Лучшие в мире ученики, или Как научить детей учиться Рипли Аманда

Ким растерялась – ей было всего 12. Она смотрела на учителя, ее темно-карие глаза ждали разъяснений. Учитель объяснил, что по результатам стандартного теста она соответствует требованиям Конкурса по поиску талантов университета Дьюка[13] для семиклассников. Баллы не будут приниматься во внимание, просто это будет интересный опыт.

В машине по дороге из школы домой Ким вручила маме свой буклет.

–Я хочу поехать в Оклахома-Сити и участвовать в тесте, – заявила она.

Мать поверх маленьких очков в металлической оправе посмотрела на документ, а потом на дочь. Оклахома-Сити находится в трех часах езды на машине от Саллисо. Но Ким как будто не настаивала.

Шарлотта, мама Ким, преподавала в местной начальной школе. Это была маленькая женщина с короткими кудрявыми волосами, откровенно замедленной оклахомской речью и резким смехом. Она обожала Ким и каждый день возила ее в школу и из школы, так что ей не приходилось ездить на автобусе. Стены их одноэтажного домика она увешала фотографиями Ким, посещающей сенат штата Оклахома, и Ким в форме чирлидера.

Позже ее стало беспокоить поведение дочери. Когда Ким не сидела с книгой у себя в комнате, она часто жаловалась на школу и Саллисо. У Шарлотты было несколько соображений насчет такого поведения. Во-первых, они с мужем давно и часто ссорились, и когда Ким стала взрослеть, она приняла ее сторону, защищая от папы и умоляя ее развестись.

Во-вторых, «промежуточная школа»[14]. В шестом классе Ким пришла домой с первой «C». Она сказала, что боялась попросить о помощи, потому что учительница сердилась, когда дети ее не понимали. Шарлотта пожаловалась директору, но ничего не изменилось. Она убедила Ким все равно просить учителя помочь, и Ким ходила в школу на утомительные дополнительные занятия. К концу года она решила, что у нее просто нет способностей к математике, и поклялась избегать ее по мере возможности.

Шарлотта сочла, что у Ким такой возраст. В конце концов, она почти подросток и имеет право хлопать дверями и подражать Аврил Лавин. Но, как учитель, она знала, что «промежуточная школа» – это своего рода тюрьма для детей, в эти годы американские дети начинают отставать, и когда это становится очевидным, некоторых из них в итоге отчисляют.

Эта Ким – захотевшая ехать три часа, чтобы сдать стандартный тест, – напомнила ей прежнюю, увлекавшуюся Ким. Пока они ехали до дома, Шарлотта про себя подсчитывала, во сколько обойдется поездка в Оклахома-Сити. Им, наверное, придется заночевать в отеле, чтобы вовремя прийти на экзамен, уж не говоря о бензине и еде. Подъехав к дому, она решила:

–Ладно, поедем, посмотрим, как ты справишься.

Несколько недель спустя в почти пустой средней школе Оклахома-Сити Ким с небольшой группой детей сдавала стандартный тест. Она написала эссе так хорошо, как только могла, накручивая свои длинные темные волосы на указательный палец. Она всегда любила писать, и люди говорили, что у нее это хорошо получается.

Однако, когда она перешла к математическому разделу, в задачах стояли буквы там, где должны быть цифры. Может, это опечатка? Она оглянулась: никто, кажется, не удивился, и она сосредоточилась на арифметических задачах и пыталась решить остальное. За это время Ким скрутила из своих волос целое гнездо. У нее мучительно болела голова, будто мозг поджаривался на медленном огне. Она приняла четыре таблетки аспирина и проспала всю дорогу до дома.

…Месяц спустя Ким с мамой изучали в машине результаты теста.

–Ой, смотри: ты сдала аналитическое чтение лучше, чем 40 % учащихся выпускных классов средних школ Оклахомы при колледжах! – сказала мама.

–Что? – воскликнула Ким, хватая документ. – Этого не может быть!

Ким читала и перечитывала. Как ей удалось сдать лучше любого старшеклассника школы при колледже, не говоря уж о 40 % старшеклассников? Что эти дети делали последние пять лет?

–Я очень разочарована в нашем образовании.

–О, Ким! – сказал ее мама, округлив глаза и заводя машину.

Но по дороге домой у Ким возникла другая реакция. Она впервые где-то победила. Это был не приз чирлидеру, но все же. Она снова просмотрела оценки. Затем отвернулась к окну, чтобы мама не увидела ее улыбки.

Той же весной Ким с родителями поехала в Тулсу на поощрительный ужин для лучших учеников по результатам стандартного теста. На Ким было платье без рукавов с желтыми цветами, которое она купила для концерта своего оркестра. «Секвойя кантри таймс» напечатала короткую статью с фото Ким и ее серебряной медалью. Обычно эта газета печатала статьи о баскетболистах и футболистах Саллисо, местных знаменитостях, и ей казалось странным видеть свое имя, напечатанное тем же шрифтом.

Дома Ким положила медаль в ящик стола. Она нервничала, когда видела ее. А вдруг это последнее, что она выиграла в жизни? Лучше забыть обо всем этом, пока она по-настоящему не сдаст стандартный тест в средней школе.

Но через несколько недель она получила буклет из летнего лагеря университета Дьюка для одаренных детей. Ее оценки за тест привлекли их внимание, эта история все же не закончилась. Ее пригласили учить Шекспира и психологию в Дарем, штат Северная Каролина.

Читая буклет, Ким ощущала растерянность, будто она случайно открыла новую планету. Там заявлялось, что программа будет «интенсивной и сложной», эквивалентной одному году обучения в средней школе всего за три недели. Не может быть! А еще Шекспир и психология!

«Это мой шанс стать нормальным человеком. Мы сможем обсуждать серьезные вещи!» – пронеслось у нее в голове.

Ким всегда была немного застенчива. Может, в этом лагере она сможет быть собой, делать то, что ей захочется, и осмелится задать кому-то свои вопросы?

Но программа стоила денег, и помимо этого Шарлотта не спешила отпускать ребенка из дома на лето. И сказала «нет».

«Они хотя бы пытаются»

Оклахома, как и остальная Америка, уже долгое время пытается улучшить качество школьного образования. С 1969 по 2007 год штат больше чем удвоил затраты на одного ученика. За эти годы Оклахома приняла на работу тысячи новых помощников учителей, повысила ставки учителям и уменьшила количество учеников на одного учителя. К 2011 г. более половины бюджета штата пошло на образование, но большинство оклахомских детей не могли продемонстрировать удовлетворительного знания математики.

Чтобы мотивировать детей и школы, законодатели штата решили создать стимул. В конце 1980-х был издан закон, бязывающий учеников сдавать тест за среднюю школу. Такого рода выпускной тест был обычным для стран, имевших лучшие оценки в мире за тест PISA. Он ставил перед детьми и учителями ясную задачу, и это делало диплом более ценным.

Однако через несколько лет законодатели Оклахомы отложили введение теста. По их словам, это было сделано из сострадания: слишком многие ученики завалят тест. Как это будет выглядеть? Дети четыре года учились в средней школе и не получат диплом? Несправедливо! Родителям это не понравится. И тест отменили, а детям позволили провалиться чуть позже – в реальной жизни, если они будут недостаточно хорошо знать математику, чтобы сдать зачет, или не получат работу, оплачиваемую выше минимума.

После этого губернатор Оклахомы испробовал более мягкую стратегию. Он подписал исполнительный приказ, требующий от детей пройти ряд тестов на грамотность, начинающихся в 8-м классе. Это означало, что у них было 4 года, чтобы пересдать тест, если они его завалят. Однако сразу после того, как новый указ должен был вступить в силу, законодатели Оклахомы отменили и это требование, опасаясь возможных исков от недовольных родителей.

Тест отменили, а детям позволили провалиться чуть позже – в реальной жизни, если они будут недостаточно хорошо знать математику, чтобы сдать зачет, или не получат работу, оплачиваемую выше минимума.

История штата воспринимается как замедленная упорная борьба между надеждами и страхами, как будто никто не решался определить, что умеют дети Оклахомы. И это неверие, конечно, просачивалось вниз, к школьникам. «Дети очень хорошо чувствуют, к чему взрослые относятся серьезно и что важно. Если они видят, что это не важно, то не станут упорно трудиться», – отмечалось в докладе Союза учителей 1997 г.

В 2005 г. Оклахома все же попыталась еще раз принять закон, требующий от школьников продемонстрировать владение алгеброй, геометрией, биологией и историей США, чтобы получить аттестат. У штата было 7 лет на то, чтобы постепенно, мягко и гуманно ввести это требование. Дети, не сдавшие тест, могли бы пересдать его до 3 раз в год или же выбрать альтернативные тесты, такие как SAT[15]. Или могли бы выполнять специальные проекты, демонстрирующие их компетентность в любом предмете, который они завалили.

В 2011 г., когда выпускной тест должен был наконец вступить в силу, местная пресса предупредила, что тысячи детей могут не закончить школу. Представитель Ассоциации отделов среднего образования штата Оклахома предсказывал, что результаты будут «неутешительными». Один школьный инспектор сообщил «Tulsa World», что выпускники могут стать «потерянным поколением». И законодатель от Республиканской партии внес законопроект о приостановке введения этого теста еще на два года.

Когда я впервые приехала в родной город Ким, школьный инспектор Саллисо провел меня по кирпичной одноэтажной школе, по ее шлакобетонным коридорам с оранжевыми и желтыми шкафчиками.

Прежнее здание средней школы было построено рабочими от Управления общественных работ[16] во время Великой депрессии. Эта, открывшаяся в 1987 году, походила на все американские средние школы: казенная, но чистая, с цветными блоками. Гордость школы – баскетбольная площадка. Эмблема школы с черным алмазом, сияющая на деревянном полу, датировалась 1920-ми, когда добыча угля была основной местной отраслью промышленности.

Скотта Фармера только что назначили главным школьным инспектором города впервые за последние 20 лет. У него коротко стриженные темные волосы и мальчишеское лицо. В штате Оклахома было 430 таких инспекторов, каждый на собственной территории. Инспекторов в Оклахоме примерно столько же, сколько членов конгресса во всей стране. Эта традиция сугубо местного контроля, запрограммированная на неэффективность, подсказывала, почему США тратят намного больше других стран на образование.

Зарплата в $100 000 в год делала Фармера одним из самых высокооплачиваемых людей в Саллисо. А еще у него был помощник, не считая 8 управляющих уровня директора и отдела среднего образования. Большая организация для района, в котором всего 4 школы. Но едва ли это было необычно. В сравнении со всем штатом Саллисо был одним из самых эффективных школьных округов[17] Оклахомы.

Когда я попросила Фармера описать самую большую проблему средней школы Саллисо, он говорил в основном о родительском участии, сетуя на низкую явку на родительские собрания.

–Я не думаю, что родители перестали заботиться о детях, – сказал Фармер, качая головой, – но над этим нам нужно работать – напоминать им о важности учебы.

Я часто слышала этот аргумент в школах США, не только в Оклахоме. Общеизвестно, что родители не посещают школу без уважительной причины. Так считали даже другие родители. В опросе о том, как нам лучше всего наладить образование, большинство взрослых американцев упоминали о необходимости большего участия родителей.

Однако на самом деле американские родители появляются в школах чаще, чем 20 лет назад. В 2007 году 9 из 10 родителей посетили хотя бы одно родительское или школьное собрание. Некоторые приходили в школу на дисциплинарные собрания – неприятные встречи с помощниками школьного инспектора и окаменевшими детьми. Как бы там ни было, родители не так пассивны, как думает большинство из нас.

Так что же объясняло эту разобщенность? Наверное, все зависело от того, как вы понимаете слово «участие». Эрни Мартенс, инспектор средних школ Саллисо в последние 10 лет, не жаловался на родительскую безучастность. Конечно, родительские собрания не так хорошо посещают, как в младших классах, но это нормально, сказал он. Ученики средней школы не нуждаются в таком контроле. Вместо этого около трех четвертей родителей Саллисо участвуют в жизни детей иначе, как правило, в клубе футбольных и баскетбольных фанатов или в отделении организации «Будущие фермеры Америки»[18]. Только примерно один из четырех его родителей был тем, что называется «пассивный».

Главная проблема, считает Мартенс, вовсе не родительская безучастность, а слишком высокие ожидания. Политики и так называемые реформаторы слишком многого ожидали от школьников.

–У нас много детей из неблагополучных семей, – сказал инспектор. – Мы – единственная нормальная вещь, которая есть в их жизни.

Хорошо рассуждать о высоких ожиданиях в политических спичах, но он жил в реальном мире, в той части страны, где некоторые родители читают книги своим детям, а некоторые не читают. В его мире некоторые матери считали, что пакет картофельных чипсов – это завтрак, а некоторые отцы прятали метамфетамин в барбекю на заднем дворе.

В Саллисо чуть ли не один из четырех учеников не может закончить среднюю школу за четыре года. Мартенс и Фармер называли разные причины, но оба они двигались в одном направлении. Ни один не считал само образование первостепенной проблемой или лучшим решением. И оба указывали на внешние силы: нерадивых родителей, социальные изъяны или неадекватные ожидания государства. То же самое повторяли работники образования всех штатов. И в чем бы ни заключалась эта проблема, в основном она была им неподконтрольна.

Конечно, они были правы. Длинный список отрицательных факторов находился за пределами их досягаемости, от того, сколько дети спят, до того, сколько они смотрят телевизор. Стресс, которому подвергались дети во многих семьях, истощал их тело и ум, нанося такой вред, какой не могла нанести ни одна школа.

Единственной проблемой в этой истории было то, что это сформировало привычку. Когда вы начинаете искать источник своих проблем вне сферы ваших полномочий, им трудно положить конец.

Например, в Саллисо было много хороших учеников, а не только одиноких и бросивших школу. В средней школе Саллисо случались и счастливые истории, как и в каждом городе. Около половины выпускников из Саллисо поступали в государственные колледжи и университеты Оклахомы. Другие – в колледжи других штатов или находили раоту.

А что было с этими хорошими учениками после их отъезда? Колледжи проверяли их основные умения и навыки и находили их недостаточными. Более половины этих студентов быстро переводили в корректирующие классы оклахомских государственных колледжей. Это значило, что некоторые из лучших учеников Саллисо платили хорошие деньги за колледж, часто в виде студенческих займов, но не получали зачета в колледже.

Стресс, которому подвергались дети во многих семьях, истощал их тело и ум. нанося такой вред, какой не могла нанести ни одна школа.

Этим юношам и девушкам всю жизнь говорили, что нужно получить аттестат о среднем образовании и поступить в колледж, они об этом мечтали. Но когда они туда поступали, то увязали в неопределенности, пересдавая алгебру или английский, будто не окончили среднюю школу. Было нетрудно понять, почему, когда их задолженности росли, многие бросали учебу. Один из двух студентов Оклахомского университета не мог его окончить в течение 6 лет.

Я спросила инспектора Мартенса о выпускниках Саллисо, которые пересдавали математику или английский.

–Это меня не беспокоит, – сказал он, – потому что они хотя бы пытаются ее сдать.

Главной целью было попасть в колледж. А хорошо ли учились там его выпускники, от него не зависело или так только казалось.

То, что эти дети провели в его школе 4 года, готовясь к поступлению в колледж, и что он выдал им аттестат, означавший, что они к этому готовы, было не важно.

«Так делают богатые. А мы нет»

Было 4 июля – День независимости, прошел год с тех пор, как Ким сдала SAT, и они с мамой поехали навестить старших сводных сестер Ким в Техас. Было слишком жарко, чтобы заниматься чем-то серьезным, и они держались около кондиционера – играли в «Скраббл» и гладили собак. Когда мама вышла покурить, Ким сказала сестре Кейт, что хочет уехать из Саллисо.

–Я хочу жить там, где люди чем-то интересуются.

Кейт слушала и кивала. Она была деятельной. Кейт работала в торговле, а в выходные любила прыгать с парашютом и исследовать пещеры. По ее мнению, если Ким хотела уехать, то она должна была мыслить масштабно.

–А почему бы тебе не поехать учиться по обмену?

–То есть в другую страну? – Ким представила себе ребенка с развевающимися волосами, с рюкзаком и в кожаных шлепанцах, путешествующего по Европе.

–А почему бы нет?

Ким засмеялась.

–Так делают богатые. А мы нет.

Так было, пока Ким не вернулась домой и снова не задумалась об этом. Если Кейт считает, что она может ехать в другую страну, может, это не такая уж дикая мысль. Она поискала в Интернете программы по обмену и час нажимала наугад на разные страны, представляя себя там.

Она узнала, что одна-две тысячи американских школьников каждый год уезжают за границу. Она нашла AFS[19] – одну из крупнейших программ по обмену, прочтя сетевой дневник одной американской девочки, живущей в Швеции. Ким понравилась история AFS. Она начинала как Американская полевая служба – колонна санитарного корпуса, созданная американскими добровольцами, чтобы помогать переправлять раненых солдат в безопасные места во время мировых войн. После освобождения узников концлагерей в конце Второй мировой войны водители санитарных машин устали от этой кровавой бойни. Они решили изменить эту службу, посвятив ее созданию доверительных отношений между странами посредством культурного обмена.

Чем больше Ким читала, тем менее странной казалась ей эта идея. Она решила поговорить об этом с мамой. Но в этот раз использовала новую стратегию.

–Я подаю заявление на участие в программе обмена школьниками, – сказала она однажды вечером твердым и решительным голосом. – Я хочу год пожить в Египте.

Шарлотта подняла глаза от чашки чая.

–О, это интересно, – сказал она, стараясь вести себя так, будто это не безумная идея. Ким никогда не покидала свою страну, и она тоже.

Естественно было бы сказать «нет», как это было, когда Ким просилась в шекспировский лагерь. Но в этот раз она использовала новую стратегию.

Шарлотта и отец Ким давно развелись. Прошло уже много времени, и Ким сказала, что она успокоилась после их разрыва. Однако Шарлотта старалась бережно обращаться с дочерью. И если Ким хотела взбунтоваться, решив уехать так далеко, она не станет ее останавливать, она ее измотает.

–В Египте может быть небезопасно, – сказала Шарлотта своим самым рассудительным тоном. – Почему бы тебе не выбрать другую страну и не написать мне небольшое сообщение о том, почему ты хочешь туда ехать?

–Хорошо, – ответила Ким с вымученной улыбкой. Потом поднялась и пошла в гостиную, где стоял компьютер.

Шарлотта ощутила укол тревоги. Что она наделала!

–Да, Ким, – крикнула она ей вслед, – только не в пустыню!

За компьютером Ким рассматривала оставшиеся варианты. Она не хотела ехать во Францию или Италию. Она хотела быть оригинальной и стала читать о неизвестных ей местах: о таинственных странах с языками, которых она никогда не слышала, и блюдами, которых не пробовала.

Однажды она прочитала о Финляндии – заснеженной стране с белыми ночами и крепким кофе. Она прочла, что финны любят «тяжелый металл» и отличаются суховатым юмором. В этой стране ежегодно проводился «Чемпионат мира по игре на воображаемой гитаре». Это звучало многообещающе – страна, не относящаяся к себе слишком серьезно.

Потом она прочла, что в Финляндии самые умные дети в мире. Неужели? Финские подростки делали меньше домашних заданий, чем американские, но получали больше всех в мире баллов в международных тестах, что было странным, так как сравнительно недавно Финляндия была преимущественно нацией необразованных фермеров и лесорубов.

Все это было непонятно. Конечно, Финляндия – маленькая страна белых людей, но даже самые маленькие и белые штаты Америки не могли соперничать с финнами в области образования. Даже крошечный Нью-Хэмпшир, в котором 96 % белых, самый высокий средний доход в стране и один из самых низких показателей детской бедности. Почему Нью-Хэмпшир не добился того, что сделала Финляндия? Очевидно, каждый ребенок в Финляндии получал достойное образование независимо от того, сколько зарабатывали его родители. Это казалось Ким совершенно другим миром.

Ким нашла «свою» страну. Если Финляндия – самая умная страна мира, то она хочет туда. Она написала сообщение для матери, как они договаривались. Ким сделала упор на ситуацию в образовании, в конце концов, ее мать была учительницей, и этот аргумент ей будет трудно опровергнуть. Она добавила благоприятные отзывы о жителях страны (их чуть более 5 млн), религии (в основном лютеранской) и еде (рыба, ржаной хлеб и много ягод с таинственными названиями, наподобие княженики и брусники).

В один осенний день она вручила маме свое сообщение о Финляндии. Шарлотта взяла его и пообещала прочесть. Потом они поехали в среднюю школу Саллисо, куда поступила Ким. Мама высадила ее у флагштока и смотрела, как Ким медленно входит в оранжевое кирпичное здание.

Финляндия – маленькая страна белых людей, но даже самые маленькие и белые штаты Америки не могли соперничать с финнами в области образования.

Как во многих местах США, учебная программа в Оклахоме была нестрогой по международным стандартам. Программа штата по естествознанию считалась одной из самых легких в стране, особенно на уровне средней школы. К примеру, в этом документе объемом в 31 страницу вообще не упоминалось понятие эволюции. В том году Ким изучала биологию, и в тот день один урок она потратила на переписывание в тетрадь терминов и определений. Она не знала точно, зачем, может, переписывание информации с одного листа на другой поможет ей что-то запомнить, а может, и нет. В любом случае время тянулось медленно.

Любимым предметом Ким был английский, к которому в Оклахоме и большинстве штатов относятся более серьезно. Она читала «Вторники с Морри»[20], и книга ей нравилась. Лучшими были дни, когда учителница ставила парты в круг и все обсуждали эту книгу.

Самым ужасным предметом была математика. После мучений в 6-м классе Ким решила, что математика не для нее, ей хотелось лишь выполнить требования, необходимые для окончания школы.

Когда в тот день Ким входила в кабинет алгебры, учитель разговаривал с футболистами из ее класса. Им было о чем поговорить, так как он тоже был тренером по футболу и бывшей звездой футбола в этой же школе. Он был хорошим парнем, но, как почти все в Саллисо, кажется, интересовался футболом больше Ким.

Она смотрела из окна на американский флаг, развевающийся на ветру, и размышляла, какими будут ее финские учителя. Она прочла, что в Финляндии быть учителем так же престижно, как здесь врачом. Это трудно было представить. Хотелось бы ей, чтобы к ее матери относились так же, как к врачу, в той школе, где она работала.

Она знала, что финны не играют в американский футбол, может, вместо этого они увлекаются хоккеем на льду? Интересно, они проводят столько же учебного времени на ESPN.com[21]?

В тот день, когда за ней заехала мама, Ким проскользнула на пассажирское сиденье «Хендай Соната» и попыталась удержаться от вопроса, прочла ли та ее сообщение о Финляндии.

–Как прошел день? – спросила Шарлотта.

–Было до ужаса скучно, – ответила Ким, глядя прямо перед собой.

Шарлотта не среагировала. Она прочла сообщение и приготовила для Ким ультиматум.

–Если ты заполнишь все документы и соберешь нужную сумму, то можешь ехать в Финляндию.

Ким повернулась к ней.

–Это стоит $10 000.

–Я знаю.

Безумные мечты

Ким разместила фотографии своей флейты на сайте eBay и поставила цену $85. Это было заполночь в начале октября 2009 года, когда ее мама уже давно легла спать. Она когда-то делала так со своими старыми платьями из «промежуточной школы» и не нашла покупателей. Унизительное поражение. На этот раз она старалась не обольщаться. Некоторое время она спокойно смотрела на экран, а потом заставила себя лечь спать.

Через два дня Ким вошла на eBay. Ее глаза расширились. Со всего мира шли предложения, включая самое выгодное из Арабских Эмиратов – $100. Ее флейта многим была нужна. Она закричала и вскочила со стула, затанцевав на ковре. Потом стала искать коробку. Ей и правда не терпелось от нее избавиться.

Той осенью Ким все свободное время зарабатывала деньги на Финляндию. Рациональная часть ее мозга думала, что она никогда не соберет $10 000, но все остальное ее существо отчаянно хотело попытаться. Она купила в сети ящик вяленого мяса и продала его с доставкой на дом. Общая прибыль: 400$. Неплохо.

Она всю ночь пекла сладости с воздушным рисом и продавала их со стола у бакалейного магазина «Марвинс». Прибыль: 100$. При таких условиях ей нужно было торговать сладостями каждые три дня, чтобы поехать в Финляндию.

Ким воспользовалась Интернетом – как известно, там лучше всего искать легкие деньги в Америке XXI века. Она создала блог, прося людей спонсировать ее поездку: «Я понимаю, что в экономике сейчас спад, но я с удовольствием приму даже небольшую сумму, – написала она. – Надеюсь, вы сможете расстаться с несколькими долларами для одной девочки, у которой есть безумная мечта». Чтобы показать людям, где находится Саллисо, она поместила карту с коридором I-40.

К ее удивлению, стали поступать небольшие пожертвования. Все они были от родственников, которые, видимо, просто жалели ее, но она приняла эти деньги.

Ким все же не решалась сказать о Финляндии своему дедушке, будучи уверенной, что он сочтет это еще одним ее хипповым планом наподобие того, как она три месяца была тайной вегетарианкой. Как она скажет ему, что хочет на год уехать в Европу? В Европу! Он и так все время называл президента Обаму «президентом Ким».

Ким и ее дед были очень близки. Он был начальником буровых работ нефтяной компании. Они проводили много времени вместе, хотя и мало разговаривали. Он был традиционалистом, не имевшим никакого желания покидать Оклахому. Она боялась, что он не поймет, зачем ей ехать в Финляндию.

Тем временем экономика Оклахомы разваливалась. Фабрика по производству дверей и окон «Therma-Tru», ссылаясь на спад на рынке жилья, объявила, что планирует закрыть соседнее предприятие, а вместе с ним и 220 рабочих мест. Скаковой круг для лошадиных бегов «Blue Ribbon Downs», один из крупнейших центров развлечений в Саллисо, тоже закрылся. Уровень безработицы составлял 10 %. За короткое время окружная тюрьма израсходовала все средства.

Даже в хорошие новости подмешивалась тревога: «Bama Companies» – оклахомский поставщик яблочных пирогов «McDonald’s», расширялась. Компания уже имела четыре производства в штате. В тот год она открыла еще одну новую фабрику – в китайском Гуанчжоу.

Для Ким эти новости были как дымовые сигналы, предупреждающие ее, что нужно бежать отсюда, пока не поздно. Она подала заявление в Американскую полевую службу и сдала анализы на туберкулез. Начала самостоятельно учить финский язык и смотреть видео финских музыкантов на «YouTube», и на нее произвело впечатление, что в любом языке существует шесть синонимов слова «розовый». Она купила рака-отшельника и назвала его Тарья – так же, как зовут первого финского президента-женщину.

Деньги были не единственной ее проблемой. Американская полевая служба не могла найти никого в ее районе, чтобы взять интервью у нее дома, – очевидно, она жила слишком далеко от цивилизации. Ее мама была готова отвезти ее в Талсу, но Американская полевая служба настаивала на том, что интервьюер должен приехать к ней домой и побеседовать с Ким в ее собственной комнате. Она ждала и волновалась.

Чтобы отвлечься, она публиковала сообщения в блоге, пытаясь объяснить миру себя. Иногда ей это удавалось, она находила верный тон – исповедальный, искренний. «В общем, я само противоречие. Может, внешне я кажусь саркастичной и холодной, но на самом деле я чувствительна», – писала она. «Я переживаю, когда убивают паука… Но считаю, что белки – это чистое зло (они на меня дважды нападали и дважды кусали, было три таких случая)».

В ноябре она собрала все свое мужество и села рядом с бабушкой и дедушкой, чтобы рассказать о своих планах, но бабушка прервала ее: «Ты имеешь в виду поездку в Финляндию?» Ким была в шоке. Оказывается, они давно все знали. Бабушка Ким заходила на «Фейсбук» и ежедневно все читала. Ежедневно! К облегчению Ким, они не возражали. Дед спросил Ким, знает ли она столицу Финляндии. Хельсинки. Он больше ничего не рассказывал, а Ким не спрашивала. Она тогда вспомнила, что в молодости он ездил на нефтяные скважины в семи странах. Он наверняка знал, что мир большой и его стоит посмотреть.

Сразу после Дня благодарения Ким получила грант в $3000. Она не знала, где взять остальные деньги, но заметила, что бабушка и дедушка стали говорить о том, «когда» она поедет в Финляндию, а не «если».

В декабре они с мамой поехали в «Уол-март» сделать фото на паспорт. Она боялась сглазить, но ей не терпелось начать жить собственной жизнью. Потом ей снова повезло, она выиграла грант в $2000, предназначавшийся для кого-то из Арканзаса. И руководители Американской полевой службы решили, что Саллисо находится не так уж далеко.

Наконец Американская полевая служба нашла кого-то для проведения собеседования. Прошло три месяца. Этой женщине пришлось ехать в Саллисо издалека. Ким и ее мама убрали в ванной, расставили ароматизированные свечи и нервничали в ожидании. Когда интервьюер приехала, Ким заметила, что ее мысли путаются. Она услышала саму себя, как она критикует родной город, и поняла, что сделала ошибку. Женщина, казалось, встревожилась.

–Вы как будто хотите бежать.

Ким старалась ее переубедить: да, может, она и хочет уехать, но она также хочет посмотреть мир, узнать, как живут люди в других странах. И попробовать там пожить.

Скоро пришло письмо. Ким выдержала собеседование и официально стала школьницей по обмену.

Наконец, всего за два месяца до отъезда, Ким получила последнее пожертвование – от бабушки и дедушки.Она пыталась отказаться, но бабушка выписала ей чек и ушла.

Теперь у Ким было $10 000.

Так постепенно будущее становилось осязаемым…

Ким сидела в дедушкином кресле, когда зазвонил телефон. Она узнала код страны, схватила трубку и выбежала из дома, чтобы был лучше сигнал.

–Алло!

–Здравствуйте, это Сюзанна из Финляндии! – донесся издалека голос ее принимающей мамы. Она отлично говорила по-английски, только с небольшим твердым скандинавским акцентом. – Мы очень тебя ждем!

Босая Ким ходила кругами по горячей каменной дорожке. Сюзанна сказала ей, что она журналист и мать-одиночка двух девочек-близнецов пяти лет. Они живут в Пиетарсаари, маленьком городке на западной границе Финляндии. Ким предстоит переехать из одного провинциального города в другой, от одной матери-одиночки к другой. Сюзанна сказала, что нужно взять самые теплые вещи.

Глава 3

Соковыжималка

Все это казалось невероятным, пока он не увидел надпись синими буквами на темно-розовом фоне – он заметил ее сквозь раздвижные стеклянные двери, когда катил свою багажную тележку к залу прибытия международного аэропорта Gimhae в Бусане.

«Эрик, добро пожаловать в Корею!» – гласила надпись, сделанная энергичным округлым шрифтом, каким официантки пишут «Спасибо!» внизу своих чеков. А мальчик с плакатом, стоявший рядом с матерью и отцом, должно быть, его принимающий брат. Рядом с омма и аппа. А может, аппа и омма.

Он сбавил шаг, его маленькое тело окончательно принимало последствия этого решения. Он провел все 11 лет своей жизни в Миннетонке, штат Миннесота, белом богатом пригороде Миннеаполиса. Теперь все это закончилось. Следующий год он решил прожить в Южной Корее, в Бусане, с совершенно незнакомыми людьми. Он запустил пальцы в густые темные волосы на лбу, которые мгновенно начинали кудрявиться – в тот самый момент, как он вышел из самолета, его будто шерстяным одеялом окутала сырость. Стеклянные двери открывались, закрывались и снова открывались. Он сделал глубокий вдох и выкатил свою тележку в дверь.

До того как покинуть США, Эрик в некотором смысле жил в другой стране, чем Ким из Оклахомы. Миннесота был одним из очень немногих штатов, числившихся среди лучших 20 стран мира по результатам образования. Миннесота не поднялся на высшую ступень вместе с Финляндией и Кореей, но по математике подростки штата успевали почти так же, как и подростки Австралии и Германии.

Эрик посещал даже по этим стандартам особенно сильную среднюю школу. «Newsweek» регулярно называл среднюю школу Миннетонки среди лучших школ Америки. В ней четыре спортзала и хоккейная площадка, и она больше напоминала маленький колледж, чем среднюю школу.

Эрик решил присоединиться к программе Международного бакалавриата – интенсивного школьного курса, соответствующего международным стандартам. Несколько его учителей были хорошо известны в Миннетонке. Учительница истории мисс Дункан проводила ежегодный суд над Наполеоном. Ее ученики представляли стороны защиты и обвинения, изучали доказательства и затем в исторических костюмах представляли дело судейской коллегии, состоящей из выпускников. В любом случае Эрик фактически ехал из одного из умнейших штатов Америки в одну из умнейших стран мира.

Эрик уже отрепетировал, как будет себя вести, когда встретится с принимающей семьей. Следуя корейским правилам этикета, он низко поклонился им в знак благодарности и уважения. А еще широко улыбнулся, как правильный мальчик со Среднего Запада. Вся корейская семья поклонилась в ответ – не очень низко, но было ясно, что им приятны его старания.

После этого Эрик застыл. Он не обдумал заранее, что делать после поклона. Стоит ли их обнять? Нет, это слишком. Может, пожать им руки? Это чересчур официально. Вместо этого он попытался представиться корейцам. И это было ошибкой: его губы не слушались. Изо рта вылетали скрипящие звуки, напоминавшие судорожные крики попугая. «Розетта Стоун» мало ему помогла[22].

–Ничего, – улыбаясь, прервала его корейская мать, – мы научим тебя говорить.

А корейский брат обнял его и стал болтать, торопясь опробовать свой неровный английский на настоящем американце по пути к закрытой автостоянке. Эрик затолкнул тяжелые чемоданы в багажник хэтчбека «Дэу», и они отправились в его новый дом.

Эрик фактически ехал из одного из умнейших штатов Америки в одну из умнейших стран мира.

Сначала машина мчалась по длинному тоннелю, который все тянулся и тянулся, скрывая новый для Эрика город. А потом «Дэу» вдруг вырвалась на открытое пространство. Он оглянулся через заднее окно и увидел крутую, покрытую буйной растительностью гору. Они проехали сквозь гору и теперь оказались в центре Бусана – оживленного города с населением, примерно в 10 раз превышающим население Миннеаполиса.

Эрику показалось, что в Бусане (произносится «Пусане»), в этом калейдоскопе коммерции и цвета, дома поставлены один на другой. Он тянул шею, выглядывая в окно, и увидел нечто вроде аптеки, построенной над полицейским участком, возвышающимся над «Данкин доунатс»[23]: их зеленые, желтые и розовые светящиеся знаки нависали над улицей. Краны перерезали горизонт, как ветряные мельницы, обозначая стройки высоток.

–Потрясающе! – воскликнул Эрик на английском, когда машина въехала на Алмазный мост – висячий мост над морем длиной в 80 футбольных полей; принимающая мать улыбнулась ему с переднего сиденья.

С одной стороны моста до горизонта простирался спокойный и гладкий Тихий океан. К тому времени стало темно, и белые блики прожекторов расплескались по водному простору, а с другой стороны моста Эрику был виден весь город, будто на полиэкранном телевизоре. Освещенные неоновым светом небоскребы выстроились, как костяшки домино, вдоль края воды, словно боги уронили растущий мегаполис прямо на берег.

Принимающая семья жила на седьмом этаже роскошного комплекса небоскребов под названием «Lotte Castle». У Эрика была своя ванная комната – редкое удобство в перенаселенных городах Кореи.

Однажды утром вскоре после приезда он и его принимающая мама пришли на остановку автобуса № 80. К тому моменту Эрик оправился от смены часовых поясов и очень хотел побывать в Намсане – корейской средней школе, в которую будет ходить в следующем году. Он читал, что корейские школьники, как и финские, лучше других сдавали международные тесты. Еще он знал, что у выпускников корейских школ одни из самых высоких в мире баллов, гораздо выше, чем в США, несмотря на низкий уровень жизни.

Садясь в автобус, он волновался, но сохранял отстраненность, как антрополог во время исследования. Эрик уже окончил среднюю школу в Миннесоте и не беспокоился о выпускных экзаменах или сдаче зачета. В Корею он приехал отдохнуть, как ему казалось.

За последние несколько лет в его жизни произошло много событий. Он очень много занимался, чтобы идти в ногу с курсом Международного бакалавриата. А еще в 16 лет он открылся своим родным. Родители его поддерживали, и теперь он мог спокойно говорить о своей сексуальности. В Корее он не собирался говорить всем, что он гей, – это очень консервативная страна, но и не хотел никого обманывать. Он надеялся, что, как человек посторонний, будет свободен от наиболее жестких культурных ограничений. Эрик приехал сюда для того, чтобы получить некий опыт, и был открыт всему, что он здесь встретит. На следующий год он пойдет учиться в колледж, и трудно было сказать, когда ему снова выпадет такое приключение.

Автобус остановился на вершине длинного склона, у хрупкой металлической арки. Эрик и его принимающая мать вышли и пошли через поле, где школьники играли в футбол, поднимая облака пыли во влажном утреннем воздухе. За полем на склоне виднелось здание школы Намсан – массивное четырехэтажное строение из красного кирпича, бесконечно длинное, образующее угол, словно чтобы уместиться между соседними высотками.

Вдоль каждого его этажа шел единственный коридор. Здание казалось очень тесным и вытянутым вверх в сравннии со школой Эрика на родине. Школа была не грязной, но явно видала виды: стены обшарпаны, а белые доски пола истерты. Занавески подхвачены кое-как – чтобы впустить немного свежего воздуха, а не для красоты. В этой школе функциональность явно ценилась выше внешнего вида.

Эрик и его принимающая мать встретились со школьницей по обмену из Канады, которая тоже только что приехала. В коридоре было тихо, и через открытые двери Эрик видел учеников, сидящих за партами.

Вдруг раздался дикий крик или визг, какой он слышал когда-то на видеозаписи из программы новостей, на которой группа «Битлз» появляется в шоу Эдда Салливана. Этот высокий несмолкающий звук запустил цепную реакцию, школьники высыпали в коридор, чтобы разузнать, что происходит.

К нему подошла группа девочек, все так же визжа, и тут Эрик понял, что вся эта истерия возникла из-за него.

–Привет! – крикнул один мальчик по-английски с сильным акцентом.

–Здравствуй, – улыбнулся Эрик, и его брови поднялись. Он не знал, следует ему считать себя польщенным или нужно испугаться.

Мальчик протянул ему руку, и он осторожно ее пожал.

–Мы рок-звезды, – шепнул он девочке-канадке.

Взрослые проводили их к директору. У него они пробыли недолго; для школьников-иностранцев занятия начнутся на следующей неделе. И вскоре они с канадкой отправились восвояси. Спускаясь с крыльца и проходя по полю, они услышали позади крики. Эрик оглянулся и увидел, что из окон выглянули дети, улыбаясь и махая им руками. Эрик улыбнулся и махнул рукой в ответ. Как бы странно это ни выглядело, было приятно, что их так тепло встретили.

Подходя к остановке, Эрик еще раз оглянулся. Дети все еще смотрели им вслед, высовываясь из окон и свесив руки – как будто хотели оказаться как можно дальше от школы.

Он глядел на них, и теплое чувство постепенно исчезало. А на его месте возникало какое-то дурное предчувствие.

«Ты в кого-нибудь стрелял?»

Он надеялся, что форма поможет ему не выделяться. Было раннее утро его первого учебного дня, и Эрик надевал темно-синие брюки и рубашку с белым воротничком, обязательные для всех учеников школы Намсан. Его консультант по обмену из клуба «Ротари» достала для него форму. И еще сообщила, что его определят в класс с детьми на два года младше него. Старшие дети, сказала она, слишком заняты, чтобы с ним разговаривать. Им нужно готовиться к вступительному экзамену в колледж. Это такой важный экзамен, такой всепоглощающий, что учиться с ними – как находиться в одиночном заключении. Эрик кивал, как будто понимает: в Миннетонке стандартизованный тест тоже считался важным.

Когда Эрик шел на социологию, свой первый урок, он старался сделаться как можно меньше, чтобы вокруг него было меньше шуму. В классе он разулся и поставил туфли в угол, сменив их на шлепанцы, как и другие ученики. Он заметил, что многие дети носят цветные носки с какими-то непонятными ему надписями или мультипликационным Бэтмэном. В школе запрещалось краситься, носить серьги, длинные волосы и красить их, так что носки были главной отдушиной для самовыражения.

Эрик нашел впереди свободный стул и ждал начала урока. Оглядевшись, он заметил, что классная комната очень похожа на класс в Миннесоте, каким он был 30 лет назад. В нем стояли ряды парт из дерева и металла и висела поблекшая классная доска.

В его школе в Миннетонке в каждом классе была интерактивная электронная белая доска за пару тысяч долларов, а у учителей были беспроводные пульты, которые они давали ученикам для проведения текущего опроса. Однако одержимость корейцев цифровыми игрушками как будто не распространялась на этот класс.

Ученики входили в класс и скапливались вокруг парты Эрика. Класс, по его представлениям, был большой – из более чем 30 учеников, – но типичный для Кореи.

–Ты когда-нибудь ездил верхом?

–Ты встречался с Брэдом Питтом?

–У вас есть своя ферма?

–Ты в кого-нибудь стрелял?

Эрик вспомнил, что корейцев называют азиатскими итальянцами – они более эмоциональны и словоохотливы, чем японцы и китайцы. Теперь, когда крики ослабли, он находил, что любопытство детей очаровательно. К тому же он всегда любил поболтать.

–Да, я ездил верхом, – сказал он. – Я не встречался со знаменитостями. У нас нет своей фермы, и я никогда ни в кого не стрелял.

В класс вошла учительница. Она была высокой в сравнении с большинством корейских женщин и в очках. В одной руке она держала маленький микрофон, а в другой палочку с чучелом лягушки на конце, напоминавшую палку для чесания спины, которую можно увидеть в магазине подарков в любом торговом центре. Эрик замолчал и сел прямо, размышляя, зачем ей лягушка.

Как ни странно, никто на нее не реагировал. Дети продолжали болтать между собой, а учительница стояла и ждала. Это было больно видеть. Наконец учительница хлопнула палочкой о стол, чтобы привлечь их внимание, и ученики постепенно расселись по местам. Когда она объясняла, несколько человек на задних партах разговаривали. Эрик был удивлен. В Штатах он видел и худшее поведение, но по какой-то причине ожидал, что корейские дети будут более почтительными.

Несколько минут спустя он оглянулся. Потом оглянулся еще раз, округлив глаза. Треть класса спала. Не клевала носом, а открыто, бессовестно спала, положив головы на парты. А одна девочка подложила под голову специальную подушку, надетую на предплечье. Это был запланированный сон.

Как же так? Эрик прочел все о трудолюбивых корейцах, которые побили американцев в математике, чтении и естествознании. Но он ничего не читал о бессовестном сне на уроке. Словно чтобы загладить вину своих одноклассников, он сел еще прямее и ждал, что будет дальше.

Учительница невозмутимо продолжала урок.

В конце урока дети проснулись. Предстоял 10-минутный перерыв, и каждая секунда была на счету. Девочки уселись на парты или перевернутые мусорные корзины, болтая друг с другом и набирая эсэмэски. Несколько мальчиков стали барабанить по партам карандашами. В этом кабинете они чувствовали себя удивительно свободно, как в собственной комнате.

Следующим был урок естествознания. И снова как минимум трое детей из класса уснули. Это было нелепо. Как корейские дети получают рекордные баллы за тесты, если столько спят на уроках?

Скоро он узнал, зачем учителю чесалка для спины. Это был корейский вариант будильника. Некоторые учителя слегка постукивали ею детей по головам, если те засыпали или разговаривали на уроке. Дети называли ее «добрая палочка».

В обед Эрик пошел за другими школьниками в кафетерий и делал то же, что и они, набирая тарелки с кимчи – острой квашеной капустой, которая в Корее всегда на столе, а также прозрачной лапшой и чем-то вроде тушеных овощей с мясом. Он заметил канадку и с облегчением сел рядом с ней. Приятно было поесть настоящей свежеприготовленной еды, а не разогретой, как в Миннетонке.

В какой-то момент, сидя в этом теплом кафетерии и накручивая лапшу на палочки, Эрик почувствовал, что принял верное решение поехать в Корею. Дети, с которыми он окончил среднюю школу, как раз начинали учиться в колледже. Они покупали себе сверхдлинные простыни в «Bed Bath & Beyond» и знакомились с соседями по общежитию, ходили на семинары для первокурсников и студенческие вечеринки. Эрик обдуманно сошел с этой проторенной дорожки. Он 13 лет учился в школе и большую часть этого времени вежливо скучал. Как многие дети во всем мире, он часто смотрел на часы, рисовал на полях и думал: неужели так будет всегда?

Последние два года программа Международного бакалавриата потребовала от него полной самоотдачи. И напомнила, что значит учиться по-настоящему – думать и открывать что-то ради самого этого открытия, а не потому, что он должен это делать.

А после того как его приняли в университет Де Пола в Чикаго[24], он поставил галочку против пункта «отсрочка». Эрик хотел пожить в Азии – открыть совершенно иной мир, о котором вообще ничего не знал, и повариться в этой неизвестности. А потом вернуться, отремонтировать комнату в общежитии и начать овую, студенческую жизнь.

Корейские дети проглатывали еду и выбегали наружу, чтобы насладиться оставшимся свободным временем. Некоторые мальчики играли в футбол, а несколько девочек сели на ступени и склонились над своими мобильными, подключившись к CyWorld – это что-то вроде Facebook, только с бльшим количеством элементов управления. Эрик одним из последних доел обед и покинул кафетерий.

На перемене Эрик спросил одного из учеников о тесте, о котором постоянно слышал, – его ученики старших классов Кореи сдают перед выпуском.

–Это что-то вроде отборочного теста SAT в Америке, – сказал мальчик. – Разница только в том, что результат определяет всю будущую жизнь. Если у тебя высокий балл, то у тебя хорошее будущее, низкий – ну, сам понимаешь.

Самый высокий балл гарантировал поступление в один из трех наиболее престижных корейских университетов, а после него тебе обеспечена хорошая работа, красивый дом и безбедная жизнь. Все будут тебя уважать. Ты избран Богом, как полушутя говорил другой школьник.

Но была одна проблема: только 2 % выпускников попадало в лучшие вузы. Одноклассники Эрика говорили об этом тесте с ужасом. Они проведут два года жизни за учебой, мыслями о будущем и молитвами об успешной сдаче теста. Ни один из них не жаждал его сдавать.

Как корейские дети получают рекордные баллы за тесты, если столько спят на уроках?

В Миннесоте есть собственный выпускной тест. Эрик сдал математику в 11-м классе, но тест был таким простым, что детей, получивших меньше баллов, чем нужно, автоматически зачисляли в специальный класс, и им приходилось пересдавать тест до тех пор, пока не сдадут. Корейский же тест трудный, его сдают раз в году. Пересдать его можно, но этого приходится ждать целый год.

На следующем уроке учитель написал баллы каждого ученика за тест на доске, используя идентификационные номера, а не имена. Но все дети знали номера друг друга. Впервые в жизни Эрик видел, как его одноклассников публично оценивают. Одна девочка обхватила голову руками, другая покачала головой.

Большая часть результатов школьных тестов строилась в виде графика, и только 4 % детей могли получить высший балл. Это была бесконечная иерархия, вплоть до «девятки» – наихудшей отметки, которую получают 4 % самых слабых учеников класса.

Все в классе Эрика знали баллы остальных не только за этот тест, но и за другие. Лучшие 28 детей этого выпуска были героями класса, а также страдальцами. Поскольку им было что терять, они работали больше всех.

В 14.10 Эрик ушел из школы. Так как он был школьником по обмену, его освободили от полной нагрузки. Он спросил, что будет после того, как он уйдет домой.

–Будем заниматься.

–До которого часа?

–Уроки кончаются в 16.10, – услышал он в ответ. – Потом мы убираем школу, моем полы, вытираем доски и т. п. Наказанные за плохое поведение или длинные волосы надевают красные фартуки и моют туалеты. И ни для кого исключений не делается. В полпятого мы опять готовимся к тесту. А потом ужинаем в школьном кафетерии. После обеда у нас яджа – двухчасовые занятия под надзором учителя. Мы просматриваем свои записи за день или онлайн – подготовительные лекции к тесту. Около 9 вечера мы расходимся и… едем в частные академии внешкольного образования – хагвоны. Здесь мы учимся по-настоящему. И только после этого мы едем домой спать. И снова в школу к 8 утра.

Эрик слушал эту эпопею с растущим чувством ужаса. Как подростки могут не заниматься ничем – буквально ничем, – кроме учебы? Тут он понял, что наблюдал сегодня в классе. Дети вели себя так, будто они живут в этой аудитории, потому что, по существу, так и было. Они каждый день проводили здесь больше 12 часов и уже ходили в школу почти на два месяца дольше, чем дети в Миннесоте. Его одноклассники спали в своих классах по одной простой причине: потому что были измучены.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

В том вошли курсы лекций И. А. Ильина по философии, философии права и этике, прочитанные им в 1912–1...
Нет, наверное, в политической истории России начала ХХ в. более крупного государственного деятеля, ч...
Английская писательница Диана Уинн Джонс считается последней великой сказочницей. Миры ее книг насто...
Серия «Детям – о народах Дагестана» предназначена для детей от 7 лет. Она позволяет юным дагестанцам...
В книге впервые воссоздается история возникновения российского ледокольного флота за указанный перио...
Эта книга рассказывает об истории первого в мире ледокола, способного форсировать тяжёлые льды. Знам...