Особенности национального пиара. PRавдивая история Руси от Рюрика до Петра Мединский Владимир

Василий II. Шекспировские страсти.

Действующие лица, они же — исполнители

Если бы мы писали не очередную главу популярного исследования русского PR, а трагедию в духе Шекспира — под вполне шекспировским названием «Василий II», — то начать ее следовало бы с действующих лиц. Чтобы в процессе чтения попросту не запутаться в перечне похожих имен, давно уже подзабытых всеми, кроме профессиональных историков.

Так мы и начнем.

Василий II Темный — великий князь московский (1425-1462, с перерывами). Несколько раз терял престол, а потом был ослеплен Шемякой (1446). После этого и был прозван Темным. В этом прозвище слышна трагичность и уважительность. Народ видел в нем законного государя.

Софья Витовтовна — его мать. Литовка по национальности. Решительная женщина.

Юрий Галицкий — великий князь Московский (1433-1434), дядя Василия II.

Василий Косой — великий князь Московский (1434, один месяц), сын Юрия Галицкого, соответственно, двоюродный братец Василия II. Был ослеплен Василием II (1436), за что и получил свое несимпатичное прозвище. Народ его не любил.

Дмитрий Шемяка — великий князь Московский (1446-1447), тоже сын Юрия Галицкого. Ослепил в отместку за брата самого Василия II. Был отравлен.

Круг замкнулся. Ослепления, отравления. Достаточно мрачно. Но начиналось все с отчасти комического эпизода. Шекспир любил вставлять такие интермедии в свои трагедии. К сожалению, русская история не была ему знакома, а то бы вместо «Короля Лира» ходили бы мы сейчас на «Василия II».

ВАСИЛИЙ КОСОЙ (ок.1403-1448) — как ни крути, а русский царь: Васька Косой в 1434 году занял московский великокняжеский престол. Популярное в определенных кругах «погоняло» приобрел, когда вернувшийся на трон Василий II ослепил его. Чтобы больше не хулиганил

Чистяков П. П. (1832-1919). Великая княгиня Софья Витовтовна на свадьбе великого князя Василия Темного в 1433 году срывает с князя Василия Косого пояс, принадлежавший некогда Дмитрию Донскому

На радость бульварной прессе

Итак, завязка всего — редкий в Древней Руси, но самый настоящий, достойный аршинных заголовков в желтой прессе великосветский скандал.

Вот так это примерно бы звучало.

«МАТЬ ПРЕЗИДЕНТА (ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ) ПРИ ВСЕХ ОСКОРБИЛА ПЕРВОГО ВИЦЕ-ПРЕМЬЕРА (КНЯЗЯ ВАСИЛИЯ, БУДУЩЕГО КОСОГО)!»

«НА СВАДЬБЕ ПРЕЗИДЕНТА (ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ) УСТРОИЛИ МУЖСКОЙ СТРИПТИЗ!»

«НАРУЧНЫЕ ЧАСЫ ВИЦЕ-ПРЕМЬЕРА, БРЕГЕТ 1812 ГОДА (ЗОЛОТОЙ ПОЯС КНЯЗЯ) — КРАДЕНЫ ИЗ ГОХРАНА!»

А случилось вот что.

Василий Косой явился на свадьбу Василия Темного (ни «Косым», ни «Темным» на тот момент они еще не были, на двоих — четыре глаза) в великолепном золотом поясе. Внимание всего московского большого света было приковано к этой детали туалета Василия. Вещь была редкая и дорогая безумно.

Софье Витовтовне (матери великого князя) донесли, что уникальное произведение ювелирного искусства, красующееся на пузе у важного гостя, когда-то украли из их великокняжеской казны.

Матушка была женщиной взрывной.

Интрига была рассчитана на публичный эффект, как история с алмазными подвесками в «Трех мушкетерах». У Дюма пропажа женских драгоценностей должна была опорочить королеву. У тех, кто сплел заговор аккурат к княжескому пиру, был схожий план. И кремлевские интриганы оказались удачливее Ришелье. По понятиям того века обвинение в краже из казны оскорбляло не только одного человека, а всю ветвь княжеского рода. И вот прямо на свадебном пиру своего сына властная вдовствующая княгиня Софья подошла к Василию Косому и громко на него наорав (предполагаю, даже обматерив) сорвала с него пояс.

Более тяжкого удара по самолюбию мужчины нанести было невозможно. А что делать? На дуэль (тогда это называлось — Божий суд) старую женщину не вызовешь. Кровью позор на месте не смыть. Даже материть в ответ — и то недостойно великого мужа. Так что роли в этой интриге были распределены авторами психологически очень точно.

Кипя злобой, Василий Косой с братом Дмитрием Шемякой покинули негостеприимную Москву и поскакали к себе в Костромскую область собирать войска.

Впервые в русской истории специально подстроенный публичный скандал (чем не special PR-event высшей пробы?) был использован в политических целях. Галицкие претендовали на великокняжеский престол. Годами между Москвой и Галичем тянулась «холодная» война, в которой арбитрами выступали татары. Но теперь узел был разрублен, и все должна была решить военная сила. Без татар.

Скандал на свадебном пиру имел длительные, разнообразные и крайне драматичные последствия.

Репетиция Смуты и третья сила

В разгоревшейся междоусобице Василий II терял московский престол неоднократно. Ни один десятиклассник — золотой медалист не восстановит эту цепочку московских правителей, просто потому что ее нет в школьной программе. А и была бы — попробуй запомнить.

Для забавы назову очередность, как и кому переходил московский трон. Итак: Темный — Галицкий — Темный — Галицкий — Косой — Темный — Шемяка — Темный. Как, если кто помнит, в детском мультфильме про Карлсона, который живет «в пентхаусе»: «Звоните, наш телефон — 223-32-22..., ой, извините 322-22-32...» Князья из костромского Галича легко захватывали Москву, но никак не могли в ней удержаться.

Все же они были властью не законной — и в глазах населения, и в глазах властных элит[88]. Да и денег у них не было. Вводить новые налоги? От законного князя — стерпели бы. От узурпатора ждали милостей и послаблений, иначе терпеть его не хотели.

Кто не слышал о «Шемякином суде»? Это про «коррумпированные суды» при Шемяке, который получал «отстежку», видимо, с каждого процесса.

Капиталец Шемяка наживал... Но в народе становился еще менее популярен, и власть буквально утекала как вода у него между пальцев... «Повесть о Шемякином суде» — шедевр средневековой обличительной литературы. И образец блестящего «черного пиара». Там нет ни слова про княжеские разборки, однако трусливый и жадный судья носит это достаточно редкое древнерусское имя. Всем все сразу понятно.

В общем, укрепиться на московском троне Галицким князьям никак не удавалось. Стоило кому-то из этой ветви занять русскую столицу, как вокруг него возникал вакуум, и через какое-то время удачливый претендент лишался престола.

Москва стала для этого клана роковым городом. В первый раз Юрий Галицкий «сам с великого княжения в пяти человецех съехал»: все от него разбежались, остались лишь пятеро самых близких вельмож. Полнейший политический провал!

Овладев Москвой во второй раз, Юрий сразу начал чеканить монеты с изображением своего небесного покровителя Георгия Победоносца, поражающего копьем змея. Но, увы, и монета не помогла: царствовал Юрий лишь пару месяцев. Рекорд поставил Василий Косой: ОДИН месяц.

Верховная власть постоянно возвращалась к Василию II, при этом нельзя сказать, чтобы он был как-то особенно удачлив. Военные поражения терпел, пожалуй, даже чаще, чем среднестатистический русский князь — и от родственников, и от татар. Но судьбу московского престола тогда решала третья сила. В коллизиях русской истории XV века она себя обнаруживает не военной мощью. За Василием II стоял авторитет русской церкви.

Она стремилась получить императора по образцу византийского. Для стабильности. В развернувшейся междоусобице церковь твердо поставила на Василия II — и уже не отступалась от выбранного кандидата.

Василий II регулярно платил по счетам. Вот из Константинополя на митрополичий престол прислали грека Исидора — очередного (вслед за помянутым ранее «двойным агентом» Киприаном) сторонника объединения православной и католической церквей. Под властью папы римского, естественно. В Москве Исидор, чтобы расставить все точки над i, отправился в Кремль на богослужение, сразу взяв с собой три булавы — знак кардинальского сана. А заодно латинский крест, который православные называли крыжом. В храме русский митрополит (!) шокировал собравшихся, провозгласив... многолетие папе римскому! (По тогдашним православным канонам, отметим, первейшему и злейшему из еретиков!)

Думаю, с учетом искренности и простоты религиозных нравов XV века, даже если бы он с кафедры Успенского собора воздал хвалу Сатане, публичный эффект был бы не большим.

Все, ясное дело, оторопели. А что скажешь: это ведь не сельский поп службу ведет, а сам митрополит Московский, только что утвержденный самим Константинополем.

Но Василий, тихий вроде тихий, а тут себя проявил: «Остановись, ересный переметчик! — буквально зарычал он. — Ты не пастырь, а хищный волк!»

И один своевременный окрик великого князя уберег страну от перспективы религиозных войн, бушевавших в это время на западе Европы. С точки зрения внутренней политики Руси рык Василия оказал неоценимую услугу православной церкви, разом, действительно, расставив все точки над i. С точки зрения пиара, князь сразу же заявил о себе как о непримиримом противнике Унии.

Ну как было Православной Церкви не поддержать такого хорошего человека? Такого «правильного» князя?

Еще через 200 лет церковь сыграет схожую роль в утверждении династии Романовых.

ШЕМЯКА (1420-1453) — это не прозвище, а просто славянское мужское имя, такое же, как Шварн или Шестак. Выражение «Шемякин суд» вошло в русский язык как символ несправедливого судопроизводства. Историки объясняют это коррупцией, царившей в Москве, когда он сидел на троне. Самое удивительное, что древнерусская сатирическая «Повесть о Шемякином суде» рассказывает о том, как судья принимает решение не в пользу богатых, а в пользу бедняка. В конце 80-х годов прошлого века в Новгороде была обнаружена мумия, в которой опознали Шемяку.  Причина смерти мышьяк.

Слепой да малые дети

Однако вскоре Василий II снова проиграл очередное сражение и даже попал в плен к татарам. Москву занял Дмитрий Шемяка. А когда великий князь вернулся из плена, Шемяка его «арестовал» во время богомолья в Троице-Сергиевом монастыре. «По ходу следствия», он ослепил родственника и отправил в ссылку в Углич.

Такой уж тогда сложился обычай. Если в XI веке ослепление одного князя (вспомните историю Василько) вызывало всеобщее негодование, то в XV ослепляли всех направо и налево. Учились у Византии? А там это было обычным способом борьбы с политическими врагами. И считалось даже гуманным, человечным — не убивают ведь...

Московские элиты немного повозмущались — и успокоились. Да и у самого Василия II рыльце было в пушку: до этого успел ослепить Василия Косого. Да еще и своего первого боярина Всеволожского (это вам, дорогой читатель, еще раз к той мысли о безнаказанности добрых дел).

Правда, ослепление ослеплению рознь... Народ выразил свое отношение уже кличками, которые дал пострадавшим. Великий князь Василий вошел в историю как Темный. Вполне уважительное прозвище. Бренд скорее положительный, в любом случае не плохой.

А вот его двоюродный брат, тоже Василий — тот был Косой... Тоже своего рода «фамилия», но явно неуважительно звучит.

Шемяка, чье имя тоже стало нарицательным, политик был явно слабый и особенно скверный пиарщик. А то, что он потом сделал с детьми Василия Темного, стоило ему места в Кремле...

Когда Василия II захватили, то в суматохе упустили его наследников. Сторонники Василия II увезли их в Муром. Шемяка вызвал рязанского епископа и сказал: «Батюшка! Поезжай в свою епископию, в Муром, и возьми детей великого князя Василия, а я с радостию их пожалую, отца их выпущу и вотчину дам достаточную, чем будет им можно жить». Посланному батюшке поверили. Детей привезли.

Принял Шемяка их поначалу ласково, позвал на обед, одарил. А на третий день отослал к отцу, в Углич, в заточение.

На редкость бездарный политический ход.

Что бы ему сказал на это грамотный консультант по имиджу?

Сказал бы: «Ты, князь Шемяка, — просто идиот!» Ну, покорректней, конечно... «Держать тебе их надо было бы у себя, в соседней палате. Кормить блинами с вареньем, выводить по праздникам на красное крыльцо, показывать народу! Мол, я-то позабочусь о детках бывшего Великого князя, поставлю их на ноги, не то что их папашка-алкоголик. Не зря лишили его родительских прав, да выслали, обалдуя, в Углич! И были бы тебе, Шемяка, и слава государя милосердного, и любовь народная, и всякий прочий позитивный PR. А заодно — под боком хорошо охраняемые заложники, сидел бы тогда Василий II в Угличе себе и не дергался. Ибо сам понимал, не дурак, шаг влево, шаг вправо — собственными детишками рискнет».

Но хорошего консультанта под рукой у Шемяки явно не было. Ибо сделал он все PR-ошибки, какие только были возможны.

1. Публично наврал. (Но это как раз в политике не страшно, если в остальном вести себя правильно.)

2. Проявил бессмысленное жестокосердие.

3. Показал непоследовательность: получив детишек свергнутого врага, зачем-то наобещав им при всех златые горы, а затем отправил обратно в тюрьму.

3. В ссылке дал им воссоединиться с отцом, тем самым развязав ему руки.

4. Подставил того самого епископа Иону. Когда епископ привез из Мурома детей, Шемяка «повеле ему сести на дворе митрополиче». То есть назначил митрополитом. Расплатился, как поняли все, за типичный киднеппинг.

Тут общественное мнение окончательно превратило Шемяку в злодея на троне. Со всей Руси стали поступать сведения о готовящихся мятежах. Шемяка опять повел себя непоследовательно: собрал епископов и архимандритов и стал «прощения просити и каятися». Зря. Начал злодействовать — не отступайся уже. А то примут раскаяние за слабость. И приняли. Мало того, что злодей, так еще слабак... Такого просто грех не наказать.

За всех тогда ответил Иона, которого Шемяка превратил в Иуду: «Сделал ты неправду, а меня ввел в грех и срам. Ты обещал и князя великого выпустить, а вместо того и детей его с ним посадил. Выпусти его, сними грех со своей души и с моей! Что тебе может сделать слепой да малые дети?» По результатам совещания, в котором участвовали и бояре, все выехали в Углич к бывшему монарху.

Слепой Василий предстал человеком сломленным: «И не так еще мне надобно было пострадать за грехи мои... перед вами, старшими братьями моими, и перед всем православным христианством, которое изгубил и еще изгубить хотел». Так же каялись и признавались в самых невероятных преступлениях высокопоставленные жертвы сталинских процессов.

Но со сталинских процессов путь был один — в расстрельный подвал. А покаяние Василия II было как раз удачным психологическим ходом: показал он себя всем уставшим от политики человеком и смиренным христианином. Который не будет мстить и сводить счеты.

Шемяка выпустил Василия с детьми и сам тоже по-братски попросил прощения.

Вот это для него стало совершенным политическим провалом.

Поводыри с посохами

Если принимать все слова и поступки людей XV века за чистую монету, придется признать: предков нам никогда не понять. Но, может быть, ослепленный Василий II просто разыграл в Угличе спектакль? Инстинкт власти, даже инстинкт самосохранения в этот момент требовал от него поступить именно так.

Тогда же вокруг Вологды сразу завертелись большие дела. Сторонники Василия, как оказалось, только и ждали его освобождения. Обязательства, данные им, «взял на себя» игумен Кириллова монастыря. Василий приехал туда из Вологды под предлогом раздачи милостыни. А Церковь сняла с него клятву! Таким образом, обязательство не претендовать на престол больше на нем не лежало. Это сейчас городок Кириллов знаменит историко-архитектурным заповедником на базе монастыря. Да еще кирилловским лимонадом, который похвалил сам Путин, почувствовавший в нем «вкус детства». А когда-то здесь решалась судьба трона!

В начале 1446 года Василий II был ослеплен и, казалось, потерял все шансы. А в конце того же года его отряды входили в Москву, а сам он триумфально возвращался на престол. Начинал он как слабый, несамостоятельный правитель. То его, как говорящую собачку, Всеволожский возил с собой в Орду выпрашивать престол, то на его собственной свадьбе родственнички устраивали мерзкий скандал. Но теперь все изменилось. Такое впечатление, что взамен двух утраченных глаз у правителя открылся третий, вещий.

Шемяку изгнали из Москвы. Он ненадолго спрятался в Новгороде, но вскоре покушал там курочки и отдал Богу душу. Сам собой? Это маловероятно...

Некий подъячий Беда (говорящая фамилия, нечего сказать), прискакавший в Москву с донесением об успехе «спецоперации», был пожалован в дьяки. Если Шемяка сам помер — то за что бы такое «повышение»?

Судьба митрополичьего престола тоже решилась. Собор епископов избрал все того же Иону. Впервые русские выбрали главу церкви без всякого участия греков. Самостоятельный выбор митрополита — не только славная страница в политике, но и пример сильного государственного пиара. Это было создание нового бренда: а у нас собственный митрополит! Дочерняя фирма освободилась от контроля материнской...

Великий князь, взяв на себя ответственность за конфликт с Константинополем, снова аккуратно расплатился с церковью за помощь. А византийскому императору Василий II направил совершенно издевательскую телеграмму... Нет, правительственной связи тогда еще не было, и из Москвы отправили пергамен. Но как отправителям хотелось, чтобы послание быстрее добралось до адресата: «Будь благосклонен к отцу нашему Ионе митрополиту. Мы хотели обо всех этих делах церковных писать и к святейшему патриарху православному, требовать его благословения и молитвы; но не знаем, есть ли в вашем царствующем граде патриарх али нет?»

Можно ведь было писать и повежливее, в рамках диппротокола, но тогда Руси очень уж хотелось самоутвердиться.Свеженький митрополит Иона в 1448 году разослал общерусский циркуляр. В послании о своем посвящении он призывал всех христиан бить челом государю Василию. Если же они этого не сделают и допустят возобновление усобицы, то, как обещает митрополит, «в земле их никто не будет больше зваться христианином, ни один священник не будет священствовать, все церкви Божии будут затворены». Вот так. Если против Василия II Темного — то буквально к черту. Полное отлучение от церкви всей недовольной территории. Что, страшно?! В те времена было очень даже страшно.

Не стоит думать, что мирская власть и власть церковная просто расшаркивались в любезностях, оказывая друг другу взаимные услуги. На определенной стадии их интересы слились. Это проявилось через 10 лет, когда греки вновь решили направить на Русь своего человека. Василий II на этот раз говорил очень жестко: «Выбор митрополита принадлежал всегда нашим прародителям, великим князьям русским, и теперь принадлежит нам. Кто будет нам люб, тот и будет у нас на всей Руси. А от Рима митрополиту у нас не бывать, такой мне не надобен».

Естественно, в письме монарха желаемое выдается за действительное. За 500 лет христианства на Руси митрополитов из Константинополя много раз присылали вообще без каких-либо консультаций с Киевом, Владимиром, Москвой. Но читать это послание надо как программу на будущее. Теперь второго человека в русском государстве будет назначать его первый человек. Можно больше Фурманова к Чапаеву не присылать: у него и свои комиссары найдутся.

Итак, династия утвердилась. Государь позаботился о том, чтобы споры о преемнике, пардон, тогда это называлось — наследнике, не отнимали более у страны силы и средства, столь нужные ей для борьбы с татарами. 

ЛИГАЧЕВ Егор Кузьмич (р. 1920) — главный пиарщик КПСС, обессмертил себя фразой: «Борис, ты не прав». Пытался стать новым Сусловым, но времена уже были другие. Не удалось

Ельцин тоже каялся с трибуны партийного пленума, а уж его-то этот инстинкт никогда не обманывал. «Подвели тебя амбиции твои», — говорил тогда униженному товарищу по партии Егор Кузьмич Лигачев. Если б он знал, какие на самом деле у Бориса Николаевича были амбиции!

Думаю, даже подозрительный Горбачев и тот не догадывался. Иначе отправил бы Бориса Николаевича не пересиживать опалу на Малой Дмитровке в должности первого зампреда Госстроя СССР, а гнить бы третьим секретарем райкома куда-нибудь в Мухосранск.

ЧАПАЕВ Василий Иванович (1887-1919). «Из всех искусств для нас важнейшим является кино», — говорил Ленин. В верности его слов убедился красный комдив Чапаев. В 1934 году, когда вышел одноименный фильм, в СССР не показывали ни боевиков, ни вестернов. А тут боевик и вестерн в одном флаконе! Чапаев стразу стал легендой. Его PR полностью держится на этом фильме

Постпиар эпохи Василия Темного

Эта эпоха дала герб Москве. Традиция помещать на монетах портреты правителей или значимые символы пришла на Русь из Византии. Святой Георгий появился впервые еще в XI веке на монетах и печатях Ярослава-Георгия Мудрого. А в XV веке воина-змееборца, своего святого, поместил на монетах другой Юрий — Галицкий. Он просидел на московском великокняжеском престоле всего два месяца, но Василий II почему-то не отменил символику, введенную его соперником. Вряд ли, раз уж сам ослепленный князь изображения не разглядел, то и другим до этого не было дела. Георгий Победоносец, поражающий змея копьем, при Темном как-то окончательно прижился на московских монетах и печатях. Отличный бренд, переживший века.

Естественно, никто не помнит никакого Галицкого, а герб Москвы каждому москвичу и гостю столицы попадается на глаза по несколько раз на дню. Чего не отнять у московских властей, так это умения и напора в продвижении городской символики. А что? Хороший герб. Содержательный, экспрессивный, старинный, графичный. И чувство гордости за нашу столицу вызывает.

Только, чур, не смотреть на его скульптурное изображение на Поклонной горе в Москве[89], дабы не портить впечатления.

Пройдет еще одна деноминация, и опять вернется в оборот копейка. Это станет поводом для очередной — и, будем надеяться, последней — яркой PR-кампании по поводу ее возвращения. Герб Москвы с копейным всадником по-прежнему будет звякать в каждом кармане, каждом кошельке.

Удивительно, но вскоре наши предки совершенно забыли, что привычный всадник на копейке — не кто иной, как Георгий Победоносец.

Думали просто: всадник и всадник, ну, стрелец какой-то на коне или боярин. А копейка называется — потому что боярин с копьем.

Может, и про Юрия с Василием мы вспомним, когда будем знать отечественную историю получше.

Иван III.

Первый Великий и первый Грозный

Это был человек крутого нрава, холодный, рассудительный, с черствым сердцем, властолюбивый, непреклонный в достижении поставленной цели, скрытный, чрезвычайно осторожный. Такую оценку Ивану III дает Николай Костомаров, и мы с ним, в общем-то, согласимся. С одним небольшим дополнением-уточнением. Во многом благодаря этим качествам Иван Васильевич и стал первым в истории Государем всея Руси. Доброта, эмоциональность, доверчивость — прекрасные качества, но никак не для правителя.

Первым, кого можно назвать со всем основанием Великим — как Екатерину II и Петра I. Правда, современники дали ему другое имя — Грозный. Да-да, Иван IV Васильевич был уже вторым Грозным — после Ивана III Васильевича. На настоящий момент он заслуживает еще одного прозвища — Недооцененный. Увы, это так: Иван III остается самым недооцененным русским государем. Пиарщикам его это должно быть особенно обидно. Да и всем нам...

Он занял московский престол на 23-м году жизни и правил 43 года и 7 месяцев. Каких-то 5 месяцев он не дотянул до конца одиннадцатого президентского срока!

В конце царствования у Ивана III «выработался» такой тяжелый взгляд, что женщины, говорят, встретившись с ним, падали в обморок.

Полаяли за короля

При Иване III решилась судьба Великого Новгорода — крупнейшего торгового города Восточной Европы. И центра огромной части Русской земли, превосходившей по территории все владения московского князя. Еще в середине XV века Новгород оставался одной из трех самостоятельных частей Руси. Помимо него были великокняжеская Москва и Литовско-Русское княжество.

Боярская Новгородская республика вынуждена была лавировать, чтобы сохранять свою относительную независимость. Управлялась республика собранием всего мужского населения, но в реальности правило, конечно, не вече, а олигархия. Феодал, землевладелец и купец выступали тут как единое целое. Как это принято у олигархов, политические механизмы и общественное мнение они использовали исключительно в своих личных интересах.

Усиление роли Москвы было очевидно. Это составляло угрозу новгородским вольностям и олигархическим интересам. Несметные богатства бояр были пущены в ход, чтобы перевести Великий Новгород под власть Казимира — польского короля и литовского великого князя. Проблема решалась просто, без фантазии. Были куплены голоса избирателей. Голоса в прямом смысле — самые крикливые голоса. «Худые мужики вечники» кричали на вече: «Не хотим за великого князя московского, не хотим называться его отчиною, мы люди вольные. Не хотим терпеть обиды от Москвы, хотим за короля Казимира!»

Васнецов. А. М. (1856-1933). Новгородский торг

Несогласных, в соответствии с новгородским избирательным ноу-хау, как обычно, побили и побросали с моста в Волхов. Политтехнологам на заметку: в новгородской демократии избирательные технологии всегда работали безотказно. Обычно — с моста в речку. Охладиться. Но если очень надо (для торжества демократии, ясно дело), то можно еще эффективнее. Бритвой по горлу — и в колодец. Уж очень о больших деньгах шла речь.

Король Казимир, конечно, согласился обеспечить Новгороду защиту. Кто же откажется от таких территорий? Итак, Новгород заключил военный союз с Литвой против Москвы. Такого еще не бывало.

Подчеркнем, в разгар новгородского кризиса «связям с общественностью» Москва уделяла исключительное внимание. Пиар стал важнейшей частью конфликта Новгорода и Москвы.

Во-первых, Иван III подчеркнуто демонстрировал «международной общественности» терпение и миролюбие. Мониторя происходившее в Новгороде, Иван раз за разом отправлял туда послания такого содержания: «Исправьтесь, отчина моя, имя мое держите честно и грозно по старине, а я вас, свою отчину, жаловать хочу и в старине держу». Иван III выдерживал миролюбивый тон и как бы подразумевал сохранение новгородских вольностей. Но и никогда не давал возможности усомниться в том, что считает Великий Новгород своей землей.

В новгородском общественном мнении формировался образ справедливого и — что самое главное — легитимного государя. Этот образ стоял выше политических интересов момента. И хотя Иван III не являлся новгородцам самолично, было ясно, что рано или поздно он придет. И с ним придет некая новая справедливость. А обиженных всегда и везде много, и справедливости они жаждут.

Во-вторых, важным направлением работы по Новгороду для Кремля была поддержка промосковской партии. К началу 70-х годов она была побеждена и отодвинута от рычагов управления. Немалое число членов этой партии перебили и перетопили в ходе демократического процесса. Однако она никуда не делась. Как никуда не могла исчезнуть и ее политическая основа — простонародье.

«Простые новгородцы видели в московском князе православного и русского государя, а в литовском — католика и чужака. Передаться из подчинения Москве в подчинение Литве значило бы для них изменить своей вере и народности», — отмечает Платонов. Естественно, это чувство большого патриотизма всячески поддерживалось явными и тайными московскими эмиссарами. На это чувство давил Иван, когда снова и снова писал в Новгород, убеждая новгородцев отстать от Литвы и короля-католика.

Кстати, по-видимому, агенты Ивана обрабатывали и про-литовскую партию. Ее лидер посадник Борецкий, по слухам, получил звание московского боярина.

Вот так бы работали нынче кремлевские политики по Украине или хотя бы по Белоруссии — глядишь, может и другие были бы результаты...

В Москве же переход Новгорода к Литве был представлен не только как измена лично великому князю, но и вере. Всему русскому народу.

Решение новгородцев отстаивать свою независимость любой ценой в Москве изображали исключительно как заговор бояр Борецких. Вече представлялось московскими публицистами как беззаконное сборище «злых смердов» и «безграмотных мужиков». Они били во все колокола и «кричаху и лаяху, яко пси, глаголаху: "За короля хотим"». Кремлевские политтехнологи заглянули и в летописи. И конечно же, сразу нашли доказательства, что Новгород «из старины» якобы был «отчиной» владимирских князей.

Бред? Несомненно! Но пиар не обязательно строится на исторической правде.

Всей совокупностью действий правительства московская элита была морально подготовлена к самым решительным действиям. Она считала новгородский вопрос особо важным. Как только стало известно о договоре с Казимиром, был собран большой совет с участием высшего духовенства и бояр. На нем решили выступать на Новгород немедленно, не считаясь с неблагоприятными условиями. Новгородской кампании придали вид похода за веру. Этакий внутрирусский крестовый поход наоборот!

Летописец отмечал: Дмитрий Донской вооружился на безбожного Мамая, а благоверный великий князь Иван пошел на отступников от православия к латинству.

Так внутренние русские разборки были уравнены с войной с давними угнетателями и с представителями другой цивилизации.

Новгородцы теперь стали даже хуже язычников! Отрывок из московской летописи интересен своей логикой: «Неверные изначала не знают Бога, а эти новгородцы столько лет были в христианстве и под конец начали отступать к латинству. Отступили они не только от своего государя, но и от самого Господа Бога».

Вот так... Безбожный Мамай никогда Христа не знал. А новгородцы знали и отступились. Они еще хуже татар.

Отправляясь на войну, Иван III даже взял с собой некоего дьяка, умевшего «говорить по летописям». На случай встречи с послами ученый дьяк должен был напомнить, как Великий Новгород изменял в давние времена отцам его, дедам и прадедам.

До парламентеров дело не дошло. Встретившись с новгородцами, москвичи неожиданно разнесли их в пух и прах.

Формально, с военной точки зрения, сила была на стороне сепаратистов. И обстоятельства — тоже. На реке Шелони московское войско столкнулось с многократно превосходившим их по численности ополчением «республиканцев». Но московская пропаганда сделала эти отряды небоеспособными. Рядовые новгородцы не хотели идти против «веры, царя и отечества». В 1917 году такие части регулярной армии, ставшие небоеспособными по моральным факторам, практичные большевики назовут «разагитированными».

Итог — полная победа Ивана III. 12 000(!) убитых с новгородской стороны. Четверо попавших в плен полководцев, включая «сепаратиста № 1» Борецкого, были обезглавлены. Иван III показал, что может быть не только терпелив, но и грозен. Резня на Шелони доходчиво объясняла: никогда больше не надо поднимать оружие против Москвы.

Лебедев К. В. (1852-1916). Марфа Посадница. Уничтожение новгородского веча

Но ведь это не столько победа оружия, сколько победа пиара!

Новгородцы теперь просили пощады. Они отказались от всех обязательств перед Литвой и поклялись «быть неотступными» от Москвы. Иван — так и быть! — вроде поверил.

Но в самом политическом устройстве Великого Новгорода было нечто такое, что противоречило идее центральной власти. Через несколько лет он опять заволновался. А местная элита снова посматривала в сторону Литвы.

Город раздирали внутренние смуты. Вот пример, словно взятый из рубрики «Криминальная хроника»: «Посадник степенный с 18 другими боярами своей стороны, наехавши с многочисленным отрядом на две улицы, людей переграбил и перебил, многих даже до смерти, имения взял на тысячу рублей. В то же время староста другой улицы ударил на двор двух братьев-бояр, людей у них перебил, имения пограбил на 500 рублей». Помните фильм Мартина Скорсезе «Банды Нью-Йорка»? Примерно так же все и обстояло тогда в Новгороде.

Улица, на которой жил человек, как правило, совпадала с его политическими симпатиями. Прописка означала принадлежность к той или иной партии. Городские разбои осуществлялись в рамках политической борьбы. «Потому что, — назидательно замечает московский летописец, — земля эта давно уже в своей воле жила. Кто кого мог, тот того и обижал».

Тоже своего рода подмена понятий, чистая пропаганда «вертикали власти» и «крепкого государства». Не надо, дети, не надо жить по своей воле, от этого бывают разбои. Надо жить богобоязненно, под властью великого князя Московского, и тогда везде будет порядок.

Пока же пострадавшие жители жаловались великому князю.

В 1475 году Иван лично отправился в Новгород для суда: «Хочется мне обиженным управу дать». На своем суде он не пощадил сильных бояр: «Известно всему Новгороду, отчине нашей, сколько от этих бояр и прежде зла было, а нынче, что ни есть дурного в нашей отчине, все от них». Очередного посадника-лиходея арестовали. В народе это было воспринято как проявление справедливости.

Новгородцы стали ездить в Москву и просить суда у Ивана.

Новый ивент-менеджмент

Ну, фраер, я тебя за язык не тянул.

(из бородатого анекдота)

Одной из важнейших вольностей Новгорода было то, что великий князь не имел права вызывать для суда новгородца с его земли. А если они сами хотят?! Теперь истцы с берегов Волхова сами осаждали великого князя. А за ответчиками в Новгород ездили московские приставы.

«Этого не бывало от начала, — говорит летописец, — один только великий князь Иван Васильевич довел их до этого».

Среди очередных новгородских жалобщиков оказались два чиновника городского веча: некий подвойский (чиновник по поручениям) и дьяк веча (секретарь). В своей челобитной они назвали великого князя государем. А не господином, как это было принято в Новгороде.

Казалось бы — какая разница. Всего одно слово. Один синоним заменен другим. Но эта описка имела такие последствия, как ни одна другая в истории (во всяком случае — в русской истории). И было ли это опиской? Может, новгородским чиновникам подсказали умные московские люди, как надо написать, чтобы быть в тренде? Данных нет. Но что основным трендом стало укрепление централизованной государственности — факт. Политические люди просто обязаны понимать и даже спинным мозгом чувствовать такие вещи.

До этого официальные послы Великого Новгорода всегда обращались к великому князю «господин». Это обращение подразумевало определенное равенство сторон. Летопись свидетельствует: «С тех пор как земля их стала, того не бывало, ни одного великого князя государем не называли, а только господином».

А тут — государь! Событие не принципиальное для жизни обоих государств, но очень полезное для пиара. Иван III немедленно ухватился за новое слово в дипломатической практике. Уже через месяц (невероятная ведомственная оперативность для XV столетия), а именно в апреле 1477 года, он отправил своих послов спросить, о каком государстве говорили в Москве послы Великого Новгорода? Дословно вопрос ставился так: «Какого они хотят государства?[90] Хотят ли, чтоб в Новгороде был один суд государя, чтобы тиуны его сидели по всем улицам, хотят ли двор Ярославов очистить для великого князя?» Собственно, в вопросе уже содержался ответ. Целая программа-минимум по лишению Новгорода независимости. Дело, конечно, было не просто в обращении — государь или господин.

«Новгородцы на вече отвечали, что не называли великого князя государем и не посылали к нему послов говорить о каком-то новом государстве: весь Новгород, напротив, хочет, чтоб все оставалось без перемены, по старине», — пишет Костомаров.

В его описании все происходившее тогда выглядит спокойно. На самом деле возникла ситуация острейшего кризиса. Она сопровождалась привычными для вольной республики грабежами и убийствами. Новгородцы «взбесновались, как пьяные», по выражению летописца. Княжеских послов отпустили только через шесть недель с таким посланием: «Вам, своим господам, челом бьем, но государями вас не зовем; суд вашим наместникам по старине, а тиунам вашим у нас не быть, и двора Ярославова не даем. Хотим с вами жить, как договорились в последний раз; кто же взялся без нашего ведома иначе сделать, тех казните, как сами знаете, и мы здесь будем их также казнить, кого поймаем[91]. А вам, своим господам[92], челом бьем, чтоб держали нас в старине, по крестному целованию». Как видите, в послании новгородцев дважды прозвучало «господа» — для доходчивости.

Иван делает отличный ход: прикидывается, что не понял. Он сообщает митрополиту и своим боярам... о клятвопреступлении новгородцев: «Я не хотел у них государства, сами присылали (!), а теперь запираются и на нас ложь положили».

Раз «сами присылали», князь быстро собрался и отправился наказывать Новгород огнем и мечом. Московское войско дошло почти до самых городских стен, когда навстречу ему вышла представительная делегация с таким посланием: «Господин государь князь великий Иван Васильевич всея России! Ты положил гнев свой на отчину свою, на Великий Новгород, меч твой и огонь ходят по Новгородской земле, кровь христианская льется, смилуйся над отчиною своею, меч уйми, огонь утоли, чтобы кровь христианская не лилась: господин государь, пожалуй!»

«Господин государь» — та еще хитрая формулировочка! Новгородцы умели взвешивать слова. В торговом городе умели торговаться.

Великий князь ничего послам не ответил, но позвал их обедать. А потом отправил троих своих бояр к ним «на говорку». Они определяли конкретные условия мира. Тем временем московские войска окружали город. Когда все ключевые позиции были заняты, Иван III велел сказать послам: «Сами вы знаете, что посылали к нам Подвойского и вечевого дьяка, и назвали нас, великих князей, себе государями; мы, великие князья, по вашей присылке и челобитью послали бояр спросить вас: "Какого нашего государства хотите?". И вы заперлись, что послов с тем не посылали, и говорили, что мы вас притесняем. Князь великий вам говорит: "Захочет Великий Новгород бить нам челом, и он знает, как ему нам, великим князьям, челом бить"».

Вот вам образец дипломатической формулировки! Понимай, как знаешь!

Последние загадочные слова оставляли свободу для практически любых действий. И содержали «подсказку»: сами знаете, как надо называть нашу особу, и как надо с ней обращаться!

Ведя словесную, этакую теоретическую пиар-дискуссию, брать штурмом хорошо укрепленный город Иван III не собирался. Он ждал, когда в осажденном Новгороде возьмет верх промосковская партия.

Снова приходило посольство, чтобы узнать, чего хочет великий князь. Ответ был прежним: «Если Новгород захочет бить челом, то он знает, как ему бить челом».

Когда измученная неопределенностью боярская республика прислала посольство в третий раз, то пришло оно с повинной. Мол, действительно, Новгород посылал в Москву чиновников называть великого князя государем, а потом отрекся от своих слов. «Если так, — передал Иван III, — если ты, владыка, и вся наша отчина, Великий Новгород, сказались перед нами виноватыми и спрашиваете, как нашему государству быть в нашей отчине, Новгороде, то объявляем, что хотим такого же государства и в Новгороде, какое в Москве». После серии контактов было дано и окончательное разъяснение. «Государство наше таково, — был ответ, — вечевому колоколу в Новгороде не быть; посаднику не быть, а государство все нам держать; волостями, селами нам владеть».

Иван Васильевич хорошо знал эту публику — древнерусских олигархов. Он забрал у них власть, унизил, но оставил им их собственность. Все-таки для лучших людей Новгорода главным были их земли, торговые суда и сундуки с деньгами и мехами. Республиканская форма правления была наиболее удобна для сохранения статус-кво, но республикой эти люди легко пожертвовали, когда на них надавили. Государь не стал уничтожать новгородскую олигархию до конца, а, загнав в угол, выпустил на своих условиях. Пока.

Вечевой колокол — главный символ вольности новгородской — увезли в Москву.

Победа была достигнута почти исключительно средствами активного PR. Вся история с господином-государем заняла ровно год.

Конечно, у нее было продолжение. Были восстания новгородцев, были пушки у стен Новгорода, казни, репрессии, конфискации собственности, но все это уже было не конфликтом двух формально независимых государств, а просто борьбой Москвы с «новгородскими сепаратистами».

Согласитесь, как говаривал дед Щукарь, «это уже совсем другой коленкор».

Васнецов А. М. (1856-1933). Московский Кремль при Иване III

Загадка Угры

В 1480 году Иван III покончил с властью татар над Русью. Уже одно это позволяет назвать его величайшим правителем в истории средневековой Руси. Через 100 лет после своего знаменитого предка Дмитрия Донского, давшего Орде генеральное сражение на Куликовом поле, Иван III малой кровью обратил в бегство войска хана Ахмата. Это тоже была победа скорее пиара, чем артиллерии. Сначала он перестал платить Орде дань. Потом встретил татарское войско на пограничной реке Угре, где произошло знаменитое «стояние».

К 800-летию Москвы была издана замечательная детская книжка «Наша древняя столица». Потом она много раз переиздавалась. Ее автором была мама Никиты Михалкова — Наталья Кончаловская. «Стоянию на Угре» посвящены строки поэтессы Кончаловской про то, как хан прислал послов, требуя от Ивана III дань...

Государь прочитал и, спокоен и строг, повернулся к Ахметовым людям, бросил наземь ярлык под сафьянный сапог и сказал: «Дань платить мы не будем!..»

Детишкам не стоило знать, что легенда про топтание ярлыка была просто образчиком более позднего и, несомненно, яркого политического PR.

Не топтал Иван III ярлык... И на землю он ничего не бросал. В современных Ивану III источниках про этот эпизод нет ни слова. Да и бросить наземь он мог только «басму» (золотую пластинку или фигурку), которой хан снабжал своих послов. Но «ярлык» был младшим школьникам понятнее — у всех когда-то текли слюнки при виде дорогого шоколада «Золотой ярлык».

Благодаря красивому образу, храбрый царь так и вставал перед глазами. В общем, «Наша древняя столица», ставшая классикой детской литературы, воспроизводила легенду, которая должна была улучшить имидж государя. И всея Руси.

В действительности все было прозаичнее и сложнее.

На реке Угра, соответственно на противоположных берегах, два войска занимали позиции, не переходя к решительной битве. Великий князь Иван затягивал переговоры, в ходе которых от него сперва требовали «встать у стремени» хана. А когда он, долго медля с ответом, наконец отказался, тогда толком и не знали уже, чего потребовать.

Стоят две армии. Возможно, они примерно одинаковы по силе... Но имидж одной — это имидж воинов слабеющего государства. Имидж другой — образ государства поднимающегося и крепнущего. На что накладывалась личная харизма Ивана III — от взгляда которого боярыни в обмороки падали. Который дремал на пиру — и никто не смел даже шелохнуться, говорили шепотом, чтобы не потревожить великого князя. У Ахмата такого реноме не было...

Своей неуступчивостью Иван III Грозный на Угре сначала породил в сопернике сомнения, потом — неуверенность. В конце концов ордынские войска, потеряв остатки боевого духа, в смятении отступили. Хан Ахмат, от которого вела свою родословную великая русская поэтесса Анна Ахматова, вскоре пал жертвой заговора. Его прикончили свои же. Более того, торопливо доложили о своем «подвиге» русскому великому князю и были награждены.

Формально Москва просто отделилась от Золотой орды... Стала независимой. Но получается, не просто независимой! Москва воспринималась как государство более могущественное. В XIV веке мучили и гнобили русских князей, натравливали друг на друга тверских и московских правителей. А тут все наоборот: татары режут друг друга и хвастаются на Руси, кто Москве больше пользы принес. Только что голову Ахмата в Москву не везут.

Казалось бы — блестящая победа. Окончательно отвоеванная независимость. Иван III — чудо выдержки и политической тактики. Психологическая и пропагандистская победа, которая позволила полностью сохранить свои войска!

Но сегодня никто «стояние на Угре» таковой как-то не считает.

У наших историков не принято петь дифирамбы великой победе 1480 года.

В результате мы сегодня «в упор не видим» достижений и побед предков, упускаем множество возможностей для исторической гордости, создания положительного имиджа Руси.

А Иван III остается самым недооцененным ее правителем.

ПОЧЕМУ?!

У этого есть свои причины, и они тоже лежат в плоскости PR.

АХМАТОВА Анна Андреевна (1889-1966). «Моего предка, хана Ахмата, — писала Анна Ахматова, — убил ночью в его шатре подкупленный русский убийца, и этим, как повествует Карамзин, кончилось на Руси монгольское иго». Это предание семьи Горенко подарило псевдоним великой русской поэтессе

Почему?

Для того чтобы во всем разобраться, придется вникнуть в детали династической борьбы в конце XV века. Тогда решалось, кому перейдет престол Русского государства: внуку Ивана III по линии первого брака Дмитрию или сыну от второго брака Василию.

Обстоятельства прозаические, рутинные и мало интересные, но имеющие огромные последствия для имиджа нашего первого Ивана Грозного.

Эта династическая борьба и отражалась на страницах летописного свода 1497 года, создание которого на тот момент контролировалось сторонниками старшей линии. В официальных источниках наследник Иван Молодой, отец Дмитрия, противопоставлялся самому Ивану III! Причем младший Иван представал образцом доблести, а великий князь обвинялся в нерешительности.

Историки должны доверять источникам. В глазах потомков великий князь представал трусом.

Окончательно запутало дело то, что сын к тому времени умер (вероятно, был отравлен второй женой Ивана III, византийкой Софьей Палеолог). Летопись, поднимая значение Ивана Молодого и принижая его отца, на самом деле делала PR Дмитрию — сыну Ивана Молодого и внуку Ивана III Грозного.

Профессор Скрынников проанализировал, как это происходило. Он пишет: «Обращение к московскому летописному своду 1497 г. обнаруживает удивительные факты. После освобождения от татарщины Иван III находился на вершине славы. Составитель официальной московской летописи имел все основания для панегирика в его честь. Вместо этого он постарался выставить героем победы наследника и одновременно бросить тень на поведение монарха».

Книжники объяснили сложные маневры Ивана III как банальное отступление. Потом эти вымыслы попали в официальный московский свод. В позднейших летописях Иван III окончательно превратился в «предателя христьянства».

Он в тот период якобы даже не въезжал в Кремль, опасаясь расправы москвичей...

PR-обеспечение династической борьбы, которое осуществлялось через полтора десятка лет после Угры, смикшировало роль Ивана III в великой победе, одержанной им над Ордой. Государь, который стряхнул ослабевшие узы татарского ига, в глазах историков предстал как минимум сомнительной фигурой. Труслив... слаб... современники не принимали... Восславлять его было как-то неудобно. Не герой, а трус, нерешительный военачальник, случайно даже не победивший, а «пересидевший», точнее перестоявший татар.