Терроризм. Война без правил Щербаков Алексей
О том, что у императора имеется наследник, народники, кажется, вообще не задумывались.
Но тут стоит отвлечься. Я полагаю, что человек выбирает те или иные идеи исходя из своей психологии и темперамента. Разумеется, речь идет о серьезных людях, не о болтунах. Ведь за любую конкретную цель, например за повышение зарплаты, можно бороться разными способами.
Так было и с народниками. Плеханов был спокойным и рассудительным человеком. Он за всю свою длинную политическую жизнь (он умер в 1918 году) ни разу «не привлекался», а уж тем более – не сидел.
А вот террористы вроде Желябова, Михайлова и Соловьева были очень нетерпеливыми ребятами. Их переполняла жажда действия. Надо действовать! Зачем? Там увидим.
Но вернемся к событиям 1879 года. Дискуссия закончилась компромиссом. «Земля и воля» вроде бы не одобрило убийство императора. Но… В то же время было признано – если уж кому-то очень хочется, мы не возражаем.
Как оказалось, захотелось многим. Кроме Соловьева, на роль главного исполнителя претендовали Григорий Гольденберг и Людвиг Кобылянский. Первый уже убил князя Кропоткина, но ему показалось мало. Это был очень своеобразный человек. Он безусловно обладал исключительной храбростью. А вот что касается его революционных идей… Ему больше нравилась собственная персона в роли крутого революционера. Второй принимал участие в убийстве того же Кропоткина.
Однако другие террористы (а они уже оформились в неформальную «партию внутри партии») обоих отвергли. Первый был евреем, а второй поляком. Давать противникам такой козырь террористы не собирались. Вот Соловьев – другое дело, не подкопаешься.
Итак, Соловьев взялся за подготовку теракта. Впрочем, много времени она не заняла. Александр II имел обыкновение прогуливаться в окрестностях Зимнего дворца. Так что требовалось только изучить его излюбленный маршрут.
На дело террорист вышел 2 апреля. При себе он имел револьвер и орех, внутри которого находился цианистый калий. Второй предмет предназначался для себя. Как и большинство коллег, пользоваться оружием Соловьев не особо умел. Хотя за несколько дней до этого сделал… несколько выстрелов в тире.
Детали того, что было дальше, рассказывают по-разному…
Е. В. Богданович, генерал, сотрудник Министерства внутренних дел, 2 апреля, по горячим следам, написал так: «Маков (Министр внутренних дел. – А. Щ.), видевший государя через полчаса после покушения, рассказывал, что государь сам ему говорил, что, пройдя Певческий мост, с ним встретился человек в штатском пальто, в фуражке с кокардой, который, поравнявшись с государем, остановился и отдал ему честь. Лицо этого человека обратило на себя внимание царя. Он невольно обернулся и в ту же минуту увидел пистолет, направленный на него. Оборотившись, государь миновал опасности. Пуля пробила стену дворца, где и засела. Злодей прицелился во второй раз – царь уклонился влево, преступник прицелился в третий раз – царь опять уклонился. В это время подоспел жандармский офицер Кох, который свалил преступника, успевшего дать еще два выстрела. Одним из них ранен переодетый стражник Милошевич. В это время выскочил из своей квартиры Павел Андреевич Шувалов. Государь сел в его коляску и подъехал ко дворцу. Маков видел его уже совершенно спокойным».
По другим сведениям, Соловьев стрелял в императора примерно с шести метров. Александр бросился бежать, прыгая из стороны в сторону. Соловьев вел огонь, пока не расстрелял все шесть патронов. Потом он пустился наутек, за ним кинулась то ли переодетая охрана, то ли народ (Дворцовая была довольно людным местом). И вот тут подбежал Кох, который плашмя ударил Соловьева шашкой.
Понятно, почему с версиями неразбериха. Императору как-то не к лицу бегать, тем более что при этом он потерял фуражку… Хотя с рациональной точки зрения Александр Николаевич действовал грамотно.
Итак, покушение провалилось. Не вышло у Соловьева и с самоубийством. Он раскусил орех с ядом, но… Террористу стало плохо, но он не умер. Дело в том, что Соловьев таскал в кармане этот орех довольно долго, а синильная кислота на воздухе быстро улетучивается…
Так что 28 мая 1879 года Соловьев был повешен на Смоленском поле.
Неудача только подстегнула террористов. Они сделали из провала покушения выводы: нам требуется не аморфная тусовка, какой являлась «Земля и воля», а серьезная организация. Экстремисты стали
пробивать эту идею параллельно с идеей перехода к «политической борьбе» (читай – к тому, чтобы перейти на чисто террористические рельсы). Это встретило резкий протест. Многим очень не хотелось расставаться с народническими иллюзиями. Да и предлагаемую дисциплину расценивали как «нечаевщину».
Кончилось это все расколом. На съезде в Липецке, проходившем 15–17 июня 1879 года, «Земля и воля» прекратила свое существование, разделившись на две организации: «Народную волю» и «Черный передел». Вторая организация, оставшись на старых позициях («главное – пропаганда»), оказалась мертворожденной. Численность ее не превышала 100 человек, к тому же довольно быстро ее члены, в том числе и Плеханов, оказались за границей. Впоследствии они примкнули к марксистам, а после раскола последних – к меньшевикам.
Что касается «Народной воли», то с ней все было ясно. Программа организации гласила:
«Террористическая деятельность, состоящая в уничтожении наиболее вредных лиц правительства, в защите партии от шпионства, в наказании наиболее выдающихся случаев насилия и произвола со стороны правительства, администрации и т. п., имеет своей целью подорвать обаяние правительственной силы, давать непрерывное доказательство возможности борьбы против правительства, поднимать таким образом революционный дух народа и веру в успех дела и, наконец, формировать годные к бою силы».
Реализация же программных положений заключалась прежде всего в том, что 26 июля 1879 года Исполнительный комитет партии вынес Александру II приговор.
При этом цели партии были… достаточно умеренные. Да, народовольцы заявляют:
«По основным своим убеждениям мы – социалисты и народники. Мы убеждены, что только на социалистических началах человечество может воплотить в своей жизни свободу, равенство, братство, обеспечить общее материальное благосостояние и полное, всестороннее развитие личности, а стало быть и прогресс».
Но!
«Мы полагаем, что народная воля была бы достаточно хорошо высказана и проведена Учредительным собранием, избранным свободно, всеобщей подачей голосов, при инструкциях от избирателей. Это, конечно, далеко не идеальная форма проявления народной воли, но единственно в настоящее время возможная на практике, и мы считаем нужным поэтому остановиться на ней».
Именно с тех пор и до 1918 года Учредительное собрание стало священной коровой российской оппозиции.
С октября 1879 года «Народная воля» стала выпускать одноименную газету, выходившую достаточно регулярно. Позже к ней присоединился «Листок народной воли». Причем некоторые авторы являлись профессиональными журналистами, сотрудничавшими в легальной печати. Самым интересным в этой газете был регулярно появляющийся список полицейских агентов, сведения о которых шли прямо из III Отделения. Но подробнее об этом ниже.
Стоит еще отметить, что конспирация в организации была просто отвратительной. Члены «Народной воли» «светились» на разных массовых мероприятиях, ходили друг к другу в гости, устраивали совместные посиделки… Множество людей не только из революционной, но и из либеральной среды, отлично знали, чем они занимаются. Такой вот пример. Один из лидеров народовольцев, Андрей Желябов, обладая мощной фигурой и высоким ростом, носил очень приметную черную бороду. То есть запоминался с первого раза и навсегда. Другое дело, что и жандармы работали так себе…
Что же касается практических дел, то главным из них была подготовка убийства императора.
Впрочем, начали они с иного. С добывания денег. Надо сказать, что, в отличие от революционеров следующего поколения, оперировавших сотнями тысяч, народники 1870-х испытывали постоянную нужду в деньгах. Капиталисты революционеров тогда еще не спонсировали. Что же касается добычи денег грабежом, простите, экспроприациями, то до этого народовольцы как-то не дошли. Как мы увидим дальше – не из-за моральных соображений. Но вот не
сумели они освоить бандитское ремесло. Кстати, в тогдашней России вооруженными ограблениями банков не баловались и уголовники.
Но без денег жизнь плохая, не годится никуда. Решили их украсть, облюбовав для этого казначейство в Херсоне. Тут впервые был применен любимый метод народовольцев – подкоп. В июне 1879 года террористы прорыли тоннель под кладовую казначейства и вынесли около миллиона рублей. Примечательно, что впоследствии участники дела писали, что они испытывали угрызения совести оттого… что воруют, а не грабят. Вот такие были у людей изгибы психологии. Грабить и убивать – благородно, воровать – нехорошо…
Так или иначе, из казначейства было вынесено денег на сумму около миллиона рублей.
Украсть-то украли, да вот вывезти не сумели. Пути отхода не продумали. Да и вообще организовано дело было исключительно бездарно. В итоге полиция довольно легко выследила народовольцев. Почти все деньги были найдены. Утащить удалось лишь 10 тысяч рублей.
Но эта неудача никого не обескуражила и ничему не научила. «Народная воля» продолжила действовать в фирменном стиле – пытаться достичь цели наиболее заковыристыми и наименее эффективными методами.
Возможно, к этому ребят подтолкнуло то, что они первыми в истории российского революционного движения начали использовать взрывчатые вещества.
«Впервые производство динамита было налажено еще в мае 1879 г. дезорганизаторской группой общества “Земля и воля”; производилось оно в небольших количествах на квартире в Басковом переулке, где хозяевами были Ст. Ширяев и А. В. Якимова. После первых удачных опытов было решено расширить производство. Для этого, по инициативе группы “Свобода или Смерть”, была организована новая квартира в Троицком переулке (у Пяти углов), хозяевами которой были те же Ширяев и Якимова. После липецкого съезда эта квартира была ликвидирована, и производство динамита было перенесено в квартиру на углу Невского и улицы Песков, где хозяевами были Г. Исаев и Якимова».
(А. В. Якимова, революционерка)
И ребята начали откровенно чудить… У народовольцев возникла светлая идея – взорвать поезд Александра II во время возвращения императора из Крыма. Сказано – сделано. Одну точку для теракта выбрали в Харьковской области, другую – на окраине Москвы. Действовали террористы по одной схеме – тянули к железнодорожному пути тоннель, в котором предполагалось установить фугас с дистанционным подрывом. В случае с Харьковом – из домика, который арендовали под предлогом строительства здесь кожевенного завода. Во втором – из купленного дома. Первой операцией руководил Желябов, второй – Михайлов. Тогда, как и теперь, вокруг железной дороги существовала «полоса отчуждения». Так что галереи выходили длиной около 20 метров. И ребята начали самозабвенно играть в кротов.
Работа, сами понимаете, была трудная и муторная. «Двигаться по галерее можно было, только лежа на животе или приподнявшись немного на четвереньки. Приходилось просиживать за своей очередной работой внутри галереи от полутора до трех часов, смотря по ширине досок и встречавшемуся грунту, а в день приходилось иным ставить по две, по три пары, так как не все лазили внутрь, а только те, которые быстрее и ловчее там работали.
В день при работе от 7 часов утра до 9 часов вечера успевали вырывать от 2 до 3 аршин. Работа внутри была утомительна и тяжела, по неудобному положению тела, недостатку воздуха и сырости почвы, причем приходилось, для большей свободы движений, находиться там только в двух рубахах, в то время, как работы начались только 1 октября, и холодная осенняя сырость давала себя чувствовать. Но еще более утомительную работу представляло вытаскивание земли изнутри в подполье. Тут приходилось двум-трем человекам напрягать все силы сразу, чтобы подвинуть лист, нагруженный почти мокрым песком, на пол-аршина».
(А. Михайлов)
Но, тем не менее, выкопали оба тоннеля. Подрыв поезда должен был состояться 19 и 20 ноября 1879 года. Первый фугас просто не взорвался. И в этом нет ничего удивительного. Минно-взрывное дело – штука заковыристая. А ни одного сапера среди террористов не имелось.
Второй фугас все-таки взорвался. Правда, под поездом, в котором была свита. Этот поезд обычно шел следом за царским, но из-за технических проблем последнего вышел вперед.
Но самое главное не это. «Входившие в состав этого поезда два паровоза и первый багажный вагон оторвались, один багажный вагон перевернулся вверх колесами и восемь вагонов сошли с рельсов с более или менее значительными повреждениями, но при этом ни лица, следовавшие на поезде, ни посторонние лица не понесли никаких повреждений»[9].
(Из судебного приговора)
В чем тут суть? Да в том, что вся эта затея по определению являлась «мартышкиным трудом». Допустим, взорвали бы именно царский поезд. Так ведь вероятность, что при этом погибнет император, была минимальной! Поезда тогда ходили медленно.
И никакой тайны это не составляло. Крушения поездов в 70-х годах XIX века случались часто. Достаточно было пойти в библиотеку и посмотреть подшивку газет, чтобы убедиться – овчинка не стоит выделки.
Первая попытка народовольцев закончилась крахом. Но ребята не успокоились. У них был запасной вариант…
Речь идет о Степане Николаевиче Халтурине. Это был человек с несколько «иного поля». В 1878 году Халтурин возглавлял так называемый «Северно-русский рабочий союз». Это была не революционная, а, скорее, синдикалистская организация. То есть члены «Союза» (а их было около 200 человек) хотели объединить рабочих для совместной борьбы за свои права. В те времена в России стремительно развивался капитализм и, соответственно, росло число рабочих. И трудовых конфликтов хватало – в том числе и забастовок. Так что стремление рабочих к объединению понятно – это проходили все страны. Сам же Халтурин являлся квалифицированным рабочим, столяром-краснодеревщиком. Мало того – он обладал ярко выраженным классовым сознанием, то есть считал именно рабочих солью земли.
Однако власти на любые попытки рабочих защищать свои права смотрели как на «подрыв устоев» и реагировали соответственно. Так что некоторые горячие парни самостоятельно пришли к мысли, что царь им сильно мешает и стоит его убрать. Халтурин, будучи квалифицированным мастером, устроился для начала в качестве рабочего на одну из царских яхт[10], а осенью 1879 года поступил на работу столяром в Зимний дворец. Интересно, что в те времена он уже был в розыске и жил по подложным документам. Идея устроить взрыв в Зимнем дворце принадлежала Халтурину. От «Народной воли», с которой столяр вышел на контакт, ему нужен был только динамит. Однако до поры до времени террористы предпочитали возиться со своими подкопами и только после провала этих затей вспомнили о Халтурине. Тот к этому моменту уже успел неплохо изучить дворец. Как лично – выполняя разные работы, так и путем расспроса других работников. Террорист мастерски «косил под деревенщину», провоцируя собеседников на то, чтобы они распустили перед ним хвост, демонстрируя свои знания дворцовых порядков. В итоге столяр обнаружил, что комната, в которой он жил и работал, расположена как раз под обеденной залой. Трудность заключалась в том, что между помещениями располагался еще один этаж, где находилось караульное помещение. В случае теракта находившиеся там солдаты были бы убиты. Но это никого особо не волновало.
Оставалась сущая мелочь – доставить взрывчатку во дворец. Носить, разумеется, приходилось частями. Всего Халтурин пронес 8 пудов (128 кг) нитроглицерина. Может возникнуть вопрос – как это ему удалось? А все просто. В царской резиденции царил совершенно запредельный бардак.
«В то время как с парадных подъездов во дворец не было доступа самым высокопоставленным лицам, черные ходы, во всякое время дня и ночи, были открыты для всякого трактирного знакомца самого последнего дворцового служителя. Нередко посетители оставались и ночевать во дворце, так как остаться там было безопаснее, чем идти поздно ночью домой по улицам, на которых усердствовала полиция Гурко. Воровство дворцового имущества оказывалось настолько всеобщим, что даже Халтурин принужден был ходить воровать съестные припасы, чтобы не показаться подозрительным».
(Л. А. Тихомиров)
Но и это еще не все. В III Отделении знали о том, что в Зимнем дворце идет какая-то нехорошая возня. В ноябре жандармы арестовали народовольца А. А. Квятковского, одного из тех, кто осуществлял «халтуринский проект». На конспиративной квартире был обнаружен динамит, а также бумажка с планом дворца, на котором на месте столовой был поставлен крест. Ребята из III Отделения предложили устроить в Зимнем тотальный обыск помещений персонала. Однако все уперлось в ведомственные амбиции. Руководитель дворцового ведомства граф Адлерберг и слышать не хотел, чтобы кто-то лез в его епархию. В царских резиденциях в то время действовала собственная дворцовая полиция. Как она работала, ясно из приведенной выше цитаты. Пускать жандармов на «свою территорию» дворцовые полицейские начальники не пожелали. Дескать, мы сами проведем обыски. И провели. У Халтурина искали! А ведь взрывчатка лежала в сундуке, всего лишь прикрытая сверху разными вещами… И доложили: все чисто, опасности нет.
Кстати, история с этим планом дворца хорошо демонстрирует и уровень другой стороны. Дело в том, что «хозяйка» конспиративной квартиры, на которой жил Квятковский, раздавала знакомым экземпляры «Земли и воли». И как на нее вышли жандармы, вот бы узнать… Да и вообще, я хоть убейте не понимаю – на кой черт Квятковский вообще хранил этот план? Он ведь во дворец лезть не собирался…
Что же касается собственно теракта, то Халтурину требовалось подловить момент, когда император присутствовал бы в обеденном зале. Такой случай представился 5 февраля 1880 года, когда Александр обедал с гостем – принцем Гессенским. Халтурин поджег фитиль и направился на выход. Желябов ждал его возле Адмиралтейства. И тут грохнуло…
Цесаревич Александр в своем дневнике события 5 февраля описывал так: «Со станции все отправились в Зимний дворец к обеду, и только что мы успели дойти до начала большого коридора, Папa и он вышел навстречу… как раздался страшный гул, и под ногами все заходило и в один миг газ везде потух. Мы все побежали в желтую столовую, откуда был слышен шум, и нашли все окна перелопнувшими, стены дали трещины в нескольких местах, люстры почти все затушены, и все покрыто густым слоем пыли и известки. На большом дворе совершенная темнота, и оттуда раздавались страшные крики и суматоха. Немедленно мы с Владимиром побежали на главный караул, что было нелегко, так как все потухло, и везде дым был так густ, что трудно было дышать. Прибежав на главный караул, мы нашли страшную сцену: вся большая караульня, где помещались люди, была взорвана, и все провалилось более чем на сажень глубины, и в этой груде кирпичей, известки, плит и громадных глыб сводов и стен лежало вповалку более 50 солдат, большей частью израненных, покрытых слоем пыли и кровью. Картина раздирающая, и в жизнь мою не забуду я этого ужаса!.. В карауле стояли несчастные финляндцы, и когда успели привести все в известность, оказалось 10 человек убитых и 47 раненых… Описать нельзя и слов не найдешь выразить весь ужас этого вечера и этого гнуснейшего и неслыханного преступления».
На гибель солдат террористы отреагировали так. Прокламация Исполнительного комитета «Народной воли» от
7 февраля 1880 года:
«С глубоким прискорбием смотрим мы на погибель несчастных солдат царского караула, этих подневольных хранителей венчанного злодея. Но пока армия будет оплотом царского произвола, пока она не поймет, что в интересах родины ее священный долг стать за народ против царя, такие трагические столкновения неизбежны. Еще раз напоминаем всей России, что мы начали вооруженную борьбу, будучи вынуждены к этому самим правительством, его тираническим и насильственным подавлением всякой деятельности, направленной к народному благу.
Объявляем еще раз Александру II, что эту борьбу мы будем вести до тех пор, пока он не откажется от своей власти в пользу народа, пока он не предоставит общественное переустройство всенародному Учредительному собранию».
Одновременно с терактом прошла и еще одна акция: возле Тучкова моста был убит наборщик Жарков, который «сдал» подпольную типографию, рассчитывая на вознаграждение.
«Оглушенный кистенем, шпион упал, крича о помиловании, обещая во всем признаться. Несколько ударов кинжала прекратили эту позорную жизнь, и через час только замерзший труп предателя свидетельствовал о совершившемся акте правосудия, доказывая собою, что и в России, хотя редко, но все же иногда торжествует справедливость и получает достойную кару предательство».
(«Листок “Народной воли”», № 1)
Что же касается реакции общественности, то в городе воцарилась тихая паника.
«Пережившие эти дни могут засвидетельствовать, что нет слов для описания ужаса и растерянности всех слоев общества. Говорили, что 19 февраля, в годовщину отмены крепостного права, будут совершены взрывы в разных частях города. Указывали, где эти взрывы произойдут. Многие семьи меняли квартиры, другие уезжали из города. Полиция, сознавая свою беспомощность, теряла голову. Государственный аппарат действовал лишь рефлекторно. Общество чувствовало это, жаждало новой организации власти, ожидало спасителя».
(Маркиз Эжен-Мельхиор де Вогюэ)
Из письма в III Отделение: «Берегитесь ваших трубочистов, им велено в важных домах сыпать порох в трубах. Избегайте театров, маскарадов, ибо на днях будет взрыв в театрах, в Зимнем дворце, в казармах».
Размах деятельности террористов породил слухи, что за ними стоит брат Александра II, великий князь Константин. Некоторые авторы повторяют это до сих пор. Но на улицах и в гостиных говорили и не то.
Пользы от этой шумихи террористам решительно никакой не было. Конечно, они могли радостно потирать руки, думая, что кучка революционеров всех напугала. Но практического выхода не было никакого. Александр II был не трус и не дурак. Он прекрасно понимал, что ни о каких уступках в такой ситуации речь идти не может.
Тут необходима победа. В январе 1880 года по указу Александра II была создана Верховная распорядительная комиссия под началом графа М. Т. Лорис-Меликова. Он получил фактически диктаторские полномочия. Власти действовали не только грубыми репрессиями. Жандармам под чутким личным руководством Лорис-Меликова удалось с помощью тонкой психологической игры раскрутить на подробные показания арестованного видного террориста Г. Гольденберга (подробнее об этом – в следующей главе). Террористы начали нести серьезные потери.
Одновременно Лорис-Меликов стал делать определенные либеральные жесты. Вопреки распространенному мнению, которое приписывает ему чуть ли не авторство конституции, это была всего лишь политическая игра. Граф просто был более тонкий политик, нежели другие представители властной элиты.
Тем не менее, террористы опасались потерять влияние. Нового Халтурина под рукой не было. Приходилось опираться на собственные силы. И лидеры «Народной воли» вновь начали чудить…
За 1880 год народовольцы предприняли еще две попытки покушения на Александра II. Они не были доведены до выстрелов или взрывов, а поэтому о них стало известно несколько позже. Но работа велась серьезная…
Итак, следующая попытка организовать покушение на императора была предпринята в Одессе. Его предполагалось убить, когда он будет следовать на отдых в Ливадию. (Железной дороги в Крым тогда не было. Чтобы туда попасть, нужно было доехать до Одессы, а оттуда – пароходом.)
И снова народовольцы в который раз принялись за земляные работы. План был старый – на предполагаемом пути кареты вырыть подкоп и заложить в нем фугас. Работы шли с марта по июнь и закончились полным пшиком. Не хватало ни людей, ни денег. В результате народовольцы элементарно не успели дотянуть подкоп до нужного места.
Следующую попытку предприняли в августе 1880 года. В июле террористы установили, что Александр II регулярно ездит из Царского Села в Зимний дворец по Гороховой улице (поезд из Царского Села приходил на Царскосельский, ныне Витебский, вокзал). Вот на этой улице и решили подловить императора. Заняться любимым делом – копать землю – времени уже не было. Но народовольцы, видимо, любили трудности. Они задумали взорвать один из мостов. Остановились на Каменном – мосте через Екатерининский канал (ныне канал Грибоедова). Как известно, этот мост вполне оправдывает свое название. Он представляет из себя арочный пролет из гранита. Сооружение, что называется, на века[11].
Вот его-то и решили снести весьма своеобразным способом. Ночью в воду канала было сброшено около 7 пудов (примерно 114 кг) динамита в резиновых мешках. Провод от детонаторов был выведен на поверхность. Взрыв должен был произвести народоволец, рабочий Макар Тетерка.
«Недалеко по набережной был маленький помост; на нем Тетерка должен был мыть картофель; под ним, в корзинке, была скрыта батарея. Не предусмотрели, что у Тетерки не было часов; к моменту приезда царя по мосту он опоздал…»
(В. Н. Фигнер)
В общем, разгильдяйство процветало. А не опоздай Тетерка – интересно, что бы получилось? Террористы хотя бы знали физику? Ведь большинство из них гимназии заканчивали. Я понимаю, что в гимназиях этот предмет преподавали очень плохо[12], но не настолько же. Фонтан воды и грязи устроить бы удалось. А вот гранитный мост снести… Это вряд ли.
Обескураженные неудачами народовольцы на некоторое время прервали свою деятельность, сосредоточившись, в основном, на пропаганде. Требовалось привлечь новых людей, а то старых осталось слишком мало. Кроме того, о двух последних попытках покушения жандармам ничего не было известно. В январе прошла большая волна арестов, был арестован один из лидеров «Народной воли» – Александр Михайлов. В итоге власти решили, что гроза миновала – все террористы переловлены. И напрасно. Потому что народовольцы начали готовить теракт. Они стали… Правильно – копать землю.
Суть вот в чем. Народовольцы, наблюдая за перемещениями Александра II по городу, обнаружили закономерность: каждое воскресенье он ездил в Михайловский манеж на развод. (Гвардейские полки по очереди охраняли наиболее важные объекты. По постам они расходились из манежа.) Обычно император ехал по Невскому, потом сворачивал на Малую Садовую. Обратно он возвращался по Инженерной, а потом по Екатерининскому каналу.
Вот на этом пути Александра и решили подловить. План был старый. На пути закладывается фугас. Правда, на этот раз решили подстраховаться – на случай, если что-то не срастется, поставить возле манежа людей с бомбами для «добивания».
В качестве исходной точки для подкопа выбрали дом Менгена на углу Невского и Малой Садовой (сейчас на этом месте находится Елисеевский гастроном, построенный в 1902–1903 годах). Арендовали лавку, где развернули торговлю сыром, и начали копать в сторону Малой Садовой. Было весело. К примеру, наткнулись на деревянную водосточную трубу.
«Как только прорезали трубу, распространилось такое ужасное зловоние, что работавшие, при всяких предохранительных средствах, даже надевая респираторы с ватою, пропитанною марганцем, могли пробыть там лишь самое короткое время, не рискуя упасть в обморок».
(А. В. Якимова, по кличке Баска, участница событий)
Когда все уже было почти готово, арестовали второго лидера террористов – Андрея Желябова. Может, зря жандармы это сделали? Все затеи Желябова проваливались. Провалилась бы и эта. Дело в том, что Александр двинулся иным маршрутом – через Театральный мост (ныне Ново-Конюшенный), по набережной и по Итальянской улице. После развода он отправился в Михайловский дворец (Русский музей) в гости к жившей там двоюродной сестре, великой княгине Екатерине Михайловне.
Казалось бы – очередной облом. Но инициативу взяла на себя боевая подруга Желябова – Софья Перовская. Она перегруппировала силы, просчитала варианты и вывела бомбистов на канал. Простенько и без затей.
Само покушение многократно описано в книгах и показано в кино, так что останавливаться на нем подробно не имеет смысла. Стоит лишь обратить внимание, что Александр был убит второй бомбой – и через некоторое время. После взрыва первого снаряда император болтался на месте происшествия и даже подошел поглядеть на схваченного террориста – Николая Рысакова. В результате второй боевик, Николай Гриневицкий совершенно спокойно подошел и кинул бомбу под ноги императору… (Сам он был тяжело ранен взрывом и в тот же день умер.)
Дикость. Вообще-то после первого взрыва надо было тащить Александра подальше хоть силком. Тогда этого не знали? А вот и нет. Знали.
К. П. Победоносцев так прокомментировал события:
«Что же делают охранители? Один хватает и тащит злодея, другой подбегает к государю сказать, что злодей пойман. Им не пришло в голову, что подобные покушения не ограничиваются одним метательным снарядом и что поэтому первым делом надобно удалить от государя всех посторонних. Так поступил агент, сопровождавший Наполеона, после взрыва орсиньевской[13] бомбы…»
Но не подумали. В итоге никто из находившихся возле императора людей просто не знал, что делать.
Значение этого убийства для теории и практики терроризма проявилось спустя 20 лет, когда поднялась новая волна. Получалось, что никакие сложные и дорогостоящие планы не нужны. Требуется лишь найти нескольких отморозков, дать им в руки бомбы и привести на нужное место…
Что же касается общеполитических последствий, то, конечно же, никаких революционных подвижек в народном сознании после убийства Александра II не случилось. Скорее, наоборот. В народе пошли слухи, что царь-батюшка собирался раздать всю землю крестьянам, вот его помещики и убили… Студентам могли на улице элементарно набить морду.
«Петербургская газета», 15 марта 1881 года: «К появившимся сообщениям о народной расправе мы можем добавить еще следующие два. Один из университетских студентов был 2 марта у Зимнего дворца; почему-то на него народ обратил внимание и хотел бить. Тогда молодой человек сказал, что он не студент. – Перекрестись! – Студент перекрестился, и его оставили в покое. Другой случай был на Невском проспекте, на углу Троицкого переулка. Один из типографских работников ударил несколько раз слушательницу женских курсов, которая вышла из квартиры. Она вскочила на первого попавшегося извозчика и приехала на курсы, где сейчас же упала без чувств… Многие из студентов приняли все меры, чтобы не вовлекать народ в ошибку. Одни оставляли дома пледы и форменные фуражки, другие снимали очки, заботились о внешности; студенты постригали волосы, женщины закутывали голову в платки; рассказывают, что многие продавали пледы по самой дешевой цене».
Кроме того, продолжались аресты. Повязали и Софью Перовскую, которая в день теракта благополучно ушла с канала. Были арестованы и многие другие. Основные фигуранты были повешены, остальные пошли на каторгу.
Арестованы были многие – но не все. Больше всего осталось народовольцев и им сочувствющих на юге, откуда, собственно, и пошел терроризм. И террор продолжился. Никакого смысла в новых акциях уже не было – ведь стало очевидно, что народ террористов не поддерживает. Но люди уже не могли остановиться. Произошло еще несколько «акций». В самой громкой засветился уже знакомый нам Степан Халтурин. После взрыва в Зимнем дворце он скрылся и отправился в Москву заниматься пропагандой среди рабочих. Однако боевикам-террористам очень трудно переключиться на иные методы. Психология уже не та. Вот и Халтурин в конце концов вернулся на старую дорожку. На пару с еще одним народовольцем, Н. А. Желваковым, совершил убийство прокурора В. С. Стрельникова.
«18 марта 1882 года Стрельников, пообедав во французском ресторане, вышел на бульвар, чтобы совершить свою послеобеденную прогулку. Пройдясь несколько раз по аллее, он сел на скамейку напротив Лондонской гостиницы на Николаевском (Приморском) бульваре. Желваков подошел к нему из-за изгороди кустарников и выстрелил. Убедившись, что Стрельников мертв, он, перепрыгнув через изгородь, побежал вниз по крутому спуску к Приморской улице, где его ждал в пролетке Халтурин. Когда Халтурин увидел, что Желваков, окруженный преследователями, не сумеет пробиться к пролетке, он, выхватив револьвер, бросился на помощь, но споткнулся. Какой-то приказчик, полицейский чин и несколько рабочих бросились его задерживать».
(Д. Валовой, журналист)
Оба были задержаны и очень быстро, через четыре дня, повешены. На эшафоте Желваков сказал: «Меня повесят, но найдутся другие, но всех вам не перевешать! От ожидающего вас конца ничто не спасет вас!»
Власти к этому и подобным заявлениям отнеслись очень серьезно. Ведь что получалось? Их вешают, сажают, а все без толку. На самом-то деле «Народная воля» дышала на ладан, убийство Стрельникова было уже жестом отчаяния. Но власти-то это не знали! Они значительно преувеличивали силу народовольцев. Тем более что террористы старательно «надували щеки». В середине марта 1881 года они распространили «Письмо Исполнительного комитета Александру III».
Там были и такие слова:
«…Революционная организация будет выдвигать на место истребляемых групп все более и более совершенные, крепкие формы. Общее количество недовольных в стране между тем увеличивается; доверие к правительству в народе должно все более падать, мысль о революции, о ее возможности и неизбежности – все прочнее будет развиваться в России. Страшный взрыв, кровавая перетасовка, судорожное революционное потрясение всей России завершит этот процесс разрушения старого порядка».
К этому заявлению относились очень серьезно. Доходило уже до абсурда. Вот что докладывал Директор Департамента полиции
В. К. Плеве министру императорского двора И. И. Воронцову-Дашкову, письмо № 2499, 4 мая 1881 года:
«По сведениям Краковской полиции, между 9-м и 15-м сего мая предполагается покушение на жизнь Государя Императора, посредством отравленных сигар».
Такой бред обсуждали на полном серьезе. Как видим, террористы произвели сильное впечатление.
Достаточно сказать, что коронация Александра III откладывалась два года! Потому что террористов откровенно боялись. Директор Департамента полиции В. К. Плеве через арестованных народовольцев зондировал почву: на каких условиях Исполнительный комитет согласился бы не возобновлять террор на время коронации? Подобное мы увидим и в другие времена, и в других странах. Миф об организации был сильнее, чем она сама. В конце концов все рухнуло. Благодаря тайным операциям…
Глава 2
Игры за кулисами
Вокруг терроризма всегда ведется множество разных игр. Причем порой не очень понятно, кто и за кого играет. И здесь «Народная воля» служит прекрасным примером. Благо история этой организации очень хорошо известна, в ней нет «белых пятен». А было в этой истории всякое…
Как «расколоть» героя
Самым эффективным средством борьбы с террористами являлось (да и является) внедрение в их среду агентов спецслужб. Однако в 70-х годах XIX века получалось это не очень хорошо. Точнее, агентов-то было много, но действовали они, в основном, на периферии движения. Причина была в низком профессионализме работников тогдашних спецслужб. У них был сильно развит хватательный рефлекс. Выявили какого-то террориста – вяжи его! Речь не шла о каких-то оперативных играх – оставить террориста на свободе, установить за ним наблюдение, дабы выявить подельщиков, связи и так далее… Подобные методы практически не применяли.
Дело тут не в умственных способностях жандармов. Просто они прекрасно знали свои возможности. Ведь вот оставишь на свободе террориста – а вдруг он скроется и кого-нибудь убьет? Кто будет отвечать? И основания к этому имелись. Тогда ведь даже не существовало централизованного банка данных по террористам. Он появится лишь в 90-х годах. Дактилоскопия[14] еще не вошла в широкий обиход, а качество фотографий было такое, что человека на снимке узнать было еще сложнее, чем по сегодняшнему фото-роботу. И если жандармы, занятые на оперативной работе, имели некоторый опыт борьбы с террористами, то их начальники сделали карьеру до возникновения этого явления. Они просто не понимали новых реалий…
Так что долгое время жандармы «били по хвостам». Но со временем спецслужбы стали приобретать кое-какие навыки. Все-таки совсем глупых в жандармские офицеры не брали. Первую выдающуюся комбинацию они провернули с уже арестованным террористом.
Итак, уже знакомый нам Георгий Гольденберг, убийца генерал-губернатора князя Кропоткина. Он, безусловно, был смелым человеком. Но… Георгий являлся тем, о ком говорят «на миру и смерть красна». Он очень любил себя в качестве такого вот беззаветного героя и откровенно наслаждался восхищением околореволюционой молодежи. Ощущал себя эдакой звездой революционного подполья. Нельзя сказать, что Гольденберг выбалтывал какие-то секреты, но он любил в беседах с «салагами» напускать на себя значительность – и всем было понятно: перед ними ну о-очень крутой человек. Поэтому многие народовольцы смотрели на него косо. Не тот человек для подпольной борьбы. Но людей-то у них было мало, так что выбирать не приходилось. Это 20 лет спустя Азеф будет выбирать нужных людей из множества добровольцев. В 70-е годы XIX века желающих идти в террор было немного. Так что с особенностями характера Гольденберга мирились.
И все бы хорошо, но 14 ноября 1880 года Георгий был задержан на станции Елисаветград (сейчас – Кировоград, Украина) с чемоданом динамита. Его этапировали в Петербург и посадили в Петропавловскую крепость. И вот тут-то Гольденберг почувствовал себя плохо. Он оказался один, без привычной ему моральной «подпитки». Это заметили жандармы. К тому времени кое-кто из них уже кое-чему научился. С Гольденбергом повели игру. Ему стали внушать, что среди высших чиновников тоже есть сторонники изменения существующего строя. Так что, дескать, мы с вами делаем одно дело. Вы выскажете на суде свои взгляды – и всем будет хорошо. Ну, а пока расскажите-ка нам о вашей организации… Дело раскручивалось на самом высшем уровне. Так, Гольдеберга навещал в камере сам граф Лори-Мелихов. В курсе был и Александр II.
Гольденберг «повелся». Он сдал всех, кого знал. Подчеркиваю – не из трусости, не из желания облегчить себе участь. В общем-то, говоря современным языком, жандармы Георгия откровенно «развели». Другое дело, что не каждый поверит своему непримиримому врагу (а террористы именно так относились к представителям властей). Одно дело, когда таким образом уговаривают какого-нибудь мальчика, случайно оказавшегося в рядах экстремистов, а другое – матерого боевика. Человек должен быть внутренне готов поверить.
Гольденберг писал:
«…Я решился на самое страшное и ужасное дело: я решился употребить такое средство, которое заставляет кровь биться в жилах, а иногда и горячую слезу выступить на глазах. Я решился подавить в себе всякое чувство озлобления, вражды (к чему призываю всех своих товарищей) и привязанности и совершить новый подвиг самоотвержения для блага той же молодежи, того же общества и той же дорогой нам всей России. Я решился раскрыть свою организацию и все мне известное и таким образом предупредить все то ужасное будущее, которое нам предстоит в виду целого ряда смертных казней и вообще репрессивных мер.
Решившись дать полные и обстоятельные показания по всем делам, в которых я обвиняюсь, я руковожусь не личными видами и не стремлюсь путем сознания достигнуть смягчения собственной участи. Я всегда был далек от личных интересов, находясь вне тюремных стен, и теперь я далек от эгоистических побуждений…»
Впрочем, тут сыграло роль и тщеславие террориста. Ему ведь предлагали публично выступить на суде и сказать все, что он хочет.
Благодаря показаниям Гольденберга были арестованы очень многие террористы. В конце концов, Григорий осознал, что сделал что-то не то, и покончил жизнь самоубийством. Но он был уже и не нужен. Все, что он знал, он рассказал. Другое дело, что не всех сумели арестовать. Тут уж никто не виноват.
Но и террористы тоже были не лыком шиты. Они провернули блестящую операцию, которая вызывает восхищение. Они сумели внедрить своего человека аж в III Отделение. Это весьма редкий случай. В истории терроризма работники спецслужб нередко начинали сотрудничать с экстремистами – из-за денег, став жертвой шантажа, порой даже из убеждений. Но внедрить «с нуля»… Это бывало нечасто.
Когда «маленький» становится большим
Мы маленькие люди.
На обществе прореха.
Но если вы посмеете взглянуть со стороны.
За узкими плечами небольшого человека
Стоят понуро, хмуро – две больших войны.
(Владимир Высоцкий)
Идея внедрить своего человека в органы правопорядка появилась чуть ли не с самого создания «Народной воли». Но дело это было непростое. Речь не шла о жандармских офицерах – туда был жестский отбор.
Для того, чтобы стать жандармским офицером, надо было соответствовать следующим требованиям. Человек должен быть потомственным дворянином некатолического вероисповедания (это ограничение было введено из-за вечной оппозиционности поляков). Кандидат должен был окончить военное или коммерческое училище по первому разряду, прослужить в армии не менее шести лет, не иметь долгов. Тех, кто соответствовал этим критериям, заносили в список кандидатов на службу в корпус. Затем их вызывали в Петербург; после четырехмесячного курса они сдавали экзамен. В случае успешной сдачи экзамена их направляли на службу в жандармские управления. Реально же в то время брали только офицеров.
То есть у террористов тут шансов не было. Но в III Отделении имелись и, говоря современным языком, вольнонаемные работники – канцеляристы и тому подобное. Однако и здесь было непросто. Большинство террористов и им сочувствующих отметились в молодости в разных «студенческих историях» и прочих неблагонадежных развлечениях. Так что для работы в III Отделении они всяко не подходили. Желающих поступить в эту контору проверяли очень серьезно.
Но тут на горизонте террористов появился Николай Васильевич Клеточников.
Это был своеобразный человек. Он являлся типичным сереньким мелким провинциальным чиновником. Да и внешность у него была так себе. Эдакий ничем не приметный задохлик. Не сравнить, к примеру, со здоровенным и красивым парнем Андреем Желябовым. Мимо такого, как Клеточников, пройдешь и не заметишь. Словом, гоголевский персонаж, «маленький человек». Революционными идеями он не увлекался. Работал себе в Симферополе на низкой чиновничьей должности. Но вот в 1878 году его понесло в Петербург. Вот как он сам об этом рассказывал:
«До 30 лет я жил в глухой провинции, среди чиновников, занимавшихся дрязгами, попойками, вообще ведущими самую пустую, бессодержательную жизнь. Среди такой жизни я чувствовал какую-то неудовлетворенность, мне хотелось чего-то лучшего. Наконец попал в Петербург, но и здесь нравственный уровень общества не был выше».
Так или иначе, но Клеточников решил, что жить хорошо – это скучно. Интереснее жить весело. Ну, а раз человек ищет приключений, то он их найдет. Клеточников сумел выйти на одного из лидеров «Народной воли» Александра Михайлова. Непонятно, почему тот поверил никому не известному провинциалу. Но вот поверил! И, как оказалось, не прогадал.
Михайлов оценил открывшиеся возможности и начал операцию по внедрению агента. Действовал террорист тонко, используя особенности бюрократической системы, которая тогда (как, впрочем, и сейчас) во многом держалась на протекции. Кстати, Михайлов был самым «продвинутым» из народовольцев. В отличие от большинства своих коллег, он великолепно знал не только систему власти, но и большинство «персоналий», отслеживая перемещения чиновников, изучая по мере возможности их связи. Особого секрета это не представляло. Петербург, как известно – город маленький, все друг друга знали. Другое дело, что остальные террористы полагали лишним изучать врага.
Так вот, Михайлов предложил Клеточникову снять комнату у некой Екатерины Кутузовой, о которой было известно, что она имеет связи с III Отделением. Даме бальзаковского возраста тихий и интеллигентный молодой человек понравился. И когда он пожаловался, что, дескать, не может найти работу, она порекомендовала его в III Отделение.
«5 или 6 декабря 1878 года Клеточников переехал в меблированные комнаты Кутузовой, где по вечерам происходила карточная игра. Ввиду того что будущий успех Н. В. Клеточникова основывался на его проигрышах корыстолюбивой хозяйке, то естественно, что их оплачивал Ал. Дм. Михайлов из сумм “Земли и воли”. В течение месяца он передал Клеточникову около 300 рублей. Зато Кутузова была совсем очарована своим жильцом. Поведения он был самого скромного, вежлив, как хорошо воспитанный человек, и, в довершение всего, проигрывал хозяйке порядочное количество денег.
И так как добрый и благовоспитанный жилец впадал иногда в уныние и жаловался на свою судьбу, не посылающую ему хорошего места, то сердобольная женщина принимала эти жалобы к сердцу и предложила Николаю Васильевичу свою рекомендацию к ее родственнику Кириллову, служащему в III Отделении. Словом, все шло, как рассчитывал А. Д. Михайлов. Постоялец Кутузовой был очень тронут любезностью хозяйки и от волнения в этот вечер проиграл ей несколькими рублями больше, чем обыкновенно.
Со своей стороны Кириллов был доволен, когда с рекомендацией Кутузовой к нему явился солидный человек средних лет, университетского образования, служивший прежде в окружном суде. Однако, хотя все преимущества были на стороне Клеточникова, традиции III Отделения заставили Кириллова назначить тщательное расследование об искателе места в “почетном” учреждении. Справки наводились довольно долго, и только 25 января 1879 года Николай Васильевич был водворен на службу в III Отделение, в канцелярию, которой заведовал Кириллов».
(А. П. Прибылева-Корба, народоволец)
В самом деле, ведь что вышло? Клеточников не имел никаких «порочащих связей», просто такой вот мелкий человечек.
Тогдашние революционеры вряд ли что-то знали о методах работы разведки. В те времена даже шпионских романов не было, не говоря о более серьезной литературе[15]. Но террористы, возможно случайно, получили козырной туз в своей игре. Ведь чтобы получать информацию о противнике, совсем ни к чему иметь в стане врага высокопоставленного «штандартенфюрера Штирлица». Достаточно, чтобы был мелкий чиновник, который переписывает бумаги… Клеточников оказался именно таким персонажем.
«Служба его устроилась так, что все время, т. е. целых два года (1879 и 1880 гг.), он работал в канцелярии. Ему доверяли переписку секретных бумаг, и в его ведении находились шкафы, в которых хранились тайные документы. Ему поручали переписку их в виду его красивого почерка. В начале его службы его принял столоначальник Кириллов, и скоро Клеточников был назначен помощником делопроизводителя. В начале 1880 г. III Отделение было переименовано в Департамент государственной полиции, и Клеточников был принят в новом учреждении на должность, которую занимал раньше в III Отделении; в ней он оставался до конца своей службы, т. е. вплоть до своего ареста.
Окончательно положение Клеточникова в отделении Кириллова решил его прекрасный почерк, ввиду которого Н. В. был назначен переписчиком в канцелярию и в первый же день службы в свое распоряжение получил стол с ящиками, запиравшимися на ключи. Назначение в канцелярию в значительной степени успокоило Клеточникова, так как исключало возможность предложения участвовать в сыске. Назначение переписчиком имело и другую выгодную сторону. Клеточникову давались для переписки важнейшие бумаги. Таким образом он узнавал многое, что оставалось неизвестным его сослуживцам. Ему вручали для хранения наиболее важные секретные бумаги и ключи от хранилищ этих документов. Он и хранил их тщательно, но пользовался этими ключами для получения интересных секретных бумаг в те часы, когда он один оставался в канцелярии под предлогом, что ему тоскливо сидеть у себя в комнате в одиночестве и два лишних часа, проводимые им за работой, помогают ему сокращать тоску одиночества. В эти тихие часы, когда никто не мешал ему работать, он перечитывал, делал заметки и выписки, которые на свиданиях передавал Ал. Михайлову».
(А. П. Прибылева-Корба)
В общем, террористы имели всю информацию о планах жандармов. Газета «Народная воля» печатала имена и приметы жандармских осведомителей. Кстати, жандармы не понимали, что происходит. Они довольно быстро смекнули, что в их системе сидит «крот»[16], но высшие офицеры подозревали друг друга. И никак не могли понять, кому и зачем из них нужно поддерживать террористов? Учитывая непростой политический расклад того времени, к этому были основания. К примеру, и сейчас существуют версии, что III Отделение все знало о готовящемся убийстве императора, и, дескать, они дали ему совершиться. Это, конечно, вряд ли. Такие приемы станут применять через 20 лет. А вот то, что мелкий незаметный чиновник знает все, – им просто в голову не приходило. Долгое время террористы чувствовали себя за Клеточниковым как за каменной стеной.
Хотя, с другой стороны, именно тогда в органах правопорядка начали появляться совершенно чудовищные люди. О них рассказ еще впереди.
А Клеточникова сдал тоже очень интересный человек.
Петля нравится не всем
Речь идет об Иване Федоровиче Окладском, или как его звали друзья по борьбе, «Ванечке». По некоторым данным, этот человек работал «ликвидатором» – то есть убивал тех, кого террористы считали стукачами. Впрочем, точных данных на этот счет нет, на суде ему ничего подобного не предъявляли, да и при СССР данных не нашли. На нет и суда нет, не будем грешить на человека.
«Иван Окладский, в начале 70–74 гг. прошлого столетия, будучи еще совершенным мальчиком, в числе других фабричных детей того же возраста был определен Петром Алексеевым для обучения грамоте в коммуну на Манежной или Вульфовской улице. Жильцы этой тогда очень популярной школы-коммуны состояли из студентов Медико-хирургической академии. Коммуна была организована Василием Семеновичем Ивановским, носившим прозвище “Василия Великого”. Самыми частными посетителями Манежной квартиры был Петр Алексеев, И. Смирнов и другие рабочие с фабрики Торнтона».
(П. С. Ивановская, революционерка)
То есть человек воспитывался на революционных идеях чуть ли не с детства. Окладский был веселый рубаха-парень. Его любили не только собственно террористы, но и более умеренные народники.
4 июля 1880 года Окладский был арестован.
На суде он вел себя как герой. Террорист сказал таковы слова:
– Я не прошу и не нуждаюсь в смягчении своей участи. Напротив, если суд смягчит свой приговор относительно меня, я приму это за оскорбление.
Однако… Помирать он как-то не захотел.
Перспектива висеть в петле ему не понравилась. Он подал прошение о помиловании, которое и получил. Разумеется, не за просто так. Окладский стал сдавать тех, кого знал. А знал он многих.
Из доклада министра внутренних дел Александру III:
«По указаниям Окладского обнаружены две конспиративные квартиры, в одной из коих летом 1880 года помещалась тайная типография, а в другой изготовлялся динамит. Розыски лиц, проживавших в этих квартирах, имели прямым последствием задержание нескольких видных деятелей преступного общества, а именно: Фриденсона, Баранникова, Колоткевича, Клеточникова и, наконец, Тригони, в квартире которого был арестован Андрей Желябов… Личности задержанных под ложными фамилиями злоумышленников обнаружились, главным образом, при негласном предъявлении их Окладскому».
Окладский сделал очень много для разгрома «Народной воли». Именно благодаря ему был разоблачен Клеточников. Да и, по сути, смертельный удар петербургским террористам нанес именно он. Впоследствии Окладский был выпущен из тюрьмы.
Вот мнение одного из террористов:
«…Факт, что для “Народной воли” Окладский явился злым гением, именно его указания нанесли наиболее тяжелый и грандиозный удар по всей “Народной воле”. Несомненно было для меня, что если бы не этот удар, “Народная воля” жила бы много больше и принесла бы больше пользы. После удара, нанесенного Окладским, сохранившиеся остатки сумели провести несколько крупных фактов, а в последующее время она стала падать. Принимаю во внимание все это, особенно то обстоятельство, что Окладский, получивший такую крупную награду, которую он получил за свое дело, не мог не дать самых крупных фактов. Царское правительство оценивало надлежащим образом это предательство и сумело наградить его так, как он заслуживал, и я думаю, что это прямое доказательство того, что он и не переставал в дальнейшем действовать точно так же, как в начале. У меня в голове напрашивалась мысль, что, быть может, предательство Окладского началось не после суда. Мне казалось, что он мог быть до известной степени предателем, уже будучи на суде. Я выводил это из сопоставления простой психологии. Для меня было непонятно, каким образом человек, сегодня говорящий о том, чтобы его отнюдь не щадили, самым вызывающим образом держащийся на суде, завтра уже мог продать своих товарищей. Этой психологии я не понимаю. И, наоборот, я понял бы, если бы было доказано на суде, что Окладский и в то время, когда был на суде, уже работал в пользу Охранного отделения в том смысле, что вызывающим своим поведением он в то же время пользовался для указания своих товарищей и в дальнейшем.
Вероятнее всего, простой угрозы смертной казни или вечного заточения с собственной жаждой жизни было достаточно для двадцатилетнего малообразованного мальчишки».
(А. В. Прибылев, народоволец)
На самом-то деле далеко не все так просто. Другие террористы тоже меняли убеждения. Видный народоволец Лев Александрович Тихомиров успел сбежать в Европу. Там он раскаялся и в 1888 году написал брошюру «Почему я перестал быть революционером».
И ведь Тихомиров не стал «тупым охранителем устоев». Он разочаровался именно в террористических методах. Но принимал участие в попытках создания легального рабочего движения. Работал и с полковником Зубатовым, и со Столыпиным. В том, что у них ничего не вышло, он не виноват, – ни у кого бы не получилось.
Что же касается Ивана Окладского, то его освободили из тюрьмы, он под другой фамилией стал штатным агентом Охранного отделения[17]. Работал на Кавказе, потом в Петербурге. По мере сил боролся с революционерами, сумел разоблачить множество народа. К началу Первой мировой войны Окладский отошел от активной деятельности, приобрел пятикомнатный дом в городе Луге и жил себе припеваючи солидным домохозяином.
Сумел пережить все революции. Хотя вообще-то в 1917–1918 годах большевики выявленных агентов охранки ставили к стенке без долгих разговоров. Но его не выявили.
Погорел Окладский по собственной глупости. В 1926 году, живя под иной фамилией (фамилий у него было много) и работая мастером на заводе, он указал в анкете, что был членом «Народной воли». Тогда за это можно было получить много разных «пряников». Вот тут-то чекисты и подняли документы… Интересно, что следователи проделали огромную работу и вытащили на свет практически все эпизоды деятельности Окладского. Дело в том, что в 20-е годы народовольцы с точки зрения официальной идеологии считались беззаветными героями и «своими в доску»[18]. Так что чекистам явно хотелось досконально разобраться во всем. Ведь для суда за глаза хватило бы и пары эпизодов.
Суд над агентом охранки был по моде того времени открытым и представлял сильное зрелище. Туда явились многие народовольцы, в том числе и те, кто отправился из-за него на каторгу, – на тот момент уже старики. В итоге он получил 10 лет. (В 1926 году нравы были достаточно гуманные.) Умер Окладский в тюрьме.
Непорядки в войсках
Перейдем к одному из самых известных агентов (известнее его только Азеф) – Сергею Дегаеву. Впрочем, в играх между подпольщиками и спецслужбами действуют те же законы, что и в шпионских историях. Наиболее известен тот, кто попался. Скажем, Окладского разоблачили, когда «Народная воля» стала уже далекой историей, ее заслонили куда более веселые события. А имя Дегаева до разоблачения Азефа, то есть до 1908 года, было среди революционеров и либералов нарицательным, чуть ли не синонимом Иуды. Хотя для краха «Народной воли» он сделал куда меньше, чем Окладский.
Сергей Петрович Дегаев являлся достаточно необычной для народовольцев фигурой. Хотя бы потому, что был военным. Причем погоны носил с детства. Вот что пишет его сестра, Н. П. Маклецова (Дегаева):
«…Ему еще не было 9 лет, когда он поступил в закрытое учебное заведение, второй Московский кадетский корпус, откуда, как лучший воспитанник и ученик, перешел в Артиллерийское училище, где окончил курс в числе первых трех, получивших премию, юнкеров, затем он уехал офицером на службу в Кронштадт. Стало быть, среда, в которой воспитался и вращался Сергей, была сначала средой закрытого учебного заведения, затем военной и, наконец, средой революционной партии.
Самым чистым и прекрасным периодом в жизни Сергея я считаю двухлетнее пребывание его в Кронштадте. Я помню его там еще до начала знакомства его с революционными кружками. В то время он страстно увлекался политической экономией, изучал Маркса, Милля и, по обыкновению, очень много занимался математикой. Способности у Сергея были блестящие, ум большой и оригинальный; характера в то время он был веселого и кроткого, но в нем всегда замечалась одна особенность: все, что он начинал, он доводил непременно до конца, до крайности…»
Стоит отметить, что увлечение Марксом в 70-е годы XIX века не являлось признаком революционных настроений. Народники этого мыслителя как раз не жаловали. Хотя не знать его считалось признаком дремучего невежества. Но тогдашние российские революционеры, в том числе и народовольцы, полагали: Россия сумеет избежать капитализма.
Что же касается Дегаева, то он вышел в отставку в чине штабс-капитана. Причины не очень понятны, но считается, что начальство смотрело на него косо из-за неблагонадежности. Он поступил в Институт путей сообщения – то есть в вуз, открывавший очень заманчивые карьерные перспективы. Тем не менее, Дегаев, не являясь членом «Народной воли», крутился в среде революционеров. И одновременно поддерживал контакты в офицерской среде. Для народовольцев это было очень важным. Дело в том, что после провалов покушений 1880 года они несколько перевели дух и задумались всё над тем же проклятым вопросом: ну, убьем мы царя, а дальше что? Впоследствии эти мысли вновь отошли на задний план, но некоторое время народовольцы носились с идеей восстания, которое должно произойти после убийства царя. О народе речь уже не шла, на него махнули рукой. Теперь расчет был на путч – то есть на захват власти с помощью военных. Упор делался на пропаганде среди офицеров. И некоторые основания к этому были…
Я немного сверну с магистральной дороги своего повествования, чтобы рассказать о малоизвестных вещах, связанных с деятельностью народовольцев. Мотивация как революционной деятельности Дегаева, так и его предательства станет куда понятнее.
Дело в том, что революционную программу разделяли не только недоучившиеся студенты, начитавшиеся «не тех» книжек, но и офицеры. Причем, не только мальчики-поручики. А ведь офицеры – это люди совсем иной психологии.
В России возникла так называемая военная организация. Она не являлась филиалом «Народной воли», но террористы приняли в ее создании самое активное участие, да и впоследствии постоянно поддерживали контакты с офицерами. Наиболее крупные структуры организации, помимо столицы, имелись в Одессе, Николаеве и Тифлисе. Однако кружки располагались и в других городах.
Вот что говорят официальные документы.
Из дознания по «процессу 14-ти»[19]:
«Первая военная группа создалась в конце 1880 г. и получила название центральной, в состав ее вошли: лейтенанты Суханов и Штромберг с военной стороны, Желябов и Колодкевич – со стороны Исполнительного Комитета. Члены группы занялись разработкой “Устава военного центрального кружка”.
Месяца через два после образования центральной группы число членов центрального военного кружка достигло 10–15 человек, а в Петербурге и его окрестностях составилось 7 кружков, число членов которых, в общей сложности, доходило до 50 человек. В состав центрального кружка вошли артиллеристы: штабс-капитаны Дегаев и Похитонов, поручик Рогачев и подпоручик Панин; флотские офицеры: Буцевич, Завалишин и Дружинин. К ним примкнули Колодкевич и Желябов, Савелий Златопольский, Анна Корба и Вера Фигнер (Филиппова). Деятельность центрального военного кружка на первых же порах его существования ознаменовалась появлением в подпольной литературе, в августе 1881 г. двух преступных воззваний: а) “К офицерам русской армии” и б) “Славному казачеству войска Донского, Уральского» и пр. объявления Исполнительного Комитета. Оба эти воззвания призывали офицеров присоединиться к тайному обществу для защиты народа и, в случае открытого восстания, принять в нем участие.
…
В Петербурге, по инициативе Дегаева и Папина, к концу
1880 г. были образованы кружки в артиллерийской академии, в которые в числе прочих вошли: Похитонов, Николаев, Дубинский; в Константиновском военном училище: из Котова, Элиавы, Губаревича-Радобыльского и др. и наконец, обер-фейерверкерский, основанный при посредстве обер-фейерверкера Богородского в среде служивших на пороховых заводах обер-фейерверкеров. В следующем году, в Петербурге же, образовался кружок из офицеров разных частей войск, известный под именем “Сборного”, к коему принадлежали тот же Похитонов, Рогачев, Дмитрий Чижов, Константин Степурин и другие.
Еще в апреле 1881 года, на одном из заседаний центрального кружка, Суханов произнес речь, в которой утверждал, что последние события доказали, что дела партии идут хорошо, и что, в виду этого, она может через год сделать попытку произвести инсуррекционное движение. Под этим движением разумелось не производство демонстраций, вроде бывшей в 1876 году на Казанской площади, а напротив, вооруженное восстание всей партии в такое время и при таких обстоятельствах, когда будет некоторая надежда на успех, и возможно будет, хотя временно, прекратить действие правительственной власти и популяризовать требования и цели партии путем печатного слова, при посредстве захваченных типографий, воззваний на сходках и площадях. В видах практического осуществления подобного движения, признавалось крайнею необходимостью заняться подготовительными работами, как-то: собиранием различных сведений, приготовлением складов, изучением местностей будущего восстания и пр., но главное – упрочением революционной военной организации.
…
… Летом 1881 года членами центрального военного кружка предприняты были поездки в различные местности Империи для вербовки новых членов в военной среде. Лейтенант Буцевич, получивший служебную командировку в Николаев, принял на себя организацию военных кружков как в этом городе, так и в Одессе; туда же летом отправилась Вера Фигнер. Анна Корба, летом 1881 года, ездила в Тифлис и положила начало Мингрельскому кружку. Дружинин был в Киеве, но поездка его осталась без результатов. Успех деятельности Корба и Буцевича объясняется тем, что на Кавказе и в Одессе почва для пропаганды среди военных была подготовлена местными деятелями. Дмитрий Петров находился уже ко времени поездки Буцевича в Одессу в сношениях с офицерами Крайским, Стратановичем, Ашенбреннером; этот последний, будучи прикомандирован к 58-му Прагскому полку, расположенному в Николаеве, перенес преступную пропаганду в общество офицеров этого полка; на Кавказе поручик Антонов следовал внушениям учителя Китани и литератора Чрелаева».
Повторяюсь: методы у народовольцев и их военных друзей были даже не большевистские. Большевики и в 1905 году, и в 1917-м, готовили именно восстание. Они полагали, что солдаты – это те же самые пролетарии, которым дали винтовки и кое-чему обучили. А вот народовольцы ориентировались именно на военный переворот.
Из дознания «по процессу 14-ти»:
«…Военные местные кружки не имели между собою тесного общения. Несмотря, однако, на разрозненность, следует признать, что они были устроены по одному образцу и руководствовались одинаковыми правилами. Назначение их было привлечь на сторону замышляемого народовольческим сообществом восстания, как можно больше офицеров, состоящих на службе. Но возлагая на каждого члена обязанность пропагандировать в среде товарищей, основатели и руководители кружков строго воспрещали офицерам распространять пропаганду на нижних чинов, как в пехотных полках, так и во флоте (выделено мной. – А. Щ.). Офицеры должны были лишь намечать, каждый в своей части, солдат и матросов, наиболее способных к восприятию социально-революционных учений, и дальнейшее их развращение предполагалось возложить на особых пропагандистов из примкнувших к сообществу рабочих. Сами офицеры, члены кружков, не должны были участвовать в каких бы то ни было предприятиях сообщества, пока состояли на службе. Наиболее пригодные для таких предприятий и приглашенные к участию в них офицеры обязывались предварительно выйти в отставку и перейти на нелегальное положение».
Читать бесплатно другие книги:
