Осторожно, тетя! Александрова Наталья
– Плачет! – прошептала тетя Каля, прикрыв трубку ладонью. – Не иначе, умер Изя!
– Мальчик! – громко сказала она в трубку. – Ты по-русски говоришь?
– Чтоб я так жил! – отозвался тот и снова всхлипнул.
– Мальчик, – осторожно продолжила тетя Каля, – у вас что-то случилось? У вас неприятности?
– С чего это вы взяли? – подозрительно фыркнул мальчишка. – Накаркаете еще! А вы кто, вообще-то?
– А что же ты всхлипываешь? – поинтересовалась Калерия, не торопясь называть свое имя.
– Ха! – отозвался ее собеседник. – Это меня Яшка побил! Подумаешь! Я его завтра сам побью!
– А с дедушкой… – продолжила тетя Каля, – с дедушкой все в порядке?
– С кем? – В голосе мальчишки прозвучало изумление. – Чтоб я так жил! С каким дедушкой? – И он крикнул куда-то в сторону: – Ба, тут тетка какая-то звонит, про дедушку спрашивает!
– Моня, – послышался в стороне немолодой женский голос, – Моня, сколько тебе повторять, не разговаривай с незнакомыми людьми! Какого еще дедушку? Твой дедушка, слава Богу, умер до твоего рождения и не видел, какой из тебя получился хулиган! Он бы этого просто не пережил! Дай мне сейчас же трубку, мишуген! – И тут же голос зазвучал ближе: – Это кто? Что вы допрашиваете этого малолетнего бандита? Вы таки лучше спросите меня!
– Ой! – воскликнула тетя Каля. – Да это ж Роза Семеновна! Моя свекровь! – шепнула она Лоле, прикрыв трубку. – Жива, старая хризантема!
– Ну, допустим я – Роза Семеновна, – отозвалась старуха. – А что с того? Это кого-нибудь интересует?
– Так то ж я, Калерия! – Голос тети Кали подозрительно задрожал, и Лоле показалось даже, что она пустила слезу.
«Ну надо же, – подумала девушка, – что значит – давно живут в разных концах света! Она, кажется, обрадовалась бывшей свекрови! Если когда-нибудь выйду замуж, постараюсь жить со свекровью в разных полушариях!»
– Калерия? – удивленно переспросила старуха. – Какая Калерия? Ах, Калечка, это ты! Да Боже ж мой! Да сколько ж я тебя не видала!
– И еще бы век не видать! – прошептала Калерия Ивановна, прикрыв трубку.
Лола уже перестала что-нибудь понимать.
– Калечка! – продолжала старуха. – Золотко мое! Да как же ты живешь?
– Хорошо, – отозвалась Калерия. – А как… как Изя? С ним все в порядке? Он здоров?
– С ним не все в порядке! – Голос старухи стал сухим и злым. – Его жена, эта сколопендра, эта ехидна, эта сибирская язва, она доведет его до сумасшедшего дома или до преждевременной могилы…
– Мама! – раздался еще один голос, на этот раз мужской. – Это ты доведешь меня до сумасшедшего дома! С кем ты разговариваешь?
– Это Каля, твоя жена! – ответила Роза Семеновна весьма ядовито. – Она интересуется насчет твоего здоровья!
– Моя жена? – переспросил мужчина. – Я что, мусульманин? Я что, многоженец? – И он отобрал у матери трубку.
– Каля, это правда ты?
– Нет, то ж не я! – хихикнула Калерия Ивановна. – То ж кто-то другой! Изя, ты меня что, уже даже не узнаешь?
– Попробуй тебя не узнай! Ну, как у тебя дела? Что-нибудь случилось с Ильей, чтоб он был здоров?
– Нет, с Ильей все в порядке. – Тетя Каля подобралась. – А с тобой? С тобой все в порядке?
– Что мне сделается? – Изя вздохнул. – Конечно, вся эта семейка очень таки старается свести меня в могилу, но пока я этому успешно сопротивляюсь! А что ты звонишь-то? Тебе что-нибудь нужно?
– Мне ничего не нужно, – отозвалась тетя Каля. – А кто этот мальчик, который первым взял трубку? Это твой внук?
– Какой внук?! – возмутился Изя. – Слава Богу, я еще молодой человек! На меня еще девушки оглядываются!
– Девушки? – Тетя Каля хмыкнула. – Изя, тебе пора заказать очки!
– А этот начинающий гангстер, этот малолетний Аль Капоне, с которым ты разговаривала за жизнь, – продолжал Изя, не обратив внимания на ехидную реплику бывшей жены, – это мой младшенький, Моня, чтоб он был здоров! И если все же у меня когда-нибудь, не дай Бог, появятся внуки, так у тебя они тоже появятся, потому что в этом плане пока можно рассчитывать только на Илью… Так все-таки, что ты звонишь?
– Ты понимаешь… – Калерия Ивановна понизила голос: – Меня тут вызвал нотариус по поводу наследства, так вот я и подумала, а не случилось ли с тобой чего?
Изя закашлялся, потом наконец проговорил:
– Ну, спасибо тебе, дорогая… большое спасибо, что в первую очередь подумала обо мне!
– Нет, но ты не думай ничего плохого… – попыталась оправдаться Калерия, – я просто забеспокоилась…
– Я рад, что у тебя нет других поводов для беспокойства, – сухо проговорил ее бывший муж. – Но если тебя это по-прежнему интересует, могу сообщить, что я пока что жив!
– И слава Богу! – заторопилась тетя Каля. – Живи сто двадцать лет, как говорят у вас в Израиле…
– И даже если бы, не дай Бог, со мной что-то случилось, почему ты думаешь, что тебя стали бы приглашать к нотариусу? У меня ведь только здесь пасутся пятеро бандитов!
– Сколько?! – удивленно переспросила Калерия Ивановна.
– Пятеро! – гордо повторил Изя. – С младшеньким, Моней, чтоб он был здоров, ты уже познакомилась. А еще есть Фима, Миша, Боря и Вася… Так что в случае чего в наследниках у меня недостатка нету. Слава Богу, всем бы такой истребительный батальон! Когда они садятся за стол, хруст куриных костей слышен до самого Багдада!
– Вася? – поразилась Калерия Ивановна. – Почему Вася? И как же я сочувствую твоей жене!
– Интересное дело! – настороженно проговорил Моня. – И почему это ты сочувствуешь Кирочке?
– Ну как же… – Тетя Каля окончательно растерялась. – Родить столько сыновей… я это себе представляю…
– Кирочка? Кирочка родила только одного, Моню…
– А остальные? Как ты говорил… Вася, Боря, Фима…
– Интересное дело! – повторил Изя. – Как Кирочка могла родить Фиму, если она младше его на два года?
– Ой, ну я ж больше не могу! – простонала тетя Каля. – Ты меня совсем запутал! Кто же его родил?
– Клара, конечно! – ответил Изя. – А Борю – Мила, а Васю – Клава… Ну, про Моню ты уже знаешь…
– Да, про Моню я знаю… – задумчиво протянула тетя Каля. – Сколько же у тебя было жен? Пять? И каждая родила по сыну? И где ты у себя в Израиле отыскал Клаву?
– Почему пять? – Изя на секунду задумался. – Еще была Кася, но у нее не было детей, и мы расстались… А Клава приехала в Израиль со своим первым мужем, но потом они развелись…
– С остальными вы тоже расстались, – уточнила тетя Каля. – Слушай, как интересно! У тебя все жены на букву «К», кроме Милы! Клара, Клава, Кася и я, Калерия…
– Мила тоже на «К», – быстро проговорил Изя.
– Как это?
– Вообще-то она Камилла… Мила – это уменьшительное…
– Ой, ну все это очень интересно, – тетя Каля покосилась на Лолу и заторопилась, – но мне уже пора закругляться, а то я уж неизвестно на сколько наговорила… Рада, что ты жив и, судя по всему, совершенно здоров. Розе Семеновне и своим бандитам передай привет!
– Так все ж таки, что ты звонила? – проговорил Изя, но Калерия Ивановна уже повесила трубку.
– Это не он, – решительно заявила она, повернувшись к племяннице. – Изя жив-здоров и никакого наследства мне оставлять не собирается…
– Тогда остаются мужья номер два и номер три. – Лола сделала пометку у себя в блокноте.
– Ну, Степана Тимофеевича сразу можешь вычеркнуть, – проговорила тетя Каля, – он у меня весь на виду был и умер, можно сказать, на глазах. Всего наследства у него были сапоги хромовые да парадная форма с медалями. Хотя человек он был очень хороший и обстоятельный. Главное дело, если бы из-за него меня нотариус разыскивал, так уж давно бы все это случилось. Степана уж четыре года на свете нет… – Тетя Каля достала большой клетчатый платок и печально высморкалась.
– Ну, я бы не стала торопиться, – задумчиво сказала Лола. – Вычеркнуть никогда не поздно… Иногда самые простые люди после смерти раскрываются с неожиданной стороны… Но, тетя Каля, не будем терять времени даром. Пока Лёни нет, мы можем спокойно заняться твоим делом. Кстати, он не сказал, куда поехал?
– Как – куда? На работу, разумеется. Кстати, где он работает?
– У него завод по производству санитарно-гигиенического фаянса, – машинально соврала Лола, думая о своем. – В Корее… тьфу, в Карелии, под Петрозаводском…
– С ума сойти, каждый день в такую даль ездить! – ужаснулась тетка.
– Да нет же, он туда ездит нечасто, а здесь делами занимается, – пробормотала Лола.
У нее снова возникла мысль, куда это Ленька намылился спозаранку, но тут из кухни раздался грохот, и Лола с теткой бросились туда.
Четверолапые мерзавцы очень удачно сбросили со стола забытый там Лолой сверток с колбасой и теперь раздирали бумагу.
– Господи! – закричала Лола. – Ну что вам так эта колбаса запала в душу! Пу И, ты же раньше вообще ел только ореховое печенье!
Пу И, не разжимая зубов, взглядом выразил Лоле все, что он думает об ореховом печенье и о тех хозяйках, которые кормят собаку разной дрянью вместо того, чтобы предложить им такую дивно пахнущую колбасу. Кот же вообще не удостоил Лолу взглядом, он раздирал зубами бумагу и уже добрался до самого главного.
– Это что такое? – загремел голос тети Кали. – Ах вы, ворюги!
Звери почувствовали свою неправоту и мигом испарились, будто их и не было. Лола протерла глаза – только что паршивцы драли сверток, и вот их нет. Она тут же подумала, что ее бы кот и песик никогда не послушались, Лола долго ругала бы их, причитала и заламывала руки над головой, а они бы как ни в чем не бывало доедали колбасу. Вот что значит характер, вздохнула про себя Лола. Тетя Каля и с мужьями своими отлично управлялась.
Она убрала спасенную колбасу в холодильник и присела передохнуть.
– Ладно, тетя Каля, – сурово обратилась она к тетке, – ты все-таки не уходи от темы. Мы все же должны выяснить, кто оставил тебе наследство. Можно было бы, конечно, попробовать расспросить секретаршу того нотариуса, возможно, она что-то знает…
– Да я в жизни больше на ту Красноармейскую улицу не покажусь! – взвыла тетя Каля. – Да я как вспомню того покойника, так до сих пор мурашки по телу бегут!
– Тебе туда соваться не нужно, – согласилась Лола. – Это опасно.
Тут она вспомнила, что обычно такими делами занимался в их творческом тандеме Лёня Маркиз. Все, что касается молодых девушек – секретарш, медицинских сестричек, продавщиц модных магазинов, официанток небольших кафе, – все это по Лёнькиной части. Он умеет разговорить их, расположить к себе и обаять. Уж он-то выпотрошил бы бедную секретаршу нотариуса Штокенвассера так аккуратно, что она вспомнила бы все, что касалось дела Свириденко Калерии Ивановны.
Но имелись в этом деле и свои тонкости. Во-первых, преступник, который убил нотариуса, действовал наверняка. Если уж он сумел рассчитать время, когда тетя Каля зайдет в кабинет, то уж, наверное, знал, что вся информация хранится у нотариуса, и похитил папку с делом, чтобы милиция и тетя Каля ничего не узнали.
Во-вторых, про все, что случилось с ними за последний день, ни в коем случае нельзя было говорить Лёне. Он сразу же начнет ворчать, кричать, что у Лолы сомнительные родственники, связанные с криминалом, которые хотят впутать его в некрасивую историю. Лола ни в коем случае не может допустить, чтобы плохо отзывались о ее родной и любимой тетке. Нет уж, они сами разберутся, без Лёньки.
– Ладно, тетя Каля, смотаться на разведку в нотариальную контору я всегда успею, сначала давай выясним насчет твоего второго мужа. Всего-то было их у тебя три, первого и последнего мы исключаем, стало быть, остается муж номер два.
– Я – честная женщина, – подтвердила тетя Каля, – было у меня три мужа и больше никого и никогда. Но про него я абсолютно ничего не знаю. Как уехал он в восемьдесят пятом году из Черноморска, так больше никаких сведений.
– Слушай, а кто он вообще был?
– Да как тебе сказать… – Тетка смущенно развела руками. – Я, знаешь, в душу человеку не лезла…
– Однако ты замужем за ним была несколько лет! Неужели он ничего не рассказывал? Откуда родом, зачем приехал в Черноморск…
– Вот это все как раз он скрывал! – Тетя Каля пригорюнилась. – То есть, жил он до приезда в Ленинграде, тогда ведь Петербург так назывался? В общем, я так понимаю, что занимался какими-то темными делами, то есть это тогда так считалось, а потом, когда перестройка вовсю разыгралось, это все стало законным. Но до того что-то органы на него сильно наехали, и пришлось ему бежать из Ленинграда. Насчет сбившей его машины он ничего не говорил, только я думаю, что не случайная она была, это просто пугнуть его хотели, мол, будешь возникать, тогда вообще убьем. Он все понял правильно, оттого и в больницу не захотел ехать, чтобы внимание к своей фамилии не привлекать. Наша милиция стала бы эту машину искать, так? А это никому не нужно. Так что тут я вовремя на дороге подвернулась.
– И как это ты не побоялась?
– Что же, мне нужно было человека без сознания на дороге бросить? – возмутилась тетя Каля.
– Да я не об этом. Какой-то он скользкий тип, ты уж извини, – сказала Лола с праведным негодованием в голосе.
– Ну знаешь! – вскипела тетка. – Я от него кроме добра ничего не видела. Такой дом выстроил! Стройматериалы невесть откуда добыл! И ко мне хорошо относился, за все время ни разу грубого слова не сказал! Степан, третий-то, тот попроще был. Бывало, как гаркнет – будто он на плацу находится! Ну, со мной-то у него этот номер не слишком проходил, гаркнуть-то я и сама могу! – Тетя Каля довольно рассмеялась.
– Это уж точно, голос у тебя как труба иерихонская, – согласилась Лола. – Но не будем отвлекаться, поскольку время дорого.
– Вот-вот, Анатолий тоже все твердил, что время – деньги, – согласилась тетя Каля. – Не любил попусту его на разговоры тратить.
– С чего он уехал? – прямо спросила Лола, ей надоело ходить вокруг да около и щадить теткины чувства.
– Да как тебе сказать? – Тетя Каля прошлась по комнате. – Мы ведь с ним, как бы это выразиться… ну, любви большой ни у него, ни у меня не было. Это вот в первого, в Изю-то, я влюбилась как кошка. Ну, в восемнадцать-то лет это простительно. И веришь, думала, что навсегда! Он, кстати, тоже. Поэтому когда мамаша его, Роза-то Семеновна, спектакли свои устраивала, говорила, что помирает, я нисколько не боялась, что Изя меня бросит. Этого быть не могло, понимаешь?
– Понимаю, – грустно вздохнула Лола, ей снова стало обидно и жалко себя до слез.
– Ну, потом, конечно, всякое было. Как говорится, прошла любовь, завяли помидоры… – пробормотала тетя Каля. – Когда Изя уезжал, мы спокойно расстались, я даже со свекровью напоследок ругаться не стала, хоть и хотелось душу отвести. Ну да ладно, думаю, пускай себе едут спокойно на историческую родину… После в работу окунулась, а когда дело собственное в руках, там, знаешь, грустить некогда, только успевай поворачиваться да по сторонам поглядывать, а то живо обдерут как липку и по миру пустят! Провертелась я так года два, а тут как раз и с Анатолием встретилась. Ему вроде деваться некуда, и я женщина свободная. Одной-то несладко, тем более при моей работе. Ну и как-то сдружились мы, стали вместе жить, расписались даже, он разведенный был, так что преград никаких не было.
– Разведенный? – Лола подняла брови. – А дети у него были?
– Вот про детей ничего не говорил, думаю, не было у него детей, – задумчиво ответила тетка. – Как-то сложилась у меня такое впечатление… Ну, занимался он домом, потом еще какие-то дела тут развернул. Я в его дела не вмешивалась – своих забот хватало. А тут с этой перестройкой, как почувствовал мой Анатолий Петрович ветер перемен, так, гляжу, тошно ему стало в нашем Черноморске, хочет он обратно. Ну что, я сама разговор этот завела, он не отказывался. Простились мы с ним по-хорошему. Калерия, говорит, я тебя всегда добром помнить буду. И уехал.
– И адреса не оставил? – вклинилась Лола в поток теткиных воспоминаний.
– А я сама не взяла, – невозмутимо ответила тетя Каля. – У меня так: если уж расстались, то все, как отрезала! А то начнутся потом уходы, приходы… Сама посуди, зачем оно мне надо?
– Не надо, – согласилась Лола. – И ты с тех пор так его и не видела? И ничего про него не знаешь? Писем не получала?
– Ни строчки! – энергично подтвердила тетя Каля. – И ни словечка! Уехал – и как пропал! Но я особо и не ждала от него посланий. Тут как раз Степан мне подвернулся, и мы с ним решили новое дело начинать – частный дом отдыха.
– Послушай, тетя Каля, ну ты хоть фамилию мужа своего помнишь? – вскричала потерявшая терпение Лола. – И год рождения?
– А как же! – обиделась тетка. – Фамилия его Дубов. Дубов Анатолий Петрович, одна тысяча девятьсот сорок первого года рождения.
– Дубов? – переспросила Лола. – А отчего же я думала, что Шишкин? «Утро в сосновом лесу», «Дубовая роща»… Ну да ладно, пойдем искать твоего Дубова.
– Погоди, только босоножки надену и волосы причешу! – встрепенулась тетя Каля.
– С чего это ты прихорашиваешься? – удивилась Лола.
– Как с чего? На улицу пойдем, не могу же я такой растрепой выйти! Я женщина приличная, немолодая, можно сказать…
Лола внезапно завалилась на диван с хохотом.
– Тетя Каля! Ой не могу! Так ты что же думаешь – мы так и будем по городу ходить и аукаться: Анатолий Петрович, где ты? Такой номер даже в Черноморске не пройдет, а уж Петербург-то город огромный.
– Действительно, что это я… – Тетя Каля смущенно зарделась.
Лола включила компьютер в Лёниной комнате, которая временно стала их общей семейной спальней.
– Ну вот, – сказала Лола, – сейчас все узнаем. – Она быстро щелкала компьютерной мышью. На экране мелькали файлы.
– Это же какая умная машина, – с уважением прошептала тетя Каля, – это же ужас что такое…
– Итак… – Лола не отрывалась от экрана. – Всего Дубовых в нашем городе… двести пятьдесят восемь человек. Из них мужчин… сто восемнадцать.
– Вот интересное дело, мужиков отчего-то всегда меньше! – оживленно заговорила тетя Каля. – Вроде бы и жизнь у них не такая тяжелая, и работают они поменьше, и на диване лежат побольше, а все ж таки раньше нас помирают. Глянь в окно-то – на лавочках одни старушки сидят!
Поскольку Лолу такой факт мало интересовал, она не ответила и продолжала свои изыскания.
– Среди мужчин Дубовых Анатолиев Петровичей… всего четверо, из них рождения одна тысяча девятьсот сорок первого года… ни одного!
Лола с тетей Калей растерянно поглядели друг на друга.
– Путает что-то твоя машина, – наконец сказала тетка, – нет у меня к ней доверия.
– Спокойно, тетя Каля, – не сдавалась Лола, – компьютер ничего напутать не может. Что в него введут, то он и выдает по первому требованию.
Она задумалась на мгновение и снова защелкала мышью.
– Вот смотри: здесь данные городского загса. В мае сорок первого года действительно зарегистрировано рождение Дубова Анатолия Петровича, мать – Дубова Галина Павловна, отец – Дубов Петр Иванович.
– Ну и что? Куда он потом-то делся? – Тетя Каля никогда не страдала избытком терпения, это Лола помнила с детства. И долго думать тетя Каля особенно не любила, она предпочитала действовать.
– Вот тут написано, что Дубов Анатолий Петрович умер, – медленно сказала Лола.
– Точно! Умер! – вскричала тетя Каля. – Ты не подумай, что я радуюсь, но хоть что-то прояснилось. Стало быть, это Анатолий мне наследство оставил, больше некому.
– Подожди, тетя Каля, не торопи события, – пробормотала Лола. – Этот самый Дубов умер в одна тысяча девятьсот семьдесят девятом году.
– Вот тебе и раз! – озадачилась Калерия Ивановна. – И что же теперь делать? Выходит, не тот этот Анатолий Петрович, не муж мой?
– Спокойно. – У Лолы блеснул лучик разумной мысли. – Скажи мне вот что: уехал твой второй муж из Черноморска в восемьдесят пятом, а приехал в каком году?
Тетя Каля вздохнула, подняла глаза к потолку и надолго углубилась в подсчеты. Минут пять в комнате стояла тишина, только тетка шумно дышала и шевелила губами. Сама собой открылась дверь и показался любопытный нос Пу И, которого Аскольд, очевидно, послал на разведку, удивленный наступившей тишиной.
– Вспомнила! – закричала тетя Каля так громко, что Пу И немедленно испарился. – В семьдесят девятом я его встретила, как раз летом.
– Все ясно, учитывая не совсем законный характер занятий твоего второго мужа, мы можем предположить, что у него были фальшивые документы, – решительно произнесла Лола.
– Ты хочешь сказать, что он расписывался со мной в загсе по фальшивому паспорту? – вздрогнула тетка.
– Вполне возможно. Только чего ты боишься? У тебя-то паспорт настоящий был… Значит, когда он вернулся, если он вернулся именно в Петербург, потому что мы даже этого наверняка не знаем, так вот, когда он вернулся, он снова стал не Дубовым, а кем он там был на самом деле. И что нам теперь делать? Все концы обрубил, ох и хитрый у тебя муженек!
– Да уж, – расстроилась тетя Каля, – а только делать нечего: нужно идти туда, по адресу того Дубова, и брать их за жабры. Есть там кто из родных-то?
Лола подумала, что тетка, возможно, права, а если не права, то все равно больше ничего не остается, потому что не ошибается только тот, кто ничего не делает, и под лежачий камень вода не течет.
– Сейчас переоденусь! – встрепенулась тетя Каля. – А то неудобно к незнакомым людям в простом платье летнем.
И она скрылась в комнате Лолы.
– Слушай, а у этого Дубова, оказывается, еще мать жива! – сказала Лола, заслышав за спиной звук открываемой двери. – Только ей сейчас восемьдесят четыре года. Однако старушки бывают еще достаточно бодрые…
Она повернулась, и слова застряли в горле. Тетя Каля переоделась. Теперь на ней было шелковое парадное платье, на лиловом фоне располагались крупные пунцовые цветы непонятного вида. Не то это были розы, не то тюльпаны. Такие стилизованные цветы раньше любили изображать на обоях и на плохо отпечатанных открытках, поздравляющих гражданок с Международным женским днем Восьмое марта. Лола прикинула, что при теткиных габаритах шелку на платье пошло немерено.
– Ну как, нравится? – Тетка горделиво повернулась. – Перед самой поездкой пошила. Думаю, первый раз в ваш город еду, нельзя же в рванье каком-нибудь появиться.
– Н-Нравится, – Лола сглотнула слюну, – только, ты знаешь, сегодня на улице прохладно, нужно бы пиджачок какой-нибудь, а то простудишься.
– Кто – я? – с негодованием завопила тетка. – Да я в жизни не простужалась.
«И ведь есть же у нее деньги, – подумала Лола, – вполне может одеться прилично. Хотя при ее габаритах все нужно шить на заказ…»
Если и были у нее надежды, что тетка прикроет пунцовые цветы обширным темным пиджаком, то они вскоре испарились. Пиджак оказался бархатным, темно-красным, впрочем, Лола в глубине души так и думала. Судя по размерам и внешнему виду, тетя Каля использовала для пошива парадное знамя того самого полка, в котором служил некогда ее третий муж Степан Тимофеевич Свириденко.
Лола только покрутила головой и дала себе слово, что, как только они разберутся с этой ужасной историей, она сводит тетку в магазин «Великие люди», где продается одежда самых больших размеров, и подберет ей там приличную одежду по ее габаритам.
Сама Лола собралась быстро, правильно рассудив, что, как бы она ни оделась, все равно за теткиной мощной фигурой ее никто не заметит.
Мать покойного Анатолия Петровича Дубова проживала в центре на Литейном проспекте в доме номер тридцать семь рядом с магазином элитного дамского белья под названием «Дикая орхидея».
Еще пока медленно шли по Литейному, разыскивая нужный дом, тетя Каля глазела на богато оформленные витрины. Теперь же она просто застыла на месте.
– Это же надо такое людям показывать! Это что – белье? Что ж за белье – и ничего не прикрывает, и не греет, опять же кружева небось натирают.
– Не натирают, – усмехнулась Лола. – Женщины в этом белье траншею не копают и марш-бросок не делают.
– Да уж, – вздохнула тетя Каля, – представляю, что сказал бы Степан Тимофеевич, если бы увидел меня в таком белье. – И она трубно захохотала.
Лола представила кокетливые трусики и лифчик, только раз в десять больше, чтобы налезли на тетку, и закатилась хохотом так, что даже прохожие оборачивались.
Они смело вошли в подъезд, не отягощенный домофоном, и поднялись на второй этаж. Лестница когда-то была очень красива – с витыми чугунными перилами и богатой лепниной на потолке. Сейчас все выглядело довольно запущенным, но грязи на полу не было, и пахло не то чтобы приятно, но и не помойкой.
Лола не придумала еще, что они скажут старухе Дубовой и станет ли она вообще с ними разговаривать. Тетя Каля склонялась к тому, что следует говорить правду и только правду – люди, мол, поймут. Лола никак не могла тетку разубедить.
– Ну ты пойми, тетя Каля, – говорила она на ходу, – ведь дело наше не совсем обычное. Ведь уже два покойника в это дело замешалось, стало быть, очень опасное оно. А ты хочешь первому встречному человеку все выболтать! Ну разве так можно…
Не успели они подойти к двери, как она распахнулась и вышла женщина лет пятидесяти, одетая скромно и даже слегка неряшливо. Лола тотчас подхватила тетю Калю под руку и увлекла вверх по лестнице. Женщина мазнула по ним равнодушным взглядом и отправилась по своим делам.
– Ты чего, Ольга? – загудела Калерия, как только женщина скрылась за дверью подъезда. – Как раз из нужной квартиры женщина, может, разузнали бы чего…
Но Лолина интуиция подсказала ей действовать иначе. На двери висела табличка: «Дубовой – 1 зв. Мигунец – 2 зв.».
Лола нажала на кнопку. Послышались старческие неуверенные шаги, и дверь тут же открыли, ничего не спрашивая. Даже тетя Каля удивленно покачала головой.
На пороге стояла невысокого роста весьма полная старушка, глядя на широкую улыбку которой Лола сразу же заподозрила, что с бабусей не все ладно. Жидкие седые волосы были завязаны розовой ленточкой, на руке на каждом пальце поблескивали дешевенькие колечки с разноцветными стекляшками вместо камней.
– Здравствуйте! – воскликнула старушка громким жизнерадостным голосом, как актриса на детском утреннике. – Гости! Очень люблю гостей! А что вы мне принесли?
Лола с тетей Калей переглянулись.
– Ленты, кружева, ботинки, – пропела старуха, – что угодно для души! Фик-фок на один бок! – Она расхохоталась. – Ну если нет ничего, то так проходите, посидим, чаю попьем…
– Это хорошо, – тетя Каля вдруг вытащила из своей необъятной сумки коробку конфет, – как раз к чаю будут…
Старушка по-детски захлопала в ладоши от радости, и Лола полностью утвердилась в диагнозе: бабка в глубоком маразме. Она подумала, что зря они сюда пришли, вряд ли удастся что-нибудь узнать, но тетя Каля уже дала себя увлечь в комнату.
Против обыкновения в квартире наблюдался порядок и относительная чистота. В прихожей был явно не так давно сделан ремонт, то есть, конечно, обои были наклеены самые простенькие и дешевые, белорусского производства, и линолеум старый, времен развитого социализма, но не валялось никаких бебех, как обычно в коммунальной прихожей, не стояли бабушкины пыльные сундуки и бельевые корзины с довоенными газетами. В комнате у старухи тоже было вполне уютно. На широком подоконнике вольготно расположились комнатные цветы, кровать была прикрыта ярким покрывалом, стоял не новый, но вполне приличный телевизор корейского производства. Старушка уселась в кресло и вопросительно посмотрела на гостей.
– Мы к вам, Галина Павловна, из районной социальной службы, – затараторила Лола, – вот, ходим, проверяем, в каких условиях живут пенсионеры нашего района… А конфеты – это от вашего депутата подарок к трехсотлетию города…
Старушка снова радостно рассмеялась, при этом на губах у нее лопались пузыри, как у младенца. Тетя Каля вызвалась поставить чайник, Лола осторожно приступила к расспросам. Галина Павловна вдруг вскочила с места и подбежала к старому трельяжу. Зеркало на нем потрескалось, но пыли, как отметила Лола, не было. Стояли там разные баночки с кремами и валялись тюбики с губной помадой. Старушка придирчиво оглядела себя в зеркало, взялась было за гребень, но потом оглянулась на ожидавшую Лолу и решила, видно, не отвлекаться надолго. Она только наскоро накрасила губы, причем по причине плохого зрения, накрашенный рот получился чуть сбоку от настоящего. Но старушку это ничуть не смутило. Она еще раз оглядела себя в зеркало и осталась удовлетворена, после чего села в кресло и довольно внятно рассказала, что живет она одна, родственников никаких нет. Но они прекрасно ладят с соседкой Верой Мигунец. Вера женщина самостоятельная, к ней хорошо относится. Дальше пошла какая-то галиматья, старуха стала повторять, что плохо выглядит, потому что давно не была у своего парикмахера. Лола, боясь, что так ничего и не узнает, прямо спросила, всегда ли старушка жила одна. Та сразу же пригорюнилась и сообщила, что был у нее муж, и сын, и невестка даже была. Муж ее был знаменитым артистом, ее, Галину, носил на руках, совершенно ничего не позволял делать. Сынок Толя тоже был очень почтительный и славный мальчик, маму любил. Но муж умер – скоропостижно, от обширного инфаркта. Он очень волновался, переживал, потому что ему как раз должны были присудить Госпремию, вот сердце и не выдержало. А сын вскорости женился. Она, Галина Павловна, встретила невестку как родную, но та сразу же ее невзлюбила.
Пришла тетя Каля с горячим чайником и стала доставать из буфета чашки. Они с Лолой переглянулись поверх старухиной головы: надо же, вроде в маразме, а про прошлое говорит как складно! Только непонятно, где тут правда, а где бабуля сочиняет.
А бабулю несло, как видно, соскучившись по слушателям, она норовила побыстрее вывалить все, что наболело.
Невестка оказалась очень нехорошей женщиной, она делала всяческие гадости Галине Павловне и настраивала сына против нее.
Лола подумала, что если бы ей пришлось жить в одной комнате со свекровью, то вряд ли она относилась бы к той с любовью.
Они ссорились, продолжала старуха, и она, Галина Павловна, всегда заступалась за сына.
«Все ясно, – решила Лола, – она бесконечно вклинивалась между молодыми, не давала ни слова сказать, ни одним побыть».
И однажды невестка ушла, а сын так переживал, что у него случился инфаркт. Оказалось, это наследственное.
Тетя Каля сочувственно поцокала языком. Старуха сорвалась с места и стремительно метнулась к шкафу. Вообще для женщины такого преклонного возраста она была удивительно подвижна, вот только с головой явно не все в порядке. Старуха вытащила старый альбом для фотографий в потертом плюшевом переплете когда-то малинового цвета. На первой же странице оказался вложен довольно большой портрет мужчины в траурной рамке. Тетя Каля схватила фото и впилась в него взором, потом оглянулась на Лолу и покачала головой: не тот, мол. Лола и сама понимала, что старухин сын – это совершенно не тот Дубов, который был им нужен.
Тетя Каля машинально рассматривала снимки, старушка, не умолкая, вещала что-то свое.
– Скажите, – внезапно изменившимся голосом спросила Калерия, – а это кто?
На снимке была большая группа молодых людей в летней одежде.
– А это Толино двадцатилетие они справляли на даче, – толково ответила старуха. – Вот Толик, а это друг его, самый близкий, со школы они еще дружили, тоже Толя, Сомов…
Лола взглянула на тетку, та подмигнула в ответ: тот самый, ее второй муж, который представлялся Анатолием Дубовым! Они на верном пути.
– Так расстраивался, когда Толя умер, помогал мне с похоронами… – вспоминала старушка. – Невестка-то, злодейка, даже на кладбище не явилась, совесть, видно, мучила… И потом Толик не забывал меня, заезжал…
– Точно его Анатолием звали? – настойчиво спрашивала Лола.
– Конечно, вот между ними Ирочка стоит, так она все смеялась, что желание загадывать нужно…
Старуха тут же принялась петь дифирамбы неизвестной Ирочке и сетовать, что не она стала ее невесткой, как вдруг открылась дверь и на пороге появилась соседка. Выглядела она еще более неряшливо, в зубах дымилась сигарета, и попахивало от нее спиртным. Лицо ее, и до этого нездорового цвета и слегка одутловатое, от злости покрылось багровым румянцем.
– Это кто ж такие! – закричала она. – Галина Паллна, ну сколько ж раз вам говорить, чтобы двери никому не открывали? Ведь всякую шваль пускаете, обнесут ведь квартиру на фиг!
Старушка тут же вздрогнула и поглядела виновато.
– Но-но, – тетя Каля обиделась и начала было приподниматься, – ты не очень-то насчет швали…
Но Лола тут же подхватилась и увлекла соседку на кухню.
– Мы из социальной службы! – сообщила она.
– Ха! – отреагировала соседка. – Сроду к ней из этой службы никто не ходит! Я за старухой и убираю, и еду готовлю. Ей дай волю – одними конфетами питаться будет! Никого мы не приглашали, не знаю, что вам от старухи надо, так что мотайте отсюда, да глядите не прихватите у бабки кой-чего! А то милицию вызову!
– Ну-ну, – медленно протянула Лола, – станет милиция с тобой, с пьяницей, разговаривать.
– Чего? Да я пива выпила всего бутылку! – возмутилась соседка.
– Ну-ну, значит, пиво-то на вчерашние дрожжи упало, так?
– А тебе какое дело? – угрюмо буркнула соседка.
– Работаешь где, Вера? – спросила Лола, доставая сигареты.
– И опять не твое дело! – рассердилась Верка, жадно глядя на красивую пачку. – Ты мне документ предъявила, чтобы вопросы задавать?
И Лола достала самый действенный документ – стодолларовую бумажку.
– Видела такие деньги? – спросила она.
– Уж как-нибудь, – обиделась Верка, – не нищие…
– Ну тогда давай колись, с какой-такой радости ты за старухой ухаживаешь. И не говори, что по доброте душевной, ни в жизнь не поверю!