Особенности эльфийской психологии Патрикова Татьяна
— Пошел знакомить девочек с ароматерапией по-эльфийски.
— В каком смысле? — признаюсь, я опешил. Хотя чему удивляюсь — от нашего психолога всего можно ожидать.
— В таком! Как оказалось, — начал объяснять Барсим, — у них, — он мотнул головой в сторону Мурки, — не все в порядке с запахами.
— Не все в порядке? — протянул Мурка, и Тарэль тут же повернулся к нему:
— В том смысле, что в ваших подземельях не так уж много всякого пахучего.
— Да? А ты был в наших подземельях?
— Приятно пахнущего, я имею в виду! — воскликнул светлый эльф и, повысив голос, повторил: — Приятно!
— Массажное масло, — сказал на это темный и отвернулся с непроницаемым лицом.
Я глянул на Андрея — тот стоял и явно прилагал немалые усилия, чтобы не засмеяться. Тарэль нацепил на лицо ледяную маску, в которой часто расхаживал по университету еще до появления Андрея с его фокусами по сближению народов. Так-так, похоже, в тонкости с массажным маслом нас никто посвящать не собирался. Ну и ладно. Вернемся к нашим темным Владычицам и светлому эльфу с его ароматерапией.
— То есть я так понимаю, Алый решил проявить свои семейные таланты?
— Ага, — кивнул Андрей.
— А зачем? — тут же заинтересовался я — мне на самом деле было любопытно, с чего это вдруг эльф вспомнил о семейной специализации семьи Мильзились.
— Чтобы помочь сближению Марфы и Инги.
— Э?
— Андрей выдвинул предложение о романтическом ужине и предположил, что особые благовония и курения могут помочь создать нужную атмосферу, — пояснил слова психолога Мурка.
И тут я смекнул, что к чему. Правда, до того, как успел высказать свое мнение на этот счет, Андрей подозрительно смущенно сказал:
— А что, может, им с Илей еще понравится, да и Алиэль сумеет торговлю с темными наладить. Чем не шаг к взаимопониманию?
Удачно он это сказал. Улыбнувшись, согласился:
— Наладит. Думаю, теперь в этом можно даже не сомневаться, — и добавил, словно бы вскользь: — Если, конечно, леди Рим-Доль понравится.
— Откуда такая уверенность? — с сомнением протянул Андрей тоном человека, которого пытаются обвести вокруг пальца, только непонятно, как именно.
И тут я широко улыбнулся внимательно следящим за нами командорам.
— Хотите, покажу фокус? — проникновенно обратился к ним.
Барсик и Мурка не подвели, переглянулись и внимательно уставились на Андрея, как на единственного, к кому по нашему с ними общему мнению я мог бы обещанный фокус применить. Тот занервничал. Правильно сделал, уже узнал, что от меня можно ожидать всего, особенно когда успел подложить мне приличную такую жабу с перевоспитанием Ники.
— Андрей, — проронил почти ласково, шагнул к нему и положил руку на плечо — он настороженно покосился на меня, — а скажи-ка мне, милый, — протянул нарочно с издевкой — замаскированной, но все равно заметной, — какой темноэльфийский дом является первым?
В его глазах мелькнуло облегчение. Да-да, я уже понял, что наш психолог совершенно не стыдился прослыть неучем. Он ожидал от меня чего-то более неприятного. А сейчас легко улыбнулся и весело подмигнул напрягшемуся было Мурке:
— Понятия не имею. Кстати, «колокольчики» тоже не знали, что Вик-Холь — Второй Дом, пока Иля сама не сказала.
— Они маленькие, им можно, — пробурчал в сторону Барсик.
Конечно, светлый уже понял, о чем я собираюсь сказать Андрею. Правда, светлый командор, впрочем, как и темный, пока не понимали, насколько все запущено.
— Хорошо. Тогда другой вопрос. — Я сжал его плечо. Андрей больше не улыбался, ждал моих слов. — Как называется страна, в которой ты сейчас находишься?
— Федерация светлоэльфийских княжеств. — Он ответил после секундной заминки, но при этом в голосе звучала гордость. Он радовался, что на этот вопрос ответ ему известен. Однако еще не подозревал, какой подвох его ждет.
— А как называется княжество, в котором мы находимся? И поведай-ка нам, милый, знаешь ли ты хоть один другой город, кроме Холёбаска?
— Разумеется, не знаю, — сказал он, очень стараясь сделать вид, что собственное невежество, выставленное мной напоказ, его не смущает. Но я-то чувствовал, как он напрягся под моей рукой.
— Андрей! — воскликнул Барсим и вскочил на ноги. — Как так можно?
— А что я? — возмущенно отозвался тот, — можно подумать, что мне кто-нибудь атлас выдал или еще что-то подобное! В той книжке, которую декан отдал, об этом точно ничего нет. Там только про обычаи, да и то — вкратце. Да, вообще…
Он оправдывался, а я улыбался. Все-таки смог его подловить. Горжусь собой.
— Вот поэтому мы сейчас пойдем с тобой домой, и я займусь твоим образованием.
— А с другой стороны, — ни слова не сказав мне на мою реплику, выдавил из себя он, — зачем мне все это?
— Что значит, зачем? — вопросил негодующий Барсик.
Но вмешался Мурка.
— Затем, что тогда бы ты знал, что отправил Алого в компании двух будущих Владычиц Второго и Первого Дома.
Андрей на секунду замер, заморгал растерянно и немного нервно, с трудом выговарил:
— Мурка, ты что, был мужем самой главной Темной Владычицы в этом мире?
— Был.
— То есть Инга…
— Если ей понравится, она сделает все, чтобы заполучить для Темного Королевства торговое соглашение с семьей Мильзились.
— А какие у них отношения с Домом Вик-Холь?
— Сопернические, так как от статуса Первого Дома второй отделяет лишь один шаг. Но… — Мурка сделал паузу, долго смотрел на Андрея, потом сказал: — Уже много веков Ллос не поощряет столкновения интересов между Великими Домами. После того, как мы поднялись на поверхность, это уже вопрос выживания вида. Слишком много потенциальных врагов извне, чтобы еще между собой сражаться.
— Но я как-то не заметил, что Иля и Инга плохо ладят… правда, Инга сразу сказала, что в команду к Иле не стала бы проситься, потому что тогда нормальной игре мешало бы соперничество.
— Видимо, это все твое влияние, — заметил Барсик, покосившись на Мурку.
Андрей не успел на это ничего ответить, ко мне обратился темный:
— Почему она не вернулась? — спросил, испытующе глядя на меня.
— Кто? — В первый момент я не понял.
— Леди Имре-Хачь. Почему она не вернулась? Если бы она рассказала, если бы… Возможно, ее Дом не был бы обречен на вымирание.
— Потому что вначале они были пленниками. По праву победителей дети забрали их с собой.
— Пленниками? Но зачем мерцающим пленные эльфы? — изумленно выдохнул Барсик.
— В качестве подопытного материала, — не стушевался я.
Лица командоров надо было видеть. Мне пришлось бороться с улыбкой, так и норовящей наползти на лицо. Но ответить иначе я не мог.
— Кончай вредничать, — вдруг фыркнул мне кто-то в ухо. Конечно же это был Андрей. Я непроизвольно поежился. Посмотрел на него с укором и снова повернулся к командорам.
— Какие еще опыты могут ставить мерцающие, кроме как экспериментировать со своими мерцаниями? Им нужны опытные образцы, с которых можно было бы копировать повадки, внешность, внутреннее состояние. По договоренности с моим дедом они должны были отработать в школе двадцать лет. Потом могли идти на все четыре стороны. Но они остались: к тому времени у них уже подрастал первенец, и Лавишуле была беременна вторым ребенком. Она знала, что родится девочка, так что…
— Ты понимаешь, что это означает? Воля Ллос была нарушена, — тихо сказал Мурка. Я напрягся. Конечно, я знал, что это означает для темных, у меня ведь были и темноэльфийские мерцания.
— Да? — вдруг встрял Андрей. — Тогда почему она сразу не сказала об этом своим жрицам? Разве ты как муж главной из них не знал бы про такое серьезное нарушение воли вашей богини?
— Ты прав, знал бы, — помедлив, ответил темный и задумался. А мне оставалось только радоваться, что Андрей так быстро сориентировался, что к чему.
— То есть — вмешался Барсик, — возможно, они зря прячутся от мира, если Ллос смолчала, да?
— Мне нужно поговорить с Владычицей, — обронил темный командор и внимательно посмотрел на Андрея. Тот занервничал.
— Что? — протянул с вызовом.
— Думаю, теперь спешить уже все равно некуда. Поэтому подождем родительского дня.
— Почему его? — удивился Андрей, а я, кажется, уже понял.
— Думаю, она сама со мной свяжется. Есть у меня такое чувство.
— Хочешь сказать, что нам предстоит принимать здесь Владычицу Первого Дома? — настороженно вопросил Тарэль.
— Хочу сказать, что нужно как следует подготовиться к следующим выходным и к последующей неделе.
— Последующей неделе? — заволновался Андрей.
Все ясно, тут он тоже недочитал до конца или просто не понял всей подоплеки родительского дня.
Вздохнув, убрал руку с его плеча. Пришлось объяснять:
— С родительского дня начинается родительская неделя. В течение ее университет принимает у себя родителей, пожелавших остаться и посмотреть, чему и как учат тут их детей. Ведь именно родители являются главными спонсорами университета, поэтому по давней договоренности, которая внесена в устав учебного заведения, имеют право наблюдать за тем, на что пошли выделенные ими средства.
— Вау! — выдохнул Андрей ошеломленно. — Я заметил, что в списке, который мне Ира передала от Карла, был в перечне мероприятий какой-то пробел, но с ходу не сообразил спросить об этом. — Он взлохматил волосы на затылке и добавил: — Обалдеть можно. Это же получается что-то вроде затянувшегося дня открытых дверей? Но, по-моему, там не одна неделя, а две не освещены никакими событиями.
— Вторая — это каникулы, — просветил его.
— В смысле, через две недели кончается семестр?
— В смысле, — насмешливо фыркнув, подтвердил я. — Похоже, и об этом ты не удосужился узнать. Семестр не заканчивается, но половину его мы уже благополучно пережили, значит, всем студентам и преподавателям предстоит промежуточная аттестация.
— Могли бы и сами сказать, — обиженно пробормотал он. — У нас до конца семестра еще вагон и маленькая тележка времени. И никаких промежуточных аттестаций нет.
— Да-да, поэтому ты все еще с нами, а не носишься со сдачей собственной сессии, — проговорил Барсик.
Признаюсь, я напрягся. Что-то, похоже, упустил. Надо было давно навести справки об Андрее, а то все нахрапом и нахрапом. Оказывается, Барсим знал что-то такое, о чем я понятия не имел. И что же это?
— И что там за сессия? — как ни старался, не смог скрыть холодных ноток в голосе.
— Я все еще учусь, Ир, — сказал на это Андрей. — И ближе к зиме у меня начнутся заморочки со сдачей зачетов, а после Нового года — сессия.
— Новый год — это как наш Праздник середины года? — заинтересовался Мурка.
— Наверное, — неопределенно пожал плечами психолог и посмотрел на меня.
— Ты обо всем мне расскажешь. — Я сам в первый момент не узнал свой голос. Но собственное незнание задело. Получается, об Андрее почти ничего не знаю, в отличие от Барсика и того же Мурки. — Обо всем, — решительно повторил ему.
Землянин тяжело вздохнул.
— Куда я денусь, — буркнул в сторону.
— И правильно, — неожиданно поддержал его Тарэль и подозрительно лукаво глянул на меня, — теперь, похоже, уже некуда.
Пришлось фыркнуть, схватить Андрея в охапку и увести с собой. Если у нас тут уже смеркаться начало, то у них там осень, поэтому дни особенно коротки, если я правильно понял то, что сумел извлечь из переводчика Андрея. Значит, пора возвращаться в его квартиру. Надеюсь, у психолога хватит сил усвоить хотя бы простейшие знания о географии и прочих очевидных для местных жителей тонкостях нашего мира.
Алый
Признаться, я и представить себе не мог, что так все обернется. Скорость развития событий меня, если честно, пугала. Не успели мы проиграть, как Андрей уже объявил, что нам предстоит еще один матч. Разумеется, второй раз проигрывать я не собирался, впрочем, как и мои ребята. Уж мы-то теперь сделаем все, чтобы обставить этих светлых… Ох! Только сейчас сам понял, что сказал. Да, похоже, очень скоро мне понадобится квалифицированная помощь. Где я ее возьму? Вот уж о чем не стоит волноваться. Теперь у нас есть психолог. Я наконец понял, что значит загадочное словосочетание — лекарь душ. Но не о том речь.
Когда вел Илю и Ингу с собой в общежитие, мне полагалось бы думать о предстоящей презентации ароматов, которую я собирался для них устроить. Андрей со своей потрясающей, не побоюсь этого слова, интуицией придумал идеальный выход из положения. Запахи — это маленькое таинство. С их помощью можно выиграть спор или победить в сражении. Главное, знать, как и какой аромат влияет на подсознание. Моя семья посвятила себя ароматам и изучению их особых свойств. Поэтому я точно знал, что могу предложить Инге для осуществления ее маленького плана очень и очень многое. Как я сам не додумался до такого изящного выхода из ситуации? А ведь Андрей, как понял, вообще ничего в ароматах не понимает, просто нахватался от какой-то своей подружки по верхам. Хотя эта его фраза про ароматные палочки меня, честно скажу, заинтриговала.
Так вот, вместо того чтобы всерьез подумать о том, что я покажу моим темным спутницам, размышлял я, как ни странно, о Машке. Иля сказала, что Андрей попросил ее пригласить на родительский день его жену. Сам не могу понять, почему, но это мне неожиданно не понравилось. Трудно объяснить, но дело в том, что я после его откровений проникся к нему искренним сочувствием. Поэтому испугался, что, когда эта темная леди тут появится, Машка может сделать какую-нибудь глупость. Уж не знаю, какую. Но то, что фантазии у него хватит на многое — это очевидно.
Когда вел двух темных Владычиц на территорию светлого крыла, проходящие мимо нас нейтралы и такие же светлые, как и я, оборачивались. Девчонкам оказалось все же проще, у них, похоже, с детства для таких случаев была припасена универсальная непроницаемая мина, которую они обе, не сговариваясь, натянули на лица. Мне пришлось сложнее — даже врожденный аристократизм не спасал. Ведь я легко мог себе представить, какие мысли проносились в головах сородичей, встреченных мной по пути. Не то чтобы меня смущало, о чем они могли подумать. Просто напрягало немного, вот и все. Да и вообще, вся эта ситуация с игрой перед родителями и прочими гостями не давала покоя.
Конечно, Андрей это хорошо придумал. Можно даже сказать, почти идеально, и все же мне было не по себе. Да и не только мне. Ведь пока Андрей общался с Ингой и командорами, мы с ребятами успели обсудить его предложение между собой и поняли, что все будет далеко не так просто, как представлялось нашему классному руководителю. Благо коммандос в этом нас поддержали. Вини даже выдвинул идею о совместных тренировках. То есть предложил после их смен и наших занятий собираться и гонять мяч всем вместе. А мы, капитаны, тактику и стратегию можем обсудить с командой и после небольшой игры. С ним все согласились.
Было видно, что для них, да и для меня тоже, теперь это дело чести: представить нашу игру в наилучшем свете. Да, мы сдружились. Я втайне горжусь тем, что дружу с темными. Теперь горжусь. И мне уже давно не приходило в голову стыдиться моих собственных чувств по отношению к ним. И все-таки сейчас, когда я вел к себе сразу двух темных девушек, мне было неуютно. Возможно, все дело в том, что раньше Иля у нас появлялась одна, и ей приходилось подстраиваться под наше — в частности мое — представление о ней. Сейчас же из-за того, что с ней соотечественница, она вряд ли будет беречь мои чувства, чтобы не упасть в грязь лицом. Когда я это понял, испугался. Разумеется, не подал виду, и все же мне стало страшно, так как я пока плохо себе представлял, как вообще с ними разговаривать — с темными женщинами, которые в их обществе ставятся выше мужчин.
По идее я должен был с ними говорить как с равными, как говорил бы с мужчиной-светлым, так? Понимаю, что да, но в голове плохо укладывается. С другой стороны, у меня есть прекрасный стимул научиться вести с ними дела. Почему? Да потому что, если я на самом деле принесу своей семье выгодный контракт, пусть даже с темными, отец будет на седьмом небе от счастья. Подумав об этом, улыбнулся. Скосил глаза на Илю, потом на Ингу — эльфийки ответили мне одинаковыми лукавыми взглядами. Уж не знаю, что они там задумали. Я распахнул перед ними дверь своей комнаты и пропустил их перед собой внутрь.
Предложил присесть на небольшой диванчик — именно на нем предпочитаю проводить вечера за чтением. Они снова переглянулись, но сели. Подтащил к ним небольшой столик для писем, потом отошел к шкафу и достал из него специальный сундучок с пробами. Поставил на стол, открыл крышку и легким движением руки заставил раскрыться все потайные отделения. Таким образом, центральная часть слегка приподнялась над краями сундучка и разошлась в разные стороны, разделившись на две половинки, за ней лесенкой то же самое сделали внутренние части. И вот уже мой сундук полностью демонстрировал свое содержимое.
Улыбнулся. Я люблю запахи. Люблю искать новые ароматы, люблю смешивать старые, люблю подбирать особые запахи для тех, кто об этом просит и готов заплатить. Но, в случае с Илей и Ингой, не планирую взимать с них плату. Почему? По двум причинам. Первая кроется в моей дружбе с Вик-Холь, вторая заключается в том, что для того, чтобы проникнуться магией ароматов, нужно их распробовать. Поэтому опытные образцы готов предоставить Инге бесплатно. Уверен, что ей понравится. И готов ради этого на многое.
Они обе смотрели на меня со снисходительным любопытством. Будь они светлыми, такой взгляд со стороны женщины оскорбил бы. Но я мысленно напомнил себе, что сейчас здесь темные Владычицы. Они другие. Совсем другие. В этом я уже смог убедиться, и не раз.
Я рассказывал им истории различных ароматов, упоминал их особые свойства, предлагал понюхать один, другой. Потом напоминал, что, для того чтобы запахи не смешались, а нюх не притупился, обязательно после двух-трех ароматов следует подносить к носу небольшие пузыречки с семенами коферийского подсолнечника. Они послушно следовали моим указаниям. Я видел, что вдыхать ароматы с примесью специй, тягучие и вязкие, Иле нравится больше, чем те же цветочные или чисто фруктовые, в то время как Инга предпочитает именно их. Они оказались разными, мои темные гостьи. Хоть это и не так заметно на первый взгляд. И все же запахи — моя стихия, я с готовностью растворился в ней и настолько увлекся, что не сразу обратил внимание на то, как они обе на меня поглядывают. Словно сговорившись без слов, каким-то непостижимым для меня образом, они начали свою атаку так внезапно, что в первый момент я не успел сообразить, как на такое реагировать.
Стоял со стороны Инги, склонившись к ней и поднося к носу девушки один из выхваченных мной из сундука пузырьков с вытяжкой ромашки и ландыша, когда ее ладонь неожиданно оказалась на моем бедре. У меня дрогнули руки, а глаза, наверное, распахнулись от изумления. Но в тот же момент к нам с Ингой придвинулась Иля и так посмотрела на меня снизу вверх, что я замер и нервно сглотнул, чувствуя, как проворные пальцы Инги пробегают по внутренней стороне моего бедра. А вот это было уже совсем не смешно.
— Девочки? — вырвалось почти жалобно.
Иля улыбнулась, а потом сделала, по моему личному мнению, самый непристойный жест, который я когда-либо видел у девушки, хотя до того момента мне бы и в голову не могло прийти, что можно так (!) облизывать губы.
— Чего ты испугался? — ласково защебетала Инга. Никогда бы не поверил, что у нее может быть такой голосок. Просто мед и сливки в одном флаконе.
— Тебе понравится, не сомневайся, — поддержала Иля и тоже потянулась ко мне рукой, но я перехватил ее запястье, несильно сжал, и только когда прикоснулся к ее коже, такой же белой, как у меня самого, неожиданно понял, в чем дело.
— Иль, — сказал, все еще помня, что про себя давно назвал ее другом, — не надо так со мной. Я люблю женщин, правда, но это не значит, что готов каждой под юбку залезть.
— Может быть, это потому, что тебя не устраивают именно наши юбки? — В голосе Инги прозвучала неподдельная заинтересованность, но щебет ушел, а рука спустилась с бедра на колено.
Я повернулся к ней. Попытался взвесить слова, которые собирался сказать, но понял, что все бесполезно. Я был не способен предугадать мысли Владычиц. Поэтому решил, что честность — лучшее оружие, точнее, не оружие даже, а щит.
— Не устраивают, — и, не дождавшись дополнительного вопроса, взялся пояснять: — Иля — мой друг. Хороший друг. Я воспринимаю ее как равного, как мужчину, — только произнеся это, осознал, что сказал глупость и поспешил дать дополнительные пояснения. — В том смысле, что у нас-то, в отличие от вас, патриархат, так что, в моих словах…
— Нет оскорбления. — Иля кивнула, словно сама себе, и вернулась на то место, на котором сидела до того, как они с Ингой предприняли свою попытку.
— А что ты скажешь обо мне? Вряд ли за столь короткое знакомство мог бы проникнуться ко мне дружескими чувствами, — заметила Инга и сжала мое колено.
Я на миг закрыл глаза. Да, когда Андрей попросил меня познакомить обеих с ароматами нашего светлого мира, я не предполагал, что придется пройти через такое испытание на вшивость. Но все-таки сумел отыскать для Инги правильные слова.
— Мне хочется верить, что у тебя к Марфе все серьезно, а не сиюминутная прихоть. Поэтому согласился помогать тебе. Считаю, что по отношению к нему то, на что ты так прозрачно намекаешь, — я опустил глаза на ее руку, потом снова посмотрел на девушку, — это измена по нашим, светлым, представлениям о любви. Да, измена. А мне бы хотелось верить, что хотя бы какое-то время ты будешь ему верна, даже если у вас, темных, это не принято.
Она медленно убрала руку. Кивнула. Я ожидал услышать хоть что-то о ее настоящих планах на Марфу, но Инга перевела разговор на другую тему.
— Я бы хотела больше узнать о способах ухаживания у светлых, — сказала она. — Ты ведь мне расскажешь?
— Нам, — мягко поправила соотечественницу Иля. Они посмотрели друг на друга. Рим-Доль кивнула.
Вздохнул. Конечно, я ответил, что расскажу. Как мог отказать?
Андрей и Ир
В общем, не повезло мне. Весь оставшийся вечер Ир только тем и занимался, что просвещал меня относительно прописных истин, которые в их мире были известны каждому ребенку. Он начал с простого, по его словам, то есть с элементарной географии. Так я узнал, что условно Федерация светлоэльфийских княжеств, сокращенно ФСЭК, ориентирована по четырем сторонам света. То есть существуют северные, южные, восточные и западные княжества. Всего по два на каждую сторону света. При этом юг у них называется «юс», поэтому южные княжества носят названия Харьюс и Вильюс; север — «во», княжества Каво и Рево; восток — «и», княжества Пави и Тани; и наконец запад — «анд», и его княжества — Зимланд и Виланд. Именно на территории последнего находилась общая столица Федерации с трудно запоминаемым для меня названием — Альверпен-Эль. Он ассоциировался у меня только с Антверпеном. Кстати, Виланд еще называли Озерным краем. И в нем обитал самый большой процент светлоэльфийского населения. Оказывается, у них тут так же, как у нас. Основное население, конечно, эльфы, но при этом никто не отменял другие народности и расы. У нас ведь рядом с русичами мирно сосуществуют татары, чуваши, буряты и множество других народностей. То же можно сказать и про их Федерацию.
Например, в княжестве Харьюс, на территории которого располагался наш университет, жили в основном люди, а представители других рас хоть и встречались довольно часто, но, как правило, оказывались приезжими, так как университет считался одним из лучших учебных заведений страны. Дальше — больше, оказывается, Темное королевство дроу было отделено от ФСЭК Тролльими лугами, Сатирьим лесом и Гномьими рудниками — небольшими королевствами, об обитателях которых можно было легко догадаться по их названиям.
Я тут же удивился, как же тогда темные промаршировали через всю Федерацию незамеченными и оказались в северных княжествах перед тем памятным Северным затмением, рассказы о котором мне уже, если честно, успели набить оскомину. Ир криво усмехнулся в тот момент и поведал, что в этом-то и состоял конфликт. Темные выбрались на поверхность из-под земли, и светлые неожиданно для себя осознали, что вся их территория стоит, можно сказать, на бочке с порохом, ведь темные по своим пещерам и туннелям исхитрились добраться даже до северных княжеств. Теперь многое становилось понятным. Так что не зря Ир вытащил из своей маго-сумки подробную карту их мира.
Также я открыл для себя, что драконы тут живут вовсе не в горах, как мне казалось раньше, а на островах, которые так и называются Драконьими, а все их островное государство в Федерации называют Заоблачным краем, и в целом их архипелаг напоминает цветок с частично оборванными лепестками. Поэтому три больших острова, окружающие центральный, прозванный Сердцевиной, называются — Правый лепесток, Левый лепесток и Центральный лепесток.
В общем, ничего оригинального, но воображение разыгрывается просто не на шутку. Особенно когда замечаешь, что эти острова через небольшой пролив моря Драюс соседствуют с землями ордена драконоборцев, издревле прозванных Водным краем, так как в их пределах река Правая, правый приток реки Баскё, на которой, к слову, стоят наш университетский городок и город Холёбаск, распадается на три рукава — Гар, Сапё к и Зисаль. Ир сказал, что места там очень и очень красивые. Но из-за близкого соседства с драконами рыцари издревле учились оберегать свои земли от их подлых вылазок.
Сейчас между драконами и рыцарями сохраняется нейтралитет. Но положение весьма шаткое, так как официальный мирный договор так и не перерос в военно-экономический союз, что негативно сказалось как на одной, так и на другой стороне.
И наконец, самое интересное — я увидел, где же находится та Чаща Лис, о коей мне все уши прожужжали, то есть край, в котором, по всеобщему мнению, обитают мерцающие. Чаща, как оказалось, скрывает вовсе не страну, где живет этот непостижимый народ, а просто школу для юных его представителей. Как заверил меня Ир, после окончания и получения соответствующих верительных грамот ее ученики рассеиваются по миру и беспрепятственно живут среди других рас.
— Нам не нужно свое королевство, понимаешь? Нам в нем было бы слишком скучно. Мы — изменчивые. Нам нравится изменять себя, подстраиваясь под внешность и обычаи других народов. Что бы мы делали в обществе друг друга?
Да, ничего не скажешь. Вот это откровение из откровений.
Правда, долго слушать его рассказы ваш покорный слуга не смог: у меня разболелась голова от обилия трудновыговариваемых названий, и я взмолился о пощаде. Ир строго глянул на меня, но, неожиданно кивнув, почти сразу отправил в душ, сказав, что будет ждать. Правда, заснуть сразу не получилось. Когда забрался в уже нагретую постель, Ир вздохнул и спросил:
— Ты считаешь, что у нас получится объединить всех?
Я улыбнулся в темноту, подумал и сжал его руку. Исключительно дружеский жест, не более того.
— А разве уже не получается? — спросил тихо. Почувствовал, как он в ответ сжимает мое запястье, и позволил себе провалиться в глубокий, здоровый сон.
Инга
Некоторые вещи особенно трудно понять, когда ни разу не сталкивалась с ними в повседневной жизни. Поэтому я с легкостью готова признать, что для любого, пусть даже для меня, очень важна наглядная демонстрация. Все началось с футбольного матча. Великая Мать Дома Рим-Доль, мама, и мечтать не могла о таком. Однако так и было. Светлые относились к нам как к равным. Пока только к нашим мужчинам, но… среди них затесалась Илюизмена Вик-Холь. Именно отношение светлых к своему капитану поразило меня. Они… ее слушались. И это притом, что мне прекрасно известно, как пренебрежительно иногда относятся к своим женщинам.
Следующим откровением стало для меня то, что на скамейке запасных, как назвал это место Андрей, хотя там были все те же грибы-седоки и никаких скамеек, мило ворковали юная светлая, имени которой я в тот момент, увы, не знала, и Карунд Иль-Янь. Вот это была новость. То, как светлая смотрела на него, развеяло все мои сомнения.
Дальше — больше. Капитан команды пантер — Алиэль, он же Алый, как его называл их классный руководитель, носился как угорелый между нашими темными мужчинами и чувствовал себя с ними вполне свободно, быть может, даже свободнее, чем со своими сородичами.
И последней каплей стал отец. До меня уже дошли слухи о его связи со светлым командором. Я и раньше знала, что он неровно дышит к этому светлому, но, когда увидела воочию, когда услышала, как об их отношениях отзывается сам Огненный, мне впервые по-настоящему стало не по себе.
Мы давно хотели этого, стремились к тому, чтобы нас наконец приняли на поверхности. Сейчас уже многие поняли, что это вопрос выживания. Но, несмотря на усилия Владычиц Великих Домов, все оставалось на мертвой точке. Пока, если я правильно поняла причину столь резких перемен, в университете, на который мы уже не возлагали тех надежд, что прежде, не появился Андрей. Как он успел так много сделать за каких-то две недели своего пребывания здесь, не знаю. Но это было просто поразительно. И только потому, что все предстало перед моими глазами, я рискнула — да-да, именно рискнула — вверить судьбу своих отношений с будущим мужем ему.
Люблю ли я Марфинуса, как считает Алый, как думает Андрей и сомневается, но надеется отец? Не знаю. Долгое время на примере матери заставляла себя верить, что любви не существует, что она — выдумка светлых, не более того. Пока не научилась видеть сквозь ее броню, пока не поняла, что мать лгала нам с сестрами все это время. Она полюбила. Не сразу, но полюбила. Нашего отца. Мужчину. И Ллос одобрила ее любовь. Вот только мама слишком поздно спросила богиню о ней. Отец уже ушел. И теперь я точно знаю, что больше он к ней не вернется.
Великая Мать Дома Рим-Доль переиграла саму себя. Слишком долго тянула, слишком долго думала. И… опоздала. Я не знаю, люблю ли я и способна ли на любовь, такую, на которую намекал этот славный светлый мальчик с раскосыми глазами и пепельными волосами, стянутыми на затылке алой нитью. Честно, не знаю. Но я не хочу повторять судьбу матери. Не хочу. Поэтому выбрала для себя заведомо сильного мужчину, зная, что так просто он не сдастся. Не станет слепо подчиняться моей воле, как когда-то не стал подчиняться матери отец, так и не произнеся решающей клятвы, традиционно скрепляющей брачный союз — «Я умру за тебя…». Он тогда сказал, что умрет за их детей, а не за нее. Вот как все повернул. И я знаю, что за это она его чуть не убила. Но сумела вовремя остановиться, когда вдруг поняла, что именно на это он и рассчитывал. Что в тот момент смерть для него была предпочтительнее жизни с ней. Она оставила его в живых. Назло. Чтобы жил и мучился. Но он не захотел мучений, нашел способ научить ее жить немного иначе, чем она планировала изначально. И так, шаг за шагом, по крупицам, выстраивал те отношения, которые сохранились между ними до сих пор. Но я не хочу, чтобы и в моей жизни было так же.
Поэтому положила столько сил, чтобы устроить все так, как рекомендовал мне Андрей и советовал Алый (его на самом деле куда удобнее так называть). Кино, которое нам обещал и показал психолог, поразило до глубины души. Человек очень смущался, мне было отчетливо видно, хотя он и старался этого не показывать. Прежде чем с помощью специальных устройств, принесенных из его мира, продемонстрировать нам то, из-за чего мы все собрались в классной комнате «колокольчиков», он долго объяснял, что все, что мы увидим, не более чем сказки, что не стоит смотреть на то, как актеры, играющие эльфов и людей, владеют мечами, и уж тем более не стоит обращать внимания, если вдруг кто заметит явные несоответствия реальным возможностям человека или эльфа. Его слушали с вежливым нетерпением. Заметив это, он тяжело вздохнул, судя по всему, уже сожалея, что собрал нас всех здесь, и наконец сделал так, чтобы экран на стене ожил и на нем появились картинки. Двигающиеся, живые. Конечно же они захватили все мое внимание. И не только мое, несмотря на то, что многие из присутствующих, как я поняла, неделю назад точно таким же способом наблюдали за футбольным матчем сородичей Андрея. Все как один завороженно смотрели на экран.
Этот фильм стал для меня знаковым. Да, несоответствий было полно. Их заметила не только я. Многие, и мои сородичи, и светлые, ухмылялись в некоторых местах, которые, судя по реакции Андрея, вовсе не казались людям его мира смешными. Но поразила меня до глубины души вовсе не приключенческая линия, а любовная. Она началась в тот момент, когда на экране появилась светлая эльфийка с черными как смоль волосами, прискакавшая на своем белоснежном коне, чтобы спасти от смерти главного героя: хоббита, как в фильме называли этих странных существ, — маленького роста, с волосатыми ногами, но без копыт, как у наших местных сатиров. И вот когда я увидела ее с одним из главных героев, с человеком, который по определению не смог бы прожить так же долго, и она вверила ему символ своего бессмертия, сказав, что не представляет жизни без него, я вдруг подумала, что тоже хочу попробовать ее, такую любовь. Узнать на вкус, на… запах, да, теперь даже на запах.
Нас с Марфинусом посадили рядом, в два соседних кресла, поэтому найти его руку на подлокотнике и сжать не составило бы труда, но неудивительно, что мне потребовалось еще минут двадцать, чтобы решиться на этот шаг. Я боролась с собой. Со своими представлениями о мужчинах. Нас всегда учили, что они слабы, беспомощны, неприспособлены к жизни, вероломны, лживы, предательски эгоистичны. Нас учили подавлять в них волю, учили подчинять их себе. Однако сейчас мне впервые пришло в голову, что можно вести мужчину за собой, не подчиняя, не властвуя, а направляя. Впервые в жизни подумала о том, что любовь — это далеко не слабость: все зависит от того, как на нее смотреть. Что ее можно легко превратить в оружие. И когда его рука вздрогнула у меня под пальцами, окончательно решила, что готова рискнуть.
Андрей оказался коварным. Никогда бы не подумала, и все же это так. Фильм закончился на самом интересном месте. Один из героев глупо погиб от стрел орков (последние оказались совсем не похожи на тех, что обитали в нашем мире), а остальные были вынуждены разлучиться. Кто-то попал в плен, кто-то сбежал, чтобы выполнить тайную миссию, кто-то отправился вызволять попавших в плен товарищей. Разумеется, на чистую воду вывел человека не кто-нибудь, а бессменный секретарь ректора, оказавшийся мерцающим. Вот это была новость, но со всеми тревогами, волнениями и мыслями, которые так настойчиво роились в моей голове, данное известие не произвело на меня должного впечатления. Тем проще было принять этот факт как данность и не заострять свое внимание на нем.
Оказывается, фильмов по данной истории было не один, а три. И под давлением и светлых, и наших темных Андрей клятвенно обещал показать нам вторую часть в следующее воскресенье. А на неделе наконец познакомить всех с таким замечательным явлением, как мультики. Я не совсем поняла, почему «наконец», но быстро догадалась, что, по всей видимости, его об этом уже просили, и не раз. Если честно, весь их разговор как-то прошел мимо меня. Я сидела и прислушивалась к себе. Марфинус был рядом, его ладонь лежала в моей руке. Я сжимала ее, чувствуя, как частит пульс. Похоже, пришло время решаться.
Мы ушли, не прощаясь. Я встала, потянула его за собой и открыла портал в свою комнату. Он не попытался вырвать руку. Решив, что это хороший знак, усадила его за накрытый стол, зажгла свечи, на которых единодушно настояли и Андрей, и Алый. Опустилась на стул напротив своего мужчины и предложила ему вина.
Он смотрел на меня во все глаза. Его все удивляло. И мое поведение, и обстановка, и легкий аромат, окутывавший нас, словно кокон. За занавеской на подоконнике была спрятана небольшая курильница, из отверстий которой, извиваясь, белесыми струйками выползал ароматный дымок. Мне нравился этот запах. Теплый и волнующий. Сладкий, как сказал Алый. Я с ним согласилась, определенная сладость в нем имелась. Мне было трудно определить, понравился ли он Марфинусу, слишком сосредоточилась на собственных чувствах, пока он решал, выпить ли ему со мной или сразу переместиться в постель. В последнем, как теперь понимала, не было никакой романтики. И мне бы не хотелось, чтобы наш так называемый романтический ужин проходил по такому типичному для нас, темных, сценарию. Но эльф все-таки принял верное решение.
Я встала из-за стола, хотя ухаживать за мной, по всем правилам, должен был он. И все же я переступила через себя. И, как потом поняла, уже в этот момент одержала небольшую, но очень важную для нас победу. Он смотрел на меня изумленно и недоверчиво. Я, стараясь держаться как можно непринужденнее и все время вспоминая влюбленные глаза той эльфийки из фильма, наполняла его бокал темно-красным вином. Беда в том, что я не знала, как быть дальше. Есть совсем не хотелось, несмотря на то, что девочки: Ника — мерцающая, и, как ни странно, светлая Лия, она же Антилия Вейла, помогли мне с закусками. Как и все темные женщины, я не умела готовить, мне и не нужно было уметь. Узнав об этом, Алый предложил обратиться за помощью, сказав, что лучше мне взять уроки кулинарии у кого-нибудь из девушек, а то, наверное, будет неудобно просить о подобном кого-нибудь из темных мужчин. Он оказался прозорлив, этот светлый. Мужчину я бы просить не стала. Нашего темного мужчину точно. Даже к отцу с этим не пришла бы.
И все же они мне помогли, эти юные наивные девочки. И я впервые поняла, почему за таких, как они, мужчины их рас готовы умирать. Но не думаю, что те навыки, которым они ненавязчиво пытались меня обучить, когда-либо понадобятся мне в будущем. Готовить мне не понравилось, но я позволила этим девушкам увлечь меня в свой круг, так как посчитала важным наладить с ними контакт на будущее.
Но их старания, как оказалось, были напрасными. Впрочем, я давно подозревала, что для нас с Марфинусом ужин будет лишь предлогом, не более того. Ни он, ни я и не думали наслаждаться пищей. Есть не хотелось. Совсем.
Если честно, в тот момент, встретившись с ним взглядом, впервые подумала, что могу его понять. И это понимание вдруг объединило меня с ним. Поддавшись порыву, доверившись интуиции, наитию, я не ушла на свой стул, закончив разливать вино по бокалам, встала рядом со своим мужчиной, которому, положив руку на плечо, запретила подниматься со стула, хоть он и сделал неуверенную попытку. Он был вынужден запрокинуть голову, чтобы смотреть мне в глаза. Такое наше положение придало мне уверенности. Мужчинам и полагалось так смотреть на меня — снизу вверх. Поэтому я нашла в себе силы и в чем-то даже храбрость задать ему вопрос почти легкомысленным, почти светлым тоном.
— Скажи мне, — выдохнула, склонившись над ним и испытывая ни с чем не сравнимое чувство полета от той игры, которую планировала начать. Он напрягся, я продолжила: — Ты умеешь хранить секреты?
В его глазах мелькнуло непонимание. Он замер. Я успела испытать легкое разочарование, приправленное толикой сомнения, но тут же забыла об этом, когда он неожиданно твердо посмотрел на меня и сказал:
— Для тебя могу научиться.
Улыбнулась и одним движением оказалась у него на коленях. От неожиданности он так вцепился в меня, что стало неудобно. Но стоило только совсем неуловимо поменяться в лице, как мужчина, все еще обнимая меня, ослабил хватку, откинулся на высокую спинку мягкого стула и притянул к себе так, чтобы нам обоим было удобно.
— Боюсь спросить, что ты пытаешься этим сказать, — прошептал он, глядя на меня настороженным взглядом. Он на самом деле не знал, чего от меня ждать. Я и сама этого не знала.
— Доверю тебе одну тайну, — перебарывая собственные представления о том, какими должны быть мои отношения с мужчиной, продолжила уже начатую игру. — Готова попросить тебя об одолжении: чтобы все, что произойдет в этой комнате и в этой постели, — я совсем немного скосила глаза в нужном направлении, — осталось только между нами.
— Даже не зная, о чем ты попросишь, могу это обещать, — прошептал он, глядя на меня совсем незнакомыми глазами. Я еще ни разу не видела этого мужчину таким. Серьезным, собранным, и в тоже время… где-то в глубине его взгляда пряталось то, о чем мне очень хотелось узнать поподробнее. Что это? Неужели та самая нежность, которую он готов был разделить с Машмулом Верь-Явь, но не со мной? Еще совсем недавно с кем угодно, только не со мной.
— Ты ведь знаешь, что, даже если бы я и хотела, то не смогла бы подарить тебе нежность. — Я сделала паузу, наблюдая за тем, как то чувство, которое так заинтриговало меня, исчезло из его глаз. Взгляд стал знакомым. Отстраненным, чуть ироничным. Но если когда-то он нравился мне таким, то сейчас — нет. И я продолжила: — Поэтому я прошу тебя об одолжении. — Снова пауза. И он, мой мужчина, позволил себе тихий, почти грустный вздох.
— И чего же ты хочешь, Владычица?
Я на миг закрыла глаза. Мне очень хотелось выразить свое желание взглядом. Знала, что вряд ли получится. Меня никогда такому не учили. Я просто не смогла бы, как та эльфийка из фильма, смотреть на своего мужчину как на единственную радость в своей бесконечной жизни. И все же подняла ресницы. Я смотрела на него, мечтая, что он, несмотря на то, что мужчина, несмотря на то, что по определению не сможет догадаться о моих чувствах по одному только взгляду — всем же известно, как медленно они соображают, эти мужчины, — поймет. Я смотрела и, поддавшись порыву, прижимала ладонь к его щеке, склонялась к губам, да, склонялась, хоть никогда и не жаловала поцелуи, которые так нравятся светлым.
— Научи меня, — попросила. Да, да — попросила мужчину. Это почти унизительно. Но так как на фоне всего услышанного мной вчера и сегодня только «почти», я справилась. Не впала в подлинную ярость, что мне пришлось идти на это. И моим призом стали его недоумение, а потом и поцелуй.
Меня целовал мужчина. Нет, не так. Меня целовал мужчина, с которым я уже делила постель и который, несмотря на это, еще ни разу так меня не целовал. Он немногословен. Я это поняла, когда, так ничего и не сказав на мою просьбу, он подхватил меня на руки, и я только успела удивиться его силе, одернуть себя, подавив порыв ударить и твердо встать на ноги, чтобы иметь возможность отразить любое нападение с его стороны. Я убедила себя, что этого не последует, и позволила отнести себя на кровать.
Он опустил меня на нее так бережно, что на секунду закралось подозрение, будто в этот момент он видел перед собой не меня, а кого-то еще. Это обидно. Снова появилось желание ударить его, разбить в кровь губы, которыми он еще совсем недавно так непривычно меня целовал. Но я сдержалась и вспомнила слова Андрея, который наставлял меня перед киносеансом: «Если тебе что-то не понравится, прежде чем злиться, лучше скажи об этом. Возможно, ты просто что-то не так поняла…», — вот что он сказал. Поэтому я притянула Марфинуса к себе, заставила уткнуться лицом мне в шею и спросила, шепча ему на ухо и честно стараясь, чтобы голос звучал без злобы:
— Ты представляешь на моем месте кого-то другого?
— Даже если бы мог, то не стал бы, — ответил он.
Поднял голову и снова поцеловал. Провел ладонью вдоль моего тела, но так осторожно, так не похоже на то, как он когда-то уже делал это, в тот раз, когда я его заставляла. Сейчас он всего хотел сам. Я разрешила. Это так странно и в то же время удивительно. И теперь, кажется, поняла, что такое нежность и почему он так хотел, чтобы в его жизни была именно она. И я желаю, чтобы она была в нашей жизни. В нашей, да, теперь поверила, что так будет правильно. Подумала об этом и медленно, боясь его лишний раз спугнуть, обидеть, надавить там, где не нужно, начала отвечать.
Это удивительное чувство. Он так чутко реагировал на каждое прикосновение, что я сама не понимала, откуда у меня в горле появился ком и почему намокли ресницы. Он собрал мои слезы губами, и от этого жеста внутри меня не родилась злость. Все плавилось перед глазами, плыло. Внутри горело. Я знала только один способ потушить этот пожар. И все же, не торопила его, своего мужчину. Дала ему возможность насладиться своей властью над моим телом, не претендуя властвовать над ним самим, пока не претендуя. Не в постели. Не сейчас.
И все произошло так, как хотелось ему. Очень нежно и очень медленно. Совсем не было тех резких движений, которые мне так знакомы, совсем не было боли: ни для меня, ни для него. Да, я впилась в его плечи ногтями, но в этот раз специально следила за тем, чтобы не ранить его. Только в конце, когда контроль почти полностью исчез, чего со мной никогда не случалось раньше, оставила на его влажной от пота спине несколько неглубоких царапин. И когда мы, остывая, уже просто лежали рядом в одной постели, не спешила его прогнать, как сделала раньше, слизывала соленые красные капли с этих кровавых полосок и видела, как блаженно он улыбался мне, не открывая глаз.
И, забегая чуть вперед, хочу сказать, что то чувство, с которым мы на одном дыхании прожили всю эту невероятную неделю, нашло себе оправдание поздним вечером, перед родительским днем, когда в моих покоях без предупреждения появилась Великая Мать Дома Рим-Доль, мама. Я сидела на коленях своего мужчины, он перебирал мои пальцы, иногда подносил к губам мою руку и целовал по пальчику. Я позволила ему. За последние дни столько всего ему уже позволила, что такие жесты с его стороны, как притянуть меня к себе на колени или поцеловать, когда я этого совсем не жду, не рождали во мне ни злости, ни отторжения. Марфинус свято соблюдал нашу договоренность, позволяя себе все это только за закрытыми дверями нашей с ним спальни. Да, теперь именно нашей. И когда он поднимал на меня глаза — а я все еще не замечала, что мы уже не одни в этой комнате — и шептал, вынуждая задыхаться от нежности: «Я умру за тебя…» Да-да, те самые слова, которые мой отец так и не сказал моей матери. Когда она заговорила, ее властный голос, разрезающий тишину, вынудил меня вздрогнуть и забыть об ответе.
— Так вот зачем ты меня позвала.
Мы вздрогнули одновременно, я вскинула глаза на Великую Мать, Марфинус, которого мне теперь так привычно звать просто Марфой, слишком сильно сжал мою ладонь, почти причинив мне боль, но те слова, которые он произнес до того, как я успела заговорить, поставили в тупик не только меня, но и Главу Первого Дома, мою маму.
— Я убью за тебя, — заявил он, адресуя эти слова мне, но глядя на нее, — даже если, для того чтобы быть с тобой, придется убить Великую Мать.
Первой моей мыслью стало, что убить на самом деле придется, но не ему, а мне. И меня по-настоящему испугала отрезвляющая мысль, что я готова убить за эти слова не его, хотя за свою дерзость он заслуживал больше чем смерти, о нет, я всерьез подумала о том, что для того, чтобы сохранить его, готова убить ее. Да, да, готова убить собственную мать, Владычицу Первого Дома. И что самое страшное, она видела это по моим глазам, когда я соскользнула с его колен и встала рядом со своим мужчиной, поднявшимся из кресла.
— Наверное, тебя можно поздравить, — после паузы, показавшейся бесконечной, сказала она, обращаясь ко мне. — И наверное, мне следует тебе завидовать.
Вот только когда она шагнула к нему, я заступила ей дорогу и отвела руку в сторону, в любую секунду готовясь обратиться к клинку. Но мама не сделала попытки убить моего мужчину, непокорного мужчину ее Дома, нет. Она просто посмотрела на него через мое плечо и тихо, но угрожающе проронила:
— Обидишь ее — уничтожу, — выдержав положенную паузу и дождавшись его кивка, который я не видела, но чувствовала так же остро, как и его дыхание в своих волосах, она добавила уже для меня: — Жду вас завтра к завтраку. Мы со жрицами остановились в третьей комнате северного крыла учительского этажа главного корпуса.
Когда она так же, как и появилась, беззвучно исчезла, Марфинус опустился в кресло. И я услышала, как истерически он начал смеяться, спрятав лицо в ладонях. Обернулась, поняла, что самое разумное — ударить его по лицу. Не сильно, просто для того, чтобы привести в чувство. И не сделала этого. Опустилась перед ним на колени. Заставила отнять руки от лица. Расцеловала, словно сошла с ума. Все подряд. Глаза, губы, щеки, брови, даже нос. Он рвано выдохнул и снова притянул меня к себе на колени.
И этой ночью мы занимались с ним любовью (да, теперь я убеждена, что то, что происходило между нами, называлось именно так), словно это наша с ним последняя ночь. Наверное, оба, как неразумные дети, боялись, что так оно и будет. И все же Великая Мать Дома Рим-Доль — удивительная женщина. И уже утром, за завтраком, я поняла, что недаром гордилась тем, что именно она — моя мать. Но об этом позже. Чуть позже.
А утром, после романтического ужина и той ночи, которую я про себя называю нашей первой ночью, несмотря на то, что это не так, я шепнула на ухо своему мужчине, что ради него готова попробовать понять, что такое верность. Такая, как у светлых, когда я только с ним, а он не ищет нежности на стороне. И он, улыбаясь, обещал мне, что будет верным, если я буду верна. И это на самом деле стало для нас началом.
Эпилог
Не будите в эльфе зверя
Андрей
Ир меня изнасиловал. Конечно, в самом переносном смысле этого слова из всех возможных. Но именно из-за мерцающего я так быстро пожалел, что сдуру брякнул, будто фильм, который я им вчера показывал, вообще-то снят по книге. В общем, кроме того, что я едва отбился от друга, возжелавшего в обход общественных просмотров узнать, чем там все дело кончилось, мне пришлось искать специально для него старенькие, потрепанные временем и десятком рук печатные версии «Властелина Колец» в трех томах. Как ни странно, книги нашел, хоть и читал их когда-то, туеву кучу времени назад. И только тогда, когда они оказались в цепких лапках мерцающего, наконец смог вздохнуть спокойно. Да, не думал, что кино, которое, по предположению, должно было показаться моим эльфам как минимум смешным и как максимум гомерически неправдоподобным, настолько им понравится. Почему так, понял только утром в понедельник, когда наконец получил возможность расспросить моих «колокольчиков», что же им запомнилось в этом фильме. Узнал много нового. Нет, честно.
Оказывается, они все дружно, не сговариваясь, постановили про себя, что на правдоподобность не стоит обращать внимания — дескать, у них в фольклоре тоже каких только несуразных сказок не встречается. Дальше еще интереснее: путешествия в иные миры у них тут не новость, поэтому все, да-да, все без исключения, решили, что в одном из миров эльфы именно такие, какими их изобразили наши киношники. Так что с этим тоже проблем не возникло. И знаете, что заинтересовало их больше всего? Не приключения, нет. Не великая миссия и даже не охрененные, на мой скромный взгляд, спецэффекты. Чувства — вот, оказывается, на что они смотрели. На дружбу, на любовь, на то, какие у героев Толкиена представления о чести и достоинстве.
Отвечая на мои вопросы, «колокольчики» дружно отметили, что с моей стороны это был просто идеальный ход — выбрать именно этот фильм для первого показа. Доходчивее всех на сей счет выразился Машка, который правильно понял причину удивления на моем лице и громогласно воскликнул: «Да у них там даже гном есть! И они дружат!» Ага. Есть. Это он про Гимли. Причем всех дружно интересовали отношения данного представителя гномьего племени с эльфом Леголасом. Но не о том речь.
Оказывается, несмотря на то, что внешность актеров, обряженных в тех или иных представителей волшебных народов, оставляла желать лучшего, местные эльфы были весьма заинтригованы дальнейшим развитием сюжета. Так что мне пришлось прилюдно пообещать, что в конце все будет хорошо и все станут счастливы. И даже по секрету признаться, что никто из главных героев не умрет. Собственно, именно на этой позитивной ноте из-за двери, ведущей в мою квартиру, выполз помятый и не выспавшийся Ир. Да, взгляды, которыми его наградили «колокольчики», нужно было видеть.
— Стесняюсь спросить, — пропел как всегда неугомонный Машка, — чем это ты занимался всю ночь? — задал вопрос, обращаясь к Иру, и выразительно глянул на меня.
Я сам не заметил, как расплылся в интригующей улыбке. Даже в глазах Или светился неподдельный интерес. Ир с недосыпу понял намек не сразу. Но когда до бедняги дошло… О, это был взрыв! Точнее, мог бы быть, если бы Ира, стоило ему только рот открыть, не прервали. Причем как!
Дверь открылась с ноги, по крайней мере, нам всем так показалось, и в наш класс влетел разъяренный светлый эльф. Вот это был номер!
Кто он такой и что у нас забыл, я понял только минут через десять страшного ора. Причем орал он отчего-то на Ира, поэтому было не так-то просто понять, из-за чего весь сыр-бор. Но, когда смысл экспрессивных высказываний эльфа дошел до меня, разумеется, смолчать я не смог.
— А ну цыц! — воскликнул и, воскресив в памяти картинку из моих собственных школьных годов, со всей дури хлопнул раскрытой ладонью по столешнице — у нас в школе так многие учителя делали, правда, толку было мало, а тут неожиданно помогло.
Правда, руку себе отбил. Эльфы в лице незнакомца и Ира, прозорливо додумавшегося на этот раз выползти в класс уже в мерцании, как ни странно, заткнулись и уставились на меня с непередаваемым изумлением в глазах, которое я идентифицировал как удивление, что какой-то человек посмел прервать их — светлоликих и недосягаемых, как те звезды. А дальше меня понесло. Обращаясь к незнакомцу, выдал целую тираду, которой не особо горжусь, так как многое было сказано чисто на эмоциях и обдумать свои слова я просто не успел, и все же рад, что речь возымела действие.
— Не к лицу вам, сударь, на моем уроке балаган устраивать, — зашипел в сторону эльфа, все отчетливей понимая, что еще немного — и просто сорвусь. Даже самому себе ответить не мог, откуда во мне взялось это высокопарное «сударь». И все равно продолжал давить на опешившего от такого обращения взрослого эльфа. — И нечего коситься на Ира, или у вас нервный тик? А вообще, если вы тут из-за дочери, как я понял из ваших слов, то уж Ирирган точно к ней никакого отношения не имеет, что бы вам там доброхоты не наговорили, поэтому нечего наезжать на нашего секретаря почем зря. И его непотребный, как вы выразились, внешний вид уж никак вас не касается. Настолько уверены, что сможете достойно ответить, если он наконец проснется и решит вас за оскорбление в бараний рог согнуть? Что-то сомневаюсь.
Эльф стал похож на рыбу. Несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот, а потом с покрасневшими от негодования ушами выдал громко и зло:
— Мне сказали, что моя единственная дочь дружна с темным!
И тут Остапа (я за него) понесло…
— Только дружна? — с ехидцей осведомился, выразительно глянув на него. — Вряд ли вы примчались бы сюда раньше срока и начали вопить, как оголтелый, если бы дело было только в дружбе.
У эльфа зашевелились уши. Да, похоже, данная часть тела при общении несет у них весьма выразительную невербальную функцию.
Читать бесплатно другие книги:
