Пророки Брэй Либба
– Узрите – пентаграмма Зверя.
– Георг, полиция должна была обращаться за консультацией именно к тебе.
Доктор Поблоски равнодушно пожал плечами.
– Но у меня нет музея. – Он повернулся к Эви: – Ваш дядюшка был моим студентом в Йеле до того, как его пригласили работать на правительство.
– Это было очень давно, – уклончиво ответил Уилл и показал на картинку: – Расскажи об этой пентаграмме, Георг. Что это? Что она обозначает?
– Это священная эмблема Братии, исчезнувшего религиозного культа на севере штата Нью-Йорк.
– А я и думать забыла о том, что Нью-Йорк – это штат. Все остальное кажется ненужным, если у тебя есть Манхэттен, – выпалила Эви.
– Как мило! – Доктор Поблоски улыбнулся. – Мне нравится.
– Братия? – нетерпеливо напомнил Уилл, будто экзаменуя непутевого студента.
– Божья Братия Священного Завета, как они себя называли, появилась во время Второго великого пробуждения, в начале девятнадцатого века.
– Второго чего? – переспросила Эви.
– Второе великое пробуждение – время, когда нация билась в религиозном пароксизме. По стране ходили проповедники, сыплющие пророчествами об адском пламени, вечном проклятии и дьявольских искушениях, утверждающие, что душу можно спасти только посредством духовного возрождения и молитвенных собраний. – Доктор Поблоски быстро переключился на менторскую манеру, в которой он, видимо, вел занятия. – Появились новые религиозные течения, как, например, Церковь Иисуса Христа Святых последних дней, Церковь Христа, Адвентисты Седьмого Дня и вот эта. – Он постучал по книге пальцем. – Братию основал молодой проповедник по имени Джон-Джозеф Олгуди. Преподобный Олгуди пас овец – очень по-библейски, – когда увидел в небе пламя. Это была комета Соломона, в ту пору проходившая над северным полушарием.
Эви вспомнились девочки, передавшие ей флаер.
– Та самая Соломонова комета…
– Сейчас, кстати, она снова приближается к нам в своем пятидесятилетнем цикле, – подытожил доктор Поблоски. Поморщившись от боли, он осторожно опустился в кресло. – Проклятое колено. Да, боюсь, мы все не молодеем.
– Я точно состарюсь к тому моменту, как ты расскажешь всю историю, Георг, – подогнал его Уилл, и Эви стало неудобно за дядину грубость.
– Узнаю твоего дядю! Никогда не умел ждать. В конце концов, тебе может дорого обойтись эта нетерпеливость, Уильям, я клянусь, – сказал доктор Поблоски, мрачно посмотрев на Уилла, и Эви на мгновение показалось, что тот смутился. – Пастор Олгуди объявил, что ему было откровение: все старые европейские церкви – не что иное, как искажение слова Божьего. Америке требуется новая религия, объявил он. Только создав новую веру, можно побудить людей искренне и самозабвенно довериться воле Божьей и Его Божественному суду. И Братии суждено было воплотить эту веру в жизнь. Они станут править новой Америкой. Истинной Америкой. И смогут по-настоящему выполнить ее великое мировое предназначение. – Доктор Поблоски снял очки, подышал на них и принялся тщательно протирать. Затем удовлетворенно водрузил их на нос. – Пастор Олгуди привел членов своей небольшой общины в Катскильские горы в 1832 году. Они взяли пятнадцать акров земли, сделали из старого барака церковь, где каждый вечер собирались для молитв и где проводили все воскресенье. Свои дома, как и церковь, они украшали религиозными знаками в соответствии со священной книгой и возделывали землю. Религиозная система у них была странная, смесь оккультных верований на базе Книги Откровений. Таким образом, священная книга Божьей Братии частично представляла собой видоизмененную христианскую доктрину, частично – гримуар, колдовской фолиант.
– Гримуар? – переспросила Эви.
– Книга по черной магии, – объяснил доктор Поблоски.
– Это объясняет природу знаков и символов, – задумчиво произнес Уилл.
Доктор Поблоски кивнул:
– Ты прав. Ходили слухи, как и всегда в подобных случаях, что в Братии практикуют все подряд, начиная с отвратительных сексуальных связей, заканчивая каннибализмом и человеческими жертвоприношениями. Вот почему они держались так замкнуто и жили в отдалении, в горах – чтобы избежать преследований. Они обладали обширными познаниями в области галлюциногенных препаратов, скорее всего полученными от коренного населения, в среде которых было принято с их помощью входить в транс в процессе отправления религиозного культа. Один канадский охотник, случайно забредший к ним в деревню, рассказывал о «загадочном дыме и сладком вине, после пития которого ты можешь видеть ангелов и демонов». И еще. Братия исповедовала эсхатологический культ.
– Это вообще легально? – не выдержала Эви.
– Моя прекрасная леди! – Засмеявшись, доктор Поблоски похлопал ее по руке. – Вы уверены, что являетесь родственницей вот этому? – Он заговорщицки кивнул в сторону Уилла, сидящего с серьезным видом, и Эви с трудом сдержалась, чтобы не прыснуть со смеху.
– Термин эсхатология, – продолжил профессор, – происходит от греческого «эсхатос», означающего «последний». Имеется в виду конец света и пришествие Иисуса Христа. Но здесь начинается самое интересное.
Эви вытаращила глаза:
– Интереснее, чем наркота и колдовство?
– Именно! Видите ли, члены Братии не просто верили в конец света, они считали, что их святая обязанность – ускорить его приближение!
– И как они планировали сделать это? – поинтересовался Уилл.
– Вызвав Антихриста. Зверя собственной персоной. – Доктор Поблоски помолчал, дожидаясь, пока слушатели переварят его слова. Эви почувствовала, как по ее спине пробежали мурашки.
– Но зачем им делать это, они ведь христиане? – спросила Эви.
– Грань между верой и фанатизмом очень хрупка и постоянно изменяется, – сказал доктор Поблоски. – Когда вера становится оправданием злодеяния? Когда ритуал приобретает логическое объяснение, а священная война становится преступлением?
– Как они собирались вызвать Антихриста, Георг? – спросил Уилл.
– С помощью этого. – Доктор Поблоски протянул руку к стопке книг и достал из нее потрепанный том, обтянутый кожей. – Одиннадцати жертвоприношений. Это объединяющий магию и религию ритуал для призыва Зверя на землю.
Книга оказалась очень старой. Эви провела пальцами по шероховатой тонкой бумаге. Гримуар походил на какую-то жуткую Библию со зверскими иллюстрациями. На каждой странице располагалось разноцветное изображение ритуального убийства, сопровождаемое текстом, смахивающим на цитаты из Священного Писания и тому подобное. По краям страниц были начертаны те же самые значки, что оставлял убийца на месте преступления.
Эви прочла вслух названия жертвоприношений:
– Приношение Верующих. Дар хозяину от десяти слуг. Бледный всадник на Смерти под звездами. Смерть девственницы. Блудница наряжена и брошена в пучину морскую…
На картинке была изображена девушка без глаз, вся покрытая украшениями, в окружении воды и устричных раковин. Над ее головой было нарисовано око.
– Дядя. – Эви передернуло. – Ведь в том же виде нашли Руту Бадовски.
Уилл протянул руку к книге и перелистнул страницу.
– Шестое жертвоприношение: наказание праздного сына… – На картинке вниз головой висел мальчик без рук. Одна его нога была согнута, как у аркана «Повешенный» из колоды Таро. Наверху были изображены руки, сложенные в молитве. – Томми Даффи…
Эви продолжила читать:
– Седьмое жертвоприношение: наставление брата-изменника в Храме Соломоновом. – Она задумчиво посмотрела на своих собеседников. – Прямо какое-то пособие для начинающих маньяков, в самом деле. – Затем продолжила чтение: – Восьмое жертвоприношение: поклонение ангельского глашатая. Девятое: разрушение Золотого Тельца. Десятое: оплакивание вдовы. Одиннадцатое, и последнее: свадьба Зверя и девы, одетой в солнце.
На последней странице был нарисован монстр: человек с массивными рогами, козлиными ногами, двумя огромными крыльями и хвостом. Он сидел на троне, его глаза горели. В руках он сжимал истекающее кровью сердце, а у его ног распростерлась женщина в золотом платье и короне с разорванной грудной клеткой. Венчала весь этот ужас хвостатая комета. Эви невольно поежилась.
– Здесь не говорится, как именно Зверь сможет попасть в наш мир?
– Это неясно. Можно только предположить, что для этого требуется избранный.
– Избранный на то, чтобы осуществить все эти убийства? – уточнила Эви.
Доктор Поблоски пожал плечами:
– Боюсь, я могу только догадываться об этом.
– А это что такое? – Эви указала на рисунок на последней странице. Там один человек встал на колени перед другим, одетым в темную мантию, возможно, министром. Вместо солнца над ними висела пентаграмма Зверя, рядом кружили духи и горели костры. Министр надевал на шею коленопреклоненному человеку амулет, который Эви уже видела.
– Полная копия того, что был у Джейкоба Колла, – заметила Эви. – Для чего она нужна?
– Возможно, просто знак принадлежности к Братии, как у других – звезда Давида или крест, – сказал доктор Поблоски. – Я не могу утверждать что-либо точно.
– Каким будет следующее жертвоприношение? – перебил Уилл.
Эви пролистнула книгу.
– Седьмое жертвоприношение: наставление брата-изменника в Храме Соломоновом. Что бы это ни значило. – Она повернулась к доктору Поблоски. – Как вы считаете, наш убийца трактует появление кометы как особый знак?
– Кометы издревле считали святыми знамениями. Посланцами Бога. Когда ангел Люцифер пал, он пронесся по небу, как огненная комета.
– И когда Комета Соломона пролетит над Нью-Йорком?
– Восьмого октября, около полуночи, – ответил Уилл.
– Это ведь меньше чем через две недели! – Эви закусила губу и принялась лихорадочно думать. – Секунду, но ведь вы сказали, что Святая Братия – это исчезнувший, не действующий культ. Что там все-таки произошло?
– Вся секта сгорела насмерть в 1848 году. – Доктор Поблоски выдвинул скрипучий ящик стола, доверху набитый бумагами. – В их владениях произошла вспышка оспы, и несколько членов общины умерло. Пастор Олгуди решил, что это знак свыше и пора начинать подготовку к Армагеддону. Никто в точности не знает, как все произошло, но предполагают, что Олгуди собрал свою паству в молитвенном доме, предварительно облив его керосином, и поджег. На пепелище нашли металлическую канистру. Двери были заперты изнутри. Охотник, проходивший неподалеку, увидел пожар и дым. Он сказал, что слышал, как молитвы и гимны сменились душераздирающими воплями.
Эви поежилась.
– Кошмар какой. И никто не выжил?
– Ни единой души, – торжественно ответил доктор Поблоски. – Внизу, в долине, основали город Новый Бретрин, в восьми километрах от первого лагеря на холме. Поговаривают, что неупокоенные духи до сих пор бродят по лесам старого Бретрина. Там слышны страшные звуки и иногда на горе видны блуждающие огни. Туда никто не рискует заходить, даже охотники.
Эви представила себе, как все эти несчастные заперлись в молельном доме, принялись петь гимны, матери крепче прижали к себе детей, и начало бушевать пламя.
– Сгореть заживо. Почему они сделали такой странный выбор?
– А зачем вообще кто-либо делает странные вещи? Из веры. Веры в то, что они поступают правильно. Авраам готов был принести своего сына Исаака в жертву, потому что того пожелал Господь. У нас в голове не укладывается – убить собственного сына? Страшное преступление. Но если ты поступаешь так потому, что твой Бог, верховный разум, пожелал этого – останется ли это преступлением?
– Да, – отрезал Уилл.
Доктор Поблоски засмеялся:
– Уилл, я знаю, что ты – атеист. Но представь себе хотя бы на минуту, что ты истово веруешь. В таком случае твои действия будут оправданы. Мало того – они будут прославлены среди потомков. Они будут считаться inculpatus – непорочными. Если у вашего маньяка та же система ценностей, то он считает, что выполняет святую миссию, и ничто его не остановит.
– В чем дело? – воскликнула Эви. Пролистав гримуар до конца, она обнаружила, что последняя страница вырвана. Остались только клочки.
Доктор Поблоски приблизился, посмотрел на книгу поверх очков и поморщился:
– Ах, это. Могу рассказать, что€ здесь должно было находиться. Согласно некоторым источникам, в книге Братии содержалось заклинание, помогающее заключить дух Зверя в предмете – какой-нибудь реликвии – и затем уничтожить этот самый предмет, водворив дьявола в ад, когда миссия верующих будет уже выполнена.
– Я ничего не понимаю, – призналась Эви.
– Похоже на арабского джинна. Дух или демон заключается в объект и затем уничтожается, – объяснил Уилл. Он выглядел очень обеспокоенным.
– В это сложновато поверить, – заметила Эви. – Не важно, все равно страницы не хватает.
– Ее не просто не хватает, кто-то умышленно вырвал ее, – напомнил ей доктор Поблоски.
– Но кому это могло понадобиться?
– Получается, кто-то не хочет, чтобы Зверь был водворен на место.
– Георг, могу я оставить ее себе? – Уилл взял книгу.
– Конечно. Но только пообещай мне, что не начнешь новый эсхатологический культ.
Уилл был уже полностью поглощен чтением и не отреагировал на шутку.
– А теперь мне пора присоединиться к миссис Поблоски для нашей традиционной воскресной трапезы. – Доктор галантно поцеловал Эви руку. – Желаю вам удачи в расследовании. Приглядывайте за дядюшкой как следует.
На улице начался дождь. Уилл раскрыл утреннюю газету и предложил половинку Эви. Прикрывшись тонкой шелестящей бумагой, они поспешили в сторону Бродвея.
– Если наш убийца соблюдает правила культа Святой Братии из Бретрина, он должен был каким-то образом их узнать. Может быть, он родом из этого региона? – Эви посмотрела на окружавший ее город. – Как ты думаешь? Дядя? Ты вообще меня слушаешь?
– М-м-м? Да, – сказал он рассеянно. Эви заметила, что его лоб нахмурен, а глаза смотрят очень печально. Похоже, это дело беспокоило его гораздо больше, чем он стремится показать. – Это хорошее замечание, Эви.
Эви невольно улыбнулась. Раньше дядя Уилл был не очень щедр на комплименты.
– Я сообщу детективу Маллою, что мы, возможно, напали на след и убийца скорее всего из региона Нового Бретрина. Может быть, им удастся опросить местных жителей, не случалось ли в окрестностях чего-нибудь необычного. Теперь на нашей стороне важная подсказка.
– Какая? – спросила Эви. Дождь усилился, газета размякла, и холодная вода сочилась прямо ей на шею.
– Если мы не ошиблись и наш маньяк следует Книге Братии, то следующим должно стать седьмое жертвоприношение, или наставление брата-изменника в Храме Соломоновом.
– Но что вообще значит эта абракадабра?
– А вот это уже наша задача – разгадать смысл фразы.
На дороге показалось такси, Уилл бросился на обочину, поднял руку и оттер в сторону двух студентов.
– Прошу прощения. Моя племянница больна, – сказал он, и Эви была поражена этой маленькой безобидной ложью. Только они успели сесть в машину, как небо будто прорвало.
Эви откинулась на сиденье и принялась флегматично наблюдать, как струи дождя стекают по стеклу.
– Дядя, но что будет, если убийце удастся совершить все одиннадцать жертвоприношений? Ведь он не сможет на самом деле вызвать какого-то мифического демона из преисподней. И что он станет делать?
– Но он в самом деле верит, что способен на это. А такого рода вера становится страшной разрушительной силой.
– В таком случае какая вера требуется для того, чтобы противодействовать этому злу и остановить такого, как он?
– Налево, пожалуйста. По авеню не поедем, – сказал Уилл водителю, а тот в истинно нью-йоркской манере решил поспорить, какой дорогой лучше поехать в этот час. Только когда они много позже добрались до музея, Эви осознала, что дядя так и не ответил на ее вопрос.
Глава 24
Сверхчеловек
Джерихо сидел в отдельном кабинете ресторана «Уолдорф-Астория» на Пятой авеню. По пути туда он заметил, что листья на деревьях по краям стали красно-золотыми. Осень напоминала Джерихо о ферме и сборе урожая. Из-за воспоминаний он всегда грустил и тонул в меланхолии, поэтому сейчас просто постарался сосредоточиться на происходящем и с удвоенным вниманием принялся наливать молоко в свою чашку чая. Спустя мгновение вышколенный лакей в белых перчатках открыл двери, и походкой благородного принца в комнату вплыл Джейк Марлоу.
– Не вставай, – великодушно сказал он, заняв свое место за столом. Джейка Марлоу считали красавцем. Газеты взахлеб обсуждали его внешность: загадочное выражение лица, волевой подбородок, идеальную фигуру – едва ли не больше, чем его гениальные изобретения или научные достижения. – Как твои дела, Джерихо?
– Нормально, сэр.
– Хорошо. Это очень хорошо. Ты выглядишь вполне здоровым.
– Да, сэр.
Марлоу кивнул на замусоленную книгу «Так говорил Заратустра», лежавшую на столе:
– И как, интересно?
– Помогает убивать время.
– Понимаю, при работе в музее, наверное, это актуально. Как поживает наш общий приятель Уилл?
– Хорошо, сэр.
– Прекрасно. У нас есть некоторые разногласия, но я им всегда восхищался. И я слегка встревожен его… навязчивыми идеями.
За его спиной неслышно материализовался молчаливый официант и налил кофе в чашку из тончайшего китайского фарфора.
– Я, пожалуй, буду салат «Уолдорф». А ты?
– Мне то же самое, пожалуйста.
Официант, кивнув, испарился.
– Как продвигается бизнес, сэр? – спросил Джерихо без тени интереса.
– Хорошо. По правде говоря, прекрасно. Сейчас мы приступили к одному из замечательнейших проектов «Марлоу Индастриз». А как в Калифорнии красиво – тебе бы там очень понравилось!
Джерихо закусил губу, стараясь не выпалить Марлоу прямо в лицо, что он ни малейшего представления не имеет о том, что ему нравится, а что – нет.
– Мое предложение остается в силе – если тебе надоело расставлять по полочкам книги про привидений и колдовство, приходи работать в компанию.
Джерихо сделал вид, что внимательно разглядывает ложечку на своем блюдце. Настоящее серебро, с гербом ресторана на ручке.
– У меня уже есть работа, сэр.
– Да. Работа есть. А я говорю о настоящей профессии. О шансе внести свою лепту в будущее, а не чахнуть в каком-то запыленном музее.
– Вы сами знаете, что мистер Фицджеральд – гений.
– Был когда-то, – поправил его Марлоу и сделал эффектную паузу. – Но Уилл так и не смог оправиться после Ротке. – Он сокрушенно покачал головой. – Такой талант теперь растрачивается на какие-то байки из склепа! И чего ради?
– Это тоже часть нашей истории.
– Мы – не страна прошлого, Джерихо. Мы – страна будущего. И я буду строить это будущее своими руками. – Марлоу весь подался вперед. Его лицо было очень серьезно, взгляд синих глаз, казалось, вот-вот пронзит собеседника насквозь. – Джерихо, а как ты себя чувствуешь?
– Сэр, я же сказал, что нормально.
Марлоу понизил голос:
– Никаких симптомов не было?
– Нет, никаких.
Марлоу с довольной улыбкой откинулся на стуле.
– Что ж. Это звучит многообещающе. Очень.
– Да, сэр. – Джерихо уставился на свое перевернутое отражение в чайной ложке.
Марлоу встал из-за стола и подошел к одному из огромных, до самого пола, окон.
– Ты только посмотри. Какой город! И все время растет и развивается. Это лучшая страна в мире, Джерихо. Место, где каждый может быть тем, кем хочет, кем всегда мечтал стать. Представь себе только, каким станет наш мир, если в других странах появятся те же демократические идеалы и свободы?
– Идеализм – это бегство от реальности. Утопии не существует.
Марлоу ухмыльнулся:
– Да ну? Я уже устал спорить. Это Ницше придумал? Ох уж эти немцы. Кстати, у нас есть фабрика в Германии. Германия – хороший пример, давай пока остановимся на ней. Они проиграли мировую войну, были раздавлены огромным денежным долгом. Кусок хлеба стоил три биллиона марок. Рейхсмарка фактически обесценилась – ее можно использовать вместо обоев, и то было больше толку. А «Марлоу Индастриз» поможет беднягам снова встать на ноги. Мы изменим весь мир. – Марлоу лучезарно улыбнулся – эту всепобеждающую улыбку воспевали все газеты. – Ты можешь вместе с нами изменить мир, Джерихо.
– Никто не осилит такую ношу, – горько ответил юноша.
– Ну ладно тебе! Неужели все так плохо, как ты пытаешься изобразить? – Марлоу снова сел за стол. – Посмотри на себя, Джерихо. Ты же настоящее чудо. Воплощение великой надежды.
– Я не одна из ваших дурацких игрушек! – прорычал Джерихо и ударил кулаком по столу. Кофейное блюдце разлетелось вдребезги.
– Осторожно, – спокойно сказал Марлоу.
– Я… извините. – Джерихо начал собирать осколки, но по знаку Марлоу появился невозмутимый официант и моментально смел все осколки специальной метелочкой.
– Ты должен быть очень осторожен, – повторил Марлоу.
Джерихо кивнул. Под столом он несколько раз сжал и разжал кулаки. Когда почувствовал, что успокоился, он аккуратно сложил свою салфетку и поднялся из-за стола.
– Сэр, большое спасибо за чай. Мне пора возвращаться в музей.
– Прекрати. Мы можем сделать вид, что ничего не было.
– Мне… мне нужно работать, – тихо сказал Джерихо. Он стоял и молча ждал.
– Но ты не съел ни крошки.
– Мне пора возвращаться.
– Конечно, – великодушно сказал Марлоу после некоторой паузы. Он встал из-за стола и прошел в другую сторону кабинета, где стояли его дипломат и зонтик. Из дипломата он достал небольшой коричневый кожаный футлярчик. – Уверен, что все в порядке?
– Да, сэр.
Марлоу вручил ему футлярчик. Джерихо старался не смотреть ему в глаза и стоял, потупившись.
– Спасибо, – выдавил он. Джерихо люто ненавидел всю эту показуху. Что ему приходилось раз в году соблюдать этот унизительный ритуал. Изображать, что благодарен за то, что ему сделал Марлоу. За то, что он с ним сделал.
Марлоу по-приятельски положил руку ему на плечо.
– Я правда очень рад, что у тебя все хорошо, Джерихо.
– Да, сэр. – Он высвободился и ушел, оставив Марлоу стоять одного.
Оказавшись в коридоре, Джерихо сжал правую руку в кулак, потом разжал и пошевелил пальцами, еще и еще. Они двигались безупречно. Он распечатал футлярчик. Внутри находилась полупрозрачная склянка таблеток с подписью «Витаминный тоник Марлоу». Рядом в серебряной кассете покоились десять ампул с ярко-голубой мерцающей жидкостью.
На мгновение Джерихо представил себе, как бросает пресловутый футлярчик в ближайшую мусорку и уходит прочь. Вместо этого он положил серебряную кассету во внутренний карман пиджака, а таблетки – в карман куртки. Сжав под мышкой свой неизменный томик «Заратустры», Джерихо вышел в холодный осенний день.
У Мэйбел не было времени восторгаться осенними красками. Когда она стремительной походкой шла в сторону толпы, собравшейся на Юнион-сквер, она знала, что следует быть настороже – детективы Пинкертона, переодетые рабочими, могут сорвать мирную демонстрацию и предоставить полиции повод начать аресты. Иногда дело могло обернуться очень плохо. Дождь прекратился, и на трибуну вышла мать Мэйбел, неизменно вдохновлявшая демонстрантов пламенными речами и своей яркой красотой. Урожденная Вирджиния Ньювел, она была прямой наследницей знаменитого клана Ньювелов, одной из старейших нью-йоркских семей. Но в двадцать лет она отказалась от всего, чтобы бежать с отцом Мэйбел, Дэниэлом Роузом, скандальным еврейским журналистом и социалистом. Семья лишила ее всего наследства вплоть до последнего цента. Но ньювеловский шик остался. Ее прозвали «Бунтаркой светских альманахов», и отчасти она прославилась именно своим скандальным бегством, а не общественной работой. Вот почему они смогли переехать в Беннингтон: никто не мог отказать девушке из семьи Ньювелов, даже отвергнутой.
Мэйбел очень тяжело жилось в маминой тени. О ней никто в газетах не писал. И будто чтобы было еще досаднее, Мэйбел выросла похожей на отца: круглое лицо, крупный нос, темно-карие глаза и каштановые кудри. «Ты, наверное, в папу», – мог ляпнуть кто-нибудь, и вслед за этим следовала смущенная пауза. Но когда мама улыбалась и сжимала ее в объятиях, приговаривая: «Дорогая моя отважная девочка!», – сердце Мэйбел таяло. И когда ее мама добивалась очередного справедливого разрешения какого-либо дела, Мэйбел держалась рядом, изображая из себя ответственную дочку, словно пыталась показать, какой нужной она может быть. Ответственных и нужных людей все любят, разве не так?
Единственным человеком, без трепета относившимся к ее знаменитой матери, была Эви. Кроме того, она совершенно уморительным образом ее передразнивала: «Мэйбел, дорогу-у-уша, как ты можешь жаловаться, что не ужинала, если народные массы и вдоха сделать нормально не могут?», «Мэйбел, дорогу-у-уша, какое платье было бы к лицу спасительнице бедняков из Ист-Сайда?». И хотя Мэйбел изредка испытывала желание одернуть Эви и заступиться за мать, она признавалась самой себе, что именно поэтому подруга ей и нравится. Что бы ни было, Эви всегда оставалась на ее стороне.
– Ты – вот настоящая звезда семьи Роуз, – повторяла Эви. – Настанет день, и все узнают твое имя.
Мэйбел только оставалось надеяться, что своим энтузиазмом Эви сможет заразить Джерихо.
Джерихо. Она думала о нем непозволительно часто. Ох уж все эти романтические бредни! Она всегда была такой здравомыслящей, но как только дело дошло до этого парня – вся серьезность слетела как мишура, и она уже готова была поверить в любые девичьи сказки. Джерихо был таким милым, серьезным и трудолюбивым – не то что уличные ковбои вроде Сэма Лойда. Весь этот флирт и напускная любезность для наивных девочек, готовых попасться на любую наживку. Нет. Чувства Джерихо дорогого стоили. Это был настоящий вызов. Если ты можешь влюбить в себя такого парня, как Джерихо, разве это не доказывает, какая ты замечательная девушка?
Раздумывая об этом, Мэйбел шла по Юнион-сквер, раздавая прохожим экземпляры газеты «Пролетариат». Она помахала ребятам, воздвигающим помост для организации «Индустриальные рабочие мира», но те ее проигнорировали, и она уныло поплелась дальше, чувствуя себя потерянной в огромной толпе. Если она провалится сквозь землю, хоть кто-нибудь заметит ее отсутствие?
– Кто ваши лидеры? – взывала с помоста мать Мэйбел.
– Мы сами себе лидеры! – взревела толпа.
Мэйбел почувствовала, что кто-то тронул ее за руку. Оглянувшись, она увидела молодую женщину с ребенком на руках в сопровождении пожилой дамы.
Молодая женщина обратилась к ней на ломаном английском:
– Вы – дочь великой миссис Роуз?
Вообще-то у меня есть имя. Мэйбел. Мэйбел Роуз.
– Да, – раздраженно ответила она.
– Пожалуйста, нам нужна ваша помощь. Они забрали мою сестру прямо с фабрики.
– Кто?
Женщина перебросилась со своей спутницей парой фраз на итальянском и повернулась к Мэйбел.
– Люди, – ответила она.
– Какие люди? Полиция?
Женщина оглянулась по сторонам, чтобы убедиться в том, что их никто не подслушивает, и потом тихо прошептала:
– Люди, которые двигались, как тени.
Мэйбел не поняла, что странная женщина хотела этим сказать. Возможно, дело было в каком-нибудь языковом нюансе, который ей не удалось точно перевести.
– Зачем кому-то похищать вашу сестру? Она организовала что-то на фабрике?
Женщина снова повернулась к своей спутнице.
– Она… profeta[46]. – Женщина задумалась, стараясь правильно подобрать слова. – Сестра может разговаривать с… мертвыми. Она сказала, что они идут.
Мэйбел обескураженно нахмурилась:
– Кто – они?
Трели полицейских свистков раздались сквозь шум толпы. Кто-то закричал. О землю ударилась граната со слезоточивым газом, и парк окутал туман, неприятно жгущий горло и глаза. Мэйбел услышала, как мама призывает всех к спокойствию по микрофону, но его вскоре отключили. Началась давка, людей поглотила паника. Демонстранты с воплями разбегались в разные стороны, а полиция валила на землю некоторых рабочих и скручивала им руки. Кто-то сильно пихнул Мэйбел, и она выронила газеты на землю, где их тут же растоптали в клочья. Мэйбел не видела родителей через дымовую завесу и кричащих людей. Кашляя, не зная, куда бежать, она с трудом продиралась сквозь толпу, затем бросилась вперед и столкнулась лицом к лицу с полицейским.
– Попалась! – объявил он.
В панике Мэйбел кинулась вдоль Пятнадцатой улицы в сторону Ирвинг-плейс, вслед ей надрывался полицейский свисток. Ее теперь преследовали по меньшей мере пять полицейских. Она вбежала в раскрытые ворота Грамерси, но чьи-то сильные руки втащили ее в боковую дверь небольшого ресторанчика. Мэйбел завизжала от неожиданности, но кто-то прикрыл ей рот ладонью.
– Вы бежали не туда, мисс. Там все кишит копами, – раздался мужской голос над ее ухом, и она притихла. Спустя мгновение мимо пробежала кучка полицейских с дубинками наперевес. Из своего укрытия она молча наблюдала, как они поозирались по сторонам и разочарованно двинулись назад, в сторону Юнион-сквер.
– Спасибо, – сказала Мэйбел. Только теперь она смогла нормально разглядеть своего спасителя. Он оказался молодым парнем, ненамного старше ее по возрасту.
Он поманил ее за собой.
– Вы ведь дочь Вирджинии Роуз?
Мэйбел с горечью осознала, что это проклятие будет преследовать ее вечно.
– Меня зовут Мэйбел, – сказала она с таким видом, будто бросала ему вызов.
– Мэйбел Роуз. Я запомню. – Он крепко пожал ей руку. – Что ж, Мэйбел Роуз. Желаю вам спокойно вернуться домой.
Где-то неподалеку раздался звук взрыва.
– Ну же, идите, – сказал ее загадочный спаситель и легким бегом пустился вдоль по улице, поднялся по пожарной лестнице и исчез на крыше.
Вернувшись в Беннингтон, Мэйбел поднялась на лифте на шестой этаж. Две люстры полностью перегорели еще в незапамятные времена, и коридор окутывал полумрак, поэтому здесь Мэйбел всегда становилось не по себе. Услышав шепот в дальнем конце коридора, она примерзла к месту. Что, если полиция все же ее выследила?
Вопреки здравому смыслу и чувству самосохранения Мэйбел прокралась вперед. У окна стояла мисс Адди в ночной рубашке. Ее седые волосы свисали беспорядочными прядями. Держа в руках мешочек с солью, она насыпала ее ровной линией по подоконнику. Из прорехи в мешочке часть соли просыпалась на ковер.
Читать бесплатно другие книги:
