Владимир Скляренко Семен

1

О чем думал князь Ярополк во время своего бегства в Родню, понимал ли он, куда ведет его изменчивая судьба?

Тут, в Родне, в небольшой деревянной крепости на высокой горе над Днепром, обычно сидело несколько сот воинов. Полевая стража следила, не выплывают ли с низовьев чужие лодии, не поднимается ли пыль под копытами какой-нибудь орды на левом берегу. Если же это случалось, воины зажигали огни, пускали дымы в небо, подавая знак в Триполье и дальше, что на Полянскую землю надвигается враг, и, приняв на себя первый удар, либо погибали с копьями в руках, либо, отбиваясь мечами и истекая кровью, отступали к Киеву. Кроме этих воинов в Родне и в землянках, выкопанных в склонах гор по Днепру, жило еще множество умельцев, которые, собирая руду на берегах и болотах Днепра и Роси, варили сталь, лили золото и серебро, ковали добрые мечи, щиты, клепали шлемы и Кольчуги, украшали их чудесной сканью,[154] чернью,[155] — изделия родненских кузнецов знали не только на Руси, но и в Других, далеких землях.

Жизнь этих людей была очень тяжкой: работая на князя и переливая золото да серебро, они не имели не только золота и серебра, но даже хлеба насущного. Поэтому они выжигали леса, пахали землю, сеяли разные злаки, сажали сады, а когда с поля налетали орды, убегали в овраги и леса и, бывало, погибали там, надеясь, что, может быть, их дети возвратятся в родные землянки, будут мирно жить там, соберут урожай в поле, плоды в садах.

Здесь, возле крепости над Днепром, и остановилась дружина Ярополка, отступавшая из Киева. Сюда на лодиях прибыл князь с женой своей Юлией и Блюдом, сюда на возах и верхом добрались, обливаясь потом, почерневшие от пыли бояре, мужи лучшие и нарочитые, которые удрали с Горы.

Вся эта киевская знать, имевшая свои терема на Горе, пожалованья во многих землях и даже здесь, у Днепра и Роси, толком раньше не знала, что за город Родня.[156] Теперь они ужаснулись: ведь это городище, а не крепость! Где, как, какие силы будут здесь за них сражаться?…

— Княже! — окружили они у ворот Родни Ярополка. — Страшно, погибнем, аки мыши!

Князь молчал. Да и что мог он теперь сказать? От ворот Родни им были видны необозримые дали, голубые воды Днепра, неустанно катившиеся к морю, на полях Роси поспевали хлеба, низовой ветерок доносил манящие, сладковатые запахи овощей древесных.[157]

Но им было видно и другое: вот на Днепре из-за устья показались северные шнеки, бусы, учаны, они растянулись полукругом вдоль берега, бросали якоря — путь по Днепру был отрезан.

С горы им было видно, как по правому берегу Днепра движутся под знаменами Владимира пешие воины, с юга и запада по желтым песчаным холмам летят конные отряды.

— Скорее в крепость! Запирайте ворота! — приказал князь Ярополк.

И бояре, мужи лучшие и нарочитые, видя вокруг только смерть, бросились к воротам, за ними воины, сторожившие до сих пор крепость. Заскрипели блоки, черный мост, как крышка гроба, поднялся и прилип к деревянному срубу городницы.

Во дворе крепости началась страшная давка — бояре и мужи торопились занять под стенами лучшие уголки, ставили там свои возы, распрягали коней, воеводы и тысяцкие гнали воинов на стены.

Князь Ярополк с женой Юлией, окруженные гриднями, прошли по узким ступенькам в одну из башен, напоминавшую глубокий колодец, стали подниматься на верх крепости.

…День, два, три — все эти дни, а особенно по ночам, родненские беглецы ждали, что воины князя Владимира пойдут на приступ, попытаются копьем взять Родню.

Но воины Владимира медлили; шнеки и бусы его, остановившись на Днепре, отрезали Ярополка от Днепра, всадники остановились на холмах и в долине у Роси — так был отрезан путь на юг, в поле, еще множество полков на берегу Днепра и повсюду в оврагах и на горах замыкали круг. Не копьем думал Владимир взять Родню, а осадой.

Это начинало пугать беглецов. Открыть ворота, выйти на равнину и там принять бой с войском Владимира дружина Ярополка не могла, сидеть в Родне — как долго? И где взять для этого силы? Особенно беспокоились бояре. Удирая из Киева, они, как видно, не все взвесили, слишком положились на слова Ярополка. Ныне он был здесь, день и ночь сидел на верху терема. Бояре хотели и должны были с ним говорить. Осанистые, крутые на словах и на деле бояре и мужи лучшие Горы вечером пошли к князю в большую светлицу на верху крепости. Здесь одно узкое окно выходило на Днепр, другое, немного пошире, на Рось. Князь Ярополк стоял у окна, выходившего на Днепр, тревожным взглядом смотрел на лодии, застывшие, словно сонные цапли, на водной глади. Юлия сидела в углу на простой деревянной лавке.

— Добрый вечер тебе и жене твоей, княже, — начал боярин Коницар, — пришли мы тебя проведать…

— Спасибо, — вяло отвечал Ярополк. — Садитесь, бояре и мужи.

— А мы и постоим, — зашумели бояре, которые наполнили светлицу и стояли ниже, на полутемной лестнице. — Дело у нас к тебе, княже.

Вперед вышел Коницар:

— Хотим спросить тебя, княже, долго ли будем тут сидеть?

Ярополк рассердился. Бояре спрашивают его, своего князя, словно он повинен в том, что произошло. Да разве не они виноваты во всем, они, на которых он опирался, которые год за годом заставляли его делать то, что им было Угодно?!

Он стоял — истинный князь, каким и должен быть, — в затканном золотом и серебром платне, с мечом у пояса, напряженный, затаившийся, хищный; бояре, крепкие, высокие, жилистые, в темных опашнях, со смуглыми лицами и сверкающими глазами, пристально смотрели на него.

— Я поступил так, как говорилось об этом в Киеве, — резко ответил боярам князь, — и все будет так, как должно быть…

— Значит, погибать будем, княже?

— Нет! — крикнул он. — Погибать никто из нас не станет. Мы с вами сила, одолеем Владимира.

Бояре помолчали.

— Но, княже, — опять начал Коницар, — где наша подмога — печенеги?

— Придут!

— А ромеи?

— Будут и ромеи.

— Княже! — раздалось сразу несколько голосов. — А ты послал гонцов к императорам?

— Гонцы поехали, они в Константинополе, сами знаете. На этом и кончилась беседа бояр с князем. Молча они спустились во двор, принялись поднимать оглобли на своих возах, чтобы отгородиться друг от друга.

День приходит после ночи, ночь завершает день. Уже тонкий, похожий на серебряный серп молодой месяц прорезался в голубых туманах над Росью.

Стражи на городницах всматривались в далекое поле и в низовье реки, за ними следили со двора сотни глаз. Каждому казалось, что он слышит топот коней в поле, всем чудились ветрила на дальнем плесе Днепра, таинственные огни на ночном небосклоне.

Но им только казалось: то не ветрила, а марево висело над далеким плесом Днепра, то не огни загорались на небосклоне — звезды.

А в самой Родне была беда. В двух колодцах, выкопанных у южной стены, за ночь набиралось на один-два локтя воды, за день — и того меньше. О, как мало было этого для нескольких тысяч воинов, запертых в крепости.

Не было в Родне и харчей. Запасы, которые были у стражи, и те, что привезли воинские обозы, быстро исчезали. Князь велел резать лошадей, но и этого было мало.

Трудно приходилось здоровым воинам и намного труднее — раненым. Голод бродил по Родне, болезни валили людей с ног. А тут еще жара — с утра до ночи в небе висело раскаленное солнце, с поля несся и все высушивал жгучий ветер; месяц в небе становился все больше, смотрел желтым ликом, словно издевался над людьми.

Разумеется, не все в Родне страдали от голода: на возах своих бояре и мужи привезли из Киева много соленой веприны, вяленой рыбы, — тайком от воинов они ели это сами, вдосталь кормили и князя с женой. Ходил слух, что знают воеводы и бояре к тому же и родник, который журчит где-то в крепостных подземельях.

А воины мечтали об одном: вырваться из Родни, напиться воды из Днепра, раздобыть плодов, зелени, кус хлеба в селах, где жили родичи. И по ночам воины спускались со стен, чтобы пробиться через стан Владимира, достать для себя и больных хлеба, воды. Эти попытки ничего не дали: многие воины смежили глаза в долине, многие с тяжкими ранами приползли обратно к стенам. И уже начало брать их сомнение — зачем они сидят в Родне, кого защищают, не лучше ли сдаться Владимиру на милость и суд праведный, чем умирать здесь, в Родне? В одну из ночей несколько воинов спустились со стен и ушли в стан Владимира, через день опять исчезли ночью несколько человек.

Но была еще в Родне сила, державшая в повиновении тысячи воинов. Этой силой были воеводы, бояре, мужи, вместе с Ярополком бежавшие из Киева.

2

Темной ночью у ворот Горы остановился порядочный отряд всадников. Стража вынесла из тайника огонь, осветила лица прибывших.

То был тысяцкий Ивор, приехавший с небольшой дружиной и несколькими неизвестными людьми. Он хотел тотчас же говорить с князем Владимиром.

Стража пропустила тысяцкого. Вместе с дружиной и неизвестными Ивор подъехал к княжескому терему, поговорил и там со стражей.

Князь вышел в одну из верхних палат, позвал туда тысяцкого.

— Будь здоров, княже Владимир, я приехал к тебе из Родни, — низко поклонился Ивор.

— Будь здоров и ты. Что случилось в Родне?

— Стоим твердо, мышь не проскользнет из города, уже, говорят, пояса свои грызут люди Ярополка. Беда будто в Родне…

— Не мы повинны в том: копьем города брать не стану, не хочу проливать напрасно кровь.

— Крови, видать, и не будет, княже! Позапрошлой ночью пробился из Родни к нашему стану, как посол Ярополка, воевода Блюд, спросил тебя и только с тобой хочет говорить.

— Где же он?

— Я привез его с собой, княже.

— Ступай приведи. Буду с ним говорить.

Когда тысяцкий Ивор с несколькими гриднями ввели воеводу Блюда в светлицу, он упал на колени, низко поклонился.

— Встань, воевода! — крикнул на него князь. Блюд поднялся.

— Что ты хочешь мне сказать?

— Хочу говорить с глазу на глаз, — прошептал Блюд.

— Добро, — согласился Владимир и знаком руки велел тысяцкому и гридням покинуть светлицу.

— Спасибо тебе, княже, — сказал тогда Блюд, — челом тебе бью не токмо я, но и брат твой князь Ярополк.

— За поклон благодарю, — усмехнулся Владимир, — но, если ты только ради этого добивался видеть меня, не стоило трудиться. Киев — не Любеч…

— Знаю, княже. — Блюд понял, на что намекает князь Владимир. — О Любече, и я, и князь Ярополк, оба сожалеем… Я тогда уговаривал князя, он было соглашался, но не один князь: воеводы и бояре наседали на него, надеялись на помощь печенегов и ромеев…

— А ныне где же ваши печенеги и ромеи?

— Они предали князя Ярополка, и он проклинает их.

— Так кто же тогда не предал Ярополка?

— Я приехал, княже, сказать, что Ярополк протягивает тебе руку, как брату, согласен на твой суд и правду.

Князь Владимир долго молчал, глядя, как трепетно горят на столе свечи.

— Много зла содеял, — сурово произнес он наконец, — и много людской крови пролил князь Ярополк, ибо не его кто-то предал, а сам он предал людей русских, попрал закон и покон отцов своих, стал убийцей братьев своих, забыл о Руси, а за все это должно ему воздаться, как головнику и татю.

Князь Владимир умолк, и только глубокие морщины, прорезавшие его лоб, крепко сжатые губы, блеск глаз говорили, как ему тяжело в эти минуты.

— Но он брат мой, и кровь отца не велит мне его карать. Прощаю ему то, что он содеял против людей моих и против меня как князя.

Блюд шагнул вперед, поймал руку Владимира, хотел ее поцеловать.

— Ты великодушен, княже Владимир, ты ни с кем несравним, и князь Ярополк будет служить тебе душой и сердцем.

Владимир раздраженно выдернул свою руку и произнес:

— Не мне должен служить брат Ярополк, а людям русским… Наша земля велика и обильна, не токмо двоим, а многим князьям найдется в ней дело.

— О княже, — выпрямился Блюд, — князь Ярополк будет служить людям денно и нощно, будет тебе верным сподвижником, я же обещаю быть твоим слугой.

Князю Владимиру хотелось, как видно, окончить разговор.

— Так и будет, — сказал он. — Поезжай в Родню и возвращайся в Киев с братом моим. Привезешь его — честь примешь от меня, аки другу воздам.

— Все сделаю, как велишь, только вот еще одно… Не я, бояре, что сидят с князем Ярополком в Родне, велели спросить: как им быть?

— Прощаю брата, прощаю и бояр. Даю грамоту, чтобы Ярополка пустили в Киев. С тобой пошлю дружину.

— Ты знаешь, княже, что многие бояре и воеводы Ярополка — христиане.

— Русские люди молятся разным богам, вон они стоят на требище за Горой. Аще христиане хотят поставить рядом с ним идолище Христа, не спорю. Не боги воюют на земле, а люди!

— Великий князь! — воскликнул Блюд. — Все сделаю, как велишь, скоро брат твой предстанет перед тобой, а за ним пойдет и все боярство. Прощай, княже!

Низко поклонившись, Блюд вышел, пятясь, из палаты. В переходах послышались шаги множества ног: там Блюда ожидал тысяцкий Ивор. Потом все затихло. В наступившей тишине Владимир подошел к окну, распахнул его сильным толчком.

Начинался рассвет, таяла ночная тьма, внизу, под Горой, выступили берега Почайны, серебристо-серая, похожая на гигантский изогнутый меч полоса Днепра, а на небосклоне, за лесами и полем, уже затрепетали розовые нити.

«Так кончается брань, — думал князь Владимир. — Умолкнут мечи, я приму Ярополка, покой настанет в землях».

Однако в душе Владимира не было покоя, после краткой беседы с воеводой Блюдом он почувствовал, что тот говорил не только о Ярополке, а и об иных, грозных, непонятных силах, которые зреют, бушуют в Русской земле.

3

Седой туман полз от Днепра, клубился над озерами, наполнял долины, волнами подступал к Родненской горе. Быстро вечерело, с левого берега надвигалась тьма, только на западе, словно пасть огромной печи, небо играло багрянцем, и на нем черными пятнами выступали деревянная крепость и стая воронья, с криком носившаяся над башнями и стенами.

В этот час к стану, обложившему Родню, подъехало несколько всадников. Показав грамоту князя Владимира, они беспрепятственно проехали через весь стан, поднялись крутой, извилистой дорогой крепости и ударили в ворота. На стенах тотчас же раздались крики, стража и всадники перекликнулись, заскрипели блоки, и опустился мост.

Так возвращался в Родню воевода Блюд. Во дворе он тяжело слез с коня, бросил поводья слугам, а сам через сени, потом по лестнице зашагал наверх в светлицу Ярополка.

Пошатываясь, Блюд остановился у порога. Желтые огни свечей осветили его лицо.

Князь Ярополк видел, как к крепости подъехал Блюд, слышал шаги на лестнице, нетерпеливо ждал воеводу.

— Добрый вечер, княже! — поздоровался Блюд.

— Добрый вечер и тебе, воевода! — отвечал князь из угла светлицы. — Что привез?

Блюд перевел дыхание, усмешка блуждала в уголках его губ.

— Я привез хорошие вести, княже.

Ярополк шагнул вперед, на его бледном лице появился румянец.

— Ты видел Владимира?

— С великим трудом пробрался я в Киев, но Владимира видел, говорил с ним, все сказал…

— Почему же ты умолк? Что сказал Владимир?

— Князь Владимир сказал, что ждет тебя в Киеве.

— Воевода Блюд, ты чего-то недоговариваешь… Зачем он ждет меня в Киеве? Судить хочет?

Блюд бросил острый и какой-то хищный взгляд на Ярополка. Впрочем, это, должно быть, лишь показалось Ярополку, потому что на лице Блюда опять появилась улыбка.

— Нет, князь Владимир ждет тебя, как брата, все прощает и говорит о приязни и любви… Вот его грамота, мы свободно можем ехать в Киев.

Ярополк взял грамоту князя Владимира с золотой печатью — это было его спасение, выход.

— И о боярстве говорил Владимир, — продолжал тем временем Блюд, — и оно может без препон возвращаться в Киев, служить Владимиру.

— Служить Владимиру? — Ярополк поднял голову и теперь уже открыто со злостью посмотрел на Блюда. — Что ж, пускай едут; надеюсь, следом за нами.

— Так, княже, — тяжело вздохнул Блюд. — Мы поедем в Киев с тобой вдвоем, вместе.

Уже совсем стемнело, когда князь Ярополк вошел в светлицу, в которой жила во время осады Родни Юлия. Там было холодно, мрачно, на столе мигал светильник, через окно вливался и оседал росой на стенах ночной туман.

— Я принес с собой корчагу вина, — произнес Ярополк, переступив порог.

— Хочешь выпить накануне нашей смерти? — спросила Юлия. Кутаясь в теплую шаль, она сидела в углу.

— Нет, хочу выпить с тобой накануне новой жизни, — бодро и весело ответил Ярополк.

— Что случилось? — вскочила Юлия. — Ты получил вести с поля? Нам помогут печенеги?

Ярополк безнадежно махнул рукой:

— Что печенеги?! Я получил вести из города Киева и утром выезжаю туда.

— Сядь, Ярополк… — Она бросилась к столу. — Сейчас я налью тебе вина.

Они уселись вместе за стол. Юлия поспешно наполнила кубок, пытливо вглядываясь в лицо Ярополка.

— Это наша последняя корчага, — медленно говорил он, — но ее не жаль осушить… Надеюсь, в Киеве удастся выпить не раз, и надо думать, вина получше… — И он до дна выпил свой кубок.

— Ты, кажется, опьянел, Ярополк… Говори же, говори, что случилось?

— Опьянел, да и как не опьянеть… Владимир предлагает мне мир.

— Он прислал своих гонцов? Но, может быть, это обман?

— Нет, я посылал к нему воеводу Блюда, нынче он вернулся. Владимир согласился говорить со мной.

— Берегись, Ярополк. В Византии, я знаю, так делают и убивают.

— Нет, Владимир никогда так не поступит — я знаю брата…

— Тогда за это и в самом деле стоит выпить. Теперь ты налей кубок мне. За что же мы выпьем?

— Пью за то, чтобы счастливо доехать до Киева, добиться согласия с Владимиром.

— Какого же согласия ты можешь добиться?

— Думаю, что и впредь останусь князем: такова была воля отца Святослава, а Владимир не нарушит его слова.

— Значит, тогда…

— Тогда я остаюсь, как и он, князем… Нам, разумеется, будет тесно вдвоем в Киеве… Что ж, я соглашусь, пойду князем в какую-нибудь землю.

— Где-нибудь на юге, поближе к Византии…

— Ты угадала мои мысли, но Владимир хитер и может послать меня не на юг, а на запад, в червенские города либо на Волынь.

— И это неплохо, Ярополк… Оттуда близко к Польше, Чехии, к германцам, а там Феофано, жена Оттона… Но ты не сказал мне, что будет со мною, когда ты уедешь в Киев.

— Воевода Блюд условился с Владимиром, что первыми завтра утром под охраной дружины выезжаем в Киев мы с ним, а потом вместе с воеводами выедешь и ты.

— За все это, Ярополк, можно выпить еще раз. О, как я рада, что нам наконец удастся вырваться из этой черной крепости у Днепра… Надеюсь, ты сегодня останешься у меня на ночь.

— Эту последнюю ночь я проведу только с тобой.

— Боже, какую чудесную новость ты мне принес! Нас с тобой, Ярополк, еще ждет счастливая жизнь.

— Мы будем счастливы только тогда, когда не станет Владимира.

— Вместе с тобой мы уничтожим когда-нибудь сына рабыни!..

Под высокой башней, в которой живет Ярополк в Родне, действительно есть подземелье, где с каменных глыб непрестанно капает и скапливается в ручеек родниковая вода.

Ночь. В подземелье нет света, через отдушину в стене едва проникает снаружи отблеск месяца. Трудно догадаться, кто стоит и сидит здесь, слышны только голоса.

— Каковы вести из Киева, что привез?

— Я говорил с Владимиром, он согласен принять Ярополка и заключить с ним мир, — отвечал Блюд.

— А про нас говорил?

— Разумеется, бояре, говорил. Владимир сказал; аще принимаю князя, приму и его бояр.

В подземелье царит молчание, но оно, как видно, красноречивее слов.

— А что в Киеве? — слышится сдавленный хриплый голос.

— Все как было.

— Стоят наши терема, дворы, клети?

— Все по-прежнему.

— Любо в городе Киеве! Гора — терема, дворы, клети, семьи…

Через отдушину струится свет месяца, он освещает лицо воеводы Воротислава, его большие, темные глаза, острый нос с горбинкой, длинные усы над тонкими, сжатыми губами.

— А насчет веры ты говорил, Блюд?

— Говорил… Смеется князь: у меня, говорит, за стеной города стоят боги всех земель, аще кто захочет, может поставить идолище Христа…

— Христос не идолище, — раздается в углу, — его не поставишь, он в сердце, без него ныне не проживет ни князь, ни смерд.

Воротислав смотрит, кто это сказал.

— И Владимир придет к тому, мы ему поможем. Так говорю?

— Так, боярин, поможем.

И тогда Блюд, притаившийся в уголке, спрашивает:

— Все так, бояре, и в Киеве я все сделаю. Но как быть с князем Ярополком?

В подземелье наступает такая тишина, что слышно, как звонко падают капли с каменных глыб в родничок… Подземелье, но даже в подземелье боярство Горы живет, думает, заботится только о себе.

— Мы уже сказали. Блюд… Будешь в Киеве, скажи князю Владимиру: мы лишь следом идем за князем Ярополком, ныне мы не его слуги.

Блюда не удовлетворяет такой ответ.

— Сами что делать будем, бояре?

— Ярополка мы уже знаем, обещал печенегов — нет их, сулил ромеев — обманул, знает себя, жену Юлию, а о нас забывает… И с Владимиром будет говорить только о себе. Что ему мы, бояре, воеводы… Вспоили, вскормили его себе на пагубу. Ныне, слышишь, Блюд, не верим ему. Приблизится к князю Владимиру, войдет в силу, много вреда нанесет нам, не поблагодарит за то, что спасли, а мстить станет.

— Чем двум князьям служить, лучше убить одного… — раздается в подземелье голос.

На рассвете поднялись на стены Родни глашатаи с рогами, затрубили в них так, что эхо понеслось над Днепром и Росью. Потом упал мост, распахнулись ворота крепости, вышла из них старшая дружина, вынесла знамена, опустила их долу — город Родня, где сидел со своей дружиной князь Ярополк, сдался.

Вышла старшая дружина и из стана Владимира, подняла с земли и поставила в один ряд со знаменами всех земель знамена Ярополка.

Бледный, с утомленным лицом, с глазами, перебегающими от старшин Владимира к воинам, без меча вышел из ворот И Ярополк. Скорбная усмешка лежала на его тонких губах.

Во дворе Родни в это время уже шумели бояре. Счастливцы, сумевшие уберечь своих лошадей, запрягали их в возы, безлошадные напрашивались к своим соседям — всем хотелось поскорее очутиться в Киеве.

— Сюда во двор спустилась и княгиня Юлия. Она не торопилась, для нее были приготовлены кони и дружина. Юлия надеялась, что попадет в Киев раньше бояр, а сейчас ей хотелось попрощаться с Ярополком и дружиной.

А из Родни все шли и шли черные от пыли, бородатые, изможденные воины; они с отвращением бросали на сухую землю у ворот свои копья, мечи, стрелы, благодарили богов, спасших им жизнь. Некоторые из них поворачивали в сторону войска Владимира, ибо там находились их отцы и братья, другие же кучками с нескрываемой радостью убегали прочь, к Днепру, к Роси, улетали, как птицы, которые осенью покидают опустошенную, холодную землю. От мрачных черных стен Родни они шли туда, где были вода, хлеб, родичи.

4

Два дня мчались на конях от Родни до Киева Ярополк и воевода Блюд.

Князь Владимир не напрасно велел дать им дружину — несколько десятков вооруженных воинов, ехавших впереди князя и сзади. И в городе Иване, и в Триполье, и везде, где проезжал Ярополк, на него недоброжелательно поглядывали поляне, воины, стоявшие в городах и селах, даже простые смерды. Не будь дружины, все могло случиться с князем на этом пути.

В первый день они скакали до захода солнца, переночевали в Ивангороде, встав очень рано, ехали весь день, но и после захода солнца больше не останавливались. Дружина, да и сам князь Ярополк хотели как можно скорее добраться до Киева. Всю ночь ехали они берегом вдоль Днепра.

Уже начинало светать, когда, миновав на усталых конях Боричев взвоз, князь с дружиной остановились у стен Горы. Сменилась последняя ночная стража, заскрипели ворота, опустился и лег через ров мост. Воевода, который вышел из черной пасти ворот на мост, долго рассматривал прибывших, взял с собой старшину княжеской дружины и воеводу Блюда, ушел вместе с ними на Гору.