Пророки Брэй Либба

Глава 20

И смерть отступит

Эви сидела в теплой ванне, положив на веки два толстых огуречных ломтика, и пела, чтобы как-то отвлечься от разбушевавшейся головной боли.

– Мы покорим Манхэттен, и Бронкс, и Статен-Айленд тоже… Да уж, Манхэттен я вчера, похоже, покорила, – пробормотала она про себя. – Но и он… в долгу не остался.

Сделав глубокий вдох, она полностью погрузилась под воду и просидела бы там вечность, но раздался громкий стук в дверь.

– Я купаюсь! – крикнула она.

– Ты долго там еще? – спросил Джерихо.

Эви задумчиво покрутила кран пальцем ноги.

– Сложно сказать.

– Мне надо… ну…

– Вот черт, – вздохнула Эви. – Ладно, ладно! Я не хочу, чтобы ты помер от перитонита, как Валентино. Минутку подожди.

Она сполоснула ломтики огурца под краном, сунула их в рот и выдернула затычку из ванны. Вода стекала, образуя шумную воронку, пока Эви вытиралась и натягивала домашний халат. Затем она с размахом открыла дверь.

– Все для тебя, – сказала она смущенному Джерихо, и он прошел в ванную.

Эви отправилась на кухню, выжала себе стакан апельсинового сока, аккуратно выловила косточки и с наслаждением выпила кисленький целебный нектар вместе с парой таблеток аспирина.

– Ох, святая Мария!

Спустя мгновение из ванной показался хмурый Джерихо.

– Что тебя гложет?

– Ничего.

Он молча сел на диван и принялся возиться со шнуровкой ботинок. Его неодобрение подвисло в воздухе, как густой аромат солей для ванны, которыми только что пользовалась Эви. Она понимающе отнеслась бы к скандалу, но терпеть не могла, если ее молча осуждали. Неприятное чувство начинало разъедать ее изнутри, и она снова становилась маленькой неуклюжей и никому не нужной девочкой. Игнорируя головную боль и надутого Джерихо, Эви весело запела:

– Во всем мире нет лучшей игрушки, чем большой город для парня и девчушки…

– Я только хотел спросить, является ли подобное привычным распорядком твоей жизни, – пробурчал наконец Джерихо.

– Привычным распорядком? Хм-м, знаешь, я бы наверное, еще не отказалась от цирковой обезьянки. Их все так любят.

– И для тебя вся жизнь здесь – лишь одна большая вечеринка?

Эви начала раздражаться. По крайней мере она не боялась выйти в большой мир и начать жить по-настоящему. А Джерихо не видел другой жизни, кроме как сидеть, уткнувшись в старую пыльную книжку, и похоже, что его больше ничего не интересовало.

– Уж лучше так, чем каждую ночь залипать и высиживать непонятные идеи, словно потерянный брат лорда Байрона! И не надо строить обиженное лицо – ты действительно слишком замкнут. И чего в этом хорошего, скажи на милость? Тебе ведь восемнадцать, а не восемьдесят, дружочек! Поживи хоть немножко.

Джерихо рывком поднялся с дивана.

– Пожить немножко?! Немножко пожить? – Он с возмущением выдохнул. – Если бы ты только знала… – Он вдруг осекся, и Эви поняла, что невероятным, просто нечеловеческим усилием воли парень заставил себя успокоиться и замолчать. – А вообще не обращай внимания. Ты все равно не поймешь. Мне пора в музей.

Он подхватил замусоленный томик Ницше и с грохотом захлопнул за собой дверь.

Эви сидела у постели Мэйбел. Аспирин не помог, но, как настоящая современная девушка, она не собиралась сдаваться и валяться в постели весь день. А вот бедная Мэйбел пала жертвой страшного похмелья. Она лежала в постели, скрючившись, как креветка, и на случай тошноты не выпускала из рук тазика.

– Свежие новости! Сенсационный заголовок всех сегодняшних газет: любовь всей твоей жизни не очень-то одобряет флэпперский образ жизни, – полушепотом, будто открывая страшную тайну, сообщила Эви. – В самом деле, Мэбси! Может быть, ты как следует взвесишь все еще разочек? Он невыносимый зануда.

– Мой желудок тоже не одобряет флэпперский образ жизни, – уныло пробурчала Мэйбел. Она даже не могла оторвать голову от подушки. – Я ни за что в жизни не стану больше пить.

– Пирожок, все так поначалу говорят.

Мэйбел застонала:

– Я серьезно. Никогда еще так паршиво себя не чувствовала. Больше пить не буду. – Она слабо подняла правую руку. – Ты станешь официальной свидетельницей моей клятвы.

– Засвидетельствовано и опубликовано.

Мэйбел уронила руку на одеяло, и вдруг ее лицо скривилось, будто от приступа невыносимой боли. Эви спрыгнула с кровати.

– Что такое? Хочешь дать новый залп?

Мэйбел покопалась под кроватью и вытянула оттуда что-то, отдаленно напоминающее обруч, который Эви вчера надела на нее. Он прогнулся в самом центре – совершенно очевидно, что на него наступили. Часть стразов вывалилась, павлиньи перья печально повисли, словно усталые танцовщицы после гулянки.

– Мне ужасно жаль.

– Ой… – Эви выругалась про себя. Рот Мэйбел задрожал, и Эви поняла, что ее подруга на грани того, чтобы устроить эпохальную истерику, настоящее наводнение. Поэтому она небрежно отбросила обруч в сторону, как мусор. – Это старье? Ты сделала мне услугу, милая. Я уже и не знала, как от него избавиться.

Мэйбел склонила голову набок:

– Ты ведь мне врешь, да?

– Ага.

– Просто чтобы я не расстроилась?

– Нет. Чтобы самой тоже не расстроиться. Иначе я разревусь.

– Спасибо тебе. – Мэйбел грустно улыбнулась и согнула мизинец крючком. – Подружки на всю жизнь?

Эви взяла ее мизинец своим.

– На всю жизнь. – Затем чмокнула Мэйбел в лоб и выключила ночник. – Постарайся хоть немного поспать, пирожок.

Эви вышла из Беннингтона и зашагала по Бродвею, мимо витрин дорогих магазинов. В магазине радио демонстрировали новую модель, включив звук на полную катушку, чтобы привлечь посетителей. Эви на минутку задержалась, чтобы послушать, и принялась подкрашивать губы, глядя на свое отражение в витрине.

– Это Седрик Дональдсон, репортаж прямо с аэропорта Рузвельт-филд, Лонг-Айленд. Всего пару минут назад Джейк Марлоу посадил здесь Американский Флаер, аэроплан собственного изобретения. Вы можете слышать аплодисменты зрителей, собравшихся здесь в этот погожий осенний денек, чтобы поддержать героя-изобретателя! Оркестр высшей школы Бэйсайд играет марш «Звезды и полосы»!

Продавец неодобрительно уставился на Эви через стекло. Она принялась размахивать руками и ногами, делая вид, что марширует, и насмешливо отдала ему честь. Затем неспешно продолжила свой путь. У газетного киоска ее ноги будто приросли к месту. Главная страница «Нью-Йорк Дэйли Миррор» вопила огромными буквами «МАНХЭТТЕНСКИЙ МАНЬЯК СНОВА НАНЕС УДАР!». Она схватила газету и быстро пролистнула на вторую страницу, краем взгляда зацепившись за рекламу «специальных биноклей для наблюдения за Соломоновой кометой».

– Эй, куколка, ты платить собираешься? – Газетчик протянул раскрытую ладонь.

Эви бросила ему пятицентовик и, сжимая в руке газету, поспешила в музей.

Уилл сидел в гостиной вместе с Джерихо и Сэмом. Он был крайне бледен.

– Я… я только что услышала… – запыхавшись, пролепетала Эви. Она показала им газету.

– Томми Даффи. Ему было всего двенадцать. Убийца отрубил ему руки.

Желудок Эви провалился куда-то вниз.

– Убийца – тот же самый человек?

Уилл кивнул.

– Перед преступлением он сделал объявление в газете.

Джерихо открыл вчерашний вечерний номер «Дэйли Ньюc»: «И в эту пору люди станут искать смерти, но не обретут ее, и будут желать гибели, но смерть отступит от них. И тогда с появлением кометы пробудится Зверь».

– Кажется, этому парню нравится привлекать к себе внимание, – сказал Уилл. – Он опять оставил записку рядом с телом.

Эви развернула тонкий пергамент, напоминавший тот, что они обнаружили в прошлый раз, с теми же символами в самом низу.

– Будь с ним аккуратнее – его нужно будет вернуть детективу Маллою, – заметил Уилл.

«И в эту пору молодежь проводила время в праздности. Их руки не касались плуга и не вздымались к небу в молитве к Господу Богу нашему. И Господь разгневался и повелел Зверю принять шестое жертвоприношение, символ покорности».

– Руки, – сказала Эви. – У Руты Бадовски он забрал глаза, у Томми Даффи – руки. Почему?

– Пока не вижу в этом никакого смысла, – признался Уилл.

– Для убийства ребенка вообще не существует никаких оправданий.

– Я сейчас говорил о символике. – Уилл встал и принялся расхаживать по комнате. – Томми Даффи находился в странном положении. Его повесили вниз головой, одну ногу согнули. Это не христианский, а языческий символ: «Повешенный», старший аркан Таро. В этом замешана магия или мистицизм. Да, а вот это было засунуто в карман штанов мальчика.

Уилл положил на стол какой-то буклет. На обложке был изображен человек в белом балахоне и остроконечном колпаке, стоящий под крестом и раскрытой Библией. Он звонил в Колокол Свободы[43], а сверху за ним с одобрением наблюдал призрак Джорджа Вашингтона.

– «Добропорядочный гражданин», – прочла Эви. – Что это такое?

– Ежемесячная публикация Церкви Огненного Столпа[44], – ответил Уилл. – Там серьезно поддерживают Ку-клукс-клан[45].

– Думаешь, кто-то из членов клана мог убить мальчика?

– Вполне возможно. Но с другой стороны, брошюра могла валяться там еще до убийства, и это просто совпадение или желание сбить нас со следа. Томми Даффи был ирландцем, а Рута Бадовски – полькой. Возможно, убийца питает ненависть к иностранцам.

– Он может быть и антикатолицистом, – заметил Джерихо.

– Таким отморозкам вообще никакие духовные обоснования не нужны, – проворчал Сэм.

Эви знала, что у них в Зените живут люди, вхожие в Ку-клукс-клан. А люди вроде отца Гарольда Броуди поддерживали их. Но родители Эви некогда были католиками: ирландские О’Нилы. Папа всегда выступал против принципов клана и их слепого, ограниченного фанатизма.

– Когда поедем? – спросила Эви.

– Куда поедем, куколка? – поинтересовался Сэм.

– Мы ведь поедем в эту Церковь Огненного Столпа, чтобы разобраться?

– Я не могу, – сказал Уилл. – Я как-то раз помогал вкатить иск против тамошнего главы, Великого Дракона. Так что они меня хорошо знают.

– А что насчет детектива Маллоя? – спросил Джерихо.

Уилл тяжело вздохнул:

– Он уже отправил утром своих людей, но они как на стену наткнулись. Епископ и основатель Альма Бридвелл Уайт угрожает судебной тяжбой каждому, кто посмеет сказать хоть слово против ее обожаемой церкви.

Эви привстала:

– А что, если мы с Джерихо изобразим молодоженов, которые хотят прийти в лоно церкви? Тогда мы сможем свободно шнырять по окрестностям и все разузнать.

Джерихо посмотрел на нее:

– Мы… с тобой?

– Вы что, издеваетесь? – не выдержал Сэм. – Кажется, нашего великана прибирают к рукам? Будь осторожнее, приятель, – она поматросит и бросит!

– Я и сам могу справиться, спасибо.

– Не сердись, дружок, ты отличный парень. Если серьезно, вам нужно подкрепление – какой-нибудь ловкач вроде меня. К тому же кто-то должен вести машину.

– Я сама могу вести, – возразила Эви.

– Эви сама может вести, – повторил Джерихо, с откровенным вызовом глядя на Сэма.

– Ну и прекрасно. Так что поедем все вместе, – уступил Сэм. – Но если машину раздобуду я, то я и поведу.

– Как пожелаете, – ответил Уилл. – Эви, мы можем поговорить у меня в кабинете?

– Мне никогда не доверяют машину. А я ведь хорошо вожу, – бурчала Эви, следуя за дядей в кабинет. Он достал из ящика стола небольшую фляжку и отпил из нее глоток. – Так у вас все-таки есть спиртное! – не выдержала Эви.

– Очень жаль тебя разочаровывать, но это Суспензия Филипса с магнезией. У меня разболелся желудок – неудивительно после того, что я наблюдал этим утром. Садиться ни к чему, я буду краток. Евангелина, я не твоя мама, но это не значит, что я не считаюсь с рамками приличий. Возвращение домой под парами не допускается ни в каком виде. – Дядя посмотрел на нее в упор, и Эви подумала, что ей еще никогда не приходилось чувствовать на себе такого тяжелого испытующего взгляда.

– Но, дядя…

Уилл жестом остановил ее, не дав заговорить.

– Стоит тебе напомнить, что поезда до Огайо отправляются каждый день. Это ясно?

Эви тяжело сглотнула.

– Я все поняла.

– Я совершенно не против того, чтобы ты веселилась. Но требую, чтобы ты не делала глупостей и была в безопасности. Все-таки по городу разгуливает маньяк.

Эви вдруг вспомнила о книге, которую листала вчера.

– Вот черт! Я совершенно забыла рассказать тебе о том, что нашла тот самый символ в библиотеке! Он относится к какому-то ордену – братству, братии… да как же он назывался?

Вбежав в библиотеку, Эви принялась рыться на полках, превращая плоды кропотливой работы Джерихо в первозданный хаос. Он с немым укором следовал за ней, пытаясь привести полки в порядок.

– Вот она! – Эви бегом спустилась по витой лестнице. – «Религиозный фанатизм в движении Второго великого пробуждения». Лучшего лекарства от бессонницы я не знаю, но зато в книге нашлось вот это. – Она открыла изображение пентаграммы со змеей. – Братия! Ты знаешь, что это такое?

– Нет, но я знаю, кто сможет нам помочь: доктор Георг Поблоски из Колумбийского университета. Он мой старый приятель и профессор религиоведения. Я позвоню ему сейчас же. – Уилл стремительно вышел из библиотеки.

Джерихо робко откашлялся.

– Хочешь, я подежурю вместо тебя? – спросил он так серьезно, будто музей был полон посетителей.

– А где Сэм? – спросила Эви.

– Пошел позвонить приятелю, чтобы одолжить машину.

– Неудивительно, ведь своей у него нет, – проворчала Эви.

– Давай я выйду на дежурство, – предложил Джерихо.

– Спасибо, я сама, – отказалась Эви. Она все еще дулась на него за утреннюю отповедь и не хотела делать из него мученика.

Размышляя о вчерашней вечеринке и об убийстве, Эви не спеша расхаживала по комнатам музея. Не стоило демонстрировать всем подряд свои способности к чтению прошлого. Что, если они теперь будут постоянно просить ее делать это? Или, уже протрезвев, посчитают ее опасной, поскольку она может раскрыть секреты, которые до этого были тщательно спрятаны от посторонних? Эви поклялась самой себе, что в следующий раз будет осторожнее.

У нее из головы не выходила история о Пророках, которую она услышала от Уилла в день приезда. Отыскав книгу Либерти Энн Рэтбоун, она поудобнее устроилась перед камином и принялась читать.

Предсказания Либерти Энн Рэтбоун,

записанные ее братом и верным слугой,

Корнелиусом Т. Рэтбоуном

Сегодня моя дорогая Либерти Энн лежала в том же самом состоянии, в каком она вернулась из леса, одурманенная. Иногда она восторженно рассказывает о чудесах, которые видит, иногда в ужасе сыплет предостережениями. Складывается впечатление, что перед ней приоткрылась завеса будущего, подвластная только ангелам и Провидению. Я записал все ее слова.

«Мы – Пророки. Мы были, есть и будем. Нас подпитывает сила, проистекающая от великой энергии земли и народа, ее населяющего, и пребывающая с нами столько, сколько это необходимо. Мы видим мертвых. Говорим с духами. Путешествуем во сне. Читаем судьбы из вещей, что возьмем в руки. Будущее открыто перед нами, как маршрутная карта перед путешественниками».

Эви перелистывала страницы, жадно поглощая глазами текст.

«Не существует такой безопасности, за которую следовало бы заплатить свободой. Сердце союза развалится… небеса осветятся странным пламенем. Откроется дверь в вечность. И со штормом вернется страшный человек в цилиндре… Око не может видеть…»

В самом низу страницы был сделан набросок глаза, окруженного солнечными лучами, под которым змеилась молния.

«Пророки не должны сдаваться, или погибнут все».

Закрыв книгу, Эви отложила ее в сторону. Совершенно очевидно, Корнелиус Рэтбоун очень любил свою сестру. Интересно, снилась ли она ему также, как ей снится Джеймс? Эви невольно потянулась к своей подвеске-талисману. Из-за ночного разгула ей нездоровилось. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь окна, заливали все золотистым светом. Разомлев от тепла камина, Эви уронила голову на сложенные руки и заснула.

Ей снился город. Улицы, громадные и высокие, как каньоны, были совершенно пусты. В отдалении скапливались темные грозовые облака. Эви принялась кричать и звать на помощь, но никто не откликнулся. Ветер носил по дорогам мусор и брошенные газеты. И тут она ощутила чье-то присутствие. Тени, едва уловимые глазу. Она повернула голову как раз в тот момент, когда призраки отступали в сумрак, нашептывая: «Она – одна из них. Ты не сможешь нас остановить. Нас уже ничто не остановит».

Повернув за угол, Эви, к своему удивлению, столкнулась с Генри, который кого-то искал. Увидев ее, он удивленно вытаращил глаза:

– Эви, ты что здесь делаешь? Запомни: ты меня не видела.

Стоило ей отвести взгляд на мгновение, как он тут же исчез. Но к ней бежал кто-то другой, и тут Эви поняла, что не может двинуться с места. Она была просто парализована страхом. Фигура приближалась. Девушка с черными волосами и зелеными, цвета бутылочного стекла, глазами. Они уже где-то встречались – девушка была ей знакома. И тут Эви осенило – хостесс из китайского ресторана. В руке у нее был странного вида кинжал. Девушка выглядела встревоженной и чем-то недовольной.

– Ты не должна здесь находиться! Проснись!

– Эви, проснись! – Сэм тряс ее за плечо. Эви заморгала, огляделась и поняла, что заснула в музее. Солнечный свет лился из окон на дядюшкину коллекцию.

– Ты очень крепко уснула.

– Неужели? – Она потянулась. Ее сердце колотилось, как бешеное.

– И по-видимому, тебе снился не самый удачный сон. Ты кричала…

Эви кивнула:

– Да, жуткий кошмар.

– Эх, куколка! Неудивительно, ведь у нас только и разговоров, что про маньяков и убийства. Не волнуйся, можешь все рассказывать мне. Дядя Сэм не даст тебя в обиду. – Он присел в кресло рядом и нежно поправил ей челку. Но улыбка его оставалась по-волчьи хищной, как и в первый день на вокзале.

Эви посмотрела на него наивным, трогательным взглядом:

– Ну, я была в Нью-Йорке, совсем одна…

– Бедная детка. – Сэм приобнял ее за плечи.

– И ходила по улицам в поисках хотя бы одной живой души… но никого не было…

– Ужас какой. – Он придвинулся так близко, что Эви почувствовала терпкий аромат его кожи.

– И вдруг я оказалась на вокзале… – Эви сделала эффектную паузу. – И потом случилось самое страшное.

– Что же, куколка? – промурлыкал хитрый негодяй.

– Один подонок украл у меня двадцать долларов! – Она изо всей силы пихнула Сэма, так что тот с трудом сохранил равновесие.

Он ухмыльнулся:

– Так вот какая благодарность ждет каждого, кто захочет тебе помочь?

Эви кивнула и выжидательно посмотрела на него.

– Я зашел сказать тебе, что у входа ждет настоящий живой посетитель, который даже готов заплатить. Он хочет экскурсию.

– Отправь к нему Джерихо. – Эви лениво потянулась.

– Этот тип хотел видеть твоего дядю, и я сказал, что ваше высочество оставили за главную. – Сэм с шутовским видом ей поклонился.

Эви негодующе закатила глаза.

– Ну что, сможешь совладать с собой и не стащить ничего, пока меня не будет?

– Единственное, что я мечтал бы похитить, – это твое сердце, куколка! – Сэм ухмыльнулся.

– Ты не настолько талантливый вор, Сэм.

В холле музея Эви встретила молодого человека в помятом костюме, нервно крутившего шляпу в руках. Из нагрудного кармана его жилета торчал толстый блокнот.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – приветливо спросила Эви и улыбнулась.

Парень прекратил мучить свою шляпу и по-панибратски протянул ей руку дощечкой.

– Здравствуйте, как поживаете? Меня зовут Гарри Снайдер. Я приехал в Нью-Йорк из Висконсина. Услышал про ваш музей и понял, что просто обязан взглянуть своими глазами. Уже предвкушаю, как дома расскажу об этом приятелям.

Если Гарри Снайдер действительно приехал из Висконсина, Эви готова была съесть свою модную шляпку. Если его действительно звали Гарри Снайдер, она готова была съесть еще одну шляпку.

– Добро пожаловать в музей Американского Фольклора, Суеверий и Оккультизма, мистер Снайдер, – жеманно пропела Эви, умышленно растянув его нелепую фамилию. – Пройдемте сюда.

Эви провела его по всем залам, рассказывая об экспонатах сведения, подчерпнутые из исторических справок Уилла, кое-где приукрашивая их выдуманными на ходу подробностями. Все это время парень делал пометки в блокноте и оглядывался с таким видом, будто из-за угла вот-вот выскочит какой-нибудь призрак.

– Один друг рассказал мне, что вы помогаете полиции с расследованием убийств Манхэттенского Маньяка. Просто мурашки по коже. У вас есть какие-нибудь предположения? – Он схватил старинную статуэтку семнадцатого века с таким видом, будто это была дешевая солонка. Эви невозмутимо забрала у него экспонат и аккуратно поставила на место.

– Дядя вам ничего не рассказывал? Убийца в самом деле следует какому-то сатанинскому культу? Каково его мнение на этот счет?

– К сожалению, я взяла на себя обязательство не разглашать подробностей розыска. Я обещала детективу Маллою.

Парень придвинулся.

– Но я не наблюдаю поблизости замечательного детектива Маллоя. Скажите, что маньяк сделал с глазами бедной девушки? Ходят слухи, что он прислал их в полицию с запиской. Это правда?

Эви, прищурившись, посмотрела на него:

– Кто вы такой на самом деле?

– Меня зовут Гарри Снайдер. Я приехал из…

– Да прекратите уже врать! – отрезала Эви.

Загадочный гость расплылся в улыбке и шутливо погрозил ей пальцем.

– Вы меня раскусили. – Он с уважением пожал ей руку. – Я – Ти-эс Вудхауз, репортер из «Дэйли Ньюс». Хотел получить какие-нибудь комментарии по делу Манхэттенского Маньяка от вашего дядюшки, но к нему сложнее пробиться, чем к президенту. Кажется, я хотел обратиться не к тому члену семьи? – И он занес остро заточенный карандаш над блокнотом.

– Я рада, что уже взяла с вас плату за посещение, мистер Вудхауз. Я покажу вам, где выход. – Сердито цокая каблучками по мраморному полу, она направилась к двери. Вудхауз бросился догонять ее.

– Зовите меня Ти-эс, пожалуйста. Неужели вам не хочется увидеть свое имя в газете? И потом показывать ее друзьям? К тому же мы можем опубликовать и ваше фото – в редакции никто не будет против разместить портрет такой хорошенькой девушки. Вы станете настоящей вишенкой на коктейле под названием «Манхэттен».

Эви призадумалась. Разве они не заслуживают славы и награды за утомительную работу, которую выполняют? Разве они не достойны стать звездами? Однако если об этом узнает дядя Уилл, он будет рвать и метать. Ведь она клятвенно обещала ему, что не станет ввязываться в сомнительные дела. А эта сделка была определенно из таких.

– Простите, мистер Вудхауз. Я никак не могу.

Репортер с умоляющим видом прижал шляпу к груди.

– Мисс О’Нил, послушайте, я готов на любую сделку с вами! Мне во что бы то ни стало нужна эта история! Она станет моим отправным билетом в большую журналистику. Вам никогда не хотелось чего-нибудь подобного?

Сейчас он напомнил Эви хулиганистого подростка-второгодника. Высокий, худощавый, полный энергии, как сжатая пружина, вот-вот готовая выстрелить. Узкое лицо с веснушками, увенчанное копной непокорных каштановых волос, яркие брови и хитро сощуренные лисьи голубые глаза, постоянно наблюдающие и примечающие что-то. Эви прекрасно понимала скрытое в них чувство.

– Но я не могу принимать таких решений.

– Можете! – Хитрые глаза пристально уставились на нее. – Чего вы хотите? Просто скажите. Хотите, чтобы ваше имя упоминалось во всех статьях с великосветскими сплетнями? Хотите колонку с историей о том, как красавцы миллионеры грызутся за ваши руку и сердце? Мне все это по плечу.

– Вам даже статья про убийцу пока не по плечу, мистер Вудхауз. Как вы сможете мне помочь?

– Если я добуду для «Дэйли Ньюс» эксклюзивный материал, то ситуация изменится. Я действительно смогу осуществить любое ваше желание. Услуга за услугу. И честная сделка.

Он снова протянул ей ладонь для рукопожатия, но она сделала вид, что не заметила.

– А здесь очень тихо, – сказал он с таким выражением, что намек сразу становился понятен.

– Сейчас просто послеобеденная сиеста.

Вудхауз принялся озабоченно разглаживать поля своей шляпы, будто его полностью поглотило это занятие.

– Насколько я знаю, здесь вечная сиеста. Слышал, что весной это заведение собираются закрывать. Если только оно не начнет приносить доход в казну.

Ожесточенно закусив губу, Эви принялась думать. Она уже давно ломала голову над тем, как сделать музей популярным. Сейчас заветная возможность сама шла к ней в руки. Уилл был ученым-гением, но не бизнесменом. И если кому-нибудь и суждено было спасти музей, то только Эви. Она хочет помочь, и почему бы в то же самое время не устроить и свою собственную судьбу?

– Я согласна на сделку с вами, мистер Вудхауз. Нам нужны посетители. Я расскажу вам то, что знаю – в качестве анонимного источника, – а вы напишете о том, как хорош музей и сколько народу сюда приходит. Конечно, вы можете упомянуть о том, что в расследовании этих ужасных преступлений дяде Уиллу помогает его племянница, мисс Эви О’Нил. И если моя фотография чисто случайно окажется в газете, я ведь ничего с этим не смогу поделать, так?

– Совершенно верно. – Вудхауз довольно улыбнулся и лихо заломил шляпу назад. – Известный факт, что газеты продаются лучше, если их страницы украшают хорошенькие девушки.

– В таком случае мы договорились?

– Договорились. – Они ударили по рукам. Вудхауз снова занес карандаш над блокнотом. – Итак, начнем. Мы знаем, что убийца оставляет за собой какие-то оккультные символы. О чем речь?

– Это пентаграмма, окруженная змеей, пожирающей собственный хвост. Убийца оставляет ее в виде клейма на своих жертвах. Кроме того, мы обнаружили записки религиозного характера. Дядя предполагает, что их текст имеет отношение к Откровению Иоанна Богослова.

Карандаш Вудхауза скрипел по бумаге.