Песочные замки Уолл-стрит. История величайшего мошенничества Эйхенвальд Курт

Глава 4

Гарри Джейкобс был погружен в изучение материалов секретного досье, которое лежало перед ним на столе. Каждую страницу он прочитывал с огромным вниманием и, как оказалось, не напрасно. Теперь приговор окончателен — Bache ни при каких обстоятельствах не должна связывать себя с людьми, замешанными в противозаконной деятельности. Даже если они косвенно, через третьих лиц, будут связаны с Bache, фирма рискует навеки погубить свою и без того незавидную репутацию. Дочитав до конца, Джейкобс захлопнул папку, заново утвердившись в своем мнении: Бельцбергов необходимо остановить.

Шел январь 1981 г., и лишь сейчас всестороннее скрупулезное изучение империи Бельцбергов, которое проводила Bache, принесло первые результаты. За долгие месяцы, что длилось это расследование, служба безопасности фирмы перелопатила горы материалов, так или иначе касавшихся клана Бельцбергов и их бизнеса, по крохам собрали все слухи и сплетни, когда-либо циркулировавшие о них в деловом сообществе Канады, прибегали к содействию знакомых из правительственных кругов.

И наконец обнаружилась ценная находка: на поверхность всплыли сведения из давнего отчета, погребенного в архивах Таможенного бюро, которые указывали на связь Бельцбергов с мафией, хотя и довольно неубедительно. Отчет был составлен агентом Таможенного бюро, которое наряду с ФБР и канадскими силами правопорядка вело тайное наблюдение за встречей американских и канадских мафиози, проходившей в феврале 1970 г. в отеле Hilton в Акапулько. На ней присутствовали главные «авторитеты» организованной преступности обеих стран, в том числе и небезызвестный «финансист мафии» Мейер Лански. Агенты аккуратно фиксировали все контакты собравшихся, и в числе прочих — беседы Лански с человеком, личность которого была установлена позже. Им оказался Хаймен Бельцберг, брат Сэма. В следующие несколько дней Хаймен не раз был замечен в компании Лански и еще одной одиозной канадской мафиозной фигуры — Бенни Кауфмана.

Отчет, правда, был очень скуп — никакой информации о содержании разговоров Хаймена с мафиозными шишками там не было. Bache было попыталась разнюхать подробности, но безуспешно. Тем не менее для Джейкобса самого факта существования такого отчета было более чем достаточно. Он не мог допустить и мысли, что гангстеры могут прибрать к рукам управление фирмой.

В середине января в Bache состоялось заседание комитета по назначениям, где рассматривался вопрос о выделении Бельцбергу мест в совете директоров. Джейкобс захватил с собой тот отчет с компроматом. Пятерым членам комитета он сообщил, что в свете обнаруженных фирмой шокирующих фактов он не может и не желает утверждать ни одной кандидатуры, предложенной Бельцбергом. Члены комитета восприняли его слова как предупреждение, ведь им предлагался выбор: либо поддержать требование Бельцберга, либо нажить врага в лице Джейкобса. Было ясно, что, если проголосуют за Бельцберга, Джейкобс немедленно подаст в отставку. При такой альтернативе дебатов по этому пункту практически не было и комитет единодушно занял позицию председателя правления Bache. Требование Бельцберга осталось без удовлетворения.

Заручившись этим решением, Джейкобс созвал совещание топ-менеджеров и советников, где заявил, что необходимо принять еще кое-какие меры, чтобы помешать Бельцбергу скупать акции Bache. Озабоченность Джейкобса объяснять не требовалось: получив в руки контрольный пакет акций, Уильям Бельцберг получит и право по своему усмотрению формировать новое правление. И тогда самые рьяные его противники из нынешних топ-менеджеров Bache непременно окажутся на улице.

И пока они не припугнут этого Бельцберга, такая угроза будет висеть над их головами, заметил бывший министр обороны США, а ныне консультант фирмы Кларк Клиффорд. Почему бы не встретиться с Бельцбергом частным образом и не показать ему компромат? Не исключено, что он испугается, подожмет хвост и откажется от своих претензий на фирму. Ну а чтобы сделать этот удар совсем уж убойным, он, Клиффорд, вызывается лично обрисовать Бельцбергам ситуацию.

Джейкобс от удовольствия потирал руки. Кларк Клиффорд пользовался солидной репутацией среди вашингтонской элиты, чем всегда восхищался Джейкобс. Он был убежден, что, если угрозы Bache будут исходить из уст такой авторитетной персоны, как Клиффорд, это уж точно повергнет Бельцберга в шок и он поймет, насколько опасна для него ситуация. Джейкобс тут же объявил, что готов лично сообщить Бельцбергу, что вскоре с ним свяжется Кларк Клиффорд.

Через пару дней Джейкобс и впрямь позвонил Бельцбергу. Тот было решил, что Джейкобс спешит сообщить ему, что места в правлении ему выделены. И поэтому Бельцберга, когда он перезвонил, неприятно удивила холодная официальность Джейкобса. Он надменно сообщил Бельцбергу, что ему следует ждать звонка от Кларка Клиффорда.

Бельцберг, ничего подобного не ожидавший и сбитый с толку, на секунду замялся.

«А кто это?» — наконец недоуменно спросил он.

И тут до Джейкобса дошло, что первая стадия их «убийственной» стратегии бесславно проваливается. Если бы на месте Бельцберга оказался кто-нибудь из американских бизнесменов, их, конечно, проняло бы, что к ним обратится человек, однажды занимавший пост министра обороны страны. Но стратеги Bache забыли, что их главный противник живет в Канаде и имя Кларка Клиффорда ничего ему не говорит.

Буквально через несколько минут после сообщения Джейкобса Бельцбергу перезвонил и сам загадочный Клиффорд с предложением встретиться. «Могли бы вы приехать в Вашингтон, чтобы побеседовать со мной?» — спросил он.

Бельцберг опешил от такой наглости. Интересно, подумал он, если они хотят со мной встречи, то с какой стати я должен куда-то ехать? «Послушайте, — проговорил в трубку Бельцберг, — если уж вы хотите повидаться со мной, то почему бы вам не приехать ко мне в Ванкувер?»

Клиффорд выдержал внушительную паузу, а потом спросил: «А знаете ли вы, кто я?»

«Я действительно очень сожалею, но — нет, не знаю. И я также не понимаю, куда заведет нас этот странный разговор».

Клиффорд был вынужден повторить просьбу и дал Бельцбергу свой номер телефона. Едва отключившись, Бельцберг тут же снова схватился за трубку и велел связать его с Джейкобсом. «Гарри, — начал он, — я ведь очень доходчиво описал вам всю ситуацию. Все, чего я прошу, — это два места в совете директоров. Так объясните, чего ради мне теперь звонит какой-то Кларк Клиффорд? Он, собственно, кто такой?»

Джейкобс колебался не более секунды. «Ну что ж, скажу. Выяснилось нечто ужасное, и мы обсуждали это на заседании комитета по назначениям, — начал он, — а мистер Клиффорд любезно согласился по нашей просьбе поставить вас в известность о выявленных фактах. Дело серьезное, и для вас действительно важно приехать в Вашингтон повидаться с ним».

«Что бы они там ни выкопали, вряд ли это так уж серьезно», — отвечал Бельцберг. И вообще, он не собирается ни в какой Вашингтон и немедленно вернется к своим планам относительно фирмы.

Через несколько недель Бельцберг по делам бизнеса летел на личном самолете из Денвера на восточное побережье Канады. Он сообразил, что, слегка изменив курс, мог бы заехать в Вашингтон к Клиффорду. Пилоту было дано соответствующее указание, а сам Бельцберг набрал личный номер Клиффорда. Они быстро договорились, что встретятся в VIP-зале терминала Air France в вашингтонском международном аэропорту Dulles. Спустя несколько часов Бельцберг уже сидел за журнальным столиком напротив Кларка Клиффорда, высокого благообразного пожилого человека с седыми волосами. Очень быстро их разговор приобрел враждебную окраску.

«Bache действительно рассматривала вопрос о введении Бельцберга в совет директоров, но члены комитета забаллотировали вашу кандидатуру, — с этими словами Клиффорд вытащил из кейса внушительную пачку бумаг и протянул Бельцбергу. «Фирма не могла поступить иначе, узнав о той ужасной вещи, которую совершил ваш брат», — пояснил Клиффорд.

В первые мгновения Бельцберг не понял, о чем это толкует человек напротив него, как вдруг до него дошло: та дурацкая поездка Хайми в Акапулько.

Многие годы тот давнишний промах Хаймена, когда он по недомыслию околачивался в одной компании с мафиози, служил в семействе Бельцбергов неистощимой темой для шуток. Хайми, владевший семейным мебельным бизнесом, в тот свой приезд в Акапулько случайно встретился с Бенни Кауфманом, который в Канаде держал представительство по продаже ковровых покрытий. В свое время они сталкивались по делам, отсюда и пошло знакомство. Наивный Хайми и ведать не ведал, что Кауфман был заметной фигурой в мафиозных кругах. И именно Кауфман тогда познакомил Хайми с каким-то человеком, представив его как Лански. Это имя ни о чем не говорило Хайми, и он благополучно решил, что это просто один из знакомых Кауфмана по бизнесу. Но когда Хайми вернулся домой, его стали тревожить канадские спецслужбы. Началось расследование, Хайми был ошеломлен. Он и не подозревал, что те парни, которые жили в одном с ним отеле в Акапулько, отъявленные мафиози. Ему поверили, расследование было вскоре закрыто, а Хайми не то чтобы сильно напугался, а лишь испытывал некоторую неловкость из-за этой глупой истории.

«Поверить не могу, чтобы речь шла о той ерунде в Акапулько», — удивленно заметил Бельцберг.

«Напротив, мы совсем не считаем это такой уж ерундой, мистер Бельцберг», — с достоинством изрек Клиффорд.

В следующие несколько минут Уильям Бельцберг вкратце описал комичные злоключения Хаймена в Акапулько, заметив, что несколькими годами раньше канадские силы правопорядка уже провели расследование и не признали за Хайменом ничего криминального. «Вы просто не знаете этого малого, моего брата, — продолжал Уильям, — только он мог прогуливаться по пляжу в компании с гангстерами и не догадаться, кто они есть на самом деле».

Дабы устранить все сомнения, Бельцберг предложил договориться, чтобы Клиффорду позвонил генеральный консул Канады и подтвердил все им сказанное. «Бесполезно, это ничего не изменит, — объяснил Клиффорд, — заседание правления уже состоялось, решение принято абсолютным большинством голосов». И тут разговор зашел в тупик. Больше говорить было не о чем. Бельцберг откланялся, унося в душе разочарование и тяжелую злобу.

В самолете Бельцберг дал волю ярости. Снова и снова он прокручивал в голове все унижения, которым, как он считал, специально подвергала его Bache. Самое смешное, что раньше у него не было и тени намерения замышлять козни против фирмы, однако эти господа только и делали, что усердно толкали его на это. А теперь еще какие-то абсурдные обвинения. До Бельцберга наконец-то дошло, какой влиятельной фигурой считается в Штатах этот Клиффорд, к советам которого прислушивались несколько президентов США. К моменту, когда его самолет коснулся посадочной полосы, Бельцберг, во время полета осушивший несколько стаканов горячительного, все еще бушевал. Невзирая на поздний час, он поспешил к телефону и решительно набрал личный номер Клиффорда.

«Мистер Клиффорд, я не нахожу слов, чтобы передать свое удивление: чтобы человек вашего масштаба пытался угрожать мне какими-то глупостями, которые и компроматом-то не назовешь. Я действительно поражен. Вы работали с президентами и вдруг докатились до такой грязи. Не думайте, что я буду сложа руки наблюдать за этой возней».

«Вы что же, угрожаете мне?» — поинтересовался Клиффорд.

«Нисколько. Просто еще раз повторяю, что сделал мистеру Джейкобсу конкретное предложение, а все, что вы там наговорили, выеденного яйца не стоит. Если вы не заинтересованы в том, чтобы установить истину в этом деле, то я-то и подавно плевать на это хотел».

«Так вот, мистер Бельцберг, — холодно отчеканил Клиффорд, — предупреждаю: если вы не прекратите скупать акции Bache, вся эта история появится в газетах не позже будущей недели».

Размеренный тон, каким отвечал Бельцберг, не мог скрыть, что он на пределе ярости: «Моей жизни и прежде угрожали, сэр, так что напрасно стараетесь, вам меня не запугать».

И Бельцберг бросил трубку.

Bache не потребовалось много времени, чтобы осознать: они сделали неудачный ход. Единственный результат, которого они добились, — Бельцберг открыл форменную охоту за акциями фирмы. Меньше чем через неделю после встречи с Клиффордом всего за две торговые сессии Бельцберг прибрал к рукам более 20 тыс. акций Bache. Спустя еще несколько недель, 9 февраля, Бельцбергу удалось приобрести еще 200 тыс. акций. Теперь им руководил не столько трезвый финансовый расчет, сколько душивший его гнев. Он желал проучить Bache. Даже когда на страницах Wall Street Journal появилось сообщение, что Хаймен Бельцберг якшается с мафией, Уильям Бельцберг в ответ купил очередной пакет акций. Вскоре он контролировал без малого четверть акционерного капитала Bache.

«Неужели ничто не способно остановить этих людей?» — не раз за тот месяц отчаянно вопрошал Джейкобс исполнительный комитет фирмы.

2 марта 1981 г. он решил, что дальше так продолжаться не может. Он позвонил Роберту Бейлиссу из First Boston Corporation, давнему партнеру и другу фирмы, который десять лет назад готовил первое публичное предложение акций Bache.

Джейкобс сообщил, что у него для Бейлисса новое поручение: он желает выставить Bache на продажу. После почти сотни лет независимого существования фирма теперь должна отойти в руки тех, кто предложит за нее самую высокую цену. Это была единственная оставшаяся у него возможность свести на нет усилия ненавистных Бельцбергов.

Бейлисс ухватился за поручение и уже на следующий день связался с Джейкобсом, чтобы сообщить потрясающую новость. Как стало известно First Boston, к предложению Bache выказала осторожный интерес Prudential Insurance Company of America, финансовый игрок премьер-лиги, базирующийся в Ньюарке, штат Нью-Джерси. Вот уже некоторое время эта корпорация рассматривает вопрос о вступлении в брокерский бизнес, но пока не обнаружила удобного способа для этого. Если в Bache пошевелятся, сделку можно будет подготовить в считаные дни. Джейкобс встретил новость скептически. Он знал, что Prudential — компания на взаимных началах, и потому сомневался, что она может на законных основаниях пробрести фирму, занимающуюся биржевыми операциями.

С другой стороны, гигант, подобный Prudential, способен разом решить все проблемы Bache. Гланое, у нее есть то, в чем отчаянно нуждается Bache, — общепризнанная неоспоримая репутация честного игрока, которую она завоевывала более ста лет, с самых первых дней, когда ее основал безвестный тогда страховой агент по имени Джон Драйден. С самого начала она зарекомендовала себя как компания, помогающая рабочему человеку добиться финансовой безопасности, и под сенью этого светлого образа Bache несомненно приобрела бы респектабельность, которой ей так не хватает. Со временем скандалы и прискорбные оплошности, какими изобиловала история Bache, были бы забыты.

Джон Фэрфилд Драйден, долговязый недотепа 34 лет от роду, прибыл в Ньюарк в 1873 г. вместе с женой, двумя детьми и шлейфом преследующих его неудач. Всю жизнь он посвятил тщетным попыткам реализовать свою мечту — создать систему страхования для рабочего класса и малоимущих. Свою компанию он хотел построить по образцу английской Prudential, уже преуспевшей на этом поприще. Но сограждане лишь насмехались над затеей Драйдена. Она выглядела слишком радикальной для своего времени, когда страхование в Америке было роскошью, доступной только богатым. Удручали и всеобщие сомнения, что бедные вообще могут позволить себе платить страховые взносы. Куда бы ни обращался Драйден, везде ему отвечали, что его бизнес-план слишком смахивает на социальную утопию и обречен на неизбежный провал. Когда же Драйден с жаром доказывал, что сможет продавать свои полисы всего лишь по три цента в неделю, его прерывал дружный смех слушателей. Это воспринималось как шутка.

Ньюарк был последней надеждой Драйдена, последним шансом создать свою страховую фирму. В ту пору это был третий по величине индустриальный центр страны, с высокоразвитой торговлей и промышленностью, представленной металлообработкой, выделкой кож и производством изделий из кожи, а также изготовлением ювелирных украшений. Город был широко известен еще и благодаря здешнему пиву Feigenspan, прославившемуся на всю страну под названием P. O. N. — «Гордость Ньюарка» (Pride of Newark). На побережье в районе Ньюарка размещались десятки металлургических предприятий, заводов, фабрик, которые как магнитом притягивали в город сотни иммигрантов и американских рабочих. Это и были те, среди кого Драйден планировал распространять страховые полисы своей компании.

Драйден поселился на Линкольн-авеню и с первого дня стал заметной фигурой, выделявшейся на фоне малопочтенных обитателей этого района. Этот длинноногий, как цапля, парень с пронзительным взглядом голубых глаз явно заслуживал того, чтобы с ним считаться. Но ему по-прежнему не везло: каждый день он обивал пороги видных членов ньюаркского городского сообщества в поисках спонсоров для своего проекта. И все же удача улыбнулась ему, когда Драйден встретил некого Аллена Бассетта, громогласного отставного капитана, после гражданской войны сколотившего капиталец на недвижимости. Драйден каким-то чудом уговорил Бассетта выделить ему место в его конторе, притом совершенно бесплатно. Драйден сказал, что хочет основать Общество взаимопомощи для вдов и сирот, некоммерческую организацию, которая предоставит своим членам услуги по страхованию. В дальнейшем Драйден рассчитывал на этой основе построить коммерческую страховую фирму.

Едва только у Драйдена появилось свое место под крылом у Бассетта, его начинание привлекло сочувствие многих видных уважаемых горожан Ньюарка, а кое-кто даже согласился на общественных началах принять на себя руководящие обязанности в новом обществе. Самому себе Драйден выделил скромный пост секретаря. При таком солидном представительстве Общество взаимопомощи вдов и сирот быстро снискало уважение в Ньюарке, что помогло ему оформиться в коммерческую страховую компанию. Теперь Драйден мог продавать свои страховые полисы не только членам общества, но и всем желающим. Свое детище он окрестил Prudential Friendly Society. Имея собственную компанию, Драйден без особого труда привлек новых инвесторов — в довольно короткие сроки его компания получила так необходимый ей капитал в 30 тыс. долл.

Это было рождением компании Prudential.

В 1876 г. в Ньюарке произошел такой случай: 15-летний Уильям Диганнард на переходе через железнодорожное полотно был сбит насмерть поездом. Это происшествие никогда бы не получило огласки, если бы не одно «но»: родители погибшего мальчика одними из первых приобрели у компании Prudential полис страхования жизни. Они застраховали жизнь своего бедного мальчика и смогли достойно похоронить его, не подрывая окончательно и без того скудный семейный бюджет. «Ума не приложу, что бы делало мое несчастное семейство при нашей бедности, если бы не полис вашей компании, — писал в благодарственном письме папаша Диганнард. — Да благослови вас Бог и ниспошли процветание Prudential Company».

Уже через год после открытия Prudential прославилась как поборница прав и друг бедных. Ее страховые полисы пользовались огромным спросом. Как и обещала, компания в 24 часа выплачивала страховое возмещение. Как и обещала, она брала за свои полисы не более трех центов в неделю. Как и обещала, она помогала бедным рабочим Ньюарка.

Вскоре Драйден сделался завсегдатаем фабричных дворов, где неизменно появлялся в обеденный перерыв. Стоя на ящике посреди толпы одетых в спецовки рабочих с закопченными лицами, он бойко предлагал свои полисы, отпечатанные на необычайно маленьких листочках бумаги. Это была гарантия защиты женам и детям рабочих на случай болезни или смерти их кормильцев. Правда, желающих приобрести полисы во время этих визитов было не слишком много, зато когда рабочий день кончался, прямо с фабрик в контору Драйдена текли толпы рабочих. Они желали побольше узнать о страховых услугах Prudential. И вот в новую компанию тонкими ручейками, по нескольку центов, потекли деньги, которые собирали агенты, навещая на дому держателей полисов.

В 1883 г. Prudential достигла самого прочного за свою короткую историю финансового положения: у нее насчитывалось 200 тыс. держателей полисов, и день ото дня их становилось все больше. Спустя еще пару лет Prudential торжественно выписала полис за номером 1 000 000 своему очередному клиенту и новому президенту, мистеру Джону Драйдену.

Успехи Prudential привлекли внимание нью-йоркских рекламных агентств, почуявших в ней многообещающего потенциального клиента. Первым до Драйдена добрался Мортимер Ремингтон, юный менеджер по работе с клиентами рекламного агентства J. Walter Thompson. Шустрый рекламщик убедил президента Prudential, что его компания нуждается в общенациональной рекламной стратегии, и непременно с выразительной фирменной легко узнаваемой торговой маркой. Красноречие Ремингтона возымело успех, и он был нанят рекламным агентом Prudential. Первым делом он принялся изучать горы книг и журналов, ища образ, который стал бы основой символа компании.

История о том, как и где Ремингтон натолкнулся на идею торговой марки Prudential, очень скоро обросла мифами, которые с удовольствием пересказывали в компании. До сих пор неясно, в какой момент идея пришла Ремингтону в голову — то ли когда он, путешествуя по Нью-Джерси, увидел огромный одиноко стоящий скалистый утес, то ли когда дневал в библиотеке, рассматривая изображения гор и скал. Через несколько недель он уже явился к Драйдену с неожиданным предложением: пускай символом Prudential станет графическое изображение контуров скалы Гибралтара с таким слоганом: «Prudential надежна, как скала Гибралтара». Драйдену идея чрезвычайно понравилась. В последующие годы за его детищем закрепится короткое и внушительное название «Скала» (The Rock).

В конце XIX в. у Prudential скопились огромные денежные средства, что разожгло аппетиты ее собственных акционеров — уж очень заманчиво было поживиться от этого изобилия. Причиной образования излишка стал сильно завышенный прогнозируемый уровень смертности, а соответственно, меньшие страховые выплаты держателям полисов. Драйден начал распределять лишние деньги между ними. Однако акционеры категорически возражали, считая, что эти деньги принадлежат им, и только им. В конце концов, держатели полисов и так получали страховые выплаты при наступлении страховых случаев, так почему они должны получить еще что-то сверх этого?

С годами разногласия акционеров с основателем компании Драйденом превратились в глубокий раскол. Группа недовольных даже подала в суд, требуя, чтобы компании запретили распределять избыток капитала среди держателей полисов и принудили вернуть акционерам уже розданные 2,5 млн долл. Однако суд удовлетворил иск наполовину: он признал за Prudential право предоставлять уступки клиентам по своему усмотрению, но подтвердил ее обязанность вернуть акционерам их миллионы.

Вскоре ситуация стала для Драйдена совсем уж несносной. Прыткие биржевые спекулянты скупали акции компании и явно нацелились на ее деньги. Драйден всерьез опасался, что эти ослепленные сиюминутной жадностью хищники выкачают из его компании все средства, не оставив даже того, что требовалось для выплаты страхового возмещения. И тогда он решил, что Prudential следует избавить от акционеров и передать в совместное владение держателям полисов. Эта процедура носит название «реорганизации акционерной компании в общество на взаимных началах». И в 1915 г. была запущена сложная процедура перерегистрации, и благодаря активному лоббированию законодательное собрание штата Нью-Джерси уполномочило Prudential выкупить свои акции и передать владение компанией держателям ее полисов. И когда процедура эта подошла к завершению, что заняло несколько лет, Prudential превратилась в организацию, которой не требовалось держать отчета практически ни перед кем.

Сам Драйден не дожил до окончания этого процесса. Вскоре после того, как процессу преобразования компании был дан наконец старт, он впал в кому во время незначительной хирургической операции. Спустя всего несколько дней, 24 ноября 1911 г., Джон Драйден скончался в своем доме. Рожденный в бедности, он оставил после себя имущество, которое оценивалось более чем в 50 млн долл.

Летели годы, на протяжении которых компанией управляла череда посредственных менеджеров. Десятилетиями никто из них не желал хоть на йоту менять старую модель управления компанией. Prudential развивалась как бы сама собой, и с каждым новым проданным полисом прирастал и кредит доверия к ней.

Массированная реклама неустанно убеждала потребителей, что Prudential — синоним обязательности и безупречности. Ее рекламные объявления в газетах и журналах воспроизводили пронзительно-трогательные в своей реалистичности зарисовки из жизни, которые задевали самые чувствительные струны читательских душ. И что за беда, если какого-нибудь незастрахованного читателя не пронимала реклама Prudential, — компанию с таким огромным числом клиентов это совершенно не волновало.

Вот что изображалось на типичном рекламном листке Prudential образца 1925 г. Заголовок гласил: «Маленькая пожилая леди». Ниже помещалась грустная картинка, на которой седенькая старушка безнадежно глядит через закрытое окно на улицу, сидя за швейной машинкой.

Надпись на рекламе была под стать печальному изображению: «Только и делаешь, что вкалываешь и вкалываешь — один и тот же замкнутый круг тяжкого труда, — вот все, что она видела в жизни. День за днем ее тонкие исколотые иголкой пальцы все сильнее и сильнее дрожат от слабости. Но кто-то должен позаботиться о ней, хорошенько позаботиться. Ни муж, ни брат, ни сын не смогли сделать этого». Далее в тексте говорилось, что позаботиться означает приобрести полис страхования жизни. Имей бедная старушка такой полис, и остаток жизни она провела бы в покое и уюте.

Во времена Великой депрессии направленность рекламы Prudential поменялась с учетом новых обстоятельств, когда все больше держателей полисов от острой нехватки денег прекращали платить страховые взносы и их полисы теряли силу. Это весьма опасная тенденция для любой страховой компании, и при помощи новой рекламы Prudential старалась убедить клиентов платить взносы.

Так, на одной рекламной листовке конца 1929 г. изображались женщина средних лет и ее дочка; они сидели в темной комнате, и на их лицах лежала печать тревоги и мрачной озабоченности. Над их головами изображалась газетная страница с объявлением о распродаже кредитором имущества по просроченным закладным. Текст рекламы гласил: «Если бы они не перестали платить взносы по полису страхования жизни, то не лишились бы своего дома». Аналогичная реклама использовалась Prudential, чтобы заставить держателей полисов обеспокоиться образованием своих детей. Реклама оказалась весьма действенной.

Подтекст этих рекламных обращений укреплял имидж Prudential как компании, которой можно и нужно доверять. Купи полис, и твоей старой матери не придется всю жизнь посвятить изнурительному труду; купи полис, и твой семейный очаг будет надежно защищен; купи полис, и твои дети получат хорошее образование. Вся эта реклама Prudential звучала весьма убедительно, тем более что для многих ее обещания оказывались правдивыми.

К 1946 г. Prudential превратилась в безмерно осторожного, неповоротливого гиганта. Она трусливо избегала малейшего риска. Ее руководители почивали на лаврах, безмятежные, изнеженные и чопорные. Но в тот год Prudential пережила сильное потрясение, когда ее седьмым президентом был избран Кэрол Шэнкс. В отличие от предшественников Шэнкс не был твердолобым закосневшим страховщиком; он построил карьеру на рисковых операциях в жестоком и агрессивном мире Уолл-стрит. У своих сторонников он вызывал смешанные чувства; некоторые считали его субъектом холодным и расчетливым, в других же его энергичный стиль вселял энтузиазм и рвение. Впрочем, он всегда отличался жесткостью, решительностью, а если требовалось — то и безжалостностью.

Шэнкс быстро положил конец царившим в компании лености и местническим настроениям. Он решительно избавился от балласта в высшем управленческом эшелоне, что вызвало глубокий шок в компании, где десятилетиями не практиковались увольнения высокопоставленных руководителей. Но Шэнксу было плевать на такие материи, как привилегии старейших сотрудников. Он привел свою команду менеджеров, преданных только ему. Не прошло и нескольких месяцев, как Prudential обзавелась новым генеральным юрисконсультом и новыми руководителями семи подразделений. Кадровые подвижки заставили трепетать управленческий персонал, но одновременно встряхнули всю неповоротливую страховую махину от верхов до основания.

В 1948 г., покончив с кумовством и тесными дружескими связями в верхних эшелонах корпоративного руководства, Шэнкс взялся за остальные иерархические уровни. Его беспокоило, что, сосредоточив цвет управленческих талантов в Ньюарке, компания фактически не занимается поиском одаренных руководителей по всей стране. И тогда Шэнкс решает разбить компанию на части, фактически создавая отдельные компании с центрами управления, разбросанными по всей территории Соединенных Штатов и Канады. Они так и назывались — региональные головные офисы. Первым стал региональный офис в Лос-Анджелесе, а вскоре были созданы аналогичные структуры в Торонто, Хьюстоне, Джексонвилле и еще в ряде городов. Такая децентрализация помогла быстро расширить охват потенциальной клиентуры, укрепить престиж Prudential на местах и ускорить обслуживание. В целом идея принесла громадный успех.

А потом Шэнкс совершил переворот в инвестиционной стратегии Prudential. До того момента она довольствовалась тем, что размещала средства гигантскими блоками только в первоклассные ценные бумаги, что гарантировало минимальные риски, но приносило очень скромный доход. Шэнкс же вознамерился вывести Prudential на арену биржевых рисков. Он заставил отдел инвестирования выдавать займы многообещающим динамично развивающимся компаниям, испытывавшим затруднения с привлечением банковских кредитов. Это позволило Prudential устанавливать высокие процентные ставки. Кроме того, Шэнкс внедрил такое новшество, как программа корпоративного медицинского страхования, убежденный, что, если частные страховые компании не предложат такого рода страховых продуктов, это непременно сделает федеральное правительство. Так Prudential вырвалась из тесных рамок чисто страхового бизнеса. Она получила мощный импульс развития, форсированными темпами завоевывая позиции во всех сферах индустрии финансовых услуг.

И теперь Pru активно набирала обороты, став более напористой и энергичной, чем когда-либо в прошлом. Мало кто сомневался в ту пору, что у Шэнкса имеются все шансы добиться репутации самого выдающегося после Драйдена лидера Prudential. Но однажды блестящая карьера Шэнкса внезапно разрушилась.

В 1960 г. на первой странице Wall Street Journal появилось сообщение, что Кэрол Шэнкс взял персональный кредит для реализации схемы минимизации налогов, для чего была куплена лесозаготовительная компания. Не прошло и часа с момента закрытия сделки, как Шэнкс уже продал 13 тыс. акров древесины — покупателем выступала фиктивная дочерняя компания Georgia-Pacific. Эта операция принесла Шэнксу достаточно денег для погашения своего кредита и к тому же позволила сэкономить на налогах почти 400 тыс. долл. И не было бы в этом ничего примечательного, если бы не ряд фактов, на которые указала Wall Street Journal, — в их свете сделка приобрела нехороший душок обоюдного сговора. Дело в том, что Шэнкс состоял в совете директоров Georgia-Pacific, а его председатель Оуэн Читэм, в свою очередь, числился в совете директоров Prudential. На момент сделки Georgia-Pacific имела перед Prudential долг в размере почти 65 млн долл. Все вместе эти факты явственно намекали, что сделка с древесиной носит характер сговора, противоречащего этике бизнеса.

Возник скандал. За все годы существования ни одному из высших руководителей Prudential никогда не предъявлялось обвинений в неэтичных действиях. Впервые в истории на безупречную репутацию компании пала тень неблаговидного скандала, и совет директоров не пожелал мириться с этим. В начале декабря, уступив сильному давлению со стороны правления, Шэнкс подал в отставку с поста президента Pru.

Пролетело еще 13 лет, и к 1973 г. Prudential вновь погрузилась в состояние спокойствия и полного штиля. C момента отставки Шэнкса здесь мало что изменилось, хотя предшествующее десятилетие стало выдающимся по темпам и глубине изменений, которые претерпел финансовый мир. И хотя Pru в 1966 г. стала крупнейшей в мире страховой компанией, развивалась она слишком медленно, без прорывов или хоть сколько-нибудь значимых инноваций.

В истории Prudential 1973 г. стал примечателен тем, что на пост президента пришел Роберт Бек. Со времен Драйдена во главе компании впервые встал человек, который проложил себе путь наверх, начав карьеру с самых низов. Первой значимой ступенью этой карьеры стала должность финансового аналитика в Ford Motor Company, и Бека причисляли к плеяде юных дарований, выпестованных стараниями Роберта Макнамары. Другой бы почивал на лаврах, но Бек был не из таких. Он решил обратить свою кипучую энергию на освоение искусства продаж. Учась в колледже, он подрабатывал на неполной ставке в Prudential, и страховой бизнес увлек его. Он мог часами рассуждать на темы страхования со страстью средневекового крестоносца. И в какой-то момент Бек решительно поменял сферу деятельности, предпочтя автомобильной промышленности страховой бизнес. Он поступил в Prudential страховым агентом, тем самым делая первый шаг на пути многолетнего неуклонного восхождения к вершинам карьерной лестницы.

Роберт Бек оказался самым молодым президентом в истории Pru и лучше прочих чувствовал дух времени и современные тенденции в общественной жизни, в особенности становление философии консьюмеризма, которая привлекала все больше сторонников среди американцев. Бек понимал, что современный потребитель приветствует все, что делает его жизнь легче, а стало быть, услуги должны быть более доступными и удобными. В свете новой тенденции такому финансовому гиганту, как Prudential, имело смысл предложить своим многочисленным клиентам весь спектр финансовых услуг, от традиционного страхования до выгодных инвестиций и способов оптимизации налогов.

Эта идея обрела конкретные очертания в середине 1970-х гг., когда глава Merrill Lynch, председатель совета директоров Дональд Риган внедрил подход, предполагающий финансовое обслуживание клиентов «от материнской утробы до погоста». Для каждого клиента Merrill был учрежден счет управления денежными средствами (Cash Management Account), с помощью которого осуществлялось комплексное управление финансовыми средствами клиента на основе его инвестиционного портфеля. При помощи акций и облигаций Merrill активно продвигала свою франшизу во всех областях финансовой индустрии, от страхования до кредитных карт. Бек не сомневался, что именно такому комплексному обслуживанию принадлежит будущее, а управление денежными средствами и кредитование способны обеспечить брокерские фирмы. В этом направлении и следовало действовать.

Воспользовавшись новыми широкими полномочиями председателя совета директоров Pru, Бек утвердил долгосрочные планы преобразования страховой компании в первый общенациональный «финансовый супермаркет». Однако он не спешил, считая, что в этот инновационный бизнес следует вступать постепенно — все еще на слуху был крупный прокол другой страховой компании, филадельфийской INA, которая понесла огромные убытки, по неосмотрительности связавшись с крупной биржевой фирмой Blyth Eastman Dillon. Поэтому Prudential в первую очередь обратила взоры к мелким региональным брокерским конторам и взаимным фондам. На первых порах в поле зрения Бека не попадало ни одной достойной внимания фирмы по приемлемой для Pru цене.

А потом на горизонте Prudential наконец появилось нечто более обещающее. 5 марта 1981 г., когда Бек отдыхал во Флориде, ему позвонил президент Pru Дэвид Шервуд, чтобы сообщить новость: оказывается, Bache выставила себя на продажу. И похоже, это то, что нужно Prudential. Отдел планирования вот уже несколько месяцев присматривается к этой брокерской компании. «И что будем делать?» — спросил Шервуд.

«Пусть отдел планирования займется более глубоким анализом Bache», — ответил Бек. Сам же он пообещал вернуться в Ньюарк через пару-тройку дней, чтобы Шервуд ввел его в курс дела. «Чем черт не шутит, — подумалось Беку, — может, нашим поискам придет конец?»

17 марта 1981 г. выдалось каким-то сумбурным, будто погода никак не могла решить, в какую сторону повернуть. То становилось пасмурно, то вдруг проглядывало солнце, то начинал идти снег. Но, несмотря на гримасы погоды, более ста тысяч человек запрудили Пятую авеню, желая своими глазами увидеть традиционный марш-парад джазовых оркестров по случаю 219-го празднования Нью-Йорком Дня св. Патрика. Праздник превратил серый пейзаж Манхэттена в яркое и веселое зрелище. Мелькали развеселые лица гуляк, все смеялись, пили и радовались жизни.

Зато до даунтауна волны празднества не докатывались, и в офисах Bache царили суета, судорожная спешка и всеобщая усталость. И не мудрено: восемь дней и ночей менеджеры фирмы бились над подготовкой целой кучи документов, требуемых для завершения процесса слияния с Prudential. Группа присланных из страховой компании менеджеров все это время трясла высших должностных лиц Bache, выведывая все новые и новые подробности о фирме для ее всестороннего анализа. Вернувшийся из Флориды Бек пригласил к себе технических специалистов, юристов и маркетологов и приказал как следует покопаться в подноготной Bache — он хотел быть уверенным, что это судно не имеет течи.

Неделей раньше Джейкобс проинформировал совет директоров Bache о проявленном Prudential интересе и поручил Кларку Клиффорду переговоры по слиянию. Кое-кто из директоров начал было задавать вопросы, но Джейкобс уверил их, что намерения у Pru самые серьезные. «Считаю, что всем нам следует быть в готовности», — резюмировал он.

Пока что Джейкобсу нравилось все, что он видел. Так, 9 марта они с Вирджилом Шерриллом встретились с президентом Prudential Шервудом и ее главным инвестиционным стратегом Фрэнком Хонемейером. Оказалось, что топ-менеджеры Pru основательно проработали проект. Они сообщили, что Prudential нацеливается на клиентов со значительно более высокими доходами, чем нынешние. По меркам Уолл-стрит клиентура Bache занимала одно из последних мест, зато в сравнении с клиентской базой Prudential это был круг людей с весьма высоким уровнем дохода. Менеджеры Pru отмели высказанные руководителями Bache сомнения, что компания на взаимных началах, подобная Prudential, по закону не имеет права купить брокерскую фирму, — юристы покупателя уже досконально изучили эту юридическую проблему и убедились, что препятствий для сделки нет. Руководители Pru спешили побыстрее выполнить все формальности по ее заключению. Скорость и секретность — вот что главное в этом деле, считали они.

Ко Дню св. Патрика процесс уже шел на всех парах. В то утро в Prudential были доставлены досье на высших руководителей Bache. Каждое занимало от двух до четырех страниц и содержало полные биографические данные и личное фото каждого. С досье внимательно ознакомились топ-менеджеры Pru и члены совета директоров. Однако в этой пачке отсутствовало досье на Джима Дарра, человека, которому была уготована самая важная роль в инвестиционной деятельности Prudential.

После совещания на самом высшем уровне, которое длилось восемь часов подряд, Бек и группа топ-менеджеров Prudential проголосовали за покупку Bache. Следующим утром после двух с половиной часов обсуждения совет директоров единогласно проголосовал за приобретение Bache. Была определена и цена покупки: акции фирмы оценили в 32 долл., что в сумме означало 385 млн долл.

Получив «зеленый свет», официальные посланцы Prudential торжественно прибыли на встречу с Джейкобсом и группой его консультантов. Представители Pru сообщили, что сделка одобрена, и назвали утвержденную цену акций Bache — 32 долл. за штуку. Джейкобс испытал шок — эта цена лишь слегка превышала рыночную. А 385 млн долл. составляли денежный доход фирмы за каких-то три недели. Пару минут Джейкобс посовещался с Клиффордом, и тот обратился к топ-менеджерам Prudential. «Мы удовлетворены вашим предложением, — проговорил он, — но Bache заинтересована в более высокой цене».

Бек немедленно лишил их всяких иллюзий. «Послушайте, — начал он, — если вы не хотите, чтобы сделка рухнула, то вам не мешало бы согласиться с тем, что мы предлагаем. Цена в 32 долл. за акцию окончательная и ни при каких обстоятельствах не будет увеличена».

Клиффорду оставалось только уступить, и несколько минут спустя в офисе уже мелькали официальные улыбки и рукопожатия. В четыре часа дня Джейкобс созвал экстренное совещание топ-менеджмента Bache, на котором сообщил о состоявшейся сделке. Тем же вечером в штаб-квартиру брокерской фирмы прибыли Бек и Хонемейер для встречи с директорами фирмы. После кратких и вполне дружеских представлений эти двое покинули зал заседаний на несколько минут, чтобы совет директоров мог проголосовать. Озвученное руководством Prudential предложение успешно преодолело последний барьер, получив единодушное одобрение совета директоров Bache. Бек и Джейкобс, изнуренные неделей безостановочной работы по подготовке сделки, отпраздновали общую победу бутербродами.

Примерно в это же время самолет с Сэмом Бельцбергом на борту заходил на посадку в аэропорту Эдмонтона. Бельцберг с женой возвращался из Лондона, и единственный рейс, на который они успевали, делал короткую промежуточную посадку в Эдмонтоне. Для Бельцберга это была ничего не значащая пауза на пути домой, столь непродолжительная, что пассажиров просили не покидать борта самолета.

Поэтому Бельцберг очень удивился, заметив, что в салон зашел представитель канадской полиции, который направился прямо к его креслу.

«Мистер Бельцберг? — учтиво уточнил полицейский, останавливаясь рядом. — Вам звонят».

В виде исключения Бельцбергу разрешили выйти из самолета и в сопровождении полицейского проследовать до здания аэропорта, где был телефон. Вскоре он уже разговаривал с одним из своих ближайших помощников. Новость оказалась чрезвычайно важной: поступили сведения, что Prudential Insurance покупает Bache.

Несколько минут Бельцберг простоял как громом пораженный. Добыча, которую он преследовал по пятам столько лет, ускользнула. Неожиданно борьбе за контроль над Bache пришел конец.

Гарри Джейкобс бодро вышел на вертолетную площадку в даунтауне Манхэттена и поспешно взобрался в кабину, чтобы совершить короткий перелет в Ньюарк. Это было утром 19 марта. Новость о слиянии уже достигла среднего управленческого звена и брокеров Bache, хотя официального сообщения от председателя совета директоров пока не поступило. Сегодня New York Times напечатала на первой странице статью под огромным заголовком, гласившим «Bache приняла предложение Prudential», в которой приводилась масса подробностей сделки.

По прибытии в офис Prudential Джейкобса немедленно препроводили в кабинет Бека, где ему передали целую гору документов на просмотр. Когда с этим было покончено, Джейкобс и Бек подписали контракт, скрепляющий договоренность, по которой Bache отныне становилась частной дочерней компанией Prudential. Процедура подписания была обставлена весьма торжественно.

Позже в тот же день новость официально передали в новостные агентства. По мере того как брокеры во всех концах страны считывали новость с информационных лент, в отделениях Bache утверждалась атмосфера всеобщей радости. Позади остались месяцы скандалов и волнений, и измученная Bache нашла наконец опору. Во всех отделениях Bache сотрудники, владевшие пакетами ее акций, склонились над калькуляторами, с азартом высчитывая, насколько они лично обогатятся благодаря сделке. Мало того что теперь их финансовое будущее стало как никогда прочно, они радостно предвкушали, как на них прольется настоящий денежный ливень.

Буквально с первого дня, как сделка вступила в силу, менеджеры Prudential поспешили в Bache с обходом. Прибывшие в Нью-Йорк Бек, Шервуд и Гарнетт Кейт, исполнительный вице-президент по надзору за новоприобретенными активами Prudential, отправились в офис Bache для общего знакомства с персоналом. Когда им представляли очередную группу сотрудников, Бек старался едва ли не каждому дружески пожать руку.

Он то и дело повторял: «Мы рассчитываем на совместную работу со всеми вами. Мы убеждены, что это великий союз достойных партнеров. Prudential считает своей обязанностью привести вашу фирму к успеху. Мы сделаем все возможное и невозможное, чтобы Bache стала лучшей в мире брокерской фирмой».

В последующие недели, несмотря на всеобщий подъем и энтузиазм по поводу слияния, в повседневной жизни Bache мало что изменилось. Бек почти не интересовался тем, что делалось в Bache, переложив обязанность по общему надзору за ее работой на Гарнетта Кейта. Пожалуй, единственным новшеством в жизни фирмы стало то, что впервые за многие годы Джейкобс мог наконец с уверенностью смотреть в будущее. «Мы испытываем чувство облегчения, — заявил он в разговоре с журналистом вскоре после завершения сделки. — С момента слияния с Prudential мы гораздо более уверены в нашем будущем».

Имея за спиной такой гигантский капитал и солидную, нерушимую, как скала, репутацию Prudential, Bache приготовилась в общенациональных масштабах расширять свой бизнес. Был близок час, когда каждое подразделение фирмы, включая и отделы налоговой защиты, получит доступ к миллионам новых клиентов.

Глава 5

«Питтман, черт тебя подери, успокойся! — заорал Дарр в интерком. — Опомнись, слышишь, Питтман?!»

Это было в пятницу вечером, в том же 1981 г. Истерические вопли Билла Питтмана вперемешку с проклятиями в адрес Кэти Иствик разносились по всему пятому этажу офиса Bache, где помещался отдел налоговой защиты. Судя по накалу страстей, Питтман был на грани срыва, и в следующий момент дело могло дойти до рукоприкладства.

Этот малый и без того был известен как человек крайне неуравновешенный, подверженный вспышкам беспричинной ярости. За Питтманом не раз замечались необъяснимые выходки: бывало, на совещании уставится на кого-нибудь из коллег и злобно смотрит, словно угрожая. Но еще больше его сослуживцев пугало, когда Питтман разгуливал по офису, похлопывая по ладони бейсбольной битой. Сотрудники перешептывались, что с таким поведением да в сочетании с явным недостатком профессионализма и образования Питтмана не стала бы держать ни одна уважающая себя фирма Уолл-стрит.

Но только не Bache. После истории с «Футонской пятеркой», когда Питтман принял сторону Дарра, его карьера рванула в гору. Никто другой в отделе не выказывал Дарру такой преданности, как Питтман. И в награду Дарр возвысил своего клеврета, сделав весьма влиятельным. Его стали приглашать на самые ответственные совещания в высших эшелонах Bache, да и к Дарру он был вхож, как никто другой в отделе. Чем больше росли влияние и полномочия Питтмана, тем больше, казалось, на него давила его работа. Чем дальше, тем труднее было ему обуздывать свой бешеный нрав, и вспышки беспричинного гнева случались все чаще. На сей раз Питтман совершенно слетел с катушек, и коллеги, слыша, как развивается скандал между ним и Иствик, решили, что он, видимо, окончательно сошел с ума.

Сыр-бор разгорелся примерно час назад, когда Питтман обратился к секретарю по поводу документов. Он принес рекламные материалы по новому товариществу и потребовал, чтобы их отпечатали этим же вечером. Секретарь немедленно отправилась в типографский отдел узнать, возьмутся ли они за срочный заказ. Но едва она упомянула, что это для Питтмана, как типографы сразу же отказались работать сверхурочно. «С какой стати, — рассуждали они, — мы будем напрягаться ради такого отвратного типа, как Питтман?» Недаром в Bache шутили, что своими припадками Билл Питтман нанес больше разрушений, чем атомная бомба в Хиросиме.

Когда секретарь сообщила Питтману, что с заказом придется подождать, он принялся орать на нее и от злости швырнул на ее стол чашку с кофе. Разрыдавшись, бедная женщина выбежала из приемной. На крики прибежала Кэти Иствик, которая курировала работу секретарей. Обнаружив в коридоре заплаканную секретаршу, она попыталась успокоить ее. Ей с трудом верилось, что Питтман позволил себе такое хамство. Спустя пару минут она ворвалась в кабинет Питтмана.

«Как вы посмели так обойтись с бедной женщиной? — требовательно спросила она. — И вообще, Билл, послушайте, нет смысла так злиться. Обещаю, что к началу будущей недели все ваши материалы будут напечатаны».

Питтман поднял голову, и Иствик увидела, что в глазах его плещется дикая ярость. «Нет! — завопил он. — Я хочу, чтобы это было сделано сегодня! Прямо сейчас!»

«Но, Билл, сейчас пятница, конец дня, — пробовала увещевать его Иствик. — Все уже по домам собираются».

«И вы тут еще будете ставить мне палки в колеса! Черт вас побери! Вы обязаны, вы на меня работаете!»

При этих словах Питтман вскочил и грохнул кулаком по столу.

«А я говорю вам, что вы слишком уж злобно налетели на бедняжку», — тоже на повышенных тонах ответила Иствик.

«Не смейте со мной так разговаривать! — еще громче завопил Питтман, снова ударяя кулаком по столу. — Какого черта вы о себе возомнили?»

Чем громче орал Питтман, тем больше он терял контроль над собой. И с каждым словом его кулак впечатывался в стол. Вдруг с совершенно уж обезумевшим видом он перегнулся и вцепился в столешницу, силясь приподнять массивный стол. Иствик с ужасом заметила, как стол весом не менее сотни фунтов медленно приподнимается.

«Господи, — пронеслось у нее в голове, — он что, хочет швырнуть на меня этот стол?»

Шум и крики прекрасно слышал занимавший соседний кабинет Дарр. Сначала он бешено жал на кнопку интеркома, призывая Питтмана снять трубку. Но, услышав, как Иствик, не выдержав, разразилась плачем, Дарр пулей рванул к Питтману.

«Питтман, ты что, сбрендил? — заорал Дарр. — Немедленно оставь ее в покое!»

Потом он сгреб всхлипывающую Иствик в охапку, втолкнул в свой кабинет и запер дверь. И сразу поспешил назад к Питтману. Пока Иствик за стенкой давилась рыданиями, Дарр яростно отчитывал Питтмана. Позже он расскажет сослуживцам, что пришлось схватить Питтмана за шиворот и как следует приложить об стенку, чтобы успокоился.

Свидетели этой безобразной сцены долго не могли прийти в себя от изумления. Мало сказать, что все это было непрофессионально, это было дико. В конце концов, Питтман уже не какой-то там исполнитель, ничего не значащая мелкая сошка. Он мог принимать решения, он был одним из самых влиятельных сотрудников отдела налоговой защиты, человеком, который во многом определял политику отдела на ближайшие годы. А между тем вел он себя как настоящий умалишенный.

Еще одним из тех, кто немало выгадал от разгрома «Футонской пятерки», оказался Пол Проскиа. Это был человек среднего роста, с темными редеющими волосами. После окончания университета он сменил несколько должностей в Bache. Большую часть этого времени Проскиа, как и Питтман, провел на административных постах. Естественно, эта работа имела мало общего с профильным бизнесом фирмы — учреждением товариществ и торговлей ценными бумагами. В конце 1970-х гг. ему улыбнулось счастье — Гарри Джейкобс, в ту пору уже председатель совета директоров, сделал его своим помощником. За два последующих года в этой должности Проскиа, видимо, блеснул талантами, и снисходительный Джейкобс составил о нем чрезвычайно благоприятное мнение. Но потом Проскиа был переведен помощником менеджера в отдел товарных сделок, помещавшийся в деловой части Манхэттена. На новом месте дела у Проскиа пошли не слишком гладко. Через несколько месяцев его отстранили от работы, и он ожидал нового назначения.

По прошествии всего лишь нескольких недель с того дня, когда с Дарра сняли все обвинения, он позвал Проскиа в свой отдел менеджером по продукту. И хотя в отделе ощущался явный кадровый голод, многих искренне удивило это назначение. Все знали, что Проскиа не слишком-то сведущ в том, чем занимается отдел. И потом, его совсем не украшало, когда на презентации налоговых схем он вдруг сбивался и начинал мямлить. Шептались, что Дарр для того только и подобрал экс-помощника Гарри Джейкобса, чтобы выслужиться перед председателем совета директоров. И пускай Bache полностью обелила Дарра, нелишне подзаработать дополнительные очки, чтобы у начальства поскорее смылся скверный привкус от недавних обвинений.

Но через несколько месяцев Дарр официально объявил о продвижении Проскиа на должность старшего менеджера по продукту. Остальных маркетологов в нью-йоркском отделении это не на шутку разозлило — они и представить не могли, что теперь будут держать ответ перед этим профаном. Более того, они уже имели случай убедиться в абсолютно непрофессиональном поведении нового выдвиженца. А не так давно был совсем уж из ряда вон выходящий случай. В отеле Drake на Манхэттене проходило квартальное совещание отдела, и Проскиа позволил себе безобразно надраться. Мероприятие закончилось после полуночи, и группа нетрезвых менеджеров фирмы в сопровождении спонсоров товариществ как раз направлялась через вестибюль на выход. В общей толпе шел и Проскиа, прихвативший на посошок стаканчик с текилой. Его шатало из стороны в сторону, и в какой-то момент, потеряв равновесие, он нечаянно плеснул из стакана на проходившую мимо девчушку лет 17. И тогда на глазах у изумленных коллег новоиспеченный старший менеджер отдела опустился на четвереньки и принялся языком слизывать текилу с ноги девушки. Все были в неописуемом ужасе.

Более всего назначение Проскиа взбесило Уолли Аллена. Будучи одним из опытнейших менеджеров по продукту, он не только презирал Проскиа, но и злился на него, поскольку не раз исправлял за своим новым начальничком его грубейшие промахи. Дарр частенько призывал Аллена на помощь, когда требовалось завершить сделку, оказавшуюся не по зубам Проскиа. В начале 1981 г. был и вовсе вопиющий инцидент со сделкой по объекту недвижимости, где спонсором выступал молодой Рик Страусс. Сама сделка, связанная с жилыми домами в Техасе, была не очень перспективной, да и спонсор — желторотым юнцом без всякого опыта, однако Дарр носился с ней как курица с яйцом. И это неудивительно, ведь юный Рик приходился сыном бывшему председателю Демократической партии Бобу Страуссу, а его дядя Теодор Страусс считался одним из самых влиятельных бизнесменов Далласа. «Если как следует расстараться для семейства Страуссов, — пророчески вещал Дарр, — перед Bache откроются самые шикарные перспективы».

«Деловые связи со Страуссами положат начало великим делам, — разглагольствовал Дарр на каком-то совещании. — А потом мы провернем что-нибудь стоящее с его папашей и задействуем огромные связи этого семейства».

Все это выглядело весьма многообещающим — но только до тех пор, пока Дарр не поручил сделку Проскиа. Прошло много месяцев, а она, все еще не проданная, «пылилась на полке». На какие только ухищрения ни пускался Дарр, чтобы протолкнуть ее, и даже угрожал региональным торговцам увольнением, но все было бесполезно. Инвесторы не проявляли к сделке ни малейшего интереса. Наконец Дарру пришлось призвать на помощь Аллена.

«Отлично, с удовольствием займусь с этим, — быстро согласился Аллен. — Но только пусть все будет у меня в руках, под полным моим контролем».

«О'кей, Уолли, — отвечал Дарр, — но только будь добр, войди в положение, оставь кусочек для Проскиа».

Аллен разозлился: «Послушай-ка, Джим, если я берусь продать сделку, так я ее и буду продавать, без дураков. Я что-то не расположен играть в игры».

На это Дарр легко согласился, и Аллен рьяно принялся за работу. Первым делом он организовал встречу Рика Страусса с далласскими брокерами, которых знал лично. Побеседовав с ними в офисе, он устроил им ознакомительную поездку по объектам сделки. Но дело шло туго — слишком долго сделкой никто не занимался, и теперь она имела вид завалящего товара, на который не нашлось покупателя. Однако несколько недель непрерывных усилий Уолли Аллена помогли сдвинуть продажу сделки с мертвой точки.

Как-то днем, когда Аллен в офисе просматривал документы по делу Рика Страусса, зазвонил телефон. Оказалось, это Проскиа звонит откуда-то из города. Он потребовал, чтобы Аллен ввел его в курс дела по реализации сделки.

«Пол, давай ты не будешь вмешиваться, а? — ответил на это Аллен. — Давай договоримся: либо я провожу сделку, либо ты, но только не вместе».

Проскиа явно покоробил покровительственный тон Аллена. «Эй, Аллен, — гаркнул он, — ты случаем не забыл, что я над тобой старший? И мы будем делать так, как я сказал».

«Отлично, — рявкнул в ответ Аллен. — Вот и продавай эту долбаную сделку». И повесил трубку.

Именно в тот момент Аллен понял, что не в силах больше оставаться в Bache. Работать с Дарром и без того было не сахар, а тут еще приходится отчитываться перед этим ничтожеством Проскиа. «Решено, — подумал Аллен, — при первом удобном случае я линяю отсюда».

Он откинулся на спинку кресла и тряхнул головой. А потом предался размышлениям. Ясно, что налоговые схемы приобретают на рынке все большую популярность. Спрос на них растет по всей стране. Да и в Bache Дарр что ни день принимал на работу новых специалистов по продажам и по комплексной экспертизе сделок. И надо же случиться, чтобы в такой ключевой момент маркетинг на важнейшем нью-йоркском участке работы попал в руки таких типов, как Пол Проскиа и Билл Питтман. А ведь и года не прошло с тех пор, досадовал про себя Аллен, как эти двое были всего лишь жалкими лизоблюдами.

Стоя перед зеркалом в спальне, Эллен Шехтер надела модельные туфельки. В последний раз она критически оглядела свое отражение и осталась довольна. Одета привлекательно, но не слишком броско, каштановые волосы аккуратно подстрижены. Все правильно, такой она и должна предстать перед Джимом Дарром на решающем собеседовании. Эта встреча была последним шагом, который отделял ее от места в отделе налоговой защиты Bache. И потому Эллен не желала упускать свой шанс. Это предложение было самым лучшим, на что она когда-либо могла рассчитывать.

Эллен Шехтер и сама удивлялась, что ее дерзкое предприятие зашло так далеко. Перспектива заполучить завидное место не кружила голову, но вместе с тем вселяла нешуточное беспокойство. Конечно, у нее в активе степень МВА, да и многолетний опыт работы бухгалтером чего-нибудь да стоит, но вот особыми знаниями в области налоговых схем она похвастаться не могла. И на Уолл-стрит она никогда не работала. И вообще, ее претензии на это место были чистой воды авантюрой. Еще совсем недавно она маялась на изрядно поднадоевшей бухгалтерской работе, и ее отец вдруг предложил прозондировать почву насчет нового места у своего приятеля, брокера из Bache. Тот согласился показать в компании резюме Эллен. Отдел налоговой защиты был первым, кто отреагировал на него, предложив Шехтер работу по анализу качества сделок на предмет надежности инвестиций. Она еще удивилась, что ее сочли достаточно квалифицированной для этого. Именно это она и высказала на самом первом интервью с Дэннисом Мэрроном, бывшим активистом «Футонской пятерки».

«Не стоит беспокоиться, — ободрил ее Мэррон, — по ходу работы мы вас всему обучим».

Это было время, когда Bache отчаянно нуждалась в новых кадрах для своего отдела налоговой защиты. Начавшийся 1981 г. обещал стать одним из самых знаменательных в истории отдела. Отношение к выгодным вложениям и оптимизации налогов стремительно менялось. Не далее как 20 января этого года состоялась церемония инаугурации 40-го президента США Рональда Рейгана, а вместе с ним пришли надежды, что Вашингтон усвоит более чуткий к нуждам бизнеса образ мышления. Инфляция все еще свирепствовала, заставляя налогоплательщиков платить больше, хотя на деле их покупательская способность оставалась такой же, как прежде. На схемы минимизации налогов больше не взирали свысока, перестали презрительно называть их ловкими махинациями богатых с целью отлынивать от своего долга перед страной. Все уже поняли, что налоговые схемы — не прихоть, а необходимость, страховка от инфляции. Налоговые схемы становились одним из самых востребованных биржевых продуктов Уолл-стрит.

В стенах Bache Дарр крутился вовсю, чтобы во всеоружии встретить всплеск спроса. Он уже внедрил кое-какие структурные новшества в маркетинговой сфере. Так, он ввел несколько исполнительских уровней. Сверху стояла нью-йоркская группа менеджеров по продукту, ответственных за разъяснения по возникающим у брокеров вопросам и помощь в проведении сделок через Bache. Следующий уровень занимали региональные менеджеры по продажам отделений по всей стране. Они информировали брокеров о новых сделках и проводили семинары. Вместе с менеджерами по продукту они организовывали встречи с девелоперами и топ-менеджерами нефтяных компаний, претендующими на «теплые» местечки главных партнеров товариществ с ограниченной ответственностью, задействованных в налоговых схемах. Региональные менеджеры по продажам, в свою очередь, пользовались содействием своих коллег по маркетингу, работавших на главных партнеров. Каждый из последних, именовавшихся менеджерами по оптовым продажам, работал по сделкам только одного спонсора и периодически сотрудничал с региональными менеджерами по продажам и менеджерами по продукту, чтобы обсудить, какими материалами и пособиями по продажам следует снабдить брокеров. И хотя оптовики не работали на Bache, фирма предоставляла им необычайно широкую свободу действий: они разъезжали по региональным отделениям, помогая тамошним менеджерам заинтересовывать брокеров в свежеиспеченных сделках.

Еще одним важным направлением деятельности отдела была комплексная экспертиза сделок. На Уолл-стрит это один из самых расхожих финансовых терминов и смысл его предельно прост. Когда сотрудник брокерской конторы сообщает вам, что провел комплексную экспертизу сделки, это означает, что она была тщательно изучена на предмет каких-либо явных изъянов, способных создать риск для инвестиций. В подразделении налоговой защиты Bache специалистов по комплексной экспертизе разбили на две подгруппы. Одна занималась анализом сделок с недвижимостью, другая — с объектами энергетики. Что же касается сделок на основе лизинга оборудования или в таких нетривиальных областях, как коневодство, то их анализ проводили обе группы.

К весне 1981 г. в отделе Дарра наметилась оригинальная тенденция, когда сотрудники с большим стажем работы по налоговым схемам постепенно утрачивали влияние из-за того, что в свое время выступали против босса. А все потому, что ситуация кардинально переменилась. Сообщение о слиянии Bache с Prudential возродило среди сотрудников веру в финансовое здоровье Bache, подорванное прежними ее передрягами. Дарр смотрел в будущее с оптимизмом, зная, что получит доступ к ресурсам, вполне достаточным для массированного расширения обоих критических направлений деятельности своего отдела — маркетинга и комплексной экспертизы. К тому же прочный тыл в лице Prudential сделал Bache куда более желанным работодателем, что позволило Дарру привлечь в отдел ряд видных маркетологов. А вот в поисках экспертов для анализа сделок он так высоко не замахивался. Вместо специалистов с солидным стажем работы в этой области он сосредоточился на молодежи, наводнив отдел едва оперившимися выпускниками бизнес-школ. Им-то он и препоручил обязанности по выявлению потенциальных изъянов налоговых схем. Первой ласточкой в новой команде по комплексной экспертизе сделок стала Эллен Шехтер.

Как потенциальный кандидат на должность, она начала проходить серию собеседований еще в феврале. Сначала с ней беседовали Мэррон и Д’Элиса, все еще занимавшиеся комплексной экспертизой сделок. Тогда Мэррон и сообщил Эллен, что собеседования она прошла успешно, однако предупредил, что потребуется еще одно, последнее, с начальником отдела Джимом Дарром.

«И каков он?» — поинтересовалась Эллен.

Мэррон пожал плечами и изрек: «Сами увидите».

Спустя несколько дней Эллен Шехтер прибыла на Голд-стрит, 100 для собеседования с Дарром. Она пришла минут на десять раньше назначенного срока и ожидала в приемной перед его кабинетом. Когда подошло время, ее так и не вызвали, и ей пришлось ждать, пока Дарр, наконец, не открыл дверь и не кивнул ей. Собеседование началось, и почти с первых минут Шехтер почувствовала себя не в своей тарелке. Дарр ни разу не посмотрел ей в глаза, будто специально вгоняя в жуткое смущение. Ей показалось, что он какой-то странный.

Встреча с Дарром продлилась недолго и оставила поразительно неприятный осадок. У него не оказалось почти ни одного вопроса к Эллен как к будущему сотруднику. Все время ушло на избитую управленческую демагогию о великих целях, неуклонном развитии и прочей чепухе, причем все это говорилось с откровенным высокомерием. Под конец он изрек: «У нас будет выдающийся отдел. С нами вы заработаете прорву денег».

Поняв, что Дарр закругляет собеседование, Эллен поднялась пожать ему на прощание руку. За все это время она едва ли произнесла несколько фраз. Через пару дней ей позвонил Мэррон. Последнее испытание прошло блестяще, сообщил он и добавил, что рад поздравить в ее лице новоиспеченного специалиста по комплексной экспертизе сделок в отделе налоговой защиты Bache.

Спустя еще несколько недель, уже в апреле, Шехтер зашла в гости к своему приятелю, который работал брокером в Josephthal. Она поделилась радостной новостью о том, что нашла новую работу и с 1 мая приступает к своим обязанностям в Bache. «А в каком подразделении?» — поинтересовался приятель. Когда же она назвала отдел налоговой защиты, его лицо помрачнело.

«О Боже, — воскликнул он, — будь там осторожна со своим боссом».

«С кем, с Дарром? — живо спросила Шехтер. — А что с ним такое?»

«Он скверный тип. Держись от него подальше».

Тут уж Эллен потребовала объяснений. И тогда ее друг рассказал, как в Josephthal Дарра поймали на том, что он брал с клиентов деньги. Потому-то Josephthal и позволила ему спокойно уйти, чтобы избавить себя от лишних проблем.

Шехтер была в смятении. Только что ей представился шанс получить работу, о которой можно было только мечтать. И вот в канун первого рабочего дня на нее сваливается такая ужасная новость. «Господи, я ведь указала в заявлении о приеме на работу, что у меня брокерский счет в Josephthal! Если Дарр прознает об этом, моя новая работа кончится, даже не начавшись», — волновалась Эллен. Он ведь может решить, что ей что-то известно о его прошлом. Через несколько недель, в один из первых своих рабочих дней в Bache Эллен попросила Мэррона уделить ей пару минут для конфиденциального разговора и привела в свой личный кабинет. В тот момент Шехтер ничего не знала о «Футонской пятерке» и даже представить не могла, что разговаривает с одним из инициаторов расследования против Дарра.

«Я услышала о Дарре кое-что ужасное», — начала она.

Мэррон смотрел на нее как громом пораженный. «Но как вы… — он на мгновение замялся. — Что вы имеете в виду?»

Шехтер вкратце пересказала все, что узнала от своего приятеля-брокера, и заодно о том, что у нее в заявлении упоминается счет в Josephthal. Ей показалось, что, слушая ее, Мэррон испытывает чувство облегчения, потому что она не сообщила ему ничего нового.

«Да-а-а, вам может не поздоровиться, — задумчиво протянул он. — Если Дарр сунет нос в ваше заявление и увидит название Josephthal, вряд ли он сильно обрадуется. С другой стороны, если вы будете выполнять свою работу и не вмешиваться в то, что вас не касается, вам не придется иметь дела с Дарром».

Мэррон еще немного поболтал с Шехтер, стараясь ободрить ее, и собрался уходить. Однако было видно, что Эллен все еще тревожится.

«Но, Дэннис, вы разве не считаете, что нам следует кому-нибудь рассказать все то, что я узнала?» — спросила она неуверенно.

Мэррон остановился в дверном проеме и на секунду обернулся к ней.

«А здесь и так об этом знают», — услышала потрясенная Эллен, и за Мэрроном закрылась дверь.

Июнь 1981 г. застал Д’Элису в больших хлопотах. Его кейс был набит десятками резюме выпускников бизнес-школ, которые жаждали получить работу в группе комплексной экспертизы сделок Bache. Д’Элиса и Уолли Аллен уже побеседовали со многими претендентами, и самое лучшее впечатление на них произвел молодой Дэвид Левайн, только что получивший степень MBA в бизнес-школе при Пенсильванском университете. Надо сказать, за этого кандидата разгорелась нешуточная конкуренция между брокерскими фирмами, но Аллену с Д’Элисой удалось одержать верх. Немалую роль сыграло и то, что самому Левайну понравилась атмосфера в Bache.

Как и Шехтер, он тоже побывал на заключительном собеседовании у Дарра, но в отличие от нее мнение о боссе сложилось у него прямо противоположное. Конечно, Левайн не мог не почувствовать высокомерия Дарра, но зато разглядел в нем некоторый шарм. В какой-то мере ему даже польстило, что ради него Дарр произнес такую внушительную речь. А тот со своей стороны готов был в лепешку расшибиться, только чтобы залучить в отдел побольше талантливых выпускников бизнес-школ, которых так не хватало Bache. Левайн же, наслушавшись Дарра, решил, что в Bache ему будет предоставлено достаточно самостоятельности. Так что, когда Д’Элиса вновь пригласил его поработать в Bache, Левайн ухватился за эту возможность и тут же отклонил все прочие предложения.

В первые же дни Д’Элиса поручил Левайну проанализировать перспективы активизации работы по товариществам открытого типа. На это задание отводилось от шести до девяти месяцев. До сего момента отдел занимался преимущественно товариществами закрытого типа. Сделки с ними имели ряд преимуществ, скажем, частное товарищество не обязано было регистрироваться в SEC или публично раскрывать финансовую информацию — и то и другое стоило порядочных денег. Однако недостатки товариществ закрытого типа были еще более весомы. Во-первых, действующие правила обязывали фирму рассылать всем покупателям инвестиционный меморандум с подробным описанием сделки и раскрывать все значимые факты, имеющие к ней непосредственное отношение. Во-вторых, в то время существовало законодательное ограничение на число участников одного незарегистрированного товарищества — их не могло быть более сотни, а значит, лимитировался и общий объем привлекаемых средств. Все участники товариществ закрытого типа должны были удовлетворять определенному имущественному критерию и ряду требований к личным активам, что должно было служить гарантией их способности принять на себя финансовые риски.

Все в отделе знали, что из-за чрезвычайно щедрых комиссионных за продажу товариществ кое-кто из брокеров поддавался искушению слегка приукрасить финансовое положение своих клиентов, чтобы оно отвечало установленным критериям выбора инвесторов. Записные остряки в отделе шутили, что в документах Bache числится куда больше людей с доходами более четверти миллиона долларов, чем вообще есть на белом свете.

Зато сделки с товариществами открытого типа могли разом избавить фирму от этой головной боли. Такие товарищества регистрировались в SEC, после чего по аналогии с ценными бумагами были доступны для продажи широкой публике, т. е. тысячам инвесторов по всей стране. Все, что требовалось от товариществ, — составить проспекты, где раскрывались все возможные риски. После этой несложной процедуры закон в значительной мере перекладывал ответственность за принятие указанных рисков на плечи инвесторов. Если фирма направит свою деятельность в это русло, перед ней откроются захватывающие возможности, поскольку объем средств, которые могли бы привлекать товарищества открытого типа, мог расти в геометрической прогрессии. Более того, к ним не применялись суровые критерии отбора инвесторов, действовавшие в отношении закрытых товариществ.

Левайн с энтузиазмом принялся за дело. Он прорабатывал общедоступную информацию, беседовал с отраслевыми специалистами. Это позволило оценить уровень конкуренции в этом сегменте рынка и выявить набор наиболее востребованных финансовых продуктов. По завершении тщательнейшего анализа Левайн составил огромную таблицу, в которой отражались продажи и эффективность всех, какие только существуют на рынке, товариществ отрытого типа, в основе которых лежат схемы минимизации налогов. Он пришел к выводу, что возможностей для роста в этом сегменте рынка хоть отбавляй и на пути наращивания продаж в нем Bache ожидает грандиозный успех.

Хотя с каждым днем Левайн все больше воодушевлялся перспективами нового направления бизнеса, его радость портила растущая антипатия к Дарру. Чем больше юноша узнавал своего босса, тем сильнее убеждался в ошибочности своего первого впечатления от Дарра. Дарр очень любил публично унижать своих подчиненных, избирая для своих нападок самые их самые больные места. Уж на что Питтман и Проскиа слыли его рьяными приверженцами, Дарр не упускал случая ужалить и их. На совещаниях в отделе он частенько повторял, что эти двое должны благодарить судьбу, что на свете существует он, Дарр, поскольку ни одна фирма на Уолл-стрит не согласится дать им достойной работы. Или другой пример: прежде чем прервать совещание на обеденный перерыв, Дарр иногда принимался паясничать: он трясся, изображая приступ гипогликемии, а потом объявлял, что приходится делать перерыв, потому что такой-то (и он называл имя сотрудника, страдающего диабетом) должен непременно перекусить.

Что касается группы комплексной экспертизы, то над ними Дарр издевался более незаметно и изощренно. Он любил изводить их вопросами насчет какой-нибудь конкретной сделки, причем такими, на которые практически невозможно было ответить, вроде какого-нибудь малозначащего финансового показателя, из тех, что пропечатаны мелким шрифтом в сносках к инвестиционному меморандуму. Если жертва запиналась и нервничала, Дарр набрасывался на нее с градом новых вопросов. Он терзал сотрудника до тех пор, пока не доводил до истерики. Когда же несчастный сотрудник выскакивал за дверь, Дарр заходился в приступе хохота. После какого-то особенно гадкого издевательства он сквозь смех самодовольно проговорил: «А я и впрямь как следует погонял его».

Д’Элиса, искренне симпатизировавший Левайну, не выносил, когда Дарр начинал донимать парня. Как-то раз Д’Элиса разузнал, какие вопросы заготовил для Левайна Дарр, и прежде, чем тот вызвал Левайна в свой кабинет, отвел его в сторонку и подсунул написанные на бумажке ответы. Вряд ли это подорвет процесс обучения парня, рассудил Д’Элиса, зато лишит проклятого Дарра его жестокого удовольствия.

Осенью того года на квартальном совещании в Нью-Йорке Левайн окончательно утвердился в своем мнении о Дарре. На совещании в штаб-квартире фирмы на Голд-стрит присутствовала группа главных партнеров учрежденных Bache товариществ, приглашенных, чтобы ознакомить сотрудников отдела со своими перспективными проектами. Левайн стоял в группе своих коллег из всех региональных отделений, а Дарр расположился позади всех и время от времени перебивал выступающих, озвучивая собственные соображения.

Вдруг внимание Левайна привлекло какое-то движение сбоку. Оказалось, это Дарр знаками зовет его. Извиняясь, Левайн выбрался из толпы коллег и направился к Дарру. По опыту Левайн уже знал, что босс устраивает такое представление при раздаче премиальных. Обычно он по одному выдергивал подчиненных из общей массы, чтобы в сторонке вручить чек. «Интересно, сколько я нынче заработал», — гадал Левайн.

Они прошли в конец аудитории. Вдруг Дарр резко развернулся и оказался лицом к лицу с Левайном; в руке он держал конверт. «Однако ты крутой парень, Дэвид, — начал босс, — и очень скоро тебе предстоит сделать выбор: либо остаешься у нас и приобретаешь огромную власть, либо перебираешься в другую фирму и делаешь огромные деньги, куда больше, чем здесь».

Левайн несколько опешил, потому что рассчитывал услышать от босса оценку своей работы за прошедший квартал. Слова Дарра прозвучали настолько неуместно, что Левайн пришел в полное замешательство.

«Так что выбирай, парень, власть или деньги, — продолжал Дарр, протягивая Левайну его конверт с чеком на 4 тыс. долл. — По мне, так власть — вещь куда лучшая, чем просто деньги. Потому-то я и здесь. Я люблю власть».

Уж в чем-чем, а в этом Дарр был совершенно прав. Он правильно выбрал место, чтобы получить то, чего желал более всего. Власть. Новая вашингтонская администрация задумала кардинально пересмотреть традиционную фискальную политику, что должно было в корне изменить облик американской экономики. Эти перемены вызовут эффект «волны» — массовое распространение среди американцев новых финансовых идей, что в итоге вознесет Джима Дарра в элиту самых могущественных деятелей финансового бизнеса.

День 13 августа 1981 г. в живописных горных окрестностях Санта-Инес в Калифорнии выдался пасмурным. Ближе полудню многочисленные отряды журналистской братии устремились по опасно петляющей горной дороге к вершине Санта-Инес. Их целью был старинный дом, построенный еще в 1872 г. Теперь он стал частью роскошного ранчо Дель-Сиело, излюбленного места отдыха президента Рональда Рейгана. Неделями напролет национальные СМИ поминали это чудное местечко, дружно пеняя президенту, что он позволяет себе весь август провести в праздности, когда на дворе такие непростые времена. Чего только ни происходило в мире — достаточно упомянуть недавнюю национальную забастовку авиадиспетчеров и жестокую критику Москвой политики Рейгана по отношению к СССР. Но в тот день к президентскому ранчо журналистов привел совсем иной повод. Ожидалось, что именно здесь президент Рейган подпишет пакет законов о снижении налогов и бюджетных сокращениях, которые отныне станут «визитной карточкой» его администрации. Таким образом, наступал самый важный момент восьмимесячного пребывания Рейгана у власти.

Подготовленный Рейганом законопроект официально назывался Закон о налогах для стимулирования экономического возрождения (the Economic Recovery Tax Act, ERTA) и предусматривал снижение ставки подоходного налога на 25 % в течение трех лет, а также резкое сокращение бизнес-налогов в целях стимулирования инвестиций в промышленные предприятия, промышленное оборудование и недвижимость. После того как в конце первого месяца президентства Рейган обнародовал свой план возрождения экономики, он и его единомышленники дружно выражали уверенность, что это позволит подрубить ростки бизнеса схем минимизации налогов. С виду аргумент выглядел достаточно логичным — в конце концов, именно высокие ставки подоходного налога породили у налогоплательщиков стремление всеми способами минимизировать налоги, а план Рейгана как раз и ставил целью сократить их на четверть. Зато на поверку в этой логике обнаружился существенной изъян: вместо того чтобы похоронить идею налоговых схем, новый закон, наоборот, стимулировал их развитие, придав им больше привлекательности в глазах инвесторов.

Что касается налогообложения бизнеса, то здесь сердцевиной плана Рейгана была программа под названием Система ускоренного возмещения себестоимости (Accelerated Cost Recovery System — ACRS). Суть ее состояла в том, что для таких активов, как объекты недвижимости и промышленное оборудование, теперь предусматривалась ускоренная амортизация. Так, если раньше Налоговый кодекс устанавливал, что здание изнашивается полностью за 25 лет, что давало инвесторам право на вычет сумм начисленного износа из первоначальной стоимости объекта при налогообложении в течение указанного периода, то по ACRS этот срок сокращался до 15 лет. Таким образом, существенно повышалась привлекательность инвестиций в недвижимость и прочие амортизируемые активы. Это означало, что, вкладывая капитал в эти активы, индивидуальный инвестор мог рассчитывать на куда более солидные налоговые скидки на каждый вложенный доллар. Никогда прежде американское законодательство не создавало столь благоприятных условий для роста индустрии налоговых схем.

Ровно в полдень президент Рейган предстал перед журналистами. Он был в потертых джинсах, синей джинсовой куртке и ковбойских сапогах. Его лицо озаряла широкая улыбка, он выглядел отдохнувшим и загорелым. Президент уселся за стол, не забыв принести репортерам извинения за туман. Затем приступил к подписанию законопроекта.

«И это только начало», — пообещал Рональд Рейган.

В тот самый момент по всей Уолл-стрит «налоговые гуру» «сделали стойку»: уж они-то сразу поняли, что новый закон придаст мощный дополнительный импульс и без того динамично развивающейся индустрии налоговых схем. Более того, они увидели перспективы создания реального свободного рынка налоговых схем.

Менее чем через неделю после подписания ERPA, пока Уолл-стрит только переваривала новость, сулящую самые радужные перспективы, индустрия налоговых схем получила еще один подарок: 18 августа стало известно о втором радикальном финансовом новшестве — об этом сообщил Federal Register, официальный информационный вестник правительства США, где публикуются проекты новых законов. Государственный регулятор фондового рынка желал внести изменения в порядок продаж нерегистрируемых ценных бумаг, в том числе товариществ закрытого типа.

Предложение, получившее название Правила D (Regulation D), сводилось к ряду послаблений в правилах продаж долей в товариществах и акций в акционерных обществах. Во-первых, устранялось верхнее ограничение на число покупателей нерегистрируемых ценных бумаг, в прошлом равнявшееся ста; во-вторых, менее строгими стали критерии соответствия статусу инвестора, допущенного к приобретению таких активов, а в-третьих, увеличивалась суммарная стоимость активов, которые имели право приобрести лица, удовлетворяющие вышеназванным требованиям к инвестору. Целью проекта было упростить для малого бизнеса процедуру эмиссии и публичного размещения своих ценных бумаг, что позволило бы значительно расширить их возможности по привлечению капитала. Однако новые правила дали гигантский толчок и индустрии налоговых схем, поскольку открыли возможность выставлять на продажу более масштабные и дорогостоящие схемы, и по сравнению с прошлым небывало расширили круг потенциальных инвесторов в эти активы.

На самом деле, даже не будь нового закона о налогах, одно только Правило D уже способствовало бы существенному расширению операций со схемами минимизации налогов. Но в сочетании эти два крутых поворота в налоговом законодательстве и регуляторных правилах проведения фондовых операций сделались не просто двигателем, а настоящим турбо-акселератором индустрии налоговых схем. Каждая уолл-стритовская фирма спешила обзавестись собственным подразделением налоговой защиты, а те, что позаботились об этом заранее, от биржевых корифеев Hutton и Merrill до второразрядной Bache, активно развивали этот бизнес.

Так возникли благоприятные условия, в которых завертелся, набирая обороты, механизм одного из самых жестоких инвестиционных провалов в истории Америки.

Состояние дел в Bache, начиная с тех августовских дней 1981 г., уместнее всего стало бы описать как «напор и вихрь». Каким бы высоким ни был спрос на налоговые схемы в прошлые времена, он бледнел по сравнению с ажиотажем, который породило Правило D. Работы было столько, что никто уже не мог справиться с ней. Невзирая на мощный приток свежих сил в лице университетской молодежи, отдел налоговой защиты нуждался в дополнительном персонале. Левайну пришлось отставить в сторону свои рыночные исследования, потому что его перебросили на горящий участок комплексной экспертизы недвижимости, где он трудился бок о бок с Д’Элисой. Эллен Шехтер все еще была на подхвате у Мэррона по сделкам с объектами энергетики, однако на нее еще взвалили подготовку к выпуску брошюры, где брокерам растолковывались суть и последствия новых законодательных изменений. Считалось, что чем глубже они вникнут во все это, тем эффективнее смогут убеждать клиентов в выгодности предлагаемых инвестиций.

В попытках справиться с валом работы отдел мобилизовал все наличные силы. В помощь Шехтер дали Лорен Макненни, студентку, устроившуюся в отдел на лето. Ей было поручено отвечать на звонки и ксерокопировать документы. Она только осваивалась с новой работой, поскольку прошлым летом подрабатывала спасателем на водах. А вообще Макненни была студенткой лингвистического отделения в колледже Барнард, где специализировалась на изучении английского языка. Макненни хорошо писала, что оказалось чрезвычайно ценно: Шехтер поручила ей редактирование брошюры по изменениям в налоговом законодательстве. Вскоре Макненни уже самостоятельно писала тексты.

При той огромной нагрузке, от которой стонал отдел налоговой защиты, помощь Макненни стала настоящим спасением. Сотрудники все чаще обращались к ней и даже стали поручать отдельные задания, которых из-за острого дефицита кадров некому было выполнять.

В том, что группа комплексной экспертизы была загружена работой, виноваты были не только бесчисленные новые сделки, которые требовали анализа и одобрения, но также обязанность отслеживать ход реализации уже закрытых сделок. Это Дарр договорился о дополнительной плате сотрудникам Bache за мониторинг финансовой эффективности ряда старых налоговых схем. Как предполагалось, это будет дополнительной гарантией добросовестности главных партнеров и демонстрацией неустанных забот Bache о благе инвесторов. Для ее брокеров это был очень ценный аргумент: обрабатывая потенциальных инвесторов, они умеряли их тревоги, рассказывая, как топ-менеджеры фирмы неустанно держат в поле зрения главных партнеров, придирчиво следя за каждым их действием. Непрерывный контроль профессионалов над благополучием денег инвесторов давал дополнительную гарантию защищенности и зарекомендовал себя как эффективный маркетинговый инструмент.

Правда, плата за мониторинг активов инвесторов была гораздо меньше, чем комиссионные от продаж новых сделок. Так что очень скоро это занятие стало второстепенным. Ведущие специалисты спихивали эту нудную обязанность своим непосредственным помощникам, а те старались переложить ее на младший персонал.

Летом 1981 г. нью-йоркская штаб-квартира фирмы ежеквартально получала кипы отчетной документации по десяткам сложных налоговых схем — все это присылали для мониторинга. Каждый день курьер доставлял в отдел налоговой защиты сотни документов. Те из них, что касались отчетности по сделкам с объектами энергетики, переправляли на стол Лорен Макненни — именно на ее плечи взвалили обязанность просматривать, анализировать и учитывать все эти финансовые показатели.

Это означало, что так широко рекламируемое брокерами дополнительное обязательство Bache по мониторингу активов, выставляемое как свидетельство надежности фирмы, по большей части возлагалось на временных внештатных сотрудников.

Фред Фьяндака, ответственный за связи между Bache и Prudential, распахнул заднюю дверцу и забрался в уютное нутро автомобиля. В следующий момент на заднее сиденье рядом с ним уселся Джордж Макгоф, директор по корпоративным ресурсам Bache. В тот мартовский день 1982 г. они выбрались в город на совместный деловой ланч и теперь возвращались в офис доделать кое-какие дела. Фьяндака проникся искренней симпатией к Макгофу за те месяцы, что они занимались координацией закупок Bache и Prudential. Это давало громадный выигрыш. Присоседившись к Prudential, Bache получала гигантские скидки на закупаемые товары. На одной только мебели вместо прежних 25 % фирма экономила теперь целых 60 % от указанных в прайс-листе цен.

В то же время Фьяндака лучше, чем кто-либо другой, знал, что если в этой области у Bache все складывается просто блестяще, то во всех остальных дела из рук вон плохи. Хотя со дня слияния прошло вот уже девять месяцев, Bache продолжала все так же совершать промах за промахом. Начать хотя бы с того, что они поспешили, хвастаясь, будто достигли принципиального соглашения о приобретении одной из крупных фондовых фирм Западного побережья Bateman Eichler Hill Richards, Inc., не получив сколько-нибудь крупной доли в ее капитале. Фирма была выставлена на продажу, и спустя пару недель посрамленная Bache была вынуждена объявить, что сделка не состоялась. А причина крылась в том, что фирма Kemper Insurance, воспользовавшись глупостью Bache, выдвинула более выгодное предложение о покупке и увела добычу у нее из-под носа.

Даже в таком пустяке, как почтовая рассылка, в Bache умудрились все испортить. Фирма собиралась известить потенциальную клиентуру о первом принципиально новом финансовом продукте, созданном после слияния с Prudential. Он назывался «Единый счет» и выполнял функции одновременно депозитного счета, а также чекового и кредитного счетов. По замыслу это новшество должно было составить конкуренцию Счету управления денежными средствами, ранее введенному Merrill и служившему объектом зависти топ-менеджеров Prudential. Но рассылка обернулась очередным конфузом, поскольку в Bache перепутали адреса получателей. В итоге потенциальному клиенту в Норвиче, штат Коннектикут, пришло письмо, где говорилось, что, если он заинтересован в открытии Единого счета, ему следует обратиться в ближайшее отделение Bache в Скоттсдейле, штат Аризона. (Правда, Аризону от Коннектикута отделяет каких-то пара-тройка тысяч километров.) И что должны были подумать о Bache адресаты этих писем? Что это сборище идиотов? К слову, до некоторой степени так оно и было.

Насколько Фьяндака был в курсе, во всей Bache лишь отдел налоговой защиты хорошо справлялся со своей работой. Тут руководству Prudential небывало повезло. Страховой гигант давно рвался вступить в сектор розничных продаж налоговых схем, но его руководство даже и представить не могло, какой чудодейственный эффект на продажи товариществ окажут налоговые нововведения Рейгана и Правило D.