Православная мама Зоберн Владимир

– Друг мой, что с тобой? Ты избрал опасный путь, ты можешь лишиться благословения Божия, которое доныне почивало на нашем доме. Ты находишься в таком сане, в котором и малое пятно представляется великим, ты на таком месте, откуда видят тебя со всех сторон. У тебя шесть неоперившихся птенцов, для которых ты должен быть теперь отцом и матерью. Неужели ты перестал дорожить своим саном, своими заслугами и тем почетом, которым пользовался от всех? Неужели твоя честь, жизнь, заслуги нужны были только для одной твоей жены? Подумай, друг мой, об этом! Прошу тебя и умоляю, рассуди здраво и поспеши сойти с этого пути, на который ты, к великой моей горести, так необдуманно стал. Ты грустишь о разлуке со мной, но, как видишь, союз наш не прерван, мы и теперь можем иметь духовное общение друг с другом, а в загробной жизни можем навеки соединиться, если ты будешь того достоин. Ты жалуешься на пустоту в твоем сердце? Заполняй эту пустоту любовью к Богу, к детям и твоим ближним, питай душу Ангельским хлебом, как ты называл Слово Божие, и любил им питать себя и свое семейство! Молись Богу за меня, за себя, за наших детей и за души, тебе вверенные!

Этот голос моей любимой супруги глубоко проник в мою душу и благотворно подействовал на меня. Я принял его, как голос моего Ангела-Хранителя, как голос Самого Бога, вразумляющего меня, и решился всеми силами противостать искушению. И, благодарение Богу, с Его помощью я преодолел искушения и твердой ногой стал на правый путь».

Замечательное сновидение

Послушница Тихвинского Введенского монастыря Новгородской губернии по имени Фекла 5 декабря 1902 года пришла после причащения Святых Таин к себе в келью. Внезапно она почувствовала слабость и очень захотела спать, так что успела только снять с одной ноги чулок, да так и уснула. Она спала двадцать с половиной часов. Во время сна Фекла начала вздрагивать, громко стонать, слезы текли у нее из глаз, она то вздрагивала, то она вдруг замирала, так что едва можно было уловить ее дыхание. Многие из монашествующих приходили смотреть на нее. Все думали, что она не доживет до утра.

В одиннадцать часов вечера позвали доктора. Он сказал, что пульс у нее нормальный, но разбудить ее не смог. Доктор пробовал открыть ей глаза, но у него ничего не получилось, рот тоже невозможно было открыть. Он давал ей нюхать нашатырный спирт, но никаких признаков пробуждения не было видно. Так ее и оставили до тех пор, пока она сама не проснулась.

С трех часов дня до шести часов вечера она все время улыбалась. В продолжение этих трех часов Фекла три раза громко сказала: «Господи!» Потом она сделала движение руками, как будто старалась что-то поймать, и громко сказала: «Царица Небесная!» После этого она лежала тихо и продолжала улыбаться. Вскоре она проснулась.

Рассказ послушницы Феклы

Когда я уснула, вижу – идет ко мне моя родная сестра Пелагея, умершая тринадцать лет тому назад от чахотки. Ей было тогда шестнадцать лет. На голове у нее был венчик, а одета она была в белое красивое платье. Пелагея сказала мне с улыбкой:

– Пойдем со мной!

И я пошла с ней. Шли мы по полю и вдруг подошли к такому темному месту, что и сказать трудно, а вдалеке были рвы. В них падали монахи, а потом поднимались. Тут моя сестра скрылась, а ко мне подошли двое юношей, светлые, красивые, каких у нас не земле нет. Они сказали мне:

– Пойдем!

Тогда я спросила их:

– За что эти иноки падают в ров?

Юноши ответили мне:

– За свою нерадивую жизнь в монастыре. Они падают и встают опять, потому что теперь на земле нет наставников и руководителей и спасаться будут только одними болезнями и скорбями.

Один из юношей скрылся, а другой остался со мной и сказал:

– Перекрестись и пойдем со мной вперед!

Он крепко взял меня за руку, и мы пошли. Место вокруг было темное, тесное, он шел очень быстро, так что я с трудом поспевала за ним. Вдруг появились чудовища, в руках у них были свитки, все исписанные словами. Они поднесли их к моим глазам, и тут я увидела все свои грехи, записанные от юности.

В это время опять появился другой юноша, я увидела у него крылья и догадалась, что это был Ангел-Хранитель. Он строгим голосом сказал:

– Не смейте сегодня устрашать эту душу, она причастница, и не показывайтесь впереди нас!

Тут я увидела, что свитки стали совершенно чистыми, все мои грехи изгладились, а чудовища исчезли. Тогда я с первым юношей пошла вперед, а мой Ангел-Хранитель скрылся. Путь был очень тесный, так что я с большим трудом шла боком за своим путеводителем по темной лестнице, на которой опять были чудовища, но они уже не ловили меня. Мы с юношей подошли к большим печам, их было три. Около печей с крюками бегали бесы, а в печах на решетках лежали дрова, которые горели, а бесы вытаскивали их из печей, как головни, и били по ним молотом. Вдруг головня превратилась в человека, и он с сильным ревом бросился опять в печь. Тут я очень испугалась, что попаду туда же, но юноша улыбнулся и сказал мне:

– Крестись и пойдем дальше!

Когда мы отошли, я спросила у него, за что люди посажены в эти страшные печи? Юноша ответил мне:

– Сюда попадают все христиане, которые только по названию были христианами, а дела творили неподобные: не почитали праздники, бранились скверными словами, пировали в посты. Бодрствуй и крестись! – сказал мне юноша, и мы пошли дальше.

Мы пришли к очень темному месту. Тут я увидела две высокие лестницы. На них было очень много демонов. С одной стороны от этих лестниц была пропасть, с другой стоял большой чан, наполненный кипящей смолой. В этот чан бросали человека, который громко кричал, а вокруг чана толпился народ. Я спросила у юноши, за что же этих людей бросают в чан? Он мне ответил:

– За зло и за гордость, а в пропасть – за клевету и осуждение!

Дальше мы пошли тем же путем и вскоре пришли к дому, у которого не было потолка. Оттуда раздавались сильные крики и визг. Когда мы вошли в него, то я увидела множество людей. Одни из них были одеты очень бедно, другие были совсем голые. Все они сидели друг к другу спинами. Вдруг этот дом задрожал, и я спросила у юноши, что это значит. Он ответил мне:

– Сейчас сюда прибыла грешная душа.

А на мой вопрос, почему эти люди сидят и не видят один другого, юноша ответил:

– Они жили на земле беспечно, не было за ними ни худого, ни хорошего, им нет теперь поминовения. Потому и здесь они не видят ни муки, ни отрады. Поминовением их можно было бы искупить, но поминать-то их некому.

Из дома мы вышли и опять отправились таким же узким путем. Вскоре я услышала издали шум и визг. Когда мы опять подошли к такому же дому, то увидели, что в нем было очень много народа. Все сидели, склонив головы на грудь. Здесь юноша оставил меня, и я испугалась, когда увидела чудовищ. Они хотели своими длинными руками меня схватить и бросить на весы, которые стояли в доме и на которых взвешивали добрые и худые дела. Я очень испугалась. Вдруг я увидела, что появился мой Ангел-Хранитель и принес платочек, который я когда-то дала нищему. Он бросил его на весы, и платочек перетянул все мои худые дела. Я обрадовалась и вышла из дома. Ангел же вновь скрылся, а ко мне опять подошел юноша, и мы с ним пошли дальше. Но он шел так быстро, что я не успевала за ним и изнемогала от усталости. Юноша ободрял меня и говорил:

– Крестись и бодрствуй!

Я перекрестилась, и мне стало легче. Мы опять подошли к дому, около которого был смрад и визг. В этом доме я увидела женщину, которая сидела на полу. Платье на ней было все в кровавых пятнах, на голове, точно венец, лежала змея и копошились черви. Вокруг шеи тоже обвилась змея и своей пастью впивалась ей в губы, а хвостом хлопала по ушам. Другая большая змея обвилась вокруг ног и пастью доставала до груди и впивалась в нее. Женщина поманила меня рукой и попросила ей помочь. Мне стало здесь очень страшно, и я начала умолять путеводителя, чтобы он не оставлял меня, и мы с ним вышли из дома. Я спросила его, за что эта женщина так страдает. Он ответил:

– Это блудница, она на земле служила своим страстям, а здесь получает возмездие за свои дела.

Мы с Ангелом пошли дальше. Через какое-то время перед нами возник очень высокий дом. Перед ним была большая пропасть, из которой вырывалось сильное пламя. Посреди дома стоял столб, обвитый змеями. К этому столбу были прикреплены нары, на них сидело множество народа. Люди были грязные, с искаженными лицами. Бесы хватали их и бросали в пропасть, сдирая с них одежду. Демоны же крюками из этой пропасти тащили их еще ниже, где они исчезали. Я очень боялась, что и меня туда бросят. Здесь стоял такой смрад, что я задыхалась от него. Змеи разинули рты и хотели проглотить меня. В этот момент мой Ангел-Хранитель взял меня за руку и вывел из этого страшного места. Я спросила его:

– За какие грехи страдает этот народ?

Ангел ответил:

– За содомские грехи.

Потом он привел меня к стеклянным воротам. Сквозь них я увидела огромную комнату, посреди которой были накрыты столы. На столах кипели самовары, стояли вина, а на тарелках лежали мыши, лягушки, крысы. За этими столами сидели люди. Все они громко кричали, точно чего-то требуя, а бесы обливали их кипятком. Юноша на мой вопрос ответил:

– Они не почитали праздников, рано, во время обедни, пили, ели и пьянствовали.

Рядом множество людей плясали в пламени. Когда они останавливались, бесы заставляли их снова плясать.

– Это за то, – сказал юноша, – что они во время церковной службы плясали, развлекались.

Мы пошли дальше и увидели еще одно здание. В нем было несколько человек, которых подвесили за животы и языки к потолку. Они очень стонали. Мне сделалось очень страшно, и я спросила у юноши, за что они так страдают.

– Эти люди кумовья, – ответил он, – жили плохо, имели между собой плотской союз.

После этого мы пошли темным, тесным путем и вскоре подошли к дому. Когда мы вошли внутрь, то я увидела, что какой-то человек стоит посреди дома, в уши у него продеты раскаленные докрасна цепи. У другого вытянут язык, и два демона режут его горячим тупым ножом. А у третьего из ушей пышет пламя. Я с великим страхом спросила у юноши, за что такое мучение. Он отвечал мне:

– Один разговаривал в церкви во время службы, за это у него пилят язык, а другой стоял невнимательно, не слушал пения и чтения. У третьего пышет пламя из ушей потому, что этот человек слушал клевету и передавал ее другим.

Из этого дома мы пришли к колодцу, у которого сидела женщина и разливала поварешкой воду в обе стороны. Я спросила у юноши:

– Что эта женщина делает?

Он ответил мне:

– Она на земле продавала молоко и разбавляла его водой, вот за это ее теперь и заставили отделять воду от молока.

От этого колодца был темный, тесный путь. Юноша шел быстро, точно летел, а меня он уже тащил за руку, потому что я не могла следовать за ним. Я сказала ему, что не могу больше идти, он мне ответил:

– Бодрствуй, крестись и иди!

Я почувствовала, что мы вошли на лестницу, прошли две ступеньки и поднялись на третью. Вдруг к нашим ногам упал человек и скатился вниз. Опять появились чудовища, и я очень испугалась. Когда мы прошли лестницу, я спросила у путеводителя, почему этот человек упал. Он ответил мне:

– Он прошел все мытарства, но одного не прошел, потому что имел жестокое сердце.

Мы отошли от лестницы и быстро пошли дольше. Вдруг я услышала сильный шум, а впереди увидела пламя. Мой путеводитель скрылся из виду, и я очутилась около огненной реки, в которой вода сильно волновалась. В ней было очень много народа. Через реку были перекинуты две тоненькие жердочки, и я увидела своего путеводителя на другом берегу. Он крикнул мне, чтобы я перешла к нему. Я ответила, что боюсь упасть в реку и поэтому не могу идти.

– Иди, не бойся! – говорит мне юноша. – Ведь ты меня знаешь!

– Нет, я не знаю тебя! – ответила я ему. – У нас нет таких, как ты!

Он опять крикнул мне:

– Ты знаешь меня, с юности ты полюбила меня, молилась мне, и я привел тебя и устроил в обитель, а теперь ты меня забыла, вот уже два года, и не молишься мне.

– Нет, я не знаю тебя! – ответила я.

– Я великомученик Георгий, – сказал он и с этими словами опять приблизился ко мне.

Он взял меня за руку и повел через реку. Справа и слева от нас образовались две стены, так что я не видела реки и безбоязненно перешла на другую сторону со святым великомучеником Георгием. Мы пошли с ним по берегу реки. Народу в ней было великое множество, все они старались выпрыгнуть, но снова окунались и громко кричали.

В реке я увидела знакомого мужика из нашей деревни, который кричал мне:

– Зачем ты здесь? Уйди отсюда, тебе не вынести и одной искры этого пламени!

В это время я почувствовала, что искра упала мне на руку, и я вздрогнула. Я спросила у святого великомученика Георгия, за какие грехи здесь страдают люди. Он ответил мне:

– Здесь будут все самоубийцы и христиане, которые только назывались христианами, но дела делали не христианские, все эти люди будут ниже неверных в этой реке, и освободить душу из этой реки очень трудно, надо много молитв и труда для ее освобождения.

Мы пошли дальше по берегу. Народу в реке становилось все меньше и меньше. Наконец мы подошли к широкому мосту, перешли его. Вокруг я увидела глубокий снег, подул сильный ветер, так что я шла с большим трудом, едва вытаскивая ноги. Было очень холодно, я почувствовала, что мои руки и ноги начинают замерзать. Мы подошли к большому полю, оно было покрыто толстым слоем льда. В этот момент святой Георгий скрылся от меня. И тут я увидела иноков. Они сидели с распущенными волосами, тряслись от холода. Мне стало их очень жаль, захотелось узнать, за что они здесь мучаются. А так как святой Георгий не появлялся, я и за себя испугалась, подумала, что и мне здесь придется остаться. Но вот я почувствовала, что меня как будто обдало чем-то теплым, и я увидела около себя святого Георгия, который сказал мне:

– Эти иноки жили в обители, посвященной Царице Небесной. Они жили беспечно, нерадиво несли послушания и роптали. Но по молитвам Божией Матери они избавлены от вечного пламени.

От этого поля мы пошли дальше. Я почувствовала, что становится все теплее и теплее. Необыкновенный свет разливался в том месте, по которому мы шли. Вдруг я увидела огромное поле, покрытое травой и цветами, посреди протекала небольшая речка. Святой Георгий сказал:

– Это обетованная земля, и кроткие наследуют ее.

Мне стало так радостно и весело, что я стала улыбаться. И чем дальше мы шли, тем выше становилась трава, а цветы – красивее. Свет стал такой, как будто светило не одно солнце. Среди этого поля стоял большой храм. Мы вошли на паперть, и я услышала пение, да такое чудное, что нет слов передать его. Пели: «Свят, Свят, Свят» и «Воскресение Христово видевше». Внутри храма была неописуемая красота: двери были точно из бисера и сияли разными огнями. В храме было очень много колонн, около них стояли монахини. Я узнала некоторых живых еще наших монахинь и послушниц, но святой Георгий сказал мне:

– Когда вернешься на землю, не говори никому о тех, кого здесь видела, чтобы они, узнав про себя, не возгордились. Что не запрещаю, то все можешь рассказать.

В храме было так хорошо, мне совсем не хотелось возвращаться! Святой Георгий сказал мне:

– Этот храм приготовлен для последних иноков, но их будет мало. Теперь почти не осталось на земле наставников и руководителей, и немногие могут спастись, но зато какое блаженство Господь уготовил им!

Удивляясь всей этой красоте, я только и могла говорить:

– Господи, Господи…

Вдруг святой Георгий сказал:

– Смотри, вот Царица Небесная спускается сюда!

В этот момент я увидела Величественную Жену неизреченной красоты, в короне и порфире. Она спустилась по воздуху, улыбалась и близко подошла ко мне, так что я хотела обеими руками схватить Ее. Я воскликнула:

– Царица Ты Небесная!

Она улыбнулась, перекрестила меня три раза и тихо сказала:

– Святой Георгий, возврати эту душу обратно.

Он сказал мне:

– Молись Ей, молись всегда! Она Заступница всех христиан, день и ночь Она просит Сына Своего, а особенно молится за иноков.

Тут я увидела, что все идут прикладываться к Евангелию и иконе Божией Матери «Знамение», которые лежали на аналое. И мы со святым Георгием тоже приложились к ним.

Когда мы вышли из храма, то зашли в церковь, стоящую рядом, но она была гораздо меньше. Посреди церкви стояли три стола, около них сидели прекрасные юноши и плели венки из разных цветов, которые были насыпаны на столах в великом множестве. Они вместе очень хорошо пели «Аллилуйя». Среди этих отроков я увидела своего племянника, который умер в этом году. Он, увидев меня, улыбнулся, но не подошел ко мне, и мне стало очень обидно, что он не заговорил со мной. Здесь я долго стояла, и мне не хотелось уходить, но святой Георгий взял меня за руку, и мы вышли из храма. На мой вопрос, для кого плетут эти венки, святой Георгий ответил:

– Для праведных.

Недалеко от этого храма я увидела три обители. Святой Георгий сказал мне:

– Это обители монахинь Введенского монастыря.

Когда мы подошли к ним, то из одной обители вышла недавно умершая наша игуменья Рафаила. Она обратилась ко мне и сказала:

– Ты, Феклушка, уже здесь? Да я тебя еще не возьму, тебе надо еще потрудиться в своей обители!

Еще она спросила у меня, как мы поживаем, и когда я стала ей рассказывать, она мне ответила:

– Я знаю, все знаю! Помоги Господь матушке Аполлинарии, я за нее и за всех сестер молюсь.

Когда матушка отошла от меня, я пошла к красивому домику. У его дверей я увидела свою старицу монахиню Людмилу. Она открыла дверь и радостно сказала:

– А, и ты пришла сюда! Но тебе еще рано, я еще не возьму тебя!

Она ввела меня в келью, где было множество икон, здесь было очень хорошо. Потом она села к столу и стала что-то писать. Вдруг послышался звон, и старица сказала:

– Теперь иди домой, а мне надо идти к обедне.

Когда я вышла от нее, то встретила матушку Поликсению. Она очень обрадовалась, когда увидела меня, и сказала:

– Ах, Феклушка, ты уже здесь? Но ведь тебе еще рано!

Она крепко меня обняла и показала свою келью. Это был красивый одноэтажный домик. Она сказала:

– Я все знаю, молюсь за всех вас!

Когда она отошла, я встретила мою первую старицу. Она тоже очень обрадовалась, крепко меня обняла, говоря:

– И ты, Феклушка, пришла к нам?

Я спросила у нее:

– Матушка, ведь вы – умершая, хорошо ли вам здесь?

– Было раньше не очень хорошо, – ответила она, – сама знаешь, с народом жила, много греха было. Но сестры за шесть недель умолили за меня Господа. Теперь мне хорошо.

Она отошла от меня, а я осталась стоять среди поля. Тут появился святой Георгий, и мы пошли дальше. Поле становилось все красивее, вдали виднелись ворота. Вдруг я увидела, что по полю идут монашествующие, в белых, светлых и парчовых мантиях, в золотых и серебряных венцах. Шло много святителей в золотых одеждах, в венцах и с крестами. Среди них я узнала своего священника, он был очень хорошей жизни.

Впереди монахинь шли игуменьи с посохами. Я узнала много своих умерших сестер. Некоторые рясофорные были в белых мантиях с золотыми венцами, а другие с серебряными венцами, у некоторых были букеты из чудесных цветов. Все знакомые монахини кланялись мне и улыбались, а одна послушница сказала:

– Феклушка, и ты пришла к нам! Да не совсем, ты вернешься обратно.

Во главе священства шел святитель в митре, весь в золоте и с крестом в руке. Еще я узнала трех иеромонахов Тихвинского монастыря, в том числе и отца Клавдиана, они шли с крестами в руках. Все они были радостны и как будто в одних годах, лет тридцати. Рядом с ними шли мирские, их было очень много. Все они проходили в ворота. Вдруг около меня появился святитель Николай. Он мне сказал:

– Пойдем, теперь надо возвращаться обратно!

И мы с ним пошли вперед. Через какое-то время мы попали на другое поле. На нем я увидела своих монахинь и послушниц, которые косили траву, а некоторые гребли сено. У них было очень светло, они пели псалом: «Пресветлый Ангел мой Господень».

Вдруг в воздухе точно блеснуло что-то, и я увидела небольшой венчик над тем местом, где работали наши монахини. Он был золотой и стал расти. А с восточной стороны к ним шла игуменья с посохом в руках, она стала крестить всех.

Тут я оглянулась и посмотрела за реку, на другой берег. Там было очень темно. На берегу стояли наши инокини, живущие в монастыре. Им, по-видимому, хотелось перейти на эту сторону, но как только они подходили ближе, берег реки начинал обваливаться, и они вместо того, чтобы приближаться, все больше отдалялись. Мне стало их очень жаль. Вдруг ко мне подошел отец Клавдиан. Он сказал мне:

– Не говори никому, кого ты видела за рекой. Они, может быть, еще покаются!

После этих слов я опять увидела около себя святителя Николая. Он сказал мне:

– Теперь пойдем, я провожу тебя.

Вскоре мы пришли в келью, и он скрылся. Вдруг открылась дверь, и ко мне вошла наша умершая игуменья Рафаила, в парчовой блестящей мантии и в венце на голове. За ней вошла другая монахиня, высокая, а одежда на ней была еще светлее. Она стояла сзади игуменьи и улыбалась, а матушка подошла ко мне и сказала:

– Вот ты теперь больна. Пособоруйся – и поправишься!

Затем игуменья три раза перекрестила меня. Я спросила ее:

– Матушка, кто это с вами?

Она ответила мне:

– Это наша благоверная царица, схимонахиня Дарья.

Она с улыбкой издали перекрестила меня, и они скрылись.

После этого я проснулась, окинула взглядом свою келью. Она показалась мне такой мрачной и грязной после того, что я видела! Сначала я никого не узнала, кто был около меня, такие все показались мне некрасивые по сравнению с теми, кого я видела в поле! Немного погодя я совершенно пришла в себя, узнала всех и сказала:

– Девушки, не делайте никому зла. Что будет вам на том свете за зло, страшно и подумать!

После этого сновидения Фекла пролежала в постели пятнадцать дней. Она была очень слаба, можно сказать, находилась между жизнью и смертью. У нее был сильный страх, все ночи в келье горела лампа. Каждую ночь к ней приходили спать несколько инокинь, так как с одной своей старшей она боялась оставаться. Она была так слаба, что когда ей приходилось вставать с постели и ее не успевали поддержать, то она падала на пол.

В девятнадцатый день вечером ее соборовали. Она могла стоять с трудом. Во время чтения Евангелия ее поддерживали под руки. В конце таинства Фекла почувствовала крепость, какую-то особую бодрость и с этого дня стала поправляться. Теперь она совершенно здорова, ходит на все послушания, страх ее также прошел.

Эта девица живет в монастыре семнадцать лет, почти неграмотная, с трудом читает Псалтирь, целыми днями находится на монастырских послушаниях, усердная в труде, кроткая, скромная, одним словом, живущая в страхе Божием. В настоящее время ей тридцать три года. Несколько лет она жила при больной старице и ходила за ней безропотно. Первое время она и говорила плохо, так как в их деревне Олонецкой губернии особое наречие. Об участи праведных и грешных она мало что знает, так что воображение не могло на нее подействовать.

Один час мучения в аду

Тяжело больной человек, изнемогая, попросил Господа прекратить его страдальческую жизнь.

– Хорошо, – сказал явившийся больному Ангел, – Господь услышал твою молитву. Он прекращает твою временную жизнь, только с условием: согласен ли ты пробыть три часа в аду вместо одного года страданий на земле? Твои грехи требуют очищения в страданиях твоей плоти. Ты должен был болеть еще год, потому что как для тебя, так и для всех верующих нет другого пути к Небу, кроме крестного, проложенного безгрешным Богочеловеком. Тот путь тебе уже наскучил на земле. Испытай, что значит ад, куда идут все грешники. Впрочем, только испытай в течение трех часов, а там молитвами Святой Церкви ты будешь спасен.

Страдалец задумался. Год страданий на земле – это ужасное продолжение времени.

– Лучше уж я вытерплю три часа, – сказал он наконец Ангелу.

Ангел тихо принял на свои руки его страдальческую душу и, заключив ее в преисподних ада, удалился от страдальца со словами:

– Чрез три часа я явлюсь за тобой.

Господствующий повсюду мрак, теснота, долетающие крики грешников, духи злобы в их адском безобразии – все это слилось для несчастного страдальца в невыразимый страх и томление. Он всюду видел и слышал только страдание, и ни ползвука радости не было в необъятной бездне ада! Одни лишь огненные глаза демонов сверкали в преисподней тьме, и носились пред ним их исполинские тени, готовые сдавить его, сожрать и сжечь своим гееннским дыханием. Бедный страдалец затрепетал и закричал, но на его крики отвечала только адская бездна своим замирающим вдали эхом и клокотанием гееннского пламени. Ему казалось, что прошли уже целые века страданий. С минуты на минуту он ждал к себе светоносного Ангела.

Наконец страдалец отчаялся в его появлении и, скрежеща зубами, застонал, заревел что было силы, но никто не внимал его воплям. Все грешники, томившиеся в преисподней тьме, были заняты собой, своим собственным мучением.

Но вот тихий свет ангельской славы разлился над бездной. С райской улыбкой подошел Ангел к нашему страдальцу и спросил:

– Что, каково тебе, брат?

– Не думал я, чтоб в ангельских устах могла быть ложь, – прошептал он едва слышным, прерывающимся от страданий голосом.

– Что такое? – спросил Ангел.

– Как что такое? – произнес страдалец. – Ты обещал взять меня отсюда через три часа, а между тем целые столетия протекли в моих невыразимых мучениях!

– Что за годы, что за столетия? – кротко и с улыбкой отвечал Ангел. – Прошел только час со времени моего ухода, и тебе осталось здесь пробыть еще два часа.

– Как два часа?! – в испуге спросил страдалец. – Еще два часа?! Ох, не могу терпеть, нет сил! Если только можно, если только есть воля Господня, умоляю тебя, возьми меня отсюда! Лучше на земле я буду страдать годы и века, даже до последнего дня, до самого Пришествия Христова на Суд, только выведи меня отсюда! Невыносимо! Пожалей меня! – со стоном воскликнул страдалец, простирая руки к светлому Ангелу.

– Хорошо! – ответил Ангел.

С этими словами страдалец открыл глаза и увидел, что он по-прежнему дома. Он был в крайнем изнеможении. Страдания духа отозвались и в самом теле. Но с той поры он с радостью переносил свои страдания, помня ужас адских мучений и благодаря милосердного Господа.

Час адских мук на земле

Долгое время при нашей церкви бессменно служил церковным старостой Гавриил Иванович Гончар. Прихожане очень любили его и всегда говорили о нем:

– У нас никого нет справедливее и усерднее до Божьего храма, чем Гавриил Иванович. Мы боимся и подумать, как можно его кем-то заменить. Просим, чтобы до самой смерти он был нашим старостой!

И служил он при церкви до самой своей кончины, которую удостоился принять на Пасхальной неделе.

Гавриил Иванович был кристально честным человеком, его сердце было полно безмерной христианской любви и кротости. Бог не даровал ему детей, он жил с женой, братом и племянником. Никто никогда не видел его праздным, и Богу ведомо, что он всегда творил умную молитву. Внешне он был похож на отца Серафима Саровского, в год канонизации которого и умер.

Никаких спиртных напитков и табака Гавриил Иванович не употреблял и других всегда кротко вразумлял за нетрезвость и курение. Служил я с ним уже в последние годы его жизни, но все люди говорили, что знают дедушку Гавриила трезвенником, сколько помнят. Несколько раз я расспрашивал его, почему он такой строгий трезвенник, что даже когда он был болен, то не послушал врача и не стал пить вина. Дедушка отнекивался и переводил разговор на другую тему.

За год до его кончины как-то ехали мы вместе с ним в город. Гавриил Иванович собирался положить там небольшую сумму денег на нужды церкви и на свое поминовение. Обычно молчаливый, на этот раз дедушка был очень словоохотлив и много рассказывал о Святой Земле и Афоне, где он прожил месяц. Его очень поразило там, что на каждой трапезе всем дают вина, и ему давали…

– А мне-то нельзя! – сказал дедушка.

Вот тут-то я и упросил его рассказать, почему ему нельзя выпить даже и малой рюмки слабого вина с водой.

– Был я один сын у отца, жили мы зажиточно. Родители мои учили меня уму-разуму и воли мне не давали. Но, известно, молодость: собираются вечером, нанимают музыкантов, пьют водку, а на выпивку да на гостинцы девчатам берут тайком из дома. Был и я такой, и хотя отец и наказывал меня, но я все время изворачивался, а у нас из дома можно было долго тянуть, и это было бы незаметно. Повадился я на гулянки, а там и стал втягиваться в пьянство. Без водки уже скучно жить мне стало. А тут неожиданно умер отец. Своя воля стала, мать я не слушался. Тогда она меня женила, надеялась, что я исправлюсь. Но уже поздно было, я не мог остановиться. Наверное, совсем бы пропал, если бы Господь не оглянулся на меня.

Однажды повез я в город продавать воз муки. Удачно продав ее, я выпил там как следует, потом всю дорогу домой с приятелями тоже пил. Как приехали домой, не помню. Вот, батюшка, есть люди, которые не верят, что будут вечные муки, вечный огонь, они думают, что ада нет. А я, окаянный, уже мучился на этом свете вечными муками и каждую минуту про это помню, хотя это было давно.

Проснулся я и вижу, что вокруг меня огонь. Вижу, что связан, ни руками, ни ногами не могу пошевелить, а вокруг меня стоят эти… (он никогда не называл имени бесовского и при этом всегда крестился) и жгут они меня огнем, да не таким, как на земле, этот можно стерпеть, а лютейшим. Да так мне больно, так горячо, как сейчас это было, а ведь уже больше пятидесяти лет прошло после того случая! А огонь-то лютый, и жгут меня, а сами-то… и сказать нельзя!

Спаситель мой! Матерь Божия! Тут я взмолился, а мучению нет конца! Думалось, что уже целый век прошел, а всего-то мучился я один час. Видно, Господь наказал меня для вразумления, да помиловал.

Вдруг сразу все пропало, чувствую, что развязались руки и ноги. Я повернулся и вижу: пред образами горит лампадка, а на коленях стоит моя мать и слезно молится. Вот тут-то я вспомнил и понял, что правильно сказано: материнская молитва со дна моря поднимает. И меня молитва матери вызволила из адских мук! А случилось это в праздник Успения Божией Матери.

Поднялся я здоровый, как будто хмельного в рот не брал. Мать рассказала, что привезла меня лошадь без чувств. Внесли, как мертвого, и положили на лавку, дыхания и не заметно было. Мать стала со слезами молиться… С тех пор я этого часа всю свою жизнь забыть не могу.

Как же будет нам, грешным, если так мучиться вечно! Господи милосердный, наказал Ты меня раз на земле, накажи еще здесь много раз лютыми муками, но избавь вечных мук!

Я его спросил:

– Рассказывал ли ты, дедушка, кому-либо об этом?

– Кроме своего духовного отца, я однажды рассказал об этом одному человеку, так он засмеялся и сказал, что это мне спьяну представилось. Бог с ним, больше я уже никому и не рассказывал, кроме вот вас, батюшка.

И правильно делал дедушка, что никому об этом не говорил. Он был рад, что Господь вразумил его, и не хотел бесплодными размышлениями и разъяснениями допустить врага рода человеческого опять склонить себя на погибельный путь.

Такие вразумления бывают нередко, но часто они проходят бесследно для пользы вразумляемых, ибо их стараются объяснить естественными причинами, забывая, что в мире, а особенно в жизни человека, все происходит не по каким-либо естественным причинам, а по Промыслу Божьему.

Кончина христианского отрока

Этот случай рассказала мне мадам Бернаскони, с которой я познакомился в имении Раевских.

«В шестидесятых годах я жила с сыном Виктором в селе Красном. Это был замечательный ребенок, подвижный, умный не по годам. У него было доброе сердце, он очень любил молиться. Когда ему исполнилось пять лет, он неожиданно заболел дифтеритом. Однажды утром он мне сказал:

– Мамочка, сегодня я должен умереть, поэтому сделай мне ванночку, чтобы я мог явиться Богу чистеньким!

Я стала возражать, что ему от этого станет хуже, он может простудиться, но он настойчиво требовал ванну, и я уступила его просьбе – умыла его, одела в чистое белье и положила на кроватку.

– А теперь, мама, дай мне образок, который я так люблю, – попросил он, и я исполнила его просьбу. – Скорей, мама, дай мне в руку свечку, я сейчас умру! – требовал ребенок, и я зажгла восковую свечу и вложила ему в руку. – А теперь прощай, мамочка! – сказал Виктор, закрыл глаза и тотчас скончался.

Для меня потеря сына была страшным ударом, днем и ночью я плакала, не находя ни в чем утешения. Но вот однажды зимой, проснувшись утром, я услышала около моей кровати голос Виктора, который звал меня:

– Мама, мама, ты не спишь?

Пораженная, я ответила:

– Нет, не сплю!

Я повернула голову в ту сторону, откуда раздался голос, и – о чудо! – я увидела моего Виктора, стоявшего в светлой одежде и грустно смотревшего на меня. Казалось, что от него шел свет, потому что в комнате было настолько темно, что без этого я не могла бы его увидеть. Он так близко стоял от меня, что первым моим порывом было броситься к нему и прижать к сердцу. Но едва эта мысль промелькнула у меня в голове, как он предупредил меня:

– Мама, ты меня не трогай, меня нельзя трогать!

При этих словах он отодвинулся немного назад. Я стала молча любоваться им, а он продолжал говорить:

– Мама, ты все плачешь обо мне. Зачем ты плачешь? Мне ведь хорошо там, но еще лучше было бы, если бы ты меньше плакала. Ты не плачь!

После этих слов он стал невидим…

Через два года Виктор снова явился мне наяву, когда я была в спальне. Он сказал мне:

– Мама, зачем тебе Оля, она лишняя!

Оля – это моя дочь, которой тогда было около года. Когда я его спросила, неужели и ее возьмут, он ответил:

– Она лишняя!

За две недели до ее смерти он опять пришел и сказал:

– Мама, тебе Оля лишняя! У тебя все большие, она тебе будет только мешать.

Я была уверена, что моя дочь умрет, и через две недели, придя домой, нисколько не удивилась, когда нянька сказала, что у ребенка жар, а затем через два дня моя Оля умерла».

У монаха Ионы умер сын, послушник в Чудовом монастыре. В пятницу под Лазареву субботу, около полуночи, Иона встал поправить лампадку и увидел, что дверь открылась, вошел его сын в белой рубашке, а за ним шли два светлых мальчика.

– Сынок, зачем ты пришел, я боюсь тебя! – сказал Иона.

– Не бойся, батюшка, я ничего не сделаю, – ответил он и поцеловал отца.

– Каково тебе, сынок, там?

– Слава Богу, батюшка, мне хорошо!

Иона еще хотел спросить о чем-то, но сын встал и поспешно произнес:

– Прости, батюшка, мне нужно навестить старца! – и вышел с мальчиками из кельи.

Этот случай рассказал мне граф М.В. Толстой.

«В ночь на 29 сентября мне снилось, будто я стою у себя в комнате и слышу, что из гостиной раздаются голоса детей. Смотрю – мимо меня проходят в комнату разные дети, а между ними Володя, наш умерший сын. Я с радостью кинулся к нему. Володя улыбнулся мне своей прежней ангельской улыбкой, я протянул к нему руки:

– Володя, это ты?!