Скелеты из шкафа русской истории Мединский Владимир

От Хингана до Пярну

Все сущее познается сравнением с себе подобным.

Аристотель «Об элементах»

До какой степени все национальные беды ассоциируются у нас самих с пьянством, иллюстрирует незабвенная «антиалкогольная кампания» 1985–86 годов. Тогда заботливый генсек Горбачев предложил гражданам свой радикальный вариант оздоровления общества: искоренить пьянство, для чего ввести мягкий вариант «сухого закона», прекратить производство вина и вырубить виноградники.

Практическая реализация проекта стала явлением настолько ярким и ошеломляющим, что круги по воде расходятся до сих пор.

М. С. Горбачев — Президент СССР.

Первый и, к сожалению, последний.

Никогда не забуду, как в 1988 году проходил практику после первого курса журфака МГИМО в качестве корреспондента районной газеты «Забайкалец». Дело было это в Читинской области, в городе Забайкальске, стоящем прямо на советской границе.

Газета была, как полагается районке, «органом районного комитета КПСС и районного Совета народных депутатов», редакция располагалась в одном из немногих в Забайкальске 2-этажном каменном доме в двух минутах ходьбы от райкома и райисполкома и в пятнадцати — от погранзаставы № 16 Хинганского погранотряда Забайкальского погранвоенокруга.

Кстати, то, что я сейчас написал, в 1988 году считалось страшной военной тайной: само упоминание слов «застава» и «погранотряд» приравнивалось к «разглашению засекреченной структуры погранвойск КГБ СССР» и никогда не могло появиться ни в одном материале на страницах местной прессы. Сейчас трудно в это поверить, но на столе у главреда, опытного и мастеровитого журналиста, всегда лежала книжица, не знаю, кем изданная, в которой содержался «полный перечень терминов, обозначений и выражений военно-технического и организационного характера», недопустимых для публикации в печатных СМИ приграничных районов «особого контроля». Поэтому, например, когда я готовил репортажи о товарищеском турнире пограничников по волейболу, это выглядело, в соответствии с рекомендациями сей книжицы, так: «Пограничники НАШЕГО РАЙОНА в полуфинале обыграли всухую пограничников СОСЕДНЕГО РАЙОНА и завтра в финальном матче, на заводском стадионе, встретятся с другой командой воинов-пограничников тоже из НАШЕГО РАЙОНА».

В общем, предполагалось, видимо, что все жители Забайкалья, уподобившись тем восточным обезьянкам, которые «ничего не видят, ничего не слышат и ничего никому не говорят», искренне не подозревали, что прямо у них под окнами проходит граница с Китаем. Еще много забавного можно было бы написать о славном городе Забайкальске, чей рассвет пришелся на времена, когда были «русский с китайцем братья навек», но в 1988 году городишко пребывал довольно в запущенном состоянии.

Но особенно жестоко ударила тогда по местному населению горбачевская «антиалкогольная кампания». В редакции мне поручили написать большой материал о борьбе местной милиции с расцветшим в то время самогоноварением. О Боже! Чего только не пришлось повидать, поездив несколько дней с милицейским нарядом по местным «притонам» самогонщиков. Пили все: розовую воду, тормозную жидкость, просто фруктовую брагу, в которую «на глазок» «для эффекта» доливали технический спирт, ацетон и жидкость от тараканов. Но самое неизгладимое впечатление оставили огромные 20-литровые бутыли, где гнали спиртное из «прошлогодних помидоров». Жаль, что с нами не ездил тогда дорогой Михаил Сергеевич, приобретший в то время в народе несмываемое прозвище «минеральный секретарь»! Горбачев многое успел: затеял перестройку и glasnost, вел активную международную политику, отсиживался в Форосе в дни ГКЧП. Но война с зеленым змием в памяти народной, пожалуй, перевесила все упомянутые деяния. Наступил-таки на больную мозоль.

Откуда же вера в то, что основная проблема Руси — именно повальное пьянство? Такая сильная вера, что Горбачеву искренне казалось: «вытрезви» страну — и все получится.

Как-то постепенно, исподволь укоренилась в общественном сознании идея традиционного российского пьянства. Эдакая историческая национальная особенность, отличительная черта, умилительная, как матрешка: «Россия — водка, валенки, Сибирь!» Удивительное это дело — процесс маркировки и раздачи ярлыков. Отчего те или иные черты и отметины остаются на народном лице, наследуются поколениями как данность? Чем, как говорится, обязаны? Крайне занимателен этот процесс, если задуматься и осмыслить! Знаменитые пивные фестивали наших тевтонских соседей, большие кружки и характерные животы (чехи умилительно называют эту черту своей мужской конституции «-bniubko» — «пивное брюшко», но при этом пьяницами себя, как и немцы, не считают) не сделали немцев, по общему мнению, закоренелыми пьяницами. Напротив, в этом народе отмечается педантичность, деловое усердие, умеренность и аккуратность.

В 1960-е годы в Финляндии пытались ввести «сухой закон».

И результат? «Горячие финские парни» регулярно посещали город трех революций. Целые караваны автобусов привозили финских паломников в Ленинград, но отнюдь не на экскурсии в Эрмитаж или в другие музеи. Финны приезжали пить «Московскую» и «Столичную», показывая в этом деле такое мастерство и неуемность, что бывалые ленинградские выпивохи уважительно снимали кепочки.

Более того. Отдельные, особо дружелюбные советские люди встречали страждущих прямо у пограничного контроля и на трассе на Выборг. Ведь финны готовы были платить валютой. Хоть своими марками, хоть долларами! Так что не всякая «финская птица» добиралась в здравом уме и твердой памяти до Северной Пальмиры, не всякая…

И вели себя финны так активно, до такой степени орали и сквернословили, что возмущенные горожане требовали принять меры: наши «отечественные» пьяницы выглядели тише и спокойнее.

Удалось ли финнам за годы трудов неправедных убедить мир, что именно они и есть алкогольные чемпионы? Куда там! Так и остались в общем представлении флегматичными, трудолюбивыми и основательными: телефоны Nokia — самые надежные «Нокии» в мире.

Предвзятость постоянно дает о себе знать. В качестве иллюстрации небольшой сюжет. Побережье Эстонии, маленький курортный городок Пярну. Лето. В местном парке под кустами, на некотором расстоянии друг от друга среди бела дня лежат два очень пьяных человека. Эстонцы проходят мимо, многие — с комментариями. Под один куст говорят снисходительно и с симпатией: «Турмалайнен отдыхает!» Под другой — брезгливо и раздраженно: «Русская свинья валяется!» Каким острым «национальным» зрением надо было обладать, чтобы отличить одного выпивоху от другого! Хотя когда в 2001 году 68 жителей Пярнуского уезда умерли от употребления фальсифицированной водки, оказалось, что русских и эстонцев среди них как раз поровну.

Но это «Русская свинья валяется!» — привет нам через века от старых и глубоко укоренившихся мифов.

Что доказал и чего не доказал Вильям Похлебкин

Миф этот оказался очень дорог для некоторых читателей, ибо, как выясниось, поддерживается авторитетом известного и по заслугам любимого исследователя — Вильяма Васильевича Похлебкина.

А миф такой: якобы Похлебкин доказал в международном суде, что водку изобрели русские.

В интернете ведется активная полемика вокруг «открытия» Похлебкина. Большинство ликует: ура! Вильям Васильевич утвердил русский приоритет.

Водка — наша!!! Знай наших, мы ее придумали! Мы — породили! Пусть она нас и убьет, зато не так обидно… Общая тональность сих поэтических высказываний о водке примерно такая: «не может такого быть, чтобы эту чистую, как слеза, водку придумали какие-то итальянцы или полячишки.

Кишка тонка. Только на Святой Руси с ее трескучими морозами, с ее необъятными просторами и тысячеверстными трактами, с широтой русской души мог возникнуть этот божественный напиток, способный мертвого поставить на ноги. Россия без водки — это не Россия. Не может такого быть. Нет, не может».

В этой связи моя позиция выглядит какой-то… недостаточно патриотичной, как бы лишающей Россию одного из ее важных приоритетов. Рассказываю, понимаешь, что виноградный спирт, «аквавита» (вода жизни), завезен к нам с Запада. Что это вовсе даже не наше изобретение! Нехорошо-с… Но давайте внесем ясность в вопрос: что же вообще доказал, а чего не доказал всеми нами уважаемый и любимый Вильям Васильевич? Во-первых, никакой международный суд никогда не выяснял, кто изобрел водку. Речь вообще не шла о приоритетах в изобретательстве, если так можно выразиться. Предмет разборок был «чисто» коммерческий. Поляки решили доказать свое право на бренд. На торговую марку.

В 1978 году правительство Польши обратилось в международный арбитражный суд с требованием признать за ней исключительное право на название «водка». Запрашивалось это на том основании, что якобы на бывших территориях Королевства Польского (Польская республика считает себя его правопреемником), Великого Княжества Литовского и Русского (и его правопреемником заодно — тоже? ха-ха) и Речи Посполитой (ну и ее, конечно, наследницей, само собой) водка начала производиться раньше, чем в Московии.

Выдвигалось требование, чтобы исключительное право продавать и рекламировать на внешних рынках под именем «водка» свой товар получила Польша, производящая «Водку выборову» («Wodka wyborowa»).

Все иные производители водки в мире должны были бы искать для своей продукции другое название или платить Польше за использование торговой марки.

Причина этого не особо корректного иска проста: стараниями «Пепси-колы», официального дистрибьютора в те застойные годы «Столичной», русская водка заняла неплохую нишу на американском рынке. Стоила она немало, помню сам: в среднем вашингтонском магазинчике литровая бутыль «Столичной» — 20 долларов США. Для сравнения в нашем посольском магазинчике в том же Вашингтоне, кажется, 3 с половиной. Это в 1991 году, еще при СССР.

Кроме того, наш Минвнешторг, почувствовав тенденцию, начал поставлять в США и другие сорта водки: «Московская особая», «Русская», «Лимонная», «Посольская». Все эти бренды приносили в Союз свободно конвертируемую валюту. Причем в большом количестве.

Думаю, не надо объяснять, насколько это лучше — продавать близкую к «0» по себестоимости госмонопольную водку, чьи природные запасы бесконечны как лента Мебиуса, а заодно спаивать потенциального противника — американцев, чем торговать лесом, нефтью и газом.

Успех внешнеторговой «водочной» деятельности СССР и спровоцировал правительство Польской Народной Республики на попытку перетянуть одеяло на себя.

Международный арбитражный суд выяснял, имеют ли Польша или СССР исключительное право на использование слова «водка». И только.

Далее. Подготовка к Арбитражному суду показала: в российских архивах нет документальных подтверждений точной даты начала производства русской водки. Более того — не существует сколько-нибудь серьезной литературы по истории отечественного винокурения.

«Союзплодоимпорт» (внешнеторговое госпредприятие в рамках Минвнешторга, формально обладавшее правами на торговую марку советских «экспортных» водок) обратился и в Институт истории Академии наук СССР, и во Всесоюзный НИИ Главспирта Минпищепрома СССР, но руководители обоих институтов просто отказались от участия в работе, сославшись на отсутствие специалистов нужного профиля. Тут на помощь и пришел известный кулинар и знаток русской кухни Похлебкин.

Кстати, давно уже установлены точные даты начала производства крепких напитков на Западе. Известно, что коньяк во Франции начали делать в 1334 году, английский джин и английский виски в 1485-м, шотландский виски в 1490–1494 годах, немецкий брантвайн (шнапс) — с 1520 по 1522 год.

Выводы? Наши предки почему-то мало заботились о своем приоритете в алкогольных делах. Все «доказательства» Похлебкина очень сомнительные и косвенные. Ученые называют такие доказательства «плюс-минус лапоть».

Похлебкин, как и подобает энергичному, умному и хорошо оплаченному эксперту, взявшись за госзаказ, истолковывает в нужном ему направлении ЛЮБЫЕ сведения. Лишь бы получалось, что водку на Руси гнали и пили испокон веков. Он использует даже историю употребления слова «водка». Хотя знает наверняка, что слово «водка», «маленькая вода», местами применялось и для самой обычной воды, той, которая из речки… В любом случае, применение этого слова, соответственно, ничего не доказывает.

Похлебкин начинает с того, что в 1386 году генуэзское посольство, следовавшее из Крыма в Литву, привезло с собой на Русь «аква виту», изобретенную европейскими алхимиками. Это был чистый виноградный спирт. Русский царский двор действительно ознакомился с этим экзотическим напитком, подумал и решил, что применять его можно… только как лекарство и только разбавленное водой!

Но раз так — вот он, толчок к созданию genuine Russian vodka.

Далее… В начале XV века на Руси перешли на трехполье… Значит, появился избыток зерна. Значит, часть зерна могли перегонять на спирт! Правда, никаких сведений о перегонке зерна на спирт в те годы нет. А виноградный спирт, завезенный генуэзцами, оставался заморской диковинкой и в Московии тогда не прижился. Но Похлебкин честно выполняет задание, данное ему партией и Министерством внешней торговли. Сказали доказать, что на Руси с древности гнали самогон, — он и доказывает.

К концу XV века происходит рост экономики Московии, и правительство отказывается от услуг иностранных купцов и посредников как на внутреннем, так и на внешнем рынке. Почему? С точки зрения Похлебкина — потому, что теперь водка играет роль «жидкой валюты». Где тут логика, не очень понятно, но у Похлебкина — именно так.

Дальше — больше. Почему-то Похлебкин считает, что на церковные праздники пили в основном пиво. Не иначе слетал в XV век на «машине времени».

Еще он думает, что «пивное» пьянство способствовало распространению эпидемий. Он даже знает, чем тогда болели! В летописях пишут несколько неопределенно: мор. Это могла быть и чума, и оспа, и холера… Но Похлебкин уверен: мор — это грипп. Далее, по его мнению, водка — мощное противовирусное лекарство. Пить пиво — значит распространять болезнь (хотя если каждый пьет из своей кружки — то с какой стати?). А пить водку — наоборот, не допускать инфекцию в свой организм (вывод спорный, чистый алкоголь наносит мощнейший удар по иммунной системе, а если к тому же пить из общей посуды, то пей хоть медицинский спирт, многие инфекции все равно передадутся).

В те годы на Западе Руси, в Новгороде и Пскове нередко свирепствовал мор… Но, по Похлебкину, это был грипп. А почему? Потому что пили много пива, а водку — не пили.

В то же время эпидемии не вспыхивали в Москве. Из этого факта Похлебкин делает вывод, что уже тогда в Москве была известна и популярна водка. Ее-то, любимую, и потребляли заместо всех лекарств. В летописях, кстати, упоминается «горячее вино». Сразу видно Похлебкину — это водка! Почему, правда, не глинтвейн? В общем, из всего этого следует вывод: место создания водки — Москва.

Время — первая половина XV века… Сила аргументации Похлебкина просто обезоруживает.

Читая Похлебкина, иные «патриоты» пошли еще дальше. Действительно, XV век — ну что это за срок для старинного русского самогоноварения?! В интернете мне довелось обнаружить, например, такое «доказательство» того, что на Руси хлестали водку с куда более древних времен… В одной новгородской берестяной грамоте, датированной XIII веком, доверенный человек боярина отправляется в его вотчины с инспекционной поездкой. Среди всего прочего он пишет своему господину: «Аже водя по 3 рубля прода».

О чем речь? Скорее всего, о хорошем колодце с вкусной родниковой водой. Или о том, что жители вотчин боярина должны были платить за пользование некими «чужими» водами (не только чтобы пить воду, но и рыбу ловить, например, или на лодках плавать).

Но это короткое сообщение блоггеры трактуют по-своему, в алкогольном направлении. Словом «водя», по мнению иных любителей национального напитка, могла называться только… водка. Вот опираясь на какую «аргументацию», делаются выводы, и очень далеко идущие, о генетической, тысячелетней предрасположенности русских к пьянству.

Наконец, что же решил Международный арбитражный суд в Гааге в 1982 году? Только одно — он оставил иск поляков без удовлетворения. То есть счел, что Польша не доказала свое исключительное право монопольно обладать брендом «водка». Могу себе представить аргументы поляков, если даже выводы, сделанные Вильямом Похлебкиным, они не смогли опровергнуть! Международный арбитражный суд закрепил за СССР право продажи водки за рубежом как русского оригинального напитка и исключительное право на ее рекламу под слоганом Only Vodka from Russia is Genuine Russian Vodka.

Итак. «Наезды» поляков на «нашу» водку были признаны неосновательными, но и пользоваться брендом им тоже никто не запретил. Впрочем, СССР не подавал встречный иск, требуя отнять бренд «WODKA» у наших братьев по Варшавскому Договору. Благородные мы… Brothers in arms…

«Три поляка, грузин и собака» — так, кажется, назывался в народе шедший в те годы на нашем ТВ сверхпопулярный сериал — «Четыре танкиста и собака», кто забыл. Забавно, кстати, фамилия киногероя красавца грузина в экипаже польской Т-34-ки… Саакашвили.

Но самое, самое главное… Допустим, и правда доказал бы В. В. Похлебкин, что водку якобы изобрели на Руси… И что? Что это доказывало бы? Да совершенно ничего! Ни один мой аргумент это не ставит под сомнение. Ни одно из положений книги не пришлось бы изменить.

Ни того, что в целом крепкие напитки изобретены не на Руси.

Ни того, что массово использовать эти крепкие напитки начали у нас позже, чем в Европе.

Ни того, что на Руси ВСЕГДА раньше, до второй половины XX века, пили не БОЛЬШЕ, а МЕНЬШЕ, чем в других странах.

В XVIII веке по количеству потребляемого алкоголя лидировали англичане. Потом, в XIX веке, лидерами стали немцы. В начале XX века желтая майка лидера по потреблению алкоголя перешла к Франции. Россия в 1913 году была на 18 (!) месте в мире (это — где велся учет, считай — в Европе плюс США) по количеству потребленного чистого алкоголя почти в 7 раз уступая прекрасной Франции. Притом отмечу, государств тогда в Европе было куда меньше, чем сейчас. Так что 18 место — это где-то в самом конце, примерно предпоследнее.

Потом пальма первенства сместилась в Северную Европу и обратно — в Англию, от которой мы отстаем в потреблении алкоголя даже сейчас, после неуклонного нарастания пьянства в СССР начиная с 1945-го.

И даже сегодня, после алкогольной катастрофы, обрушившейся на нашу многострадальную саморазвалившуюся страну в 90-е годы и не отпускающей нас из своих смертельных объятий по сей день, мы все равно не самые пьющие в мире.

Так что даже тем, кто верит, будто мы изобрели водку, придется признать — все равно большую часть нашей истории мы использовали «свое изобретение» слабо. Бог даст, наконец заработают в нас настоящие русские гены — не гены склонности к выпивке и тунеядству, а истинные: староросского мужества и северной неприхотливости, мужицкой упертости и лихой предприимчивости, и тогда — ничего, выкарабкаемся.

Победим и алкогольную болезнь. Переборем себя. Не впервой.

Менделеев водку не изобретал

Еще одно измышление В. В. Похлебкина, с радостью подхваченное PR-специалистами всех водочных компаний России: Менделеев — изобретатель настоящей, «правильной», истинно русской 40-градусной водки.

Якобы раньше на Руси пили всякую дрянь, и только Дмитрий Иванович, как истинно гениальный ученый-химик, смог вывести «правильную формулу» и разработать «оптимальное соотношение» воды и спирта в этом замечательном напитке. До него якобы смешивали воду и спирт по объему, а надо-то по весу! Менделеев показал, «как надо», и в результате после него и появилась на радость и утеху русскому человеку классическая русская водка в 40 градусов.

Сразу отмечу, что в этом месте уважаемый Похлебкин и иные «квасные», пардон, «водочные» патриоты вступают в противоречие с самими собой: ибо одновременно же они пылко доказывают, что изобрели водку у нас еще в самые старомосковские времена, а довели до привычного стандарта монахи Чудова монастыря в середине XV века.

Попробуем разобраться. Вообще, весьма странно взывать к авторитету Менделеева в уточнении «градусности» большинства водок. Дело в том, что во всех регионах мира крепкие напитки почему-то приведены к единому стандарту: 40–45 % содержания чистого алкоголя. Таковы и коньяк, и виски, и бренди, и арманьяк, и текила. Их что, тоже Менделеев изобрел?

Но начнем с главного — а есть ли вообще в трудах Д. И. Менделеева хоть одно упоминание водки? А вот и нет! Да, Менделеев экспериментировал с растворами. Соединения спиртов с водой были ему интересны по двум причинам. Одна состоит в том, что даже небольшое изменение объемов или весовых соотношений спирта и воды дает, по существу, другой раствор с иными химическими качествами.

В своей работе «Рассуждение о соединении спирта с водою» Дмитрий Иванович искал не вкусовых ощущений и последствий «воздействия правильной водки на организм»… Ибо Менделеев был именно величайшим русским ученым-химиком, но не шеф-поваром, не барменом — специалистом по коктейлям, а тем более — специалистом по лечению похмельного синдрома.

Он изучал именно физические и химические свойства растворов, притом пользовался готовыми данными англичанина Джона Гильпина (1792) и француза Жозефа Гей-Люссака (1824). Менделеев честно, как и подобает серьезному ученому, сослался на них обоих: «Я ограничился немногими определениями по той причине, что данные Гильпина в этом пространстве должны иметь меньшую погрешность».

Никаких вкусовых различий этих растворов Менделеев не искал, да их, в общем-то, и не существует. Ученый приводит многочисленные графики и таблицы, наглядно демонстрирующие, что в интервале концентраций от 17,6 до 46 % (по весу) никаких особенных изменений свойств растворов не наблюдается.

Так была ли у исследования практическая цель? Самое интересное, что да. Менделеев действительно преследовал некие прикладные цели, но никак не улучшения вкуса водки.

Кстати, его предшественник Гильпин тоже был не голым кабинетным теоретиком, он искал лучшие способы установить налоги на винокуренное производство. Его живо волновало, как правительственный чиновник может определить, сколько в продаваемой жидкости алкоголя, и с какого количества спирта брать налог.

Что же интересовало Менделеева? Ларчик открывается просто.

Спирты и их растворы испокон веков использовались для просушивания порохов. Убежденный патриот Российской империи, Дмитрий Иванович радел о производстве пороха, а не водяры… И пришел к выводу, что 40 % — идеальный раствор для некоторых военно-технических технологий.

Нормативная крепость водки в 40 % была установлена правительством России, тоже исходя не из вкусовых ощущений.

Эти 40 % стали стандартом ОДНОГО ИЗ СОРТОВ водки. Вовсе не единого и не образцового. У водок, находившихся в продаже в России в конце XIX века, была РАЗНАЯ крепость. «Полугар» — крепостью 38 % по объему, пенное вино — 44,25 % и двойной спирт — 74,72 %.

Похлебкин считает, что Д. И. Менделеев решительно отвергал все эти искусственные наименования и настаивал на введении единого официального названия — «водка», как наиболее полно отражающее характер напитка и одновременно являющееся наиболее национальным русским названием.

А это утверждение — и вовсе из области ненаучной фантастики.

Во-первых, и «полугар», и «пенное», чуть позже знаменитая водка «СмирновЪ», которая на этикетке вообще называлась «Столовое вино № 21» — такие же обычные названия, как и водка. Перестарался Вильям Васильевич в раже полемики с поляками.

А во-вторых, сам Менделеев водку не пил, предпочитая хорошее виноградное вино. Никаких надежд на продажу водки как на источник государственных доходов не возлагал. Вот его мнение: «Неужели, в самом деле, положение наше таково, что в кабаке, казенном или частном, должно видеть спасение для экономического быта народа, т. е. России, и в водке, да в способах ее потребления искать исхода для улучшения современного состояния дел народных и государственных?» Так писал Менделеев в 1883 году. Из 130 полученных им дипломов за различные изобретения — ни одного за водку. Вот за производство мягкого сыра диплом есть! Потому что, если Дмитрий Иванович и производил что-то в своем имении, — так это сыр.

Но, конечно, Менделеев-сыровар — это неинтересно.

Как и Менделеев-патриот. Тоже неинтересно. Да, он был активнейшим членом Союза русского народа… Но это же почти неприлично! Черносотенец, вы только подумайте! Почти антисемит! А еще интеллигентный человек! Талантливый человек действительно талантлив во всем, и Менделеев — не исключение, это была яркая и многогранная личность.

Природа отпустила ему столько дарований, что хватило бы на пятерых. Любил он, например, мастерить чемоданы. Раз знакомые застали его, когда Дмитрий Иванович нырял в некую чемоданную лавку с двумя готовыми чемоданами. Вышел сопровождаемый уважительно кланявшимся приказчиком… Его друзья подходят к приказчику: — Вы хоть знаете, кто этот господин?! — Как не знать-с!!! Очень большой человек. Известный чемоданных дел мастер, господин Менделеев!

Но и Менделеев, тратящий свободное время на чемоданы, — это что… Лучше бы водку хлестал.

Увы, Менделеев — консерватор и патриот России — не тема мифологии «Краткого курса истории ВКП(б)», да и для современных водочных пиарщиков — как-то неприбыльно… Подумаешь, сидит такой трезвый, скучный, в чистой рубашке, думает, пишет, ставит тысячи и тысячи опытов в лаборатории… Скукотища.

Опять же скучнейшие размышления, например над Периодической системой элементов! «Я над ней, может быть, двадцать лет думал… А вы думаете: сидел и вдруг… готово». Не тот типаж. Так продажи водки не поднимешь.

Только такая вот мысль появляется: может, нетрезвая публика все же отцепится от Менделеева? Найдет другую кандидатуру в ученые самогонщики № 1? Только Дмитрия Ивановича Менделеева, наш великий русский ум и великий дух, гордость русской истории, величайшего ученого-систематизатора, сровни Ньютону в физике, Аристотелю, Линнею и Дарвину одновременно в биологии, оставьте, Бога ради, в покое.

Не трогайте его своими потными, проспиртованными, немытыми лапками.

Приключения водки на Руси

В XV веке генуэзские купцы впервые привозят виноградный спирт (аква виту) в Россию и удивляются более чем нейтральному отношению московитов к популярнейшему в Европе напитку.

Чужеземную диковину признали неприятно крепкой и возможной для употребления лишь как лекарство, причем желательно разбавленным водой.

По некоторым источникам, 1428 год — первое упоминание о презентации водки генуэзскими купцами в России. Ее тогда действительно запретили, и появилась она в массовой продаже более чем через сто лет, когда по распоряжению Ивана Грозного были открыты первые царевы кабаки. Важно отметить, что водка того времени была более слабым напитком, чем сейчас.

Настырные иностранцы не оставляют попыток и вновь привозят водку в Московию почти через полвека, ко двору Василия II. Но вновь русские оценили напиток лишь как небесполезное с медицинской точки зрения изобретение.

Очевидно, что вопросы дегустации экзотических напитков занимали страну в последнюю очередь. Полтора столетия с начала ввоза в Россию спирта и столетие со времени изобретения его перегонки из хлебного сырья упоминаний о пьянстве на Руси не было, хотя спирт из отечественного (ржаного) сырья впервые на Руси все же выгнали где-то в середине XV века по причине истощения лесного меда. До этого времени национальными напитками были медовуха и хмельной квас (пиво).

Кстати, знакомство с медами производило неизменно сильное впечатление на иностранцев, заставляя их строить заведомо нереализуемые проекты по производству медов на Западе. В сочинениях иностранных наблюдателей сохранились скрупулезно записанные рецепты изготовления медовухи.

«Русским за исключением нескольких дней в году запрещено пить мед и пиво», — говорил Герберштейн (1517–27 гг.). «В Московии же нигде нет кабаков», — утверждал Михалон Литвин (1550 г.).

Вы подумайте только — нет кабаков! Вот вам и европейские чемпионы по пьянству. И выпивать дозволяется лишь несколько раз в год. Но при этом именно Герберштейн может считаться заложившим основы — основоположником! — постоянных заблуждений о России. Трезвые люди ему в глаза почему-то не бросались (впрочем, ясно почему — они работали), обе миссии Герберштейна в Московию оказались неудачными, он немного знал по-русски, а потому считал себя выдающимся экспертом. В общем, психологический фон, на котором взращивался этот миф, вполне очевиден. А с учетом того, что по своему дипломатическому статусу наш Сигизмунд проводил изрядное количество времени на приемах — пирах и, обладая несомненным литературным даром, писал о том, что хорошо знал, его яркие описания русского разгула врезались в память Европы.

«Подают разные напитки: мальвазию, греческое вино и разные меды». «Стараются о том, чтобы сделать послов пьяными». «Принесли водку, которую они всегда пьют в начале обеда». «На другой повозке — три сорта хорошего меда и два сорта пива» (это о снабжении посольства, взятого на довольствие русским правительством). «Пьют же таким образом…» Подобными фразами испещрена вся его «Московия».

В этом контексте как-то теряется то, о чем Герберштейн тоже честно говорит: «Все дела они заканчивают до обеда; так что если идут переговоры о серьезном деле, то они не едят зачастую целый день, а расходятся только тогда, когда зрело все обсудят и решат, и расходятся только ночью». Не то что не пьют, а даже не едят! Без всяких кофе-брейков — пока дела не сделают. Но ангажированный европейский читатель выхватывал из популярной книжки — а «Московия» была бестселлером середины XVI столетия — не эти крупицы истины, а скандальные детали.

Тогда же, с XVI века, в России стало распространяться привозимое из Европы хлебное вино (как тогда называли водку). При царе Иване III (1440–1505 гг., правил с 1462 года) право изготовлять алкогольные напитки принадлежало казне, которая организовала новые питейные учреждения — корчмы. Содержание корчмы являлось способом вознаграждения царских вельмож, назначавшихся в города в качестве воевод «в кормление с корчмами». С этого и зародилось на Руси пьянство. Получается, спаивать народ начало собственное правительство.

Иконописный портрет Ивана IV. XVI в.

Один из самых сложных персонажей российской истории.

Позже Иван Грозный взамен древнерусской корчмы учредил для опричников на Балчуге особый питейный дом — кабак, где они могли и сами пить, и продавать водку населению. «Кабак» — слово татарское; в отличие от татарских постоялых дворов в кабаках продавались лишь крепкие алкогольные напитки. Кабаки также содержались «на вере», то есть управлялись казной или отдавались на откуп «как государевой казне прибыльнее». В основном кабаками могли в то время владеть бояре. Были известны кабаки Макарьевского монастыря в Нижнем Новгороде, где «скоморохи, медведи, пляски и всякие бесовские игры чинились».

Распространение кабаков вначале вызывало жалобы духовенства и народа, а иногда они даже уничтожались. Так, например, известно из летописей, что сын Грозного Царь Федор Иванович (Иоаннович) (1557–98 гг.), последний (с 1584 г.) из Рюриковичей, который вопреки мифам отнюдь не был ни больным, ни слабоумным, закрыл кабак в Нижнем Новгороде (заметим, кабак некоторое время был один (!) на большой город). Но постепенно к кабакам все-таки привыкли.

Распространение пьянства в народе вынуждало иногда правительство предпринимать меры, чтобы положить ему предел.

При Алексее Михайловиче (1629–76 гг., царь с 1645 г., отец Петра I) кабаки были переименованы в кружечные дворы, и было решено снова ограничить число питейных заведений по одному на город. С одновременным резким ограничением продажи водки населению — одна чарка (143,5 г) водки в руки. Особо не разгуляешься…

И в XVII веке на Руси пили много меньше, чем в Европе.

Лояльное пьянство Европы

Если правительство ограничивает пьянство непоследовательно, так ведь оно и спаивает народ непоследовательно. И уж конечно, никакой пропаганды пьянства, никаких потуг связать лояльность власти и привычку пить водку. А в Британии было именно так.

В 1649 году казнили короля Карла I. К власти пришли радикальные протестанты — пуритане. Их лидер, Оливер Кромвель, попытался обуздать пьянство, и английских пьяниц стали наказывать жестокой поркой.

Злые языки говорили, что именно гонения на алкоголь привели назад к власти роялистов — сторонников короля и свободной продажи спиртного. В 1660 году был коронован Карл II, объявивший длительные возлияния патриотическим долгом каждого англичанина. Пьешь вино? Ты англиканской веры! Ты «свой»! А если не пьешь? Наверное, ты скрытый пуританин! Ты «неправильной» веры и враг короля.

В городах появились лихие банды сторонников короля, которые силой затаскивали прохожих в пабы и заставляли их покупать выпивку. Правители справедливо считали, что чем больше народ пьет, тем меньше хлопот он доставляет властям. А те, кто объявлял себя трезвенником, подлежали аресту как тайные враги монархии и нераскаявшиеся пуритане. Их подвергали жестоким избиениям. В общем, стоило человеку сказать, что у него нет настроения выпить, как его прямо в пабе могли спокойно прикончить.

Современники вспоминали: «В большом употреблении были следующие афиши на пабах: „Простое опьянение — пенс; мертвецкое — два пенса и солома даром“».

«В королевстве пьянство приняло размеры возмутительные — в пабах давка постоянно. Пьянство — это мода, и каждый ей честь оказывает, — непьющий не считается джентльменом». Так писал некий доктор Бартон, которому пьянство народа совершенно не нравилось.

В Лондоне появились целые улицы, где нельзя было встретить ни одного трезвого человека. На знаменитой гравюре Уильяма Хогарта воспроизведена одна из пьяных лондонских улиц того времени, где народ лежит вповалку.

На Руси никогда, ни в один период ее истории, выпивка не была признаком лояльности. На царском пиру не поднять заздравную чашу «во здравие царя и великого князя всея Руси» было бы, конечно, политически некорректно. Но какой процент населения Руси принимал участие в таких пирах? И сколько раз в год они происходили? Самый недооцененный государь в русской истории Иван III, как явствует из источников, вообще, похоже, был поборником трезвости. Сохранился его наказ послам, отправлявшимся в Литву: «А как будете у короля за столом, чтоб между вами все гладко было и пили бы вы бережно, не до пьяна, чтобы вашим небрежением нашему имени бесчестья не было».

Царь явно держал в голове те примеры безобразного поведения, которыми запомнились в Москве западные дипломаты. То литовский посол, напившись, стал докладывать о государственных делах… приставу. То венгерский посол расшибся с пьяных глаз «и не мог быть на другой день выступать с королевскими речами». «Послы, приезжавшие в Москву из других государств, как видно, не получали подобных наказов», — иронизирует по этому поводу С. М. Соловьев.

Три шестьдесят две, далее везде

В 1914 году, в начале Первой мировой войны, был введен запрет на производство спиртных напитков крепостью выше 16 градусов.

Заметьте — запрет! Совершенно оправданная нравственная мера.

Страна в едином (тогда еще) порыве вступает в страшный и кровавый период своей истории. Некоторый аскетизм в общественной жизни более чем уместен. Выпивали в окопах? Дай-то бог! Теряли человеческий облик по тылам? Ни в коем случае. Это впоследствии, благодаря социалистическому кинематографу, сложился образ циничных буржуев-мироедов, которые под скорбные вести с фронтов шли в ресторан, к девочкам, в «нумера». И давай там свинячить! В предчувствии, так сказать, скорого и неотвратимого конца.

Благодаря этому самому кинематографу много исторических искажений стали восприниматься как реальные события прошлого. Не зря товарищ Ленин считал кино важнейшим из искусств.

«И цирк», — привычно добавит доверчивый пользователь интернета.

Но Ленин ничего про цирк своему соратнику не говорил! Как и о «Пока народ безграмотен». Гуляющая по просторам Сети цитата «Пока народ безграмотен, из всех искусств для нас важнейшими являются кино и цирк», — чья-то в меру дурацкая шутка, породившая современный высокотехнологичный миф. Если не лень, можно заглянуть сюда: Ленин В. И. ПСС. Т. 44.

Приход к власти большевиков многое поставил с ног на голову. Но заметим, доставшийся от старой России «сухой закон» они не отменили. Этот «сухой закон» явочным порядком отменяли в деревнях — в годы войны в редкой деревне не гнали самогон. Гнали и в Гражданскую войну, и в нэп.

Пили в СССР, наверное, больше, чем в Российской империи.

Но, во-первых, это касается не только России. Во всех странах есть грустная тенденция — постоянный рост потребления алкоголя. В любой из стран мира в 1940 году выпили больше крепких напитков, чем в пресловутом 1913-м.

Во-вторых, в СССР шла колоссальная ломка привычного уклада, шел грандиозный эксперимент создания нового общества.

Десятки миллионов людей кардинально меняли образ жизни, место жительства, профессии, социальное положение. Ломались стереотипы, трещал по всем швам привычный быт. Это не могло не сопровождаться грандиозными стрессами.

В-третьих, первая половина XX века для России и СССР — эпоха сплошных войн. Из Первой мировой Европа перешла к мирной жизни и краткой эпохе «просперити» — экономического процветания. Россия же — к Гражданской войне. И сразу после нее вынуждена была готовиться к войне все с той же Европой. Мирный быт пришел на нашу землю только после 1945 года, да и то омраченный «холодной войной» и вполне реальной перспективой новой бойни.

В общем, не будет преувеличением упомянуть, что война в России, начавшись в августе 1914 года, по сути, не прекращалась до начала 1970-х годов — начала разрядки.

А с каких же пор во время войн уменьшалось потребление спиртного? В-четвертых, абсолютные цифры свидетельствуют: в России все равно пили меньше, чем в других странах. Рост потребления спиртного был… Это вызывало напряжение в обществе, горячие обсуждения и споры. Но с чем могли сравнивать люди? На что опираться? На наблюдения, что раньше пили меньше, а потом стали пить больше. Значит, мы плохие, мы деградируем, ведем себя неправильно.

Здесь уже сформировавшийся черный миф бил нас по голове: мол, разве не знаете? Пьяницы мы. Такими вот уродились, нигде не пьют больше, чем в России.

А в-пятых, не было в советское время, как и в царское, ни политики спаивания граждан, ни даже безразличия к пьянству.

Часть бюджетов формировалась из «алкогольных» доходов, это факт. Но, как и во времена Алексея Михайловича, наливая «одной рукой», правительство «другой рукой» пыталось ввести этот процесс в какие-то рамки.

Между 1953 и 1985 годами советское общество оставалось довольно стабильным. За это время успело пройти несколько антиалкогольных кампаний, несколько раз взлетали цены на спиртное, изменялись правила его продажи.

Где «Кубанская» водка за 2 рубля 40 копеек пол-литра? Снята с производства в середине шестидесятых. В середине 1970-х годов исчез «напиток богов» за 3 рубля 12 копеек. Водка стала стоить 3 рубля 62 копейки, а все чаще — 4 рубля 12 копеек.

Тогда после очередного «брежневского» повышения цен на водку и появились гениальные народные стишки:

Здесь — тонкий намек на забастовки, организованные профсоюзом «Солидарность» под лидерством Леха Валенсы в Гданьске. Несмотря на то что забастовки докеров были подхвачены предприятиями по всей стране, тогдашнему польскому генсеку Войцеху Ярузельскому удалось, введя ограниченное военное положение, избежать повторения и венгерских 1956 г., и пражских 1968 г. событий.

За что поляки, безусловно, должны сегодня поставить генералу Ярузельскому памятник в центре Варшавы, а не таскать его по судам, оплевывая память о нем и его времени.

Эх, шляхта, где твой разум?! Это не «антипольский» национализм.

Я имею право так, по-родственному покритиковать поляков, как своих дальних предков по отцовской линии.

С 1982 года нельзя стало купить спиртное с 8 часов утра, винные отделы магазинов открывались теперь в 11 часов. Кстати, еще немного о гениальном чувстве самоиронии русского народа. Когда при Юрии Андропове «для усиления трудовой дисциплины» по всей стране спиртное стали продавать с 11.00 (чтобы не пили перед работой) народ тут же окрестил это время «часом волка». Дело не только в волчьем выражении глаз спившегося работяги, которого «от всего коллектива» отправляли к 11 часам занять очередь за бутылочкой «лесоповала». (Для не знающей советских реалий молодежи поясню: так емко называлось в народе омерзительное пойло «Портвейн 777». Не то что человек с ног от бутылки валился — деревья падали…) Дело в Центральном детском театре кукол на Садовом кольце в Москве, точнее в огромных кукольных часах на его фасаде, откуда из специального окошка каждый час под музыкальный бой курантов выпрыгивал какой-нибудь сказочный персонаж.

В 11 часов утра это был серый волк. Видимо, еще тот, который закусил когда-то бабушкой Красной Шапочки?..

Ю. В. Андропов.

Начал «модернизацию социализма» с укрепления трудовой дисциплины и снижения цен на водку.

Полезно, кстати, сравнить экономическую доступность спиртного.

Минимальная официальная цена на бутылку водки с 01.01.2010 — 89 рублей 1/2 литра. (Дай Бог, закон заработает. Хотя и 89 рублей — смехотворная цена за медленное самоубийство народа).

До этого дня в магазинах в открытую продается так называемый «контрафакт» (т. е. водка с неуплаченным акцизом) по цене… 50–60 (!) рублей за бутылку. То есть средний москвич со средней зарплатой (25–30 тыс. руб. в 2009 г.) может купить 500–600 бутылок водки. В СССР в 1980 году он бы купил, исходя из зарплаты 200–250 рублей в месяц, лишь 50–60 бутылок.

То есть дешевая водка в СССР реально стоила в 10 (десять!!!) раз дороже, чем в 2009 году.

В СССР 4 рубля (1 бутылка водки) составляли 2 % средней месячной зарплаты того же москвича. Сегодня одна бутылка — лишь 0,2–0,3 % среднего заработка! Продукт стал, увы, в 10 раз доступнее. Государственные акцизы, призванные регулировать ценообразование «социально опасных товаров», как алкоголь и табак, а также обеспечивать изъятие сверхдоходов частных водочных и табачных фабрик — по-прежнему смехотворны.

Стоимость пакета хорошего молока в магазине стремительно приближается к цене бутылки водки. Стоимость пакета хорошего сока — уже выше! Не хочется переходить на язык Зюганова, но иначе, как свидетельством «преступной политики власти по спаиванию собственного народа», назвать это нельзя никак.

Напомню про проект «народной доступной водки» (по 50 руб.), предлагавшийся некоторыми политиками. «Народная водка» — это уже крайняя степень шизофрении. Сигареты у нас давно народные — САМЫЕ ДЕШЕВЫЕ В МИРЕ. Обкурись не хочу. Даешь еще «народный героин» по 100 руб. за ампулу в аптеке — и все, закрывай такую страну — Россию…

Было, разумеется, всякое. Были «волшебные» квартирки, где можно было купить водку с не очень большой переплатой в любое время суток. Были таксисты, торговавшие водкой везде и всегда.

Был горластый слой «диссидентов», который пьянствовал демонстративно, широко, в знак протеста. В этой компании и Владимир Высоцкий, и уж конечно Веничка Ерофеев с его легендарной, ходившей в списках «поэмой» «Москва-Петушки».

Вопрос «С кем вы, мастера культуры?» вполне приложим к алкогольным привычкам советской творческой интеллигенции. С алкоголем ведь так: пьющему человеку кажется, что его окружают такие же алкоголики, как он сам. Ну, своего рода защитная реакция психики. Ни для кого не было секретом, что самой проспиртованной средой в советское время была именно творческая — актеры, писатели, художники. Ну и журналисты, конечно. Обладатели тонких ранимых натур шли на компромисс с властью, требовавшей полной лояльности, а взамен получали возможность не просыхать. На это-то власть смотрела сквозь пальцы.

А так как представители творческой интеллигенции общались в основном с другими ее представителями, внутри своего узкого элитарного кружка «в ресторанчике ВТО», то и убеждались: ВСЯ страна пьет. «Если народ спивается, писатель не имеет права уклоняться от его судьбы» — эту фразу приписывают тогда еще сильно пившему Василию Белову. Что же говорить о настроениях фигур и фигурок поменьше да помельче?

В результате в отражении советской действительности, которое обеспечивала творческая интеллигенция, тема выпивки всегда доминировала.

Она присутствовала во всех книгах и фильмах с навязчивостью абстинентного синдрома. Партийная цензура в лице редакторов и худсоветов ничего тут не могла поделать, а может, и не особенно хотела. Шел выпуск пара, да и водочные деньги были для не самой эффективной советской экономики ох как не лишними.

Но что было типичнее для советского времени? Кучка ученых маргиналов из столицы? Бродяги, тусующиеся на вокзалах? «Пролетарии», соображающие на троих? Скажу совсем кощунственное: несколько киноперсонажей, которые забухали в бане в канун Нового года так, что посадили спьяну не того приятеля на самолет? Или все же миллионы, десятки миллионов людей, которые пили в целом весьма умеренно, а вот работали достаточно неплохо? Настолько «неплохо», что в Сибири и Казахстане вставали посреди степей и тайги целые города, первым полетел в космос советский человек, а уровень квалификации и образования народа рос буквально на глазах? Но старшее поколение помнит: еще в 1980-е годы мало кто не верил, что пьют в СССР страшно много. Гораздо больше, чем в любой другой стране мира. Массовое убеждение, что надо «что-то делать» со всенародным пьянством, с годами только росло. Откуда же у нас это убеждение? Во-первых, все от той же невозможности сравнивать. В СССР мы видели себя, но не видели других. А жаль! Можно было легко убедиться: мы далеко не самые проблемные.

Во-вторых, главное: сами по себе стоны и плач о масштабах бедствия вовсе не аргумент. Это лишь показатель того, как общество воспринимает проблему. Мы и ужасались масштабами пьянства потому, что не привыкли ни к чему подобному. Поскольку с каждым годом пили пусть ненамного, но больше, это доказывало, как низко мы пали.

Множество людей теряло истинное представление о происходящем. Им искренне начинало казаться, что страна действительно спилась и что «такого нет больше нигде». А ведь миф о русском пьянстве этому самому пьянству и способствует. Раз считается, что все русские пьют — нами самими считается, — то, значит, каждому лично в этом общерусском процессе не участвовать как-то неудобно.