Дверь ВНИТУДА Фирсанова Юлия
— Рада была помочь. Но вернемся к нашим баранам, то бишь Вадику. Похоже, он вопреки правилам о несменяемости куратора пожелал сманить у коллеги доходную девицу, не особенно заморачиваясь морально-этическими аспектами вопроса, — резюмировала я по праву жертвы. Пусть и неудавшейся жертвы. — Интересно, а эта рыжая не могла быть какой-нибудь его кралей, следящей за парнем и приревновавшей меня из-за единственной встречи в скверике?
Идея нагрянула внезапно, но показалась не лишенной смысла, а потому и была озвучена.
— Возможно, — задумался вампир, а ЛСД, до сих пор слушавший с сосредоточенным вниманием и некоторым напряжением, вскинул голову от тарелки очень резко и снова впился в меня таким взглядом, будто без скальпеля препарировать собрался.
Голосом его, как стеклорезом, можно было кромсать даже алмазы, когда Ледников спросил:
— У гипотетической девицы Герасимова был повод предположить связь между вами иную, нежели короткая деловая встреча?
— Мм… — Я призадумалась, перебирая в памяти все моменты и то, как они могли быть истолкованы посторонними наблюдателями. — Не знаю, он меня не обнимал, но называл по имени и за руку несколько раз пытаться взять.
ЛСД реально скрипнул зубами, отложил вилку, резко встал и вышел из кухни, оставляя нас с Конрадом наедине с остатками ужина. В ванной зашумела вода. А я как дура пялилась на погнутый в нижней трети столовый прибор. Это какую же силищу надо иметь, чтобы невзначай вилки портить?
Проследив направление взгляда, вампир только буркнул:
— О чем я и говорю…
— А о чем ты говоришь? — полюбопытствовала я, не врубившись в загадочную недомолвку.
— Лучик, ты все-таки еще ребенок, — заулыбался вредный кровосос, протянул руку и принялся по-дружески лохматить мои волосы.
Я захихикала, пытаясь одновременно, во-первых, обиженно надуться из-за того, что дитем неразумным считают, хоть для вампира-долгожителя я в свои четверть века и впрямь дитя, а во-вторых, не рассмеяться, потому как волосы жутко щекотали щеки и шею.
Дверь на кухню открылась, ЛСД обозрел наш уютный тет-а-тет мрачным взглядом и снова удалился по-английски, то есть не сказав ни полслова в качестве расшифровки загадочных действий.
— Вот-вот, об этом и говорю, — еще раз подтвердил Конрад, кивнув в сторону притворенной двери, и открытым текстом объявил: — Ревнует кайст тебя, может, не хочет, а ревнует, ритуальная связь не дает равнодушным остаться. Из-за того, что она даже в малом не подтверждена, только хуже. Он чувствует свою тягу и не видит ни малейшей с твоей стороны, из-за этого притяжение такими жгутами боли сворачивается. Удивляюсь, как он еще не рычит, посуду не бьет и тебя под замок не сажает.
— Чего-о-о? — вылупилась я на доморощенного Нострадамуса.
Ну и напророчил! Такой мешок чуши вывалил, в голову не поместится, даже если попрыгать для утрамбовки. Ну в том, что из-за того обряда ЛСД магически ко мне в кровать ночью переносит, я убедилась, но ведь это всего лишь перемещение тела в пространстве из-за ошибки в ритуале, как железо к магниту, не более того. Никто ничего противоправного делать куратора не заставляет. С чего тут ревности, чреватой гнутыми вилками, взяться?
— Вам надо натяжение связи смягчить. Дать магическим узам внешнюю уверенность в том, что процесс притяжения взаимен, — объяснил Конрад.
— Ты уверен? Откуда ты вообще такие душераздирающие подробности про кайстов знаешь? Ты же вампир, а не феникс! — Я подозрительно прищурилась.
— У меня была очень богатая библиотека, — ностальгически прижмурился собеседник, — каких там только книг не стояло на полках, Лучик. Сколько веков я собирал ее по мирам, охотясь за редчайшими экземплярами.
— Да ты библиофил. — Я почти не удивилась, за пару дней успела прочувствовать, насколько многогранна натура друга, одержимого новыми впечатлениями и знаниями куда больше, чем банальной жаждой крови.
— Пожалуй, — согласился Конрад. — Кстати, ты не пробовала лечить свои травмы тем занятным украшением русалки, которое некоего Леху едва ли не с того света вернуло?
— Не-эт, совсем из головы выпало. Про браслетку я даже не подумала. Знаешь, мне кажется, ничего не получится. Сам себя за волосы из болота не вытянешь, так и раны не залечишь, — рассудила я, почти радуясь тому, что нелепые рассуждения о моей связи с Саргейденом вампир оставил. Удовлетворение отпраздновала несколькими глотками соленого томатного сока. Мм, обожаю этот вкус! Мятный чай тоже хорош, но не ко всякому блюду!
— Вероятно, ты права, владельцы — носители артефактов, даже не изучая напрямую их возможности, чувствуют суть магических предметов сильнее сторонних, самых просвещенных наблюдателей.
— Артефактов? — Я поднесла к лицу запястье, украшенное тонкой цепочкой с нанизанными на нее серо-голубыми жемчужинами, не крупными, но идеальной формы и одинакового размера. Они словно светились изнутри собственным, мягким и нежным светом.
— Магический предмет с необычными свойствами называется именно так, — согласился Конрад. — Я тут поразмыслил о твоих приобретениях из-за дверей.
— Мне уже страшно, — пошутила я, не то чтобы до конца шутя.
— Думаю, часть из них будет являться артефактами, самыми могущественными из даров бескорыстия.
— Не-а, Конрад, ну какое бескорыстие? У меня были очень меркантильные рассуждения. Когда кухню с коридором кровью угваздали, я только и думала, что такие неудобства из-за работы привратника, какой бы интересной она ни была, не окупятся. А потом вот начали окупаться.
— А тогда, когда ты меня почти дохлого выхаживала, кровью своей поила, и когда минотавра потащила на своей даче обустраивать, и когда русалку утешать бросилась, тогда ты думала о выгоде? — начал жестко бомбардировать меня вопросами вампир, чуть откинувшись на спинку стула и наставив на меня вместо указки вилку.
— Нет, но ведь потом все равно ду…
Теперь уже Конрад не дал мне договорить, усмехнувшись, он объяснил:
— Я не знаю многих принципов работы странных порталов в твоем мире, Лучик, но магия… она читает истинные намерения, а не те, которые ты выдумываешь для того, чтобы прикрыть благородные стремления. Нет, Лучик, я не смеюсь над тобой, я, пожалуй, даже почти завидую твоему бескорыстию.
— А сам-то? — сварливо поддела я, припоминая, сколько раз он уже успел меня защитить.
— Сам-то? — На красивых губах собеседника появилась циничная полуулыбка. Поигрывая вилкой, он ответил: — Я расчетливая древняя скотина, мой свет. Был, есть и буду таковым. Ты — моя единственная за многие века родная кровь, потому я готов практически на все, чтобы защитить тебя и обеспечить благополучие. Не стоит путать это с бескорыстной страстью к благодеяниям. Я не делаю ничего не несущего выгоды, ничего из того, что не интересно. Но речь о другом, Лучик, я имею в виду связь между чистотой намерений привратника и ценностью оставляемых уходящими с Земли в твоем пользовании магических предметов. Думаю, она прямая, и полагаю, скоро получу еще не одно подтверждение этой занятной теории.
— Не знаю. — Читать про магию я читала много, но ни разу не прикладывала знания, почерпнутые из беллетристики, к себе и вообще не рассматривала их как применимые к практическим ситуациям на Земле. Мухи отдельно, котлеты отдельно, как-то так.
— Не знай, — разрешил Конрад и, услышав со стороны ванной, куда удалился ЛСД, странный звук, больше всего похожий на глухой удар, приказал: — А теперь ступай, успокой кайста.
Психологом я никогда не была. Карнеги не читала. Почему одни люди поступают так, а не иначе, часто не понимаю, хоть кол на голове теши. Вдобавок у меня вообще довольно плохо с тактом, всегда предпочитала говорить то, что думаю, а думать над тем, что говорю, даже когда следовало бы вообще прикусить язык и промолчать, тоже не способна. Такая я дефективная. Однако сейчас на собственную неподкованность в отношениях «м + ж» не сошлешься, все равно придется хотя бы попытаться помочь психующему куратору.
По большому счету он-то влип с тем прошлым ритуалом, проведенным на исторической родине, куда сильнее, чем я, иначе не вел бы себя так загадочно, как та ворона из анекдота. Думаю, ЛСД в принципе неплохой чел… то есть нечеловек. Чувство долга присутствует, щепетильность и мужество, а что он не всегда тактично себя ведет, так я же не знаю, может, он очень старается и вообще по меркам кайстов эталон вежливости для палаты мер и весов. Поэтому мнимую и реальную личные обиды я загнала поглубже и, согласившись мысленно с Конрадом, постучала в прикрытую, но не закрытую на защелку дверь ванной комнаты. Распахнула ее, не дожидаясь великодушного разрешения.
И тут же заметила, как поспешно прячет за спину руку Ледников и придает физиономии совершенно каменный вид. Такой, что тролли униженно долбятся головой об стену и утюжат от разочарования пальцы, как домовые эльфы.
Вид потревоженного в неурочный час испанского гранда был почти идеален, если бы не красное пятно, замеченное мной на ребре ладони. И совершенно не верилось, что это гуашь или акварель. Не держу я на съемной квартире красок.
— Та-ак! Что с рукой? Покажи! — Я рявкнула не задумываясь, поступая привычно в привычной с юности обстановке так, как всегда вела себя с отцом.
Наш папа, в отличие от того же Стаськи, который огонь, воду и медные трубы пройдет, как два пальца об асфальт, патологически боится заболеть. Не потому, что помрет, а потому, что лечиться ужасно не любит. Не любит до такой степени, что вызвать для него врача на дом или оттащить в больницу практически невозможно даже маме, которой по плечу все, что угодно.
Бои местного значения в нашем доме по причине любого папиного недуга, который ему не удалось скрыть от семьи, продолжались с переменным успехом до той поры, пока я не начала учиться в институте. Спецкурс медицины, обязательный для посещения, у нас был весьма продвинутый, такой, что годом раньше по его окончании на руки выдавали справку о присвоении квалификации медсестры. Но нам уже не повезло. Бумажку на руки зажали, хотя знаний вдолбили столько, что голова пухла. Народ стонал и зубрил, а я почему-то училась и практиковалась с удовольствием, даже в какой-то момент пожалела, что не стала поступать в медицинский, ну да поезд всяко ушел.
Так вот, папа, следящий за моими успехами, полистал зачетку, конспекты и почему-то проникся к дочери неизъяснимым доверием. Настолько проникся, что порой, в случае внезапно нагрянувшей болезни, тихохонько отзывал меня для секретных переговоров и сообщал о недуге, испрашивая совета влечении. В тех случаях, когда я сама замечала подозрительное поведение родителя и в категоричной форме призывала его к ответу, кололся сразу. Он даже терпеливо подвергался осмотру вызванного врача, когда температурил.
Вот и сейчас при виде руки ЛСД у меня сработал старый рефлекс. Еще более интересным оказалось то, что куратор без возражений вытянул вперед руку, ссаженным ребром ладони вверх. Это же с какой силой он стукнул или стукнулся сейчас, чтобы в кровь разбить конечность?
В памяти еще был свеж разговор об артефактах, поэтому я взяла ладонь куратора в свою, а вторую развернула запястьем так, чтобы жемчужный браслет оказался прямо над раной, поводила туда и обратно. По коже пробежала теплая щекотка. Случайно повернув руку подопытной птички тыльной стороной, я узрела еще четыре окровавленные ямки. С учетом того, что вилкой Ледников себя не колол, сообразила, что ранки — след от ногтей, или в случае потомка фениксов — когтей. Пришлось лечить и их, потом я открыла воду и смыла засохшую кровь. Теперь пострадавшую руку уже невозможно было отличить от здоровой. Мысленно я еще раз поблагодарила русалочку за ее случайный и такой ценный дар.
— Все. Будь поаккуратнее, — попросила я, выпуская исцеленную конечность из пальцев. — Я тебя чем-то рассердила?
— Всему виной субъективное восприятие, — вздохнул ЛСД, отворачиваясь. Кажется, ему было неловко.
— Всякое восприятие субъективно, — пожала я плечами. — Конрад говорит, это тот ритуал, которым ты от нежелательной женитьбы отмазался, виноват. Из-за него все странности, и, чтобы полегче стало, надо что-то сделать, что-то, что продемонстрирует установление новой связи.
— Предлагаете мне заключить вас в объятия и приникнуть к устам страстным лобзанием? — мрачно сыронизировал ЛСД, опять переходя на «вы». И даже на всякий случай скрестил руки на груди. Неужели боялся попытки с моей стороны осуществить предложенное в принудительном порядке? Интересно, как бы я вообще смогла это сделать чисто технически против воли, не говоря уж о нравственном аспекте проблемы.
— Нет, целоваться с малознакомыми мужчинами, пусть даже им присущ некоторый мрачноватый шарм, меня не тянет, — покачала я головой. — Вообще, сейчас мне кажется, надо что-то другое. Все эти вспышки дурного настроения проистекают в первую очередь из недостатка взаимного доверия. Поэтому я предлагаю сделать одно упражнение. Нам об этом в институте рассказывали, только, чур, не драться.
ЛСД уставился на меня, как дикий мустанг на перепившего ковбоя, благо хоть сразу решительно возражать не стал. Наверное, сам чувствовал тяжесть связи того ритуала, благодаря коему угодил из огня да в полымя.
Я храбро зажмурилась, шагнула почти вплотную к куратору и обняла его, принимаясь осторожно поглаживать по напряженной спине. Кажется, Ледников не отшвырнул меня прочь и сам не рванул куда подальше в первый момент только потому, что опешил от непредсказуемого закидона подшефной привратницы.
«Не пугай меня, я и так боюсь», — попросила я мысленно не то в шутку, не то всерьез, скользя ладонями по черной ткани рубашки.
— Зачем? — через силу и настолько безразличным, что казался мертвым, тоном спросил мужчина.
— Это называется бондинг. Каждый человек, как нам говорили на одной из лекций по психологии общения, нуждается в дружеских прикосновениях и чувствует себя комфортно, лишь получая от двадцати до пятидесяти бондингов в день, — ответила я. — Не знаю, чем еще можно убедить узы в нашем нормальном общении, вот и решила попробовать. Не целоваться же, в самом деле. Думаю, если мы таким образом продемонстрируем доверительные отношения, станет лучше. Попробуем?
— Попробуем, — сдался ЛСД, чуть подаваясь вперед и самую-самую малость расслабляясь, он даже тоже поднял одну руку и осторожно, будто боялся обжечься, провел по моей спине.
Было немного неловко от такого тесного контакта со свежезнакомым человеком, но ничуть не противно, даже как-то совсем наоборот, особенно когда рука прошлась по серединке спины. Мрр, как приятно. Еще мама именовала меня иной раз не иначе как шелудивой свинкой исключительно из-за того, что я балдела, когда почесывали область между лопатками и выше. Туда самой без проблем и гимнастических экзерсисов обычному человеку никак не добраться.
Ой, судя по тому, как дернулся куратор, я сподобилась мурлыкнуть вслух. Пришлось торопливо объяснять:
— Ничего не могу с собой поделать, люблю, когда чешут спину. Можно еще разочек под левой лопаткой? А?
Кажется, ЛСД усмехнулся. Смотреть ему в лицо я так и не решилась, поэтому наверняка определить не могла. Зато просьбу «про почесать» безропотно выполнил: погладил и почесал и дальше стал действовать уже двумя руками, поглаживая и чуть-чуть цепляя ногтями. Я замурлыкала не таясь и довольно объявила:
— Теперь я знаю истинное назначение атавистических когтей кайстов!
— Тебе тоже требовались бондинги? — теперь уже явно в голосе была настоящая улыбка, спросил куратор.
— Да уж, — согласилась я от всего сердца, — после фальшивых от Вадика и вынужденных с Талем — наверняка.
Спина под руками опять попыталась напрячься, я укоризненно хлопнула ее обеими ладонями и пояснила:
— Я про то, как Виталик меня спасал. Там без физического контакта не обойтись было. Не дерни он меня и не свались я на него, оказалась бы под колесами. И вообще, нечего меня подозревать в чем-то безнравственно-развратном. Таль благополучно женат, и если долго смотрит на какую-то девушку, то лишь соображая, пойдет ли его жене такая же блузка и где купить.
— Прошу прощения за излишне острую реакцию, — даже сподобился извиниться куратор. Покаявшись и закусив губу, предположил, отойдя от меня и прислонившись к стене рядом с дверью: — Я не самый приятный в общении субъект, но обыкновенно могу контролировать свою речь, поступки и вполне осознаю движущие мотивы оных. В твоем случае все иначе. Этот проклятый инстинкт кайстов лишает самоконтроля. Я реагирую прежде, чем провожу анализ. Вампир, по-видимому, прав, это следствие ритуала. Надеюсь, со временем все сгладится.
— Возможно, — пожала я плечами, вспоминая о том, как ЛСД бросился на Конрада при первой встрече.
Да, драка была знатная! Интересно, это был обдуманный поступок, или уже тогда странный ритуал туманил рациональные мозги, заставляя броситься на защиту, не разбираясь, нужна эта самая защита или вовсе нет. Надо же, все анализировать и контролировать… Я бы так не смогла! Шизанулась бы раньше! Всегда ведь действовала так, как сердце велит, а уж потом пыталась подводить под его выкрутасы логическую базу.
Здоровенные напольные часы в гостиной за дверью, еще прабабушкино наследство, которое было проще оставить на квартире, чем переместить куда-либо без риска повредить, звучно отбили время. Я глянула на свои часы: ой, ну и провозилась. Сначала оказание первой помощи, потом ужин с разговором, и на закуску беседа с куратором, до закрытия банка оставалось всего ничего.
Глава 18
ЧУДОВИЩЕ С ЗЕЛЕНЫМИ ГЛАЗАМИ
— У меня сегодня еще одно дело не сделано, я отбегу в банк на полчасика, — проинформировала я ЛСД.
— Разумеется, — согласился куратор, отступая от двери еще дальше, как будто я могла снести его, не вписавшись в проем. На лицо снова упало забрало с надписью «Хладнокровный ублюдок», только в глазах почему-то остался проблеск разочарования.
«Получил передоз бондингов и теперь неделю будет от меня шарахаться?» — мелькнула мысль, но я уже влетела в свою квартиру, схватила на бегу сумочку с коридорной тумбочки, а с серванта в гостиной пару вырезок из городской еженедельной газеты. Напоследок машинально щелкнула кнопочкой сбоку электронной рамки, меняя изображение «Семья на шашлыках» на «Обузу для Стаськи». В целях экономии безбожно утекающего времени я телепортировалась в кусты рядом с нужным зданием. Не сирень, какие-то декоративные и давно не стриженные, они разрослись достаточно, чтобы закрывать обзор случайным прохожим. Банк заботился о пышных клумбах перед фасадом, но напрочь игнорировал чащобу со стороны глухой стены. А может, нарочно живую ограду растил, чтоб враг застрял на подступах? В любом случае такая политика была мне на руку, хоть и не на ногу. Туфли, даже на небольших каблуках, совершенно не предназначались для перемещения по пересеченной местности класса ниже «асфальт тротуарный, качественный». Ничего, выбралась и даже не сломала ни ноги, ни супинатора.
По счастью, других альтернативно одаренных, стремящихся в банк вечером, вместо того чтобы сидеть дома перед телевизором или гулять в парке, было немного. Я получила талончик, выбрав операцию «Перевод денежных средств», и уселась на диванчик, ожидая вызова.
Свободную минутку до подхода очереди я использовала на звонок другу, то есть соседке по даче — Катюхе, ибо мы в ответе за тех, кого приручили. В моем случае — оставили на Земле, вытащив из-за двери ВНИТУДА, пожалели, накормили, приодели и отправили на природу.
Телефон Катерина взяла не сразу, и голос ее звучал не с обычной деловитостью «я тороплюсь, говори, чего надо, и разбежимся». Появилась в интонациях какая-то ленивая расслабленность удачно поохотившейся крупной кошки.
— Привет, Гель.
— Привет. Как там мой родственник, не докучает?
— В земле с Лизочком копаются, сажают, роют, играют. — Катюха по-девчачьи хихикнула. — Без дела ни минутки не сидит. Домовитый! Забор поправил, полки в сарае сделал, ступеньку починил, корзинку Лизке сплел, шляпу, крючки для одежды из деревяшек вырезал. Золотые руки у парня. Кормлю их вместе. Пачкаются тоже на пару, правда, моется твой Роман сам, хотя я бы не отказалась ему спинку потереть.
— Эй, ты полегче на поворотах, он юноша стеснительный и непорочный, — предостерегла я. — Свою девственность отдаст только жене! Если у тебя несерьезно, клинья к нему не подбивай, сердце вдребезги разобьешь!
— А может, серьезно? — Катерина призадумалась над «может» или «не может».
— Вот когда определишься, тогда и действуй, — благословила я и, перейдя к теме меркантильной, напомнила: — Если деньги кончатся на еду или Ромке понадобится чего, позвони. Сам-то точно не решится.
— Позвоню, — согласилась соседка и объявила: — Диковатый он у тебя, неиспорченный, в технике ни черта не понимает. Из староверов, что ль, каких? Но Лизке нравится. Она мне знаешь чего вечером сказала: «Вот бы Рома мой папа оказался». Она его даже дядей не зовет, Рома, и все.
— Я же говорила, в глухомани жил, потому в городе ему плохо с непривычки. До осени он точно на даче жить будет, время присмотреться у тебя есть. Вдруг да сбудется дочкина мечта? — намекнула коварная я, радея о том, как бы получше пристроить бывшего минотавра в надежные женские руки.
— Присмотрюсь, — кажется, совершенно серьезно пообещала соседка, и на этой жизнеутверждающей ноте мы распрощались.
Подошла моя очередь. Мелодичный женский голос, делавший паузы в самых непредсказуемых местах, пригласил меня проследовать к окошку номер четыре.
Слава богу, я не напоролось на подружку из соседнего дома, работающую тут, а то пришлось бы чего-нибудь выдумывать насчет нежданно-негаданно приваливших денег. И версия «нашла на улице мешок с долларами» явно не прокатила бы.
Девушка в окошке спокойно выслушала объяснения, приняла реквизиты, и совместными усилиями за пятнадцать минут мы сделали все, что нужно. Даже сторонних комментариев моим действиям не последовало. А что смотрела сотрудница банка на меня такими глазами, как небось некогда в Питере и на юродивую Ксению не глядели, так за погляд денег не берут.
Домой я возвращалась тем же телепортационно-кустовым методом. Пусть не очень удобно и несколько волосинок оставила на особо охочей до сувениров ветке, зато быстро. Несколько мгновений дезориентации в пространстве — и на месте. Почти тот же процесс, что и в маршрутке, только в маршрутке подольше.
Бросив на тумбочку бумаги, я сменила обувь на домашние тапочки и, щелкнув замком, открыла дверь на площадку с твердым намерением немножко помусорить.
Нет, не в том причина, что лавры Старухи Шапокляк не дают спать по ночам. Причина была проста, как пять копеек, и проистекала из главной российской беды — дураков, строящих дороги и за ними ухаживающих. По весне требовалось не меньше нескольких десятков хороших дождей, чтобы смыть накопленный на обочинах и вздымающийся барханами пустыни песок. А до тех пор он немилосердно лип к обуви и умудрялся не только обосноваться на дерюжке у порога, но и распространиться по всему дому, чтобы скрипеть на паркете и забиваться в ковры. Единственным методом борьбы с этим стихийным бедствием был перманентно мокрый коврик у входной двери снаружи и выбивание обуви подошва о подошву за пределами квартиры.
Я как раз собиралась выколотить туфельки, да меня отвлекли вопли из съемной квартиры. Через дверь, прикрытую, но не закрытую на замок, слышался набирающий обороты скандал. Слов было не разобрать, но тембр голоса и интонации говорили о многом. Голосила женщина.
Поскольку оба постояльца были, вне зависимости от расы, созданиями пола мужского, у Конрада я даже имела возможность лицезреть физическое доказательство принадлежности к носителям Y-хромосомы, то сразу становилось понятно — возмущается какая-то посторонняя дама.
Ни вампир, ни кайст не казались мне любителями темпераментных выяснений отношений на повышенных тонах а-ля мавританские страсти, поэтому я решила немножечко вмешаться. Если не вовремя и не в свое дело влезу, лучше потом извинюсь. Оба ведь много для меня делали, так что долг платежом красен. Я торопливо постукала туфлю о туфлю, аккуратно убрала их на полочку и двинулась грудью на амбразуру. Рывком распахнула дверь в соседнюю квартиру.
Ледников равнодушной статуей со скрещенными руками высился в коридоре, Конрад, отслеживающий происходящее с полубрезгливым-полувеселым любопытством, вальяжно растекся по стене, как по вертикальному дивану, в проеме арки гостиной. Это свои. Они молчали. Чужая брюнетистая, чуть перезрелая, фигуристая дамочка с очень хорошим макияжем, в платье цвета платка тореадора скандалила вдохновенно, без пауз для потенциальных оправданий.
— …узнаю последней! Случайно! Если бы Громов не обмолвился, когда ты собирался мне сказать, что переехал? Или ты теперь, Сереженька, по другой части? Рубашку тебе голубую с люрексом подарить?! — хрипловатым контральто с периодическими переходами в змеиное шипение вещала разгневанная особа.
Упс, кажется, меня угораздило напороться на обоже Ледникова. Симпатичная, только сразу видно, что стерва. Или просто очень любит его, вот и ревнует по-черному, до звездочек в прозрачно-зеленых глазах? Интересно, она тоже из «Перекрестка»? Или из осведомленных кругов определенного толка, вроде господина Кольцова? Судя по платью и камешкам в ушках, не бедная дамочка, далеко не бедная. Но новых нервов и любви на денежки не купишь, что ж она так разоряется, себя не жалеючи?
Я чуть-чуть посочувствовала брюнетке, но только самую малость. Куда в большей степени, чем сочувствие, она вызывала во мне странное и все нарастающее, хорошо еще, что в арифметической, а не в геометрической профессии, раздражение. Как она вообще смеет орать в моей квартире на моих… э-э-э… друзей и обвинять их неизвестно в чем? Таким образом истолковав для себя причину злости и признав ее веской, я пошла в атаку, повысив голос. Хочешь, чтобы тебя услышали в многодетной неглухонемой семье, научишься драть горло.
— Сергей Денисович, заселяясь в квартиру, вы гарантировали не только поддержание порядка в помещении и своевременное внесение квартплаты, но и отсутствие беспокойства соседям. Они пожилые люди, плохо переносящие скандалы и крики, — объявила я.
— Прошу простить, Гелена Юрьевна, более подобное не повторится, — извинился Ледников подчеркнуто чопорно, но довольный блеск глаз я идентифицировать успела.
Многие мужчины не любят выяснять отношения и тем паче ругаться с женщинами. Им гораздо проще дать в морду своему же брату мужику, чем попытаться что-то объяснить созданию пола противоположного. Особо не любят они разборок сердечных. Это мне все Стаська рассказывал. Пока не женился, братец тем еще донжуаном был и своих пассий предпочитал передавать с рук на руки друзьям, проворачивая дело таким образом, что не он от нее переметнулся к другой, а девица хвостом крутанула. А если не получалось, то пытался на подольше исчезнуть из поля зрения настойчивой пассии. Ляпнуть же в лицо: «Давай расстанемся, надоела» — было выше сил храброго во всех других сферах брата. Не знаю уж, как у Ледникова с этой бабой-ягодкой, бывшая она или нынешняя, но в любом случае отношения с ней куратор выяснять не рвался. Потому я продолжила монолог в защиту слабого мужского пола:
— Вы вольны принимать любых гостей, однако я еще раз настоятельно прошу учитывать при приглашении вышеперечисленные пожелания.
— Ты кто такая? Старшая по дому? Не маловата ли? — фамильярно перебила меня роковая брюнетка.
— Я хозяйка данной съемной квартиры, — поправила я и скорбно резюмировала: — Боюсь, к моим пожеланиям добавляется еще один пункт: запрет на посещение квартиры этой особой. На территории своей собственности я не намерена терпеть оскорблений.
Теперь уже пышная брюнетка зашипела такой змеюкой, так опасно сузив глаза, да еще и хищно скрючив пальцы с ногтями цвета фуксии, что я задумалась: а успею ли захлопнуть дверь перед носом красотки до того, как она бросится на меня с желанием разодрать в клочья. Фантазия продолжилась зрелищем завязшей ногтями в древесине двери гарпии, и я, не удержавшись, едва слышно хихикнула. Зря! Краля ЛСД рассвирепела окончательно и, взвыв:
— Так это она! — двинулась с неотвратимостью танковой дивизии не на меня, к чему я в общем и целом была морально готова, а на ЛСД.
Конрад весело присвистнул. Я машинально посоветовала: «Не свисти, денег не будет!» — и ощупью пошарила на этажерке сбоку от двери, пытаясь подобрать какую-нибудь вещицу потяжелее, чтобы съездить разбушевавшуюся бабу сзади. Ничего не нашла, кроме двухлитровой бутылки с водой. Сама же ее там забыла, когда цветы в комнатах поливать заходила. Хорошая водичка, отстоянная, с капелькой жидких удобрений, чтобы зеленка гуще перла. Еще целых полбутылки оставалось!
Так что, пока безумная баба не покалечила моего куратора, я единолично приняла решение об экстренном поливе. А то уйдет ЛСД на больничный, кто ж мне ценные советы давать будет и язвить без перерыва на обед? Не тратя более времени на рассуждения о сути вещей, я чуть подала емкость назад, а потом совершила поступательное движение руками вперед, одновременно нажимая на стенки бутылки. В роскошный полет отправилась широкая струя живительной влаги. С самого детства в брызгалки не играла, однако ж навык не забылся. Прав батюшка из анекдота: «Талант не пропьешь, как фисгармонию!»
Черноволосая, громко кипящая яростью дама в красном мгновенно стала очень мокрой. Я хорошо попала. От маковки до туфелек на шпильках водичка распределилась равномерно. Скандалистка, не долетев до куратора пары десятков сантиметров, застыла, как Железный Дровосек, попавший под ливень. Медленно-медленно, будто и впрямь заржавела, развернулась ко мне. В глазах, несмотря на воду снаружи, полыхало пламя пожара.
— На выбор: уходите добровольно, или я вызываю полицию и обвиняю вас в незаконном проникновении на чужую жилплощадь. Участковый мой бывший одноклассник, а начальник РОВД — дядя подруги, — улыбаясь самым любезным образом, предложила я, извлекая из кармана чехол с мобильником, и крутанула его в пальцах на манер кольта из ковбойских боевиков.
Женщина гордо вскинула голову, надменно бросила ЛСД: «Я этого не прощу!» — и выплыла за дверь, попутно попытавшись задеть меня кормой. Я не гордая, подалась назад, пропуская мокрую возмутительницу спокойствия. Дверью она тоже намеревалась хлопнуть, да не вышло, я выставила руку вместо доводчика. А с площадки роковая брюнетка просто испарилась.
Как-то многовато в последнее время вокруг меня не только всяких чудес, обилие которых я только приветствую, а и особ разного пола, способных к нетиповым перемещениям в пространстве. Значит, точно из «Перекрестка» гневная особа, поэтому я деловито предложила куратору:
— Если хотите помириться, самое время догнать свою любовницу. Сюда, уж извините, я ее не пущу. Опасаюсь за целостность обстановки и жильцов, но, думаю, найдете где уединиться.
— Не стоит, мы расстались с Зоей Вадимовной, и мне казалось, я ясно дал ей это понять. Приношу извинения за неприятную сцену, в которой вам пришлось участвовать, — чопорно и неохотно, как нечто малосущественное, объяснил Ледников. При этом взирал на меня так, будто обнаружил на плечах еще одну голову и в настоящий момент гадал, как эта мутация произошла и почему он не заметил ее раньше.
— Ключевое слово «казалось», — хмыкнула я, мысленно в очередной раз соглашаясь с разностью мужской и женской логики, равной несхождению Востока и Запада, объединение коим суждено лишь на Страшном суде. — Ваша дама, Сергей Денисович, не уяснила, что вы считаете отношения исчерпанными. Кстати… — Теперь уже намеренно подражая витиеватой манере выражения мыслей Ледникова, я осведомилась: — Не будет ли любезен многоуважаемый куратор пояснить, имеет ли Зоя Вадимовна непосредственное отношение к «Перекрестку»?
— Многоуважаемый? — съехидничал с вопросом Конрад, подходя и запросто притягивая меня к себе, чтобы взъерошить волосы.
— Мм, ну уважают же его другие привратники… наверное… — хитро предположила я.
— Другие? — доложив в голос еще пару тонн ехидства, уточнил вампир.
— Угу, — хихикнула я и прислушалась к краткому ответу Ледникова, кривящегося от наших невинных шуточек:
— Ковальская — куратор.
— Да-а, — протянула я и поскребла кончиками ноготков щеку, — за этот день я в полной мере прочувствовала значение старой поговорки «Все познается в сравнении». Вы себя берегите, Сергей Денисович, вашего больничного или отставки я не переживу. Один куратор жулик и хапуга, второй — ревнивая истеричка, нет уж, лучше ваше ехидство.
— Ваше ехидство — звучит как титул, — рассмеялся Конрад и, притиснув меня на пару секунд к себе, как плюшевую игрушку, заинтересованно спросил: — У тебя и впрямь такие связи среди стражей?
Невольная улыбка скользнула на губы от странного именования органов охраны правопорядка. Надо же, стражи… Хотелось бы, чтобы так было по-настоящему, пусть и получается не всегда. Я честно призналась:
— Участковый — да, начальник — нет. А про дядю с языка сорвалось на волне импровизации. Анекдот один припомнила, вот и решила немножко пугнуть слишком заносчивую женщину. Не люблю, когда на меня орут или права качают, беситься начинаю. Ее, конечно, тоже понять можно, отвергнутые чувства и все такое прочее… Если ваша, Сергей Денисович, Зоя рассчитывала на продолжение романа, а вы ее круто обломали, то дама будет злиться долго, может, даже пакостить начнет.
— Не волнуйтесь, Гелена, привратники от стороннего куратора, так же как и кураторы от кураторов, не зависят, она ни чем навредить не сможет, — объяснил ЛСД. Он вцепился обеими руками в створку шкафа так, словно она была спасательным кругом, удерживающим его в бурном море людей и событий или даже не дающим сотворить что-нибудь, о чем придется жалеть впоследствии. Странные меня ассоциации посетили, наверное, от психического перенапряжения дня текущего. Пожалуй, пора заняться чем-нибудь привычным. Белье, что ли, погладить? Да, пора, а то с этими чумовыми выходными вся стираная одежда так пересохнет, что не догладишься.
Итак, чужого куратора опасаться нет резона, кроме ядовитого шипения, она ничего сделать не сможет. Кстати о «может», каким талантом обладает эта особа? Неплохо бы выяснить, так, на всякий случай. Я, не откладывая на завтра то, что можно узнать сегодня, озвучила вопрос.
— Ковальская, как и все кураторы, обладает даром переноситься в пространстве, ограниченным рядом условий. Она может оказаться лишь там, где находится тот, кого касалась хоть однажды, или где находится предмет с аналогичными свойствами. При этом, если речь о предмете, ей нужно детально знать, где именно объект находится.
— Она тоже не местная?
— Напротив, она из России. Полтора десятка лет назад ей не посчастливилось оказаться соседкой одной из привратниц. Через открытые врата прошел умирающий маг и, прежде чем скончаться, умудрился не только случайно убить привратницу, но и передать свою силу зашедшей за солью к соседке Зое. Ее феномен всесторонне изучили в «Перекрестке» и предложили работу. Я был куратором соседки Ковальской, а потом стажировал ее саму.
— Понятно. Что-то привратники у вас мрут, как комары от фумитокса. Надеюсь, меня не постигнет сия участь в ближайшие лет семьдесят. Ладно, пойду-ка я к себе. — Я тяжело вздохнула, шаркнула ножкой в тапочке, подумала, что мокрый пол надо бы вытереть, да ни малейшего желания уборкой заниматься нет. Пусть сам сохнет, естественным путем. Прихватив опустевшую бутылку для полива растений и отвергнутых женщин, я вышла, посоветовав напоследок под смешок вампира: — Дверь запирайте лучше, чтобы к вам никакие безумные маги из моих хором не прорвались! Или очередная делегация ревнивых женщин, что, пожалуй, более скверно!
Я не успела закрыть дверь, как ЛСД рванулся следом с возгласом:
— Гелена!
— Что?
Похоже, он несся на своих фениксовых рефлексах, и теперь, озадаченный моим вопросом, отступил, не зная, что сказать или сделать. Ладони нервно дернулись, сжались в кулаки, одна раскрылась, захватила край рубашки и смяла его.
— У вас давно гостей не было, лучше пусть кто-то из нас подежурит в вашей квартире, — сказал куратор. И мне почему-то показалось, как бы верны и вполне логичны ни были его слова, сказал он совсем не то, о чем думал. Я еще кумекала на этот счет, когда ЛСД продолжил: — Мы не будем мешать встрече гостей, подключимся только в крайнем случае.
— Ну я не возражаю, тем паче что вам все равно в итоге у меня оставаться, — согласилась я, впуская ЛСД в квартиру.
Вот как так получается? Я несколько лет подряд радовалась возможности уединиться и тишине, даже друзья привыкли, что ходу в мою крепость нет, и что в итоге? Этого третий день как знакомого мужчину приглашаю без возражений. Почему? А Аллах его знает. Он и Конрад не мешают, не вторгаются в личное пространство без нужды. А если вторгаются (память услужливо нарисовала картинку — тискающего меня всего пару минут назад вампира), то это пространство становится не суженным, а расширенным на двоих. Странно, чудно, непривычно, но почему-то уместно, своевременно и удобно. Да, все это так. И какая, собственно, разница почему?
— У тебя что-то опять с той магией связующей неладно? — уточнила я, щелкая замком. Если ЛСД понадобится уйти, телепортируется без затей.
— Почему ты так решила?
— Интуиция? — пожала я плечами, двигаясь в сторону ванной, чтобы наполнить прихваченную бутылку.
Кстати сказать, или некстати, а какого лешего я сама таким переносом не пользуюсь? То ли не привыкла, то ли считаю его запасным выходом исключительно для пожарных ситуаций и без нужды предпочитаю не употреблять?
— Или ментальная связь крепнет, — пробормотал под нос ЛСД.
В ванную он за мной по пятам не пошел, остался в коридоре, а потом и вовсе подался в гостиную. На кухне делать нечего, мы сытые, в спальню его не звали, а гостиная — самое то для сидения в засаде на случай неадекватного вхожденца из-за дверей между мирами.
— Я, Конрад прав, мало знаю о тех узах, которыми просил предков связать себя с избранницей. Но чувствую, ваш метод бондингов и досадный инцидент с Ковальской послужили переходу на более высокий уровень связи. Хочется верить, что теперь мы сможем контролировать происходящее на сознательном уровне.
— Секундочку. — Я присоединилась к куратору в гостиной, заодно бросив в вазу на серванте бумаги из банка, потом куда-нибудь в более подходящее место уберу. — Какое отношение ко всему этому имеет та женщина? Вы же с ней расстались не сегодня?
— Нет. — ЛСД поморщился, то ли жалел, что разговор вообще зашел так далеко, то ли ему неприятно было вспоминать Ковальскую. — Я о ваших действиях. Они могут трактоваться как ритуальные. Вы, — куратор почти давил из себя слова, но не умолкал, — неким ритуальным образом заявили на меня права, прогнав соперницу.
Я рассмеялась и отошла к низкому столику за программой ТВ. Трактовать свои действия по поливу брюнетки как ритуальное сражение за право владения господином Ледниковым мне в голову не приходило. Забавно!
Куратор улыбнулся уголком рта и с некоторой неловкостью отвернулся в сторону серванта, сделав вид, что заинтересовался вазой с кучей бумажек и фото в рамке. Да, мы там со Стаськой забавно вышли. На даче снимали, позапрошлой весной, когда он на пару дней приезжал, кое-какие документы оформлял. Фотографировала нас тогда Катюха. Братишка, хохоча, держал меня на руках, а я, тоже смеясь как дурная, бросала в объектив громадный букет пионов.
Милая фотография, одна из самых моих любимых. Куратору тоже понравилось? Обычно на чужие фотографии, не зная людей, ситуаций и истории, смотреть скучно, а ЛСД застыл перед ней, как памятник себе. Я уже хотела рассказать, почему бросила в Катюху букетом после ее язвительной шуточки, как электронная рамка вместе с фотографией загорелась бездымным алым пламенем, съеживаясь в бесформенный комок, и застыла куском вонючей пластмассы.
— Упс! Произвольное самовозгорание? Или мы не заметили гостя-невидимку с фаерболами? — поинтересовалась я.
— Прошу прощения, я готов возместить ущерб, — деревянным тоном, в котором не было ни малейшего раскаяния, а вот искры ярости, как ни крути, проскальзывали, процедил Ледников.
— Возместишь, непременно, новую купишь и принесешь. Между прочим, ты уверен, что родом из фениксов, а не каких-нибудь конанов-разрушителей или халков? Чем тебе маленькая невинная фоторамка-то не угодила? Картинка не понравилась до пламени в глазах? А мне всегда казалось, мы с братцем занятно вышли.
— Братцем? — На сей раз тон ЛСД был не деревянным, а растерянным.
— Станислав, мой старший брат, был на фото, — спокойным, умиротворяющим тоном доктора из тех краев, где пациентам требуется галоперидол, пояснила я и попросила: — Мусор выкини.
ЛСД шагнул чуть ближе, чтоб забрать оплавленный вонючий комок, а я отвернулась к окошку, пошире распахивая створку. Пусть вонь плавленой пластмассы выветривается побыстрее. И тут сзади послышался не только легкий стук останков собираемой рамки, но и шелест бумаг и вырвавшийся против воли удивленный возглас. Вот ведь черт, мало того что куратор вещи ломает, он еще и длинный в буквальном смысле слова нос в личные документы сует. И злиться не на что, сама прошляпила и не убрала. Теперь издеваться будет?
— Гелена, ты глубоко верующая христианка? — спросил он почему-то. Не с любопытством, скорее каким-то изумлением и оторопью.
— Э-э-э, я бы не сказала, — всесторонне обдумав вопрос, ответила я. — Посты не соблюдаю и иные религиозные ритуалы не исполняю, но в том, что некое высшее начало, первопричина всего есть, уверена. У такой грандиозной штуки, как Вселенная, обязан быть смысл. А с чего ты вдруг в такие вопросы ударился?
— Отдать все на благотворительность… Девочкам на операции, мальчику на протезы… Почему? Мне показалось, ты весьма бережливо относишься к деньгам.
— И вовсе не все, несколько тысяч на прокорм гостей оставила. Между прочим, к своим личным деньгам я отношусь по-разному. Иной раз и на ерунду потрачу с удовольствием, но стараюсь распределять рационально. А что за порченые вещи тебя позавчера платить заставила, это больше с досады.
ЛСД кивнул, соглашаясь, похоже, ответ совпадал со сложившимся у него мнением.
— Только те деньги, которые из «Перекрестка» мне на карточку положили, я не считаю своими, — объяснила я.
— И чьи же они? — в очередной раз удивился настолько, что буквально вытаращил глаза, куратор.
— Земли, — пожала я плечами. — Гости приходили через врата и уходили туда, куда зовет их судьба, оставляя здесь то, что не понадобится им там, как плату за новую жизнь. Те вещи, которые оставили в дар лично для меня — зарру, браслет русалочий, брошку эльфийскую, — сразу видно, а все остальное, что в деньги обратить можно и нужно, — это для мира. Это его деньги. У меня никогда не было достаточно свободных средств, чтобы помогать так, как хочется. Только по чуть-чуть. Зато теперь появились. Вот я и отдала их и дальше отдавать буду. Не потому, что помешалась на тяге к меценатству, всего лишь по одной очевидной для меня причине: я считаю, что так правильно. Единственно правильно. Это не мои деньги, поэтому я отдаю их с легким сердцем тем, кому они действительно нужны.
— Оригинальная точка зрения, — помедлив, признал ЛСД, не понимая до конца, но принимая.
— Какая есть. Я не настаиваю на ее правильности для других.
— Ни один из привратников так не делал прежде.
— Говорю же, это лишь мое мнение и мой выбор, я никому его не навязываю, даже афишировать не собиралась. Ты сам в чужие бумаги влез, — вздохнула я.
— Полагаю, я должен извиниться.
— Обожаю твою игру в слова, — рассмеялась я.
Вот ведь надменный гад: не извинился, а лишь выдвинул предположение, и если не придираться к словам, то как бы и покаялся заодно. Ключевое слово «как бы». Эй, я сказала «обожаю»? Интересно, когда меня перестала раздражать и начала забавлять манера речи куратора? Неужели это побочный эффект магического ритуала? Не знаю, но не считаю себя заколдованной. Никакой бешеной страсти к этому темноволосому и не слишком симпатичному мужчине я не испытываю, а что так быстро привыкла к его обществу и повадкам, так ведь я и к Конраду привыкла. Тогда уж логичнее считать, что это не эффект магии кайстов, а результат воздействия пыльцы фиолетового цветка — исполнение желания. Того самого желания, ненароком загаданного вампиром, — дружбы. Он не только подарил Конраду нашу дружбу, сделав ее такой крепкой, как если бы мы общались годами, но ниточки симпатии протянулись от ЛСД ко мне и обратно, протянулись и стали крепче стальных тросов. Именно поэтому, наверное, я не гоняю его сейчас по гостиной, одержимая желанием расколотить вазу о башку вандала, сломавшего рамку в приступе немотивированной ревности и сунувшего нос в мои личные документы.
Мм?.. Я думаю, что куратор сжег фото именно поэтому? А есть другие мотивы? Это что же получается, он, болезный, из-за ритуального поиска и уз так на каждого потенциального соперника реагировать будет, пока мы не найдем способ разрулить ситуацию?
— …на? Гелена? — ворвался в размышления настойчивый голос ЛСД. — Что?
— У меня есть мысль, и я ее думала, — усмехнулась я и в лоб спросила, проверяя логичность и правильность вывода: — Печальная участь рамки — результат ревности?
На скулах куратора пролегли горизонтальные розовые полосы, как будто невидимый хулиган собрался нарисовать на нем радугу и начал не с красного, а с куда более бледного оттенка. Вслух отвечать мне не стали, только согласно склонили голову так, что волосы упали завесой на лицо.
— Ясно, — хмыкнула я.
— Этот инстинкт сильнее сознательного контроля, — тихо сказал Ледников. — Кайстова вспышка, когда хочется предать огню все и всех, кто претендует на твою судьбу. Я как-то видел подобную на званом вечере… — Куратор замолчал, подбирая слова. Наверное, сложно объяснить по-русски то, что происходило в совершенно ином месте и времени, где никогда не говорили на великом и могучем. — Один из гостей застал свою супругу с любовником. От изменников осталась лишь горстка пепла, а Даэльшан лишь хохотал как безумный и плясал на парапете замка. У нас не принято учиться владеть фениксовым огнем, он прорывается редко и расценивается как дар предков. Считается, все, что сожжено им, приговорено и законно обречено на пламя. Я не пытаюсь напугать тебя, Гелена, я лишь хочу объяснить, что не я владел огнем, а он выплеснулся в мир через меня. Впервые. Раньше такого со мной никогда не случалось и, надеюсь, впредь не случится. Слишком упоительные ощущения, в них легко потеряться.
— То есть вспышку фениксова огня вызывает приступ ревности?
— Именно, или, гораздо реже, иного гнева, который у нас признается справедливым и оправданным, — сухо согласился кайст.
— Значит, я постараюсь не создавать подобных ситуаций до тех пор, пока мы не отыщем способа убрать последствия проведенного ритуала поиска, — согласилась я. Ни имуществу, ни друзьям своим, ни тем более себе самой участи сгореть в уникальном иномирном пламени я не желала. Пожалуй, стоило еще разок порадоваться тому, что у меня нет настоящего парня. — У тебя есть какие-нибудь соображения на этот счет? Как будем рубить гордиев узел?
— Я никогда не слышал о возможности повернуть ритуал поиска и обретения связи вспять или разорвать его иначе, чем смертью одного из связуемых. Именно потому выбрал такой способ избежать нежеланного брака, — ровным тоном промолвил ЛСД и прибавил в той же тональности: — Мне жаль, что ты стала невольной заложницей магии и принуждена терпеть мое общество.
— Да ладно, — пожала я плечами. — Безвыходных положений не бывает. Разберемся как-нибудь. Только квартиру мне постарайтесь больше не палить. Шутка.
Куратор собрался было то ли возразить, то ли добавить что-то, но поморщился, коснувшись запястья, скрытого рубашкой, сказал совсем другое:
— Вызов от привратника. Конрад приглядит за тобой. — И исчез.
P.S. По поводу названия главы. Кто запамятовал, чудовищем с зелеными глазами у Шекспира зовется ревность.
Глава 19
ЧЕРНЫЕ И БЕЛЫЕ,
ИЛИ ТЕОРИЯ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ ПОДВИГА
Не знаю уж, как и что ЛСД просил, но вампир звонить в дверь и являться, как Сивка-Бурка вещая каурка, в гостиной не стал. Думаю, решил положиться на слух и чутье, которые не позволят ему оставаться в стороне, если я в очередной раз во что-нибудь или с кем-нибудь влипну.
Я посмотрела на часы и собралась пойти на кухоньку, выпить еще чашечку чаю с мятой. Немножко успокоиться на ночь не повредит. Мятный чай вкусен и холодный, но я все-таки щелкнула кнопку на чайнике и присела у окошка, лениво наблюдая за полыхающим небом, по которому меж серо-синими дорожками облаков катился вниз огненный колобок.
«Ветреный день ожидается, если верить приметам». Ленивая мысль, щедро сдобренная эстетическим удовольствием созерцания, переплелась со звоном колокольчиков.
Я даже не подскочила, просто повернулась на табурете лицом к двери, куда впрыгнула — не вошла, а именно впрыгнула — пухленькая, круглощекая девица с пожаром рыжих кудрей на голове. Джинсы и растянутая футболка с каким-то неудобоваримым набором латиницы и выставленных в разные позиции пальцев были нарядом, привычным глазу, в отличие от орудия, зажатого в ее левой ладони. Я даже ойкнула от неожиданности. Рыжик держала тонкий и длинный меч из какого-то серо-голубого металла. Острый даже на вид, опасный, безжалостно-равнодушный, надменный. Не знаю, почему клинок казался именно таким. Он был красив, но нравился мне куда меньше, чем Серп Конрада. Так расфранченный дуэлянт проигрывает бывалому воину. Кстати, ножен для клинка у рыжухи не было.
— Где Черный Властелин? — быстренько состроив из растерянной мордашки нечто претендующее на суровость, вопросила девушка и попыталась грозно сдвинуть брови.
Н-да, при ее колере и густоте получилось, прямо скажем, не устрашающе, а скорее комично. Вроде маски гневного Петрушки в кукольном театре. Почти смешно, кабы не острая железка в руке сдобненькой воительницы.
— Обычно Черные Властелины живут в черных башнях, ну или замках, — вдумчиво ответила я, прихлебывая чай. Я-то в категорию Черных Властелинов никак не входила даже по половой принадлежности, не говоря уж о соответствии внешнего облика, перечне устрашающих деяний и прочей биографической дребедени. Потому не думала, что, не обнаружив разыскиваемого объекта, рыженькая кинется на меня с клинком наперевес. И вообще, тут где-то неподалеку Конрад обретается, готовый прийти на помощь, стоит мне только вякнуть. Так что страха не было ни в одном глазу, когда я благожелательно поинтересовалась: — А тебе который конкретно из черных нужен?
— Светлый Авульфик сказал, что портал приведет меня к цели, а меч в руке избранной сам найдет сердце вечного врага, — процитировала рыженькая «точную» наводку, выданную ей неким гульфиком.
— Да уж, исчерпывающий ответ. — Я почесала щеку и предложила: — Садись, чайку попьем.
— А Черный Властелин? — заупрямилась рыженькая и зыркнула глазками на полочку, где стояла вазочка с конфетами для гостей.
— Никуда не убежит, — пожала я плечами. — Ты уйдешь в свой черед туда, куда тебе суждено, а до той поры забей на проблемы и передохни. Хочешь, поболтаем, не хочешь, так посиди. Я — Гелена.
Читать бесплатно другие книги:
