Неистовая звезда Янг Мойра

Во сне всякое может случиться. В жизни все не так, как во сне. Ну, до вчерашней зари так и было. А вчера на заре она проснулась, и мир вокруг стал полон песен. И в ней песни зазвучали.

Она быстро сообразила, что этих песен никто больше не слышит. А потом поняла, что это за песни. Это зов. Она услышала зов. Ауриэль Тай услышала зов, когда была совсем маленькой. Ей свет песни пел. А ее дедушка стал ее учителем. Теперь Эмми нужен учитель. Наставник. Ауриэль поможет ей его найти.

Она весь день просила Ауриэль прийти, помочь отыскать учителя. Прикладывала ладошки к валунам, весточку через них передавала. Босиком бегала по земле. Сама не знала, так ли надо делать, будет ли от этого какой толк. Надеялась, что камни и земля все расскажут свету — солнцу, луне или звездам. А потом свет передаст просьбу Эмми Ауриэль. Приходи за мной, Ауриэль, мне нужна твоя помощь.

Без Ауриэль плохо. Песен много, трудно понять, где какая. Песни камней, песни земли, ночные песни и песни дневные. Их песни звучат как вздохи, сплетаются с песнями людей. Вот как с колыбельной Молли…

А ночью она лежала, слушала песни и вдруг поняла, что одна зазвучала настойчиво, тревожно. Тихо-тихо звала за собой. Только Эмми не догадалась, что она означает.

И вдруг, когда стали собирать вещи, Эмми сообразила, что это песня из-под земли. Где темно, страшно и одиноко. Она пошла по земле босиком, чтобы ноги сами привели туда, откуда звучала песня.

Лагерь сворачиваем быстро. Мы больше месяца этим каждый день занимаемся, дело знакомое, отлаженное. Дафф, Слимов тяжеловоз, терпеливо ждет в упряжке. Молли с Томмо вешают тюки с оружием на Бина, нашего мула, а остальные седлают лошадей. Все молчат, никому разговаривать не хочется после того, что случилось.

Томмо и Крид со Следопытом обходят Расписную скалу, ищут Нерона. Мой волкодав протяжно воет. Я догадываюсь, что Нерона они вряд ли найдут. Наконец они возвращаются.

— Ни следа не обнаружили, — расстроенно говорит Томмо.

Марси собирается залезть на Тэм, краденую рыжую лошадь, и я подхожу помочь. Вообще-то Марси и без моей помощи прекрасно справится, но мне с ней надо поговорить. Темные круги у нее под глазами в свете луны кажутся черными, каждая морщинка видна. Руки расцарапаны — это Нерон постарался. Но Марси сидит верхом, как королева — высокая, спина прямая, на шее рабский ошейник.

Я поправляю уздечку и шепчу:

— Нам надо поговорить. Наедине. Сразу, как в Звездную дорожку приедем, ладно?

Она молча кивает.

— Марси, тебе удобно? — спрашивает Лу.

Я вздрагиваю от неожиданности. Не слышала, как он подошел.

— Ты лучше за сестрой присмотри, — велит ему Марси. — Она сильно расстроилась.

Лу обнимает меня за плечи.

— Конечно, присмотрю и без напоминаний обойдусь. Саба, Нерон нас сам найдет, ты же знаешь. Он не потеряется. Просто улетел по своим вороновым делам, вот и все.

Я закидываю котомку на спину Гермеса. Томмо во все глаза уставился на меня. Он присел на корточки, шнурки завязывает. Как только замечает, что я на него смотрю, опускает взгляд и краснеет. Мне совестно и стыдно. Я совсем забыла, что он ночью хотел со мной поговорить. Лу прав, не надо было его за руку брать тогда, у моста.

— Ну, все знают, куда путь держим? — спрашивает Слим. — В Пятый сектор, в Звездную дорожку. — Он картинно вскидывает руку. — Нам туда, на юго-запад.

— Да знаем, знаем, — вздыхает Эш. — Ты нам два раза говорил.

— Там вывеску наверняка вьюнком опять заплело, не разберешь, — говорит Слим. — Поэтому надо бы…

— Глядеть во все глаза, — подхватываю я. — Так и сделаем. Езжай уже!

— Я Пегполет про вас рассказывал, — продолжает Слим, — но на радушный прием не надейтесь. Пег — на все руки мастер, но гостей не привечает. Поэтому туда редко кто заглядывает. Так что лучшего места для укрытия не сыскать. Да, кстати, по дороге я заеду к Ивовому ручью, там у Управителя зуб разболелся, надо вырвать. Ну может, еще где остановлюсь. Я же передвижной терапевт-хирург, мне надо видимость соблюдать. Я как волк в овечьей шкуре. То есть в овечьем платье. Ха! Представляете, если овцу в платье нарядить?

— Слим, да езжай ты уже! — не выдерживаю я.

— Дафф, поехали! До встречи, други! — кричит Слим.

Космический Компендиляриум трогается с места. Бутылки, фляжки, склянки и пузырьки позвякивают на полочках в коробе телеги.

Слим, конечно, чудак, каких мало, но лекарь отличный. В Новом Эдеме его уважают и ценят. Недаром на руке у него метка вытатуирована — пять кружков в ряд. Значит, он полезен, ему разрешено по Новому Эдему колесить. От восхода солнца до самого захода. После захода только тонтонам позволено. Но до восхода еще далеко, поэтому Слиму придется окольными путями ехать. По старым заброшенным дорогам. Демало новые дороги построил, все теперь по ним идут. А мы пойдем сами по себе и все равно до Звездной дорожки доберемся прежде Слима.

Я оглядываю площадку. От лагеря следов не осталось. Про Нерона думать не хочу. Не буду. Все собрались, готовятся сесть на лошадей. Только Эмми нигде не видно.

— Где Эмми? — спрашиваю я.

Никто не знает. Как мы вещи стали собирать, так она и пропала.

— Она вчера целый день смурная ходила, — замечает Молли.

— Ну что с ней делать?! — вздыхаю я. — Никого она не слушает.

— Я ее поищу, — предлагает Лу.

— Эй, поглядите, кого я нашла! — раздается крик из расщелины.

Мы оборачиваемся. Эмми выбегает на площадку. В руках у нее Нерон.

У меня сердце колотится о ребра.

Следопыт бросается к Эмми, лает как бешеный. Я бегу к ней, беру ворона, прижимаю к груди. Нерон каркает, рассказывает мне, что с ним случилось. Эх, жаль, я его не понимаю. Следопыт прыгает вокруг, лижет приятеля, того и гляди утопит в слюнях. Я отгоняю волкодава.

— Ты где его нашла? — спрашивает Крид. — Мы все обыскали, Саба, честное слово.

Я внимательно осматриваю Нерона, проверяю, все ли с ним в порядке.

Эмми довольно переводит дух и тараторит:

— Его в кроличьей норе спрятали. За ногу к корню привязали и клюв обмотали бечевой, чтоб не каркал. Только он почти от нее избавился. Он же умный. Тер-тер об острый камень, пока не протер. Бедный Нерон! Он, наверное, сильно испугался. А как меня увидел, сразу обрадовался.

— А где эта кроличья нора? — спрашиваю я.

— Ну там где-то… — Эмми рассеянно машет рукой.

— Под землей, значит, — говорит Крид. — Вот почему Следопыт его не учуял. Он по кроличьим норам не охотится.

— И как ты догадалась, где искать? — не отстаю я.

Эмми врать не умеет. Вот и сейчас отводит глаза, как собака, которая кусок мяса уволокла.

— Ну… я вроде как почувствовала…

— Почувствовала она, — вздыхает Лу. — Выдумщица ты, Эмми. Кончай уже эти фокусы. Притворство одно.

— А вот и не притворство, — упирается она.

Лу хмуро глядит на меня.

И тут Нерон сдавленно каркает. Перья у него на голове торчат во все стороны — это Следопыт их обслюнявил. Мы все смеемся. Мы так давно не смеялись, что я и забыла, как это. Одной рукой обнимаю Эмми, целую ее в макушку.

— Спасибо, сестричка, — говорю я.

— Прости меня, пожалуйста, что я на пост не пошла. Мне очень стыдно, честное слово. Знаешь, я вот бечевку принесла, которой Нерона связали.

Она протягивает мне обрывок конопляной веревки. Самая обычная веревка, у всех в ходу. Я засовываю ее в карман.

— А ботинки твои где? — спрашиваю я. — Быстро надевай! Ты прямо хуже Крида. Все, поехали. Следующая остановка — Звездная дорожка.

Нерон и сам бы освободился. Клюв он ему не туго обмотал. Все равно он поступил мерзко. Подло. Самому за себя стыдно. Противно. Надо же, выкрал ворона, напугал его.

И ее напугал. Она решила, что тонтоны на их след напали. А дохлый ворон и Нерон — знак того, что тонтоны их всегда и везде разыщут. Ну и что? Сдаваться она не намерена. И убегать тоже. Он и не думал, что она захочет сдаться или сбежать куда глаза глядят.

Он вообще ни о чем не думал. Просто голову потерял. Сглупил. Не надо было Нерона прятать. А все потому, что ночью в лесу испугался.

Нет, надо соображать. Забыть про Демало. Поступить, как с самого начала задумал. Так оно вернее выйдет. Пойти за ней следом, когда она на встречу с Джеком отправится. А случай подвернется. Обязательно подвернется.

И тогда их прошлое и будущее обеспечено.

Путь в Пятый сектор идет по горам, где из голых скал бьют ядовитые источники. Там гуляет эхо давних сражений, холодит кожу. Ветер воет, точит когти о камни. Горную тропу завалило недавней лавиной. Приходится спешиться, вести лошадей в поводу. Мы осторожно пробираемся между обломков.

Я с самого начала еду в конце, хочу остаться наедине со своими мыслями. Ничего не получается. Нерон сидит у меня за пазухой. Высунул голову, глядит, куда мы едем. Следопыт бежит рядом, подпрыгивает, тычет мордой, проверяет, как там его приятель.

Эш останавливается, ждет, пока мы подъедем.

— Ну как ты, Нерон? — спрашивает она, осторожно тянет к нему руку.

Ворон недовольно каркает, грозно наклоняет клюв.

— Ш-ш, я тебя не обижу, — говорит Эш.

Только он ее к себе не подпускает.

— Ну надо же! — вздыхает она.

Я киваю и трогаю поводья, но Эш меня останавливает. Злой ветер дергает ее за множество косичек, ерошит лошадям гривы. Эш поворачивается спиной к ветру. Высокая, глаза мрачные, лицо бледное, суровое. Словно мы потревожили в развалинах тень древнего воина. Холодные пальцы теребят рукав моей куртки.

— Я тут подумала, не нравится мне все это, — говорит она.

— Ты о чем? — настороженно спрашиваю я. Готовлюсь еще что-нибудь соврать.

— Да ладно, ты и сама знаешь. Нерона кто-то из наших украл. И спрятал в норе.

Я недоуменно гляжу на нее.

— Ну ты и скажешь!

— Знаешь, мне противно кого-то из наших подозревать, но никак иначе объяснить это я не могу, — вздыхает Эш.

А я не могу ей объяснить, что во всем виноват Демало. Нельзя ей это говорить. И никому нельзя.

— А кто из наших может Нерона обидеть? — спрашиваю я.

— Ну, чтобы тебя поддеть и до полусмерти перепугать, лучше не придумаешь, — объясняет она. — Мы последнее время хороводы не водим и шуточки не шутим. Трудные времена настали, подруга.

— Это ты про Крида? Вы же с ним лучшие друзья!

— Да я никого не подозреваю, правда. Ох, мне даже говорить все это противно. Может, я не права. Но тебе лучше разобраться. Если это сделал один из нас, то надо выяснить кто. И зачем.

— Ладно. Только никому об этом не говори, — предупреждаю я.

— Ага, — кивает Эш. — А ты про меня тоже не забудь. Мало ли, вдруг я пытаюсь от себя подозрения отвести. Правда, за такую глупую попытку я б сама себе голову открутила.

— Эш, ты не дури. И пусть все это останется между нами.

Она кивает, запахивает куртку поплотнее. Мы пробираемся по камням.

— Слушай, ты же меня знаешь, — говорит Эш чуть погодя. — Я ж не сумасшедшая… И вообще выдумывать не люблю. Только мне все время кажется, что она с нами.

Я сразу понимаю, про кого она. Про Мейв.

— Я ее вижу, — продолжает Эш. — Иногда оборачиваюсь, а она за спиной стоит. Живая. Настоящая. Будто в луче света. Солнечного или лунного. А потом сразу пропадает.

— Может, и так, — соглашаюсь я.

— Наши с ней жизни сплелись крепко-накрепко, — вздыхает Эш. — Даже не представляю, как теперь без нее. У нас с ней было… Ну, понимаешь, о чем я? Нет, не то чтобы всерьез, мы с ней не по этой части, но…

— Правда? — удивляюсь я. — А я думала, что у нее с Лу…

Эш с улыбкой косится на меня.

— Да ладно тебе. Он, она — какая разница.

— Прости, что мы ее редко вспоминаем, — вздыхаю я. — Я так виновата…

— Не вини себя, — говорит Эш. — Ей бы это не понравилось. Она в тебя всегда верила. И в наше дело верила. Помни, какой она была, и черпай в этом силу.

Нерон подставляет голову под ладонь Эш, позволяет себя погладить.

— Эх, если б вороны говорить умели, — вздыхает она.

Да уж.

Ближе к полудню мы въезжаем на северо-восточную окраину Пятого сектора. Внезапно стало жарко, пот стекает с нас ручьями. Мы пробираемся по лесной тропинке, которая вьется среди развалин, заросших кустами. То там, то сям проглядывает кладка разрушенных стен, железные брусья и балки. Зелень жадно поглощает все следы человека, затягивает их мхом, прикрывает травой, кустами и деревьями. Лучи солнца с трудом пробиваются сквозь густую листву. Похоже, мы добрались сюда раньше Слима. Тропинкой пользуются часто, вытоптали глубокую колею, но сегодня по ней первыми проходим мы. Тропка сужается, ведет к высокой стене — остаткам какой-то громадной постройки Разрушителей, полускрытой неуклонно наступающим лесом.

Эмми со Следопытом идут за мной. Я оглядываюсь. Сестренка замерла посреди тропы. На лице Эмми застыло странное выражение.

— Что случилось? — спрашиваю я.

Она не отвечает. Следопыт скулит и обнюхивает ее. Она стоит рядом с огромным валуном, сквозь который пророс упрямый орешник. Эмми поворачивает голову и буравит взглядом камень.

— Эмми, ну чего ты валандаешься? Мы уже почти пришли. Хватить дурака валять!

Тропка упирается в высокую стену, поросшую кустарником. Никакой свалки и близко не видать.

— Ты помнишь, как Слим все объяснил? — спрашивает Крид.

— Помню, но он столько наговорил, что, может, я чего и пропустила, — отвечаю я.

— Он же предупреждал, что вывеска наверняка заросла, — вспоминает Марси.

Стену и впрямь затянул густой полог плюща и вьюнков.

Лу и Крид карабкаются вверх по лозам, срывают плети вьюнка. Мы лезем им помогать, сдираем зеленые побеги, а потом отходим подальше, стряхивая с одежды листву и веточки.

Перед нами высится здоровая ржавая арка. Вся покорежилась и погнулась от времени. Ее поддерживают балки и бревна. Посредине висит вывеска, сделанная непонятно из чего. Когда-то она была яркой, но давно выцвела. На ней нарисована комета с звездным хвостом, которая врезается в ряд бутылок. А под картинкой виднеются буквы. Может быть, даже слова.

— Звезд-на-я… до-рож-ка… — медленно произносит Томмо. — Вот мы и пришли.

Все удивленно смотрят на него. Он краснеет до самых ушей, смущенно отворачивается.

— Ты читать умеешь, — восхищенно говорю я.

— Ну и что? — потупившись, кивает он.

— А чего раньше не сказал? — спрашивает Лу.

— А чего говорить-то? Я и числа знаю, — отвечает Томмо и с напряжением продолжает читать вывеску. — Двадцать дорожек. Активный отдых. Увлекательная игра. — На следующем слове он запинается и нерешительно шепчет: — Пен-си-о-не-рам… я не знаю, что это… пенсионерам скидка в пон. и четв.

Мы ждем продолжения.

— Это все, — объявляет Томмо.

— А что все это значит?

— Черт его знает, — вздыхаю я. — Мало ли что Разрушители выдумали. Но нам сюда, в Звездную дорожку.

— Ты здорово читаешь, Томмо, — говорит Лу. — Тебя Айк выучил?

Томмо пожимает плечами. Его жизнь разрубили надвое — до Айка и после Айка. Про жизнь после Айка он говорит, а про жизнь до Айка ни слова не скажет. Ни за что. Похоже, читать он научился в жизни до Айка.

— Ну что, пойдем посмотрим, где тут этот Пегполет, — говорю я и решительно вхожу под арку.

Мы входим в ворота. Нас много, целая толпа — восемь человек, кони, краденая рыжая лошадка, мул Бин, волкодав и нахохленный ворон. Нерон сидит у меня на плече. Он всю дорогу у меня с рук не сходит, никого к себе не подпускает, клюется, ерошит перья, злобно каркает.

Эмми ойкает.

Перед нами простирается свалка. Я такой никогда прежде не видела. Повсюду высятся груды металла, между ними тропки проложены. Кое-где стоят хижины-развалюхи. Позади двора виднеется поросший травой холм с плоской вершиной. А перед ним — здоровая куча хлама. К ней притулился сарайчик, сложенный из всякого барахольного мусора — железных дверей, покрышек, покореженных листов металла, бочек, досок и бревен. На чем оно все держится и почему не разваливается — непонятно. От сарайчика по свалке тянется паутина деревянных и веревочных лесенок. С них свисают канаты и цепи, на которых болтаются ведра и качели. Повсюду проложены желоба и настилы, установлены кадки, развешаны сети. Там и сям разбросаны колеса, утыканные флажками. На бечевках сушатся обтрепанные одежки. И, куда ни глянь, в клетках сидят сотни певчих птах. Над двором разносится их щебет. Нерон каркает, здоровается со своей родней.

Молли удивленно качает головой:

— Надо же! А я думала, хуже «Гиблого дела» не придумаешь.

— Ну и где здесь Пегполет искать? — спрашивает Эш. — И вообще, что это за имя такое?

Из-за груды хлама выходит верблюд. Костлявая блохастая дохлятина с обвисшим горбом.

— Эй, гляньте, кто пришел! — кричит Эмми.

— Божемой, — вздыхает Лу. — Я уж и думать про него забыл.

Верблюда зовут Моисей. Он нас с самого начала возненавидел. Пятикратный победитель ежегодных верблюжьих бегов в Пиллавалла. Он долго у Слима в упряжке ходил, Космический Компендиляриум по дорогам таскал. Его пришлось оставить, когда мы в Девятый сектор отправились, там верблюдов не водится. И стал Моисей возить Пегполетову телегу. После этого Слим всю ночь за Моисеем убивался, целую флягу ржаного виски выпил и грустные песни распевал, про верблюдов и про дружбу. Нам пришлось притвориться, что мы его грусть разделяем, но втихую все обрадовались, что избавились от злобной плюющейся скотины.

Вот и теперь Моисей глядит на нас недобро.

— Мрачный он какой-то, — замечает Крид. — Может, на нас сердится?

— Глупости, — говорю я. — Привет, Моисей.

Верблюд яростно ревет и бросается на нас.

— Еще как сердится! — визжит Эмми.

Мы разбегаемся кто куда. И тут с неба прямо нам на головы падает здоровенная птица. Нет, не птица, летучая машина. Но не самолет Разрушителей, а самодельный двухколесный самокат с железными крыльями и двумя вертушками — сверху и позади. Тощий летун в очках и шлеме дергает всякие рычаги.

— Берегись! — кричу я.

Моисей несется прочь, мы отскакиваем в стороны. Уф, вовремя успели. Крылатый самокат на полной скорости врезается в груду хлама и разваливается на части. Повсюду летят обломки. Грохот стоит такой, что его на Луне слышно. Когда все стихает, мы выбираемся из укрытий, отряхиваем мусор с одежды. Бин встревоженно мычит, Моисей ревет, Нерон каркает и кругами летает над головой.

— Добро пожаловать в Звездную дорожку, — бормочет Крид.

— Целы? — спрашиваю я.

Все кивают.

А летуну хоть бы что. Очки на носу, шлем съехал набок. Летун озабоченно бормочет себе под нос, осматривает обломки своего самоката. А чего там осматривать? Разбито вдребезги, на мелкие кусочки. И тут я замечаю, что вся груда сложена из остатков летающих машин — крылья, колеса и прочие приспособления. Наверное, они всегда сюда падают.

— А, так вот почему Пегполет… Пег Полет, — говорит Эш. — Теперь понятно.

— Эй, вы как там? — окликаю я летуна. — Мы приятели Слима.

Летун вытаскивает из кучи обломков вертушку, спускается с груды хлама, ворчит. Может, он меня не слышал? Уши заложило — от падения и от старости? Бегу за ним, виляю между мусорных куч. Следопыт, Нерон и Эмми пускаются за мной. Догоняем летуна, идем рядом.

— Простите, вы Пег Полет? Я…

— Слышу, слышу, ты Ангел Смерти, мне Слим про тебя рассказывал, — говорит она. — А теперь заткнись.

Божемой! Пег Полет — не он, а она. Тощая жилистая старуха с обвислой морщинистой кожей. Складки на длинной шее, как у стервятника, плечи узкие. Штаны разодраны в лохмотья, лоскуты трепещут, как перья.

— Ох, прошу прощения, что потревожили, — говорю я. — Слим скоро приедет. Он следом за нами собирался. Сказал, что вы нам разрешите…

Пег не отвечает, быстро карабкается по шаткой лесенке, бормочет себе под нос:

— Итак, начни все сначала, шаг за шагом. Недоумок, основы не забывай!

Мы с Эм взбираемся по лесенке следом. Мой волкодав сидит внизу, лает и поскуливает.

Пег не обращает на нас внимания, перебирается через завал по подвесным мосткам к своей лачуге. Мы устремляемся за ней, но дело это опасное — мостки ненадежные, веревки ветхие, вот-вот оборвутся.

— Простите, миз Пег, — продолжаю я. — Если можно, мы тут ненадолго задержимся. Честное слово, мы вас не побеспокоим.

— Простите-извините, честное слово… — бормочет Пег, сжимает под мышкой вертушку, свободной рукой рассеянно машет у виска. Птицы в клетках громко щебечут, хлопают крыльями. — Не волнуйтесь, птички мои, недолго уж ждать осталось!

Она ныряет в открытую дверь лачуги, бросает вертушку на скамью, заваленную хламом.

— Тихо! — кричит она на нас и что-то царапает на стене кусочком мела. — Воздушный поток, грузоподъемность, опора, вертикальная тяга… Шаг за шагом, с самого начала. Основы воздухоплавания, недоумок!

— Миз Пег, мы будем премного благодарны, если вы… — начинаю я и удивленно замолкаю.

На стене возникает рисунок вертушки, четкий и точный. Кто б мог подумать, что безумная старуха так умеет?

— Миз Пег, а ваши машины далеко летают? — спрашиваю я.

Она не отвечает, занятая своим делом. Нерон сунулся за нами следом. Он все еще осторожничает, но ему любопытно. В лачуге, как и во дворе, кучами свален всякий хлам. Но здесь чувствуется порядок. Кадки и ящики полны всяких частей от летающих машин. Стены покрыты рисунками. Похоже, эта хижина — самый центр всех остальных построек. От нее ветвятся проходы и лестницы к другим сарайчикам. В окошки льется солнечный свет. Все покрыто толстым слоем пыли. Посреди комнаты стоит кресло-качалка, в углу — ржавая плита, затянутая паутиной.

На скамье валяется бойцовский доспех. Беру наручья, кожаную куртку, стряхиваю с них пыль. Они древние, от Разрушителей остались, гладкие и мягкие, но прочные. Темно-коричневая кожа утыкана ржавыми железными пластинами. Блестят медные застежки. Подкладка толстая, жесткая. Похоже, стрелой не пробьешь. Наручье мне впору, защищает руку от локтя до запястья. Хорошая штука.

— Миз Пег, вы что за доспех хотите? — спрашиваю я.

— Не продается, — отвечает она и продолжает рисовать на стене.

Я вздыхаю, кладу доспех на скамью.

— Да твое это, твое. Для тебя делалось, для тебя и храню. Надевай, — говорит Пег.

Я недоуменно смотрю ей в спину, морщу лоб. Старуха из ума выжила, не иначе.

— Спасибо, — говорю я.

Надеваю куртку, прилаживаю наручья, застегиваю пряжки. И правда, как по мне сделано.

Эмми молчит, присела на корточки у стола, завороженно глядит на птичью клетку, маленькую, в два кулака. Прутья так вычурно свиты, что и не скажешь — железо. Там и листья, и цветы, и плоды разные. Следы краски на них еще остались. Ох, красота! Как же жили люди, что такие чудеса делали? И зачем?

Нерон подлетает к столу, садится. Вертит головой, рассматривает птичку в клетке. Хрипло каркает, тихонько стучит клювом по прутьям.

— Нерон, ш-ш-ш! — говорит Эмми. — Не видишь, спит она.

— Разбуди ее, пора уж, — ворчит Пег. — Там ключ. Без ключа нет песни.

Она бросает мел, вытирает руки о штаны, подходит к столу, нащупывает тощими корявыми пальцами ключ, спрятанный сбоку. Тихо щелкает пружина. Слышится негромкий перезвон. Зяблик в клетке разевает клюв, приподнимается, покачивается на жердочке, машет хвостиком. Когда песенка заканчивается, птичка закрывает клюв, опускается на место, замирает. До следующего поворота ключа.

— Ой, а пусть она еще споет, — просит Эмми.

— Пожалуйста, — строго напоминаю я.

— Ой, простите. Пожалуйста, — повторяет Эмми.

Пег досадливо отмахивается, мол, сама заводи. Эмми поворачивает ключ. Песенка тихонько крадется по пыльной комнате.

— Миз Пег, вы бы отпустили птиц из клеток, — говорю я.

— Да скоро уж, скоро, — отвечает Пег. — Мы все вместе улетим.

В дверном проеме возникает чья-то тень.

— Слим приехал, — объявляет Томмо.

Слим негромко рассказывает мне новости. По пути сюда он в трех местах останавливался — на Ивовом ручье зуб рвал, потом нарыв на шее вскрыл, а потом такую мерзкую болячку лечил, что и говорить неудобно. Он порывается сообщить мне подробности, но я его останавливаю и спрашиваю, что он еще узнал.

Все говорят одно и то же. Мол, слышали от соседей, а те от своих соседей, что тень Ангела Смерти бродит по Новому Эдему, козни чинит. Призрак появляется каждую ночь, как звездопад начинается. И прошлой ночью ее видели. И позапрошлой тоже. Ангел Смерти носится по дорогам со своим волкодавом и вороном, мстит за свою погибель любому, кто ей на пути встретится. Все встревожены, не знают, к чему бы это. Боятся, что беда грядет.

Только я по дорогам не езжу. И меня никто не видел. Как приходит звездопад, так все знамения начинают видеть. Призраков и теней. Сегодня ночью расскажу все это Джеку.

Хорошо, что в Звездной дорожке не только хлам есть. На задворках свалки обнаружился пруд с холодной чистой водой. К нему ведет тропка через огород. А у пруда растут тополя и кусты орешника. Моисей, Гермес и Бин обступили стволы, грызут кору. Тополиная кора для Гермеса любимое лакомство, он ради нее даже злобного верблюда стерпит.

Пег нам объяснила, как пруд отыскать, хотя сама, похоже, к воде давно не подходила. Воняет от нее до небес.

Марси стягивает с себя обтрепанную холщовую рубаху. На шее бледнеет след от рабского ошейника — Пег его мигом сняла, как Слим и обещал. Плечи Марси покрыты тонкой паутиной шрамов — там, где надсмотрщики ее плетьми охаживали. Она аккуратно складывает рубаху.

— Ох, спалила б ты ее, — говорю я.

— Спалю, — отвечает Марси. — Когда в Новом Эдеме рабов не останется, тогда и спалю. На здоровенном костре.

Она бредет по воде. Я швыряю ей мыло, стараюсь не глядеть на нее. Она такая тощая и измученная, что во мне вскипает красная ярость, пронзает до самого нутра. Это все Демало виноват. Вот что он вытворяет, прикрывает свои мерзкие дела красивыми словами. Марси в рабство попала. Таких, как она, много. У Слима был приятель, Билли Шесть. Тонтоны у него участок отобрали, а его самого приколотили штырем к столбу, как крысу. Мейв убили. Брэма убили. Вольных Ястребов в ночи перерезали и разбойников с Западной дороги.

— Ты людей убиваешь.

— И ты тоже. Вот только что убила. Жестокость пагубна, но без нее не обойтись. Можно сказать, это насущная необходимость. Ты ведь никого не жалела, когда уничтожила Город Надежды? Не мучилась, оттого что сожгла его дотла? Нет, мы с тобой похожи, Саба.

Я похожа на Демало? Как бы мне заглушить его голос внутри? Я все время его слышу. Он меня путает, с мысли сбивает. Румянец заливает мне щеки. Марси видит, как я краснею, но ничего не говорит. Она всегда все замечает, Марси.

— Купаться будешь? — спрашивает она.

— Я потом, если не возражаешь, — говорю я.

Она и это замечает, но молчит. Отскребает грязь с кожи, смывает рабство с себя. Я смачиваю разгоряченное лицо холодной водой. Вот если бы еще жаркие мысли остудить! Черпаю воду ладонями, пью. Живот подводит от голода.