Православная мама Зоберн Владимир

– Если он останется жить, еще более согрешит.

– Не ваше дело, – отвечали Ангелы, – касаться этого. Если согрешит, то покается, – и отогнали бесов.

После этого я пришел в сознание».

Это видение навсегда врезалось в память Писаревского, и всякий раз, когда он впадает в какой-либо грех, оно возбуждает в нем сердечное раскаяние, и он старается загладить его исповедью, молитвой и милостыней.

Ожившие покойники

Иногда для удостоверения грешника в том, что ожидает его после смерти, Господь Бог переносит на время его душу в другой мир, поднимая завесу, скрывающую от нас состояние душ наших умерших, показывает грешнику, какие страшные истязания и муки ожидают его за гробом.

«Исихий Хоревит, живя среди пустынников, долго и упорно скрывал под иноческой одеждой сластолюбивое сердце. Ни уговоры братии, ни пример их строгой жизни не действовали на лицемера. От братии он ограждался личиной добродетели, тщательно утаивая свои слабости, а к их подвигам его сердце было совершенно равнодушно. Однако благодать Божия проникла и сквозь эту кору лицемерия. Во время болезни Исихий был в обмороке около часа. После этого он провел двенадцать лет в затворе в самых строгих подвигах покаяния» (Священник Григорий Дьяченко. «Уроки и примеры христианской веры»).

Вот еще два примера, заимствованных нами из рукописей, хранящихся в русском Пантелеимоновом монастыре на Афоне.

1

«В городе Рославле Смоленской губернии жила бедная дворянка Окнова, которая имела там собственный дом. После продолжительной болезни она умерла. Ее обмыли и положили в гроб, а на третий день, когда собравшиеся священники готовились уже выносить ее тело из дома в церковь, к общему изумлению, она поднялась из гроба и села. Все пришли в ужас и, когда удостоверились, что она жива, извлекли ее из гроба и положили опять в постель. После этого она прожила еще несколько лет, но от своей болезни не выздоровела.

Я, будучи в Рославле в 1836 году, слышал об этом необыкновенном событии, ходил к ней в дом и нашел ее уже разбитую параличом. Она рассказала мне следующее:

– Когда я умирала, то видела себя вознесенной вверх по воздуху и была представлена на какое-то страшное судилище. Должно быть, это было мытарство. Я стояла перед какими-то грозными мужами, которые открыли большую книгу. Судили меня очень долго. В это время я находилась в несказанном ужасе, так что когда теперь я об этом вспоминаю, то прихожу в трепет. Там показали многие мои грехи, сделанные от юности, даже те, о которых я совершенно забыла и грехом не считала. По милости Божией, однако, казалось мне, я была прощена во многом и уже надеялась быть оправданной, как один грозный муж начал строго требовать от меня ответа, почему я плохо воспитала своего сына, так что он впал в разврат и гибнет от своего поведения! Я со слезами и трепетом стала оправдываться, говоря, что сын развратился, будучи уже взрослым. Очень долго длился суд за сына, никто не внимал моим просьбам. Наконец грозный муж, обратившись к другому, сказал: «Отпустите ее, чтобы она принесла покаяние и оплакала как следует свои грехи!» Тогда один из Ангелов толкнул меня, и я почувствовала, как будто опускаюсь вниз, и, ожив, увидела себя лежащей в гробу. Около меня горели зажженные свечи и молились священники. Не так строго меня судили за прочие грехи, – сказала она, – как за сына, и это истязание было невыносимо!»

Она рассказала мне, что ее сын совсем развратился, не живет с ней, и она потеряла надежду на его исправление».

2

«Одна благочестивая женщина, проводя свои дни в молитве и посте, имела большую веру к Пресвятой Владычице нашей Богородице и всегда умоляла Ее о покровительстве. Эта женщина всегда терзалась совестью о каком-то содеянном ею в молодости грехе, который по ложной стыдливости не хотела открыть своему духовнику, но, говоря о нем, туманно выражалась такими словами:

– Раскаиваюсь и в тех грехах, которые или не объявила, или не запомнила.

Наедине же, в тайной молитве, она ежедневно каялась в этом грехе Божией Матери, всегда умоляла Владычицу, чтобы Она на суде Христовом ходатайствовала за нее о прощении греха. Дожив до глубокой старости, она умерла. Когда на третий день готовились предать ее тело земле, она вдруг воскресла и сказала своей испугавшейся и изумленной дочери:

– Подойди ко мне поближе, не бойся! Позови моего духовника!

Когда пришел священник, то она при всех сказала:

– Не бойтесь меня! Милосердием Божиим и ходатайством Его Пречистой Матери моя душа возвращена для покаяния. Как только душа разлучилась с телом, в ту же минуту темные духи окружили меня и готовились отнести в ад, говоря, что я достойна этого за то, что по ложной стыдливости не открывала своего тайного греха, сделанного в юности. В эту лютую минуту передо мной предстала скорая Помощница Пресвятая Владычица Богородица, и, как утренняя звезда или как молния, мгновенно разогнала тьму злых духов и, приказав мне исповедать мой грех перед духовным отцом, повелела моей душе возвратиться в тело. Итак, теперь как перед тобой, батюшка, так и перед всеми вами исповедую грех мой. Хотя я в продолжение жизни и была благочестива, но грех, который лежал на моей совести и который я от малодушия стыдилась исповедовать духовному отцу, низвел бы меня в ад, если бы не заступилась за меня Божия Матерь! – Сказав это, она исповедала свой грех и потом, преклонив голову на плечо дочери, перенеслась в вечную и блаженную жизнь».

Обличение из загробного мира

По греховной немощи людей втайне творятся ими не столько добрые дела, сколько злые, преступные, потому что всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы (Ин. 3, 20). Но все, сделанное втайне, хотя бы и в самой глубокой, сокровенной, непременно должно открыться, если не в этой временной жизни, то в будущей, вечной. Об этом уверяет нас слово Самого Господа Иисуса Христа: нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу (Мк. 4, 22).

В городе Баку служил рядовой Петр Федорович Лебедев. Он поступил на службу из города Красный Яр Астраханской губернии. У Петра Федоровича была жена, Олимпиада Петровна. Детей у них было много, но все они умирали в младенчестве. В живых остался один только пятилетний сын Павел, когда в 1858 году у них родился еще один сын Гавриил. Новорожденный был так слаб, что родители опасались, как бы он не умер некрещеным, и поэтому решили немедленно его крестить. Вскоре нашлись и восприемники – писарь флотского экипажа П.И. Иванов и жена их боцмана Настасья Петровна. Приготовив все, что было нужно, крестные, а с ними и нянька с младенцем, семидесятилетняя старуха, отправились его крестить.

Опасения родителей малыша действительно оправдались – вскоре после того, как кум с кумой и бабкой возвратились, младенец становился все слабее и слабее и через два часа скончался.

Крестины сменились приготовлениями к похоронам. Жалко было родителям своего умершего сына, но они имели утешение в том, что Бог дал им время, чтобы совершить над ним святое Таинство Крещения. Так как родная мать, не оправившись от родов, лежала в постели, то приготовлением к похоронам занялась крестная мать. Она сшила, что было нужно, и одела своего умершего крестника. Знакомые Лебедевых заметили, что крестная мать усопшего была все время в веселом расположении духа и часто улыбалась. В другое время веселое настроение кумы, конечно, не могло бы обратить на себя внимания, но в данный момент оно не соответствовало печальному событию… Неуместную веселость кумы тогда приписали влиянию лишней рюмки, выпитой при поздравлениях «с новорожденным сыном». Но, увы, причина этому была другой.

Младенца похоронили, помянули, затем обыденная жизнь вошла в свою колею. Прошло восемь лет… В 1866 году Олимпиада Петровна сильно заболела лихорадкой и была отправлена в местный военный госпиталь. Однажды вечером заметили, что больной стало совсем плохо. Послали за мужем, а он за женой их сослуживца Ириной Петровной, с которой больная была в дружеских отношениях и часто называла ее сестрой.

Когда они пришли, то увидели, что Олимпиада Петровна лежит неподвижно с закрытыми глазами. Они подумали, что она уже скончалась, но доктор сказал им, что она пока жива. Долго они находились около больной, но она не приходила в сознание.

На другой день вечером Ирина Петровна опять пришла в госпиталь навестить больную, которая была в прежнем состоянии, без сознания. Ее муж уже был там. Через некоторое время больная вдруг вздрогнула и, не окрывая глаз, сказала:

– Скорее одевайте меня, кладите…

– Куда тебя класть?

– В гроб.

– Что ты, Господь с тобой! Разве живых людей кладут в гроб?

– Я живая?

– Конечно, живая!

Больная закрыла лицо руками и как будто с сожалением произнесла:

– Ах, лучше бы мне умереть! Зачем я не умерла, осталась здесь…

Муж больной и Ирина Петровна подняли ее и посадили на кровать, прислонив к стене. Немного погодя она, обратившись к мужу, сказала:

– Петя, прошу тебя, ради Бога, не ругайся больше, не сквернословь! Если бы ты знал, что там за это будет…

Эту просьбу больная повторила несколько раз. Нужно сказать, что ее муж действительно имел греховную привычку почти постоянно ругаться и сквернословить.

– Почему ты хотела умереть? – спросила больную Ирина Петровна.

– Ах, Ира! Я, грешная, удостоилась видеть, как святые Ангелы взяли и понесли душу какой-то убогой женщины, умершей в лазарете. Видя это, и я желала тогда же умереть, чтобы и моя душа сподобилась такой же чести… А вот сегодня здесь были похороны какого-то офицера. Его хоронили с почестями, но как душу-то его провожали? Я тоже видела, что она была окружена, но не Ангелами, а страшными бесами! Их было очень много, и все кричали: «Это наша!» А какой нестерпимый был смрад… Господи, избавь от такой смерти!

Сначала слова больной приняли за бред болезненного воображения, но потом на них обратили внимание, потому что в тот день действительно были похороны умершего флотского офицера, лейтенанта К. Но никто не понял, как больная могла их видеть, когда она весь день и ночь находилась в бессознательном состоянии! Между тем Олимпиада Петровна продолжала:

– Еще я видела всех наших умерших детей. Они кинулись ко мне со словами: «Мама, мама!», все с радостью окружили меня…

– А Пашу видела? – спросил муж.

Их сын Павел умер в возрасте семи лет, через два года после Гавриила, в 1860 году.

– И Пашу видела, он бросился мне прямо на грудь… Детей там очень много. Смотрю – все наши дети собрались вокруг меня, только одного Гавриила не было с ними. Я спросила, где он. Тут какой-то мужчина сказал мне: «Вот он» – и приподнял край одеяла, которое держал на руках. Я посмотрела туда и увидела Гавриила, но без движения и черного, как головешка. На мой вопрос, что с младенцем, мужчина сказал, что он некрещен. Я стала ему возражать, но он опять повторил, что Гавриил умер некрещеным!

Этот рассказ больной смутил Петра Федоровича и Ирину Петровну. Они подумали, что она бредит. Олимпиада Петровна сказала, что Гавриил не был крещен, тогда как они очень хорошо помнили, что его успели окрестить перед его смертью!

Больная, видя их сомнения, сказала:

– Да, бедный Гавриил не был крещен, мне так и сказали… Еще мне там было сказано несколько слов, но я не могу их никому передать, не велено.

Чтобы убедиться в истине рассказанного женой, Лебедев по совету Ирины Петровны тотчас отправился к куму, жившему в казарме, недалеко от госпиталя, чтобы спросить его. Через некоторое время Петр Федорович возвратился от него и взволнованным голосом сказал:

– Ирина Петровна! Ведь Гавриил и в самом деле не был крещен!

Придя к куму, Лебедев подробно рассказал ему видение жены и потом спросил, правда ли, что Гавриил не был крещен. Такое неожиданное и необычайное обличение потрясло кума, и он тут же сказал, что Гавриил действительно не был крещен.

– В этом наш грех, – добавил он и тут же объяснил причину противозаконного проступка.

Как оказалось, кум имел незаконную связь с женой своего сослуживца, с той самой Настасьей Петровной, которую попросили быть крестной матерью Гавриила. Отказаться от приглашения без видимой к тому причины они не решились, потому что боялись, что тогда могут догадаться об их греховной связи. И, сознавая свой грех, который не допускал им быть восприемниками при совершении святого Таинства Крещения, они условились между собой и подговорили няньку, чтобы младенца не крестить, а только сделать вид, что он крещен, но не в церкви, а на квартире у няньки. Так они и сделали. Ушли как будто бы в церковь крестить младенца, а сами пробыли некоторое время у няньки, а потом вернулись. Их обрадовала смерть младенца, так как они думали, что теперь их грех никогда не откроется. Поэтому крестная мать не могла скрыть своего душевного настроения, когда она готовила младенца к погребению. Отпевал его священник, давший новорожденному молитву и нарекший ему имя, так как крестный отец предупредил его, что младенец не дожил до крещения в церкви и что его крестила нянька. Похоронив крестника, мнимые восприемники совсем успокоились, думая, что их поступок окончательно скрыт, погребен вместе с младенцем, и никто о нем никогда не узнает.

Но вот через восемь лет, когда они стали забывать о содеянном грехе, лишившем невинного младенца благодатных даров Святого Крещения, неожиданно явилось обличение в этом грехе, и обличение необыкновенное – из загробного мира! Совесть не дала куму утаить совершенный им тяжкий грех, и он в нем сознался. Настасья Петровна к тому времени уехала из Баку с мужем, который вышел в отставку. Нянька уже окончила свою земную жизнь и предстала на суд Царя Небесного.

Болезнь Олимпиады Петровны осложнилась, на теле открылись раны, причинявшие ей ужасную боль. Часто она говорила посещавшей ее Ирине Петровне, чтобы та не опасалась ее болезни, которая для других незаразна, а ей дана за грехи. И она терпела, переносила ужасные страдания с необыкновенной твердостью, вплоть до самой кончины, последовавшей через полтора месяца.

По рассказам Ирины Петровны, Лебедева обладала истинно христианскими качествами души – она была кроткой, тихой, незлобивой, ни с кем никогда не ссорилась, да и мужа своего постоянно удерживала от брани. Она строго соблюдала посты и часто посещала церковные богослужения, разве только иногда болезнь или какое-нибудь семейное дело могли ее удержать от посещения храма Божьего.

Да сподобит ее Господь Бог небесных благ, уготованных любящим Его!

Сила молитвы

В нашем приходе особым уважением пользуется один крестьянин пожилых лет. Человек он грамотный, честный, богобоязненный. Но не всегда он был таким. Его жена, скромная, простая женщина, однажды, разговорившись о своей жизни, между прочим упомянула, что в молодости она видела много горя и пролила немало слез, потому что ее муж вел безнравственную и нетрезвую жизнь. Я так была удивлена ее словами, что сначала подумала, что она, вероятно, была так несчастлива в первом браке и что речь идет не о ее настоящем муже, этом уважаемом человеке. Вот что она мне рассказала.

«Я девушкой была выдана за него, вдовца, и с тех пор живу с ним. Это Матушка Царица Небесная заступилась за меня. Было это осенью, наступили большие холода, и трое моих деток лежали в оспе при смерти. В то время мой муж имел в соседней деревне мельницу и часто там ночевал, там же, в местном трактире, он обычно пропивал свой заработок. И вот, как сейчас помню, наступил праздник в честь Казанской иконы Божией Матери. Рано утром приходит к нам в дом соседка и рассказывает, что мой муж опять запил напропалую, даже пропил с себя всю одежду и остался в одной рубашке. Не в первый раз он напивался, но сейчас, когда смертельно заболели мои дети, это так меня поразило, что я упала на лавку и зарыдала с отчаянием в сердце. Соседка испугалась за меня, стала меня утешать, но, видя, что не может меня успокоить, вспомнила, что сегодня большой праздник, и уговорила меня идти с ней в церковь помолиться Богу.

– Там тебе полегчает! – сказала она. – А за ребятами свекровь пока присмотрит.

Не зная, куда мне деться от своего горя, я встала и пошла в церковь. В храме, когда мы пришли туда, пели «Заступница усердная…». Слезы хлынули у меня из глаз, я упала на колени и стала молиться, а мое сердце точно разрывалось на части от горя. Никого не видела я вокруг себя, только услышала сзади шепот:

– Что это она так плачет-то? Или у нее отец с матерью умерли?

– Нет, у нее давно нет ни отца, ни матери, жизнь у нее очень плохая, муж-то ее…

Я еще сильнее заплакала, еще горячее стала молиться: «Матушка! Заступница Ты моя! Как же мне жить-то?! Не уйду от Тебя, заступись! Вступись за меня, сироту горькую!» И вступилась же Царица Небесная! Услышала мою слезную горькую молитву. И сейчас не забуду: пришла я домой, смотрю, а муж-то мой дома и трезвый! Я спросила:

– Что же это?! Или ты протрезвел?

– Да, – ответил он тихо, а сам смотрит на меня с испугом.

И рассказал он, что как встал он утром, так и отправился прямо в трактир опохмеляться. Подошел к самой двери, взялся уже за ручку, только вдруг точно кто крикнул на него:

– Вернись! Ступай домой!

Он, не оглядываясь, бросился бежать, не раздумывая, кто бы мог так отогнать его. Так он прибежал домой, не понимая, что с ним произошло. Когда же я, плача, стала рассказывать, как была в церкви и как молила Царицу Небесную, то мы поняли с ним со страхом и великой радостью, что это Она, Матушка наша, Заступница Усердная, попечалилась о нас перед Богом и избавила моего мужа от погибели! И с этого дня, родимая ты моя, он ни капли в рот не берет! А с тех пор уже больше двадцати пяти лет прошло! Так вот мы каждый год 22 октября, в Казанскую-то, и служим молебен с тех пор, как обещались. И Казанскую икону Божией Матери мы тогда задумали написать в память нашей радости и благодарности Заступнице нашей. Сам муж-то и в Москву тогда за ней ездил. А еще когда ждали мы его с иконой, удивительное тоже дело было! Сижу я всю ночь, и огонь у меня горел, все жду его, только вдруг дочка моя смотрит на меня и спрашивает:

– Матушка, отец приехал?

– Нет, – говорю, – не приезжал еще.

– Да как же не приезжал, я его сейчас вот тут видела в белой рубашке! А икона-то новая на лавочке стояла, где же она?

Мне стало жутко, и я принялась уверять свою девочку, что ей это приснилось.

– Нет, матушка, я не спала, я все глядела и на тебя, и на батюшку, и на икону!

Вскоре и в самом деле приехал мой муж с иконой. И обрадовались же мы все, что привел Господь нам получить такую радость в своем доме! Я до конца своих дней буду помнить, какую великую милость сотворила нам Царица Небесная…»

Обмиравшая

Рассказ священника

Я расскажу об одной труженице Пелагее, жившей лет шестьдесят тому назад в деревне Шипиловке Костромского уезда. Эта крестьянка жила в одном доме с двумя невестками, мужья которых большую часть года были в отлучке для заработков. Домик у них был маленький и небогатый. Кроме одной тесной избы, в которой они ютились, на дворе был еще хлев для домашнего скота. Пелагея сначала жила с детьми в одной комнате, но потом для тайных ночных подвигов молитвы она стала уходить в сени, где и проводила целые ночи, а спать ложилась только перед рассветом. Наконец, чтобы скрыть свои подвиги от людских взоров, она решила навсегда перебраться в хлев, так как там была маленькая комнатка, где она могла молиться. Только изредка ночевала с ней ее любимая невестка. Пелагея не хотела, чтобы кто-нибудь, кроме этой невестки, видел, что она молится. Пока невестка сидела с ней и занималась рукоделием, Пелагея уходила в сени и молилась. Пища ее была самой простой. Она даже придумала для себя особенную пищу: густо размешивала ржаную муку, и это сырое тесто употребляла вместо хлеба, да и то немного. Другую же пищу принимала редко. Днем она обычно пряла лен, а заработанные деньги разделяла на две части. Одну часть отдавала в церковь, а другую бедным, притом делала это тайно.

Однажды ночью она по своему обыкновению молилась в сенях, а сноха спала в комнате. Перед рассветом сноха пробудилась и увидела, что ее свекровь стоит на коленях в молитвенном положении. Постояв несколько минут в страхе и смущении, она сказала ей:

– Матушка!

Но ответа не было, матушка уже была холодна. Тут пришла и другая сноха для домашней работы. Видя, что их свекровь умерла, они одели усопшую и положили ее на стол. А на третий день положили в гроб и собирались уже везти ее в церковь, как вдруг лицо ее ожило, она открыла глаза, подняла руку и перекрестилась. Все испугались и бросились к печке. Спустя некоторое время ожившая позвала тихим голосом:

– Дети! Не бойтесь, я жива!

После этого она поднялась, села и с их помощью встала из гроба.

– Успокойтесь, дети, – снова сказала она. – Вы испугались, считая меня мертвой? Нет, мне назначено еще немного пожить. Господь по Своей благости желает спасения всякому и, таинственными судьбами руководя нас к блаженству, так все устраивает, чтобы и сама смерть и возвращение к жизни служили многим на пользу!

Что с ней было, когда ее считали умершей, об этом она почти ничего не рассказывала. Только со слезами просила своих детей жить благочестиво и удаляться от всякого греха, утверждая, что великое блаженство ожидает праведных на Небе и страшные мучения ждут нечестивых в аду! После этого она прожила еще шесть недель, устремляя свой мысленный взор к Небесному Отечеству, куда наконец переселилась…

Дай Бог всякому так умереть!

Рассказ священника Григория Воронцова

«Христианской кончины живота нашего, безболезненной, непостыдной, мирной и доброго ответа на Страшном Суде Христовом у Господа просим». Важны и другие прошения в этой ектенье, но, кажется, упомянутое прошение должно особенно занимать наши мысли во время молитвы в храме. Ни один из нас, какими бы крепкими силами ни обладал, как бы ни хвалился добрым здоровьем, не может с полной уверенностью сказать, что проживет столько-то лет. Смерть приходит чаще всего без нашего ведома и застает нас врасплох. И блажен тот, кто усердно просит Господа послать себе непостыдную и мирную кончину. К общему утешению наших православных соотечественников, есть и в наше время такие счастливцы, которым Господь Бог посылает не одно только утешение умереть по-христиански, но и удостаивает такой милости, что посылает на землю Ангела смерти, чтобы он сказал человеку: «Готовься, я пришел взять твою душу!» Вот пример такой истинно христианской кончины.

Верстах в двадцати от моей родины, в небольшом селе Царевского уезда, жил один почтенный старичок – заштатный дьякон. Будучи наделен крепким здоровьем, он, как служитель алтаря, исполнял свою дьяконскую обязанность с горячим усердием и благоговением, остальное же время посвящал работе в саду. Невдалеке от его дома, на живописном склоне горы, окаймленной внизу маленькой речкой и прекрасными пойменными лугами, рос тот сад, в котором давным-давно, с ранней весны и до глубокой осени, трудился старик. Быть в саду, дышать свежим воздухом, окапывать плодовые деревья, подрезать на них старые сухие сучья, лечить разного рода снадобьями заболевшие растения, рассаживать новые деревья, теплее укутывать их на зиму и благодарить Бога после сбора урожая – в этом состояло его счастье.

Не знаю, за его ли добросовестную церковную службу, за честный ли труд в своем саду или, быть может, за какие-нибудь особенные добрые дела, которые видел один Бог, конец его жизни был ознаменован чудом.

В декабре 1860 года, за два дня перед рождественским сочельником, отец дьякон отправился со своим работником в город для покупок к празднику. Закончив все дела, он поехал домой. Подъезжая к своему селу, вдруг он увидел рядом с собой какого-то юношу среднего роста, с открытым лицом, роскошными белокурыми волосами, одетого в какую-то странную белую одежду. Незнакомец сидел на санях рядом с ним и пристально смотрел на него. Старик побледнел от страха, но, собравшись немного с силами, спросил его:

– Кто ты такой, добрый человек?

– Торопись скорее домой, ты сегодня умрешь!

Слова эти показались старику странными, и поэтому после некоторого молчания он спросил:

– Что ты за человек, что предрекаешь мне смерть? Я чувствую себя совершенно здоровым и не понимаю, как я могу так скоро умереть?

– Скажи своему работнику, чтобы он скорее погонял лошадь. Я Ангел смерти, послан Богом взять твою душу!

Тут старец оглянулся вокруг, посмотрел на Божий мир, вспомнил свою родную семью и любимый сад и зарыдал как малый ребенок. Потом он решился просить Ангела, чтобы он, по крайней мере, дал ему время благополучно доехать до дома и успеть приготовиться к смерти. На все его просьбы и слезы был один ответ:

– Торопись, торопись скорее!

– С кем это ты там говоришь, отец дьякон? – спросил работник, обернувшись к своему хозяину.

– Разве ты не видишь, с кем? – начал было старик и повернулся в ту сторону, где сидел Ангел, но его уже ни на санях, ни рядом не было!

Приехав домой и еще не успев переступить через родной порог, старик потребовал у своих домашних теплой воды и чистого белья. Одного сына послал за священником, другого – за свечами и ладаном. Домашние начали спрашивать, для чего все эти приготовления, старик коротко рассказал им все случившееся с ним в пути и старался по возможности успокоить семейство. Вскоре пришли священник с причетником.

– Что это ты, Илья Поликарпович, задумал? Недалеко и праздник Божий, хоть бы еще немножко!

– Нужно исполнить святую волю Божию, отец Трофим! Нет, уж больше не жилец я на белом свете! Живите вы, а моим костям пора на место!

Нужно было видеть в то время лицо почтенного старца, с каким невозмутимым спокойствием смотрел он на все приготовления к своему уходу от здешнего мира. На все вздохи и горькие слезы домашних и близких знакомых он с решительной твердостью отвечал:

– А вы плакать-то бросьте, лучше благодарите Бога за Его великую милость ко мне, грешному!

После исповеди и принятия Святых Таин старик начал заметно слабеть.

– А теперь положите меня в постель, а вы, батюшка, потрудитесь скорее пособоровать меня!

Старика положили в постель, и началось Таинство елеосвящения.

– Господи, прими душу мою с миром! – произнес лежащий.

Все повернулись к нему и с удивлением заметили, что он правой рукой растирал масло по лицу, а левой будто бы что-то прогонял от себя. Так он не переставал делать до чтения третьего Евангелия – именно до того места, где один из учеников фарисейских, изъявляя готовность следовать за Спасителем, сказал Ему: Господи! позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего. Но Иисус сказал ему: иди за Мною, и предоставь мертвым погребать своих мертвецов (Мф. 8, 21–22). При последнем слове старца уже не было в этом мире.

Необдуманное слово матери

Рассказ протоиерея Петра Полидорова

Одна женщина, моя прихожанка, рассказала мне о своей большой скорби, прося молитвенной помощи и пастырского совета.

«У меня было двое детей, – сказала эта бедная женщина, – девочка двенадцати лет и мальчик трех лет. Однажды я послала свою дочь к соседу попросить одну вещь, а та, как ребенок, заигралась с подругами на улице, поэтому возвратилась домой нескоро. Это вывело меня из терпения, и я в порыве гнева сказала ей:

– Чтоб ты сдохла!

В этот же день дочь моя заболела и скоро умерла. Обмыв тело умершей, я стала собираться в город, чтобы купить все необходимое для погребения дочери, а мой трехлетний сын пристал ко мне:

– Возьми меня с собой, мама!

Я отказала ему, а он стал еще больше капризничать и плакать:

– Возьми, возьми!

Мне и так горе, а тут он привязался. Я вышла из терпения и сказала:

– Отвяжись от меня! Чтоб тебе пропасть!

Я ушла в город, оставив дома плачущего ребенка. Когда же я вернулась домой, то нашла сына заболевшим, а затем, через несколько дней, он скончался… Теперь мои дети каждую ночь во сне являются и говорят мне:

– Мама, за что ты нас убила?

Это мне не дает покоя ни днем ни ночью… Научите меня, что мне делать, чтобы успокоить моих детей и самой успокоиться? Наложите на меня какую-нибудь епитимью за мои грехи!»

Сделав наставление скорбящей матери, чтобы она в будущем была осторожнее в словах, я назначил для успокоения ее мятущейся совести епитимью. А насчет детей я посоветовал ей, чтобы она в течение сорока дней подавала просфору на проскомидию за упокой умерших, как она полагает, от ее клятвенных слов. Этот совет она исполнила. Впоследствии она сказала мне, что хотя, как мать, очень жалеет о смерти детей, но они больше не являются ей во сне.

Явление покойной матери

Рассказ священника Г. Тростянского

Июль был в разгаре, стояла нестерпимая жара. Тихо, ни малейшего движения ветерка, освежающего душный воздух. Как заснувшие, стоят запыленные деревья по обеим сторонам дороги. Ни один листочек не шелохнется, и длинные густые тени деревьев, пересекая дорогу, лежат темными пятнами. Дорога ведет в село Флорово, принадлежащее моему знакомому помещику Семену Павловичу Рынину. Вот наконец показалось село. На пригорке виднеется церковь. Золотой крест горит на солнце ярким светом. Дальше видны поля, испещренные копнами скошенного хлеба. Из-за густых деревьев мелькнула крыша барского дома. Он окружен обширным старым садом, в котором растут столетние дубы, липы и множество различных фруктовых деревьев. С одной стороны сад омывает глубокая, причудливо извивающаяся речка.

Я застал Семена Павловича сидящим в тени большого дерева. Рядом с ним была его жена, женщина лет тридцати пяти, и трое соседних помещиков, также со своими семьями. Они о чем-то горячо спорили.

– Все это выдумки, – сказал один из гостей, – игра фантазии, бред!

Я подошел к собеседникам. Мы поздоровались.

– Вот, батюшка, – обратился ко мне хозяин, – мы ведем разговор о явлениях из загробного мира. Петр Петрович, – указал он мне на одного из своих товарищей, – совсем не верит таким явлениям. Скажите нам, пожалуйста, бывают ли явления умерших нам, живущим на земле?

– Такие явления, – сказал я, – отрицать нельзя, и нужно иметь большую дерзость, чтобы решиться на это. Можно привести много случаев, где эти явления подтверждены бесспорными доказательствами и, следовательно, должны быть приняты как факты, наглядно доказывающие истинность явлений из загробного мира.

При этом я рассказал несколько случаев, о которых мне довелось прочитать, и, между прочим, о видении митрополиту Платону, о котором владыка рассказал мне сам. Через некоторое время гости начали расходиться по саду. Мы с хозяином также отправились прогуляться по его тенистым аллеям.

– Несколько лет назад, – заговорил Семен Павлович, когда мы остались вдвоем, – со мной произошел удивительный случай, о котором, кроме меня, никто не знает. После смерти моей матери я стал наследником богатого имения. Было мне тогда двадцать четыре года. Предоставленный самому себе, я повел самую безалаберную и разгульную жизнь. Постоянные кутежи с товарищами, игра в карты и тому подобное стали моим образом жизни. Так прошло года два. О Боге, о церкви, о постах и помину не было, хотя моя покойная матушка была глубоко верующей женщиной, она строго соблюдала уставы Православной Церкви, в повиновении которой и меня старалась воспитать. Однажды днем я сидел в своем кабинете, задумавшись над раскрытой книгой. В это время в доме, кроме меня и моего лакея, который находился на кухне, никого не было. Вдруг в моей комнате тихо открылась дверь. Я оглянулся и замер. На пороге стояла моя покойная мать и строго на меня смотрела. Потом она указала на икону Спасителя, висевшую на стене, трижды осенила меня крестным знамением и удалилась, мягко и часто ступая, как это она делала при жизни. Я хотел броситься за ней, но не мог сдвинуться с места, хотел крикнуть, но язык меня не слушался! Только минут через пять я был в состоянии подняться и позвать лакея.

– Иван, – сказал я, – ты никого не видел?

– Никого.

– И ничего не слышал?

– Слышал, – сказал он, – как будто шаги по направлению к вашему кабинету. Вероятно, кто-нибудь приходил к вам.

– Да, – отвечал я, – у меня был дорогой гость.

После этого я прекратил всякие расспросы об этом. Явление моей матери сильно поразило меня и заставило задуматься о моем нравственном состоянии. И не будь этого явления, кто знает, что было бы со мной! Быть может, я погиб бы в житейской тине, как погибли многие из моих прежних товарищей.

– Да, – заключил свой рассказ Семен Павлович, – дивны и непостижимы пути, которыми Отец Небесный влечет души и сердца грешников к покаянию и спасению!

Поучительное сновидение

Из келейных записок инока

Меня сильно смущал помысел оставить монастырь и уйти в мир. Соглашаясь с этим помыслом, смутившись сердцем, я вполне предался отчаянию и решил непременно уйти в мир. Это было в четверг, а я предположил остаться в монастыре только до воскресенья. На следующий день, в пятницу утром, меня разбудили к службе, но я по обычной моей лености лег опять в постель подождать, когда зазвонят к утрене, и заснул. Мне приснилось, будто я умер, и умер без покаяния. Сижу я над своим телом и сильно плачу. Мне показалось, что я буду осужден на вечное мучение в аду. Я стал молиться: «Господи, если бы я знал, что умру в эту ночь, я сходил бы к духовнику, покаялся, упросил бы братию помолиться обо мне!» Потом я стал думать, что ведь Господь долготерпелив и многомилостив. Богу же все возможно!

В ту же минуту около меня возник юноша прекрасный лицом, в белой шелковой одежде, по груди он был крестообразно опоясан розовой лентой. Он взял меня за руку и повел куда-то в темное место. Что я там увидел! Сидит много обнаженных людей, одни горько плачут, другие стонут, а некоторые скрежещут зубами, рвут на себе волосы и кричат:

– Увы нам, о горе! О беда!

При этом зрелище мое сердце исполнилось страха и ужаса, так что я весь затрепетал. Юноша, водивший меня, сказал:

– На это место мучения мы пришли широким путем. Пойдем, я покажу тебе, куда ведет тесный путь, место, в которое приходят многими скорбями.

Как только юноша произнес эти слова, явился другой, во всем подобный первому, и назвал его по имени. Но это имя я не могу вспомнить. Он взял меня за руку и сказал первому, водившему меня:

– Пойдем к гробу, там начали петь панихиду.

Мне показалось, что мы вошли в наш собор. Я не увидел там гроба и тела, только слышал пение: «Благословен еси, Господи, научи мя оправданием Твоим». Мне стало легко и радостно. Первый юноша сказал:

– При пении панихиды душе всегда становится весело.

Потом мы вышли из собора и оказались перед большим прекрасным храмом. Мы остановились перед его вратами. Я увидел около них множество Ангелов в белых сияющих одеждах, лица их были неизреченной красоты. Мы хотели войти внутрь, но два путеводителя, бывшие со мной, вошли, а я остался снаружи. Меня не пустили стоявшие там Ангелы, и я услышал, как один из них сказал:

–  Не войдет в него ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в книге жизни (Откр. 21, 27).

Один мой путеводитель, обратившись назад, сказал Ангелам:

– Пустите его, Бог милосердствует о нем!

По его слову Ангелы расступились, и только я вступил на порог врат, как раздался голос:

– Это врата Господни, праведные войдут в них!

Этот голос был таким дивным! Когда мы вошли в храм, я увидел в нем множество людей разного звания и возраста. Одни из них держали в руках кресты, другие – ветви с деревьев, третьи – цветы, некоторые – свечи, а иные ничего не имели в руках, но были очень радостны. Воздух был тонкий и приятный, голубоватого цвета. Мой Ангел сказал:

– Смотри, это покой мирских людей, пойдем дальше, я покажу тебе покой монахов, потрудившихся в обители.

Мне показалось, что мы идем по лестнице вверх, и я осмелился спросить водившего меня:

– Позвольте узнать ваше имя?

– Мое имя Послушание. Помни же, что послушание ведет тебя в Царство Небесное!

Как только Ангел произнес эти слова, мы очутились перед большими вратами, вошли в них и оказались в какой-то обители, несравненно лучше первой, сияющей лучезарным светом неизреченной красоты. Ангел сказал:

– Это покой монахов.

Я стал любоваться красотой этой обители, посмотрел налево и увидел множество Ангелов, которые плели венки из цветов. Цветы были различные, но такой красоты, которую я даже не мог себе представить! Я спросил водившего меня Ангела:

– Для кого эти венцы?

Он ответил:

– Для усердно работающих Богу, для тех, кто с самоотвержением терпит скорби. Сказано: возложи на Господа заботы твои, и Он поддержит тебя. Никогда не даст Он поколебаться праведнику (Пс. 54, 23). Терпи и ты, терпение преодолеет все скорби! Сам Господь сказал: терпением вашим спасайте души ваши (Лк. 21, 19). Потрудишься немного, зато вечно будешь здесь со святыми отцами. Все они терпением заслужили славу. Еще сказано: если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф. 18, 3).

Мы пошли дальше. Вокруг была дивная красота, текли прозрачные реки, от деревьев и цветов воздух наполнился приятным ароматом. Ангел сказал мне:

– Апостол Павел, увидев славу, уготованную любящим Бога, желал разрешиться и быть со Христом (Флп. 1, 23). Пророк Давид, мысленно созерцая Царство Небесное, говорил: как вожделенны жилища Твои, Господи сил! Истомилась душа моя, желая во дворы Господни; сердце мое и плоть моя восторгаются к Богу живому (Пс. 83, 2–3). Слышишь, сколько я привел тебе свидетельств? Смотри, не угаси зажженный светильник веры, старайся наполнить твой сосуд елеем добрых дел, чтобы ты мог с радостью встретить Христа. Если будешь таким, как теперь, я всегда буду с тобой, – сказал Ангел.

И мы пошли дальше по обители, наслаждаясь чудесной небесной красотой. Когда мы проходили мимо Ангелов, один из них тихо коснулся моего плеча и сказал:

– Блажен ты, юноша, что оставил мир, возлюбив Христа!

Мы подошли к дивному храму и вошли в него. Я увидел слева три аналоя. На первом лежал Крест, украшенный цветами, на втором – Евангелие, на третьем – икона Божией Матери «Знамение». В храм зашли иноки и стали прикладываться к святыням. Одеты они были в белые одежды и шли с великим благоговением. Впереди шли игумены, за ними архимандриты, потом иеромонахи, монахи и послушники. Ангел, указывая на них рукой, сказал:

– Это монахи, потрудившиеся в вашей обители.

Он назвал каждого по имени, но я не запомнил. Я спросил у него:

– Где недавно умерший отец Иоанн Асеев?

Ангел отвечал:

– Он здесь.

– А его можно увидеть?

– Нет, увидишь его позже. Пойдем и мы приложимся.

Когда мы подошли к кресту, Ангел сказал:

– Перекрестись, – и перекрестился сам.

Мы приложились к кресту, Евангелию и иконе. Тогда хор начал петь: «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко». Весь храм наполнился такого благоухания, что невозможно представить! Пение так было прекрасно и отрадно для сердца! В этом храме не было иконостаса. Вместо него я увидел огромный занавес розового цвета, и по всему храму сиял свет светлее солнца, так что невозможно было смотреть вверх от сильного блеска. Тогда Ангел сказал мне:

– Теперь тебе пора к утрене, только помни, что имя мое Послушание. Теперь ты видел славу, уготованную любящим Бога. Не скорби же, что пошел в монастырь, ибо этого духовного пристанища многие желали, но, не будучи избранными, не могли его достичь.

Я проснулся. Сердце мое трепетало от страха и радости. В этот момент зазвонили к утрене…

Обращение старообрядки

Рассказ священника Михаила Лавденкова

Однажды я был приглашен одним из моих прихожан, помещиком Белкиным, в день его именин отслужить молебен. По окончании молебна все гости стали общаться, только одна почтенного вида дама стояла молча и, видимо, продолжала молиться. Наконец она положила три земных поклона и, повернувшись ко мне, попросила благословить ее.

– Это моя матушка, познакомьтесь, – сказал хозяин.

Обменявшись с ней приветствиями, мы сели рядом за стол и стали беседовать. Когда разговор коснулся предметов веры, моя новая знакомая оживилась. Она слушала меня с большим вниманием, но при этом часто повторяла:

– Господи! Грех юности моей и неведения моего не помяни!

Сначала я принял это за поговорку, но услышав при этом тяжелые вздохи, решился спросить, какое значение имеют ее слова.

– Ах, батюшка, – сказала она, – можно ли святые слова обращать в поговорку? Если вам интересно, я расскажу дивный случай из моей жизни, к которому имеют отношение эти слова. Пойдемте на террасу. Я вам все расскажу как пастырю!

Мы вышли из-за стола и очутились на террасе. Она продолжала:

– Мне уже больше восьмидесяти лет. Я чувствую, что недалек конец моей земной жизни, поэтому лгать мне не приходится. Поверьте мне, что сказанное мной будет истинной правдой! Господи! Грех юности моей и неведения моего не помяни! На мне, грешной, показал Господь Бог Свою милость. Если бы не Его благодать, быть может, я бы навсегда погубила свою душу, находясь в страшном заблуждении. Я родилась от богатых и благородных родителей, они были глубоко верующими людьми. Увы, с семи лет я осталась круглой сиротой и была взята на воспитание двоюродной бабушкой, бедной дворянкой, жившей одним подаянием. Но беда была не в ее бедности, а в том, что моя бабушка была старообрядкой, или, правильнее, раскольницей. Она была в секте беспоповцев, в которую и меня вскоре совратила. Имение моих родителей было отдано в распоряжение опекунам, которые не только не обращали никакого внимания на мое воспитание, но и само имение разорили. В итоге они подделали документы и тайно передали его моему дяде.

Когда я достигла совершеннолетия, мой недобрый дядя, чтобы ему удобнее было владеть несправедливо захваченным имением, зная крайнюю бедность моей бабки и мою неопытность, хотел было выдать меня замуж за своего крепостного человека. Но Господу, Отцу сирот и несчастных, было угодно устроить иначе.