Профессионалы Незнанский Фридрих

12. МЕДОСМОТР

– Молодой человек, вы работаете фениксом? Почётная специальность. Да-с, почётная, архиважная, да-с.

– Спасибо, доктор. – Акира удивлён: нечасто приходится слышать приятные слова в свой адрес. Обычно люди называют фениксов оборотнями и подонками, сволочами и мутантами – и это в лучшем случае. И – вдвойне приятно!! – когда хвалит главврач профсоюзной поликлиники, не последний мужчина в славном городе Вавилоне.

– Не за что, молодой человек, не за что. – Старенький знахарь улыбается, демонстрируя крепкие, почти акульи челюсти (имплантанты?). – Специальность у вас замечательная, а вот анализы… ох!..

– Что – ох?! – анализы?! – встревожился Акира.

– Оставляют желать лучшего, да-с, молодой человек, да-с. – Доктор кивает чисто выбритым подбородком. Доктору нравится улыбаться и кивать чисто выбритым подбородком. И вообще он весь такой опрятный, чистенький и стерильный, что кажется, ни один микроб к нему не пристанет, а если и случайно прицепиться, то тут же сдохнет от аспирина, которым накрахмален халат.

После дуэли и уамабуши, Спитфайр на Акиру шибко обиделся: рассвирепел и, пригласив к себе в кабинет, даже не угостил пивом и крабовыми стиками. Кричал Ник Юсупович громко, ногами топал так, что чуть не проломил пол. А ещё обещался уволить без выходного пособия и загнать на каторжные работы по расчистке городской канализации. Акира молчал и смиренно вздыхал. Дуэль Спитфайр опальному фениксу почти простил (с кем ни бывает?..), а вот уамабуши… – ну, не понятно начальству, зачем Акире понадобилось обливать честных граждан водой, и тем более, вмешиваться в любовные, пардон, ритуальные игрища «бабочек»…

– Так вот, молодой человек, судя по вашей флюорографии, соскобу и количеству сахара в крови, у вас совершенно запушенный трудоголизм. В последней стадии.

– У меня?! Да я!..

– И не спорьте со мной, молодой человек. Вы же посмотрите на себя. В зеркало. Я уверен, вы по ночам не спите. Вы курите? – вы часто курите. Вы постоянно испытываете потребность войти в огонь и сгореть.

– Что вы, доктор, я…

– Да-да, вам нравиться процесс воскрешения. А это, согласитесь, ненормально, это выходит за рамки ваших служебных обязанностей… Молодой человек, не спорьте со мной, вам очень не помешало бы отлежаться у нас в стационаре: попить таблеточек, процедурками озадачиться, электромассажик посетить, кислородные коктейли, клизмы натощак…

– Натощак?!

– Конечно, натощак. А вы как предпочитаете?

На медосмотр Акиру отправил Ник Юсупович – прямо из кабинета и погнал в соответствующем направлении: мол, ты, Кирюша, в последнее время ведёшь себя не шибко адекватно, как бы чего нехорошего не случилось, надо подстраховаться, маленько подлечиться – мочу в баночке отнести добрым молодцам в качестве презента.

И Акира отнёс – презент. В баночке. То есть в колбочке, конечно, но… От перемены мест слагаемых, сумма, как известно, не того и не этого…

Охрана профсоюзной поликлиники придирчиво изучала удостоверение феникса визуально, на ощупь и елозила пальчиками по печатям и наклейкам-голограммам. Потом пятнистые от рождения ребятки – клоны! – ещё минут пятнадцать, морща лбы, судорожно давили «батоны» и близоруко вглядывались в биомонитор: искали некого Акиру Оду в гигабайтных реестрах. После чего принялись проверять, была ли сегодня сделана заявка на приём, и посещение какого именно доктора-врача назначено данному крайне неприятному субъекту, независимо скрестившему руки на груди и жующему малиновую оксижвачку.

В конце концов, Акиру пропустили в вестибюль поликлиники и сопроводили до кабины пневмолифта. Один из клонов, тот, у которого жёлто-зелёные пигментные пятна прорисовались не только на теле и лице, но и на радужках глаз, порывался самолично вдавить кнопочку нужного Акире этажа, но феникс оказался быстрее, заставив вояк схватиться за предохранители автоматических гранатомётов АГР-107 «Месса». Кабинка резко ушла вверх, оставив клонов напрягать имплантированные в голосовые связки ларингофоны: ребятки, ждите, к вам едет полнейший отморозок, будьте осторожны. На двадцать третьем этаже поликлиники феникса ждали: едва створки пневмолифта распахнулись, Акиру боднули армейским ботинком в пах, уронили на бетонопластовый пол, захомутали бионаручниками и бионаножниками, всунули кляп в рот и поволокли к кабинету N18, первому в обходном списке Акиры. Там толком не пришедшего в сознание феникса раздели, осмотрели на предмет наличия родинок и бородавок, взяли пункцию костного мозга, образец спермы, а также искусственно вызвали рвотный спазм. Результаты дознания запротоколировали, жидкости аккуратно упаковали и спрятали в криогенные капсулы. Самое обидное, что все эти операции производила очень и очень симпатичная девица, подозрительно в точности соответствующая тайным и явным эротическим фантазиям Акиры, но… – не судьба! Даже поговорить с ходячей секс-бомбой феникс не имел ни малейшей возможности: проклятый кляп во рту!! Не говоря уже о том, чтобы ущипнуть за круглую попочку – бионаручники!! И в порыве бессильной ярости нельзя даже пнуть аппетитную самочку под зад – бионаножники!!

Короче, в поликлинике Акире не понравилось.

Тем более, в кабинете N19 феникса заставили помыться в джакуззи и сбрить трёхдневную щетину. И ладно бы щетину, но джакуззи! – тщётно Акира объяснял крепким ребятам из медперсонала (ну, кто бы отказывался принять джакуззи с красоткой из предыдущей комнаты?!), что «Даже владея огнём – нельзя зажечь воду» и «Воду можно направить, или остудить ветром: застывшая вода – остра, а ушедший ветер – вернётся со смертью, если его не согреть!» Доводы Акиры были почему-то восприняты как угроза, и крепкие ребята в белых халатах вызвали клонов-охранников.

В кабинет N20 Акира попал со свёрнутым набок носом. Зато – чисто выбритый и благоухающий шампунем.

Клоны…

Технологию трёхчасового выращивания полноценных бойцов защитникам Вавилона подарили Чужие. И люди приняли дар, и воспользовались, и во множестве испражнялись пушечным мясом, буквально закидывая американцев и русских трупами солдат, выстраивая на подступах к городу завалы из напичканных минами-сюрпризами тел, подкладывая обвешанных гранатами бойцов под траки неприятельских киботанков. Вавилону очень досаждала американская авиация: янки неустанно бомбили непокорный город, последний оплот Великой Империи. И тогда в небо поднялись тысячи камикадзе, специально рождённые, чтобы убивать и быть убитыми. Покрытые антирадарным напылением одноместные воздушные шары с условно восьмилетними малышами в пластиковых корзинах достигли стратосферы. На спине у каждого юного шахида взрослые дяди закрепили портативные ракетные двигатели, способные пять минут держать в воздухе лёгкие детские тела. На животики мальчикам повесили ленты наногексогеновой взрывчатки. Наверное, это страшно: висеть под крохотным куполом почти в космосе и ждать, когда рядом или под тобой пролетит американский бомбёр, который тебе надо уничтожить. За которым тебе, поправив ладошкой намордник дыхательного аппарата, нужно выпрыгнуть из корзины, врубить движок и догнать чёртов Б-520, и оторвать самолёту взрывом крыло или хвостовое оперение – и самому погибнуть. Потому, что так умирать значительно почётней, чем замёрзнуть или дождаться, когда закончится запас кислорода, не говоря о том, чтобы промазать мимо бомбардировщика и с многокилометровой высоты рухнуть на проспект или крышу небоскрёба…

– А вы как предпочитаете?

– Я… э-э… м-м… интимный вопрос, так сразу и…

– Только натощак! Именно натощак! Архиважно – натощак!

Акира решает не спорить с эскулапом, ибо светоч медицины уж больно близко к сердцу принимает любые упоминания грушевидных изделий из резины: вон, бегает по кабинету, сшибая странного вида и назначения приспособления, навевающие ассоциации с пыточным инструментарием средневековой инквизиции.

– Натощак!

– Хорошо, доктор, хорошо. Вы не волнуйтесь, доктор, не надо… – Акира резонно прикидывает, что ещё одной беседы с охраной ему не выдержать: чуть-чуть, и феникс пойдёт в разнос и спалит чертям драконьим это заведение вместе с клонами и обитыми поролоном стенами.

Кабинет N20 и табличка «Надежда Джоновна Смит» на входной двери будут сниться Акире в холодно-потных кошмарах и сорок лет спустя. Ну, кто бы мог подумать, что хозяйка кабинета, миловидная женщина лет тридцати с мелочью, окажется профессиональным органом-диагностом?! Такая симпатичная, а уже садистка! Если обычных детей принято искать в зарослях цветной капусты, то госпожу Смит нашли в абортарии, без вариантов.

Сначала Надежда Джоновна занялась проверкой опорно-двигательной системы господина Оды. Для чего хитрым приёмом дзюдо завалила оторопевшего феникса на прокрустово ложе специальной конструкции – с зажимами и тисками: череп Акиры дамочка закрепила эластичными, но крепкими обручами, конечности и туловище – вязким гелем.

И началось. Женщина включила квадросистему и под медленную музыку обнажилась – то есть совсем. В смысле разделась догола. Покачивая бёдрами, аккуратно повесила халат на вешалку, точнее на синтезированные рога оленя-марала. Кружевное нижнее бельё Акире понравилось, стриптиз тоже, а вот обстановка и прочее… – что-то здесь не так! В общем, если вам демонстрируют напряжённые соски и чисто выбритый лобок в тет-а-тете медкабинета, то наверняка ничем хорошим это не закончится.

– Сейчас посмотрим! – зловеще ухмыльнулась Надежда Джоновна, поправив русую чёлку. И, надо сказать, действительно посмотрела, ещё и как посмотрела! – Акира взвыл от боли, когда диагност, хлюпнув гелем, погрузила пятерню в лежак и нащупала спину феникса. Да не просто нащупала, но впилась ногтями, как какая-нибудь озабоченная долгосрочным воздержанием леди-вамп. Пальцы Надежды Джоновны воткнулись в позвоночник Акиры, и…

– Самые длинные кости были у брахиозавра. Его лопатки достигали длины двух метров сорока сантиметров, а ребра – более трёх метров. – Непонятно зачем сообщила диагност.

В глазах у феникса потемнело.

Свободная левая рука мадам Смит довольно быстро трансформировалась в самый настоящий позвоночный столб: тридцать три позвонка как с куста – это чуть больше чем рабочих поверхностей в зубном протезе прораба с ураново-обогатительной фабрики имени Хиросимы и Нагасаки. Кровеносные сосуды, кожа, дельтовидная, двуглавая, трёхглавая и мышцы предплечья с шумом впитались в кости. Кости, понятно, под воздействием остеобластов тоже изменились, создав точную копию оси, наполненной спинным мозгом.

В процессе трансформации диагноста Акира кричал и дёргался – безуспешно: гель цепко держал ополоумевшего от изощрённой пытки феникса.

– Ай-я-яй! Ой-ей-ей! Я же забыла вколоть вам наркоз! Непозволительная оплошность с моей стороны! – запричитала Надежда Джоновна, однако за шприцем не потянулась. – Нет, вы только посмотрите!.. Это же…

Далее последовали комментарии, коробящие слух нормального среднестатистического гражданина обилием терминов, из которых Акира выхватывал только многочисленные «патологии».

Позвоночник сменил череп, выросший вместо привлекательной головки мучительницы – о, эти кости мозгового и лицевого отделов! На этот раз вербального сопровождения не последовало – по причине отсутствия меж челюстей языка. Потом были рёбра, бедренная кость и двадцать шесть косточек стопы… мышцы лица, наружные косые мышцы живота… плечевой сустав, локтевой, коленный…

Лёгкие: правый бронх, верхняя доля, горизонтальная борозда, средняя доля, косая борозда, нижняя доля… – и это не считая гортани и трахеи. Никогда Акире так тяжело не дышалось…

Органы пищеварения – Акира и подумать не мог, что так неаппетитно выглядит изнутри…

Сердце – где-то там живёт любовь. Вот только где?

Почки. И?

Печень. У-у… – а с пивом-то пора завязывать, ага.

– Вы ходячий труп. – Одеваясь, подытожила исследования Надежда Джоновна. – Кем вы работаете?

– Я – феникс пятой категории. – Гордо поведал Акира и уточнил: – В пожарном депо.

– А-а, тогда понятно.

Из кабинета N20 Акира вышёл, покачиваясь и побледнев. Зато с вправленным на место носом, обильно смазанным биоклеем и умащенным нанокомпрессом – мадам Смит клятвенно пообещала, что опухоль сойдёт за считанные минуты. И не обманула.

Кабинеты N21-28 феникс помнил смутно и невнятно. В двадцать девятой комнате его били молотком по колену, в тридцатой – попросили наклониться и раздвинуть ягодицы, в тридцать первой – заставили не дышать, а потом, похлопав по щекам и сунув под нос нашатыря, милостиво разрешили газообмен.

Над фениксом ТАК не издевались никогда в жизни. Спитфайр жестоко наказал лейтенанта Акиру Оду.

– Понимаете, молодой человек, Вы просто не успеваете восстановить то немногое человеческое, как вы называете «любительское», что в вас есть. Вы, что называется, выжигаете из себя хомо сапиенса. Поверьте, графики феникс-суицида придуманы не зря – эти таблицы составлены великолепными специалистами, поверьте, мастерами своего дела – аналитиками от бога!

– Да-да, я понимаю… – Акира разглядывает сложный рисунок линолеума на полу кабинета. Скорее бы этот медосмотр окончился – курить хочется, спасу нет. Тяжёлый сегодня денёк выдался: столько врачей – и всего один феникс; порвали коновалы Акиру, как мифический бобик мануфактуру.

– Так что, я выписываю вам направление. – Старикашка, божий одуванчик, хитренько щурится.

– Доктор, а может не надо? Я – настоящий профессионал, доктор. Я феникс пятой – пятой!! – категории, и это ко многому обязывает. Доктор, таких, как я, очень мало – очень! – а работы много. Вот и нарушаем графики. Потому что больше некому, понимаете? Если не мы, то кто? Кто будет спасать любителей, то есть людей? Так называемые «пожарные» пылающий небоскрёб потушить не смогут, и нефтехранилище – тоже. А у нас, у фениксов, всё просто – серебро и воскрешение на третьи сутки. Да, доктор, вот такая специфика работы: феникс, просто феникс. Прирождённый профи. А диагноз… Диагноз – это ерунда, доктор, вы же сами понимаете – ерунда.

Ерунда!!

Да, доктор?..

Старикашка ковыряет волосатое ухо-стетоскоп длинным обоюдоострым ногтём-ланцетом:

– Молодой человек, у вас есть родственники?

Акира молчит: моя твоя не понимай.

– Значит, есть. Наверняка, отношения испорчены. Это главный, определяющий симптом трудоголизма.

И Акира опять молчит: «я ничего не скажу без своего адвоката!» – да и что тут скажешь?

– Вам архиважно помириться с семьёй, молодой человек, – подытоживает приём доктор. И добавляет: – И очень нужно отдохнуть, да-с. Если вы хотите остаться человеком.

– До свидания, доктор! Надеюсь, до нескорого!

– От бинтов и таблеток не зарекаются, молодой человек…

…Акира так и сделал: решил отдохнуть. Юрико?.. – нет, не сегодня, да и незачем грузить девочку ненужными ей проблемами. Для этого есть друзья.

Акира набрал номер Пузыря, но – жаль! обидно! – Дзиро вне зоны покрытия «Вавилон комьюникэйшнс». А вот Джамал ответил сразу и по существу:

– По пиву?

– Ага.

– Вот и чудненько. Разговор есть.

– Серьёзный? Дело на миллион евро?

– Хуже, Акира-сан, значительно хуже.

13. ТРАНС

Бесконечный час пик, многокилометровые заторы – ДВС-авто, пневмокары, рикши, трамваи. Единственное нормально функционирующее средство передвижения – дирижабли и дельтапланы: огромные очереди к стоянкам и прокатным пунктам. Неимоверное скопление патрульных вертолётов в воздухе – стаи перелётных птиц из алюминия и бронелистов: и как им удаётся не сталкиваться?! – бортовые компьютеры? системы безопасности? автопилоты? великолепная диспетчерская работа? А?! Просто невероятно: с полдевятого утра и до сих пор ни одна винтокрылая «стрекоза» не зацепила огромный рекламный плакат, поднятый на полукилометровую высоту с помощью управляемых грузовых аэростатов. Точнее, сначала в атмосферу взлетели сами аэростаты, а уж потом из прикреплённых к оболочкам баллонов распылился мгновенно твердеющий аэрозоль: из мириадов капелек – тончайшая, но невероятно прочная ткань. Дистанционно активированные молекулярные капсулы выдавили краситель, образуя на поверхности ткани логотип католической церкви и рекламный слоган «Вера, Папа, Инквизиция».

Логотип? – ну, естественно, крест и меч.

Юрико устала.

Сегодня она ОЧЕНЬ устала: взяла слишком много заказов с хэнсин-трансформациями пятой категории – да-да, изменения пола и видовой принадлежности есть высший пилотаж. Утром Юрико целых полчаса была симпатичной лайкой, обожающей собачьи консервы «Снуп Догги». Подобная работа хорошо оплачивается, просто великолепно, но… – себя-то тоже надо беречь: ноет животик, набитый синтетической говядиной, смешанной с перетёртыми в желе куриными косточками. Половину синтетики удалось сжечь в процессе следующих перестроек организма, но неделя рисовой диеты Юрико обеспечена, без вариантов.

До подвесной стоянки моноциклов идти всего ничего, но на пути Юрико толпа, обожающая молоденького пастора. Пастор трясёт специально седыми вихрами, напрягает мощные «дутые» бицепсы, улыбается сексуальными ямочками на щеках – и дамочки, собравшиеся на митинг, просто в восторге, дамочки в экстазе.

Ничего особенного, – Юрико на глаз прикидывает степень гиповоздействия. – Однако, массовая галлюцинация: уверенный расчёт – секс и неистовство. А непосредственно проповедь, смысл сказанного немного как бы за кадром – воспринимается толпой на подсознательном уровне.

Молоденький пастор грозит карой небесной и расплатой по адским счетам. Мол, придут Господни Крочифери в зеленых и голубых беретах и разрушат до фундамента мерзостный Вавилон, рассадник греха и скверны – камня на камне, чтоб духу даже не было.

Пастор, седина, бицепсы, камня на камне… – это уже было тысячи раз. Скучно, – зевает Юрико и успокаивающе почёсывает лепестки мьют-орхидей, возбуждённых обилием в воздухе мух и слепней.

Кое-как девушка продирается через толпу и получает моноцикл – Юрико спешит домой. Стальные желоба подвесных дорог, перекрёстки, вспышки рекламных голограмм. Юрико летит над городом, мимо красных фонарей борделей, жестяных контейнеров гетто и вертолётных площадок дорогих супермаркетов.

Юрико дома. Бабушка, как обычно в это время, на тренировке – на старости лет увлеклась искусством профессора Уэсибы.

Девушка медленно, с удовольствием раздевается. Минут на пятнадцать прячется в душе: контрастные струи воды, вибромассажёр, тёплый воздух фена. Потом Юрико пьёт зелёный чай-тя и для того, чтобы расслабиться после работы, наливает в чашку-тёко сакэ, подогретое до сорока градусов в керамической бутылочки-токкури: как легко, как приятно! – воистину дрожжи и пропаренный рис способны творить настоящие чудеса!

– Степашка?! Ты где?! Иди ко мне, мой малыш! – Юрико ложится в постель и закрывает глаза. Зооморф взбирается на грудь Юрико.

Ну, начали?

Вспышка.

Транс.

Глубокое, насыщенное безумными галлюцинациями погружение в потусторонний мир, в прослойку между реальностью людей и обиталищем богов и нечисти. Расширенными людскими зрачками плотно прижаться к глазам прорицателя, мех щекочет лицо, но это не отвлекает. Расслабиться, долгий вдох, короткий выдох, пульс замедляется, температура тела – красивого женского тела – понижается. И никаких мухоморов и дурмана. Никакой химии и плясок под бубны. Гадание по ладони и кофейной гуще – преданье старины глубокой. Некоторые современные девушки предпочитают узнавать судьбу с помощью сверхсложных генных технологий, весьма, кстати, дорогостоящих.

Холод.

Ночь.

Страх и темнота. И ничего не видно.

…шелест змеиной чешуи знамён, сиплые команды, барабанный бой – издалека, пульсом вен, мышцами сердца вжимаясь в рёбра в поисках защиты и укрытия

…смутные тени – ближе, чётче, мимо – растворяются, колышутся миражами.

…дымка, позёмка. Обломком ножа, арматурным прутом – горящая сакура.

…кто здесь?

…зачем здесь?

Надо вам что?! А?! Отвечайте?!!

Волос – длинный. Нить – шёлковая. Верёвка – крепкая. Колючая проволока удавкой ласкает шею, царапает, кусает. Голоса, умоляют, плачут, заклинают: «Тужься-тужься, милая, тужься, ещё чуть-чуть, ещё немного, ну давай, давай!!..» И кровь везде. Много-много крови: лужи-озёра, алые капли дождя, выбитыми зубами хрустит венозный лёд под шпильками каблуков. И бордовые, почти коричневые, пятна на потолке комнаты – знаки? символы? просто так, для антуража?

И вдруг вместо пятен – пентаграмма.

Смерть?!

Юрико кричит и не слышит голоса. Пожар. Боль. Обугленные тела. Крест, обвитый гнилыми кишками. Топоры, крючья, ржавые гвозди. Цепи на ветру, вянут орхидеи, вплетённые в причёску. Треснувший колокол, бешеная гонка на моноцикле. Удавка? – удушье, угарный газ! Шелест змей – враги, козни, заговор. Барабанный бой – война? Топот тысяч сапог, боевые колонны, разбитые витрины супермаркетов, камуфляжные брюки, хоботы противогазов.

…и тени.

Смеются, рады.

Зло.

Зло.

Монстры – одноглазый и безголовая лошадь.

А вот и милый рядом – его силуэт, его – огонёк, яркий такой, добрый, очень чёткий, правильный. Милый, ты где?! Ты где, милый?! Куда ты?!

– АКИРА!!! СТОЙ!!!

Не слышит феникс: гуляет себе по улице – бродит, курит, улыбается. Ага, в баре пиво пьёт, с кем-то разговаривает. С кем? – злой дух, демон? Мужчина? Женщина?! Нет, всё-таки мужчина… – тогда, возможно, зло и не при чём. Ну же, Степашка, глубже – дальше! – входи в астрал и картинку чётче прорисовывай, а то тени какие-то… Конкретней, пожалуйста, с подробностями! Крупный план сообрази, ну чего ты?!

Вспышка. Внезапная потеря соединения.

Ах, как не вовремя!

Конвульсии, пена изо рта, спазмы желудка.

Боль. Жуткая боль проламывает череп, выдирает волосы, разрывает мышцы и вены.

Истерика! – впиваясь резцами в губы, Юрико выныривает из забытья-видения, сеанс транса досрочно окончен. Зооморф Степашка жалобно скулит, зверёк знает, что принёс плохие вести, он чувствует отчаяние хозяйки, её ужас и недоумение. Носик морфа точно определяет недопустимую концентрации адреналина в крови Юрико. Длинные белые ушки Степашки прижаты к пушистым бокам, глаза закрыты. Предсказатель дрожит. Окрас его медленно меняется: был снежным, становится траурно-чёрным.

– Откуда?! Где?! Почему?! – шепчет Юрико.

Но Степашка не знает ответа, он пытается вжаться в палас, размазаться, исчезнуть.

Полумрак, слабый безжизненный свет галогенового торшера. Юрико поднимается с кровати, шатаясь, бредёт к двери, ногой цепляет и переворачивает пластиковую мисочку – топлёное молоко, излюбленное лакомство зооморфа, растекается желтоватой кляксой и мгновенно прокисает, схватывается сгустками. От кляксы смердит плесенью, но Юрико не чувствует запаха, Юрико вообще ничего не чувствует: сейчас её можно бить, жечь калёным железом – она просто не обратит внимания на подобные мелочи, она спешит, надо успеть – спасти Избранника, выручить из беды, предупредить о грядущем зле.

Успеть!..

Не открывается! Не открывается! – Юрико дёргается, лицо её страшно искажается от напряжения, девушка вцепилась в дверную ручку – и никак, вообще никак: ни туда, ни сюда, ни на миллиметр, мёртво.

Смерть.

Нет!

Успеть!

Юрико бьётся молодым упругим телом о пластик двери, рыдает, кричит, умоляет:

– Пусти! Пусти! Ну, пусти же!

Окно. Можно выбить окно. Взять стул и разнести вдребезги толстое стекло. Юрико твёрдо знает: у неё получится, она уверена, что сможет выбраться на карниз – подумаешь, всего сорок восьмой этаж! – и пройти по узкой полосе бетона до балкона, а оттуда залезть в соседнюю комнату.

Юрико уверена, она сможет. Она хватает офисный стул, эргономичное чудо дизайнерского искусства и замахивается, но… – неожиданно стул становится неимоверно тяжёлым, весом в тонну, в две, в три – стул с грохотом падает на пол.

Паутина.

Красная паутина колышется сеткой в пролёте окна.

Зло.

Степашка заунывно воет, Юрико по максимуму активирует все татуировки-обереги: тело её светится голубыми рисунками-узорами, древними символами и знаками силы. От такого напора добра зло должно исчезнуть, рассыпаться в прах, уйти обратно в преисподнюю – убежать, улететь, уползти.

Но…

Шаг вперёд, тело чешется, татуировки неимоверно зудят. Напрягая живот, девушка выплёскивает волнами светлую энергию – ведь надо сломать, разрушить ловушку-паутину и выбраться из ловушки-комнаты.

Шаг.

Шаг.

Красные нити утолщаются, наливаются горелой чернотой, и Юрико замечает запутавшиеся в сети людские души, похожие на крохотных младенчиков с болезненно жёлтыми личиками. Младенцы извиваются, корчатся от боли, в пупках их копошатся белёсые черви, из глаз льются кровавые слёзы, на ручках и ножках сами собой вспухают багровые рубцы и язвы.

Жертвы, мухи-мотыльки.