Дикий цветок Френкель Наоми
Джессика взяла ладошки мальчика в свои руки. Ее голос прозвучал тихо и мягко:
– Это не значит, что теперь мы не сможем быть хорошими друзьями.
– Папа мне уже говорил об этом, но я хочу, чтобы ты была мне в первую очередь мамой. Я не против того, чтобы ты говорила мне, что делать, а чего не делать. Друзья сказали мне, что их матери говорят им это, потому что любят их.
– Да, так оно и есть, – сказала Джессика.
– Ты мне всегда будешь читать?
– До тех пор, пока не научу тебя грамоте. После этого ты и сам сможешь читать мне.
Джошуа взглянул на отца.
– Можно мне ее обнять?
– Не думаю, что она сломается, – сказал Сайлас и многозначительно подмигнул супруге.
Джессика сделала вид, что не поняла его, и позволила мальчику обвить ее шею своими маленькими ручонками. Как так получилось, что она стала женой красивого мужчины и матерью чудного ребенка, которого уже успела полюбить? Благоразумие подсказывало ей не особенно полагаться на кружащее голову счастье, но в данный момент Джессика предпочла следовать совету Сайласа и не задаваться вопросом о том, что между ними происходит. Молодая женщина чувствовала себя желанной и любимой. Она будет наслаждаться этим новым, потрясающим ощущением до тех пор, пока оно не покинет ее.
Весело болтая, они рука об руку спустились вниз по лестнице и вступили в столовую, как любая другая супружеская пара со своим отпрыском посередине. Сели они за столик рядом с еще одной семьей из каравана. Звали их Лоример и Стефани Дэвис, и у них тоже был мальчик – Джейк. Подобно Толиверам, они носили одежды, свойственные представителям высших слоев общества. Стефани Дэвис была одной из немногих жен рабовладельцев, которые находились с Джессикой в приятельских отношениях. Эти странные супруги, которые, как все знали, сначала жили раздельно, а затем вдруг заночевали в одном гостиничном номере, вызывали у Дэвисов прилив жгучего любопытства. Они радушно поприветствовали Толиверов.
Джессика решила подождать до того мгновения, когда Сайлас будет отправляться в лагерь, и только тогда сообщить ему новость о браке Летти. Она не хотела отравлять ни единой оставшейся минуты рядом с мужем.
Миг расставания стремительно приближался. Они оставили Джошуа вздремнуть днем. То же касалось и Типпи. Больные легкие негритянки не справлялись с влажностью, царившей в Новом Орлеане. Сайлас попрощался с сыном, укладывая его спать. Джессика сопроводила его во двор, где Сайласа ждал его взнузданный и оседланный мерин. Как и полагается мужу и жене, они обменялись своими планами на ближайшее будущее. Он должен был приехать послезавтра на день рождения сына. Сайлас намеревался пригнать свой фургон вкупе с еще одним конестогой, груженным детьми, гостями Джошуа, а потом сразу продать его. Он уже нашел покупателя, который соглашался дать за фургон хорошую цену. Джессика в свою очередь собиралась поручить прислуге отеля подготовить все к праздничному обеду. Она приняла приглашение Анри, который пообещал сопровождать ее, Джошуа и Типпи во время прогулки по Новому Орлеану. Француз хотел показать им шикарный магазин своего отца и отель «Сент-Чарльз»,еще недостроенный, но уже считающийся самым большим и самым великолепным отелем во всех Соединенных Штатах. Джошуа очень хотел покататься вместе со своим другом Джейком на трамвае.
А потом…
– Сайлас! Я должна тебе кое-что сказать.
– Надеюсь, твои слова не разрушат моей иллюзии насчет твоего счастья.
– Дело не в моем счастье… может, в твоем. Твой брат и Летти поженились. Мне мама написала.
Джессика затаила дыхание. Следующие секунды подскажут ей, любит ли Сайлас Летти, страдает ли по ней, теперь потерянной для него навсегда. Прежде Джессика часто раздумывала над тем, не захочет ли Сайлас, выполнив условия контракта и после разведясь с ней, попытаться вернуть себе Летти, если та, конечно, будет еще незамужней.
– И только-то? – произнес муж, избавив Джессику от двух дней агонии, в течение которых она терзалась бы сомнениями.
Мужчина взял ее руки в свои и поцеловал их.
– Я желаю брату и его жене всего наилучшего. Надеюсь, разница в их характерах будет преодолена столь же благополучно, как и в нашем случае.
Больше он ничего не сказал. Лицо Сайласа стало каким-то невыразительным, пустым. Лишь слабая улыбка коснулась его губ, когда, дотронувшись рукой до полей своей шляпы, мужчина тронулся в путь. Джессика накрыла то место, куда поцеловал ее муж, другой рукою, словно желая подольше сохранить тепло его губ. Сайлас, возможно, расстроен, думала она, ощущает себя преданным изза того, что жизнь сложилась таким образом, но Летти потеряна для него навсегда, а она – здесь, рядом, по крайней мере до тех пор, пока он не исполнит условия контракта с ее отцом.
Сайлас был рад, что остался один, далеко от лагеря. Сейчас ему нужны уединение, время и изрядное расстояние, чтобы справиться с неприятной новостью и нахлынувшими на него мыслями. Значит, Летти вышла замуж за Морриса. Представить себе красивую, страстную, жизнерадостную бывшую невесту женой немногословного брата-тупицы, на каждом шагу цитирующего Библию, было не только трудно, но и больно. Удивление сменилось унынием. Боже всемогущий! Как Летти дошла до того, что выскочила замуж за Морриса?
Но по мере того как копыта мерина отсчитывали милю за милей, Сайлас начал рассматривать случившееся под другим углом зрения. Замужество Летти частично избавляло его от чувства вины за ее несчастья. Бывшая невеста точно знала, что делает, выходя замуж за Морриса. Пожертвовав своей красотой и телом, бросив и то, и другое к ногам его идиота-брата, она заполучила Квинскраун, к которому уже успела привязаться. Сайлас вспомнил, как рада была Летти, когда узнала, что им придется задержаться на плантации, прежде чем отправляться в Техас. Уже тогда ему в душу закралось подозрение, что, несмотря на все свои отважные речи, Летти, случись ей отправиться в путь, неохотно покинет роскошь и комфорт поместья. Бывшая невеста никогда и нигде не выглядела такой счастливой, как в те минуты, когда скользила по комнатам Квинскрауна. Она казалась словно бы рожденной для этого места. Плантация станет ее утешительным призом, а Моррис, к которому она и прежде неплохо относилась, – приемлемой заменой человеку, обманувшему ее.
Его мать обретет невестку, которой, как ей казалось, она лишилась навсегда. У нее будут внуки, чтобы нянчиться с ними и баловать их. Несмотря на незначительные изменения, жизнь Летти, а также оставленной им семьи, будет течь своим чередом.
Ко времени, когда Сайлас достиг лагеря, боль улеглась, а чувство вины почти перестало его мучать. Все его мысли теперь занимала Джессика. Ему ужасно хотелось развернуться и пустить своего мерина вскачь в обратном направлении. Сайлас желал обнять Джессику, прижать ее к груди и заверить в том, что его бывшая любовь – всего лишь глава в книге, которую он начал читать, но потом бросил и вернул на полку. У него не было ни малейшего желания вновь брать эту книгу в руки. Его прежняя жизнь осталась в прошлом. Сайлас очень сомневался, что вернется когда-нибудь в Южную Каролину, захочет увидеть еще раз Квинскраун. Даже с матерью встречаться ему не хотелось. Теперь Елизавета обратит всю свою любовь на Морриса, Летти и их детей. Ее младший сын и первый внук останутся в воспоминаниях, к которым пожилая женщина будет время от времени обращаться.
Джессика – его будущее, что бы оно ему ни несло. Увы, тень вопроса о рабстве нависла над их счастьем грозовой тучей. Ему следует помешать ей испортить его… их сына, всех их будущих детей, не позволить навязать детям ее образ мыслей. Без рабского труда мечта о Сомерсете так и останется мечтою. Он не позволит жене вмешиваться в воспитание его наследников. Им надо усвоить достойный их происхождения образ жизни. Долговечность его наследия зависит от этого. Когда Сайлас укладывал Джошуа спать, мальчик попросил отца привезти на его день рождения Джозайю, Леви и Сэмюэля, сыновей рабов, с которыми он вел себя так же, как и с Джейком Дэвисом. Когда Сайлас попытался объяснить, что это невозможно, сын поинтересовался почему.
– Праздник только для тебя и твоих друзей, – сказал Сайлас. – Джозайя, Леви и Сэмюэль – негры.
– А почему негры не могут быть моими друзьями? – удивился Джошуа.
Сын был слишком мал. Когда Сайлас был в его возрасте, он тоже играл с детьми рабов и считал их своими друзьями. Только постепенно Сайлас понял и принял естественное положение вещей. Особого труда это не составило, но рядом с ним не было тогда некой Джессики Виндхем, которая нашептывала бы ему на ухо взгляды, противоречащие общепринятым.
Впрочем, пока что Сайлас не предвидел особых проблем, стоящих перед ним и Джессикой, и был благодарен за это судьбе. А еще он был благодарен судьбе за то, что девочка, на которой он женился, девочка, которая расцвела и стала красивой женщиной, больше его не ненавидит.
Глава 38
На следующее утро горничная постучала в дверь номера Джессики. Приняла ее Типпи.
– Там внизу джентльмен, – сказала ей горничная. – Он желает видеть миссис Толивер.
– Он представился? – спросила негритянка.
– Он агент ее отца, – протягивая Типпи визитную карточку, ответила горничная.
– Подождите минуточку. Я сейчас скажу госпоже.
Прочтя надпись на визитке, Джессика приуныла.
– Это мистер Герман Гловер, – сказала она Типпи. – Он сотрудник банка, принадлежащего отцу.
Джессика запомнила его худым мужчиной с аскетичным лицом и костлявыми руками. Кожа у мистера Гловера была настолько бледной, будто ее никогда не касались солнечные лучи. В свое время Джессика предупреждала Сару о том, что именно этому человеку поручили добыть доказательства против одного банковского служащего, заподозренного в аболиционистской деятельности.
– Сказать горничной, чтобы он подождал? – осведомилась Типпи.
– Нет, я поговорю с ним сейчас, – заявила Джессика, спешно поднимаясь изза туалетного столика.
Типпи не так давно закончила мыть волосы своей хозяйке. На голове Джессики возвышался тюрбан из полотенца. Девушка успела переодеться и уже сидела перед зеркалом в ожидании чуда, которое Типпи обещала сделать с ее влажными локонами, когда явился непрошеный посетитель.
– Я встречу его в том наряде, который на мне сейчас. Сегодня у нас и так дел невпроворот. Не хочу тратить время на этого типа.
Джессика даже не постаралась скрыть своей антипатии к человеку, присланному отцом, когда ворвалась в общую гостиную отеля.
– Вы хотели меня видеть? – спросила она у бледнолицего.
– Ваш отец просил меня передать вам свои наилучшие пожелания, мисс Виндхем, – произнес посетитель, низко кланяясь.
Впрочем, от внимания Джессики не укрылось удивление мужчины при виде тюрбана на ее голове и раны на лбу.
– Миссис Толивер, – поправила его Джессика. – Что вам угодно?
Явно волнуясь, мужчина взял карандаш и открыл небольшого формата записную книжку.
– Ваш отец пожелал, чтобы я составил отчет о вашем физическом состоянии и… расположении духа, – сказал он, готовясь что-то записывать.
– Что вы собираетесь записывать?
– Ээ… Что вы получили серьезную травму головы, мисс… миссис Толивер. Могли бы вы рассказать, при каких обтоятельствах это случилось?
– Дайте-ка мне это, – заявила Джессика, выхватывая блокнот из рук посетителя.
Кинувшись к столу, она нацарапала:
«Папа! У меня нет ни малейших сомнений в том, что крокодил, которого ты послал, опишет в самых черных красках порез, полученный мною во время падения с фургона, вызванного нападением ястреба на выносную лошадь в моей упряжке. Благодаря квалифицированной медицинской помощи и уходу он семимильными шагами движется к исчезновению. Я со всеми удобствами расположилась в премиленьком отеле, в котором собираюсь дожидаться возвращения мужа из Техаса. В путь он отправится в конце этой недели. Надеюсь, что ты будешь рад узнать и передать маме, что, несмотря ни на что, ваша дочь очень счастлива и будет тосковать по мужчине, которому была продана.
Всего наилучшего. Джессика».
– Вот! Этого отцу будет довольно. Здесь и о физическом состоянии, и о расположении духа, – сказала она, протягивая блокнот агенту. – Что-нибудь еще?
– Ммм… да. Миссис Толивер! Будьте так любезны… Мне надо увидеть вашу рабыню Типпи.
Джессика подумала, что отцу важно удостовериться в том, что она не нарушает условий сделки. Молодая женщина направилась к столику портье.
– Будьте столь любезны – пошлите за моей подругой Типпи. Пусть она спустится в общую гостиную.
Когда появилась негритянка, Герман Гловер сделал очередную запись в своем блокнотике.
– А теперь мне надо переговорить с мистером Толивером. Он здесь?
– Нет.
– Его нет в отеле, – агент взмахнул рукой, обводя обстановку гостиной, – или он лежит где-нибудь далеко отсюда мертвый?
Джессика скривилась. Он что, серьезно? Герман Гловер был не из тех людей, которые любят пошутить. Девушка удивленно приподняла брови.
– Пал от моей руки, хотите сказать?
– Ну-у… Признаюсь, такая мысль тоже приходила мне в голову.
– Он жив-здоров. Спасибо за высокое мнение обо мне, но мистер Толивер в данный момент пребывает в лагере каравана из Виллоу-Гроув. Это в пяти милях от окраины Нового Орлеана. Рассказать вам, как лучше туда проехать?
– Мистер Толивер собирается возвращаться в отель в ближайшее время?
– Завтра. В полдень мы будем праздновать день рождения его сына.
– В таком случае я встречусь с ним здесь. Из меня плохой наездник, но я могу заверить вас, что не намерен мешать празднику. Я повидаюсь с мистером Толивером после того, как праздник окончится.
«А потом ты передашь Сайласу деньги, если все счета – в порядке», – подумала Джессика.
Это станет вторым платежом ее мужу, платежом, который следует использовать на благо Сомерсета.
– Как хотите, мистер Гловер, – сказала девушка, чувствуя, что ее хорошее настроение испорчено.
Впрочем, празднование дня рождения Джошуа прошло так, как запланировали, за исключением небольшого недоразумения с владельцами отеля. Одно дело, когда чернокожая служанка спит в номере со своей госпожой, но совсем другое, когда она сидит с белыми господами за одним столом в общей гостиной. Конец дискуссиям положила Джессика, предложив устроить праздник в отдельной комнате, куда Типпи сможет пройти черным ходом. Джессика купила для Джошуа несколько подарков, но все они померкли перед лицом радости, вызванной появлением курточки из оленьей кожи, сшитой Типпи. Даже Сайлас, который обычно сторонился Типпи или, быть может, пренебрегал ею (Джессика пока еще точно не знала), так поразился ее искусству, что потерял дар речи. То же можно было сказать и о Стефани Дэвис, которая, как видно, чувствовала себя не в своей тарелке, когда поняла, что придется сидеть за одним столом с негритянкой.
– Красивая работа, ma petite[21]. Неудивительно, что мой отец, – Анри взмахнул своими идеально ухоженными руками, – был в восторге от замечательного платья мадам, когда вы посетили его магазин.
Торт был двухъярусным, шоколадным, и сверху его украшала сделанная из глазури широкополая плантаторская шляпа, похожая на головной убор Сайласа. Все, в том числе и Сайлас, громко выразили свое восхищение.
Отец поднял сына, чтобы он лучше мог разглядеть торт.
– Когда-нибудь, сынок, ты будешь разъезжать вместе со мной в такой вот шляпе по полям Сомерсета.
Все зааплодировали, включая Типпи, которая даже не поняла, что своими руками создала очередной символ угнетения собственного народа. При виде радости подруги, вызванной тем, что ее усилия привели в такой восторг Джошуа и Сайласа, Джессика решила об этом умолчать.
Когда время клонилось уже к вечеру, а гости Джошуа, погрузившись в фургон, уехали обратно в лагерь, Сайлас покинул всех и отправился на встречу с агентом Виндхема. По прошествии нескольких часов Джессика пустилась на поиски мужа и нашла его сидящим в одиночестве в баре. Сайлас тупо уставился на стакан с какой-то жидкостью, стоящий перед ним. Агент, должно быть, уже ушел. Рядом на барной стойке лежал кожаный конверт, символизирующий собою договор, который ее муж заключил с ее отцом ради будущего Сомерсета. Как плохо, что это приводит Сайласа в такое угнетенное расположение духа! Джессика прикоснулась рукой к его руке.
– Веселый выдался праздник, – сказала она. – Джошуа места себе от счастья не находит. В куртке ему, должно быть, очень парко, но он упорно отказывается ее снимать.
Неожиданное появление Джессики встрепенуло Сайласа. Он спешно сунул конверт во внутренний карман своего сюртука.
– Да, он вне себя от счастья. Я очень рад, что ты и Типпи так ему угодили. Очень разумно, что твоя Типпи сшила куртку на вырост. Она очень умная, твоя Типпи.
– Если ты захочешь, она будет и твоей Типпи тоже.
– Она не белая, Джессика.
– Почему ты не можешь позабыть о цвете ее кожи и принимать ее такой, какая она есть? Она моя подруга, человек, которого я люблю и о благополучии которого беспокоюсь.
– Нет, Джессика, не могу, но я буду ценить ее личные качества и уважительно относиться к тому, что есть между вами.
– Обещаешь, что никогда ее не продашь?
– Обещаю.
– И не будешь мешать нашей дружбе.
Мужчина улыбнулся.
– А у меня есть выбор?
– Нет, но мне будет спокойнее услышать от тебя, что ты не против.
– Никогда и ни при каких обстоятельствах.
Джессика улыбнулась.
– Замечательно. А теперь пойдем и посмотрим, как там Джошуа.
День они окончили легким ужином. Уложив Джошуа спать и отпустив Типпи, Джессика вернулась в свой номер и принялась с нетерпением ждать Сайласа, который пошел в конюшню проведать мерина. Она уже переоделась к ночи, когда в дверь, соединяющую оба номера, легонько постучали. Джессика открыла дверь. За ней стоял Джошуа с книжкой в руке. В его широко раскрытых глазах, обрамленных длинными ресницами, о которых Типпи сказала, что мальчику такие «не положены», застыла мольба. В лице Джошуа не было ни единой черты отца. Глаза были карего, а не зеленоватого цвета. Вместо густой черной шевелюры – мягкие каштановые кудри. Нос – скорее воробьиный, чем ястребиный. Верхняя губа – аккуратная арка, а не изогнутая ветвь.
– Я не могу заснуть, – прозвучал детский голосок. – Почитай мне, пожалуйста, мама.
Сердце Джессики сжалось. Как можно ему отказать?
– Конечно, почитаю, Джошуа.
– Спасибо, – поблагодарил мальчик.
Без лишних слов, по-хозяйски, он, сжимая книжку в ручонке, залез на ее кровать.
Когда Сайлас, переодевшись в домашний халат, появился на пороге, то с изумлением уставился на сына и жену, уютно примостившихся на подушках. Джессика оторвала взгляд от книги. В ее глазах посверкивало лукавство.
Джошуа похлопал ладошкой возле себя и сказал:
– Ложись, папа. Сейчас будет самое интересное.
– Да, конечно, с удовольствием, – сказал Сайлас, влезая на кровать.
Позже, когда Джошуа уже заснул в своей кровати, они занимались любовью, а потом мужчина долго лежал без сна. Агент тестя был отнюдь не единственным, с кем он встречался этим вечером. Еще с ним пожелал встретиться Жан Дюмон, отец Анри. Побеседовав немного с этим человеком, Сайлас как никто другой смог понять желание своего нового друга оказаться как моно дальше от высокомерного и властного владельца «Универсального магазина Дюмона». Джессика, описывая это заведение, назвала его «изумительным», «превосходящим самые элегантные магазины Чарльстона». Анри же жаловался Сайласу на то, что отец обращается с ним как с лакеем, не позволяя самостоятельно принять даже самого ничтожного решения. Сайлас немало удивился, застав Жана Дюмона поджидающим его в салоне-баре. Сначала мужчина решил, что отец пришел попытаться отговорить сына от поездки в Техас. Но намерения Жана Дюмона были совершенно иными.
– Среди сопровождающих вас лиц, – начал француз, – есть странного вида негритянка по имени Типпи. Она является служанкой вашей супруги. Я желал бы ее у вас купить.
А потом Жан Дюмон назвал цену, от которой сердце в груди у Сайласа подпрыгнуло, словно безумное. Эта сумма, добавленная к уже имеющимся у него сбережениям, существенно сократила бы время, за которое он намеревался расплатиться с Карсоном Виндхемом.
– У меня слов нет, сэр, – вымолвил Сайлас.
– Значит, договорились? – приподняв аристократическую бровь, спросил Жан Дюмон.
Француз уже потянулся в карман своего сюртука за чековой книжкой, как вдруг Сайлас охладил его пыл:
– Нет, сэр. Я вынужден вам отказать. Типпи не продается.
– В таком случае я удваиваю цену.
Сайлас колебался. Согласно законодательству, после его венчания с Джессикой Типпи стала и его собственностью, и он, несмотря на устную договоренность жены с ее отцом, имел полное право ее продать. Однако, хотя искушение оказалось колоссальным, делать этого было никак нельзя. Отец Анри ему сразу же не понравился. Даже если бы Сайлас не был уверен в том, что Джессика будет его презирать, случись ему продать ее служанку, то и в этом случае он не променял бы Типпи на возможность расплатиться с Виндхемом… и тем самым дать Джессике свободу.
– Как я уже говорил, сэр, горничная моей жены не продается.
Джессика посапывала во сне. Лицом она была повернута к нему. Сайлас подавил в себе желание погладить ее по щеке, дотянуться рукою до роскошной груди. Во сне она казалась ему уязвимой и по-детски юной, совсем не похожей на ту женщину, которая, как ему представлялось, способна обуздать ветер. От предложения Жана Дюмона он отказался не только изза привязанности жены к этой негритянке, но и ради предвкушения всех тех лет, которые они проведут вместе, прежде чем он сможет вернуть долг ее отцу. Вполне возможно, что к тому времени Джессика и не захочет с ним расставаться.
Глава 39
К концу недели все приготовления к дальнейшей дороге были окончены. Караван из Виллоу-Гроув готов был продолжить свой путь в Техас. Люди пополнили запасы продовольствия, сделали необходимый ремонт фургонов, запаслись лекарствами, порохом и пулями. Одни намеревались переправиться через реку Сабин на плотах и килевых шлюпках. Другие договорились о том, чтобы перебраться на другой берег на пароме. Вернулся второй следопыт, состоявший на службе у Джереми. Проведя несколько месяцев в блужданиях по расположенным у них на пути землям, он пришел к выводу, что к черноземам целины надо добираться несколько иным маршрутом. Путь, ведущий из дельты Миссисипи по заросшей сосновыми лесами восточной границе недавно провозглашенной республики, будет трудным, но безопасным. Команчи до сих пор нападают на поселенцев, но обычно это происходит в местностях, расположенных к северу от предложенного следопытом пути следования.
Сайлас продал свой фургон. Теперь денег у него в заначке прибавилось. Герман Гловер, удовлетворившись увиденным, оставил мужчине изрядную сумму, которой должно было хватить на любые расходы. Настал день отъезда. Джереми прискакал попрощаться с Джошуа и Джессикой. С боков его коня свешивались мешки с саженцами роз. Джессика согласилась ухаживать за растениями мужа и его друга до их возвращения.
– Если мы предоставим их вашей заботе, Джесс, – заявил ей Джереми, – то уж точно, вернувшись, застанем саженцы в наилучшем состоянии.
– Я буду очень внимательно следить, чтобы о них хорошо заботились, – сказала она, с трудом сдерживая накопившиеся в душе боль и волнение.
Анри, прислушивающийся к их разговору, спросил:
– Вы, джентльмены, очень много внимания уделяете этим сухим на вид хворостинам. Могу ли я поинтересоваться о причине такой заинтересованности?
Сайлас пустился в объяснения.
– Изумительно! – воскликнул Анри, явно пораженный его рассказом о том, как Уорики и Толиверы перевезли символы своих родов через океан в новый мир. – А теперь вы посадите их в новой стране, которую намереваетесь покорить.
– С Божьей помощью, – сказал Сайлас.
– Да будет так, – произнесла Джессика тоном, не предполагающим даже малейшего сомнения.
– Держу пари, Всевышний ответит на просьбу Джессики вполне благосклонно, – улыбнувшись, сказал Джереми.
Джошуа накануне объяснили, что папа уезжает на несколько месяцев в Техас строить там для них новый дом.
– Я хочу, чтобы ты воспринял мои слова как маленький мужчина, – сказал Сайлас сыну. – Тебе уже пять лет.
– Да, сэр, – ответил Джошуа, вытягиваясь перед отцом по струнке.
Он был одет в куртку из оленьей кожи, которая была ему велика. Глаза его наполнились слезами. Губы скривились. Позже, когда отца уже не было рядом, Джошуа всплакнул, уткнувшись лицом в подол платья Джессики.
Лоример Дэвис стоял рядом со своей семьей, Сайлас – со своей. Их лошади были уже оседланы. Типпи скрылась в отеле. Джессика была рада, когда муж послал разыскать ее: он хотел лично с ней попрощаться и попросить хорошо присматривать за его семьей. Джессика крепко держала Джошуа за руку. Настало время в последний раз сказать «до свидания». Сайлас, обняв жену и сына, привлек их к себе.
– Я вернусь, когда там будет безопасно, – глухим голосом заверил он их. – Я напишу. Как-нибудь мне удастся найти способ доставить тебе письмо, даже если для этого придется одолжить у Джереми Томагавка. Джошуа! Ты помнишь, что я тебе сказал?
– Да, папа. Я буду защищать маму.
– Не забывай молиться и следи за своими манерами. Помни, что ты Толивер.
– Да, папа.
– А теперь, пожалуйста, ступай к Джейку. Мне надо поговорить с Джессикой наедине.
– Да, сэр.
Джессика низко опустила голову. Так она поступала всякий раз, когда не хотела, чтобы другие увидели слезы на ее глазах. Сайлас не стал позволять ей хандрить, а приподнял кончиками пальцев ее подбородок. В течение месяцев, что последуют за этим днем, она будет вспоминать, в этом Джессика была совершенно уверена, его высокую фигуру, стоящую под магнолией. На фоне темно-зеленой листвы и белых цветов чернела смоль его волос. В изумрудах глаз сверкали огоньки. Джессика сказала себе, что не должна стараться запомнить каждую черточку его лица, иначе, вспоминая их, она будет надеяться на немыслимое.
– Джессика, – произнес Сайлас. – Я никогда прежде ничего подобного в жизни не испытывал. Не знаю, что вы об этом думаете…
– Я тоже не представляю, как так получилось, – изза прилива чувств слова Джессики прозвучали жестче, чем она намеревалась. – Я знаю только…
– Что вы знаете? – спросил он.
Вопрос прозвучал мягко, как легкий ветерок, едва шевелящий непослушные пряди волос.
– Я очень хочу, чтобы ты вернулся.
Сайлас провел кончиками пальцев по заживающей ране, которая невольно привела их к этой минуте надежды и отчаяния.
– Я рад. Продолжай вести свой дневник. Я тоже буду записывать все, что вижу. Когда я вернусь, мы прочтем друг другу наши дневники и таким образом не упустим ни единого дня из жизни друг друга. Я очень хочу, слушая твои записи, узнать о каждом эпизоде взросления моего сына, так, словно я не пропущу всех этих месяцев, будучи в Техасе. Ты мне обещаешь?
– Обещаю.
– Я уезжаю счастливым человеком. Ты меня поцелуешь?
– Поцелую.
В тени магнолиевого дерева Сайлас склонил голову, а Джессика, напротив, приподнялась на цыпочках, и они поцеловались. Затем мужчина, не отрывая от нее взгляда, принялся отступать. Казалось, он хочет навечно запечатлеть в своей памяти ее образ. Затем отец отслютовал рукой сыну. Джошуа взмахнул ручонкой в ответ. Сайлас вскочил в седло.
– Лоример! – Голос его был суховатым, деловитым. – Давайте-ка отправляться в путь. Пора.
Стефани и Джейк, Джессика и Джошуа наблюдали за тем, как всадники постепенно тают вдали. Типпи, молчаливая, словно привидение, застыла рядом с ними. Никто не произнес ни слова до тех пор, пока люди, лошади и фургоны не скрылись из виду.
– Типпи! – позвала Джессика. – Надо найти где-нибудь большие бадьи и пересадить саженцы роз в новую землю, а то они, чего доброго, зачахнут.
«Как будут чувствовать себя розы, так будут идти дела и у Сайласа с Джереми», – подумала она.
На дворе стояло первое июня 1836 года.
Глава 40
Из дневника Сайласа:
15 сентября 1836 года
«Человек предполагает, а Бог располагает. Немецкий мыслитель XV века Фома Кемпийский[22] был совершенно прав, выводя эти слова. Моррис был бы рад услышать от меня это. Бог мне в свидетели, за последние два года я множество раз убеждался в справедливости этой истины. Сейчас, накануне моего возвращения в Новый Орлеан, я сижу и размышляю о том, с чего начать свой рассказ, когда встречусь с Джессикой. Господь по-своему распорядился моими мечтами осесть на тучных землях техасской целины. Если письмо, отправленное мною с солдатом, направляющимся в те края, к Джессике так и не попало, моя жена до сих пор не знает, что караван из Виллоу-Гроув так и не добрался до черноземов, выделенных нам мексиканским правительством. Как только мы переправились через реку Сабин и углубились в заросли местной флоры, стало понятно, что долго так наши люди не протянут. Несчастные случаи подстерегали лошадей и волов. Повозки ломались. Частыми явлениями стали переломы конечностей. На пути нас поджидали предательские трясины, кишащие змеями и аллигаторами.
Спустя два дня, вымотанные до предела, мы встали лагерем на вершине поросшего соснами холма. Находясь в прескверном расположении духа, я спросил у Джереми: «А почему бы не здесь?» Мой друг просиял. До этого он уже высказывался насчет изобилия в этих краях белохвостых оленей и диких индеек. Суглинистая почва казалась вполне плодородной. Здесь было множество речушек с чистой водой, а разнообразие различных пород деревьев изумляло. Все это я признавал, но мой выбор, если уж начистоту, основывался на соображениях иного свойства. Решением Первого конгресса Республики Техас каждая семья иммигрантов, въехавших на территорию страны в период со 2 марта 1836 года по 1 октября 1837 года, получала право на тысячу двести восемьдесят акров земли при условии, что останется жить в Техасе в течение трех лет. Для мужчин-холостяков земельный надел составил шестьсот сорок акров. Зачем платить по двенадцать с половиной центов за акр таким вот вербовщикам переселенцев, как Стивен Ф. Остин, если земля, на которой ты сейчас стоишь, может достаться тебе совершенно бесплатно?
Корчевать сосновый лес, конечно, труднее, чем осваивать черноземную целину прерий, но у меня имелись и другие соображения в пользу изменения первоначального плана. Помимо явной экономии средств, которые я намеревался отложить в свою заначку, возникала вполне реальная вероятность того, что с Джессикой и Джошуа я увижусь гораздо раньше, чем планировалось. На этот раз я собирался ехать по Старой дороге святого Антония[23], а в Луизиану попасть, перебравшись через Сабин на переправе Гайнес. Это куда легче и быстрее. Семью можно перевезти этим же маршрутом.
Лоример Дэвис, который стоял невдалеке и кое-что услышал, переспросил, о чем мы говорим.
Джереми ответил вместо меня: «Сайлас спрашивает: “А почему бы не здесь?”»
Лоример расплылся в улыбке и крикнул соседу: «А ПОЧЕМУ БЫ НЕ ЗДЕСЬ?!»
Когда вопрос, передаваясь от повозки к повозке, достиг конца лагеря, дружное «ДА!» потрясло тишину вокруг. На состоявшемся на следующий день собрании единогласно проголосовали за то, чтобы остаться здесь, среди сосновых лесов.
К тридцатому дню моего рождения мне удалось нанять землемера, который отметил вехами границы положенных мне акров и обеспечил всеми необходимыми цифрами касательно местоположения этих акров. Когда в декабре в городе Остин откроют Главное управление кадастровых съемок Техасской республики, моя заявка ляжет к ним на стол. Я заручился всеми необходимыми в таких случаях письменными свидетельствами моего приезда в Техас, так что не вижу никаких препятствий для получения мною временного сертификата на владение земельной собственностью. Через три года я стану полновластным хозяином этой земли. Еще прежде, чем закончил свою работу землемер, я распорядился начать строительство временных домов и хлевов, ставить ограды и, что важнее всего, расчищать землю под поля, на которых мы ранней весной будем сажать семена хлопчатника. Я рад, что со мной нет сейчас Джессики и она не видит, как тяжело приходится работать нашим рабам, но ведь теперь мы закладываем фундамент будущего Сомерсета. Я с нетерпением жду того часа, когда смогу перенести Джессику через порог нашего бревенчатого дома. Строение, конечно, не отличается изяществом, но по крайней мере в доме ничего не протекает. Я специально проследил, чтобы рабы законопатили каждую щелочку. Помимо чердачного помещения, тут есть три комнаты. С веранды, которая протянулась через всю длину фасада, можно попасть в прихожую, а оттуда по коридору в подсобное помещение, в котором я, не посчитавшись с расходами, установил настоящую ванну для Джессики. Надеюсь, это придется ей по вкусу. Со временем я планирую добавить пристройку, увеличив таким образом площадь дома в два раза, но это может подождать. У меня много других, более важных дел.
Две недели назад Сэма Хьюстона, уроженца Вирджинии, избрали первым президентом Техасской республики. Надеюсь, что в новообразованном государстве наступит относительное спокойствие. Государственная казна пуста, а кредит получить не от кого. Оплачивать армию, содержать дороги и почтовую службу не на что. Мексика и индейцы представляют постоянную угрозу. Хьюстон ратует за присоединение Техаса к Соединенным Штатам и мирные отношения с индейцами. Его противники выступают за полную независимость и вытеснение краснокожих с территории республики. Кто из них победит, пока неизвестно. В будущем я вижу себя принимающим участие в решении подобного рода важных политических вопросов, но пока все свои силы я собираюсь отдавать тому, чтобы создать на этой новой земле огромных возможностей и неимоверных перспектив плантацию, которая станет достоянием моего сына и внуков.
Боюсь, Джереми не собирается следовать по моим стопам. Вначале по его приказу отмерили и застолбили шестьсот сорок акров земли, а потом, по прошествии примерно недели после нашего прибытия на новое место, мой друг, к моему глубочайшему удивлению, с гордым видом провозгласил, что это послужит «началом лесозаготовительной компании Уорика». «Я устал выращивать хлопок, – заявил он мне. – Свое успешное финансовое будущее я вижу в области лесозаготовок». Мол, хотя лесозаготовка сейчас находится на весьма примитивном уровне, с течением времени, когда нация окрепнет и разрастется, это станет весьма и весьма прибыльным делом. Строительный лес нужен всем.
Я был несколько озадачен тем обстоятельством, что друг с таким энтузиазмом рвет с традициями рода Уориков, но, как и следовало ожидать, пожелал Джереми всяческих успехов. Что же до меня, одного из Толиверов, то возделывать землю, желательно много земли, – предел моих мечтаний. Эту мысль я завещаю моим наследникам.
Анри отмерил причитающийся ему участок земли в более холмистой и менее плодородной местности на приличном расстоянии от реки. В своем воображении он рисует, как на этих шестистах сорока акрах мы вместе возведем город. Анри уже наметил место, где впоследствии собирается построить лавку, которая со временем превратится в большой магазин. Впрочем, сначала следует основать город. «Ах, mon ami[24], такого шикарного магазина никто никогда прежде не видел!» Я желаю ему всяческих успехов и очень рад тому обстоятельству, что поблизости со мной есть такие верные друзья.
Это моя последняя запись в дневнике. Надеюсь, что она означает конец одиночеству и длинным, утомительным и скучным дням. Когда я воссоединюсь с Джессикой и Джошуа, мне больше не нужно будет каждый день записывать события прошедшего дня.
(Не забыть: прежде, чем читать дневник Джессике, отметить те места, которые зачитывать не стоит)».
Глава 41
Из дневника Джессики:
18 сентября 1836 года
«Со времени отъезда Сайласа прошло уже три с половиной месяца. Иногда мне кажется, что я не смогу прожить больше ни дня в ожидании его возвращения. Теперь, когда чувствую себя гораздо лучше, я уложила свои вещи в несколько дорожных сундуков и распорядилась, чтобы их снесли и поставили в конестогу. Как только Сайлас приедет, я смогу, не задерживая его, ехать в Техас. Стефани, так же как и я, сидит на вещах. Ей тоже надоело безделье и долгое пребывание в небольшом номере с шестилетним сыном, который стал очень капризным.
Все же я рада, что муж не видит, как мне нездоровится в первые месяцы беременности. Я живу, не отходя далеко от ночного горшка. Не очень-то приятное зрелище. Только в течение последних недель я осмеливаюсь выбираться из отеля – главным образом езжу на трамвае к универсальному магазину мосье Дюмона, своим присутствием напоминая владельцу об угрозах с моей стороны.
Со времени отъезда Сайласа и дня не прошло, как отец Анри подошел ко мне с предложением «одолжить» на время Типпи.
– Я щедро буду оплачивать ее работу. Ваш муж сказал мне, что девушка не продается. Я сделал ему очень щедрое предложение, а он отказал.
В голосе француза звучало недовольство. Казалось, он все еще чувствует себя задетым за живое.
Я изумленно на него уставилась. При виде моего приоткрытого от удивления рта мосье Дюмон сразу же понял, что Сайлас ничего не рассказал мне о его предложении.
– Разве муж ничего вам не говорил? Ааа… нуу…
Улыбка, которая предполагалась быть обаятельной, еще больше подчеркнула жадность, светившуюся в его глазах.
– Быть может, мы договоримся с вами, ведь негритянка – ваша служанка, и вы можете обойтись с нею по вашему усмотрению.
Я спросила, сколько он предложил за Типпи. Когда же мосье Дюмон ответил, я едва сдержала вскрик удивления. Не знаю, сколько денег мой отец согласился заплатить Сайласу за то, чтобы отделаться от меня, но не удивлюсь, если предложенная мосье Дюмоном сумма составила бы львиную их долю. Если бы Сайлас принял предложение француза, он бы в меньшей степени зависел от финансовой помощи моего отца и смог бы полностью освободиться от зависимости на несколько лет раньше. После этого Сайлас, не исключено, бросил бы обрывки контракта папе в лицо.
Тогда он смог бы избавиться и от меня, если захотел бы.
Но Сайлас оказался верен своему обещанию никогда не продавать Типпи и не согласился на щедрое предложение мосье Дюмона.
– Ну и как? – выражая нетерпение, осведомился мой гость.
Я почувствовала приятное головокружение. Я бы не удивилась, случись моему телу в то мгновение обрести крылья. Мне показалось, что я лишилась многих фунтов и вот-вот, оторвавшись от земли, воспарю к небесам.
– Я скажу то же самое, что и мой супруг, мосье. Моя служанка не продается.
– Хорошо, мадам. Но вы же не против, если она поработает на меня за…
Француз зашевелил губами с таким видом, словно считает в уме, а потом назвал сумму. Он заверил меня, что работа будет не тяжелой, вполне возможно, Типпи она даже понравится. Мосье Дюмон предлагал ей работать над фасонами новых платьев.
Я сказала, что спрошу у Типпи. Мосье Дюмон не выразил своего неудовольствия или удивления тем, что я не даю ему ответа сразу, а желаю поинтересоваться, что думает на сей счет моя прислуга. Француз согласился прийти за ответом на следующий день.
Мосье Дюмон правильно сделал, что оставил меня наедине с моими мыслями. Я должна была хорошенько подумать. Что означает нежелание Сайласа брать его деньги? Я хорошо помню, о чем мы разговаривали после празднования дня рождения Джошуа и встречи Сайласа с Жаном Дюмоном, но муж ничего не сказал мне о причине визита француза. Сайлас определенно осознавал разрушительность последствий его возможного решения продать Типпи, но что эта потеря может значить в сравнении с таким приобретением, включающим, между прочим, возможность избавиться от жены, которую ему навязали?
Я положила руки на то место, где зрел плод двух ночей, проведенных нами вместе. Там, внутри меня, прорастает семя нашей погибели. Нам никто больше не нужен. Я могу смириться с тем, что Сайлас – рабовладелец, но я не смогу допустить, чтобы наш ребенок разделял его взгляды на куплю-продажу людей на аукционах, чтобы он считал, что в порядке вещей заставлять других работать на себя бесплатно без права претендовать на свободу.
Этот конфликт не за горами. Но пока что я очень счастлива и рада той жертве, на которую Сайлас пошел ради нашей семьи.
Читать бесплатно другие книги:
