Все схвачено Дуровъ
Он в очередной раз находился в состоянии типа «я бросаю пить».
– На дорожку, – объяснил Легат, – чтоб легко шлось.
– И что, легко шлось?
– Если бы!.. Дорогу к воротам знал только Бур, он там раньше ходил где-то рядом. А точный маршрут ему объяснил какой-то Варяг, который сам добирался до ворот. Точнее, не сам, а с Гумбольдтом. А Гумбольдт, в свою очередь, этот маршрут чуть ли не наизусть знал. Он, по словам моих ребят, вообще – легенда диггеров.
– А где он сейчас? Действительно умер? Или все-таки уехал из Столицы? – заинтересованно спросил Командир.
– Не знаю. И ребята не знают. То ли умер, то ли уехал. А то ли просто исчез.
– Как исчез?
– А как исчезают? Бесследно…
– Так умер или исчез?
– В принципе это здесь – синонимы. Умер, значит, исчез. Исчез, значит, умер. Хотя там, где я был, некие начальники просто-таки уверены, что Гумбольдт жив и живет здесь. То есть в нашем времени. Хотя и не отрицают, что жив и привязан к семидесятому году какой-то личной связью. Какой – не объяснили. Может, любовь…
– Ты можешь не ерничать и не путать меня?
– Я не ерничаю и не путаю. Гумбольдт в среде диггеров – фигура почти мифическая. Все о нем знают, все его типа видели, чуть ли не водку вместе пили, но кто он, где он, зачем и почему – темна вода. Был человек и – нет человека. А миф остался…
– Не нравится мне этот миф, – задумчиво сказал Командир. – Я вообще к мифам отношусь подозрительно. Умер, шмумер…
– Не шмумер. Судя по всему, это тот тип, который мне на Площади всучил сигареты с орлом и ключ.
– Да брось! То есть купил тебя дешево? А ты и рад… Ладно, давай дальше. Дошли вы, значит, до ворот и?
– Дошли. Хотя это отдельное воспоминание – не из приятных. Ползать на пузе по камням при свете фонарика… знаешь ли… Но дошли. И ворота были точно такие, как ты видел. Грязно-красный орел с левым уклоном…
– Ну и?.. Из тебя рассказчик, как из меня балерина. Все. Не тормози больше!
– Как скажешь. Я пока – в прологе. А он скоро закончится. Короче, открыли мы ворота… И вошли. А там – причал. И река. Хотя потом оказалось, что тоннель.
– Какой причал? Это же метро…
– Может, раньше было метро. Правительственное. Для узкого круга. Потому что причал, судя по всему, прежде был перроном. И к этому перрону подкатывали вагоны метро… – один или два, короткий перрон. Да и пассажиров-то, наверно, немного было. А потом в тоннель прорвалась Река, и перрон стал причалом…
– Ну?! – Командир уже орал.
– Пошли ко дну, – в меру остроумно срифмовал Легат. Но тут же посерьезнел: – Короче, пока мы там стояли с открытыми варежками, к нам подплыла моторка, а в ней был мужик, который предложил вывести нас на божий свет. Он сказал, что тоннель выходит в Реку, а там – пристань. Мы, ясное дело, согласились, потому что ползти на пузе назад не хотелось. Ты бы как поступил?
– Так же, так же. Дальше давай.
– Даю. Он вывез нас в Реку напротив Центропарка, там действительно пристань была. Мы вылезли из лодки, а нас уже ждали.
– Кто ждал? Акын из тебя… – хотел выматериться, но не стал: ситуацией владел Легат. Какой-никакой, а все ж акын – он.
Но тут в песню акына ворвался звонок прямого телефона. То есть звонила помощница, которая не очень любила Легата.
Командир легко матюкнулся и снял трубку:
– Да?
Прямые телефоны ужасны тем, что голос собеседника на том конце провода слышен в радиусе пяти метров.
– Вам звонит Генерал. Из Конторы.
– Скажите, что у меня селекторное совещание, прерваться не в силах, – с ходу сочинил Командир. Он был с помощницами вежлив и не позволял себе «тыкать» им. Только на «вы». – Я позже перезвоню. Напомните…
Повесил трубку.
– Кто вас ждал?
– Однако, звонок – к месту. Прямо мистика какая-то!.. Нас как раз ждали конторские ребятишки в штатском, а старшим у них был капитан, который так и представился.
– Откуда Контора взялась?
– Не от верблюда же. С площади имени Друга Детей, как и положено. Нас очень вежливо попросили сесть в автобус… старенький такой автобус, совсем «из раньше»… и отвезли на вышеназванную площадь. Для чего? Ну, скажем, для доверительной беседы. А откуда взялись? Ну, это просто. Они тоннель и причал пасут денно и нощно. Этот лодочник, Хароном его зовут, на пристани и живет. И звоночек у него есть. Как кто в тоннель из дверей с орлом вылезет на причал, так звонок и звенит. Полагаю, звонок – фигура речи и легенда. Тем более что когда я вчера уходил – они как раз меняли систему на какую-то новую, специально разработанную… А Харон по звонку споро рулит в тоннель, чтоб подобрать незваных гостей, спасти их от тяжкой доли переть обратно под землей в кромешной тьме, ну и, кстати, передать в руки стражей порядка… А на деле, если честно, иначе. Такие гости, как мы, в смысле – незваные, нежданные, там, как я понял позже, вообще не бывают. Мы – первые. Потому что у нас ключ от ворот был. У тех, кто этим путем идет, должен быть ключ. И наша Контора их Контору должна как-то поставить в известность о внеплановом переходе. Хотя в тамошней Конторе уверены, что Гумбольдт ходит туда-сюда постоянно. Тоже внепланово. И неловленно… Может, он сигнализацию научился блокировать?
– Подожди. – Легат впервые в жизни видел пусть немного, но все же растерянного Командира. – К этой пристани, насколько я понимаю, можно добраться на автомобиле, на метро, на троллейбусе, черт-те на чем! Сел и приехал. Что за кретины путешествуют туда под землей? Это что, любимая игра диггеров? Кто первый доберется до причала у Центропарка…
– Во-первых, не игра, как я понимаю. Во-вторых, уж никак не диггеров, если не считать много раз помянутого нами Гумбольдта. Это, Командир, игра Конторы. И не той Конторы, из которой тебе только что Генерал звонил, а другой.
– Какой другой? Контора одна.
– Это верно. Но люди – разные. И время разное. К воротам с орлом мы добрались в наше время, а вышли из них, не поверишь, сорок лет назад. И автобус поэтому нас вез не старенький, а новенький, склепанный на знаменитом в свое время автобусном заводе у притока Большой Реки. И памятник Другу Детей там по-прежнему стоит на площади. И портреты в Конторе изображают кого? Да незабвенного Бровастого вождя. И беседу я имел в кабинете аж самого Главы Конторы – с ним и имел. И кто бы это был, как думаешь? Не стану мучить. Это был интеллигентнейший человек, известный даже тебе, сопливому в то время детенышу, гроза всех диссидентов Страны, короче, Очкарик… А теперь, если хочешь, вызови карету «скорой помощи» из ближайшего дурдома и сдай меня туда – для опытов. Только думаю я, что не вызовешь. Потому что у меня есть конкретное поручение лично от Очкарика.
– Какое? – Командир выглядел, скажем так, не слишком адекватно.
– Вообще-то какое-то странное: найти Гумбольдта. И убедить вернуться и продолжить работу. Но это, как я понимаю, поручение для прикрытия. Потому что они явно смирились с его исчезновением. Ну, не хочет он на Контору пахать! Устал… Поэтому надо срочно заменить его. У них, похоже, все встало. А заменить может только наша нынешняя Контора. Между двумя Конторами – соглашение о дружбе, блин, и взаимопомощи…
– Кем заменить?
– Кем-кем… Мной!
Командир был малость растерян, что ему не свойственно. Потому что не понимал, что происходит. С одной стороны, Легат – давний соратник, уже два десятка лет хорошо знакомы, не раз работали вместе в достойных и не очень местах, сам этого соратника в Службу позвал, то есть проверенный человек, не врун, к дурацким розыгрышам не тяготеет, в подлянках не замечен, выпито вместе – море. Ну, пусть небольшое. Море-озеро. С другой стороны, как оказалось, – стопроцентно помешанный, с ума сдвинутый, даром что фантастические книжки в свое время писал, на фантастике и заклинился, несет явный бред о путешествии во времени через метро, о разговоре с Очкариком, который давно в иной мир отошел, о сумасшедшей необходимости найти Гумбольдта или замену ему, чтоб, значит, связывать год семидесятый прошлого столетия с десятым нынешнего. Мост через сорок лет…
Но опять же – свой парень, до сих пор если и подвирал, то только по работе и по мелочам…
– У тебя хоть какие-то доказательства есть? – с кислой надеждой спросил Командир.
– Разве что какие-то… – ответил Легат, полез в карман и достал оттуда сложенную вдвое толстую бумажку. Вроде фотокарточка. Разложил на столе у Командира, расправил ладошкой. – Вот.
– Что вот?
– Фотография Гумбольдта. Свежая. Год назад снимали. Там… – и показал в сторону комнаты отдыха при кабинете Командира.
Имея в виду Столицу самого конца шестидесятых.
Командир спонтанно оглянулся: дверь в комнату была приоткрыта. Командир был там как раз перед приходом Легата. Никаких Гумбольдтов не видел… Он взглянул на фотографию. Плохо, наскоро щелкнутая фотка. Не очень резкая, света маловато. Но снимали на улице: вон, машина сзади, вернее – темный ее контур. Лицо, лицо… Черт, а ведь знакомо! Но это не тот человек, с которым он когда-то дошел до ворот с орлом. Или есть что-то общее? Черт его знает! Сравнить бы с какой-нибудь другой его фоткой?..
– Только одну дали? – спросил он Легату.
– Ни одной не дали. Я сам спер, пока досье просматривал.
– А что в досье?
– Да ничего! Несколько фоток и какие-то мутные донесения. Непонятные. Ни о чем.
– Он тебя развел и они тебя развели. Дубль-пусто, – уверенно сказал Командир.
– Согласен, – не спорил Легат, потому что эта мысль уже пришла к нему в башку и там окопалась, – а что я мог сделать? Стучать кулаком по столу? Орать? Грозить, что пожалуюсь Бровастому?.. Вот что б ты выбрал? Смолчать и уйти в будущее, а потом вернуться? Или плюнуть на ребят, которые остались, и жить в будущем… то есть в настоящем, в наши дни – припеваючи?.. Еще вариантик был: и самому остаться. И загреметь в какой-нибудь Сиблаг лет на десять. Причем втроем… Выбирай!
Командир не отвечал и смотрел на Легата странно – замороженно: будто, например, он, Легат, постарел на сорок лет. Или это вообще не Легат, а инфузория-туфелька. С микроскопом в ложноножках.
– Ты чего? – на всякий случай спросил Легат.
– Ничего, – сказал Командир и разморозил взгляд. – Жалко мне тебя…
– С чего бы? – удивился Легат.
– С того бы. Попал ты, брат, и я с тобой попал.
Что-то он понимал, выходит, чего Легат пока не дотумкал.
– Куда мы попали? Что ты несешь?
– Вероятно, себя… – странно ответил Командир. Возможно – цитатой, но Легат ее не помнил. – Ты такое выражение слыхал: заложник ситуации? Слыхал… – сам себе ответил. – Так вот мы – типичные заложники ситуации, которую тебе навязали, а ты ее через сорок лет протащил и не надорвался. Ты обязан или найти Гумбольдта, что возможно в принципе, но маловероятно. Особенно если он умер. Второй вариант: ты сам становишься им. Но что значит быть Гумбольдтом? Уметь ходить под землей? Полагаю, этого мало. Что он делал? Какого хера он ползал оттуда сюда и наоборот? Что он носил? Информацию? Контрабанду? Людей переправлял? Наркоту? Что еще? Придумывай. Ты же у нас фантаст!
– Не знаю, – пригорюнился Легат. – Судя по той фигне, что я прочел в папке в Конторе, информацию. Но какую-то хилую… Может, мне не все показали?
– Легат, ты мне – друг, но ты сам влез в это говно. Я тебе даже помочь толком не могу: Контора – не в моей компетенции, ты отлично знаешь. А те, в чьей она компетенции, меня не очень-то любят. Как быть, а?.. – не дожидаясь ответа, снял трубку первой спецсвязи, полистал красный телефонный справочник, нашел, нажал четыре кнопки. Какие – Легат не видел, да и по фигу ему это было.
– Это Командир из Службы. Я могу переговорить с Директором?.. – послушал ответ, добавил: – Спасибо. Жду… – подержал вынужденную паузу, продолжил: – Добрый день, господин Директор. Спасибо, что уделили внимание… Да, есть дело. Или – может быть есть. Зависит от вашего ответа… Вопрос?.. Да простой вопрос. Вам говорит что-нибудь такое имя: Гумбольдт?.. Откуда я знаю?.. От моего сотрудника, как ни странно… Он?.. Он вчера ночью вернулся из… как бы поточнее… ну, о-очень дальнего путешествия… Нет, не из Антарктиды. Из нашей родной Столицы. А дальность измеряется не в километрах, а в годах… Сколько? Да ровно сорок. Сорок годков… Нет, я его никуда не посылал, разве что к черту. Все, что с ним произошло – его инициатива. Да, я о ней знал, но не счел нужным препятствовать, потому что никакой крамолы не видел. И сейчас не вижу – крамолы, крамолы… Если вам или вашим людям любопытно его послушать, он может быть у вас в любое время… Хорошо, прямо сейчас. Фигурально выражаясь, конечно. Ему понадобится минут десять, чтобы доехать из Крепости до Конторы… Да, он будет… Нет, докладывать наверх мне пока не о чем, но о самом факте я не сказать не могу… И снова спасибо, господин Директор… – осторожно, как стеклянную, положил на телефон трубку.
Сказал, не улыбаясь:
– Проще всего мне было бы дать тебе очередной отпуск и посмотреть: разрулишь сам ситуацию или просрешь. Это был бы хороший вариант. Но, как видно, неверный. Поэтому ты сейчас мухой летишь на соответствующую Площадь, подъезд второй, там тебя встретят и, вполне допускаю, будут грубы.
– Командир, чего ты несешь? Я – старый, битый-перебитый Колобок. Я и от бабушки ушел, и от дедушки…
– Боюсь, что от волка так просто не уйти… Ладно, не ссы, Легат. Родина тебя не забудет – раз, а два – не бросит. Ты ж Колобок не с улицы, тебя ж в спецпечке пекли. Наши сказки плохо не кончаются. Кто сказал?
– Ты и сказал.
– А ты согласился. Езжай. Там ждать не любят. И оттуда – сюда. Тоже мухой.
– А если – в узилище?
– Это вряд ли. Он мне перезвонить обещал. И знаешь что? Он ничему не удивился. Даже вопросов не задавал. Вообще!
– Что-то мне все это не нравится.
– Поздно плакать, Легат… Да, кстати, ключ и коробка с орлом – где?
– Здесь. – Легат достал из кармана ключ и смятую коробку с остатками сигарет.
– Оставь мне… Ты ворота запер, когда прошел… – поискал слово, – сюда прошел?
– Запер. Но отдать ключи не могу.
– А это нас не колышит, – сообщил Командир, открывая сейф. – Это – вещественные доказательства.
– Не могу, – вздохнул Легат. – Мне либо повеситься придется, либо через три дня максимум вернуться в прошлое. Это ультиматум, Командир. А без ключей – никак. Прости. Ну что, пока?
– Не на войну идешь. – Командир подошел, приобнял, похлопал ладонью по спине. – Оттуда – прямо ко мне, – повторил он. – Я Директору, как ты слышал, молчать не клялся. Более того, я обязан сообщить Главе о твоем… скажем так, приключении. Все это дело как-то странно пованивает, мне кажется. И Генерал этот… Если тебя до… – он подумал секунду, – до шести вечера не отпустят и ты мне не перезвонишь, я подымаю хипеж. А отпустят – позвони сразу и – сюда. Надо будет отметить…
– Что отметить? – спросил Легат, с легким ужасом думая о предстоящем питии, которое всегда – не нормировано.
– Связь времен, Легат, связь времен… Ладно, лети. А то посадят… – и сам своей шутке засмеялся. Как-то невесело, правда… И вдруг вспомнил: – Да, Генерал-то мне зачем звонил? Неужто по твою душу? Но как он узнал?..
– Почему ты думаешь, что он звонил из-за… ну, из-за этих дел, с Гумбольдтом? Может, он по другому делу звонил? Или просто-так…
– Конторские просто так нам не звонят, да и вообще никому просто так не звонят. А других дел с ними у меня нет. Ну, никуда не деться, Легат, твой ход – как к гадалке ни ходи…
10
А на втором подъезде Легата уже ждали, в чем он, впрочем, ни секунды не сомневался.
Как и сорок лет назад (а как сказать иначе?), его встретил офицер в звании капитана.
– Господин Легат? – спросил он, хотя Легат заранее достал из кармана удостоверение Службы.
Легат ему его и протянул.
– Не надо, – быстро сказал капитан. – Пойдемте со мной. Я вас провожу.
И повел сквозь кордон, даже не оглянувшись, не сомневаясь, что Легата пропустят мигом, и что он идет следом, а не остался по ту сторону кордона. Уверенность была оправданной, Легат послушно следовал за капитаном, как это было (сравни выше!) сорок лет назад. Или, по часам Легата, несколько менее суток.
Легат не любил быть слепым ведомым.
– А куда это мы так торопимся? – спросил он у спины капитана, входящего в лифт.
Тот сделал поворот «Налево! Кру-гом!», стал к лесу задом, то есть, уходя от книжных аналогий, лицом к собеседнику. К Легату, естественно, потому что в лифте их теперь было двое.
– Вас ждет Генерал, – сообщил капитан. Он был моложе и словоохотливее того – из семидесятого года. И улыбчивее. Открытее, хотя слово и корявое.
– Какой Генерал? – полюбопытствовал Легат.
Здесь, в родной ему Столице он был дома и мог не опасаться неожиданностей и подлянок. Хотя понимал, что Контора – учреждение непредсказуемое вне зависимости от года существования. Но все же здесь Легат был Легатом, а там – никем, безымянным нарушителем суверенности. До поры, конечно, но кто ж знал, насколько затянется это «до»!
– Первый заместитель Директора, – разъяснил капитан. – Второе лицо!
– А что за спешка?
– Не знаю, – честно сказал капитан. – Мне приказали встретить и сразу проводить к Генералу.
– А он знает?
– Что? – не понял капитан.
– Что за спешка, – настаивал на своем Легат.
– Конечно, знает, – чрезвычайно убежденно подтвердил капитан. И опять разъяснил: – Иначе чего бы так спешить…
Гениально!
Генерал знает, что за спешка, иначе он не спешил бы увидеться с Легатом… Капитан сорокалетней давности был, по сравнению с этим… кем?.. ну, просто майором! Мельчают люди…
С этим выводом и приехали.
– Нам выходить, – сказал капитан и повел Легата по вполне знакомому коридору, ничем на первый взгляд не отличающемуся от того, по которому Легат ходил еще вчера. То есть не вчера…
А черт бы с ним, с парадоксом времени, как его называют фантасты и сам Легат его иной раз так обзывал по инерции, ничего смыслового в эти два слова не вкладывая. Парадокс – он и на Черном Материке парадокс. А коридор – тот же, что вчера.
Легат и капитан вошли в приемную – точно такую же, как сорок лет назад, разве что мебелишка побогаче! – их встретил помощник в чине майора и немедленно распахнул двери кабинета перед Легатом (на сей раз одетым строго и элегантно).
– Генерал ждет вас, господин Легат…
Было похоже, что и здесь в темную не бросят.
Кабинет – нечто среднее между кабинетом Очкарика и кабинетом Полковника. Опять же мебель – хорошая мебель, практически не казенная. Фигурально выражаясь. На стене портрет Верховного и Премьера, портрет вольный, неформальный: Верховный с Премьером стоят на горных лыжах, оба – в надлежащей амуниции, кругом чистый снег и чистое голубое небо, Премьер чуть улыбается, как будто знает что-то, чего не знает фотограф. А Верховный серьезен и чуть грустен. Похоже, ему на лыжах – не очень…
Генерал – моложавый на вид дядька, высокий, выше Легата, без начальственного пуза, не в кителе с погонами, а в хорошем костюме с толково подобранным галстуком, – встал, руку пожал, сказал, что рад познакомиться, потому как много наслышан, книги вот читал в свое время.
Но преамбулу не затянул, а сразу спросил:
– Полагаю, вы легко догадались, отчего такая срочность?
– Представьте, нет. Я о срочности. О теме, полагаю, догадался.
– И что за тема?
Неправильный вопрос! Подставился Генерал…
– Простите, господин Генерал…
Тот быстро встрял, перебивая:
– Конечно же, тема – за мной. My challenge! Я хотел бы, чтобы вы рассказали мне о вашем путешествии… ну, скажем конспиративно, в старую Столицу. А почему так срочно? Это top secret, – что-то он излишне злоупотреблял знанием неродного языка… – но вам можно, допуск у вас есть. Правда, не та степень допуска, ну да черт с ним! Дело на контроле у Премьера.
И все-таки Легат встрял. Сумел.
– Простите, господин генерал, но я не понимаю, о каком деле речь? О том, что мы сходили под землю и оказались в Столице семидесятого? Вы открыли дело на нас?
– Что вы несете, Легат?
– Грубо, Генерал. Несет курица. А я всего лишь удивляюсь методам работы Конторы. Они, что, не изменились со времен Очкарика? Или, наоборот, изменились? Скорее второе. Очкарик показался мне весьма интеллигентным и, главное, хорошо воспитанным человеком. Он меня никуда не торопил, он умеет… точнее, умел, конечно!.. задавать точные и корректные вопросы. И главное, Генерал, главное! Он не давил на меня ни авторитетом Конторы, ни собственным. Он всего лишь просил помочь. Замечу, не только ему, но и вам, о котором он догадывается, но лично, как вы понимаете… – Развел руки. – Что вы хотите, Генерал? Информации о нашем визите в прошлое? Она крайне скупа, мы там были несколько часов и из здания Конторы не выходили. О моем разговоре с Очкариком и его конфидентом по этому вопросу? Да, это крайне любопытно… Определитесь! Я заинтересован в конструктивном решении проблемы. Судя по всему, это – проблема. И мне хотелось бы понять, в чем ее суть. И забыть! Полагаю, суть не только и не столько в том, что пропал некто Гумбольдт… Да, еще. Времени у меня практически нет: там остались мои товарищи, и не по своей воле, а в качестве заложников. Не вернусь я – не вернутся сюда они. А вернуться туда я должен с готовым решением проблемы. Все. Я сказал! Ваше слово, товарищ маузер…
Конечно, он позволял себе больше, чем имел на то право. Конечно, он мог схлопотать по шапке, но понимал, что Генерал – не Директор, а только первый зам, и что, в случае чего, Командир его, Легата, вытащит из любой жопы, если она не окажется слишком глубокой и грязной. Не должно бы! Легат понимал, что в нем заинтересованы обе стороны. Зачем? Почему? Какие цели?.. Ну, это – по мере поступления вопросов, это всего лишь – толика терпения. А терпения Легату не занимать стать…
– Хороший монолог, – сказал Генерал, и в голосе его Легат иронии не уловил. – Я сразу – быка за рога. Да, некто Гумбольдт пропал. Мы полагаем, он не умер, как пущен слух, а где-то скрывается. Похоже, что здесь, а не там…
– Отчего похоже? – быстро встрял Легат.
– Видели его.
– А что ж не взяли.
Генерал усмехнулся.
– Видели одни, а брать должны и могут другие… Он действительно был единственным связником с прошлым. Очкарик пришел в Контору в шестьдесят седьмом, и тогда же Гумбольдт сумел на него выйти. Сам. Практически без всякой помощи…
– То есть три года назад? По-нашему – в две тысячи седьмом?
– Чуть раньше. Он работал с той Конторой и до Очкарика, но на более низких уровнях. Когда пришел Очкарик и разобрался в ситуации, он взял связь с Гумбольдтом на себя лично. Я имею в виду передачу информации.
– Какого рода информации?
Генерал виновато улыбнулся. Или хорошо сыграл вину.
– Извините, Легат, но это – компетенция Директора. Мое дело – подготовить вас для беседы с ним.
– Для беседы – когда?
– Как только мы закончим. Он ждет.
Занятный расклад, кто бы поверил, машинально подумал Легат, два дня подряд разговариваю с Главами Конторы из разных… да, из разных веков. И по-прежнему темна вода во языцех. Знать бы, где упадешь…
Вернее, где тебя упадут…
– Так давайте заканчивать. Есть еще вопросы?
– Последний, Легат. Что вам предложил Председатель той Конторы?
– Ничего сложного, – усмехнулся Легат. – Найти Гумбольдта или стать им.
– И что вы решили?
– Это уже более чем последний вопрос, Генерал. Давайте договоримся на берегу, что он станет первым вопросом Председателя. Или Директора, путаюсь я и во временах, и в должностях… А уж тот, Очкарик, был первым из двух, верно? Хотя бы по времени? Или по времени, которое он прожил в роли Председателя…
– В роли?
– Фигура речи, Генерал, всего лишь фигура речи… Кстати, могу я позвонить своему Командиру? Он волнуется.
– К вашим услугам. – Генерал повел рукой в сторону стола, буквально забитого телефонными аппаратами. Все кроме одного – цвета слоновой кости. Один – жгуче-красный.
– Первая АТС – вот этот, – помог Легату Генерал.
Легат поднял трубку и набрал по памяти номер Командира.
– Привет, – сказал в трубку, когда тот откликнулся. – Пока все в порядке. Жив-здоров. Не бьют. Но и чаю не предложили… Да, иду к Директору… Конечно, перезвоню, – аккуратно положил трубку на рычаг.
– Э-э, может, чаю? – спросил Генерал.
– Лучше бы водки. Но – не сейчас… – И вспомнил: – Да, Генерал, а этот красный аппарат – пожарный?
– Нет, – почему-то засмущался Генерал. – Это связь с домом. С женой…
– Да, – согласился Легат, – все верно. Жена – это сплошная тревога… Сами поведете к Директору или шестерку пошлете?
– Он нас ждет обоих, – вроде бы обиделся Генерал.
– Ну, так пошли оба. Время дорого. Дел полно. А мне еще в семидесятый возвращаться…
Идти было недолго. Один коридор и два лестничных пролета наверх. Могли бы и лифтом, но на этаж Директора шел только один лифт, и он почему-то был сломан. Генерал кнопку пожал-пожал, потом извинился, сказал:
– И на старуху бывает проруха.
А Легат не утерпел с каламбуром:
– У старухи не бывает прухи… – но, решив, что позволил себе прямое хамство в адрес Конторы, подсластил сказанное цитатой из старого анекдота: – Это наша Родина, сынок…
Но не развалились, конечно, дошли нормально.
Ничего, в сущности, за сорок лет в этом тяжелом самодостаточном здании не изменилось. Ну, ремонт сделали, как всегда делали. Ну, мебель в очередной раз поменяли. Ну, вид из окна обеднел: свалил восставший народ памятник Другу Детей и оголил площадь. Лишил ее пупка. А народу что? Все как в семнадцатом: грабь награбленное, отречемся от старого мира, прошлое – на свалку.
Легат был далек от какого-либо протеста: против лома нет приема. Да и всегда так было: и при рюриковичах, и при романовых, и при всех последующих. Павлики, блин, Матросовы! Прикрываем амбразуру телом своего отца.
Кто сказал?
Кто-то сказал…
11
И приемная у Директора мало чем отличалась от любой среднестатистической приемной Большого Босса, и кабинет, в который их немедленно впустил среднестатистический подполковник, тоже был похож на типовой кабинет Большого Босса: очень богато и очень безлико. Правда, портрет Премьера на стене был иным. Премьер на нем сидел за рулем автомашины «Великая Река», склепанной руками нижнеречинских Левшей, и улыбался в объектив умеренной улыбкой. А портрет Верховного был официально парадный и висел поодаль. Правда, Верховный на портрете хорошо улыбался.
Вот оно – наглядное доказательство смены Курса! Раньше портреты главных начальников были тупыми, казенными, где все они смотрелись как близнецы-братья или, в лучшем случае, выпускники одного детского дома для высокопоставленных, а теперь налицо – яркая индивидуальность снимаемого Объекта и право свободного выбора для подчиненного Объекту вешателя.
Вешателя фоток, вестимо, не подумайте дурного…
Все повторялось, как кинохроника в сельском клубе, где пьяный киномеханик пустил по второму разу журнал «Новости дня». Был такой журнал во время оно, кто застал… Разве что бюст Дзержинского исчез. А и то логично: вон – с площади, вон – из кабинета. Диалектика…
Директор вышел из-за аэродромно величественного стола и шагнул навстречу гостям. Первому заму он легко кивнул: мол, виделись, а Легату заулыбался лучисто, протянул руку, пожатие было в меру сильным, но – не чересчур. Типа можем сломать кисть, но не имеем такого намерения. Впрочем, Легат не спасовал, тоже как следует пожал – зря, что ли, он третий год в престижной и дорогой «качалке» железо ворочает…
– Рад видеть, поскольку много слышал, – сказал Директор, приглашая гостей сесть за отдельно стоящий стол – для планерок, летучек, совещаний и отдельных бесед. Типа этой.
– Ну, уж и много! – заскромничал Легат. – Максимум со вчерашнего дня.
– Если бы вы знали, как хорошо можно узнать человека всего лишь за один день. Были бы данные…
Судя по сказанному, данные на клиента в Конторе имелись с избытком.
Или не клиента? Или уже фигуранта по делу? Жизнь покажет…
– Чай? Кофе? Фрукты?
– Спасибо. Не затрудняйтесь.
– Да какие ж тут затруднения… – нажал какую-то кнопочку под крышкой стола и немедля в комнату вплыл сотрудник Конторы в полевой форме официанта на кейтеринге и поставил на стол поднос со всем выше предложенным.
– Позволю себе налить вам кофейку. – Директор поставил перед Легатом чашку на блюдечке, налил из кофейника славно пахнущий кофе, устроил рядом молочник с явно горячим молоком. Себя тоже не обделил. А зам все себе сделал сам, извините за невольную рифму.
– Вот видите, как все обернулось, – улыбнулся Директор, – и не хотели вроде из ложно понятого чувства независимости, а теперь пьете не без удовольствия. Мы давно бросили вредную и непродуктивную манеру давить на человека, попавшего в эти стены. – Он обвел рукой стены своего кабинета, видимо, не имея в виду иные здешние стены – казематов там или чего здесь имеется… – Мы стараемся ненавязчиво показать человеку плюсы нашего предложения – ну, вот хотя бы пример с кофе! – его выгоду, его потенциальные возможности в будущем…
– Вы правы, – согласился Легат, – кофе здесь у вас варят лучше, чем у нас в Службе. Крепче и душистее. Но вот выпил я чашечку, а где плюсы и выгоды?
– Не все сразу, дорогой Легат, не все сразу.
– Ага. Прелюдия перед пытками огнем и дыбой. Заранее предупреждаю: боюсь боли, все скажу, на все соглашусь. Но и цену вам выкачу – мало не покажется.
– Мы за ценой не постоим, – цитатой откликнулся Директор.
А зам его по имени Генерал молчал, не встревал, пил зеленый чай.
– Давайте о цене – позже, – предложил Легат. – Сначала, если позволите, обо мне лично. Дело в том, что ваш коллега из семидесятого, как я понял, предложение заменить Гумбольдта назвал вторым. Про запас. А основной вариант – я должен найти беглеца. Зачем найти – не объяснили. А я не понял: зачем он им, если они меня на место Гумбольдта прочат?.. Ну, да Бог им судья! Наверно, это просто – забота о человеке. Бывает… Так, может, подумаем вместе, как его найти? Неужели всей силы Конторы не хватит для поисков одного человека? Не поверю! Я, знаете, человек пожилой и привык уважать вашу службу. Более того, я склонен полагать, что вы догадываетесь, где Гумбольдт. Агентурные данные там или что еще… Опросите всех диггеров, например… Ну, не против я, не против собственной кандидатуры на роль резидента! Но зачем учить неученого, когда ученый жив-здоров?
– Мы ищем, – быстро сказал Генерал.
– Вижу я, как вы ищете. Знаете, что сказал Гумбольдт? Вашим коллегам сорокалетней давности сказал. «Здесь спрятаться – больше места, но больше глаз. Там спрятаться – меньше места, но больше дураков». «Там», как вы догадались, – это о нашем времени. Не обидно? Сидит он сейчас где-нибудь неподалеку и посмеивается. С дураков-то чего взять?..
Легат пер внаглую. По сути – себя продавал. Хотел – подороже.
Директор смотрел на Генерала. Молчал.
– Да знаем мы, где он, – не выдержал взгляда Генерал. – Пасем его уже не первый день. Он каждые сутки место меняет, приятелей у него, видите ли, жопой ешь!..
Читать бесплатно другие книги:
