пор. Мы обычно даже хвастаемся своей неприхотливостью, как чертой невероятной приспособленности к любым суровым обстоятельствам. Иногда почему-то стыдимся своей способности обходиться без удобств, как черте недостаточной цивилизованности. Вроде получается — культуры нам недостает. Потому мы и можем обходиться без двухслойной туалетной бумаги с перфорацией, шотландского виски и маринованных ананасов.

Но все же чаще звучит гордость: хоть в чем-то мы да превосходим Запад! Можем жить хоть в Антарктиде, питаясь хоть гвоздями, хоть картофельными очистками, — и при том еще вершить великие дела.

Все обо всех

Война без ненависти так же отвратительна, как сожительство без любви. Мы ненавидим немцев за то, что должны их убивать.

Илья Эренбург

Как свидетельствуют расшифрованные иероглифы, жители Древнего Египта только его и называли «Страной людей».

А всем остальным территориям они давали иные названия: «Страна песка», «Презренная страна Куш» или «Страна золота» (это золотоносная Нубия). Оказывается, примитивная идеология шовинизма была популярна еще тысячи и тысячи лет назад.

Наши предки тоже были не лучше. Согласно одной из версий, само слово «славяне» означает совокупность людей, умеющих говорить. Ведь говорить — это произносить слова на единственно правильном языке — своем языке. Все остальные языки не настоящие и говорящие на них словно бы и не говорят вовсе.

Следовательно, все остальные языком не владеют. Они — немые, немцы.

Только не надо думать, что немцы были хоть в какой-то степени «цивилизованнее» и лучше. В жизни Руси большую роль сыграли контакты с германским племенем готов.

Об этих контактах существует много свидетельств. Одно из них — русское слово «чужой», которое восходит к готскому слову piuda, означающему «народ».

Ученые предполагают, что именно этим словом называли себя готы, общаясь со славянами. То есть опять ассоциируя себя с единственным народом на земле. Интересно, понимали славяне, что таким образом готы исключают их из рода человеческого? И отказывают им в праве владеть членораздельной речью? Слово «народ», которое готы произносили как piuda, в древнем верхненемецком звучало как thioda. От этого слова произошло прилагательное «tiutsche», которым немцы начиная с XI века все чаще стали обозначать весь свой народ. До этого никакого единого немецкого народа не существовало, были одни территориальные названия, восходившие к прежним племенным делениям. «Баварцы» — это, конечно же, не члены племени баваров, а «саксонцы» — вовсе не древние саксы, но именно этими словами чаще всего называли себя жители разных немецких земель. Единство носило скорее территориальный характер. Так, поляне прекрасно понимали, что древляне — те же славяне, близкие родственники, но это не мешало им топить их в крови при всякой попытке древлян уклониться от дани.

Слово «tiutsche» употреблялось с XI века все чаще и постепенно превратилось в современное «deutsch» — «немецкий».

А от него уже легко произвести и слово «Deutscher» — то есть «немец».

Трудно представить себе, что русское слово «чужак» и самоназвание немцев «Deutschen» восходят к одному древнегерманскому корню, но это факт.

Всем народам на ранней стадии развития цивилизации свойствен этноцентризм. То есть избыточно положительное представление о самих себе и слишком уж наоборот — обо всем остальном человечестве. В точности как славянам и готам.

Но греки и римляне создали своего рода наднациональный и надэтнический «цивилизационный» центризм: уничижающий не просто НЕ римлян и НЕ греков, а — всех, кто живет иначе и не разделяет их ценностей.

Цивилизационный центризм восприняли и европейцы. Само представление о «цивилизации» построено именно так: цивилизация в мире одна-единственная: европейская. Все остальные люди — не цивилизованные. Неважно, каков уровень их развития, умственные способности, личные качества. Дикие они: скифы, азиаты.

Зато мы — передовые. Мы — цивилизованные. Достигнут другие нашего уровня развития, тогда и поговорим.

Впрочем, Восток отвечал взаимностью. Древние китайцы в X–V веках до н. э. писали о европеоидных народах Южной Сибири: «Люди с отвратительными огромными глазами. Белокожие не умеют учиться».

Других европеоидов, живших в нынешнем Северном Китае и Маньчжурии, усуней, китайские источники описывают как людей «с голубыми (зелеными) глазами демонов и с рыжими бородами, похожих на обезьян».

Видимо, на китайцев производили сильное впечатление и светлые глаза без третьего века, и непривычные для китайцев волосатые тела.

Даже в начале XX века белых в Китае называли «заморские черти». Само название Китая — Чжунго — в переводе означает «Срединное царство». Или «Срединное государство». Так сказать, центр мироздания. Вверху — небо. Внизу — земля. Между ними — избранная земля — Китай. До падения династии Цин в 1911 году дипломатические подарки иностранных государств официально регистрировались как «дань». Дикие заморские варвары шлют дань в знак признания Китая центром Вселенной.

В конце XVIII века француз Жорж Кювье создал свою классификацию животного мира. Не обошел он и человека…

Кювье всерьез писал, что желтая раса ленива и склонна к неге.

Она управляется деспотией. Черная раса невежественна и непредусмотрительна, не способна к созданию цивилизации и управляется племенными вождями. Вот европеец — белая раса — активен, трудолюбив и предприимчив, а управляется законами.

Древние китайцы не согласились бы с Кювье в том, какая раса «хорошая», а какая «плохая», но сам дух его рассуждений был бы им близок и понятен.

А в США в 1921 году прошел Всемирный конгресс по евгенике — науке об улучшении человеческого естества. На этом конгрессе Жорж Ваше де Лапуж, создатель науки антропосоциологии, рекомендовал принять некоторые меры, чтобы заменить «низшие» расы колониальных стран на «высшую» расу европейцев. В числе этих мер — категорическое недопущение «низших» рас к образованию.

Все сами о себе

Существуют две вещи, которые делают слугу несовершенным, и эти вещи — богатство и почет. Если человек остается в стесненных обстоятельствах, он не будет испорчен.

Ямомото Цунэгомо «Хагакурэ, или Сокрытое в листве», XVIII в.

То же самое с «загадочной русской душой». Что, собственно, в нашей русской душе такого уж непостижимого? На этот вопрос непросто ответить. Собственно говоря, на него никто никогда и не отвечал.

Немецкие интеллигенты очень веселятся, когда в их компании заходит речь о «загадочной русской душе». Дело в том, что себя немцы тоже считают весьма загадочным народом. Это настолько заметная часть немецкой ментальности, что ее обсуждают не только в специальной литературе для историков и этнографов, но и описывают в путеводителях.

«Немцы жаждут понимания и любви со стороны других, но втайне испытывают гордость от того, что их желание неосуществимо. И в самом деле, как может кто-то, кроме них самих, понять такой сложный, глубоко чувствующий народ? …Добродетельный немец… в душе гордится своей непонятностью».

Чем эта претензия на загадочность отличается от русской, я постигнуть не в силах. И точно так же, как русские, немцы не могут толком объяснить, в чем же проявляется загадочность немецкой души.

В современной Германии любители немецкой «особости» хотя бы остаются в рамках приличия. А при нацистах мистические рассуждения о таинственной душе арийца и не только физиологических, но и нравственных особенностях нордической расы были попросту частью официальной политики.

Гитлеровский пропагандистский плакат, выпущенный для Дании.

Нацисты считали датчан в принципе арийцами, говорящими на испорченном немецком, и предлагали вспомнить об общих белокурых предках.

Это изучали в начальной школе, отмечали в характеристиках и прочих официальных документах. Быть немного загадочным и непостижимым, особенно для «низших рас» и «недочеловеков», было для стойких нордических «арийцев» делом принципа.

Между прочим, и англосаксы — тоже очень загадочный народ. У Джека Лондона во многих рассказах прямо сказано: «белые люди» совершенно непостижимы.

Находится много «объяснений» особости граждан США.

Первое: загадочность американцев проистекает из пространственно-временных посылок. От специфики и последствий быстрого освоения нового материка — грандиозной задачи, за которую ни один европейский народ никогда не брался. Куда им, развращенным и слабым европейцам! Только такие чудо-богатыри, как американцы, все могут.

Страницы: «« ... 56789101112 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Клэр Харт-Матиас гордится тем, что у нее было прекрасное детство. Но после того, как на ее глазах не...
Книга посвящена современной геополитике. В ней дается исторический очерк данной науки, раскрываются ...
В пособии раскрываются основные категории, процессы и закономерности развития современного публичног...
Перед вами краткое руководство по преображению жизни с помощью позитивного мышления и фэншуй, основа...
Перед вами краткое руководство по прекрасному преображению жизни с помощью позитивного мышления и фэ...
Эта книга – сборник рассказов известной православной писательницы монахини Евфимии. Эти истории не п...