Все схвачено Дуровъ

7

Полковник ждал Легата в полном параде. Говоря проще, в кителе при погонах с гербом.

– Пообедали? – поинтересовался.

– Спасибо, – ответил.

– Присаживайтесь…

Ох, это суеверное «присаживайтесь»! Здесь сказать «садитесь» значит заранее приговорить допрашиваемого. Великий, могучий, дву-, трех-, десятисмысленный русский язык!

– У меня к вам всего лишь пара вопросов, – сказал Полковник все так же вежливо и, кстати, на вполне достойном русском, что не норма для нынешнего (время Легата) и давешнего (время полковника и когда-то Легата тоже) офицерства.

– Внимательно слушаю, – подчеркнул Легат.

Ему было вольготно, теплые куртку и штаны он оставил в гостевой, сидел перед Полковником в водолазке и легких спортивных штанах, в коих ходил и в тренажерный зал – качать мышцу.

– Первый. Смогли бы вы привести более убедительные доказательства того, что вы действительно работаете в не коем органе власти на достаточно высокой должности? Второй…

– Простите, – хамски перебил его Легат. – Я так понимаю, что вы приняли за отправную точку дальнейшей беседы то, что мы с вами живем в разное время, разделенное четырьмя десятилетиями, верно?

– Вы правы, – подтвердил Полковник. – Именно принял за отправную точку.

– Представьте себя на моем месте. Как бы вы доказывали? Начертили схему структуры Службы Верховного? Перечислили фамилии, имена и отчества руководителей всех мало мальски заметных рангов? Описали бы структуру Правительства, тоже с именами? Но кто подтвердит, что вы… то есть я, представив вам эти данные, не сочинил их тут же на ходу? Или меня не накачали умной дезинформацией те, кто заслал нашу группу в Столицу? Как проверить-то? А вдруг я агент вражеской державы, коих у Страны в данное время было немало?

Странно, но Полковник засмеялся. Казенным таким смешком, сухим, как дощечка о дощечку стукнула.

– Я же не идиот, за которого вы, не исключаю, меня принимаете. Я плохо представляю себе вражеского агента, который выдает себя за пришельца из будущего. Поверьте, в истории разведки прецедентов не было. Я говорю сейчас с вами предельно откровенно, потому что… – Он на миг умолк, будто колебался: сказать – не сказать. Но закончил фразу: – Я не верю, а знаю, из какого времени вы появились здесь.

– Откуда?! – Легат искренне сорвался на вопль, ибо оторопел от услышанного.

– Об этом позже. Мне повторить вопрос?

– Не надо. Я готов написать и начертить все, что перечислил. Я даже не изменю ни Родине, ни долгу, ибо информация эта не секретна. Но что это вам даст? Вы сможете проверить?

– Смогу, – ответил Полковник.

– И сколько вам на все про все времени понадобится?

– Нисколько.

– То есть?

– То и есть… – Он достал из тумбы стола тонкую пачку бумаги… хотелось бы сказать, для принтера, но надо учитывать время: для пишмашинки. Еще – коробку с цветными, остро отточенными карандашами достал. – Рисуйте. Пишите. Если можно – не очень долго.

– А что, вы куда-то торопитесь?

– Возможно. Только не я, а мы, товарищ Легат. Ничего, что я назвал вас товарищем?

– Нормально, – не принял издевки Легат. – Я это слово не забыл, товарищ Полковник, оно мне по-прежнему дороже всех красивых слов. Как в песне… Полагаю, получаса мне хватит. Если вчерне. Вы не против, что вчерне?

– Нет, – качнул головой Полковник.

И начал рисовать схему Службы, как ее знал.

А Полковник достал какую-то папку с тесемочками, раскрыл ее и начал читать некий документ. Постранично.

Было тихо. Идиллия…

Легат успел за тридцать семь минут: отметил время на своем «Брегете» скромного белого золота.

– Извините за то, что задержался, но хотелось ничего не забыть… – передал пачку исписанных и исчерченных листов через стол.

Как и у каждого, кто хоть и умел быстро писать от руки, но чаще пользовался клавиатурой компьютеров, почерк у Легата был тот еще! Он и запоздал, потому что писал медленно, стараясь, чтобы буквы были худо-бедно различимы.

Полковник принял переданное, бросил взгляд, усмехнулся:

– Да уж…

– Уж как умею, – огрызнулся Легат.

Но Полковник уже работал. Читал Легатовы каракули, довольно споро читал, вопросов типа: «А что это за слово?» не задавал. Пожалуй, он, скорее, просматривал написанное – бегло и достаточно уверенно, и быстро откладывал просмотренные листы.

Если честно, Легат был в некоторой оторопи. Или его просто-напросто развели, заставив париться над списком – немалым! – фамилий-имен-отчеств, должностей и проч., или полковник был своего рода гений и мог, к примеру, легко прочитать письмена… кого?.. ну, допустим, майя или ацтеков. Первое казалось правдоподобней.

Да, еще! Он не считал себя изменником Родины, продавшим ее тайны за банку варенья и коробку печенья. При чем здесь страшное слово «измена», если все эти тайны есть на соответственных и вполне доступных сайтах?..

Но вот Полковник перевернул последний лист, посмотрел на Легата, опять улыбнулся (что-то он после обеда помягчел, не от борща ли?..) и подбил бабки:

– Похоже, вы ничего не забыли. Ну, кроме малости… А так – все верно.

– Откуда вы знаете, что все верно? – искренне прибалдел Легат.

Или его так странно разводят?

– Знаю, – сказал Полковник. Поднял трубку телефона слоновой кости без диска (ну, ничего в верхах не поменялось со сменой режима, порядки те же, субординация та же, даже телефоны те же! Экспортируют они их в будущее, что ли?). – Гость готов, товарищ Председатель, – сказал полковник в трубку. – Так точно. Идем!

Он положил трубку и скептически посмотрел на Легата.

– Да-а, видок у вас… Но не переодевать же. Сойдет… – поднялся, надел китель, застегнул на все пуговицы, галстук поправил. – Следуйте за мной, товарищ.

Они вышли из кабинета. Полковник бросил на ходу помощнику:

– Я у Первого.

И пропустил Легата вперед, дверь перед ним открыл. Эвона как!

А Первый – это, надо понимать, Очкарик, здраво подумал Легат. Ну, ни хрена ж себе! Это ж какой переполох в родном не забытом Отечестве их появление вызвало, если прямо с колес, то есть с лодки Харона, к самому всесильному Председателю – знал о нем Легат, слышал в юности-молодости и читал в зрелые годы! – его ведут, невзирая на непротокольный вид.

Приемная у Председателя была довольно аскетичной.

Помощник – или кто он по должности? – в звании всего-то майора встал, шагнул из-за своего заваленного не забытыми Легатом картонными папками с тесемочками, в коих, судя по всему, – документы и все, ясен пень, секретные, протянул руку бомжеватому (а ведь не родилось еще слово!) Легату, пожал крепко, спросил Полковника:

– Вы надолго?

– Не знаю, – честно ответил тот, – не мы здесь время определяем.

– Эт-то точно! – засмеялся помощник. Шагнул обратно, снял трубку с одного из множества телефонов. – К вам – Полковник с гостем… – послушал ответ, аккуратно уложил трубку на место, повел рукой: – Проходите. Ждут…

Их и верно – ждали.

Далеко-далеко в конце длинного кабинета из-за огромного и абсолютно чистого от папок там или просто бумаг стола встал и вышел навстречу Легату довольно высокий человек в черном костюме, белой рубашке и почему-то темно-зеленом галстуке, в тяжелых прямоугольных очках, практически седой, с большими залысинами (хотя можно сказать и так: с высоким открытым лбом!), сделал два-три шага навстречу идущим по традиционно бордовой ковровой дорожке, вполне открыто и легко улыбнулся.

Очкарик!

– Рад видеть, – сказал он, протягивая руку Легату. Рукопожатие было мягким, не очень мужским. – Поскольку уже наслышан. И надеюсь на совместную плодотворную работу.

Казенно сказал что положено. Хотя о какой совместной работе речь? Легат не умел бороться с инакомыслящими, не видел ни одного шпиона и никогда не держал в руках документы с грифом «Совершенно секретно». Да и карьера Штирлица его не вдохновляла вовсе. Однако тоже улыбнулся встречь и ответил вежливо:

– Чем могу, товарищ Председатель. Хотя плохо себе представляю – чем могу…

– Мы вам объясним, – обнадежил Очкарик, первым пошел к длинному столу для совещаний, заседаний и пр., сел, естественно, во главе, а Легату показал рукой на правый от себя стул.

Легат тоже сел, Полковник напротив устроился, то есть – по леву руку от шефа, уложил перед собой казенную папку, изготовился, значит, докладывать о проделанной работе, ждал сигнала.

Но сигнала не получил.

– Наш гость все рассказал? – спросил у Полковника Очкарик.

– Все, товарищ Председатель, – ответил Полковник. – Есть кое-какие изменения, но, сами понимаете, жизнь идет.

– Разумеется, – согласился с очевидным – про идущую жизнь – Очкарик. – Выходит, неплановый прорыв?

– Выходит.

– А что ж на той стороне ушами хлопали?

– Не могу знать, товарищ Председатель! Гумбольдт исчез. Не исключаю, что на той стороне могли снять наблюдение.

– Там что, прибавилось идиотов?

– Идиотов никогда и нигде мало не бывает.

– Жаль, коли так… – закручинился Очкарик.

А Легат поинтересовался:

– Я вам не очень мешаю?

Полковник волком на него глянул, а Председатель – наоборот! – улыбнулся Легату:

– Уж извините, работа такая! Я, собственно, о чем? Я, собственно, вот о чем. Вы и ваши друзья – абсолютно свободны. Что хотите, то и делайте.

Он смотрел на Легата, по-прежнему улыбался, но глаза его были жесткими и неподвижными. Легату даже помстилось: они не моргали.

– Мы домой хотим, – сказал он и тоже улыбнулся. – Жены в панике, дети плачут, на службе обыскались… Можно нас отвезти к лодочнику, чтобы тот добросил по каналу до ворот, а там уж мы сами, можно, а?

И получил ответ, который подсознательно и с нестыдным опасением ожидал:

– Увы! – Очкарик развел руками, не снимая улыбки. – Самостоятельно на ту сторону, – голосом слово подчеркнул, – мы никого отправлять не можем. Как и они – на эту, – сплошные подчеркивания! – Таковы условия Договора! А вы – здесь. Значит, Договор нарушен.

Так и прозвучало – с большой буквы.

– Какой Договор? – стараясь не заводиться (все-таки они – вроде бы пленники, понятно, но и еще понятно: не вроде – тоже пленники), спросил Легат. – Ни о каком Договоре и речи не было!

– Просто не могло быть. Поначалу. А сейчас – можно. И даже можно рассказать вам о нем, поскольку вы – у нас, вы нарушили важный пункт Договора, вы проникли сюда без предварительного извещения нашей стороны вашей стороной, что прописано в Договоре как обязательное условие сотрудничества. Более того, в Договоре черным по белому написано, что любая из сторон имеет безакцептное право поступать с нарушителями по своему усмотрению, не ставя другую сторону в известность о принятом решении…

Вот – новый поворот. Кстати, фраза из песни хорошей старой группы с очень подходящим к случаю именем. И еще кстати: группа эта здесь уже достаточно популярна, как Легат помнит, а песня еще не сочинена…

– И что теперь с нами будет? Застенки Конторы? Пытки? Лагерь на Северах?

Очкарик даже не улыбнулся.

– Это вы уж слишком! Время не то. Впрочем, вы ведь уже существуете в нем, не так ли?

– А вы проверили?

Очкарик взглянул на Полковника.

Тот быстро ответил:

– Разумеется, проверили. Адрес, состав семьи, род занятий – сказать?

– Не надо. Я помню, – засмеялся Легат. – Ну, согласен, погорячились. Преступление по незнанию все равно – преступление. А что у вас за него дают? Десять лет без права переписки?

Он абсолютно не страшился ситуации. Ежу ясно, что ни в каком времени государственных преступников полковники к Председателям Конторы не водили и не водят. Председатели скорее всего если каких преступников и лицезреют, то лишь на фотографиях. И то нечасто.

А Очкарик позволил себе улыбнуться. Чуть-чуть. Краешками губ.

– Мы обойдемся предложением, от которого трудно отказаться. Тем более вам и в вашей ситуации.

– Весь внимание, – сказал Легат.

И все-таки напрягся. Мало ли что…

– В том же Договоре есть раздел об осуществлении обеими Сторонами постоянной связи между ними на уровне посредников. Или полномочных послов. Термин не оговаривается… До недавних пор таким посредником с нашей стороны был некто Гумбольдт. Он осуществлял передачу информации отсюда к вам и наоборот.

– Простите, – не очень вежливо перебил его Легат, – о какой информации идет речь?

– О полезной, – очень аккуратно ответил Очкарик. И все-таки добавил: – О той, которую одна сторона считает полезной для другой.

– Без предварительных запросов? Что считаем полезным, то и посылаем?

– Примерно так. Хотя имели место и запросы.

– Вероятно, с вашей стороны?

– В основном с нашей.

– Что будет, если… Примерно так?

– Не столь прямо.

– С нашей стороны шла только информация или были какие-то рекомендации?

– По-разному.

– А вы пользовались рекомендациями, если они имели место?

– Нечасто.

– Но все же пользовались?

– С некой интерпретацией. Большое видится на расстоянии, это верно, но вблизи куда лучше видно малое. А оно, согласитесь, частенько меняет большое. Не так ли?

– Пожалуй, так, – согласился Легат. – А с кем Гумбольдт контактировал в нашей Конторе?

– Мы не интересовались контактами персонально. Зачем? Мы этих людей не знаем, их фамилии нам ничего не скажут. Мы получали информацию, наши специалисты с ней работали. Гумбольдт иногда в такой работе участвовал… Полагаю, вам стоит, вернувшись, просто поговорить с Директором, рассказать ему о нашей встрече. А он познакомит вас с тем из своих подчиненных, кто курировал эту работу.

Все-таки казенный он человек, Очкарик! Или жизнь его таким сделала? Или это роль? Роль – по жизни или роль для него, Легата? Скорее, первое. Вряд ли нужно Очкарику входить в иную роль только для Легата…

– Отказаться я не могу, верно?

– Мы же не шантажируем вас, Легат. Мы же просто предлагаем.

– А если я откажусь?

Очкарик опять улыбнулся. И опять чуть-чуть.

– Что ж, будем ждать возвращения Гумбольдта. Он же все равно вернется, куда ему деваться. Здесь у него близкий человек… А вы его дождетесь и уговорите его продолжить работу.

Хорошее предложение, от которого, судя по всему, тоже не откажешься…

Выходов, как Легат понимал, у него было всего два: согласиться на сотрудничество с местной Конторой и поспеть в свою Службу практически вовремя или не согласиться и остаться жить сорок лет назад и даже поискать себя самого – семнадцатилетнего.

И то и то – фантастика. Изъеденный молью сюжет про путешественника во времени.

Впрочем, он уже знал свой ответ…

– Вы замечательный переговорщик, товарищ Председатель, – сказал он проникновенно и страстно. Может, даже чересчур. – У меня есть выбор?

– Я назвал его.

Все начальники – суки, злобно подумал Легат. Они всегда правы по определению. Или ты делаешь или идешь вон. В данном случае – в некий столичный дом, где, как выяснилось, постоянно проживает господин… нет, здесь – товарищ Гумбольдт, с каким-то близким ему человеком. С бабой, что ли?..

– Ваша взяла.

– А наша всегда брала и брать будет, – опять улыбнулся Очкарик. – Я рад. Тогда – к делу. Вы сейчас бегло просмотрите историю… э-э… скажем так, историю вопроса. Вас ознакомят с вашими новыми обязанностями. Вы же, так я понимаю, сегодня возвращаетесь?.. А для начала будет конкретное задание. Вы вернетесь в свое время и доложите о происшедшем руководству вашей Конторы. Вы – один! Наш полномочный посланник. А уж начальство в вашей Конторе будет обязано принять решение, которое не противоречило бы Договору. Может, они не согласятся с вашей кандидатурой и предложат нам другую. Тогда вы – совсем свободны.

– А мои товарищи?

– Пока им придется побыть у нас.

– Зачем? Они вообще ни при чем!

– А их никто ни в чем не обвиняет. Они просто побудут у нас, отдохнут от мирской суеты…

Он еще издевается, садюга!

– Камера общая или на двоих?

Очкарик впервые и наконец-то засмеялся. Негромко, но искренне. Да и не похож он был на тех, кто умеет неискренне смеяться.

– На двоих, – ответил, – но квартира.

– Но у них тоже – жены, дети, работа!..

– За любопытство надо платить. – Очкарик мгновенно превратился в жесткого и холодного чиновника.

– Они могли бы работать со мной… – все еще не сдавался Легат.

– Пока не могли бы, – отрезал Очкарик.

– Контора берет заложников?

– Хотите – пусть так. Мне вообще-то плевать на формулировки. Тем более что Контора – во все времена и во всех видах ее существования – никогда не брезговала заложниками. В разных, скажем так, формах… Просто время на дворе – мирное и незлое. Ничего с вашими друзьями не станется. Вернетесь сюда со щитом – они будут доставлены в их время в целости и сохранности.

– И с подпиской о неразглашении? – не сдержался Легат.

– Не без того, не без того… – засмеялся Очкарик. – Принцип старый, как мир: доверяй, но проверяй. Да и кто поверит им или вам, если вы попробуете кому-то в вашем времени всерьез рассказать о нашем соглашении? Фантастика, верно? Так что не беспокойтесь об этом. Беспокойтесь о деле, которое вам будет поручено.

Приехали!

Вопрос, правда, остался прежним: на кой ляд им агент Конторы в Завтра? Даже в после-после-после-Завтра? Пусть даже легальный. Очкарик толком ничего не объяснил… У них и сегодня для своих шпионов дел невпроворот. Запад строит козни. Восток строит куры. Юг строит планы для переворотов и партизанских войн. Один Север ничего не строит, потому что холодно… И зачем шпионить в Будущем? Да еще в сговоре с очень будущей властью? Или им нужна информация о том, что случится, чтоб, значит, заранее предотвратить? Например, Переделку. Убить Пятнистого, например. На кой хрен? Пресловутый «эффект бабочки» из рассказа Большого Фантаста, которую в Прошлом нечаянно раздавили и в Будущем все на фиг поменялось?..

Почему бы, наконец, всем этим любителям менять детали в паровозе Истории не понять, что единица как раз – вздор, что личность в Истории случайна, а ход Истории неизбежен и от конкретной личности не зависит, не одна личность будет, так другая, не Передельщик, к примеру, так ка кой-нибудь Перебежчик…

Оба-на! Как славно и вовремя термин выскочил – Перебежчик! Это ж прямо про него, про Легата. Это он перебежал через сорок лет – в прошлое. А теперь его готовят к прыжку назад – в будущее. Помнится, какой-то фантастический фильм так назывался…

А у нас – никакой фантастики, тем более – научной! У нас – ворота с орлом и Харон с моторкой. Рутина.

– А что за ситуация с Гумбольдтом? – Легат позволил себе полюбопытствовать.

– Он хорошо работал, но полагаем, что он устал.

– Так помогите ему отдохнуть.

И снова Очкарик рассмеялся. Смеялся он и впрямь странновато: как будто стесняясь. Пальцами рот прикрывал. Хотя скрывать было нечего: все зубы целы и, не исключено, здоровы. Спецполиклиника, спецраспределитель, спецмашина, спецдача, спецжизнь.

– Вряд ли он согласится на нашу помощь. Он – человек гордый. Да и наша помощь, как я знаю, ему не нужна. Ему очень хочется, чтоб нас вообще не существовало. Увы ему, это – фантастика. Мы есть. Но мы и вправду поможем ему тем, что освободим его от теперь уже ваших обязанностей. И бегать от нас в будущее ему не придется. Полагаю, он будет рад.

– А как он пробегает мимо Харона?

Очкарик недоуменно взглянул на Полковника.

Тот мгновенно напомнил:

– Харон – это лодочник, начальник пристани напротив Парка. Ну, там, где…

– Я помню, спасибо, – кивнул Очкарик. – Это хороший вопрос, Легат. Но не ко мне. Вот к товарищу Полковнику – в самый раз. И я его о том все время спрашиваю, а ответа все нет и нет.

Полковник сидел молча, скулы ходили. Но не оправдывался. Выходит, он виноват.

– Видите, нет ответа, – сыграл грусть Очкарик. – Нас уже двое недоумевающих. Не многовато ли, товарищ Полковник?

– Только вчера пришло оборудование. Спецзаказ все же. Монтаж уже идет, товарищ Председатель. Докладывают, что это недолго. К утру закончат.

– Ай-яй-яй, – буднично сказал Очкарик, – а как же господин Легат домой вернется? Вы уж его пропустите, он теперь у нас вольный человек. И объясните ему, что и как. А то ж его всякий раз ваши люди хватать будут и – в застенок.

Забавное чувство юмора, подумал Легат, но не осудил. Чувство юмора может быть любым – лишь бы имелось.

Очкарик встал.

И Легат встал. И Полковник тоже.

– Жду вас здесь максимум через три дня. Лучше раньше. И с решением наших коллег о новом посреднике. Так я понимаю, что вы покидаете нас сегодня?

Легат кивнул: мол, и рад бы, но…

Очкарик протянул руку:

– Успеха. Мы, как говорится, за ценой не постоим.

Легат руку пожал, поклонился учтиво, пошел к двери вслед за полковником. У двери обернулся. Очкарик стоял уже у своего стола и смотрел в окно.

– Любопытно, за сколько ж это я продался?.. – сам себя спросил Легат.

И вышел в приемную вслед за Полковником.

8

Обратно шли молча. Легату, если честно, хотелось засыпать полковника вопросами, но Полковник был почему-то мрачен, даже из вежливости и гостеприимства не прокомментировал – хоть как-то! – государственной важности спецзадание Легата. Обет молчания…

Пришли в так называемую комнату отдыха, где два замечательных спутника Легата плюс два не менее замечательных офицера Службы молчаливо, но азартно резались в преферанс. Молчаливо – потому что скудный набор реплик, выловленных Легатом и Полковником, состоял из терминов типа «пас», «вист», «рука», «мизер» и уж совсем непонятно как относящееся к картам: «падаю стремительным домкратом»…

Это Диггер сообщил коллегам по игре. И тут же его падение было прервано Полковником, негромко сказавшим:

– Всем встать! Смирно!

Ах, это восхитительное чувство команды!

Все, естественно, вскочили, вытянулись, особенно ладно это вышло у офицеров, а вот штатский разгильдяй Диггер даже карт из руки не выпустил. С ними и стоял. Вальяжно и нагло.