Цацики и его семья Нильсон-Брэнстрем Мони

Домой

Цацики стоял возле своего любимого магазинчика. Там продавали газеты, сладости и подводные ружья. В витрине лежало очень красивое ружье. Оно было меньше, чем у Яниса, и как раз по руке Цацики. Он раз сто заходил в магазин и просил показать его. Продавцу это уже надоело, и теперь он наотрез отказывался доставать его, если только Цацики не надумал купить его.

Цацики вздохнул. Столько денег ему в жизни не скопить!

— Цацики! — навстречу по пристани мчалась Мамаша. Затормозив, она крепко обняла его.

— Нам надо возвращаться домой, — запыхавшись, сказала она. — Звонили из Стокгольма. Мы будем снимать клип, а еще нас пригласили играть в Германии. Дела у «Мятежников» идут в гору!

«Мамашины мятежники» — так называлась музыкальная группа, в которой Мамаша играла на бас-гитаре и пела.

— Домой? Ты имеешь в виду, в Швецию? — глаза Цацики засверкали. — Yes! — закричал он и бросился ей на шею. — Когда? Прямо сейчас? Ты сложила мои ракушки и морскую звезду для Пера Хаммара?

Морская звезда была омерзительно вонючая и поэтому сохла на крыше дома.

— Успокойся, — засмеялась Мамаша и закружила Цацики. — Раньше пятницы билетов на самолет нет. А я-то думала, ты расстроишься.

— Почему? — не понял Цацики.

— Не захочешь расставаться с Янисом и Эленой.

— Но я же уже пожил здесь, — ответил Цацики. — Слушай, а мне тоже надо ехать с тобой в Германию?

— Нет, ты поедешь в деревню к дедушке. Я уже с ним поговорила.

— А можно Пер Хаммар поедет со мной?

— Ну конечно, — ответила Мамаша.

— Я научу его плавать под водой с маской и трубкой, — сказал Цацики.

Вернувшись в комнату над таверной, он начал сразу же укладывать в рюкзак своих плеймобилевских человечков. Он залез под кровать и достал их меч, который завалился туда несколько недель назад. С тех пор как приехала Элена, Цацики и думать о своих игрушках забыл.

— Черт, как скучно будет без тебя, — грустно чертыхнулась Элена, когда Цацики рассказал ей о своем отъезде.

— Зато теперь ты сможешь оставлять все деньги от проданных каракатиц себе, — утешил ее Цацики.

— Я больше не буду ловить каракатиц, — сказала Элена. — С тобой гораздо веселее. Мы закопаем наш клад до следующего лета, когда снова будем вместе. Ты же приедешь сюда?

— Думаю, да, — неуверенно проговорил Цацики. — Надо спросить у Мамаши.

Цацики был немножко рад, что Элена расстроилась, узнав о его отъезде, но сказать ей об этом он, конечно, не мог. Бабушка Мария цокала языком, щекотала его усиками и бранилась с Мамашей так, что слышно было на всю деревню. Она-то надеялась, что Мамаша и Янис поженятся.

Янис так огорчился, что Цацики пришлось неподвижно просидеть целый день, чтобы он мог наконец дописать свою картину.

Он повесил ее рядом с портретом Мамаши, которая так и щеголяла в черной майке и лосинах. Казалось, Янис вот-вот расплачется, и Цацики стало неловко, что он сам так рад.

Янис погладил Цацики по щеке.

— Спасибо, что разыскал меня, — сказал он. — Я и не догадывался, насколько бедна моя жизнь, пока ты не приехал. Я рад, что у меня есть такой сын, как ты.

— А я рад, что у меня есть такой папа, — прошептал Цацики. — Папа Ловец Каракатиц.

— Ты спишь? — спросила Мамаша, когда они вечером легли в постель.

— Нет, — сонно отозвался Цацики.

— Ты бы хотел, чтобы мы с Янисом поженились и жили как настоящая семья?

Цацики немного подумал.

— Нет, — наконец сказал он. — Янис не смог бы жить у нас дома. Ему хорошо здесь, среди каракатиц, а нам с тобой хорошо дома на Паркгатан, так, как это было всегда. Я хочу, чтобы у меня был греческий папа и домашняя мама, потому что я так привык.

К автобусу Цацики и Мамашу провожала целая процессия. Впереди шел дедушка Димитрис и нес огромную коробку с фруктами, овощами и подарками, которую сложила для них бабушка Мария. Потом шла сама бабушка Мария, Эленина семья и соседи. Завершали шествие Мамаша, Цацики и Янис. Он крепко держал Цацики за руку и, казалось, не собирался разжимать ее. Последней шагала Элена.

— Чего ты такая недовольная? — спросил Цацики.

— Вот глупый, я не недовольная. Мне грустно, непонятно, что ли? Ну давай, я тебя поцелую на прощание.

Пока взрослые грузили вещи в автобус, Цацики удостоился второго поцелуя. Он был очень долгий и соленый от Элениных слез. На вкус он напоминал расставание.

— Пиши, — всхлипнула Элена.

— Конечно, — пообещал Цацики. — Правда, я не умею писать по-английски.

— Это неважно, — ответила сквозь слезы Элена. — Просто пиши, и все.

Янис протянул Цацики сверток, который нес в руке.

— Это тебе на память о папе, — сказал он.

— Можно открыть? — глаза у Цацики заискрились, как бенгальские огни.

Янис кивнул, и Цацики сорвал оберточную бумагу.

— Вот это да, — воскликнул он. — Вот это да!

Это было то самое ружье, о котором он так давно мечтал.

— Спасибо, папа! — он крепко обнял Яниса. — Огромное спасибо!

— Должно быть, рыба водится и в Стокгольме, — со слезами на глазах сказал Янис. — Я буду очень скучать по тебе!

— Я тоже, — теперь плакал и Цацики.

Шофер начал сигналить. Пора было отправляться в путь.

— До свидания, папа, — прошептал Цацики.

— До скорой встречи, мой сын, — прошептал папа Ловец Каракатиц.

Автобус тронулся, и Цацики бешено замахал в открытое окно. Янис стоял немного в стороне от остальных, и вид у него был очень несчастный.

— Стойте! — закричал Цацики и кинулся в проход. — Стойте!

Шофер резко затормозил и открыл двери. Цацики подбежал к Янису.

— Держи, — сказал он, протягивая ружье. — Я хочу, чтобы оно хранилось у тебя. Чтобы ты знал, что я точно вернусь…

И поспешил обратно к автобусу.

— Ну все, теперь домой, — сказал он.

Укротитель мух

Цацики проснулся от знакомого уютного жужжания мухи. Она села ему на кончик носа, и он позволил ей немного побродить по его лицу. Она пощекотала ему нижнюю губу, но чего только не приходится терпеть, если хочешь стать укротителем мух.

Цацики уже целую неделю приручал эту муху. Во всяком случае, ему хотелось думать, что это одна и та же муха, правда, дрессировке она никак не поддавалась. Стоило ему протянуть руку, чтобы ее погладить, как она тут же взмывала в воздух. Видно, на укрощение мухи требуется гораздо больше времени.

Прошла всего неделя и один день с тех пор, как они покинули Агиос Аммос, но казалось, что они здесь гораздо дольше. Перед тем как Цацики отправился на ваксхольмском пароме к дедушке в деревню, Мамаша отдала фотопленки в проявку и печать, и теперь он мог в любой момент, когда ему вздумается, рассматривать греческие снимки.

По мнению дедушки, Янис был самый крутой и стильный папа. Так же считал и Пер Хаммар. Он приехал к Цацики три дня назад. Пер Хаммар был лучший в мире друг. Сейчас он спал в своей кровати, рядом с кроватью Цацики.

Он посвистывал во сне, как маленький поросенок, но когда Цацики встал, он просто повернулся на другой бок. Пер Хаммар очень устал. Они болтали до поздней ночи.

— Ну спите уже, — каждый вечер по сто раз говорил им дедушка. Но им слишком многое надо было обсудить. Темы для разговора никогда не иссякали. Как только один из них начинал засыпать, другой вспоминал о чем-то суперважном. Вчера они уснули прямо в одежде. Это оказалось очень удобно — не надо одеваться утром.

У дедушки в деревне такие вещи легко сходили с рук. Он даже забывал напоминать им чистить зубы. С дедушкой можно было расслабиться.

Мамаша осталась в городе. «Мятежники» записывали свой клип, Мамаша звонила им и рассказывала, что получается очень круто. Она не успевала навестить их перед отъездом в Германию, но к началу школы обещала вернуться в Стокгольм.

Бабушка тоже не поехала в деревню. Она снимала рекламные ролики для телевидения, и работы у нее было невпроворот.

Зато дедушка старался работать как можно меньше. Он обожал деревню, обожал расставлять сети, возиться со своими цветами и подолгу гулять в лесу.

— Но в основном я предпочитаю отдыхать, — повторял он, раскуривая свою трубку.

Правда, теперь он уже понял, что отдыхать, когда рядом есть Цацики и Пер Хаммар, трудновато.

Цацики вышел на улицу и пописал в мокрую от росы траву. Писать на улице — это особое, летнее развлечение. Когда Цацики был маленький и возвращался в город после целого лета, проведенного в деревне, он отказывался ходить в туалет. Он предпочитал писать в Крунубергском парке. У Мамаши в спальне висела фотография, на которой Цацики в голубой пижаме писает возле дерева в парке.

В кухне приятно пахло кофе, и дедушка налил чашку и ему тоже. Сидеть с дедушкой на залитом солнцем крылечке с чашечкой кофе было особенно здорово, ведь Мамаша обычно не разрешала Цацики пить кофе. Правда, он всегда просил дедушку добавить побольше молока и сахара, иначе кофе казался ему все же довольно противным.

— А где же Пер? — спросил дедушка и выбросил крошки от хлеба птичкам.

— Он спит, — ответил Цацики, — но я его скоро разбужу. Я придумал отличное испытание.

Цацики и Пер Хаммар соревновались, кто из них отважнее.

Цацики не сомневался, что он смелее, поскольку прыгал с утеса в Греции. Пер Хаммар был убежден, что и он бы прыгнул. Но доказать это было невозможно, поэтому они и выдумывали разные другие испытания.

Для начала они лазили на сказочный дуб — это было огромное дерево, достающее до самых небес. Пер Хаммар забрался выше Цацики. Он залез так высоко, что не смог спуститься. Он даже смотреть вниз боялся. Просто сидел, уцепившись за ветку.

Дедушке пришлось звать Улле. Улле, крестьянин с их острова, поднялся к Перу Хаммару, обвязал его веревкой, а потом они вместе с дедушкой спустили Пера на землю.

— Как бы то ни было, я залез выше тебя, — гордо сказал Пер Хаммар.

— Но ты не смог спуститься, поэтому это не считается.

Цацики выиграл соревнование по прыжкам в сено. Прыгая с верхней балки на сеновале, он смог сделать сальто в воздухе. Пер Хаммар на это не решился.

Потом Пер Хаммар придумал состязание, кто дольше просидит в воде. Был ненастный день, жутко штормило, и шел проливной дождь. Пер Хаммар победил. Он провел в воде тридцать три минуты. Цацики вылез на берег на седьмой. Он-то привык к теплому Средиземному морю, и это соревнование казалось ему нечестным.

У Пера Хаммара так стучали зубы, что те, что уже качались, выпали. Чтобы согреть Пера, дедушка чуть ли не засунул его в печку.

А однажды они закрылись в свинарнике, чтобы проверить, кто дольше выдержит вонь. Через три минуты, задыхаясь, оба вылетели на улицу.

— Теперь я понял, наконец, смысл анекдота про Бельмана, — проговорил Пер Хаммар, — когда свиньи с появлением Бельмана выбегают из свинарника. Фу, ну и воняло же от него, наверное!

К сожалению, выбежав из свинарника, они забыли закрыть за собой дверь, и дедушке с Улле пришлось весь остаток дня бегать за свиньями и загонять их обратно.

Пятое испытание

Еще Улле держал коров. Зимой они стояли в хлеву, а рядом был огромный бассейн. В него сливали весь навоз, который накапливался за зиму, а это было немало. Несколько тони коровьего навоза!

Дедушка брал в этом бассейне удобрение для роз и клубники. Странное дело, но от навоза клубника становилась только вкуснее.

Чтобы в бассейн никто не свалился, бассейн окружили стеной. Она отлично подходила для испытания на смелость.

— Ты с ума сошел! — воскликнул Пер Хаммар, глядя на вонючую черную жижу.

Поскольку испытание придумал Цацики, то начинать должен был Пер Хаммар.

— Я отказываюсь, — заявил Пер Хаммар. — Отказываюсь, и все тут!

— Нет, так нельзя, — нервно захихикал Цацики.

— Ни за что! — отрезал Пер Хаммар.

— Ладно, давай вместе. Ты от того столба, я от этого, — сказал Цацики. — Кто первый дойдет до середины, победил.

Они одновременно влезли на стену и посмотрели вниз. От страха у обоих подкашивались ноги.

— На старт, внимание, марш! — скомандовал Цацики и сделал первый шаг.

Стена была не очень узкая, но когда у тебя трясутся коленки, то держать равновесие даже на самой широкой стене не так-то просто. Пер Хаммар не успел сделать и пяти шагов, как отчаянно замахал руками в воздухе.

— Чёф-ф-ф, — чавкнула жижа, когда Пер Хаммар плюхнулся в бассейн.

— На помощь! — завопил Пер Хаммар. — Спасите!

Увидев, как Пер Хаммар барахтается в навозе, Цацики захохотал. Он хохотал и хохотал и успокоился лишь тогда, когда сам очутился там же.

— На помощь! — закричал он. — Помогите!

Они орали во всю глотку, а жижа засасывала их все глубже и глубже.

На крик прибежал Улле, свирепый как бык.

— Ну все, с меня хватит! — рявкнул он, грозя им кулаком. — Сперва вы выпустили моих свиней, теперь портите удобрение! Быстро вылезайте отсюда!

Легко сказать! Они застряли в навозе по грудь. При всем желании они даже пошевельнуться не могли.

— Мы застряли, — пропищал Цацики.

Улле пришлось самому прыгнуть в бассейн. Пробираясь к ним, он ругался похлеще, чем Элена.

Полив мальчиков из шланга и замочив грязную одежду, дедушка решил, что испытаниям пора положить конец. Он смастерил две медали и обоих объявил победителями, а потом устроил соревнование по рыбной ловле. Правда, выиграл он сам — ему на крючок попалась четырехкилограммовая щука. Цацики поймал пять приличных окуней, а Пер Хаммар — крошечного окунька. Он назвал его Оскаром, посадил в таз и кормил червяками.

Когда подошла пора уезжать в город, Пер посадил Оскара в стеклянную банку и взял с собой.

— Слышал бы ты, как верещала мама, когда я пустил его к ней в ванну, — рассказывал Пер Хаммар по телефону Цацики. — Она пулей вылетела из воды и не переставала вопить, пока папа не спустил Оскара в унитаз.

— Бедный Оскар, — сказал Цацики. — Теперь он плавает среди какашек.

— Это ничем не хуже, чем купаться в коровьем навозе, — захихикал Пер Хаммар. — Но Оскар — на редкость умный окунь. Он наверняка найдет дорогу в море. Тогда я снова смогу поймать его, быть может, следующим летом. Когда ты приедешь в Стокгольм?

— К началу школы, — ответил Цацики. — Вот будет здорово, правда?

— Да, — ответил Пер Хаммар. — Я даже соскучился.

Синие губы и поцелуй с прицепом

В этом году они начали ходить во второй класс. К ним пришли два новичка. Их звали Юхан и Нира, и Цацики они показались симпатичными. Мария Грюнваль и Цацики были самые загорелые в классе. Мария отдыхала на Канарских островах, а там было так же солнечно, как в Греции.

— Мы с тобой отличная пара, — довольно заметила Мария.

Цацики тоже так считал. Но он места себе не находил, когда вспоминал о поцелуе. На большой перемене Мария Грюнваль передала через Ким, что это произойдет сегодня на продленке. После полдника они встретятся в учительской и поцелуются.

Еще в первом классе, когда Цацики и Мария Грюнваль стали парой, они решили, что во втором классе поцелуются. Тогда Цацики казалось, что это будет в далеком будущем. Теперь будущее наступило. И очень быстро.

Вообще, думал Цацики, будущее оказалось не таким уж плохим. Он уже не был самым младшим на школьном дворе. Пришли новые первоклассники, которым второклассники казались огромными, как динозавры. Малыши только радовались, проигрывая им свои стеклянные шарики. Пер Хаммар и Цацики заметно приумножили свою коллекцию.

Мамаша говорила, что нехорошо обманывать маленьких. Она хотела, чтобы они вернули шарики, но Цацики отказывался. В прошлом году он тоже проигрывал шарики. Потому-то ему и нравилось ходить во второй класс. Теперь он был старшим.

За полдником Цацики не смог проглотить ни кусочка, хотя давали черничный пирог с ванильным кремом. Во рту у него пересохло. Мария Грюнваль вела себя как ни в чем не бывало. Она умяла две порции, и губы ее посинели. Цацики ожидал синий поцелуй!

Пер Хаммар и Ким должны были сторожить у дверей учительской, чтобы никто не вошел и не помешал.

Цацики бы предпочел иметь другого сторожа, нежели Пер Хаммар, потому что он хихикал так, что едва мог устоять на месте. Цацики тоже чуть не прыскал со смеху. Он жутко волновался.

Но Ким и Мария Грюнваль не хихикали. Казалось, девчонки относятся к поцелуям серьезнее, чем мальчишки.

— Вот дураки, — сказала Ким, вталкивая Цацики в учительскую.

Через закрытую дверь Цацики слышал истерический смех Пера Хаммара. Это очень мешало романтическому настроению. Цацики нервно облизывался.

Мария Грюнваль многозначительно вздыхала и нежно улыбалась.

— Ну что, приступим? — спросила она.

— Давай, — пропищал Цацики.

— Тогда поцелуй меня, — сказала Мария и закрыла глаза.

Вот так, раз и все? Цацики попятился.

— Ну целуй же, — повторила Мария и сложила свои синие губы трубочкой. Цацики быстро, почти не касаясь, поцеловал ее в щеку.

— Надо же в губы, — разочарованно сказала она. — Иначе не считается.

— Не считается? — Цацики в ужасе уставился на ее синие губы.

Видимо, он еще не дорос до поцелуев, потому что ему не хватало решимости. Ему было очень страшно. Совсем не так, как с кузиной Эленой.

Тогда Мария крепко обняла его и поцеловала прямо в губы.

— Вот как надо, — решительно сказала она. — Остался только поцелуй с прицепом.

— О нет, — простонал Цацики.

Поцелуй с прицепом — это поцелуй, который длится бесконечно долго. Цацики полагал, что это делают только старшеклассники, ну как Мортен Вонючая Крыса, например.

Сердце готово было выскочить у него из груди. Он тяжело дышал и, если бы тело его не онемело, он бы с радостью убежал куда подальше. Да кто угодно на его месте поступил бы точно так же.

— Спасите, — захихикал он, когда Мария Грюнваль снова обняла его. — Помогите!

И тут кто-то начал ломиться в дверь.

— Нет! — закричала Ким. — Вход запрещен! Туда нельзя!

— Но мы хотели пойти в парк поиграть в брэнболь[1], — послышался голос Роббана. — Вы не пойдете с нами?

— Пойдем, — ответил Пер Хаммар и забарабанил в дверь. — Ты скоро, Цацики?

— М-м-м, — сказал Цацики. Это все, что можно сказать, когда тебя целуют с прицепом. — М-м-м…

От зубов Марии у него болели губы, а ноги затекли. Ничего классного в поцелуях с прицепом нет. Они слишком долгие. Брэнболь куда веселее.

— Вот так-то, — наконец сказала Мария Грюнваль и ослабила хватку. — Дело сделано.

Цацики бросился к двери. Мария, возможно, стояла и подумывала о еще одном прицепе! Но Цацики был сыт по горло.

— Побежали играть в брэнболь! — крикнул он, распахнул дверь и пронесся мимо Пера Хаммара, как скорый поезд.

— Подожди меня! — крикнул Пер Хаммар.

Но Цацики не остановился. Он бежал, не останавливаясь, всю дорогу через парк до самого футбольного поля. От поцелуев почему-то ужасно хотелось бегать. Да, именно так.

Страшная новость

Настроение у Мамаши было превосходное. В газетах хвалили ее альбом, к тому же она установила кабельное телевидение, и теперь они могли смотреть MTV.

MTV был скучный канал, где целыми днями крутили музыкальные видеоклипы. Правда, Мамашин клип не показали ни разу. Это ее, конечно, огорчало.

Цацики тоже грустил. Он скучал по Йорану.

Йоран уже несколько лет снимал у них комнату. Он был военный. Очень сильный. Еще у него был мотоцикл «Харлей Дэвидсон», на котором он подвозил Цацики в школу. К тому же он пек лучшие в мире булочки.

Когда Цацики с Мамашей вернулись из Греции, они обнаружили от Йорана письмо. Он писал, что отправился с коллегой в отпуск на мотоциклах. После этого они получали от него открытки со всей Европы.

Следовало бы запретить военным иметь такой длинный отпуск, — считал Цацики. А вдруг, пока Йорана нет дома, начнется война? Швеция без него пропадет.

— Война не начнется, — пообещала Мамаша.

— Откуда ты знаешь?

Цацики часто думал о войне. Когда он вечером ложился в постель, ему казалось, что война подкрадывается все ближе и ближе. Мамаше приходилось ложиться с ним рядом и убаюкивать его, как в детстве. Говорить с ним, петь колыбельные и чесать спинку. Смотреть одному новости по телевизору ему не разрешалось.

Самое страшное было то, что в новостях все было настоящее. Не как в кино, где умирали только злодеи. На войне умирали простые люди, как Мамаша и Цацики, или оставались без ног или без глаз. Мамаша говорила, что детям следует запретить смотреть новости. Цацики считал, что запретить надо войны.

Цацики привык, что его охраняет военный. Всякий раз, заслышав на улице рев мотоцикла, он надеялся, что это Йоран. И только когда он уже начал забывать, как соскучился, по дороге с продленки увидел его мотоцикл.

Цацики не мог дожидаться лифта. Он взбежал вверх по лестнице, распахнул дверь, споткнулся о сумку Йорана и влетел в квартиру. Йоран принимал душ и что-то напевал. Но Цацики было все равно. Он бросился ему на шею, так что рюкзак и куртка сразу промокли насквозь.

— Ну ты даешь, Цацики, — засмеялся Йоран и несколько раз подкинул его в воздух.

— Пощады! — вопил Цацики. — Пощады!

— Но я так скучал, — сказал Йоран и еще раз подбросил его.

— Я тоже очень скучал, — признался Цацики, когда они вытерлись. Он сидел у Йорана на коленях и вдыхал его запах. Никто не пах так вкусно, как Йоран. У Цацики тоже будет такой запах, когда он вырастет. Запах бензина, булочек с корицей, солнца и дождя.

— Ну, рассказывай, — сказал Йоран. — Какой он, твой папа?

Цацики рассказывал и рассказывал без конца.

— Похоже, он классный, твой папа, — сказал Йоран. — Как же я рад за тебя!

— Да! — весело согласился Цацики. — Теперь у меня есть папа в Греции и ты в Стокгольме. Этим не многие могут похвастать.

Йоран снова обнял Цацики, а потом Мамашу. Она была довольна не меньше Цацики, что Йоран вернулся домой.

На праздничный ужин они приготовили спагетти с мясным фаршем. Это было любимое блюдо Йорана.

— У меня для вас новость, — сообщил Йоран, когда все поели.

— Какая? — спросил Цацики. — Ты что, купил новый мотик?

— Нет, я обручился, — сказал Йоран и покраснел.

Цацики в ужасе уставился на него. Обручиться — ведь это же почти то же самое, что жениться!

— Не слышу поздравлений, — добавил Йоран.

— Поздравляю, — каменным голосом произнесла Мамаша и начала убирать со стола.

— С кем? — спросил Цацики.

— Ее зовут Будиль. Мы вместе ездили в отпуск.

— Ты же сказал, что ездил с приятелем по работе, — ревниво заметил Цацики.

— Мы с Будиль очень давно работаем вместе.

— Девчонка — солдат в юбке, — фыркнул Цацики. — Глупее не придумаешь.

— Какая разница, девчонка или нет, — злобно ответила Мамаша. — Все военные одинаково глупые. Как ты мог вот так просто пойти и обручиться?

Она швырнула кастрюлю в раковину так, что брызги томатного соуса разлетелись по всей кухне.

— Это не было запланировано, — сказал Йоран. — Просто так вышло, и все. Я думал, вы за меня порадуетесь.

— Зря ты так думал, — сказал Цацики.